"И в ужасе я оглянулся назад,

И понял безумие жизни.

— Померк! да, померк торжествующий взгляд,

Ты понял безумие жизни!

О голос безвестный, ответь мне, молю:

Что правда, где путь, в чем спасенье?

— Спасутся — творящие волю мою,

Кто против — тем нет и спасенья!

В безумии жизни я не был рабом,

Не буду и ради блаженства!

— Блуждай же, безумец, в томленьи пустом:

Тебе не изведать блаженства!"

К Божеству, греющемуся в лучах заката и вглядывающемуся в пустоту, подполз Парамушир.

- Почему же ты не хочешь отказаться от своих поисков ради вечной гармонии? Разве это не то, к чему ты шел перед тем, как сжечь мультиверс, порожденный Cердцем?

- Потому что теперь я видел слишком много. Ты слышишь этот шепот? Это тихое пение, что звенящим безумием отдается в твоей голове? Хор - не просто души поглощенных мной низших существ. Хор - воспоминания, горящие в огне скверны, но так никогда и не сгорающие в ней. Каждое воспоминание - целая история. Вслушиваясь в их тихое пение, я понимаю общую судьбу, начинаю читать космический узор, покрывающий все, но невидимый даже для ока той, что встала на защиту Сердца. Узор сего нарыва на теле вечности груб и прост. Его я понял уже очень давно. Узор Океана невероятно красивый и утонченный, однако все также примитивен. И тогда я обратил свой взор на узор пустоты. Я вглядывался в неё настолько долго, что она сама начала вглядываться в меня. До меня начали долетать обрывки мыслей, и мысли эти были удивительно сходны с моими. И тогда я понял, что пустота лишь кажется мне пустотой, ибо все это - мысли, совпадающие с моими собственными. Но мысли не рождаются сами по себе. Они кому-то принадлежат. Вероятно, мы все - лишь пленники разума высшего существа, чье извращенное подсознание и породило все эти концепции. Но мысли эти принадлежат и мне. Пустоту можно заполнить, и я заполнил её своей Скверной. А это значит, что Я - подлинный хозяин этого места. Я - аватар высшего. И потому я отдаю себя Пустоте. Разве я смогу придаться забвению, наслаждению и гармонии, зная чудовищную истину? Зная то, что я могу убить Сердце, но при этом не делать этого? Существуя лишь в виде жалкого концепта? Мы все - лишь безмолвный хор, играющий свою музыку на струнах чужой души, слишком сложной, дабы её понял хоть кто-то из нас...

*...Кроме меня... Ибо мы едины...*

Парамушир, не проявлявший до этого никаких эмоций, вдруг беспокойно замотал головой, задергал щупальцами, испуганно заморгал “глазами”. Его удивило то, что это, на первый взгляд, слабое порождение Сердца сейчас выходит в своем познании за любые возможные рамки. Сам хозяин Океана никогда об этом не думал. Он ограничивался тем, что знал с самого момента своего зарождения, и не предпринимал попыток узнать больше. Взгляд на то, как этот молодой Демиург осознает себя аватаром самой Пустоты, напугал это добродушное создание до глубины души, если понятие души вообще было к нему применимо.

- Что-ж, я принимаю твой отказ. Каждому свое. Признаюсь, я бы хотел не убить Сердце, а вернуть его в Океан. Единство должно быть достигнуто. Однако, запомни мое слово: будь осторожен. Даже подготовленный разум может не выдержать мощи Сердца. Увиденное там может сильно повлиять на тебя, и результат может быть совсем не таким, как ты ожидаешь. И главное - слушай лишь самую свою суть, - С этими словами Парамушир, развернувшись, пополз в сторону спокойных, темно-синих вод.

