Чанбин стиснул зубы, когда крики захлестнули его. Он не знал, почему внезапное отключение электричества так напугало людей, и вытянул шею, пытаясь мельком взглянуть на то место, которое, как он предполагал, могли наблюдать Сынмин и Хёнджин. Беспокойство по поводу последнего вспыхнуло в нём, так как он знал, что изначально Хёнджину предполагалось использовать свой слух, и теперь он был бы подвержен ужасающе громким крикам толпы.

Кто-то неуклюже прошёл мимо Чанбина, сильно задев плечом и отправив его, спотыкаясь, на несколько шагов вперёд. Чанбин выругался себе под нос и оторвал взгляд от леса, оставив свои бесплодные поиски друзей. У них осталось не так много времени, и Сынмин дал ему всю необходимую информацию о местонахождении членов банды.

Как только Чонин и Джисон отключили электричество, воцарился хаос, и Чанбин с Чаном отделились друг от друга. Они изо всех сил старались оставаться вместе, переплетая руки и хватаясь друг за друга так крепко, как только могли, но было невозможно противостоять силе толпы, которая, казалось, хотела сделать всё, что в её силах, чтобы разлучить их.

Чанбин размял плечо, выпрямляясь и пытаясь сосредоточиться. Его сбивало с толку, как в один момент они были окружены таким количеством света и звука, а в следующий - полностью погрузились в темноту, его органы восприятия всё ещё не могли приспособиться. Не помогало и то, что атмосфера была настолько наполнена ужасом, его мысли с трудом могли угнаться за хаосом вокруг него. Пока ноги Чанбина будто приросли к месту, каждую секунду по крайней мере четыре человека проходили мимо него, их движение было стремительным и движимым страхом.

— Хватит терять время, Чанбин, – мысленно прорычал он, отчаянно теребя своё сознание и заставляя его подчиняться. Какой бы внезапной не была смена обстановки, он чувствовал, как за спиной накапливается жар, а ярко-оранжевое пламя сменило разноцветные огни фестиваля.

Люди вокруг продолжали бежать, однако теперь спешили ещё больше, и Чанбин сразу понял почему. Внезапно вспыхнувший свет позади него сопровождал отчётливый потрескивающий звук, который Чанбин слышал достаточно раз, чтобы идентифицировать его как пламя. Увеличивающееся содержание дыма в воздухе в сочетании с теплом в его спине и мерцающим светом огня, отбрасываемым на траву перед ним, было достаточно, чтобы побудить его к действию. Чанбин очень обрадовался ясности его мыслей, и, наконец, ему удалось сдвинуть ноги, чтобы он мог повернуться и рассмотреть хаос, разворачивающийся за его спиной.

Пламя проникало сквозь занавески, которые раньше обрамляли сцену, и распространялось по блестящему деревянному полу возвышенной платформы. Похоже, Чан решил замаскировать их, чтобы они были вызваны динамиками по обе стороны сцены, в результате чего ад охватил и близлежащие палатки.

Любой нормальный наблюдатель был бы ужасно напуган этим зрелищем, но Чанбина это даже успокаивало. С годами он научился замечать крошечные детали огненных бурь Чана, которые отличали их от естественных, например, как пламя распространялось со слегка контролируемым воздухом вокруг них, как будто им властвовала какая-то другая сила.

Чанбин прищурился сквозь ревущий огонь, не обращая внимания на то, как сильный ветер трепал его волосы и пытался оттолкнуть его. Крики вокруг него с тех пор утихли, толпа находилась всё дальше и дальше, а это означало, что скоро настанет его очередь действовать. Он хотел увидеть Чана в последний раз, прежде чем уйти за сцену, но знал, что старший, вероятно, был занят сдерживанием пламени, учитывая, насколько оно было обширным.

Бросив последний взгляд через плечо в сторону деревьев, где, как он знал, находились Хёнджин и Сынмин, Чанбин повернулся на носках и побежал к левой стороне сцены, как ему было сказано. Чан, к его удобству, оставил эту местность без пламени, чтобы позволить Чанбину пройти, но как только он зашёл за сцену, почувствовал, как тепло распространяется позади него, и Чан закрыл временные ворота в огне.

Чанбин остановился прямо за сценой, её смутные очертания погрузили большую часть места в полную темноту. Чан, как они и планировали, старательно не позволял огню распространиться дальше, поэтому поздняя прохлада вечера окутала Чанбина, раз теперь он был укрыт от огня.

Его взгляд по очереди пробежал по трём припаркованным перед ним трейлерам. По словам Сынмина, Хёнджин заметил группу членов банды, направлявшуюся налево, значит предполагалось, что они будут в левой машине. Ни в одном из них не горел свет, и, к счастью, они оказались безлюдными, а это означало, что ни один испуганный исполнитель не сбежал за кулисы, чтобы попытаться спастись из ада, устроенного Чаном. Они ведь не знали, что пламя прекратится, как только ударит по местности, в отличии от Чанбина, конечно же.

К сожалению, огромная сцена не помешала постоянному реву пламени, поэтому у Чанбина не было надежды услышать работу группировки. К счастью, ему не пришлось этого делать, так как он заметил, что дверь среднего трейлера была взломана, и, хотя Чанбин не мог видеть изнутри, он догадался, что это была первая дверь, в которую вошла банда. Они, вероятно, не могли поверить в свою удачу, поскольку такое отвлечение уводило всех прочь от этого места. Губы Чанбина скривились от отвращения, когда он отошел от нависшей тени сцены.

Он не был вооружён, но это не являлось проблемой. Хёнджин, похоже, думает, что группа была вооружена по крайней мере ножами, а Чанбин был обучен быстро обезоруживать своих противников и использовать против них их собственное оружие. Ножи были довольно грязным оружием, что было огорчающе, но он переживёт. Если ему повезло, у них могли быть и пушки, а если окажется на них вообще ничего не было, он был уверен, что в трейлере найдется что-то, что он мог бы использовать, чтобы по крайней мере вырубить их.

Чанбин полез в карманы куртки, поднимаясь по временной лестнице, ведущей к открытому входу в трейлер. Он прислонился к стене так, чтобы оставаться вне поля зрения, и достал перчатки, осторожно натянув их себе на руки. Если бы предположение Хёнджина о ножах было верным, он оставил бы немного беспорядка, а его отпечатки пальцев на телах только привели бы к ненужным неприятностям, которые JYP пришлось бы устранить.

И Чанбин поклялся, что ему больше никогда не придется полагаться на этого человека.

Он не мог разобрать слов из трейлера, но сумел уловить довольно много разных тонов, подтверждая, что их было много. Это не было проблемой, пока они не были рассредоточены, и, учитывая, что все они находились в трейлере, его работа казалась довольно легкой.

Чанбин сделал глубокий вдох, чтобы успокоить сердцебиение, знакомое спокойствие его способностей овладело им. Несмотря на то, что он испытывал к ним смешанные чувства, они действительно обеспечивали чувство безопасности, когда он был единственным, кто мог двигаться, и они научили его, что пяти секунд более чем достаточно, чтобы нанести приличный урон.

Тем не менее, он хотел использовать выданное время по максимуму, поэтому не использовал свои силы, пока полностью не вошёл в трейлер и не увидел обстановку перед собой.

Его внезапное появление было немедленно замечено людьми, которые втиснулись в ограниченное пространство трейлера, и Чанбин обнаружил, что сияющая точка была направлена ему на глотку.

Раз.

Использование его способностей было настолько мгновенным, что все бандиты перед ним застыли в довольно неудобном положении, либо в процессе подъема из того, над чем они наклонились, либо с рукой в кармане, чтобы вытащить оружие.

Порядок действий был вбит в голову Чанбина во время его пребывания в Дживайпи, что позволило ему максимально использовать свои пять секунд, поэтому он привык обрабатывать многие детали и формировать мысленный план в течение миллисекунды. Первое, что его научили делать – это оценивать ситуацию, пока была возможность, и именно это он и сделал.

Два.

Крошечный настольный светильник был включен в дальнем углу трейлера, его свечение было настолько тусклым, что он не заметил его, находясь снаружи. Один из участников склонился над столом и рассматривал на что-то на его поверхности, взгляд Чанбина быстро отвлекся, чтобы рассмотреть другие вещи.

Всего было пятнадцать человек, хотя Чанбин не мог различить их, учитывая, что их лица были закрыты масками, как и сказал Хёнджин. Почувствовав вспышку гордости за то, что младший уловил это так точно, он, наконец, снова посмотрел на ближайшего к нему человека, который ранее указывал чем-то острым на горло Чанбина.

Чанбин со значительным разочарованием понял, что этот острый предмет оказался перочинным ножом.

Три.

Он поднял глаза и недоуменно посмотрел на нападавшего. Было немного забавно видеть столько гнева и враждебности в тёмных зрачках, смотрящих на него из-под маски, столь резко контрастирующих с безобидностью его оружия. Хотелось бы чего-то более эффективного, но Чанбин не стал терять время, прежде чем выхватил предмет из рук человека и аккуратно перерезал ему горло.

Плавно шагнув в сторону, он избежал брызг крови на лицо и продвинулся по трейлеру.

Четыре.

Он начал двигаться быстрее, когда он почувствовал, что время на исходе. Его рука была тверда, когда он пронёсся сквозь группу, подставляя лезвие каждому сантиметру открытой кожи, которую только мог видеть. В нескольких случаях ему приходилось довольствоваться тем, что он вонзил его кому-нибудь в грудь или живот, учитывая, что у некоторых были ошейники, закрывающие горло.

К его большому облегчению, восьмой член, с которым он столкнулся, держал кинжал немного большего размера, и Чанбин взял его с благодарным свистом, когда почувствовал, что внутренний таймер подходит к концу.

Пять.

Он быстро расправился с остальной группой с помощью своего нового оружия, удручённо уронив перочинный нож на залитый кровью пол. Его движения были плавными и уверенными, а лицо оставалось бесстрастным, несмотря на изнурительное ощущение отнимания жизней своей рукой.

По прошествии нескольких лет, он стал безразличен к убийствам. В течение нескольких месяцев он с ног до головы презирал себя и свои силы за то, что мог с ними делать, даже когда Чан неоднократно повторял ему, что люди, с которыми они сражались, были злыми. Он просто не мог избавиться от осознания того, что у каждого человека, который пал от его руки, обычно была хотя бы секунда, в течение которой он был подвешен в его обездвиженной хватке, будучи не в состоянии двигаться и делать что-либо, чтобы попытаться ухватиться за остатки своей жизни, которая ускользнет от них, как только закончатся его пять секунд контроля.

У него закончилось время, а оставался еще один человек, склонившийся над тускло освещённым столом в дальнем углу.

По прошествии времени маленький трейлер качнулся с силой четырнадцати тел, упавших на пол. Чанбин споткнулся о них, но быстро поднялся на ноги и вонзил кинжал в грудь последнего врага, когда тот резко развернулся.

С отчаянным криком мужчина упал на пол, чтобы присоединиться к членам своей банды, и Чанбин убрал оружие, не бросив повторного взгляда внутри трейлера.

Ему предстояло ещё немало поработать, и ограниченное освещение было серьёзной помехой. Сморщив нос от едкого запаха крови, Чанбин пробирался сквозь неподвижные фигуры, которые теперь усеивали трейлер. К счастью, все они казались мертвыми, но он осторожно держал свое оружие на тот случай, если один из них притворился, и ему придётся защищаться. В любом случае, он пока не собирался терять бдительность.

