Фотография тревожила Минхо, хотя он явно не знал и половины того, что другие. Прошла всего минута, казавшаяся вечностью, пока Минхо сдерживал свои вопросы и с нервным предвкушением наблюдал за Чаном, замерев словно статуя, смотря на фотографию, которую он так крепко держал в руках.

Жар продолжал исходить от стен после вспышки Чана. Минхо сомневался, что он когда-либо забудет истинную силу огня, который поглотил это место, едва дав членам банды шанс хотя бы закричать, прежде чем они будут поглощены пламенем. На какой-то душераздирающий момент он подумал, что это будет конец и для него, прежде чем сквозь панику заметил выделенный Чаном для него небольшой круг недосягаемости.

Тем не менее, когда этот Ад, наконец, утих, Чан схватил лист бумаги, который он заботливо оставил несгоревшим, в то время как Минхо потребовалось добрых десять секунд, чтобы просто подняться на ноги. Как оказалось, он упал на землю, бледный и дрожащий, из-за ужаса, который наполнил его, при виде пламени Чана в полную силу. Это был страх, не похожий ни на что, испытываемое им раньше.

Поэтому, когда Минхо в конце концов взглянул на то, что заставило Чана потерять контроль, это вызвало у него неоднозначные чувства. Так было до тех пор, пока он не посмотрел на фотографию более внимательно и не начал осознавать её значение, после чего его наполнило глубокое чувство страха, опять же имеющее ту силу, которую Минхо не ощущал раньше.

А реакция Чанбина на это только сделала хуже.

При звуке голоса Чанбина, так нехарактерно дрожащего, Чан вышел из состояния шока. Он моргнул, прежде чем фотография мгновенно вспыхнула и исчезла. Минхо уныло уставился на пустое место, где оно когда-то было, и вызванный шок заставил некоторые точные детали исчезнуть из его памяти.

Он ясно помнил это изображение: черно-белый снимок мальчика, которого уносили из горящего дома. Хотя качество было низким, впечатление всё же осталось. Слова, которые он прочитал, а затем повторил в уме, чтобы попытаться понять их, только сбивали с толку, и приходилось прилагать достаточные усилия, чтобы вспомнить, как именно они были сформулированы.

Что-то о сожжении, наряду с именем… «Кристофер Бан», подсказал ему разум, хотя это было бесполезно, поскольку нигде не откликалось.

— Это... был ты, не так ли? – Голос Сынмина, резкий от беспокойства, был тем долгожданным отвлечением, которого Минхо изо всех сил ждал, пока пытался разобраться в своих мыслях.

Хотелось бы, чтобы Чан не сжигал фотографию, так как из-за обвинения Сынмина ему отчаянно хотелось взглянуть на неё. Однако, когда он ещё раз прокрутил это имя в уме, он пришел к пониманию, от которого у него по спине побежали мурашки (и он все еще не мог понять, почему его это так заботит).

Бан Чан... Это его полное имя.

Постепенно Минхо начал понимать, почему Чан вдруг так резко потерял самообладание, проигнорировав весь их план, вместо этого придя к столь драматическому и поспешному концу миссии. Он продолжал оставаться в неведении, но крошечного взгляда на правду, которую он получил, было достаточно, чтобы заставить его поднять глаза, и как следует рассмотреть лицо Чана.

Минхо стал очень уважать Чана, даже за то короткое время, что они провели вместе. У старшего было много характеристик, которые он мог только мечтать приобрести, но, по его мнению, самой замечательной из них была способность Чана контролировать свои черты лица в трудные времена. Минхо сумел усовершенствовать их сам за все эти годы, поскольку они были центральной частью обманных чар, которые он накладывал на протяжении всей своей жизни, однако он всегда чувствовал, что его умение сохранять самообладание в основном зависело от его способностей. У Чана, однако, это казалось частью его самого.

И всё же сейчас выражение лица Чана было настолько открыто переполнено страданиями, что оно вселяло страх в сердце Минхо. Он даже не осознавал, как сильно нуждался в утешении, (пусть и признавать это было унизительно для него) но он ждал от Чана какого-то подтверждения, что всё в порядке.

Но когда он увидел ужас на лице Чана, то понял, что всё было с точностью наоборот.

По какой-то неизвестной ему причине его взгляд переместился на Чанбина, который склонился над другим плечом Чана. В его глазах была такая же тревога, хотя Минхо заметил и кое-что ещё — что-то откликалось в нём по другой причине. Профиль Чанбина потемнел, его губы сжались, а брови сдвинулись вместе в явном узнавании.

И Сынмин, похоже, тоже это заметил.

— Это не новость для вас, – сказал младший ровным тоном. — Вы ожидали этого — вы оба!

— “Ожидали”, наверное, не лучшее слово, чтобы описать это. – Чанбин ответил, скривившись от явного дискомфорта, избегая зрительного контакта. — Но да… Это не новость для нас.

Чан всё это время хранил тревожное молчание, и Минхо краем глаза наблюдал, как блондин явно изо всех сил пытался обуздать свои эмоции. Его руки были сжаты в кулаки по бокам, и часть Минхо беспокоилась, что вот-вот начнется новый пожар, но ему с трудом верилось, что в Чане осталась хоть какая-то сила после того шоу, которое он только что продемонстрировал.

— Вы скрывали это от нас, – тихо пробормотал Сынмин, отступая на несколько шагов от обугленного стола, вокруг которого столпилась их группа.

Минхо не знал Чана или Чанбина так долго, как Сынмин, и он, конечно же, не успел построить с ними доверительных отношений — и потому не питал к ним великих надежд. Тем не менее, чувство предательства, которое наслаивалось на слова Сынмина, было неприятно слушать даже ему, пусть он может и не чувствовал того же, но просто слышать, как младший говорит таким образом, было достаточно болезненно.

Чанбин, казалось, почувствовал всю тяжесть вновь обретенного недоверия между ними, повернулся и настойчиво двинулся к Сынмину. Когда тот напрягся в ответ, выражения чистого горя на лице Чанбина было достаточно, чтобы заставить Минхо отвернуться.

— Сынминни, пожалуйста, послушай, мы не…

— Нам нужно вернуться в бункер. – Голос Чана был жестким, сильно контрастируя с Чанбином, звучавшим так, словно вот-вот разрыдается. Он повернулся, и его лицо было абсолютно пустым, когда он посмотрел на группу перед собой. Его взгляд задержался на Минхо ещё на мгновение, будто пытаясь найти убежище в его напускном спокойствии. — Я извиняюсь за ложь, но обещаю, что мы расскажем вам всё, как только будем на безопасном расстоянии от–

— И почему это я должен тебе верить? – вмешался Сынмин, паника в его глазах озвучивалась резким криком. — Я могу принять хранение безобидных секретов, но это? Это не безобидно. Откуда мне знать, вдруг–

Обвинения Сынмина внезапно прекратились, и он захлопнул рот, прежде чем поднять дрожащий палец, чтобы прижать его к наушнику. Минхо нахмурился, задаваясь вопросом, не перестал ли он работать, поскольку до сих пор ничего не слышал, но затем понял, что, возможно, Сынмин получил личное сообщение.

В напряженной тишине они ждали, пока тот, кто обращался к Сынмину — Чонин, полагал Минхо, — закончит говорить. Тело Чанбина неконтролируемо дрожало рядом с Минхо, в то время как Чан оставался пугающе неподвижным на протяжении всего этого, наблюдая за Сынмином бесстрастным взглядом, который, как знал Минхо, должно быть утомительно поддерживать.

Сам Минхо до сих пор оправлялся от шока от огня Чана, сопровождаемого жуткой фотографией и словами, которые, несомненно, были задуманы как угроза. Он не мог отрицать, что чувствовал некоторую тревогу за Чана, но забота о собственном благополучии пересилила его (в конце концов, лишь забота о себе была той причиной, по которой Минхо продержался так долго). Он не мог точно описать это, но было что-то настолько целенаправленное и спланированное в том, как всё это было устроено, что Минхо почувствовал настоящий страх, задаваясь вопросом, кто же мог оставить такое сообщение.

Это, конечно, явно было предназначено не Кле. Кроме того, судя по всему, их лидер только что уселся, чтобы осмотреть фотографию, когда они вошли, и, увидев её, Чан пришел в ярость. А затем, с чувством страха, сжимающим его сердце, Минхо понял, что если лидер получил листок бумаги так недавно, то, возможно, его доставщик всё ещё был поблизости.

Он резко повернулся к Чану, собираясь высказать своё заключение, но Сынмин заговорил раньше него.

— Ладно. Но как только мы вернемся, ты должен нам всё рассказать. – Он потерял часть своего прежнего гнева; выражение его лица теперь выражало смесь настороженности и усталости.

Будучи в нетерпении Минхо был абсолютно против того, чтобы ждать так долго, зная, что несколько часов отделяют его от объяснения, в котором он так отчаянно нуждался, но он также знал, что срочность, вероятно, была гораздо более сильной для Сынмина. Возможно, зная каждую мелочь о членах своей банды, Минхо чувствовал бы себя некомфортно при мысли о том, что что-то столь важное скрывают от него. Он не то чтобы был огорчен, как Сынмин, скорее просто обеспокоен.

Хотя ни один из них не выглядел особенно счастливым заявлению Сынмина, Чан и Чанбин не теряли времени даром, прежде чем уйти. Минхо бросил последний взгляд на офис, заметив полный беспорядок, в котором они его оставили, и с отвращением сморщил нос. Он никогда не любил Йеллоу Вуд (не то чтобы он вообще любил хоть одно подразделение Кле), но именно Йеллоу Вуд всегда вёл себя так, что едва не выводил его из себя. Им нравилось смотреть на других свысока и сравнивать собственные достижения, а поскольку Минхо никогда не делал ничего экстравагантного со своей собственной бандой, он часто становился жертвой их осуждения.

Группа поспешила убраться из комнаты, а Сынмин держался сзади, так что Минхо оказался связующим звеном между ними. Минхо стрельнул в него испытующим взглядом, но когда младший многозначительно отвёл взгляд, он склонил голову в знак понимания и последовал за Чанбином в коридор.

Яркий солнечный свет, встретивший их, когда они вышли в сад, не улучшил их настроения. Они двигались в напряженной, неловкой тишине, которая так сильно отличалась от их безмолвия прежде. Несмотря на то, что он возглавлял группу, за его спиной стояло чувство единства, благодаря которому Минхо чувствовал себя счастливым, будучи включенным в него.

Однако в настоящее время они шли двумя очень разрозненными парами: Чан и Чанбин занимали позицию впереди, а Минхо держался сзади с Сынмином. Ему было неловко нарушать тишину, но двое впереди него, казалось, опасались даже разговаривать друг с другом, и Минхо, тому, кто привык, чтобы слова были для него источником утешения и безопасности, нужно было что-то сказать.