*...Удивительное создание... Слабая душа... Я чувствую, как чудовищная сила переполняет оболочку, а потоки космических энергий проходят сквозь рассудок, многократно увеличивая мощь Скверны... Теория верна... Мощь пустоты - на моей стороне...*

Абраксис, едва распрямив пару особо крепких щупалец, выполняющих роль опоры, позволяя ему находиться в неком полусгорбленном состоянии, легко оторвался от мягкой, душистой, с изумрудным отливом травы и направился в сторону, где размыто, словно сквозь призму, посреди бескрайней Пустоты виднелись очертания Сердца. Его щупальца и плавники слабо шевелились, хвост безвольно повис, словно туша быка на мясницком крюке, руки твари были сплетены в замок на груди, а чудовищная голова была направлена вперед. С каждого из ртов капали золотистые капли, растворяясь в бездне. Вокруг Абраксиса повисла отвратительная, абсолютная, звенящая тишина. Тишина, что давит на разум, наполняя его ужасными видениями, а затем вырывая их, и оставляя лишь Пустоту. Лишь пение хора отдавалось в сознании.

Сколько же продолжалось странствие Того, кто превзошел Космос? Мгновение? Мириады эонов? Он и сам потерял счет времени, ибо время не было важно для него. Он лишь продолжал вслушиваться в переплетение судеб, находя в них все новые и новые смыслы, позволяющие ему и дальше связывать себя с Пустотой всё новыми и новыми нитями.

Но наконец, Сердце приблизилось. Нет, оно не вышло из сероватой дымки, однако Абраксис явственно ощутил его полуматериальную, эфемерную оболочку на ощупь. Несмотря на то, что выглядело оно расплывчато, словно кисель, на ощупь оно было словно стекло, которое полировали несколько десятилетий без перерыва. Тут же Его разум наполнил запах тысяч разлагающихся трупов вперемешку с благоуханием красивейших горных цветов, а Хор из едва слышного пения обратился настоящей симфонией боли.

*... intelligere omnia antequam reverti...* - Абраксис вновь оторвал у себя ещё одно ребро, тут же принявшее форму острейшего клинка, и вонзил его в сферу в своей грудине. Тварь не издала ни звука, а кинжал, едва лезвие прошло сквозь оболочку Сферы, тут же подвергся коррозии, в мгновение ока разъевшей его до состояния тончайших нитей с огромными полостями между ними.

После этого Золотистый Коллапс, провернув лезвие несколько раз в одной из рук, всадил его в Сердце. Оболочка поддалась неожиданно легко, разрезанная, словно выброшенная на морской берег медуза. Абраксис просунул в открывшуюся полость свои руки и попытался пролезть внутрь. Тут же из раны хлынула маслянистая, белесая, чуть сероватая жидкость, со страшным шипением начавшая разъедать руки и тело. Тварь хрипло вскрикнула и отстранилась от раны.

*...Umbral pallium...* - Искаженные, постоянно меняющиеся тени начали обволакивать Существо. Они покрывали его, словно мантия, размывая очертания его тела, отклоняя любые угрозы, не позволяя ранить своего Повелителя.

*...Пустота есть во всем... и даже в тебе...*

Ужасающее облако, настоящий танец искаженных теней, легко прошло сквозь тончайшую полость. Едва Абраксис оказался внутри, как тут же его сознание захлестнул водоворот самых разных эмоций, однако покров золотистых теней отклонял их, не давая разорвать сознание на тысячи противоборствующих частей.

*...Мы противоречим друг другу... Но мы едины... И ты питаешь меня, ибо я - противоречие во плоти...*

Едва Туманная, расплывчатая пелена окончательно рассеялась, Абраксис обнаружил себя в совершенно странной, неестественной помеси колоссального тронного зала и фабричного цеха. Белоснежные стены покрывал прекраснейший рельефный узор, за балконами, из сероватой дымки проступали ветви деревьев с черными цветами, огромные колонны поддерживали скрывшийся в космической туманности потолок, а по центру зала стоял ослепительно-белый, с черными прожилками, громадный трон, покрытый замысловатой резьбой и украшенный прекрасными изваяниями растений и всевозможных существ. Тут же располагались всевозможные станки, трубы, переходники, баллоны и прочие атрибуты цеха, своей обыденностью и приземленностью создавая некоторое противоречие с ослепительным великолепием зала.