Выключатель света был расположен на стене рядом с дверью, и Чанбин щёлкнул им, оставив на нем красный след от своих пропитанных кровью перчаток. Его лицо недовольно скривилось, когда трейлер загорелся, единственная лампа, свисающая с потолка, мигала.

Чанбин не проявил особого интереса к внутреннему интерьеру трейлера, так как он был немного озабочен резнёй, которую оставил после себя. На полу было всего дюйм, который не был бы покрыт трупом, и он был уверен, что ковер под ними был навсегда испачкан кровью. Мысленно извиняясь перед тем, кто владел трейлером и которому не посчастливилось обнаружить это зрелище, он шагнул вперёд и наклонился, начиная рыться в их карманах, забирая все предметы, которые им удалось собрать до его прибытия.

Однако, когда он проходился по первому телу, в его наушнике раздался знакомый голос.

— Бин, у тебя всё в порядке?

Чан. Чанбин понял, что Чонин, должно быть, включил их каналы, поскольку они отделились от толпы, хотя он всё ещё мог слышать потрескивание пламени с микрофона Чана. Помимо этого, казалось, что Чан был достаточно близко, чтобы попасть в зону досягаемости сил Чанбина, чтобы он мог сказать, когда время остановилось и продолжило свой ход.

— Да, всё отлично, – сказал Чанбин после небольшой паузы, во время которой он снял одну из своих перчаток, чтобы прижать чистый палец к наушнику. Он не хотел бы испачкать его. — Я с ними разобрался, и, судя по всему, они не зашли далеко до моего прихода, так что уборка не должна занять слишком много времени. Джинни был прав – у них были только ножи.

Он услышал легкий шум, а затем Чонин что-то спросил у Чана, но его внимание привлекло движение с другого конца трейлера. Чанбин перестал рыться во внутреннем кармане первого убитого, вынул руку и его взгляд поднялся, а рука в перчатке потянулась к рукояти кинжала, который он держал рядом.

Всё было устрашающе тихо, единственным движением было переменное мерцание лампы на столе, прежде чем сквозь трейлер раздался низкий стон. Чанбин пропустил бы его, если бы не был настороже и уже сосредоточился в направлении шума.

Его взгляд сфокусировался на последнем человеке, с которым он имел дело, который соскользнул вниз и прислонился к стене напротив стола. Его глаза были закрыты, но когда Чанбин прищурился, стало ясно, что он не покинул этот мир так быстро, как его товарищи. Рука легла на раненую грудь, и Чанбин увидел жидкость, сияющую на куртке, предположительно кровь всё ещё сочилась из раны.

Казалось, что в спешке он нанёс удар не настолько точно, как мог бы.

Чувствуя каплю жалости в груди, Чанбин медленно поднялся на ноги и начал пробираться сквозь тела в направлении мужчины. Хотя Чанбин знал, что они враги, однако мог в некоторой степени понять, что заставляло людей воровать, будучи вынужденным лично проходить через подобное, и полагал, что сможет покончить с болью другого быстрее.

По мере того, как кровь заливала пол, подошва его ботинок стала скользить сильнее, и он скривился, пытаясь удержать равновесие.

Через несколько мучительно долгих секунд он обнаружил, что стоит над своей последней жертвой. Человек на полу, казалось, почувствовал на себе пристальный взгляд Чанбина сквозь боль, когда он встряхнул головой, его глаза заметно открылись сквозь две дыры, вырезанные в его маске.

И когда он посмотрел на Чанбина, его зрачки вспыхнули. Не от страха или отчаяния, как можно было бы ожидать, лишь узнавание.

Впервые с момента входа в трейлер, Чанбин почувствовал, как страх пробрался в его сердце, но понял, что не может отвести взгляд от умирающего перед ним.

— Это... Это ты… – голос мужчины был хриплым, но его глаза сквозили уверенностью, когда рассматривали лицо Чанбина из-под маски. Его рука поднялась с бока, и окровавленный палец указал на что-то напротив него, однако его взгляд ни на секунду не отвлекался от Чанбина. — Что ты...?

Затем его рука опустилась на бок, и широко раскрытые глаза, уставившиеся на Чанбина, закрылись. Чанбин попытался успокоить своё дыхание, пытаясь убедить себя, что этот человек мертв, и его реакция была просто шоком, когда он стал свидетелем трюка, который только что показал Чанбин с использованием своих способностей.

И всё же Чанбин не мог избавиться от внезапного чувства страха, охватившего его плечи, как и не мог выдать его за истощение, применив свои силы только один раз. Взгляд в глазах человека был слишком личным, и он смотрел на Чанбина не с ужасом, а с каким-то осознанием.

Чанбин медленно повернулся, пытаясь мысленно представить, куда мужчина указывал незадолго до своей смерти. С другой стороны трейлера ничего не было, за исключением небольшого шкафа и стола.

Стол, над которым склонялся мужчина, когда Чанбин вошёл.

— И так, все начинают возвращаться в свои машины, мы слышим их, – послышался голос Чонина из наушника. — Чанни, думаю, ты уже можешь прекращать огонь. Сколько ещё времени в трейлере тебе понадобится, Бин?

— Ну… – Чанбин откашлялся, уловив дрожащий тон своего голоса, прижав дрожащий палец к наушнику, когда он подошёл к столу и посмотрел на него, заметив одинокий листок бумаги, лежащий в центре. Он дрожал, почему он дрожал? — Мне не потребуется много... Может быть, еще минуты три, поскольку я уверен, что полиция обыщет тела после этого и найдет всё, что они забрали. Мне просто нужно-

Его дыхание остановилось, кинжал выпал из ладони и с грохотом упал на пол. Он ничего не мог поделать, кроме как в ужасе смотреть на стол, его глаза были обращены прямо к бумаге, лежащей там.

Он хотел верить, что был сильнее, но как только увидел своё лицо на пергаменте, вся храбрость покинула его с жалким всхлипом. Фотография, которая была напечатана и приклеена к столу, была до боли знакомой, и простой взгляд на неё вызывал у него эмоции того момента, когда она была снята.

Фотография была полностью черно-белой и слегка не в фокусе, сделанная дешёвой камерой наблюдения в захудалом магазине. Тем не менее, несмотря на низкое качество, в центре внимания изображения явно находился Чанбин, и ему больше не нужно было задумываться, как член банды узнал его. В то время как его щеки на фотографии выглядели тоньше, а глаза были расширены страха и юности, Чанбин болезненно осознавал, что это был он. Он мог чётко вспомнить, каково было быть таким молодым, потерянным и одиноким, а также мог прекрасно вспомнить момент, когда это было сделано.

Если бы камера была под немного другим углом, она бы поймала и Чана, когда тот пытался убедить Чанбина присоединиться к нему. Фотография была сделана с их первой встречи и первоначального набора Чанбина в Дживайпи.

Чанбин был так захвачен воспоминаниями, связанными с изображением, что почти пропустил слова, нацарапанные в правом верхнем углу изображения. Его глаза сузились от нервозности и подозрения, он склонился над изображением ещё больше и прочитал написанное.

У тебя-

Сдавленный крик сорвался с его губ, и его инстинкты немедленно оттолкнули его от стола и изображения, находящегося на нём. Он отшатнулся, на ходу споткнувшись о тело, и врезался в стену позади него. Несмотря на боль, пронзившую его от удара, он не мог оторвать глаз от фотографии, несмотря на то, как бы сильно не хотел от неё избавиться. Он просто не мог заставить себя пошевелиться.

— Чанбин, что там происходит? – Настойчивый голос Чонина прозвучал из наушника, и от этого дыхание Чанбина лишь участилось.

Он не знал, что делать. Просто из-за вида этой фотографии и слов, которые он отчаянно пытался забыть, Чанбин чувствовал себя так, будто потерял каждую каплю уверенности как в себе, так и в их безопасности. Он не мог объяснить, что его так потрясло, но он был уверен в одном: он не мог позволить никому из младших членов их группы увидеть его в таком состоянии. Однако он не мог найти в себе силы или смелости отойти от того места, где находился, тяжело прислонившись к стене, это было единственное, о чём он мог думать.

Его рука теперь почти неконтролируемо тряслась, когда он поднял её, чтобы прижаться к наушнику, и он надавил так сильно, что его череп стал болеть.

— Чан? – Его губы словно двигались сами по себе, ему удалось лишь прохныкать имя старшего, прежде чем его горло сжалось само по себе, и он чуть не задохнулся от собственного затруднённого дыхания.

— Уже иду, – Чан ответил незамедлительно, его голос был ровным, несмотря на появившиеся внезапно оттенки паники. Вот так просто ему удалось успокоить Чанбина настолько, что он нашёл в себе силы, чтобы протянуть руку и оторвать наушник от уха, не желая, чтобы другие слышали то, что будет обсуждаться, или надрывные рыдания, которые были готовы вырваться из его груди. Он с силой засунул маленькое устройство в карман.

Ноги Чанбина опасно качнулись, он просто мог удержаться на ногах с помощью стены позади него. Всё внезапно начало невероятно давить: от запаха крови ему захотелось рвать; мигающая настольная лампа, казалось, заставляла его сердцебиение биться в неровный ритм вместе с ней; и ему казалось, что каждый незрячий взгляд окружающих его трупов был камерой, вглядывающейся в его разум.

Он не мог различить, сколько времени потребовалось Чану, чтобы добраться до него. Могло пройти либо десять секунд, либо десять часов, и, хотя он предполагал, что всё склонялось ближе к первому, он готов был расплакаться от облегчения, когда знакомая фигура ворвалась в трейлер.

Глаза Чана сверкали диким огнём, когда они смотрели на заваленный телами пол, его тёмный взгляд бесстрастно скользил по безвольным телам, пока они, наконец, не остановились на Чанбине. Его пристальный взгляд, который совсем не помогал успокоить быстрое биение сердца Чанбина, смягчился, как только он остановился на дрожащей фигуре меньшего. Чанбин осознал, что вся правая рука Чана горит, и, похоже, он вошёл в трейлер, приготовленный к драке. Пламя погасло в считанные секунды, поскольку Чан заметил, что непосредственной физической опасности нет, и начал пробираться сквозь трупы с той же точностью, что и Чанбин всего несколько минут назад.

Чан остановился в центре трейлера, колеблясь на полпути, когда он вздрогнул и протянул руку, прижимая её к наушнику. Сквозь рев крови в ушах, Чанбин едва мог расслышать несколько голосов, доносящихся из устройства, и скривился, осознав, насколько тревожным было его внезапное отключение. Это было совсем не то, к чему он стремился. Он просто не хотел, чтобы они слышали дискуссию, которую он собирался провести с Чаном по поводу бумаги.

— Да-да, я нашёл его, – Тон Чана был утомлённым, когда он продолжил идти вперёд, его глаза не отрывались от Чанбина, когда он прокладывал себе дорогу. — С ним всё в порядке-… и да, Минни, здесь пятнадцать тел, поэтому, пожалуйста, теперь постарайся успокоить Хёнджина.

Чан наконец подошел к нему, перешагнув через последнее тело с тихим печальным взглядом. Когда его присутствие было так близко, Чанбин мог прочувствовать, как его пульс стабилизируется, а его дыхание успокоилось до темпа, который можно было более или менее рассматривать как нормальный.

Он отвел глаза на залитый кровью пол, пока не желая видеть выражение лица Чана. Прошло много времени с тех пор, как он потерял хладнокровие на миссии таким образом, и тем более, что у них были другие поводы для беспокойства, Чанбин чувствовал себя крайне униженным. Однако на данный момент его паника продолжала держать его под своим контролем, чтобы он мог сожалеть так сильно, как будет позже.