— Знаешь… – Он говорил тихо, чтобы его мог слышать только Сынмин, идущий рядом с ним. — Пока не приписывай им вину. Правда может быть намного сложнее, чем кажется, и я уверен, что у них есть веская причина хранить этот секрет так долго.

Поскольку Минхо всё ещё был новичком в группе, он чувствовал, что не понимает их взаимоотношения, так хорошо, как ему хотелось бы. Тем не менее, даже по тому немногому, что он видел до сих пор, он знал, что ни один из них не обладал желанием намеренно обидеть другого. Как человек, который провел большую часть своей жизни во лжи, Минхо научился очень хорошо её замечать, и он никогда не сомневался в них, особенно в Чане и Чанбине, что они желали только лучшего младшим участникам.

Поэтому сказанные им слова шли от самого сердца. Сынмин, должно быть, это заметил, и кратко, но уверенно кивнул головой. Минхо незаметно взглянул в его сторону и обнаружил, что тот больше не выглядел таким расстроенным, как раньше, и часть его обиды сменилась тревожным любопытством.

— Да, ты прав. Но сейчас я просто хочу знать правду.

Минхо устремил взгляд перед собой, его глаза задержались на затылке Чана, когда они завернули за угол.

— Могу тебя понять. Уверен, скоро нам всё расскажут.

У Минхо было странное восприятие «правды». Для него это была не обязательно что-то реальное, а скорее его способность стать реальным. С точки зрения Минхо, он мог создавать истины там, где их раньше не было, и потому не сильно ожидал, что Чан и Чанбин действительно расскажут им все, что знали. Он знал, что они могут выдумать всё или даже соврать, но большинство других слишком доверяют им, чтобы испытывать какие-либо сомнения. В некотором смысле, у всех была сила, подобная его, если они потрудятся усерднее, просто Минхо мог продвинуть эту ложь на несколько шагов дальше.

Он повернулся и посмотрел на Сынмина пытливым взглядом, когда они наконец добрались до фургона. Как только он впервые увидел младшего в своем кабинете, его поразила резкость его характера, и не только из-за кинжала, подвешенного к его горлу. Скорее, он мгновенно понял, что им нельзя было легко манипулировать, он обладал ясным интеллектом и остроумием, и что, скорее всего, Сынмин лишит его возможности говорить, прежде чем он получит шанс открыть рот, чтобы начать лгать.

В то время это взволновало и впечатлило Минхо, и с тех пор остаётся для него одной из самых интересных вещей в Сынмине.

Но в то же время, он не был уверен, что это значит для Чана и Чанбина. Судя по тому, что видел Минхо, такой участник, как Джисон, безоговорочно поверит любому их слову даже после того, как они признались в сокрытии чего-то столь важного. Сынмин же, с другой стороны, почти наверняка потребует гораздо больше усилий, чтобы восстановить прежнее доверие. Похоже, они и сами знали это , судя по тому, как плечи Чана были напряжены, а Чанбин волочил ноги по земле, как будто у него едва хватало силы воли, чтобы продолжать двигаться.

Чан оглянулся через плечо, когда они остановились на тротуаре. Его взгляд метался между троицей перед ним, и впервые с тех пор, как фотография превратилась в тлеющие угли, он позволил некоторым эмоциям отразиться на своих чертах. Он выглядел так, как будто хотел что-то сказать, но закрыл рот после тяжелой секунды молчания. Вместо этого он слегка кивнул, прежде чем безмолвно повернуться и открыть дверь со стороны водителя.

Не желая долго стоять в неудобной тишине, Минхо развернулся и направился к задним дверям. Он решил не ждать, последуют ли за ним остальные, не желая больше оставлять себя в напряжении.

Как только он увидел сияющую краску задней части фургона, перед ним распахнули одну дверь. Он сделал шаг назад, едва не уткнувшись спиной в Чанбина позади себя, и поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с человеком, который сейчас высовывался и протягивал руку Минхо.

— Спасибо, – тихо сказал он, когда Джисон помог подтянуть его в фургон.

Он шагнул в плохо освещённую машину, и знакомая беспорядочная установка действовала как странный источник комфорта. Чонин, похоже, уже убрал свое рабочее место с компьютерами и вместо этого сидел, скрестив ноги, у стены с раздражённым выражением лица вместо обычной веселой улыбки. Тем не менее, просто вид его лица неожиданно успокоил Минхо, а вид Феликса, стоящего на коленях с противоположной стороны, помог избавить его от части беспокойства, которое он даже не осознавал до этого момента.

Внутреннее тепло после возвращения к людям, о которых он искренне заботился, хотел он признать это или нет, было чем-то, чего Минхо действительно не имел возможности испытать раньше.

Тем не менее, он едва дал себе секунду, чтобы насладиться освежающим уютом атмосферы, так как двоим другим ещё нужно было попасть внутрь, к тому же ему нужно было упаковать своё оборудование. Он маневрировал в сторону, туда, где, как он помнил, хранился футляр для наушников, но почувствовал, как его дергают за руку, прежде чем он смог продвинуться дальше.

Нахмурившись, Минхо посмотрел на причину задержки, но его черты неосознанно смягчились, когда он понял, что из-за блужданий своего разума он не заметил, что Джисон до сих пор не отпустил его руку.

Он поднял глаза, чтобы рассмотреть лицо младшего, пытаясь понять причину, по которой тот держал его так долго, когда Джисон снова дёрнул. Прежде чем Минхо успел осознать, что происходит, или как следует найти опору среди одеял и карт, разбросанных по земле, его уже потянули в объятия.

Минхо не мог вспомнить, когда его в последний раз обнимали, особенно кто-то с такой осторожностью, как Джисон. Он даже не был уверен, что сможет обнять в ответ, его руки безмолвными плетьми повисли по бокам. Но Джисон, по-видимому, не возражал, поскольку в ответ он лишь слегка усилил хватку, наклонив голову в сторону, и на один-единственный душераздирающий момент Минхо почувствовал легкое прикосновение носа Джисона к обнажённой коже его шеи.

По мнению Минхо, он, скорее всего, обнимался хуже всех на свете, и молча выразил свою благодарность за то, что Джисон еще не поддался неловкости и не отстранился; он наслаждался контактом, хотя и неожиданным, больше, чем мог признать. Также ему казалось, что ужасный запах гари, наполнивший офис, прилип к его одежде, но Джисон не выказывал никаких признаков дискомфорта.

Вместо этого он тихо зашептал прямо в их объятия, тепло его дыхания вызвало дрожь, пробежавшую по позвоночнику Минхо, потому что к нему никто не прикасался подобным образом уже так давно.

— Огонь Чанни выглядел слишком опасным даже для нас, наблюдающих через камеры. Ты в порядке?

Минхо не был уверен, почему Джисон решил вдруг спросить именно его, когда на него, возможно, меньше всего повлияло всё, что происходило в офисе, но он не мог найти в себе силы долго останавливаться на этом. Борясь со своим внутренним желанием обняться в ответ, он глубоко вдохнул и отступил назад, в результате чего руки Джисона опустились и безвольно повисли по бокам.

— Я в порядке. Это был небольшой шок, но Чан был осторожен, чтобы не причинить мне боль. – Он отвел взгляд в пол, вынимая наушник. — Кроме того, я не думаю, что я тот, о ком тебе стоит беспокоиться.

Он кивнул в сторону другой стороны фургона, и Джисон вопросительно посмотрел в ту сторону. Сынмин, который, видимо, всегда обладал способностью двигаться быстро и эффективно, уже упаковал своё оборудование и сел рядом с Чонином. Чанбин, рассеянно теребя запекшуюся кровь на рукавах, был с другой стороны от Чонина, а младший, казалось, действовал как своего рода барьер, нейтрализующий волны напряжения, которые струились рядом с ним. Минхо почувствовал небольшую жалость к младшему, но он также знал, что Чонин сможет справиться с этим, поскольку он был не из тех, кто поддаётся нагнетающей атмосфере и позволяет ей увлечь себя.

Когда Джисон повернулся к нему спиной, Минхо подошёл к коробке с наушниками и положил свои поверх кучи. Затем он быстро вытащил пистолет из кармана, сразу же утешившись потерей веса, который напомнил ему о его присутствии. Бросив последний отвращённый взгляд, он избавился от оружия. Хотя миссия закончилась крайне нежелательно, Минхо, по крайней мере, не пришлось нажимать на курок.

Поскольку Чанбин, Сынмин и Чонин заняли одну сторону, Минхо выбрал своё место рядом с Феликсом. Младший наблюдал за происходящим вокруг широко раскрытыми глазами, сияющими одновременно беспокойством и замешательством, после того как ранее дружеская атмосфера превратилась в тяжелую тишину. Минхо тоже проявлял к нему некоторое сочувствие; все они надеялись, что миссия пройдет безупречно, и Феликс сможет получить представление о том, как всё устроено, но вышло совсем наоборот.

С другой стороны, это был первый раз и для Минхо, оставивший не самый лучший опыт.

Минхо медленно опустился на землю, вздохнув и прислонившись спиной к стене. В фургоне было так же неудобно, как и всегда, но там, где гостеприимная атмосфера когда-то давала решение этой проблемы, осталось только чувство беспокойства.

Джисон нерешительно завис рядом с дверью еще на секунду, словно ожидая, что произойдет что-то ещё, но когда затишье в разговоре затянулось, он смиренно наклонил голову и потащился к тому месту, где сидел Минхо. Ему было очень жаль и Джисона, чьё волнение при виде своих друзей в таком состоянии было очевидно в каждом расстроенном взгляде, который он посылал в их сторону. Джисон прожил довольно тихую и ничем не примечательную жизнь, это можно было понять с первого взгляда, и потому вполне мог себе представить, как такое волнение влияет на него тем самым образом, с которым Минхо давно ознакомился.

Нарушив обыденный порядок вещей, Чан не стал окликать заднюю часть фургона, чтобы проверить, все ли готовы. Вместо этого, как только Джисон сел с другой стороны от Минхо, машина тронулась с места. Радио также никогда не включалось, но никто и не просил об этом.

Готовясь к предстоящему долгому путешествию, Минхо попытался отвлечься от надвигающейся угрозы. Он сосредоточился на своем голоде, почти ничего не съев в тот день, и на том, как сильно ему не нравился запах гари, который всё не хотел отлипать от него из-за огня, который Чан устроил в кабинете лидера.

Давненько он не чувствовал себя таким потерянным. Даже когда Чан, Чанбин и Сынмин впервые появились на его собственной базе, он понял, что это был его выбор: пойти с ними или попытаться восстановить систему, которую они (очень бесполезно) разрушили. Однако, когда мысли Минхо невольно вернулись к фотографии, он понял, что действительно не имеет ни малейшего понятия о происходящем. Это наполняло его не волнением, а скорее чувством страха за себя и за тех, к которым он, несомненно, испытывал некоторую привязанность.

Джисон, к своей чести, держал рот на замке, поскольку стало ясно, что никто из них не желал разговора. Тем не менее, он ни секунды не сидел на месте, постоянно двигаясь в той или иной форме, то подёргивая ногами, то теребя ветхие края одеяла, которым он обернул свои плечи.