По залу сновало множество странных существ. По внешнему виду их можно было разделить на два типа: Одни - Высокие рыцари с тонкими конечностями и двуручными клинками в руках. Вторые - громадные жуки со страшными челюстями, невероятно длинными усиками и двумя парами полупрозрачных крыльев, располагающихся на не покрытых надкрыльями спинах. Однако, их объединяло одно: все их тела были покрыты глянцево-белой пластинчатой броней.

Рыцари, увидев Абраксиса, в мгновение ока построились меж колонн и приклонились на одно колено, опершись мечами на пол. Золотистый Коллапс, внешне не обратив на это никакого внимания, прошел к трону. У трона сидели два жука и передними лапками заканчивали резьбу. Абраксис, любопытства ради, ткнул в одного из них своим щупальцем. Жук недовольно зажужжал и отпрыгнул в сторону. Все пластины, из которых состояла броня, на мгновение разлетелись в стороны, обнажая черное, полужидкое нутро этой твари. Через несколько мгновений, как только оболочка вновь собралась воедино, жук вернулся на место и возобновил свою работу.

Вдруг мелодичное, едва слышное пение Хора разорвал ужасный вопль, звучащий совсем по-человечески. В чернильного оттенка сфере в груди Того, кто превзошел Космос образовалась трещина. Из неё буквально вырвалась изящная женская рука, полуразложившаяся и покрытая кучей слизи, множеством язв, из которых вытекал пузырящийся гной, капая на идеально чистый пол залы. Создательница, чуть только оказавшись в родной стихии, тут же попыталась вернуться в свой тронный зал. Однако, Скверна не желала отпускать её. Вновь тысячи гниющих щупалец обвили тонкую руку и часть грудины, стянувшись в тугой узел. Он затягивался все сильнее, пока, наконец, не раздался мерзкий хруст, и рука не оказалась оторвана от тела Богини. На серый, с металлическим отблеском, ослепительно-чистый, рельефный пол закапала серебристая кровь вперемешку с бледно-золотой скверной, слизью и гноем.

*...Ты можешь пытаться бороться, но Хор возьмет свое... Твое сознание - мое... Навсегда...*

Золотистый Коллапс поднес оторванную конечность к своей голове и засунул в одну из своих изуродованных, осыпающихся пастей. Вновь раздался хруст.

Едва рука Создательницы полностью исчезла в чреве Твари, как рыцари, все это время лишь наблюдавшие за происходящим, мгновенно поднялись с колен и приняли боевые стойки, а целые рои жуков с угрожающим жужжанием сидели на стенах: стражи Анциллии жаждали отомстить за свою госпожу.

“Ну что ж... Вызов принят!” - С некоторой иронией произнес Абраксис фразу, сказанную им же бессчетные эоны назад, и тут же просунул руки в щели между ребер. Послышалось чавканье. Из полости показалось ещё 4 руки, однако это оказались 4 рукояти огромных, монструозных мечей, сплошь обвитых гниющей плотью тысяч могущественнейших существ, когда-то поплатившихся за свое безразличие.

Битва началась. Мечи с хлюпаньем проходили через полужидкие тела стражей Сердца, разбивая пластины и заливая пол черной, густой жижей. Рыцари целыми легионами пытались хотя бы ранить Золотистый Коллапс, по воздуху носились мириады насекомых, однако все было тщетно. Любой удар лишь растворялся в облаке теней, а любая рана мгновенно затягивалась. Вновь вспыхнуло пламя ненависти. Когда ломались мечи, Абраксис призывал всю мощь Скверны, тут же испепеляющей целые легионы могущественных и, бесспорно, сильнейших воинов. Когда Пламени было недостаточно, он сам бросался на жертв, голыми руками разрывая их мягкие, податливые тела.