— Остальные… – его голос был хриплым, и Чан сделал осторожный шаг ближе. — Они в порядке? О чём ты говорил с Сынмином?

Чан вздохнул, Чанбин продолжал отказываться поднять взгляд, но чувствовал внимательный взгляд, которым был пригвождён.

— Они в порядке. Обеспокоены, потому что ты напугал нас немного, но в порядке. – Слова старшего вызвали у Чанбина стыдливый удар под дых, и если бы он мог ещё ниже опустить голову, он бы это сделал. К сожалению, хотя Чан еще не закончил, и продолжил тем же серьезным тоном. — Когда ты перестал отвечать, Хёнджин подумал, что, возможно, неправильно подсчитал, и ты был застигнут врасплох шестнадцатым участником, которого, как он боялся, не заметил.

Чанбин зажмурил глаза, его рот наполнился горьким привкусом. Он как раз мысленно поздравил Хёнджина за его точность, прежде чем всё пошло к черту, и думал, насколько счастлив будет младший, учитывая неуверенность, в которой он даже признался Чанбину раньше. Тем не менее, поскольку Чанбин позволил своему страху проникнуть в него – страху, который он должен был похоронить много лет назад, он, возможно, лишил Хёнджина шанса почувствовать себя более уверенным в своих силах.

Когда он не ответил, Чан сделал ещё один шаг ближе, и, хотя он не протянул руку, чтобы прикоснуться к Чанбину, просто его присутствие было более утешительным, чем любые объятия.

— Что случилось, Бин?

Какая-то часть Чанбина просто хотела открыть рот и прокричать все тревожные мысли, которые застряли у него в глотке, когда он увидел фотографию, но он этого не сделал. Вместо этого он просто поднял руку и указал на стол в манере, пугающе похожей на манеру мужчины перед смертью, предположительно из-за потери крови, вызванной ударами Чанбина в грудь. Теперь Чанбин почувствовал себя ничуть не лучше.

Чан остановился на мгновение, прежде чем повернуться, и Чанбин смотрел, как его ноги остановились у стола. Только когда Чан повернулся спиной, Чанбин осмелился поднять голову, позволив руке упасть сбоку, когда сила будто покинула его конечности.

Он внимательно следил за реакцией Чана, когда старший склонился над столом, глядя на лежавший на нём листок бумаги. Он не мог видеть выражение лица Чана с того места, где он стоял, но мог точно сказать, когда Чан прочитал и осознал слова, написанные в углу. Плечи Чана на секунду напряглись, прежде чем он молча протянул руку, и через несколько мгновений знакомый запах горящей бумаги заполнил небольшой трейлер.

Когда Чан повернулся, на его лице было совершенно пустое выражение, но Чанбин знал, что это потрясло его больше, чем он показывал. Его брови были слегка нахмурены, а правая рука нервно дернулась, когда он ступил обратно в направлении Чанбина. Фотография превратилась в горящую кучу тлеющих углей позади него, явный индикатор его мыслей об этой скрытой угрозе.

У тебя скоро-

Чанбин энергично покачал головой, пытаясь избавиться от этой мысли, отчаянно стараясь не вспоминать то, что видел на бумаге.

— Чанбин?

Прошло так много времени с тех пор, как Чан называл его по полному имени вместо сокращенной версии, и Чанбин поймал себя на том, что смотрит вверх, чтобы встретиться с пытливым взглядом старшего исключительно из-за удивления.

Чан одарил Чанбина одним из своих типичных «Взглядов Чана», как Джисон любил называть их, в котором его глаза были тёплыми, но печальными, наполненными пониманием и заботой. Его губы были скривлены в тонкую улыбку, но на самом деле он не выглядел счастливым и обычно делал её получателя в пять раз более эмоциональным, чем они были изначально. Чанбин был одарен множеством «Взглядов Чана» за всё время, проведённое вместе, но иногда, когда он действительно нуждался в них, вместо того, чтобы чувствовать себя обузой, он просто ломался.

Именно это и произошло.

Последние силы, которые удерживали Чанбина, решили покинуть его в тот момент, но, к счастью, Чан уже тянулся вперёд, чтобы заключить его в объятия. Старший, не теряя времени, обнял Чанбина одной рукой за талию, чтобы удержать его, а другой осторожно прижал его голову к ожидающему его плечу. Чанбин рухнул в объятия Чана, обеими руками обвил его шею и испустил вздох, от которого всё его тело затрясло.

Хватка Чана была крепкой и успокаивающей, и на этот чрезвычайно редкий момент Чанбин почувствовал облегчение от того, что он ниже ростом, так как это означало, что он был полностью защищён в находящейся позиции. Часть его почувствовала укол вины за то, что Чан на себе держал весь его вес, но через мгновение это исчезло, когда успокаивающие пальцы скользнули по волосам Чанбина, заставляя замолчать любые мысли, которые угрожали поглотить его.

— Мы будем в порядке, Бин… – мягко сказал Чан, заполняя своим голосом пустую тишину трейлера. — Мы все будем в порядке. Разберёмся, что происходит и будем в порядке.

— Но кто-то знает! – прошептал Чанбин в плечо Чана, его руки отчаянно сжимали рубашку друга. — И они знали, что мы будем здесь... Они знали обо мне до того, как я пошел в Дживайпи, а это означает, что они могли знать и о других! Они могут знать очень много, и-

— Они не причинят нам вреда, – Чан оборвал его со сталью в голосе, хотя его руки, обнимавшие Чанбина, по-прежнему были нежными, полными ласки. — Что бы ни случилось, они никому из вас не причинят вреда. Я просто не позволю им. Никто не будет контролировать нас или заставлять нас снова чувствовать страх, Бин, клянусь. Теперь мы свободны, и мы сами хозяева своей жизни. И не будем бояться ничего или никого, особенно кого-то, кто оставляет такие трусливые записки. В смысле, разве они не могли бы просто встретиться с тобой лицом к лицу? Наверняка они напуганы, учитывая, как ты раскидал всех этих ребят.

Чан толкнул одно из тел ногой, и, несмотря на мрачность его слов, Чанбин не смог удержаться от небольшого смешка. Он всё ещё чувствовал как его потряхивает, но тепло тела Чана придавало сил и возвращало всё на круги своя. Постепенно его ноги стали более крепкими, чтобы поддерживать его самостоятельно, и вид предмета, который причинил ему столько страданий, теперь сгоревший и разрушенный действиями Чана, напомнил ему, что он не один. Он не был один очень и очень долгое время.

Словно соглашаясь с этой мыслью, из наушника Чана вырвался тихий механический сигнал, за которым последовал приглушённый звук голоса Чонина. Чанбин не мог разобрать, что говорил младший, но вскоре после того, как сообщение было получено, Чан кивнул и начал выпутываться из объятий. Хотя внезапное отсутствие контакта немного расстраивало, Чанбину удалось сдержать себя от жалобного нытья, и он изо всех сил старался стать внимательнее.

— Это был Йени, сказал нам, что прибывают службы экстренной помощи, – объяснил Чан, в последний раз оглядывая трейлер. Его слова не стали неожиданностью для Чанбина, но они помогли немного больше прояснить его мысли, отодвинув тревогу и панику на задний план. — Нам нужно убираться отсюда.

Чанбин судорожно вздохнул, снимая оставшуюся перчатку. В трейлере он больше ни к чему не прикасался, просто хотел избавиться от всего, что напоминало ему о сегодняшнем вечере, включая его аксессуары. Тем не менее, несмотря на его отчаянное стремление установить дистанцию ​​между собой и этим местом, он не мог не бросить внимательного взгляда на трейлер, внезапно обеспокоенный тем, что может быть что-то ещё, что он пропустил, например, ещё одна фотография или-

Теплая рука крепко сжала ладонь Чанбина, и Чан начал тянуть их обоих к выходу. Его лицо было решительно нахмурено, а он лишь беспомощно шатался позади своего друга, пока они шли ближе к двери, которая вела на поляну.

Чанбин не оглянулся, когда они вышли в ночь.

Чан полностью потушил свой огонь, а это означало, что температура воздуха была значительно ниже, чем раньше, и непроизвольная дрожь сотрясла тело Чанбина. Он не был уверен, было ли это из-за леденящего ветра или из-за того, что он едва мог видеть в двух метрах перед собой в кромешной темноте.

Он не был уверен, куда ведет его Чан, но понял, что слишком истощён, чтобы заботиться об этом. Чанбин смутно осознал, что они отклоняются от основной поляны, предположительно, чтобы держаться подальше от аварийных работников, которые начали расследовать случившееся. Он тяжело сглотнул, предполагая, что они скоро столкнутся с резнёй, которую он оставил, но был благодарен Чану за то, что тот избавился от фотографии. Он не знал, что будет делать, если его снова начнут искать, и признал, что часть его паники, должно быть, была вызвана воспоминанием об этом чувстве: удушающим ощущением, что за ним охотятся.

— Что думаешь сказать остальным? – спросил Чан в тишину, и Чанбин почувствовал, как земля под его ногами начала клониться вверх, показывая, что они покидают поляну.

— Я... пока не уверен, – ответил Чанбин, несколько колебавшись. Чан успокивающе сжал его руку, и Чанбин почувствовал, как большой палец старшего пробежался по его ладони. — Должны ли они вообще знать?

— Ты бы хотел этого?

Чанбин снова замолчал, слова попросту застряли в глотке, когда их восхождение подошло к концу. Перед ними простиралась автостоянка, которая немного отличалась от того, когда он видел её в последний раз. Немало машин исчезло, их заменили машины скорой помощи и пожарные машины, а также странная полицейская машина, от которой Чанбин быстро отвел взгляд. Он был уверен, что и парамедики, и пожарные почувствуют облегчение, обнаружив, что никто не ранен и пожар уже погас, но перед полицией встанет чуть более серьезная проблема.

Ещё одна причина уйти как можно быстрее.

— Мы можем просто... подождать немного? Мне нужно подумать об этом, – пробормотал Чанбин, когда Чан начал вести их к фургону. Он чувствовал себя неподготовленным к встрече с остальными, учитывая его нехарактерную потерю самообладания, но у него не было выбора. Он знал, что позже ночью, когда он останется один, у него будет время самому подумать о том, что произошло, и решить, что с этим делать, но на данный момент ему придется изо всех сил отвлечься. Или, по крайней мере, скрыть его внутренние переживания.

Чан на мгновение взглянул на Чанбина, прежде чем понимающе кивнул. Они подошли к фургону и, наконец, разжали соединённые вместе ладони. Чан подошел к водительскому сиденью, а Чанбин пошёл назад. Сделав последний успокаивающий вдох, Чанбин толкнул вперёд и распахнул одну из задних дверей.

Когда Чанбин вошёл внутрь, воцарилась полная тишина. Он сгорбился, закрывая дверь, стараясь сделать это без лишнего шума, и погрузился в темноту фургона. Сразу же голоса и сирены, которые уже звучали далеко от него, были отключены, и он остался в жуткой тишине. Чанбин снова вдохнул, позволив своей руке упасть, и склонил голову со вздохом, что отдался эхом, когда он наконец почувствовал себя изолированным от остального мира.

Примерно секунду Чанбин стоял молча. Ему не хотелось оборачиваться и смотреть на остальных, хотя он сомневался, что сможет видеть их хорошо учитывая столь скудное освещение.