С другой стороны Минхо, Феликс чувствовал себя не намного лучше. Он заметил, как тот болтал с Чанбином по пути к базе Йеллоу Вуда, и теперь, когда никто не мог ответить на тысячи вопросов, которые Минхо, вероятнее всего, ему хотелось задать, он, похоже, не находил себе места. И он едва ли мог его винить; пусть ему и нравилось думать, что он был человеком, который мог изобразить уверенность независимо от того, в какой ситуации оказался, но даже он чувствовал себя не на своем месте.

Решив взять на себя роль Чанбина в качестве источника поддержки Феликса, Минхо выпрямил спину и начал собирать карты, которые остались разбросанными по полу между их двумя подгруппами. Сам Чанбин на мгновение оживился, прежде чем снова погрузиться в себя и отвести взгляд. Сынмин даже не оглянулся, а Чонин поднял голову, посылая Минхо быструю улыбку. Он заметил, что тот игрался с маленьким устройством, чем-то похожим на их наушники, возможно, чтобы отвлечься от двух невероятно взволнованных людей по обе стороны от него. Минхо улыбнулся в ответ, затем откинулся назад и постарался как можно более умело смешать колоду, надеясь, что все они на месте.

Джисон и Феликс оба с любопытством наблюдали за ним, словно стремясь получить возможность сосредоточиться на чём-то более лёгком. Поэтому Минхо посмотрел между ними, позволяя ободряющей улыбке появиться на его лице.

— Ладненько. Кто-то из вас знает какие-нибудь хорошие карточные игры?

***

К концу пути Минхо чувствовал себя измученным родителем.

Он взял на себя задачу сделать Джисона и Феликса менее вялыми, и ему удалось неплохо с этим справиться за первые пару часов. У них, казалось, была чрезвычайно завидная способность развлекаться всем, что только попадалось на глаза, и их энтузиазма по отношению к каждой игре было достаточно, чтобы Минхо захотелось отложить карты и спрятать голову под одеяло.

Прошла словно целая вечность, прежде чем им наскучил покер, и когда это произошло Минхо не мог не удивиться, когда они снова погрузились в прежнюю тишину. Каким-то образом он забыл обо всём, что произошло, просто балуясь с Джисоном и Феликсом, и это было ему незнакомо, но не обязательно неприятно. Он не ожидал, что Феликсу будет так комфортно рядом с ними, тем более, что тот знал о силе Минхо и о том, как ее можно использовать, но он не проявлял никаких признаков настороженности всякий раз, когда он говорил, как другие в первые несколько дней пребывания Минхо в бункере.

Он бросил быстрый взгляд на другую сторону фургона, просто чтобы проверить, как поживают остальные трое. Но те словно тоже попались под то же заклинание расслабления, что и Минхо, вызванное тем, что Джисон и Феликс немыслимо волшебным образом смогли снять напряжение. Чанбин, похоже, и вовсе задремал, свободно сложив руки на груди, в то время как Сынмин склонил голову на плечо Чонина и с любопытством наблюдал, как младший продолжал возиться со своим устройством.

Однако не прошло и минуты тишины, как Джисон и Феликс внезапно разговорились на тему шоу и фильмов, которые они любили смотреть в детстве. Они даже обнаружили, что их дни рождения отличались всего днём разницы, что только добавило им волнения. А у Минхо было странное чувство, будто он вмешивался во что-то, неловко прижатый между парнями, громко болтающими по обе стороны от него.

Но, несмотря на свои первоначальные обиды, через некоторое время он обнаружил, что было довольно приятно просто слушать то, что они обсуждали. Он узнал несколько названий, которые появлялись, но даже если нет, Джисон и Феликс всегда были бы более чем счастливы объяснить ему сюжет вкратце. Уйдя из дома, он не поспевал за какими-либо развлечениями и был очень смущён тем, насколько ограниченными были его знания. Тем не менее, Джисон и Феликс оставались терпеливыми, и вскоре их беззаботное отношение начало передаваться Минхо, и улыбку стало не так сложно подделать.

Ему было достаточно легко просто отключиться, фоново прислушиваясь к их дружеской болтовне и позволяя своему разуму отвлечься на мысли, которые не были охвачены тревогами или сомнениями, как раньше. Вместо этого он просто растворился в освежающе искренних голосах двух с обеих сторон, которые творили чудеса как для него, так и для трио напротив.

Минхо даже не понял, что они перестали разговаривать, пока внезапно на его плечи не опустилась тяжесть. Он напрягся, вовсе не ожидая контакта, но вскоре расслабился, когда понял, что это были всего лишь Джисон и Феликс, использующие его как подушку.

— “Всего лишь”, – повторил он про себя, чувствуя, как его губы дёргаются в улыбке. Месяц назад он даже не мог представить себя в таком положении, не говоря уже о том, чтобы получать от этого удовольствие, но вот он здесь.

И он не смог сдержать ухудшение своего настроения, когда гладкая дорога под колесами их фургона превратилась в дорожку с песчаным гравием, и Феликс сонно оторвал голову от его плеча. Джисон ещё не пошевелился, хотя теперь, когда Феликс проснулся и огляделся вокруг, Минхо потряс плечом, чтобы заставить и Джисона прийти в себя.

— Мы приехали, – сказал он тихо, не понимая, как именно это произошло. По правде говоря, не было ощущения, что прошло так много времени с тех пор, как они начали свой путь назад, но Феликс и Джисон проделали хорошую работу, приятно скоротав его. И когда Минхо увидел сомнение, промелькнувшее на лице Феликса, он понял, что, возможно, это отчасти было связано с желанием блондина забыть об оставлении дома, в котором тот прожил двадцать лет.

Джисон потёр глаза и зевнул, прикрывшись рукой, в то время как Феликс с новоприобретенной нервозностью сжался по другую сторону от Минхо. Он чувствовал, как его собственное беспокойство возвращается на поверхность; с их возвращением в бункер это означало и приближение долгожданного разговора с Чаном и Чанбином, а он точно может быть не из приятных.

— Завтра мы покажем тебе всё как следует, но сейчас, я думаю, нам нужно провести групповое собрание, – проинструктировал Минхо, заставив Феликса сглотнуть от явной нервозности. Он поморщился, зная, что не может сказать ничего утешительного, не солгав и безоговорочно используя свои силы, поэтому остановился на более безопасном варианте. — Если ты не хочешь слушать, я уверен, Чан был бы рад, если ты–

— Нет, – перебил Феликс, уверенность в его голосе заставила Минхо запнуться. — Я здесь, чтобы остаться, поэтому… я тоже должен знать, что происходит.

Минхо сделал паузу, прежде чем кивнул и изо всех сил пытался скрыть легкую улыбку одобрения, которая угрожала приподнять его губы. Он не совсем понимал, что такого было в Феликсе, но явно что-то в неутомимой преданности, с которой он заботился о Чане и помнил его, откликалось в душе Минхо. Его храбрость, которую тот демонстрировал уже много раз, была чертой, которую он не мог приписать себе, и потому находил её достойной восхищения.

Словно доказывая свою точку зрения, Феликс поджал губы, чтобы скрыть легкую дрожь, и повернулся, чтобы посмотреть на передние сиденья, когда фургон остановился. Яркое белое освещение их гаража сияло через ветровое стекло и просачивалось в заднюю часть, освещая множество чемоданов и сумок, которые валялись вокруг.

И Минхо почувствовал, как его плечи понуро опустились при виде их.

К счастью, Чан через мгновение высунул голову из-за спинки своего сиденья чтобы сказать им, что они могут оставить их до утра. На его лице была измученная гримаса предвкушения, как будто он ожидал, что его обращение будет встречено враждебно, но, когда группа сзади только кивнула с соответствующей усталостью, это выражение растаяло в более мягком жалостливом виде. Он, казалось, на мгновение даже забыл о предстоящем разговоре утонув в сочувствии к своей группе, и у Минхо возникло искушение попросить его не торопить предстоящую встречу просто для того, чтобы отправить их всех спать раньше.

Чонин сунул в карман устройство, над которым работал, Сынмин выпрямился и принял сидячее положение. Минхо с облегчением увидел, что выражение лица младшего больше не выглядело таким раздражённым; он просто хотел знать, что происходит, и конфликты между группой не были чем-то, что, по его мнению, кого-либо из них интересовало. Он даже задавался вопросом, разрешат ли ему использовать свои силы, чтобы немного разрядить обстановку, если ситуация станет достаточно ужасной, но, видимо, в этом не было необходимости.

Феликс неуверенно моргнул, когда Джисон распахнул обе задние двери и без колебаний выпрыгнул в гараж. Минхо сделал паузу, поднимаясь на ноги, слегка ободряюще похлопав Феликса. Блондин резко вдохнул, явно пытаясь скрыть свою нервозность, поэтому Минхо решил оставить его, чтобы он сам собрался с духом.

Он закинул на плечо сумку, которую упаковал для поездки, и вышел из фургона вслед за Джисоном. Чан не ждал каждого из них, как в прошлый раз, а вместо этого уже держал открытой дверь, ведущую к остальной части бункера. Было ясно, что теперь, когда секрет раскрыт, он отчаянно пытался сгладить углы. Минхо воспринял это как хороший знак.

Он не стал дожидаться никого из остальных, на данный момент чувствуя себя более комфортно со своими мыслями, и поэтому без промедления подошёл к Хёнджину, стоявшему рядом с Чаном. Хёнджин олицетворял собой вялость, которую испытывал Минхо, после довольно бессонной ночи в хижине и неожиданной заминки в их миссии. Однако, несмотря на это, всё же попытался улыбнуться Минхо в приветствии, что его удивило, но также дало достаточно мотивации, чтобы ответить взаимной улыбкой.

С первой ночи в бункере Хёнджин был одним из самых гостеприимных. Его предупреждение не шокировало Минхо настолько, чтобы он полностью забыл о том, как Хёнджин поклялся выслушать всё, что будет сказано между ним и Джисоном. Только когда он начал задаваться вопросом о странном гостеприимстве парня, он понял, что за этим может стоять причина. Он не манипулировал Джисоном, и, по мнению Хёнджина, это, должно быть, послужило своего рода знаком одобрения.

Остальные быстро присоединились к ним, также разделяя желание Чана начать разговор. У них на лицах была смесь беспокойства и любопытства, когда они подошли, не считая Чанбина, который до сих пор выглядел на грани слёз, проснувшись от того, что, как знал Минхо, вероятнее всего было крайне беспокойным сном. Феликс плелся за ними, рассматривая пустую, но впечатляющую обстановку, которая находилась в гараже. Он чуть не споткнулся о собственные ноги, и, увидев, что Чан не был даже близко, чтобы подать своему другу руку помощи, Минхо маневрировал в сторону Феликса, когда они собрались у двери, и Чан запер фургон.