Однако, через колоссальное количество времени, казалось бы, бесконечные полчища стражей-таки подошли к концу. В тронном зале не осталось ничего живого, кроме Скверны. Весь пол был залит гноем вперемешку с черной жидкостью, тут и там валялись части доспехов тех, кто стал очередными жертвами Того, кто превзошел Космос.

Абраксис взглянул на трон: лишь он уцелел после чудовищного сражения. Он стоял на пьедестале, словно предлагая сесть на него, почувствовать себя подлинным владыкой, отдать первые приказы мириадам существ в белой броне, что с охотой соткут новый мир...

*...Нет... Я никогда не займу Её место...*

Золотистый Коллапс вертикально поднял одну из циклопических колонн, и с силой обрушил её на пьедестал. Раздался оглушительный грохот, словно две гигантские плиты столкнулись друг с другом, разогнанные до скорости света. Сама реальность, в которой происходило действо, треснула, как стекло. Абраксис вновь поднял колонну и нанес новый сокрушительный удар, пришедшийся на этот раз по одному из “компрессоров”, перекачивающих маслянистую жидкость серебряного цвета, от которого доносился мерный, ритмичный стук. Новая трещина в реальности, новый шрам на теле Сердца. Из разбитого вдребезги аппарата хлынула серебристая жидкость, заливая все вокруг. Стук на мгновение прервался. Вновь поднялась серебристая дымка, размыв очертания залы, окутав Того, кто превзошел Космос.

Едва туман рассеялся, как Абраксис обнаружил, что вновь оказался в центре своего же апокалипсиса. Вновь горящие в пламени ненависти мультиверсы вращались вокруг колоссального квазара. Вновь огромнейший аккреционный диск осветил непроглядную тьму золотистым сиянием. Вновь бесчисленные существа, когда-то презиравшие его, умоляли его о пощаде. Вновь он шел по этой чавкающей массе плоти, словно винодел, давящий виноград. Вновь его безумный, тихий смех разлетался над гибнущим краем, словно крик стервятника над полем битвы. Но он не собирался что-либо менять. Он ненавидел каждого из них. Ненавидел настолько же сильно, как ненавидел сам концепт Сердца. В этих несчастных душах он видел лишь новые воспоминания, что послужат ему в поисках истины...

*…Absoluta fi...*

- Постой! - Абраксис не успел закончить свой приговор для этого мира. Его прервал голос, который он узнал бы в любом из миллиардов обличий. Голос, который заставлял его чувствовать такую ненависть, что даже Пустота вокруг начинала буквально плавиться.

Он обернулся и увидел... Создательницу, как будто в нерешительности протягивающую к нему руку, словно собираясь дотронуться до “плеча”.

*...Откуда... Впрочем, не важно... Такой же фантазм, как и те жуки...*

- Я понимаю тебя. Понимаю, насколько тебе больно, - говорила Анциллия своим прелестным, мелодичным голосом, - ведь во мне тоже есть эта частица, что несет лишь зло и дарит мучительные кошмары. Но почему же ты предпочел позволить ненависти полностью захватить твой рассудок вместо того, чтобы попытаться перебороть её, наконец найти место в этом неидеальном, но потому таком родном мире?

- Задумайся, - Богиня уже чуть ли не поглаживала Того, кто превзошел Космос по изуродованной грудине, - ведь не каждый, кто сейчас умоляет тебя о пощаде, был чудовищем. Погибли совершенно мирные, безобидные миры, населенные прелестными и совершенно безвредными созданиями, никогда и никому не желавшие зла. Но ещё можно все исправить. Мы совершенно разные, Скверна. Но ведь противоположности притягиваются, разве нет? Так зачем мы же мы сражались ещё тогда? Давай объединимся и создадим по-настоящему идеальный мир. Мир, где ты получишь все, о чем когда-то мечтал.

- И ты думаешь, что я поверю? - голос Абраксиса стал прежним - шипяще-ядовитым, разъедающим саму материю, - а как же Парамушир и Океан? Мне слишком хорошо знакомо твое милосердие, дабы я ещё хоть сколько-то верил в это проклятое Сердце.