Затем он почувствовал, как пара рук обвила его сзади. Он не слышал, чтобы кто-нибудь приблизился или подошёл к нему ближе, но, возможно, его уши всё ещё отказывались сотрудничать и улавливать все звуки, которые им следует. В любом случае, человек обнял его с такой силой, что Чанбину стало трудно дышать, или это могло быть просто из-за эмоций, которые угрожали заблокировать все сосуды в его теле. Обнимающий его человек фыркнул, и мгновение спустя Чанбин почувствовал, как чужой кончик носа потирается о его шею.

— Бинни… Что случилось? Ты в порядке? – Донёсся голос Чонина немного дальше в фургоне, вероятно, либо из груды одеял, либо из его компьютерной системы.

Чанбин откашлялся и попытался повернуть ногами так, чтобы больше не смотреть на дверь, но, поскольку Джисон словно привязался к его спине, движение было намного сложнее, чем он ожидал. Ему лишь удалось вырвать одну руку из хватки Джисона, залезть в карман, чтобы вынуть наушник, и начал шататься в направлении сумок.

— Я в порядке, просто ну… – Чанбин прервался, и ему удалось бросить подслушивающее устройство в один из ящиков, не слишком беспокоя Джисона. На самом деле он не продумал о чём скажет, ведь он нуждался в оправдании, которое казалось достаточно веским, чтобы причинить ему такой стресс в этот момент. — Мне показалось, что я узнал одного из членов банды в трейлере. Это застало меня врасплох.

Он выпрямился, в результате чего Джисон сжал железную хватку уже на его талии. Это смешило Чанбина, младший цеплялся за него, напоминая коалу, но приглушенное шмыганье Джисона и очень слабая дрожь в его руках уничтожили всё его веселье. Он в любом случае не думал, что сможет рассмеяться или хотя бы должным образом улыбнуться.

Бросив быстрый взгляд в сторону передних сидений, где Чан тихо разговаривал с Хёнджином, Чанбин направился к холму из одеял, где жили Сынмин и Чонин. Продолжительные объятия Джисона затрудняли движение, Чанбин и без того чувствовал себя скованным, он не был воплощением грации даже без дополнительного веса.

Когда он приблизился, на него смотрели две пары широких, внимательных глаз. Взгляд Сынмина был таким, которого Чанбин больше всего боялся, поскольку он источал пугающую уверенность, оценивая его с головы до пят, проводя поиск каких-либо травм или других признаков, свидетельствующих о плохом состоянии. Чонин же, с другой стороны, казался полностью сосредоточенным на лице Чанбина, отчего старший чувствовал себя невероятно смущённым, хотя его взгляд был столь же внимательным, как и у Сынмина. Они оба были намного более хитрыми, чем Джисон, но их беспокойство было очевидным, и чувство дискомфорта поселилось в сердце Чанбина при мысли об этом.

— Ну же, Сони, – фыркнул Чанбин, доставив их до места прямо перед одеялами. Сынмин с Чонином оставили им обоим целую кучу из них, согласившись делить между собой всего одно. Я — уверен, что мы все хотим свалить отсюда к чертям, а Чанни не сможет водить машину, если мы оба не сядем.

Изо рта Джисона вырвался слабый дрожащий стон, хотя он не выражал активного сопротивления, пока Чанбин пытался разлучить их. Он казался довольным только в момент, когда переплёл их пальцы и повалил его на пол, где он немедленно вцепился в тело старшего в такой же отчаянной манере.

Чан, должно быть, ждал, пока они все комфортно устроятся, потому что, как только Чанбин и Джисон сели, фургон двинулся в движение. Чонин наклонился и бросил одно из одеял Чанбину на колени, которое Чанбин поднял свободной рукой, чтобы обернуть вокруг плеч Джисона. Независимо от того, делал ли Джисон это намеренно, его цепкость помогала отвлечь Чанбина от того, что только что произошло, и Чанбин был благодарен младшему. Ему нужно было что-то ещё, на чем можно было бы сосредоточиться, и забота о ком-то было неким бонусом, это утешало Чанбина, когда он опасался, что вызвал беспокойство среди группы.

Чанбин не мог не задержать дыхание, когда Чан вывез их оттуда. Беспокойство о том, что его выследят и поймают было всё ещё свежо в его голове. К счастью, их фургон так и не остановили, и когда неровности гравийной сельской дороги превратились в более гладко уложенный бетон, он наконец позволил себе расслабиться.

Он позволил своей голове откинуться на стену позади него, смакуя её твёрдость. Он чувствовал, как грудь Джисона касается его плеча с каждым вдохом и выдохом, хотя было и что-то сокровенное в том, как он запутался в Чанбине, и нехарактерное молчание начало напрягать.

— Итак, как у вас тут всё прошло? – спросил Чанбин, желая положить конец приглушенной тишине, которая, как он знал, косвенно была создана им самим.

— Всё прошло отлично! – Чонин вновь был единственным, кто заговорил, и, хотя молчаливость Сынмина была немного менее нервирующей, чем у Джисона, Чанбин всё равно не чувствовал себя хорошо от этого. — Джисон проделал действительно хорошую работу, и у меня не было проблем со звуком или системой освещения. Это было неприятно, потому что мне приходилось оставить тебя с Чанни без звука большую часть времени, но, думаю, это было необходимо во имя сохранности наших ушей.

Лёгкая улыбка тронула губы Чанбина, когда он вспомнил о концерте, прежде чем он внезапно остановился. Он на мгновение забыл, как всё это чувствовалось, учитывая то, что произошло, но после слов Чонина воспоминания вернулись к нему.

Он вспомнил, как прогуливался по киоскам с Чаном, время от времени смеялся над какими-то странно выглядящими плюшевыми игрушками, которые можно было предложить, и бросать вызов друг другу в некоторых играх. Однако настоящая радость вечера пришла после того, как начались живые выступления, и хотя до вмешательства Чонина и Джисона было сыграно всего несколько песен, Чанбин дорожил каждой из них.

Они с Чаном обычно слушали редкие компакт-диски, которые могли собрать, им приходилось держать громкость и свои голоса на относительно низком уровне, чтобы не беспокоить других стажеров Дживайпи. После того, как они перебрались в бункер, у них часто бывали сеансы с Джисоном, где они просто включали радио и слушали музыку, и даже просили, чтобы Чонин зарегистрировал их в некоторых популярных приложениях, которые давали им доступ к ещё большему количеству песен.

Но Чанбин никогда не мог предположить, насколько захватывающим будет услышать живую музыку. Как будто бит врезался в его душу своей громкостью. Каждый раз, когда начинался припев, у него появлялись мурашки по коже. Этот опыт был невероятен пока длился, и Чанбин, несомненно, чувствовал влечение к окружающей среде так, как он никогда не мог предвидеть. Было что-то такое в чистой силе музыки и в заколдованной толпе, которая танцевала и бормотала под лирику, что было для него незабываемым.

Мысли Чанбина вернулись в настоящее, когда он почувствовал, как Джисон ослабляет хватку. Сначала он подумал, что младший, возможно, отделялся от него, что разочаровало Чанбина немного больше, чем он хотел бы признавать, но вскоре понял, что всё было наоборот.

Джисону каким-то образом удалось заснуть, что заставило Чанбина почувствовать одновременно облегчение и зависть, поскольку он сомневался, что его мысли успокоятся достаточно, чтобы он мог отдохнуть. Он устал, совсем не спал по дороге, но боялся закрыть глаза. Либо Джисон не был так потрясен, как выглядел, либо он был чрезвычайно истощен, и что-то заставило Чанбина поверить во второй вариант.

Осторожно, чтобы не разбудить другого, Чанбин вытащил свою руку из их запутанных тел, чтобы натянуть одеяло до подбородка Джисона. Младшему удалось заснуть в позе, которая вряд ли казалась удобной, с его лицом, лежащим где-то между плечом и грудью Чанбина, а руки обвились вокруг шеи старшего. Однако его лицо было спокойнее, чем Чанбин видел этим вечером, а следы от слез на его лице уже давно высохли, поэтому Чанбин решил, что обстановка довольно неплохая.

Довольный своей ролью подушки на оставшуюся часть пути, Чанбин отвёл взгляд от Джисона на стену фургона напротив него. Сумки снова были небрежно сложены друг с другом, и он, сожалея, понял, что в спешке вставил наушник не туда. Это означало, что у Чонина будет на одно дело больше, когда они вернутся в бункер, но когда Чанбин взглянул налево, чтобы извиниться, то обнаружил, что Чонин тоже крепко спит, и решил не беспокоить его.

Несмотря на комфорт близости Джисона: его медленное дыхание, ровное сердцебиение и успокаивающее тепло, Чанбин почувствовал, как его мысли возвращаются к нежелательным воспоминаниям о том, что он видел в трейлере. Он разрывался между неуверенностью в том, почему это так его беспокоит, и ощущением, что это большая угроза, чем казалось.

Хотя это явно было предназначено для его обнаружения, тот факт, что человек, стоящий за этим, знал, что он будет в этом трейлере именно в ту же ночь, достаточно нервировал. Это также заставило Чанбина беспокоиться о том, что кто бы это ни был, он знал о других членах их группы или, по крайней мере, о Чане. Видя, как Чан и Чанбин годами почти не покидали друг друга, если кто-то знал такие подробности о Чанбине, он предположил, что они в равной степени знали и о Чане. Возможно, там был похожий плакат, предназначенный для его блондинистого друга, спрятанный в одном из киосков и предназначенный для его поиска.

Чанбин всё ещё мог слово в слово вспомнить прочитанное им сообщение.

У тебя скоро закончится-

— Бин? – Голос Сынмина был удивительно спокойным. Чанбин отчаянно цеплялся за него, воздерживаясь от мысленного завершения предложения, и повернул голову в сторону младшего.

Было довольно трудно увидеть Сынмина, учитывая тусклый свет фургона и Чонина, сидящего между ними, но Чанбин мог чувствовать стойкую остроту его взгляда. Чанбин моргнул, пытаясь приспособить глаза к темноте, и почти смог различить силуэт Сынмина, хотя выражение его лица было скрытым.

Когда он заговорил в следующий раз, его слова и тон были такими успокаивающими, как будто он улыбнулся своей самой яркой улыбкой.

— Мы будем в порядке.

Мысли Чанбина немедленно вернулись к пути, который они совершили на фестиваль, где он пробормотал то же самое в напряжённой тишине фургона. Он не был уверен, проснулся ли Сынмин, чтобы услышать его слова, но, судя по тому значению, в котором они только что были повторены, они значили для Сынмина гораздо больше, чем Чанбин изначально предполагал.

Он не ответил, как и Сынмин, когда их роли поменялись местами, но он был уверен, что младший уловил его благодарность. Вместо этого он повернулся лицом к стене и услышал легкое шарканье, когда Сынмин принял более удобную позу.

Остаток пути прошел в тишине. Чан не включил радио впереди, и, учитывая, что Джисон не проснулся, чтобы попросить об этом, звук в машине оставался выключенным. Чанбин не особо возражал, в глубине его сознания все еще звучали песни с фестиваля, и они были более чем желанными, поскольку помогали ему отвлечься.

Он не пытался заснуть, а вместо этого сосредоточился на мелочах, находящихся в его окружении. Он сосредоточился на весе Джисона, опирающегося на него, и на методичном раскачивании фургона, когда он наезжает на небольшую неровность на дороге или Чан делает поворот. Стена напротив него была скучной, и её было почти невозможно увидеть в темноте, но он всё же пытался сосредоточить свое внимание на том, чтобы внутренне указывать на крошечные царапины на краске.