— Ты так впечатлён гаражом, – прокомментировал Минхо, полагая, что было бы хорошей идеей отвлечь Феликса от миссии – в конце концов, у него было достаточно забот, связанных с обустройством нового дома.

— Я удивлен не столько гаражом, – ответил Феликс, потирая затылок. Удивительно, но он не выказал никаких признаков дискомфорта, когда нес свой большой багаж. — Больше тем… что это то место, где вы, ребята, жили всё это время. Сама эта ассоциация делает всё тут впечатляющим.

Минхо слегка ухмыльнулся в знак признательности, прежде чем небрежно пожал плечами.

— Я сам не был здесь так долго.

Глаза Феликса загорелись интересом, и Минхо внутренне выругался, когда понял, что невольно поддался нежелательному (но уж точно не враждебному) допросу. Он надеялся, что, когда они последуют за Хёнджином и Сынмином в тот захудалый интерьер первого этажа бункера, Феликс отвлечётся на ужасные условия. Однако, к несчастью для Минхо, непредвзятый разум Феликса, казалось, едва ли удивился, да уж, реакция сильно отличалась от реакции Минхо, когда он впервые увидел эту обманку.

— Ах, точно! – весело проговорил Феликс, и Минхо сделал вывод, что, хотя он и не хотел много говорить о себе, по крайней мере, он помог избавить Феликса от части его нервозности. — Чан упоминал, что ты присоединился к группе совсем недавно. Это значит, что мы можем объединиться и подружиться, верно?

Минхо задавался вопросом, сделал ли он что-то специально, чтобы заслужить такое чистое дружелюбие, или Феликс просто был таким человеком. Он надеялся на последнее, поскольку сам не привык к такому фамильярному обращению столь рано после первой встречи с кем-то — Джисон был единственным исключением, к которому он мог приспособиться, но всё равно чувствовал намного более медленный прогресс с остальными. Тем не менее, Феликс демонстрировал тот же безоговорочно доверчивый характер, которым обладал Джисон, и это одновременно нервировало и сбивало с толку Минхо. Это заставляло его чувствовать себя неуверенно, когда к нему относились с такой добротой, ведь он знал, что ничего подобного не заслуживает.

Но Джисон и Феликс знали, на что способен Минхо, и всё же решили дружить с ним. Что бы это значило?

Он моргнул, поняв, что Феликс ждёт ответа. Они немного отставали от пары впереди них, поэтому Минхо многозначительно кивнул в их сторону и спровоцировал Феликса пойти быстрее, чтобы догнать. На лице парня по-прежнему не было презрения к запыленным диванам и захудалой атмосфере, вместо этого он смотрел на Минхо с такой надеждой, что он просто был вынужден уступить.

— Полагаю, что так.

Если Феликс и уловил нерешительность в тоне Минхо, он этого не показал. Лишь засиял так, что отчужденный лёд вокруг сердца Минхо растаял, и покачался с пятки на носок, пока четверо участников спереди заходили в лифт. Он втайне радовался этому; лифт был недостаточно велик, чтобы вместить всех восьмерых, когда и семерым было тесновато. Он был рад, что Чанбин и Сынмин тоже были раздельно, поскольку, хотя между ними уже не было такого напряжения, как в фургоне, Минхо определенно не хотелось застрять в замкнутом пространстве с ними двумя.

Сынмин вызвал лифт ещё раз, воспользовавшись карточкой, которую сделал для него Чонин. Минхо ещё не получил свою собственную, то ли потому, что ему не доверяли уходить одному, то ли потому, что Чонин просто ещё не дошёл до этого, он не был уверен. Но он и не возражал, так как более чем привык проводить уединённую жизнь под землёй.

— О, это не всё? – спросил Феликс, когда Сынмин распахнул дверь, ведущую к лифту, и придержал её для троих позади себя.

Хёнджин бросил взгляд через плечо, его губы скривились в ухмылке, несмотря на беспокойные морщинки на лбу.

— Ты же не думал, что мы правда живём в таких условиях, верно?

— Я не мог быть уверен… – нерешительно ответил Феликс, сделав паузу, чтобы поблагодарить Сынмина, прежде чем сделать полный круг и осмотреть лифт внутри. — Но не хотел спрашивать и быть грубым.

— Ты слишком хорошенький для всех нас, – прокомментировал Сынмин, позволив двери закрыться и подойдя к мерцающему свету, чтобы приложить свою карточку. Феликс открыл было рот, чтобы пожаловаться, не обращая внимания на подчеркнуто соглашающийся взгляд Минхо, но замолчал, когда лифт тронулся в движение и опустился, открывая истинное пространство базы.

Минхо до сих пор помнил, как он неохотно был впечатлен, когда впервые увидел нижнюю часть бункера, и протяжное «вау» Феликса рядом с ним было достаточно красноречивым. К своему большому недоумению, он чувствовал себя странно гордым тем, что представляет это место Феликсу, а очевидное изумление младшего делало момент ещё более стоящим.

— Это… – Слова Феликса снова растворились в тишине, когда он, пошатываясь, сделал шаг из лифта. Минхо протянул руку на случай, если его понадобится придержать, зависнув ладонью прямо за спиной Феликса, одновременно оглядываясь и заново знакомясь со своим домом.

Дом. Не прошло и трех недель, а он уже использовал это слово для описания? Ему всё еще казалось, что мятный цвет смотрелся бы лучше, но он действительно чувствовал себя в этом месте более комфортно, чем где бы то ни было в течение достаточно долгого времени. Он задавался вопросом, насколько это было связано с людьми, оставшимися с ним.

Чтобы вырваться из мыслей, которые становились слишком сентиментальными для него, Минхо прошёл на кухню поискать что-нибудь перекусить. У него не было времени готовить, как он мог бы сделать в противном случае, но он знал, что лучше не есть недоеденные куски, которые другие хранили в холодильнике, поэтому вместо этого согласился на что-то простое, что, он надеялся, достаточно утолит его голод, и он будет в состоянии спать, как только их встреча закончится.

Он потянулся к их шкафу с чипсами, вытащил три пакета, а затем подошел к тому месту, где они хранили свои тарелки. До его ушей донеслись приглушенные голоса собравшихся вокруг телевизора, вместе с нежным голосом Хёнджина, говорящего Феликсу, где он может пока поставить свои сумки. В то время как его собственный рюкзак тяжело давил на спину, он позволил ему соскользнуть с плеч с мысленной пометкой убрать его перед сном и высыпал пакеты с чипсами в три отдельные миски.

Когда он, наконец, повернулся и направился к диванам, почти все они были заняты. Он не заметил раньше, но их было идеальное количество, чтобы вместить восемь человек, и он молча молился, чтобы они не нашли другого человека со способностями просто потому, что не хотел драться за место на диване.

Он подошел к единственному свободному месту, которое оказалось рядом с Чонином. Проходя мимо, он поставил одну из мисок Феликсу на колени, а одну оставил Джисону, который слегка насмешливо посмотрел на него.

— Это не вечер кино, Мин, – пошутил младший, но тут же поставил миску в более безопасное положение между собой и Хёнджином.

— Я голоден, – просто ответил Минхо, предлагая свою порцию Чонину, прежде чем взять себе одну чипсину. Он поднял взгляд, встретился с изумлённым взглядом Чана и безмолвным жестом велел ему начинать. Блондин удивленно моргнул, прежде чем легкая улыбка осветила его лицо, когда он покачал головой и повернулся, чтобы обратиться к остальной группе, по крайней мере, казалось, находя какое-то утешение в попытке Минхо поднять настроение.

Однако выражение его лица вскоре помрачнело и стало более серьезным, когда его глаза прошлись по каждому в группе. Минхо уловил вспышку вины, особенно когда он остановился на Сынмине, и то, как тот неловко переминался с места на место.

— Я не уверен, как бы начать… – нерешительно начал он, сцепив руки на коленях. Минхо слегка нахмурился; он ожидал, что Чан просто передаст всю информацию, которую он знал(или, по крайней мере, то, чем он хотел поделиться с ними). ​​Но оказалось, что в этой истории было нечто большее, и он почувствовал, как его опасения возвращаются леденящей волной.

Сколько же они скрывали? Его взгляд переместился на Чанбина, но он просто смотрел на Чана с беспокойным выражением, так что Минхо не нашел в этом ничего успокаивающего.

— Полагаю, мне следует начать с фестиваля. Минхо и Феликс, вас там не было, но–

— Я слышал об этом, – сказал Минхо, на мгновение прервав трапезу, внося свой вклад, поскольку он уловил нерешительность Чана и хотел сделать что-нибудь, чтобы разговор шёл быстрее. Он до сих пор помнил, как был потрясен (и доволен), когда услышал о том, что последний рейд Йеллоу Вуда закончился полной катастрофой, и чувство осознания, которое охватило его, когда он сопоставил, что Чанбин и Чан были напрямую связаны с этой кровавой резней. — Йеллоу Вуд был полностью уничтожен. После этого все из Кле были крайне растеряны.

Нога Чанбина начала тревожно подпрыгивать на месте, и он склонил голову в узнавании. Минхо знал, что это Чанбин убил участников Йеллоу Вуда, так как младший сам говорил это.

— Ну, для тех из вас, кто не знает, Бин зашёл в один из ограбленных трейлеров и сумел уничтожить там всех. А затем, ну… – Чан смолк, стреляя нерешительным взглядом в Чанбина.

Переняв эстафету, Чанбин продолжил осторожным голосом, который, по мнению Минхо, ему совершенно не подходил.

— В трейлере была фотография, которую по чистой случайности просматривал один из участников, когда я приехал. Она была оставлена ​​так же, как и фотография Чана: черно-белая, с написанным на ней сообщением, которое тонко намекало на мои силы. Я позвал Чана, потому что паниковал и не знал, что еще делать.

Уголком глаза Минхо уловил движение и мимолетно отвёл взгляд от Чанбина. Выражение лица Чонина, конечно, выражало озабоченность, но на его лице также было чувство осознания, как будто он только что испытал своего рода прозрение. Однако мысли Минхо недолго задерживались на Чонине, когда Джисон нарушил молчание, последовавшее за признанием Чанбина.

— Что это были за фотографии? И о чём говорилось в сообщениях? – Когда его встретили несколько ошеломлённых взглядов, он быстро пояснил: — Тем из нас, кто был в фургоне, было трудно увидеть что-либо детальнее.

Минхо сомневался, что когда-нибудь сможет забыть детали изображения, напечатанного на листе бумаги, на который они с Чаном наткнулись, но он почувствовал, как его осенило. Ему было интересно, после наблюдения за тем, как легко Джисон и Феликс психологически отстранились от миссии, почему они казались такими расслабленными после всего этого. Только тогда он осознал, что они на самом деле не знали подробностей найденного. Минхо мог только представить, как они, должно быть, были сбиты с толку.

