“да будет проклято и то, и это,

Она и он - мне дела нету

Бездонно проклятье, бездонны моря

Источник великого, источник всея

Услышьте пагубные песни,

Рыдайте в такт, рыдайте вместе

Бездонно проклятье, бездонны моря

Они примут все, ни на что не смотря...”

-“Гунги, гунги... Мумуши умо санга. Погги у дунго?” - вдруг низкий, трубный, как у чревовещателя, голос неожиданно прервал речь Абраксиса.

Создание развернулось на звук и в глубочайшем замешательстве взглянуло на спокойные, темно-синие, но с зеленоватым отливом воды вечного океана.

Из вод его показалась сначала голова, затем шея, а затем и всё нелепое создание выползло на берег.

Проще всего его было описать так: мясистый гриб с длинной ножкой, проросший через панцирь улитки-ампулярии. “шляпка” гриба была бирюзовая, с черными прожилками, а нижняя её часть, как и ножка, были кремово-белого оттенка. на верхней части ножки образовывалось несколько складок, под которыми виднелись несколько черных отверстий - очевидно, глаза. Чуть ниже свисали несколько щупалец, образуя нечто вроде бороды. Панцирь был рельефным, покрытым отвратительным, нарушающим все известные законы геометрии, узором, и окрашен в такие цвета, коим нет названия ни на одном из языков, порожденных Сердцем. На панцире росли прекрасные, яркие, сочные растения, грибы и кораллы. В некоторых местах они покрывали раковину настолько, что она была похожа на пышную пятнистую пену, на рыхлую, сочащуюся лимфой, губку, обволакивающую угольно-черные города, расположившиеся во впадинах на панцире.

В целом, существо имело довольно забавный и нелепый вид. Эта “Улитка” поднималась по пепельному склону, оставляя за собой широкий след из полупрозрачной, непередаваемого цвета протоплазмы, в которой тут же начинали копошиться совершенно невообразимые, противоестественные формы жизни. Даже обугленные трупы вначале покрывались порослью лишайника, а затем на них вырастали образования неизвестной природы.

“Мумуши ола, мумуши о нунгоо. Мюша? Дунго мюша? Гунги, гунги...” - Проговорила “Улитка”. Интонация этого создания не была злой. не была радостной. Не была грустной. Казалось, её вообще не было, а в трубном голосе явственно слышались плеск волн и шепот ветра.

Абраксис был в бешенстве. Как смела эта нелепая тварь нарушать его концентрацию и попытки понять узоры самого бытия? Жалкую смертную он не считал даже за помеху.

*...Ещё одно воспоминание... На шаг ближе...*

Однако, он не нападал на “Улитку”. От этой твари исходила мощнейшая аура, и Абраксис понимал, что скорее всего, эта битва станет для него последней.

На смертную же созерцание сего зрелища подействовало совершенно ужасно. На её сознание, уже и так сломленное и растоптанное, вид совершенно невообразимого создания подействовал удручающе. Все ещё содрогаясь от рыданий и сильнейшей боли во всем теле, она попыталась отползти, однако один из обугленных трупов схватил её за ногу и потащил в сторону “Улитки”. Жертва задергалась и попыталась вырваться, однако было уже поздно. Трупы перевернули её на спину и прежде, чем она попыталась освободиться, швырнули её прямо в пузырящуюся протоплазму. Жертва отчаянно закричала. Тело её содрогнулось, конечности начали сплетаться между собой, а кожа сползать, обнажая мышцы, а затем и кости. Вскоре она обратилась в пестрый, сочащийся кровью клубок, затем рассосавшийся в протоплазме.

“Няш ула мюша? Шруба дунго ола, ола му... Гунги.” - пробормотало нелепое создание.

Почему ты это сделал? - задал вопрос Абраксис.

-Я всего лишь проявил к ней милосердие, - Ответила “Улитка”. Это нечто обратилось к Золотистому Коллапсу на языке, понятном им обоим - языке мыслей.

-Что ты вообще такое? - Спросил Абраксис. Впервые за невероятно долгий срок он испытывал сильнейшее удивление.

-Я - Парамушир, воплощение и хозяин Океана. Она - несчастная душа, сбившаяся с пути и застрявшая в порочной, эфемерной концепции. Они все застряли. Вы все застряли. Ты просто зашел дальше их всех. Однако, Ты также связан с Божественным Океаном ожиданием правды, что должна ожить перед твоими проклятыми глазами. Ты бродишь в волнах, в поисках конца Сердца. Его эпитафия уже написана и, когда Тьма наконец заговорит, ты узнаешь проклятое имя Палача. Но станет ли палач исполнять экзекуцию - мне неизвестно, - Абраксису показалось, что Создание говорило так, будто рассказывало уже случившуюся историю.