Каждые десять минут он замечал, что Хёнджин смотрит на него. Это немного сбивало с толку, учитывая, что Хёнджину приходилось полностью развернуться на своем сидении и выглянуть через верх стула, чтобы заглянуть в заднюю часть фургона, а это означало, что он совсем не соблюдал безопасность. Тем не менее, всякий раз, когда Чанбин поднимал взгляд, чтобы встретиться с ним взглядом, Хёнджин разворачивался и прятался, прежде чем Чанбин смог взглянуть в глаза, не говоря уже о том, чтобы спрашивать, что тот занимается.

«Когда ты перестал отвечать, Хёнджин подумал, что, возможно, просчитался.»

Чанбин вспомнил слова Чана в трейлере, и почувствовал ещё один укол вины. Он понимал, что ему придется поговорить с Хёнджином, просто чтобы успокоить того, и что всё произошедшее было его собственной ошибкой, но также он знал, что их нынешнее окружение было не самым подходящим для такого. Он пообещал себе сделать это при первой же возможности, когда они останутся одни.

Поэтому Чанбин вместо этого снова перевел взгляд на стену, больше не беспокоясь о том, чтобы поднимать глаза всякий раз, когда он чувствовал, как Хёнджин поворачивается на своем месте. Он пытался не обращать внимания на то, как чужие глаза, всегда такие наблюдательные и настороженные, каждый раз задерживались на нём ещё на пару секунд.

Обратный путь был короче, чем путь туда, по-видимому, потому, что время приближалось к раннему утру и дороги стали тише. Чанбин почувствовал как облегчение и тревога захлестнули его, когда фургон начал трястись на неровной гравийной дороге, ведущей к бункеру. Он отчаянно пытался попасть внутрь, где, как он знал, они действительно были в безопасности, но также нервничал, от этого по причине, которую не мог объяснить.

Он действительно нервничал последние несколько часов и понял, что ему придется что-то делать, чтобы снять напряжение, сковывающее его конечности.

Чонин и Сынмин зашевелились, когда грузовик въехал в гараж. Внезапный яркий свет проник в заднюю часть фургона и действовал как сигнал тревоги. Это не произвело такого же эффекта на Джисона, и Чанбин на мгновение заколебался, прежде чем сбросить младшего с плеча. Джисон ответил протестующим стоном, когда его руки сжались вокруг Чанбина, который издал легкий весёлый вздох.

— Мы приехали домой, Сони. Пора вставать, скоро ты сможешь поспать снова.

Чанбин с нежностью наблюдал, как Джисон моргнул и открыл глаза, его сонный взгляд скользил от лица Чанбина по фургону вокруг них. Спереди раздался звук, когда Чан вышел и захлопнул за собой дверь, Хёнджин сделал то же самое через несколько секунд. Чонин вытянул руки с другой стороны от Чанбина, и Сынмин, пошатываясь, поднялся на ноги и вяло, спотыкаясь, двинулся вперёд, чтобы открыть заднюю дверь.

Теперь, когда свет струился в полную силу, Джисон, казалось, проснулся немного быстрее. Он медленно снял голову с плеча Чанбина и руки с шеи старшего, передвигая конечности, чтобы хорошенько потянуться, зевая. По крайней мере, он выглядел достаточно хорошо отдохнувшим, хотя Чанбин предполагал, что все они проведут значительную часть предстоящих дней проспав, восполняя усталость, которую принесла эта ночь.

— Я голоден, – пробормотал Джисон, сказав свои первые слова Чанбину с тех пор, как он вцепился в него несколько часов назад. Чанбин не смог удержаться от облегчённой довольной ухмылки, которая появилась на его губах от того, что Джисон, наконец, снова заговорил и вернулся к своему обычному состоянию.

— Ага, скоро поедим что-нибудь, – успокоил его Чанбин, наблюдая с пола, как Джисон поднялся на ноги. Он мог представить, насколько эмоциональным был этот вечер, и был рад, что не решил немедленно рассказать правду о том, что на самом деле произошло в трейлере. Это только испугало бы Джисона, а это было последнее, чего бы он хотел.

Взгляд Джисона на мгновение задержался на Чанбине, прежде чем он вышел из задних дверей фургона, которые Сынмин оставил открытыми. В его глазах всё ещё была беззащитность, которая напомнила Чанбину, насколько он был потрясен, но, по крайней мере, теперь не выглядел таким неподвижным, как раньше. Обещание еды, казалось, тоже придало ему сил.

Чанбин тоже собирался встать, стараясь держать себя в движении и отвлекаться от своих мыслей, когда заметил, что Чонин присел с другой стороны машины. Младший собирал ящики вместе, и Чанбин с чувством вины заметил, что он возился с наушником, который Чанбин небрежно бросил не в тот контейнер незадолго до того, как они покинули фестиваль.

Решив, что помощь Чонину с чемоданами немного компенсирует это, Чанбин подошёл к другу и протянул руку, предлагая помощь. Чонин на мгновение взглянул на него, затем слегка улыбнулся, отчего на сердце Чанбина потеплело, и передал две сумки с компьютерами.

— Извини за наушник, Йени, – сказал Чанбин, поправляя хватку на ручках футляров, чтобы облегчить их переноску.

— Всё в порядке, тебе пришлось иметь дело с прилипчивым Джисоном, так что я не виню тебя, – легкомысленно ответил Чонин, его ухмылка стала озорной, когда он взглянул в сторону дверей, из которых только что вышел Джисон. Чанбин усмехнулся и выпрямился, бросив на младшего быстрый взгляд, чтобы убедиться, что тому было не тяжело нести остальное. Он собирался выйти из кузова, когда Чонин снова заговорил, его голос был намного тише, чем было несколько минут назад. — Бин, могу я спросить тебя кое о чём?

Чанбин повернулся, слегка удивленно подняв брови на вопрос Чонина. Не задумываясь он сказал:

— Конечно.

— Ну... Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё, верно? – пробормотал Чонин, его большие глаза серьёзно моргнули, глядя на Чанбина. Когда Чанбин запнулся, чувствуя укол неуверенности, Чонин поспешно пояснил. — Просто... Я знаю, что ты, вероятно, не хочешь говорить о том, что произошло сегодня вечером, учитывая, что ты солгал об этом, но если ты когда-нибудь захочешь что-то сказать, то, пожалуйста, знай, что я буду счастлив послушать, хорошо?

Взгляд Чонина был таким открытым, как будто он действительно не видел странности в том, что сказал, в то время как Чанбин от шока чуть не уронил портфели с техникой.

— Как ты узнал, что я солгал? – наконец сумел спросить Чанбин, чувствуя, как паника накапливается в его груди. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме Чана, знал значение произошедшего, и если было очевидно, что он солгал, то это означало, что беспокоиться стоило в разы больше.

Чонин в ответ вопросительно вскинул голову и слегка пожал плечами, прежде чем ответить.

— Ты сказал нам, что узнал одного из них, но Джинни сказал, что все они были в масках. Как же тогда ты мог узнать кого-то, если его лицо было закрыто?

Рот Чанбина открылся от осознания и шока, однако он был действительно благодарен за то, что Чонин опознал его ложь из-за неточности, а не из-за своей неспособности лгать. Он мог быть уверен, что Джисон не смог уловить это, а Сынмин ничего не упомянул, так что оставалось надеяться, что ему сошло это с рук. Что до Хёнджина... Что же, Чанбин в любом случае должен был поговорить с ним.

Чувствуя, как на его губах появляется печальная улыбка, Чанбин повернулся к двери, пытаясь скрыть свой дискомфорт с помощью веселья. Та мимолётная безопасность, которую он чувствовал в фургоне, будучи прижатым к Джисону, исчезла со словами Чонина, которые, хотя и были сказаны с благими намерениями, ещё раз напомнили ему, почему он вообще должен был солгать.

— Знаешь, как старший, это я должен говорить тебе такие вещи, – выдал Чанбин, выходя из фургона в ярко освещённый гараж.

Чонин поспешил за ним, слегка пошатываясь под весом портфеля с компьютером, наушниками и напитками, которые они взяли с собой.

— Мне бы хотелось, чтобы вы перестали так говорить. Я и сам могу позаботиться обо всех вас.

— Просто позволь нам немного побаловать тебя, ну пожалуйста.

— Поддерживаю, – сказал Чан, сверкнув озорной ухмылкой, прислонившись к задней части фургона. Он двинулся вперёд, захлопнул двери и запер машину, а затем взял у Чонина коробку с наушниками, чтобы уменьшить его нагрузку. — Я послал остальных приготовить нам что-нибудь поесть, но подумал, что вам, ребята, может понадобиться помощь.

Как трогательно, Чан доверяет им настолько, что позволил находиться на кухне без его присутствия, подумал Чанбин, даже если ему было немного грустно от того, что Чан всё ещё не позволял ему готовить одному. Сынмин только усилил неуверенность Чана в кулинарных навыках Чанбина, пересказав ему историю о немытой кастрюле, так что Чанбин в конце концов смирился с тем, что он отвечает за мытье посуды, а не готовку.

Чан направился к выходу из гаража, прикрывая за ними дверь, когда они все прошли через неё. Чанбин попытался не обращать внимания на надвигающийся страх, который учащал его сердцебиение, когда они шли к лифту, отвлекаясь на тихий разговор, который завязали Чан и Чонин.

Темнота, похожая на атмосферу фургона наполнила Чанбина успокаивающим чувством безопасности, а выход на открытое пространство гаража освежал. Однако, когда они вошли в лифт, и Чан подставил карточку, чтобы начать его движение, Чанбин почувствовал только нарастающее чувство страха.

Дело не в том, что он не чувствовал себя комфортно в их новом доме, а скорее наоборот. Он не мог вспомнить, когда он в последний раз чувствовал себя таким довольным в каком-либо месте, особенно с учётом высокого напряжения, наполнявшего все комнаты в штаб-квартире Дживайпи, и думать, что в их подземном бункере есть вероятность опасности, было для него почти невыносимым. Несомненно, кто-то знал о его прошлом, и они определённо знали и то, что он собирался делать. Несмотря ни на что, он по-прежнему не был в безопасности. Он снова потерял контроль над ситуацией.

Соблазнительный запах поразил троицу, как только лифт остановился, вероятно, из-за оставшейся троицы, что возилась на кухне. Они готовили что-то на скорую руку, учитывая столь ранний час, но это и выглядело, да и пахло вкусно. К сожалению, Чанбин лишь почувствовал себя плохо, и понял, что не сможет съесть ни крошки этой ночью.

Пытаясь остудить выражение своего лица, он последовал за Чаном из лифта на кухню. Чонин сразу же направился к шкафам, где Сынмин начал помогать ему выгружать предметы из коробки с закусками и напитками, в то время как Чан осторожно поставил контейнер с наушниками на пол. Чанбин сделал то же самое с двумя чемоданами, которые он нёс, а затем начал тихо проходить мимо кухни и гостиной, стараясь двигаться как можно более осторожно и незаметно.

Однако, к сожалению, один человек из их команды обладал обострёнными чувствами, поэтому его попытка красться была немедленно обнаружена.

— Ты не собираешься ничего есть, Бинни? – спросил Хёнджин, заставив Чанбина остановиться на полушаге. Он поморщился, затем изобразил то, что, как он надеялся, было беззаботной улыбкой на своем лице, когда он повернулся, невинно сцепив руки за спиной.