— Ну… На моём было изображение со мной в проходе в магазине, снято в ночь, когда меня завербовали в Дживайпи. В сообщении было сказано эм… «У тебя скоро закончится время, Со Чанбин», – Чанбин произносил слова с плавностью, которая предполагала, что они были выжжены в его памяти, и Минхо мог понять, почему. Секунда за секундой он всё больше убеждался, что тайна была сохранена не из злости или даже недоверия, а из страха. — Это не было прямой отсылкой к моим силам, но любой, кто использует моё полное имя и имеет фотографию той ночи, должно быть, знал, что они подразумевают с помощью такой угрозы.

И снова внезапная жёсткость тона Чанбина намекнула ему, что он много думал об этом, и внезапно Минхо пришёл к другому выводу. Он только однажды видел Чанбина, выглядевшего таким беззащитным, не в своей тарелке, и случилось это во время их первого совместного разговора – того, который был в заднем прицепе фургона после падения подразделения Минхо. В глазах Чанбина мелькнуло почти дикое отчаяние, которое могло быть вызвано только волнением, признаки которого он и Чан проявляли на данный момент.

Так вот почему Чанбин спросил, знал ли Минхо его раньше. Он продолжал задаваться вопросом, что же тот имел в виду под этим в течение следующих недель, и, наконец, это знание наполнило Минхо странным чувством спокойствия, как будто по крайней мере одна загадка была решена, даже если это привело к появлению другой.

— Так вот о чём вы двое говорили! – К всеобщему удивлению, Хёнджин заговорил следующим. Его глаза были закрыты очками, но его эмоции были очевидны по вполне очевидному тону. — Я слышал ваш разговор на обратном пути с базы Мина, и мне было интересно, что вы имели в виду под… кхм… Извините, подслушивать — моя дурная привычка.

Возбуждение Хёнджина почти мгновенно улетучилось, сменившись чувством вины, а его щеки слегка покраснели, когда он застенчиво отвернулся. Чанбин пожал плечами, чтобы показать своё безразличие, в то время как Минхо был так же сбит с толку, как и Хёнджин в то время, поэтому не видел смысла в принятии извинений.

Тем не менее, становилось ясно, как много было скрыто так долго, и какой эффект это произвело на группу, пусть и не слишком заметный поначалу. На лице Чонина до сих пор сияло выражение облегчения, и даже Минхо, который не был рядом так долго, как другие, почувствовал, что многие его вопросы начинают получать ответы.

Видимо, у них состоялся разговор, который был необходим в течение некоторого времени.

Чан, похоже, тоже смирился с этим, когда он сам перешёл к ответу на вопрос Джисона, потеряв часть своей прежней нерешительности.

— У меня была фотография моего дома, сгоревшего дотла, вместе с моим силуэтом в детстве и агентом Дживайпи, который вытащил меня. В сообщении говорилось, что я эээ… «должен был погибнуть в огне». Опять же, это не относилось напрямую к моим силам, но на такое изображение явно нельзя было просто так наткнуться. Они также использовали моё старое имя в обращении.

Феликс тихо ахнул, а разум Минхо помутнился от дополнительной информации, которую только что сообщил Чан. Он не понимал происхождения человека, который был с Чаном на изображении, но когда он услышал, что они были из Дживайпи – организации, о которой и Чан, и Чанбин всегда, казалось, не хотели говорить в обычных обстоятельствах, – этого было достаточно, чтобы заставить его волноваться.

Судя по тому немногому, что ему рассказали о прошлом других, Сынмин и Чонин были единственными, кто присоединился к группе по веской причине. Хотя он точно не знал, как пути Джисона и Хёнджина пересеклись с группой, он признал, что они прожили жизни, довольно далекие от своих способностей — по крайней мере, настолько далёкие, насколько было возможно. Они, вместе с Феликсом и Минхо, были найдены случайно, хотя Минхо мог признать, что в его положении лидера банды у него могло быть больше шансов быть обнаруженным. Но чем больше он думал об этом, тем больше начинал думать, что нахождение Феликса абсолютно не сходилось.

Он не мог не почувствовать, как в нём закрадывается подозрение, когда он бросил осторожный взгляд в сторону младшего. Он выглядел совершенно опустошенным, услышав об угрозах в адрес своих друзей, но впервые после встречи с ним Минхо задался вопросом, было ли его сострадательное дружелюбие ничем иным, как фальшивой личиной.

В конце концов, он был, возможно, наименее заслуживающим доверия человеком во всем мире, и поэтому не стал пока доверять своим мыслям.

Это казалось слишком большим совпадением, и поначалу мысли Минхо были слишком заняты нахождением группы, к которой, как он чувствовал, мог всецело принадлежать. И всё же теперь он, наконец, начал понимать, насколько малы шансы, что все они встретятся исключительно по счастливой случайности, особенно с весточками, оставленными для Чана и Чанбина. Дрожь пробежала по его спине при одной только мысли о том, что кто-то может обладать такими глубокими знаниями о нём и его прошлом, что он категорически отказался бы, чтобы его порицали. Он допускал критику только от себя по этому поводу, и если кто-то ещё имел мнение по этому поводу или угрожал ему, он бы…

— Мы действительно должны были сказать вам раньше, – голос Чана, пронизанный многозначительным сожалением, перенаправил трепещущее внимание Минхо обратно на группу. Он моргнул и заставил себя остыть, так как злился он не на других, а на людей, которые имели наглость угрожать им и вызывать такую ​​неуверенность в себе. — Я извиняюсь перед каждым из вас.

Минхо чувствовал, что сам не нуждается в извинениях, но сосредоточился на том, насколько мягким был голос Чана.

— Чанни действительно не сделал ничего плохого, – быстро сказал Чанбин, заставив все взгляды в комнате повернуться к нему. В то время как Чан постепенно начал казаться более спокойным, Чанбин выглядел таким же взволнованным, как и раньше, даже после того, как новость была раскрыта и негативной реакции практически не было. — Он оставил выбор за мной, и я решил сохранить это в секрете от вас, ребята. Клянусь, я действительно хотел рассказать вам в конце концов, и я не собирался позволять этому продолжаться так долго, но потом мы наткнулись на Минхо, и всё просто начало валиться из рук…

— Я беспокоился о том, как это может повлиять на всех вас, о том, как сильно вы беспокоитесь о миссиях, и просто подумал, что такое дополнительное давление сделает всё хуже. Но вы заслужили знать, и, в конце концов, очевидно, умалчивание причинило больше вреда, чем если бы мы сказали. – Он поднял глаза от пола, в его взгляде сквозила вина, когда он остановился на Сынмине. — У меня нет никаких оправданий своим действиям. Просто знай, что мне действительно жаль, и я пойму, если ты рассердишься.

Черты лица Сынмина смягчились, и Минхо почувствовал, как вся комната — не только Чанбин — одновременно вздохнула с облегчением.

— Я не сержусь. Я просто испугался, а потом, признаюсь, был немного расстроен тем, что вы так долго скрывали это от нас. – Он перевёл взгляд с Чанбина на Чана, который наблюдал за взаимодействием с явными эмоциями в глазах. — А ты. Сначала ты не сказал нам, что мы едем в твой родной город, а теперь мы узнаем, что ты скрывал от нас ещё и что-то столь опасное?

— Я ценю вашу заботу и то, что вы не хотели, чтобы мы волновались, но мы команда. Мы должны беспокоиться друг о друге, потому что тогда мы можем помочь. И я уверен, что все остальные здесь согласятся со мной.

Сынмин редко выражал свою преданность так открыто, Минхо это знал даже после нескольких недель пребывания в компании младшего. Поэтому за его словами последовала ошеломленная тишина, в которой все остальные с изумлением наблюдали за происходящим, за исключением Чонина, который гордо улыбался Сынмину, как будто он только что сделал невозможное. И, по мнению Минхо, так оно и было.

Он просто не мог понять, как можно так сильно верить в своих друзей. Сынмин явно был взволнован случившимся, и Минхо объяснил это тем же страхом, что и он сам: угроза, оставленная Чану, коснётся и всей их группы, и все они были в опасности. Так что он мог понять чувства Сынмина, и хотя сам он их не разделял, он мог понять, как тот мог прийти к такому выводу.

Тем не менее, ему никогда не приходило в голову, что Сынмин был просто огорчен тем, что Чан и Чанбин недостаточно доверяли им, чтобы обсудить проблему. Минхо просто не мог понять, как младший был достаточно уверен в их дружбе, чтобы доверять другим свои переживания и проблемы, когда им нужно, вместо того, чтобы держать вещи в себе и справиться с ними в одиночку. Для Минхо стремление к безоговорочно надёжной связи казалось несбыточной мечтой.

И он понял, что расстраивается, потому что хотел чувствовать это по отношению к кому-то. Но он просто не мог.

— Верно, – сказал Джисон, подползая к краю своего сиденья. Его поддерживающая улыбка была гораздо менее элегантной, чем у Сынмина, но скорее излучала ободрение, когда его взгляд метался между Чаном и Чанбином, который, казалось, всё ещё не оправился от речи Сынмина. — И кроме того, теперь, когда мы все знаем, что происходит, мы можем вместе придумать, как с этим справиться!

Глаза Чана, блестевшие от такой сильной эмоции, что на него было почти больно смотреть, оглядели группу, словно ища несогласие в чужих глазах. Минхо был уверен, что все бросали на него одинаковые мотивированные взгляды, и хотя сердце Минхо стало тяжелым после столь честных речей Чанбина и Сынмина, он изо всех сил старался сохранять нейтральное выражение лица, когда встречался с проплывающим взглядом Чана. Внимание Чана задержалось на Минхо на долгую секунду, которой было достаточно, чтобы он забеспокоился о том, что его эмоции слишком ярко проявляются на его лице. Однако тяжесть взгляда старшего в конце концов ослабла, и Минхо вздохнул с облегчением.

Чонин энергично поднял большой палец, прежде чем стащить миску с чипсами с колен Минхо. Он не стал спорить, так как потерял аппетит по непонятной ему причине.

— Что же мы тогда будем делать с этим? – спросил Чонин, беря горсть чипсов. Он уже казался намного более счастливым – больше похожим на беззаботного и жизнерадостного Чонина, с которым Минхо впервые познакомился, и он заметил, что болезненный изгиб губ Чанбина, наконец, начал расслабляться. Чан тоже выглядел намного лучше, со знакомым серьезным выражением лица, когда обычно раздумывал над решением тяжкой проблемы, вместо того, чтобы беспокоиться о том, что его группа потеряла всякую веру в него.

Минхо просто хотел, чтобы их разговор дал ему такое же чувство завершения, но теперь он чувствовал себя ещё более напряжённым, чем раньше.

— Значит, записи не имели ничего общего с Кле? – спросил Хёнджин, и внезапно Минхо оказался прикованным шестью пытливыми взглядами(за исключением Феликса, который, похоже, до сих пор не свыкся с тем, что Минхо когда-то сам был частью этой группировки).