Едва Абраксис сказал об улитке Океанов, как на лице Создательницы отразился какой-то совершенно по-детски наивный испуг. Словно она стала обычной смертной, находящейся там, внизу, посреди куч тел и кровавых рек, стекающих с них. Она не ожидала, что этот когда-то бессильный прокаженный с колоссальной жаждой знаний и высокими целями зайдет настолько далеко. Абраксис же, увидев это поистине детское недоумение, выглядящее в его глазах всего лишь тупой гримасой насмешки, лишь пустил хриплый смешок и с чавканьем вдавил свою руку в жирный, влажный, сочный, пульсирующий комок гноящейся органики, завалившей один из миров. Тут же комок вспыхнул, распространяя тошнотворный, гнилостный запах. Спустя некоторое время из-под обгорающих слоев плоти, хитина и разваливающихся стволов деревьев показалось странное образование: это был абсолютно ровный стальной шар поистине колоссальных размеров, однако для Золотистого коллапса, чья чудовищная оболочка раскинулась на тысячи и миллиарды световых лет посреди бледно-золотого великолепия, это образование было не больше обыкновенного мяча. Абраксис, сдавил шар, от чего по тому пошли трещины, и с хлюпаньем вытащил его из сердца разлагающейся вселенной. Оболочка, лишенная ядра, тут же обрушилась, поглощенная золотистым пламенем. Тот, кто превзошел Космос даже не смотрел на Богиню, а лишь задумчиво крутил в руках сферу, пристально вглядываясь в трещины на ней, точно пытаясь найти в них какой-то смысл.

Анциллия, глядя на это, и думая над его словами, приходила в недоумение: почему же он, её творение, проникся жалостью к другой концепции? Почему же он ненавидит всех её детей и её саму? Вдруг она поняла, что эта чудовищная тварь, презреннейший из богов, притягивает её гораздо сильнее, нежели хоть кто-то ещё из существ Сердца. Она видела, что сотворила с ним, насколько обезобразила Его её Тьма, и потому она хотела компенсировать это своей бесконечной, чистой, совершенной любовью, наконец привести все к равновесию. Она считала, что они противоположны, а значит, даже в его выгоревшей в пламени ненависти душе может проснуться величайшее из чувств. Как же она ошиблась... Ошиблась, назвав Абраксиса хаосом, ведь хаос - понятие Сердца. Абраксис же был противоречием во плоти, хаотичным, но при этом совершенно упорядоченным. Совершенно безумным, но строго рациональным. Мечтавшим подарить вечное благо, но в итоге давшим лишь коллапс.

- Я знаю, чего тебе всегда не хватало. Любви. С самого рождения ты получал лишь ненависть. Не спорю, это моя вина. Однако, позволь мне искупить её. Ведь любовь - главный аспект Света, части Сердца. Пожалуйста, прояви милосердие, и тогда проявлю его я. Я буду любить тебя, как не полюбила бы ни одна смертная. Вместе мы создадим по-настоящему идеальный мир. По-настоящему серый мир. Ведь если бы не Тьма, они не знали бы Света. Они принимали бы его, как должное. Но, познав тяготы Мрака, получаешь радости от приятных моментов, разве нет? - Анциллия нерешительно, с нотками страха в голосе обратилась к Безумному богу, обнимая его за один из плавников.