— Да, ещё не проголодался. Я могу вернуться и помыть посуду, если хотите-

— Боже, не будь дурачком, – усмехнулся Сынмин, хотя в его глазах было веселье, когда он сделал жест в сторону Чанбина. — Думаю, никто из нас не умрёт, если мы сами займёмся этим сегодня.

Хоть это и был простой освобождающий жест, Чанбин не мог не почувствовать себя тронутым этим. Его ухмылку внезапно стало намного проще подделать, и он обнаружил, что искренне улыбается, благодаря младшего. Он заметил, что взгляды Чана и Джисона следовали за ним, когда он повернулся и поспешил к разветвляющимся коридорам, пытаясь сохранять уверенность и стойкость на своём пути.

Разговор за его спиной стал приглушённым, и он только собрался проигнорировать его, когда остановился на перекрёстке коридоров. Часть его отчаянно пыталась спрятаться в общей с Чаном комнате, принять душ, чтобы смыть воспоминания этого дня, а затем похоронить себя под одеялом. Однако другая, гораздо более убедительная его часть хотела избавиться от оставшейся нервозности и не чувствовала себя в безопасности, просто ложась спать, как ни в чем не бывало. Он не был уверен, хочет ли он лечь в одиночестве, учитывая, что оглушительное одиночество облегчило бы его тревожным мыслям, наконец, полный контроль над его разумом, который они и пытались получить всю ночь.

Приняв решение, Чанбин повернулся налево. Он чувствовал, как в его мышцах накапливается предвкушение, когда он двигался, теперь полностью увлечённый идеей избавиться от стресса физически. Усталость, которая угрожала преодолеть его в фургоне, теперь полностью исчезла, и её сменила почти контролирующая разум потребность двигаться, и Чанбин смог добраться до спортзала достаточно быстро.

Это было довольно простое сооружение с несколькими беговыми тренажерами, велотренажерами, эллиптическими тренажерами, одним гребным тренажером и большим выбором гантелей, с которыми Чанбин уже познакомился.

Он включил свет у входа, и, не теряя времени, пробрался в комнату и рассмотрел возможные варианты. Чанбин уже использовал всё присутствующее оборудование раньше и нашёл преимущества в каждом из них. Велосипеды помогали ему найти ритм и были полезны, когда ему нужно было немного времени на размышления, но, поскольку он вообще не хотел думать сейчас, пришлось быстро отказался от их использования. Ему всегда нравилось работать с гантелями, так как это было для него своеобразным бустом самоуверенности, но и этим он не был доволен.

После нескольких секунд размышлений его взгляд остановился на беговых машинах.

Чанбин помнил, как однажды, в течение первого месяца обучения в Дживайпи, у него случилась паническая атака. Он не знал что это, но, учитывая, что в то время всё было крайне ужасающе, его юный разум просто решил, что они были тем, против чего ничего нельзя сделать. Но когда его наставник обнаружил, что он страдает от них, его обучили сопротивлению им, поскольку они были очень нежелательны в ситуации миссии. Ему сказали, что это было своего рода состояние «бей или беги», в котором он боялся и хотел бежать, но не шевелил ни одной мышцей, в результате чего его дыхание и частота сердечных сокращений учащались. Он не был уверен, насколько точно помнил это, но в тот момент он обнаружил, что его мысли возвращаются к этому, когда он осматривал, в частности, одну беговую машину.

Было немного тяжело дышать, хотя и не так мучительно, поскольку он видел ту фотографию, лежащую на столе в трейлере. Ноги Чанбина толкали его вперёд, мысли становились обнадеживающими, когда он задавался вопросом, сможет ли избавиться от этой одышки, если не останется на месте, а позволит себе бежать. Если он боялся на самом деле, возможно, это могло бы помочь.

Чанбин встал на пояс машины и прикрепил зажим к рубашке, его верхняя губа скривилась от отвращения, когда он узнал темную жидкость, окрашивающую ее переднюю часть. Придётся её постирать, хотя он предполагал, что эти пятна остались на ней навсегда.

От быстрого прикосновения ремень пришёл в движение, и Чанбин поднял скорость до максимально возможного уровня. Он не включил музыку, как делал до сих пор каждый раз, когда посещал спортзал бункера, но сомневался, что мог слышать что-нибудь из-за постоянного жужжания машины. Это проникало в его разум, когда он бежал, заставляя себя двигаться почти на автомате.

Однако, к его большому разочарованию, это совсем не помогло. Во всяком случае, он почувствовал себя еще более запыхавшимся, хотя на самом деле не ожидал, что это упражнение сильно поможет. Несмотря на то, что топот его ног во время бега был оглушительным, его дыхание было ещё громче и никак не ослабило его возбуждение.

Выругавшись, Чанбин с силой нажал указательным пальцем на кнопку «стоп». Машина немедленно сделала то, о чём просили, и движение ремня замедлилось. Чанбин склонил голову, когда его бег постепенно превратился в ходьбу, положив руки по обе стороны от бегового тренажера, когда он попытался отдышаться. Он зажмурился и сжал кулаки, обнаружив, что, по крайней мере, теперь не чувствовал себя таким напуганным, как когда он впервые вошёл в спортзал.

Вместо этого он был зол. Он был зол на то, что на фестивале ему удалось услышать только семь песен и что ему не удалось выиграть у Чана ту резиновую уточку. Он был зол на то, что оцепенел перед убийством, что он больше беспокоился о том, чтобы кровь не попала на его одежду, чем о том, есть ли у его жертв семьи. Он был зол на то, что кто-то пошёл на такое, чтобы попасть в его голову, и, что больше всего, он был зол на то, что позволил этому так сильно повлиять на него.

Прежде чем Чанбин смог с расстановкой осмыслить то, что он делал, он сошёл с беговой дорожки и подошёл к большому шкафу, который стоял в дальнем углу комнаты. Он распахнул его и уставился на боксерские груши, находившиеся там, за считанные секунды решив, какую из них выберет. Схватив сумку и с силой потянув её вниз с крючка, он наклонился, чтобы взять пару перчаток из маленькой коробки, лежащей на дне шкафа.

Он захлопнул дверь, направив всё разочарование в свои движения, подходя к тому месту, где цепи спускались с потолка, таща за собой сумку одной рукой.

Через несколько секунд у него всё было готово, и он поднял закутанные в перчатки кулаки перед лицом.

Прошло довольно много времени с тех пор, как он тренировался таким образом, так как его техника боя уже адаптировалась к оружейной методике, а не к грубой силе, однако он помнил почти все советы, которые говорил его инструктор. Однако это не означало, что он обращал на них внимание, приступив к делу. Он вообще не собирался тренироваться, лишь выпускал пар.

Именно этим он пытался заниматься с тех пор, как вернулся на базу, но безуспешно.

Он не был уверен, сколько времени прошло пока он почти автоматически наносил удары кулаками в сумку, которая свисала с потолка, когда боль начала просачиваться в его конечности. Это неудивительно, одна из первых вещей, которые ему сказали об использовании боксерских груш, заключалась в том, отсутствие разогрева перед началом часто приводит к таким болям. Он не особо заботился об этом, так как пульсация, по крайней мере, отвлекала его от возбужденной тошноты, распространявшейся по его желудку в течение последних часов.

К сожалению, это не отвлекало его от мыслей, и вскоре он почувствовал, как его ритмичные движения начали втягивать его в них.

Вид фотографии закрепился в его памяти, дразня и беспощадно преследуя его. И всё же Чанбин всё больше и больше терял свой первоначальный страх перед картинкой и нацарапанным посланием, который сменился беспокойством о том, что она значила для будущего, а не для настоящего.

Вопрос Чана какое-то время игнорировался его голове, но когда сознание Чанбина вернулось к последним моментам, которые они провели на фестивале, он задал себе тот же вопрос, что и блондин. «Что ты хочешь сказать остальным?» Чанбин разрывался между двумя вариантами: сохранить это в секрете или сообщить им. Он знал, что Чан не решит за него, но ему было некомфортно оставаться одному и самому разбираться в этом.

Кажется, он слишком зациклен на этом.

Руки Чанбина упали по бокам, и он наблюдал, как груша замедлилась и остановилась. Боль распространилась из его рук по всему телу, доходя даже до головы, но он не делал ничего, чтобы избавиться от боли. Вместо этого он зажмурился, пытаясь не обращать внимания на ужасно знакомый вид фотографии, которая пыталась отпечатать себя на обратной стороне его век.

У тебя скоро закончится время-

Один.

Чанбин не смог сдержать шокированного вздоха, когда мир вокруг него стал необычайно тихим. Он моргнул, открыв глаза, отчаянно надеясь, что ошибся, но был встречен ужасающей тишиной, которая охватила весь спортзал вокруг него.

Два.

Страх уже плёл ветвистые узлы в его животе, Чанбин поражённо опустил голову. Прошли годы с тех пор, как он применял свои способности бесконтрольно, и было почти смехотворно, что он потерял контроль в такое столь плохое время.

Три.

Одна вещь, которую Чанбин никогда не мог сделать, несмотря на все усилия Дживайпи, – это точно отслеживать, как долго он использовал свои способности. Это было ровно три секунды, а когда оно выросло до пяти, он каждый раз делал ровно пять. Ещё никогда Чанбин так не хотел иметь возможность сократить это время.

Четыре.

К тому же прошло довольно много времени с тех пор, как он использовал свои способности так скоро после предыдущего раза и в нервном предвкушении ждал окончания обратного отсчета. К счастью, тренажерный зал находился довольно далеко от гостиной, поэтому он не думал, что кто-то из парней мог быть в пределах его радиуса действия, но его больше беспокоило то, что кто-то придёт искать его, и обнаружит в том состоянии, которое наступит по истечению пяти секунд.

— Ах... – простонал Чанбин, морщась в ожидании.

Пять.

Он, должно быть, потерял сознание, раз следующей вещью, что он ощутил была холодная земля под его телом и яркий свет потолка, падающий прямо сверху. Всё было покрыто фантастической туманностью: несмотря на тишину в комнате, ему казалось, что он слышит так много; огни над ним казались значительно ярче, поскольку они сливались в одну сияющую массу; а его тело одновременно казалось и тяжелым, и невесомым.

Пытаясь оставаться в сознании, полуприкрытый взгляд Чанбина скользнул по стене. Он мог различить круглую форму часов, но его зрение вращалось слишком сильно, чтобы он мог хотя бы попытаться угадать время. Однако же, понимая, что он проснулся в пустом спортзале, удалось смутно осознать, что прошло не так уж и много, раз Чан не пришёл посмотреть, чем занимается Чанбин, ведь тот даже не вернулся в их общую комнату спустя часы. Чанбин почувствовал облегчение, так как не сомневался, что Чан потеряет хладнокровие, увидев его в таком состоянии, но также чувствовал себя таким жалким, раз в какой-то мере ему хотелось, чтобы его отчитали.

С другой стороны, если он был тем, кто физически упал в обморок от вызванного тревогой истощения, туман, окутавший разум Чанбина, основывался на волнении, которое владело им раньше. Это также помогло притупить боль в руках и спине, которая, должно быть, довольно сильно ударилась о землю, судя по приглушенной пульсации, исходящей от его позвоночника.

Чанбин издал ещё один стон, собираясь с силами, чтобы пошевелить одной рукой и удручённо шлёпнуть ей по лицу. Она закрывала его глаза и почти полностью прятала от надоедливого света, но он продолжал чувствовать, как они закрываются снова. Из-за истощения, оставившего его лежать на земле, мысль о том, чтобы сесть, не говоря уже о том, чтобы стоять, казалась совершенно невозможной.