Минхо прочистил горло, чтобы его голос был таким же ровным, как обычно, не желая, чтобы его внутреннее смятение показывалось остальным, тем более, что они, по-видимому, потеряли своё коллективное напряжение, которое было раньше. Он не хотел разрушить это и знал, что более чем способен пощадить их, просто действуя эффективно.

— Я вообще ничего об этом не знал, – ровно сказал он, встречаясь взглядом с Чанбином, вспоминая их разговор в задней части фургона и то, как он тогда сказал то же самое. Надеясь, что этого будет достаточно, чтобы убедить Чанбина в правдивости его слов, поскольку он до сих пор опасался, что любые его слова будут восприняты с оттенком скептицизма. — Поверьте мне, если бы я знал о вас хоть что-то на уровне этих людей, я бы постарался найти вас раньше.

— А что насчет Йеллоу Вуда? – заговорил Сынмин, внимательно наблюдая за Минхо. — Фотографии появились при обеих наших встречах с ними.

Минхо покачал головой, чувствуя, как печальная улыбка искривляет его губы, когда он сплел пальцы.

— Йеллоу Вуд недостаточно интеллектуален как группа. Они выставляют напоказ всё, что им кажется впечатляющим, поэтому, если бы они знали о ком-то из вас, они бы немедленно распространили новость через Кле. У них определенно не хватило бы терпения, чтобы оставлять такие красноречивые сообщения, и если бы они действительно знали так много, как показывают эти анонимные записки, я уверен, что они сделали бы больше в ответ Чанбину, а не позволили ему расправиться с ними в два счёта.

Минхо знал, что с его логикой невозможно спорить, поэтому он не чувствовал неуверенности, наблюдая за реакцией других. Некоторые кивали в знак признания, в то время как другие просто откинулись на свои места, разочарованные отсутствием прогресса. В то время как Феликс, бедный Феликс, отчаянно пытался следить за темой разговора.

В воздухе витало в тяжелое молчание, поскольку остальные погрузились в свои мысли. Минхо уже достаточно размышлял этой ночью, и, хотя он знал, что другие — особенно Чан и Чанбин – не оценят, в какие земли привел его разум, но еще он, возможно, был единственным, у кого сейчас была зацепка. Несколько недель назад Минхо колебался бы, прежде чем поделиться своей идеей, но, увидев, как неустанно доверяют друг другу участники группы, он решил сделать все возможное, чтобы последовать их примеру.

Говорить правду, пусть пугающую и ненормальную для него, казалось хорошим началом.

— Если я могу высказать свою собственную теорию… – начал он медленно, заслужив энергичный ободряющий кивок от Чана. — Единственные сообщения, оставленные до сих пор, были для тебя и Чанбина, и, как оказалось, они были от источника, который много знает о вас обоих. Очевидно, они также зафиксировали момент, когда вы фактически попали в Дживайпи. Могут ли они стоять за этим?

Лицо Чана поникло, и Минхо сразу понял, что тот не согласен. Он не обязательно выглядел расстроенным, как опасался Минхо (учитывая, как демонстративно Чан до сих пор избегал разговоров о Дживайпи), но в его глазах не было и тени надежды. Он поджал губы и отвернулся, глубоко вдохнув, как будто обдумывая то, что собирался сказать, и Минхо обнаружил, что ему очень хочется это услышать.

Он всегда интересовался Дживайпи, особенно потому, что Чан и Чанбин ненавидели так много говорить об этой организации. Единственное известное состояло в том, что они жили там и были обучены использовать свои силы так же искусно, как и в настоящем. Неизвестность сделала Минхо ещё более любопытным, и если бы он не делал все возможное, чтобы установить здоровые отношения между собой и этими двумя, он мог бы позволить своей любознательной стороне победить и использовать свои силы, узнав больше самостоятельно.

Тем не менее, ему было известно, что сейчас, пожалуй, единственный раз, когда он действительно сможет спросить, не выглядя неуместно, поскольку только что выяснилось, что они сами хранили такой секрет, и теперь они с большей охотой поделятся кое-чем из своих собственных.

— Эм… А кто такой Дживайпи? – спросил Феликс, прежде чем Чан успел ответить. Казалось, его невежество, наконец, начало брать над ним верх, когда он прошептал вопрос в тишине группы.

— Он принимает таких людей, как мы, дает им дом и место, где они могут научиться контролировать свои силы, и заставляет их работать на него взамен. Именно туда я отправился после того как мой дом, ну-... – Минхо не упустил взволнованного взгляда, на момент сверкнувшего на их лицах, — сгорел дотла. Именно там мы с Бином так долго были вместе. Я помог отследить и выловить его, а затем доставил к Дживайпи, которого, как ни странно, зовут также, как и организацию, которой он владеет. И когда я говорю «организация», это значит… огромная.

— И именно поэтому он не может стоять за чем-то подобным, – продолжил Чанбин, в его голосе снова появилась привычная уверенность. — Тот, кто оставляет эти сообщения, хочет напугать нас или, по крайней мере, привлечь наше внимание, но что-то подсказывает мне, на самом деле ещё не способен противостоять нам и просто выжидает. Этот бункер когда-то принадлежал Дживайпи, и он точно знает, где мы с Чанни находимся, несмотря на незнание о том, что мы на самом деле делаем, поэтому, если бы он хотел нас найти – он бы уже это сделал. И с тем, сколько власти, стажёров и агентов в его руках, он мог бы нанести серьёзный вред нам, если бы захотел. Ему не пришлось бы прятаться за фотографиями и письменными угрозами, подобными этим.

Минхо прикусил язык, чтобы не взболтнуть лишнего, и вместо этого опустил голову в знак признательности. Хотя он чувствовал, что аргумент Чанбина не полностью вычеркнул Дживайпи из общей картины – потому что, конечно, кто-то с такой властью мог бы играть в свои собственные мелкие игры по желанию – но также понимал, что опыт Чанбина с Дживайпи был похож на его опыт с Кле. И раз тот казался столь же непреклонным в том, что это не может быть Дживайпи, в силу этого Минхо как минимум из вежливости не стал сразу задавать вопросы младшему.

— Так… Если Дживайпи обладает такой силой, почему бы нам не обратиться к нему за помощью?

Вопрос Джисона, хотя и заданный невинно, довёл атмосферу комнаты до уровня напряжения, который соответствовал их предыдущему. Чан напрягся, а Минхо поднял бровь, не зная, как именно он относится к этому предложению. Он не обязательно был против этого, но мысль о присоединении к группе, с которой у Чана и Чанбина были такие проблемы, никогда раньше не приходила ему в голову. Мысль о том, чтобы обратиться к Дживайпи за помощью, казалось, беспокоила Чана больше, чем возможность того, что Дживайпи стоит за угрозами, и этого было достаточно, чтобы в голове Минхо зажглись красные предупреждающие огни.

Наступила тяжелая тишина, все взгляды с нетерпением обратились к Чану и Чанбину. Последний выглядел явно ошеломленным предложением Джисона, и его реакция только заставила Минхо почувствовать себя более уверенным в том, что в их интересах держаться как можно дальше от Дживайпи. Если Чанбин, тот, кто всегда изо всех сил старался изобразить улыбку, чтобы ситуация казалась более беззаботной, чем она была на самом деле, был так откровенно напуган, то это должно быть чем-то, что нельзя упускать из виду.

— Вы не понимаете, какой Дживайпи на самом деле, – сказал он, переводя взгляд с одного на другого с настойчивостью, которая очень насторожила Минхо. — Нам с Чанни потребовались годы, чтобы выбраться, и это было только из-за того, что мы вместе оказывали услуги до этого момента. В нём есть что-то… манипулятивное. Это как паутина, как только попадешь – почти невозможно убежать. Если мы отправимся туда, мы фактически подпишем соглашение, позволяющее нам превратиться в людей, которыми мы, возможно, не хотим быть, и всё это будет замаскировано под благословение.

Это была самая личная информация, полученная Минхо о Дживайпи, но не это его так потрясло. Скорее, именно то, как Чанбин описал организацию: «паутина». Это был термин, который Минхо часто использовал для обозначения своих собственных сил, когда он начал прокладывать себе путь в систему, обманывая людей по отдельности, гарантируя отсутствие несоответствий и то, что его власть над каждым человеком была нерушимой.

Его желудок скрутило, когда он задумался, действительно ли он так сильно похож на человека, которого Чан и Чанбин так ненавидят.

— Пусть это всё и правда… – медленно начал Чан, его тон был чуть более сдержанным, чем у Чанбина. Группа коллективно стала ещё более беспокойной после слов Чанбина и неприятностей, о которых он говорил, поэтому все они были рады услышать более позитивный голос Чана. — Это больше не только Бин и я. Сынминни прав: мы команда, и команды делают выбор вместе. Теперь решение зависит не только от нас, и если вы в самом деле хотите отправиться к Дживайпи, рассматривая это как лучший вариант... Мы с Бином, черт побери, ни за что не бросим вас.

Часть страха на лице Чанбина утихла, сменившись твёрдой решимостью, и снова Минхо почувствовал рывок в своем сердце в ответ на очевидную преданность младшего.

— Итак, – закончил Чан, обменявшись мимолетным взглядом с Чанбином, прежде чем обернуться к группе. — Предлагаю голосование.

Минхо сделал паузу – он определенно не ожидал этого. По какой-то причине он ожидал, что Чан поставит каждому участнику ультиматум уйти или остаться, однако было что-то немного более объединяющее в голосовании. Он обнаружил, что у него не было с этим никаких проблем, за исключением того, что окончательный вердикт был против его предпочтений, и, как он полагал, было против сути дела.

По крайней мере, это показало, что Чан серьезно относился к тому, чтобы оставаться командой, даже решая, каким будет их следующий план действий.

Чан оглядел их полукруг, наблюдая за выражением лиц каждого человека, как будто выискивая, кто будет готов отдать свой голос первым. Минхо представлял лица каждого из них довольно растерянными, и быстрого взгляда на Чонина, задумчиво покусывавшего нижнюю губу, было достаточно, чтобы подтвердить его подозрения.

Поэтому Минхо не слишком удивился, уже приняв решение, когда Чан остановился на нём.

— Мин? – позвал старший, и Минхо почувствовал небольшое удивление в ответ на прозвище. Он почти забыл, как дышать, когда Джисон впервые назвал его так, но с тех пор всё больше привыкал к тому, что к нему обращаются именно так. Однако то, что Чан назвал его «Мин», ощущалось по-другому.

Но он отбросил шок в сторону, вместо этого сохраняя ровный взгляд и не сомневаясь в ответе.

— Я не думаю, что нам следует связываться с Дживайпи. Я достаточно услышал о царящей там обстановке , чтобы признать, что она не будет здоровой, и мы потеряем большую часть контроля, который у нас есть, оставаясь такими, какие мы есть.