- Лишь низшие будут жить в таком мире. Лишь те, кто неспособен мыслить о чем-то кроме собственной шкуры. Вознесшись по воле случая из преисподней на небеса, каждый из них начинает смотреть на других - на тех, кому не повезло, как на отбросы. - Коллапс резко вывернулся из объятий Анциллии, и теперь стоял перед ней во всем своем великолепии, - Так смотрели и на меня. “Отродье Презреннейшего” - так меня называли в каждом из пантеонов, пока я не сожрал их все. Все эти идеальные Великие, Идолы тысяч и миллионов глупцов, Истинные боги... Я видел их искореженные безумным ужасом лица, когда вскрывал их жалкие мирки, словно раковины моллюсков. “Тот, кто сжигает ведьм, сам окончит в пламени” - слова такого же презренного. Я слышал их эоны назад, и вот, они сбываются! Мультиверс пылает в пламени моего безумия, а лица императоров и божеств, лоснящиеся от счастья, построенного на костях прокаженных, теперь гниют, искажаются и дробятся в спектрах на миллионы лиц тех, кто пал за них! И нам, двоим божествам, разговаривающим о судьбе мира, как ни странно, совершенно нет дела до судьбы мира. Отчего же ты не спасешь их, если хочешь проявить любовь ко мне? Ведь я - один из них, пусть нас и отличает лишь то, что эти монстры скрываются за прелестными масками. Или ты готова предать своих детей ради того, кто превратился в истинного зверя, в мерзейшую из тварей? Не надо лицемерия. Одной своей рукой ты обнимаешь меня, а другой в то же время жжёшь тех, кто посмел хотя бы подобраться к идеям Океана. Низший бы даже не посмотрел на вторую сторону, и отдался бы низменной похоти, что дарит первая. Так что, желаешь предать свои творения ради любви Монстра? Ну так гори же вместе с ними!

Закончив фразу, Абраскис с чудовищной силой буквально впечатал стальную звезду в голову Богини. Тут же в его искаженном сознании отдался жуткий звон, как от тысяч одновременно разбитых зеркал, смешанный с противным хрустом. Анциллия, просто не ожидавшая столь неожиданного и резкого удара, не успела увернуться: её черепная коробка и верхняя часть грудины разлетелись, словно разбитая ваза. Серая, с серебристым отливом кровь вырвалась фонтанирующей струей, а куски мозга и раздробленной кости разлетелись в разные стороны, с шипением сгорая в огне Скверны. Оставшееся же тело, покачнувшись, рухнуло у ног Золотистого Коллапса. Однако, Безумный бог не испытал удовлетворения. После стольких эонов чудовищного лицемерия, после того, что она сотворила с концепцией Океана, как извратила её... Она заслуживала куда более серьезной кары, чем то, что произошло сейчас. Однако, в то же время Абраксиса мучило некоторое сожаление. Подумать только - он отказался от любви той, кто буквально воплощала любовь... Ради чего? Ради медленного разложения? Ради вечного сидения на берегу Океана, так не в состоянии погрузиться в гармонию?

И все же, он продолжал вглядываться в обезглавленное столь омерзительным способом тело. Оно чем-то манило его, притягивало. Одно, такое же, уже было у него. А ведь их могло бы стать два... Подумать только - в два раза больше страданий! В два раза больше извращенного удовольствия! Оставалось лишь решиться... Поглотить эту холодную тушу, всего пару мгновений назад обещавшую подарить истинную любовь, истинное тепло...

Сразу десятком из своих пастей впился Абраксис в грудину Создательницы. Он не просто хотел утопить её в своей скверне, как ту, первую... Он хотел вдоволь насладиться этой плотью, выжать из неё последние остатки, перед тем как двигаться дальше. Едва он оторвал первые куски, как из разодранной брюшины хлынул густой кровавый туман. Вновь Абраксиса окутала дымка, означающая очередную победу. И в этом тумане свершилась первая за бессчетные эоны трапеза Того, кто превзошел Космос. Однако, несмотря на его безумнейшее презрение к несчастной, в его движениях, которыми он отсекал мясо от кости и разрывал соединительные ткани, не было ничего звериного, ничего презрительного. Скорее, все это он делал с неким аристократическим изяществом, даже с нежностью, что вкупе с пылающим и гноящимся мирозданием создавало поистине чудовищное, иррациональное зрелище, совершенно безумный гротеск. А багряная мгла тем временем поднималась, разливалась, словно море, закручивая Тварь вместе с телом Богини в кровавом смерче, унося их все дальше в глубины Сердца, в глубины воспоминаний самого Мультиверса, в самые глубины жизни...