Он отчаянно хотел заснуть, но даже не соображая полностью он знал, что это плохая идея. Его боли будут только хуже при следующем пробуждении, и был уверен, что его обнаружат, если он уснёт здесь. И, учитывая, что это уже произошло до этого, а он не предупредил никого о своих проблемах, это было очень нежелательно.

— Давай, Чанбин, ну же... – громко прорычал он хриплым и дрожащим голосом, когда ему удалось перекатиться на бок. Пол, казалось, растянулся на ненормально большое расстояние перед ним, и он отчаянно моргнул, пытаясь прояснить своё зрение, чтобы суметь различить линию, где стена соединяется с потолком.

К его большому облегчению, когда его сознание начало возвращаться, страх нет. Он по-прежнему чувствовал, что его сонливость значительно затрудняла его, и ранее контролируемые страхом мысли были заменены упорным желанием дать отдых его телу. Кроме того, выйдет просто идеально, если он сможет заснуть, думая о чём-нибудь, кроме этой картины, поэтому он почувствовал, что вновь обретенная решимость укрепила его мускулы, чтобы он смог встать.

И это было ошибкой.

Комната закружилась вокруг него, и он подавил нарастающую тошноту, пытаясь удержаться на ногах. В глазах на мгновение потемнело, заменяя собой круговороты перед глазами, и он потянулся к чему-то, чтобы опереться. Его руки коснулись твердой кожи, и он тут же схватился за неё. За что бы он ни ухватился, оно было довольно большим, и, пока оно качалось под его весом, ему удалось удержаться от очередного падения с помощью этой дополнительной поддержки.

Убедившись, что вращение комнаты превратилось в управляемое колебание, он медленно повернул голову, чтобы понять, что он сжимал. Боксерская груша встретила его взгляд едва ли не снисходительно, и Чанбин вздохнул, прежде чем протянуть руку, чтобы погладить её с извиняющимся видом.

Ослабленными руками он снял перчатки, которые носил для защиты, затем отпустил боксерскую грушу и начал шататься в направлении двери. Он был уверен, что выглядел полным дураком, который несколько раз спотыкался на собственных ногах и шёл по прямой такой же, как волосы Чана, когда они решили однажды использовать на них плойку.

Дверь не выглядела так близко, но внезапно он врезался в нее всем своим телом. Если бы у Чанбина осталась хоть какая-то энергия, он мог бы вздрогнуть, но вместо этого он принял боль легким ворчанием, толкнув дверь, просто прислонившись на нее.

Он бы вывалился в коридор недостойной кучей, если бы не руки, протянутые, чтобы удержать его.

Чанбину потребовалось унизительно много времени, чтобы понять, что он не упал на пол, и ещё больше времени, чтобы заметить, что кто-то произнес его имя. Руки, которые держали его за плечи, были нежными, и человек, казалось, не обращал внимания на кровь, которая всё ещё покрывала большую часть его одежды.

Устало моргая, Чанбин поднял голову и почувствовал, как его внутренности сжались, конечно же, это должен был быть именно он.

— Бинни? – осторожно спросил Хёнджин, его взгляд обострился, когда Чанбин посмотрел ему в глаза. Чанбин понял, что на нём были солнцезащитные очки золотистого оттенка, означая, что его глаза были прекрасно видны и сияли от беспокойства, которое безжалостно поразило сердце Чанбина. Чанбин мысленно выругался, потому что теперь они были одни, и он пообещал себе поговорить с Хёнджином, как только это произойдет. Но он вряд ли был в состоянии сделать это, и не хотел, чтобы Хёнджин видел его, когда он только что… — Ты в порядке?

Нет. Нет, Чанбин был не в порядке.

Всё его тело болело, а разум отчаянно твердил, что он должен беспокоиться о том, о чём не было ни малейшего желания думать, и ему внезапно захотелось дать себе пощечину, потому что он был виновен в том, что на Хёнджине было такое удручённое выражение лица.

— Я в порядке, – сказал он, отводя взгляд, поскольку взгляд Хёнджина был слишком для него, когда он едва мог обрабатывать свои собственные мысли. Хватка парня на его плечах немного ослабла, поэтому Чанбин использовал эту возможность, чтобы отступить и установить между ними некоторое расстояние. Он обнаружил, что было немного легче стоять самому, когда Хёнджин был рядом, наблюдая за ним своими внимательными глазами, которые всегда вызывали у него интерес.

— Ты устал, да? – фыркнул Хёнджин после короткой паузы, и Чанбин почувствовал, как взгляд собеседника прошёлся по его потрепанному виду. — У тебя мешки под глазами больше, чем были когда-либо, и ты выглядишь бледнее, чем Джисон, когда я сказал, что съел последний кусок его чизкейка. В общем, выглядишь дерьмово.

Чанбин усмехнулся, хотя и не стал закатывать глаза из-за страха, что снова потеряет восстановившееся зрение. Вместо этого он начал (пытаться) пробираться по коридору в направлении их комнат, более чем испытывая небольшое облегчение от того, что Хёнджин больше не выглядел так, как будто вот-вот разрыдается.

— Ты такой отличный льстец, – сухо сказал он, чувствуя разрастающееся разочарование в груди, когда его ноги чуть не подкосились под ним на первом же шаге. Сжав челюсть и решительно устремив взгляд на конец коридора, он продолжил идти.

Хёнджин поравнялся с ним, а через секунду Чанбин почувствовал, как чья-то рука обхватила его за талию. Неловкий румянец ударил по его щекам, ведь он знал, что ему нужна была эта помощь, но был благодарен, что Хёнджин не стал ждать слишком долго, чтобы он неизбежно встретился лицом с твёрдой землёй. Должно было быть очевидно, что с таким острым вниманием, как у Хёнджина, волочащиеся ступни и слабые ноги Чанбина будет крайне легко уловить.

— Я и не пытался льстить тебе, я пытался выразить свое беспокойство, – ровно ответил Хёнджин, совмещая свои шаги с более медленным шагом Чанбина, когда они начали своё путешествие по, казалось бы, безлюдной базе. Чанбин снова задумался, который час, не слыша голоса других, даже когда они подходили к гостиной.

Также ему было любопытно, чем занимался Хёнджин когда, похоже, все остальные ушли спать. Он вряд ли мог их винить, на себе чувствуя ошеломляющее истощение от этих недавних событий, но он думал, что Хёнджин был одним из самых усталых из них. В конце концов, это была его первая миссия, и он, должно быть, был застигнут врасплох тем, насколько шумной была толпа на фестивале.

При этой мысли глаза Чанбина поднялись и посмотрели на Хёнджина с вновь обретенной осторожностью. Он вспомнил своё беспокойство, когда толпа кричала со всех сторон из-за внезапной темноты, и как их крики разрывали его сердце. Не потому, что они были слишком громкими для него, а потому, что он боялся того, что они могли сделать с Хёнджином.

— В любом случае, как ты себя чувствуешь? Твои уши в порядке? – спросил Чанбин после короткого молчания. Хёнджин мельком взглянул на него – те же эмоции, которые Чанбин заметил в фургоне, на мгновение промелькнули в его выражении лица, прежде чем он снова поднял глаза и поджал губы.

— Я в порядке. Сначала это было немного шокирующе, но ничего такого, к чему бы я не привык... – Хёнджин замолчал, и Чанбин наблюдал, как высокий скривился в воспоминании, которое, как он догадывался, было болезненным.

Наконец его глаза упали в пол, наблюдая, как они продолжали шагать синхронно. Это было немного волнительно, и он был благодарен за то, что Хёнджин всё ещё приобнимал его для поддержки, даже если он хотел, чтобы это ему не требовалось.

— Я думал о тебе, – тихо сказал Чанбин. Медлительность его мыслей и болезненность тела предполагали под собой, что он не мог полностью обрабатывать свои слова, когда произносил их, большая часть его внимания вместо этого была сосредоточена на том, как хватка Хёнджина немного усилилась. — Когда погас весь свет и люди начали кричать, я искал тебя. Не мог двигаться в течение нескольких секунд после отключения электроэнергии... Думаю, это было потому, что меня беспокоил весь шум, и мне нужно было знать, что ты хорошо перенёс это.

Хёнджин ничего не сказал, и Чанбин не отрывал взгляда от ног, пока они продолжали своё неторопливое путешествие по базе. Было ли это из-за его запутанного ума, или если он вообще не мог ответить на вопрос, который задавал себе мысленно, и эта мысль сумела сбить его с толку.

Почему меня так это волнует?

Его чувства не были связаны исключительно с Хёнджином. Чанбин знал, что он также запаниковал бы и застыл, если бы беспокоился о Чонине, Сынмине или Джисоне. Он привык к такой связи с Чаном, но не ожидал, что зажжёт такую ​​сильную связь с группой, которую он знал едва ли месяц.

Когда он полностью осознал это, то перестал концентрироваться на своих более сентиментальных эмоциях. У него всегда было что-то, о чём он должен был беспокоиться, что-то, чем он должен был заняться. Однако теперь, когда у него появлялись и исчезали следующие друг за другом мысли, он понял, как действительно сильно заботился о своих новых друзьях и как мало это напрягало его.

Возможно, это произошло потому, что он осознал, насколько доволен тем, что они живут вместе, наконец, в месте, которое, как они чувствовали, может принадлежать им, и он хотел дать им то, чего он сам никогда не мог иметь.

—Я тоже думал о тебе.

Голос Хёнджина вернул Чанбина к настоящему. Он моргнул, неуверенно открыв глаза, даже не осознав, что они закрылись. Знакомый минималистичный коридор, ведущий в их комнаты, встретился с его туманным взором, и он почувствовал тёплое облегчение от того, что оказался так близко к кровати. Он почти забыл, что Хёнджин заговорил, его голос был тихим, но хриплым от неузнаваемых эмоций, но стал внимательно слушать, пока другой продолжил.

— Я думал, что подготовился ко всему, что может случиться, раз я действительно не знал, чего ожидать... – Голос Хёнджина не колебался, но Чанбин почувствовал внезапную неровность их шагов. — Но когда ты просто отключился, и Сынмин сказал мне, что Йени не может связаться с твоим наушником... Я был убеждён, что должно было случиться что-то ужасное, и я разрывался на части, потому что считал, что это моя вина.

Когда они остановились, Чанбин почувствовал, как к горлу поднялся ком, и взглянул на знакомую дверь, ведущую в комнату, которую он делил с Чаном. Он рискнул взглянуть на Хёнджина и чуть не пошатнулся, когда увидел явное волнение на лице другого. Даже с успокаивающим золотым блеском своих очков Хёнджин выглядел напряжённым и взволнованным, и, если бы не недостаток силы, Чанбин немедленно обнял бы Хёнджина, пока тот не перестал выглядеть таким грустным.

— Джинни... – его голос сорвался, и ему удалось вырваться из хватки Хёнджина, чтобы он мог повернуться и посмотреть в лицо парня должным образом. На этот раз Хёнджин, казалось, непреклонно избегал зрительного контакта, когда его ноги шаркали по земле, а его голова была опущена вниз. Чанбин уже чувствовал, как его ноги собираются подкоситься, поэтому он продолжил, не дожидаясь, пока Хёнджин поднимет глаза. — Прошу, поверь мне, что это не твоя вина. Ты сделал всё идеально, даже когда обстоятельства сыграли против тебя, и тебе приходилось полагаться только на своё зрение. Было пятнадцать человек в масках, вооруженных ножами, и они были в одном из трейлеров. Всё, сказанное тобой, было правильным.