Минхо не озвучил свои оставшиеся опасения, что сам Дживайпи может быть тем, кто стоит за сообщениями, поскольку эта теория уже была отвергнута, но это была одна из основных причин, по которой он был против присоединения. Он понимал, что происходит что-то очень неправильное, более глубокое, чем простые заметки и фотографии, и, насколько ему было известно, Дживайпи казался единственным, кто был способен на такую ​​операцию. И даже если это было не так, Минхо заметил тревожное сходство между ним и этой организацией, а это означало, что он был уверен – отношения между ними не могут закончиться хорошо.

Минхо не попадается в паутины; он плетёт их.

Чан кивнул, и на мгновение Минхо показалось, что он увидел гордую улыбку, приподнявшую уголки губ блондина, но тот отвернулся, прежде чем он смог решить, показалось ли ему это. Вместо этого он посмотрел через комнату, и его пытливый взгляд остановился на Джисоне. Младший выпрямился от внимания, и в его чертах была уверенность, несмотря на несколько застенчивую манеру, с которой он отводил взгляд.

И Минхо был ошеломлен, обнаружив, что Джисон смотрит прямо на него.

На лице Джисона было написано безмолвное извинение, и он запнулся, словно внутренне споря с самим собой, стоит ли ему говорить или нет. Минхо поджал губы, уже понимая, что ему не понравится ответ Джисона, но, тем не менее, очень хотел, чтобы об этом было объявлено правдиво. Поэтому, когда парень наконец заявил о своём решении, Минхо не был застигнут врасплох.

— Я думаю, нам следует отправиться в Дживайпи, – сказал он, потеряв часть беспокойства в глазах, когда отвел взгляд от Минхо, чтобы обратиться к Чану. — Такое ощущение, будто мы здесь не в своей тарелке, и я знаю, что вы, ребята, сильны, но тот, кто стоит за этими сообщениями, всегда кажется на шаг впереди нас. Они оставили записку, которую должен найти Бин, как будто они знали точно, где он будет и когда, и сделал то же самое для тебя. Они опасны, это очевидно.

— Но также… – Джисон замолчал, серьёзность исчезла с его лица, сменившись почти задумчивой ухмылкой. — Вы сказали, что Дживайпи тренирует таких людей, как мы, верно? Может быть, он сможет помочь мне как-то развить мои способности и показать, как я действительно могу использовать их, чтобы помогать вам. Потому что работа, которую я делаю в данный момент, может быть заменена обычной проводной зарядкой, а я просто подвергаю себя рискам.

После слов Джисона в группе раздались нарастающие недовольства, и, хотя Минхо чувствовал то же несогласие, что и остальные, он был больше сосредоточен на последствиях сказанного им.

В лице младшего было что-то такое обнадеживающее, от чего сердце Минхо начинало колоть, когда он это видел, потому что ему было известно о желании младшего сделать что угодно, чтобы чувствовать себя более полезным для команды. Это был один из первых аспектов Джисона, который, как ему казалось, он действительно знал: неуверенность. Но было что-то настолько пугающее в мысли о том, что Джисон добровольно отдаст себя организации, которая, насколько они знали, была известна манипулированием и чрезмерным напряжением, только ради улучшения его контроля над своими способностями.

Минхо импульсивно хотел что-то сказать, но Чонин заговорил раньше, чем он успел.

— Я согласен с Джисоном.

Все взгляды обратились к младшему, когда Чан позволил быстрому проблеску удивления отразиться на его чертах, но Чонин не выказывал никаких признаков нервозности, как Джисон. Вместо этого он спокойно встретил взгляд Чана и даже пощадил Сынмина, который открыто смотрел на него, от пристального взгляда.

— Я думаю, кто бы ни был этот человек – он намного сильнее, чем мы можем справиться в данный момент. Мало того, что они знают о нас, или, по крайней мере, о Чанни и Бине, но они также должны были глубоко забраться в системы Кле. Иначе бы они не знали, что нужно идти на фестиваль, и не смогли бы оставить записку посреди штаба группировки, чтобы мы её увидели.Они действительно на шаг впереди нас.

— И да, я понимаю, что мы потеряем там много свободы, но вы упомянули, что есть и другие агенты и стажеры, такие как мы? Возможно они знают что-то, и проходили через нечто похожее… В любом случае, даже если Дживайпи собственной персоной помочь нам не в состоянии, я уверен, что его средства нам очень пригодятся. К тому же нам просто нужно замести следы, вот и всё. – Чонин пожал плечами, и Минхо захотелось заявить, что «заметать следы» почти наверняка будет намного сложнее, чем сказал Чонин. Младший закончил с легкой ухмылкой: — И техника здесь потрясающая. Если бункер какое-то время не использовался, я даже не могу представить, насколько сумасшедшие компьютеры в штаб-квартире Дживайпи.

Минхо начал чувствовать некоторый перевес аргументов в пользу объединения усилий с Дживайпи, и, возможно, он был немного предвзятым, но по его мнению, они были не так убедительны. И Джисон, и Чонин, казалось, были вдохновлены мыслью об угоде своим желаниям: Джисон смог бы осуществить свою отчаянную мечту об укреплении своих способностей, а Чонин получил бы ещё больший доступ к технологиям.

Но они оба были наивны, по мнению Минхо, и не могли признать гораздо более внушительные минусы. Он уже почти был готов разочароваться, и снова собирался высказаться в споре — будь прокляты чертовы голоса — когда Хёнджин высказал своё мнение.

И это было то, что удивило, но в конечном итоге успокоило Минхо.

— Я не думаю, что нам стоит идти. – Его голос был настроен на твёрдое заявление, и все внимание сразу же было обращено на него. Губы Хёнджина сжались в упрямую линию, и Минхо мог представить себе неподвижный блеск его глаз за тьмой солнцезащитных очков. — Мои способности таковы, что они могут контролировать меня, даже если я ненавижу это. Я испытал всё это, когда был моложе, когда дети в моём классе использовали в своих интересах мой повышенный слух, чтобы кричать на меня или подшучивать над аксессуарами, которые я должен был носить. Всё, что им нужно было сделать – это повысить голос, и я бы съёжился от них.

Губы Минхо приоткрылись от признания Хёнджина, и он обнаружил странное чувство солидарности между ними. Он никогда не задумывался об этом раньше, поскольку силы Хёнджина казались частью его самого, с которой Минхо познакомился вместе с причудами своего персонажа, но он сам, должно быть, находился под их контролем так же, как Минхо, если не больше.

Минхо был вынужден фильтровать свои слова, тщательно подбирая слова, чтобы случайно не оступиться и не разрушить отношения (хотя в конце концов ему всегда удавалось). Хёнджин же, с другой стороны, был погребен под своими собственными чувствами переходящими на физический уровень, отчуждающим его от общества и людей, которые в другой жизни могли бы стать его друзьями.

По неизвестной ему причине Минхо склонил голову, словно извиняясь. Но Хёнджин не закончил.

— И имейте в виду, что это было сделано группой подростков, которые ничего не знали. Возможно, они сочли это забавным, но, в конце концов, у них не было скрытых мотивов. С другой стороны, если кто-то кто обладает таким искусством манипулировать людьми и контролировать их… – Хёнджин заметно вздрогнул, и Джисон, который выглядел довольно виноватым, решив проголосовать за противоположное, положил руку ему на плечо. — Я даже не хочу думать о том, как легко они могут причинить мне боль и заставить делать то, чего я не хочу. Поэтому я не хочу идти, несмотря ни на что.

После его речи последовала благоговейная тишина, и Минхо медленно кивнул. Хёнджин привёл самые лучшие аргументы из всех, так как Минхо оставил большинство своих мыслей невысказанными, в то время как Джисон и Чонин, похоже, позволили своим импульсивным желаниям контролировать их голос в данный момент. Оба уже начали проявлять признаки сожаления по этому поводу, судя по тому, как Джисон нахмурил брови, и по тому, как Чонин теребил руки на коленях, почти тревожно проводя ногтем по замысловатой резьбе своего чипа.

Минхо наполовину ожидал, что они оба попросят изменить свое решение, но вместо этого заговорил Сынмин.

Неудивительно, что Сынмин также решил держаться подальше от Дживайпи. Он не дал длинных объяснений, как Хёнджин, только тихо пробормотал «Я за Хёнджина», прежде чем откинуться на спинку сиденья и выжидающе посмотреть на Чана, который без вопросов принял ответ.

Минхо сразу же понял, что Сынмин, у которого явно был острый ум и осторожность, парящие на грани паранойи, не захочет подписывать их на изнурительный опыт, описанный Чанбином. Он одобрял нерешительность Сынмина по отношению к новым людям и знал, что это была его черта, которая приносила и будет приносить ему пользу.

— Хорошо, – сказал Чан, кивая в ответ на ответ Сынмина. — Два за уход и три за то, чтобы остаться. Ликс, ты что думаешь?

Феликс, который откинулся на спинку кресла и слушал ход разговора со знакомым потерянным выражением лица, громко кашлянул от удивления, когда Чан обратился к нему. Минхо почувствовал, как его черты слегка смягчились от сочувствия, когда младший сел, расправил плечи и окинул смущенным взглядом группу, прежде чем, наконец, в панике уставился на Чана.

— Ты спрашиваешь меня? Да я же только что присоединился!

— Но теперь ты один из нас, – напомнил ему Сынмин, слабая улыбка дрогнула в уголках его губ в ответ на комичное потрясение Феликса. — Неважно, новичок ты или нет, у тебя есть такое же право решать, что мы будем делать с этого момента.

Феликс запнулся, удивление на его лице сменилось горькой улыбкой, прежде чем он взглянул на миску с чипсами, которую Минхо оставил у него на коленях. Он понял, что те почти полностью исчезли, но было ли это связано с Феликсом или Чанбином, он не был уверен.

— Ну... Могу ли я сказать, что у меня нет предпочтений? – нерешительно спросил Феликс, щёки его горели от смущения, пока он отводил взгляд от остальных. Он сглотнул, словно борясь с тем, что он, должно быть, расценил как унижение, а затем, наконец, поднял глаза. — Просто… ещё два дня назад я думал, что я единственный, кто обладает способностями во всем мире. А теперь вдруг узнал, что есть не только семеро таких же людей, как я, но какая-то суперорганизация, отвечающая за наше обучение, и что-то вроде суперзлодея, оставляющего загадочные сообщения?

Он в замешательстве покачал головой, и Минхо знал, что жалость, которую он испытывал к младшему, была не только у него. Хотя он был шокирован, когда Чан, Чанбин и Сынмин довольно драматично представили себя и свои способности, ему также удавалось оставаться довольно спокойным на протяжении всего этого, и к тому времени, когда появились сообщения, он почувствовал ровно тот же уровень удивления, что и они. Сам он познакомился с концепцией Дживайпи в силу случайных ускользнувших фраз и откровений Чана и Чанбина в течение нескольких недель.

Феликс же узнал обо всем этом всего за два дня.

Чан, казалось, разделял мнение Минхо о том, что Феликс по понятным причинам слишком подавлен, чтобы правильно отдать свой голос, поэтому кивнул в ответ и с явным облегчением откинулся на подушки позади него.