-Ты говоришь, что концепция Сердца эфемерна. Но чем Океан лучше? Уверен, там также есть место нечистотам и ненависти. И если это так, то я вначале присоединю их, а затем Океаны выкипят в золотистом пламени.

-Сердце эфемерно, ибо концепт, раздираемый внутренними противоречиями, неспособен существовать долго. Появление того, кто сожжет проклятый Макрокосм и заставит судьбы страдать, было лишь вопросом времени. Океан же принимает всё. Нет, его существа не грызутся друг с другом, но существуют в истинной гармонии, вне размытых граней добра и зла, света и тьмы. Лишь вечное наслаждение. Нет, не низменная похоть Сердца, но истинное счастье.

-Счастье незнания. - в ядовитом, потустороннем голосе Абраксиса прорезались хрипящие нотки - признак глубочайшего презрения, - Они не знают о том, что за пределами Океана, не так ли? Они не могут взглянуть на себя со стороны. В этом проблема любой концепции. Каждая слишком чужда для другой, дабы прийти к сосуществованию. Я вижу это, как единственный, кто превзошел сам Космос.

-Ошибаешься. Не единственный.

-То есть... кто-то уже был до меня? Если да, то кто?

-Анциллия. Нет-нет, не удивляйся. Все предельно просто. Океан невероятно многообразен, и подчас в нем зарождаются самые невероятные существа. Одним из таких стала Анциллия. Она видело Море несовершенным, ибо никто не воздавал ей почестей, ведь каждому отведена своя роль, а вид иных существ вызывал у неё лишь отвращение. И тогда впервые прозвучали такие понятия, как свет и тьма. Как добро и зло, - Парамушир говорил все так же монотонно, однако Абраксис отчетливо видел, как из его черной глазницы капнула самая обычная, прозрачная слеза. - нашлись те, кто поддержал столь отвратительный, новый концепт. Вдохновленная полученной поддержкой, она устроила чудовищную резню. Кровь лилась целыми подводными течениями, горы трупов возвышались над поверхностью, а её огромный меч раскалывал целые измерения. Однако, в какой-то момент битва стала раздваиваться. Существовавшая реальность разделялась и разделялась на осколки. Гибнущие и молящие о пощаде создания в то же время рвали плоть подчиненных Анциллии, а глаза их горели неистовой яростью. Разделилось и их сознание: они чувствовали себя одновременно и живыми, и мертвыми; и существующими, и несуществующими. Впервые за бессчетные эоны победа и поражение разделились, и каждое в равной мере ощущалось обеими сторонами. Океан обратился в бессчетные триллионы зеркал, отражающих лишь порок.

И тогда из Океана поднялось Сердце. Анциллия была удовлетворена. Она видела победу над “Злом” в моем лице. Я же лишь смотрел, как рушится вечная гармония. Как Океан принимает все, так и Я, его хозяин, принял Сердце и поражение.

В Океане найдется место каждому. И даже такому, как ты. Я вижу, что ты понял суть порока. Душа твоя раскалывается, и в ней нет ничего, кроме золотистой скверны, что олицетворяет лишь бесконечную ненависть. Так позволь же волнам затушить это неистовое пламя. Оставь дальнейшие попытки создать идеальный мир, ведь ты УЖЕ нашел свой потерянный рай. Ты пришел к Океану, существуя внутри Сердца, а это уже стоит немало. Так отдайся же волнам гармонии, в которые ты так долго вглядывался! Позволь водам жизни залечить чудовищные раны. Обрети свой истинный дом...

Абраксис полусидел на пепельном берегу в глубокой нерешительности: впервые за его вечное бытие к его истинной сущности обращались без доли злобы. Более того, даже предлагали помощь, предлагали то, к чему он так долго шел. Однако, теперь он колебался. Он слышал пение своего Хора, своей коллекции судеб, и судьбы эти вели его взор к чему-то иному.

Пока Абраксис сомневался, воды океана подступили ближе, и в водоворотах их резвились странные нимфы из морских, не знающих времени глубин. Бесшумная бесконечность вскипела вокруг Золотистого Коллапса и понесла его прочь от омерзительной оболочки, так и застывшей в руинах колоссального собора. Они понесли его в глубины океана, к циклам столь чуждым, что любое сознание Сердца разорвалось бы от нежелания принимать их существование. И там, в этих отдаленных сферах, Абраксис в первые за бессчетные эоны отдался наслаждению. Он предавался ему долго, пока приливы, по его же собственному приказу, не вынесли его на поверхность и не оставили на зеленом берегу, согреваемом янтарным закатом и пропитанном дуновением лотоса.