Хёнджин наконец поднял глаза, и в его глазах было немного меньше боли, когда он посмотрел на Чанбина. Выражение его лица всё ещё оставалось напряженным, но, по крайней мере, он выдержал взгляд Чанбина без особого колебания и, наконец, кивнул, смиряясь.

— Иди спать, Бин. Увидимся завтра.

Чанбин почувствовал, как его губы растянуты в легкой улыбке, и он нащупал за собой дверную ручку. Хёнджин в последний раз помахал ему рукой, прежде чем он повернуться и пойти обратно по коридору. Чанбин подождал, пока второй скрылся из виду, затем вошёл в свою комнату, наслаждаясь спокойствием, охватившим его, как только он ступил внутрь.

Тёплый свет исходил от торшера рядом с кроватью Чана. Взгляд Чанбина быстро переместился на старшего, когда он стоял, выглядя гораздо менее собранным, чем раньше ночью, и Чанбин догадался, что Чану было также тяжело обработать то, что произошло.

Улыбка, которую Чанбин подарил Хёнджину, ускользнула, сменившись усталой гримасой, и он медленно направился к своей кровати. Если бы обстоятельства были другими, Чанбин чувствовал бы себя весьма гордым за то, что ему удалось так хорошо справиться с перенапряжением своих сил, но он сомневался, что сможет найти в себе что-то положительное в тот момент.

Чан колебался на долю секунды, прежде чем пересечь комнату и осторожно уселся рядом с Чанбином на кровать младшего. Они не обнимались, но нежное и безмолвное утешение, которое принес с собой Чан, было похоже на успокаивающее одеяло, которое накрыло Чанбина, согревая холодное онемение, охватившее его, после такого количества эмоций в течение дня.

— Это был Хёнджин? – тихо спросил Чан, сложив руки на коленях. Чанбин кивнул в ответ, тяжёлое чувство вины наполнило его сердце, когда он вспомнил, как младший был вынужден взять на себя большую часть своего веса на пути обратно в его комнату. Ему пришлось извиниться и за это, раз уж он был в состоянии сделать это.

Чанбин чувствовал вину за многое.

— Не вини себя ни в чём, что случилось сегодня, – сказал Чан, словно читая мысли Чанбина. — Мы всё ещё почти ничего не знаем об этой фотографии, так что пока не зацикливайся на ней слишком много. И я знаю тебя, Бин, и знаю, что тебе плохо из-за того, что ты потерял самообладание и заставил всех нас – особенно Джинни и Сони, так сильно волноваться, но не надо. Иногда тебе нужно полагаться на нас, не взваливай на себя всю тяжесть.

— Это и тебя касается, – пробормотал Чанбин, получив от Чана небольшой признательный смешок. Он мог с ходу сказать, что всё, чем Чан занимался с момента возвращения на базу, было беспокойство из-за фотографии и её значения для группы, даже в его сонном состоянии, опираясь ли на то, каким Чан выглядел измученным. Он не думал, что кто-то из них сможет обрести хоть немного покоя, пока они немного не поговорят об этом и не придут к решению относительно того, сколько они расскажут другим. Итак, хотя его разум отчаянно желал, чтобы он остановился, он вернул их разговор к событиям той ночи. — Ты же не думаешь, что Дживайпи мог иметь к этому какое-то отношение, не так ли?

Не прошло и секунды, как Чан покачал головой. Чанбин не особо удивился, потому что тоже так не думал.

— Нет... Точно нет, если бы Дживайпи хотел привлечь наше внимание, он приказал бы группе агентов штурмовать прямо сюда, – пробормотал Чан, его голос приобрел горький оттенок, который Чанбин слишком хорошо понимал.

— Хорошо, тогда... – медленно сказал Чанбин, чувствуя, как в его голове начинает формироваться новый вопрос. С приземлённым присутствием Чана рядом и мягким комфортом его кровати он начал думать немного более связно и обнаружил, что удивлен, раз это не приходило ему в голову ранее. — Мы ему скажем об этом?

Чан замолчал, и Чанбин наблюдал, как тот заметно напрягся. Оба они поклялись как можно больше отделиться от Дживайпи и его работы, и обратиться к нему за помощью всего через несколько недель было унижением, которому ни один из них не хотел поддаваться. Однако в глубине души Чанбин знал, что на кону стоит нечто большее, чем их недовольство. У них было ещё четыре человека, о которых нужно было беспокоиться и о которых нужно было заботиться. Если они окажутся в опасности-

— Может быть, я эгоист, но... мне так не хочется, – наконец прошептал Чан, и Чанбин услышал разочарование в голосе другого. Он сам это чувствовал, но также не мог отрицать слов Чана, чувствуя постыдное облегчение оттого, что они оба разделяли точку зрения. — И кроме того, мы до сих пор не знаем, что произошло на самом деле. Это может быть просто какая-то мелкая игра, в которую играет кто-то, кто не представляет для нас угрозы, и мы не хотим, чтобы другие были пойманы в сети Дживайпи ради этого, не так ли?

— Конечно, нет.

В голове Чанбина внезапно возникли образы бесстрастных взглядов, манипулятивных улыбок и ложно успокаивающих рук. Он с ужасом осознавал, как Чонин потеряет невинную искру, которую он всегда нёс в блеске своих глаз, и как паранойя и недоверие Сынмина будут только усугубляться. Он мог представить себе, как Джисон будет бояться каждую ночь, и что Хёнджина всегда будут держать под контролем, каждый день ему будут угрожать люди вокруг него, которые знают, как причинить ему боль самыми невообразимыми способами...

И Чанбин чувствовал себя намного увереннее в своем решении.

— Итак, это снова возвращает нас к началу... – тон Чана был мрачным, и он посмотрел на Чанбина с сочувствием. — Что мы собираемся сказать им?

Тогда Чанбин вновь погрузился в неуверенность, и его пальцы бессознательно дергались по бокам.

— Что ты сказал Хёнджину? – спросил он после короткой паузы. Он уже знал, что было известно Сынмину, Чонину и Джисону, но никогда напрямую не говорил с Хёнджином о том, что произошло в трейлере. Чан, должно быть, сказал что-то на обратном пути, но Чанбин не мог припомнить, чтобы что-то слышал. Возможно ли, что Хёнджин просто не спросил?

— Сказал, что это не моё дело, – не колеблясь ответил Чан, и Чанбин вздохнул с облегчением.

Он собрался с силами, чтобы повернуть голову, и посмотрел на Чана, который нервно смотрел на него, как будто задаваясь вопросом, правильно ли поступил. Однако, как только Чанбин улыбнулся с благодарностью, лицо Чана растаяло в его собственной улыбке, золотое сияние лампы идеально отражало нежность, которая сияла в его глазах.

— Я сказал остальным, что узнал одного из членов банд ... И, думаю, Сони поверил мне или, по крайней мере, не задавал вопросов, но я не знаю, что подумал Сынмин. – Он почувствовал, как его губы скривились в весёлой ухмылке, когда его мысли переместились к Чонину. — Однако Йени меня раскусил. Он логически разгадал мою ложь прямо передо мной. Говорю тебе, этот ребенок слишком умён, к его же благу.

— Ну, это было явно не лучшее прикрытие, – возразил Чан, смягчая свои слова смехом. Если бы руки Чанбина все еще не казались свинцовыми, он бы хлопнул друга по колену, чтобы подразнить его, но ему пришлось довольствоваться разочарованным видом.

Вскоре настроение снова ухудшилось, поскольку Чанбин вспомнил вопрос, который они так и оставили без чёткого ответа. Им нужно было принять решение, и Чанбин почувствовал, что медленно приближается к чему-то, даже если он ещё не был уверен, насколько одобрял его.

— Я... не думаю, что мы должны говорить им, – признался он, и Чан замер рядом с ним. Теперь, когда слова витали в воздухе, Чанбин знал, что не может забрать их обратно, и вместо этого должен был уточнить точнее, что имел в виду. — Они, особенно Джисон с Хёнджином, до сих пор не привыкли к подобным вещам... Даже Сынмин нервничал из-за этой миссии и того, насколько она была большой, поэтому, учитывая, насколько хрупкой сейчас является их уверенность... что-то вроде этого может просто уничтожить это.

Чан долго молчал, и Чанбин собирался спросить, действительно ли его рассуждения настолько отвратительны, когда блондин наконец заговорил. Его голос, как обычно, был непоколебим, но Чанбин заметил нерешительность, которую он чувствовал и сам.

— Это может быть к лучшему. Мы не хотим, чтобы они паниковали и опасались чего-то, если это не серьёзная угроза... А если случится что-то ещё, связанное с этим, тогда мы можем сообщить им об этом.

Хотя Чан сказал в точности то, что думал Чанбин, в их обоих сохранялась значительная нерешительность. Чанбин чувствовал себя усталым и настороженным. Он наконец почувствовал, что немного лучше контролирует ситуацию, но у него всё ещё присутствовало дурное предчувствие, цеплявшееся за его тело.

Неудивительно, что Чан первым двинулся с места. Он встал с кровати с энергией, которую Чанбин никак не мог понять, и положил руки на бедра, глядя на меньшего с заботливой, словно у родителя, гримасой.

— Выглядишь потрёпанно, Бин.

— Хёнджин тоже сказал мне это, – пробормотал Чанбин, хотя он не чувствовал себя слишком обескураженным, поскольку знал, что это правда. Фактически, он был вполне уверен, что выглядел намного лучше, чем чувствовал.

Тихо рассмеявшись про себя, Чан нетерпеливо подпрыгнул на носках.

— Пойдём. Давай искупаем тебя и переоденемся, тогда, думаю, мы оба сможем заслуженно выспаться.

Изначально казалось, что Чан планировал дать Чанбину возможность на самостоятельность, но когда тот слишком быстро встал и в результате чуть не упал лицом вниз, старший отказался оставить его. Чанбин догадался, что если Чан не был осведомлён об этом раньше, то теперь он знал о вторичном использовании его способностей, и обнаружил, что зациклился на разочарованном, но обеспокоенном взгляде, когда его проводили в сторону их ванной.

Его отпустили только тогда, когда он принял душ, но даже тогда Чан непреклонно стоял у двери и стучал каждые десять секунд, чтобы убедиться, что Чанбин справляется сам. Чанбин подавил желание закатить глаза, но обнаружил, что не возражает против заботы Чана, такой же сильной, как и к остальным.

Его забрызганная кровью одежда была брошена в кучу на полу, чтобы разобраться с ней позже утром, в то время как Чан оставил удобный комплект футболки и шорт на сиденье унитаза для Чанбина, когда он закончил мыться. Судя по тому, как футболка была немного больше по размеру, чем большая часть собственной одежды Чанбина, он догадался, что это была одна из коллекции Чана, и почувствовал нежность, объединяющую его уже освежённое и спокойное сердце.

Несмотря на его улучшенное настроение, Чанбин не мог просто забыть события того дня, и даже с комфортом Чана и его собственным истощением, он пролежал без сна удручающе долгое время после того, как они улеглись в постели.

Каждый раз, когда он закрывал глаза, в его сознании проецировалось изображение чёрно-белой фотографии. И каждый раз он слышал эти семь слов, которые шептал ему бестелесный голос.

У тебя скоро закончится время, Со Чанбин.