— Так что, если Ликс оставляет нейтралитет, то счёт остается два к трем. И поскольку Бин и я тоже проголосовали за то, чтобы остаться, это означает, что мы пока останемся. – Часть утешения на его лице исчезла, сменившись осторожностью, когда он перевёл взгляд с Чонина на Джисона, однако его голос был тихим от нерешительности, когда он спросил: — Вас обоих это устроит?

— Конечно! – громко воскликнул Джисон, заставив Хёнджина рядом с ним вздрогнуть, а Чонин охотно согласился. Минхо мог видеть сожаление, уже проявляющееся в выражении лица Чонина, в то время как глаза Джисона сияли отчаянием. — Я не имел в виду, что мне не нравится оставаться здесь с вами, ребята, но я просто беспокоюсь, что делаю недостаточно и–

— Всё в порядке, Сони, – мягко прервал Чан, нежно улыбаясь, пока Джисон продолжал бессвязно извиняться. — Мы понимаем. И я обещаю, что мы постараемся сделать больше, чтобы работать над вашими способностями с того места, где они сейчас.

Джисон оборвал себя, и хотя он выглядел несколько скептически в ответ на предложение Чана, всё же это заставило его слегка усмехнуться. Минхо продолжал ощущать, будто было что-то ещё, мгновение изучая хрупкость черт лица Джисона и задаваясь вопросом, что могло так беспокоить младшего.

Был ли он расстроен тем, что его голос был подавлен большинством? Разве он не верил, что Чан сдержит свое слово? Минхо до сих пор чувствовал себя довольно неуверенно из-за того, что главная причина, по которой Джисон собирался в Дживайпи, была в первую очередь из-за его способностей, и поэтому, возможно, на данный момент это было главным его беспокойством.

Прежде чем Минхо смог по-настоящему решить для себя, было ли в сдержанном волнении Джисона что-то большее, чем казалось на первый взгляд, Чан хлопнул в ладоши один раз, что он принял это как жест, означающий окончание собрания.

— Ладненько тогда. Уже поздно, и этот день был утомительным. Если у вас больше нет вопросов, то почему бы нам всем не отправиться спать? Мы можем внимательнее рассмотреть, что будем делать с сообщениями утром, но пока, думаю, мы все заслужили отдых.

Что-то в блеске глаз Чана подсказало Минхо, что старший на самом деле не собирался спать в ближайшее время и, конечно же, не будет спать всю ночь, просматривая информацию, которую они собрали в течение дня. Однако он привык к тому, что это был просто способ Чана утешить себя: планировать и работать до тех пор, пока он не убедится, что ничего не может пойти не так. Это была еще одна черта Чана, которую он находил замечательной, ведь сам Минхо часто делал всё возможное, чтобы избегать ситуаций, в которых он чувствовал недостаток контроля, в то время как у Чана, похоже, не было особых проблем с ними, пока он нацелен на хороший исход.

Группа устало встала с дивана, показывая усталость, вызванную тем, что они испытали в тот день. От шока обнаружения записки Чана до чувства предательства, которое, должно быть, наполнило многих из них после того, как они узнали, что хранили Чан и Чанбин, и, наконец, до веса решения, которое они только что приняли. Минхо почувствовал, как вялость охватила его собственный разум и конечности, и с нетерпением ждал возможности отдохнуть на кровати в своей общей комнате с Джисоном после неудобной ночи, проведенной на деревянном полу хижины в спальном мешке.

Он встал, вытягивая руки над головой, чтобы размять их. Чонин протянул ему миску, в которой раньше были чипсы, но теперь она была совершенно пустой, а затем отошёл, чтобы присоединиться к Сынмину, прежде чем он успел его отругать. Вместо того, чтобы следовать за младшим, Минхо закатил глаза и поправил подушки на диване, которые лежали как попало после их встречи.

Как только он собирался уйти, довольный своей работой, Чанбин завалился всем телом на всю тяжкую работу Минхо и фактически снова разрушил её.

— Что ты творишь? – рявкнул Минхо, скрывая свое облегчение, увидев, что Чанбин выглядит намного счастливее при тщательном взгляде на него. В ответ тот растянулся на диване, взяв одну из подушек, аккуратно уложенную на место, и обхватил её руками. Это было бы мило, если бы Минхо не был сыт по горло сегодняшним днём.

— Сегодня я буду спать здесь, и это самое удобное место, – ответил младший, и, хотя в его тоне была невинная легкость, коварный блеск в его глазах подсказал Минхо, что он находит издевательство над ним забавным. Что расстраивало, потому что Чанбин то ли настороженно относился к Минхо, то ли был одержим желанием его раздражать. Минхо не понимал, почему он не может обращаться с ним так же, как с другими. Однако Чанбин продолжал объяснять причину своего странного выбора спального места, и он вдруг почувствовал, как его раздражение улетучилось. — Я уступил Феликсу комнату с Чаном, так как им нужно личное время, чтобы наверстать упущенное. Если отмести этот диван, то я мог бы попробовать кровати в медицинском крыле, хотя это место пугает меня до мурашек.

Минхо ошеломленно поднял бровь и собирался спросить Чанбина, о чём может беспокоиться человек с его уровнем боевых способностей, когда кто-то встал сбоку от него. Он отвел взгляд от Чанбина, чтобы посмотреть на Хёнджина, который смотрел вниз с явным неодобрением судя по искривленным губам на лице того.

— Не глупи. В моей комнате есть свободная кровать, возьми её. Я могу вставить беруши.

Ухмылка Чанбина потеряла свою игривость, когда он сел, пристально глядя на Хёнджина.

— Нет, я же тогда не дам тебе уснуть.

— Я прекрасно спал в хижине, и тогда ты был ближе ко мне, чем был бы если–

Решив, что ему больше не место в разговоре, Минхо отступил назад и направился на кухню. После этой встречи он испытал странное чувство удовлетворения, несмотря на широкий спектр эмоций, охвативших его сердце на протяжении их собрания. Конечно, остались еще непрекращающиеся опасения, но Минхо достаточно устал, чтобы быть уверенным, что он легко заснет этой ночью, и на данный момент он был счастлив просто от осознания того, что никакие отношения в их группе не были разрушены секретом, скрываемым от них.

Он оставил миску рядом с раковиной, решив, что она может подождать до утра, когда он заставит Чанбина вымыть ее, в отместку за выходку младшего с диваном, раз тот, похоже собирался переехать к Хёнджину. Он наклонился, чтобы поднять свою сумку, которая все еще неловко валялась посреди кухни, в то время как остальные начали потихоньку расходиться по своим комнатам.

К большому удивлению Минхо, когда он обернулся, его уже ждал Джисон.

С собственным рюкзаком на плечах Джисон широко улыбнулся Минхо, прежде чем кивнуть в сторону коридора, в котором только что исчезла остальная часть группы. Минхо сделал паузу на секунду, задаваясь вопросом, почему он был так тронут тем, что Джисон хотел вернуться именно с ним, прежде чем обойти столы на кухне и подойти к тому месту, где стоял Джисон.

Он довольно чётко помнил свой дискомфорт прошлой ночью, и то, как ему было странно спать в комнате без Джисона. Он не мог точно представить, когда это произошло, но за две недели, проведённые в бункере, он невероятно привык к звуку ровного дыхания младшего справа от него прямо перед тем, как заснуть. Проведя столько лет в комнате с самим собой, засыпая только в тишине и отголосках собственных мыслей, чувства Минхо неосознанно фиксировались на тихом бормотании, которое Джисон издавал во сне, просто потому, что он не привык к нему.

Однажды ночью, когда Джисон был особенно болтлив в бессознательном состоянии, у Минхо возникло искушение украсть его блокнот и записать случайные слова, которые тот бормотал в течение ночи. В конце концов он отказался от этого, но гадал, наберется ли когда-нибудь смелости, чтобы исполнить свою маленькую шутку.

Они пошли в ногу, идя бок о бок в приятной тишине, пока Джисон в конце концов не нарушил ее, когда они подошли к своей комнате.

— Спасибо за то, что ты сказал сегодня. – Минхо посмотрел в его сторону, в замешательстве склонив голову. Джисон, похоже, очень быстро понял это; он слегка улыбнулся, придерживая дверь. — О том, что я могу помочь Феликсу разобраться в плане миссии. Было немного тяжело, когда что-то шло не по плану, но до этого я думаю, что мы с Феликсом получали от этого удовольствие.

Минхо моргнул, совершенно забыв о предложении, которое он сказал тем утром о Джисоне. Для него это не составило особого труда, и как только стало ясно, что парень снова недоволен его отсутствием вклада, а Феликс был настолько явно не в своей тарелке, Минхо просто пришёл к самому очевидному предложению.

Он даже не подумал дважды, прежде чем заговорить, стремясь сделать всё возможное, чтобы Джисон не чувствовал себя таким подавленным. Потому что он думал-

— Это то, что делают друзья.

Джисон остановился так внезапно, что Минхо задумался, не сказал ли он что-то не так. Он сделал паузу, обойдя младшего, остановившегося прямо посреди дверного проема, и вопросительно оглянулся через плечо, направляясь к своей кровати. То, что он увидел, заставило замереть так же, как и Джисона.

Джисон улыбался Минхо так, как он был уверен, на него никогда раньше не смотрели. Его глаза сияли чистым, необузданным восторгом, а губы изогнулись в улыбке, которая осветила все его лицо. Он выглядел восхищённым, и Минхо почувствовал, как его кожу покалывает от безымянной эмоции, потому что он никогда раньше не был причиной того, чтобы кто-то выглядел таким беззаботно счастливым.

— Ага… – Голос Джисона дрожал от эмоций, и Минхо резко сглотнул, прежде чем повернуться, чтобы оставить свою сумку в изножье кровати. — Да, делают.

Еще минуту или около того они оставались в тишине, которая была немного более тяжелой, чем предыдущая. Обычно один из них сначала шел в ванную, а потом они переодевались, желали друг другу спокойной ночи и ложились спать. Но по какой-то причине Минхо чувствовал, что ему ещё есть что сказать, и, поскольку Джисон продолжал нерешительно зависать рядом со своим прикроватным столиком, можно было с уверенностью предположить, что он чувствовал то же самое.

И тогда Минхо понял, о чём он хотел поговорить.

— Джисон… – медленно начал он, наблюдая краем глаза, как Джисон оживился. Он сел на край своей кровати, теребя одеяло под пальцами, чтобы заняться чем-нибудь ещё, так как у него было предчувствие, что последующий разговор будет не таким приятным, как те фразы, которыми они только что обменялись. — О том, что ты сказали сегодня вечером о Дживайпи…

Выражение лица Джисона помрачнело, и Минхо уже начинал чувствовать себя неловко. У него никогда не было разговора «по душам» ни с кем в течение многих лет, и самые недавние разы были проведены чисто с целью использования его способностей для получения информации.

— Я просто был немного обеспокоен тем, насколько тренировка твоих способностей была важна, чтобы повлиять на твое решение. – Минхо вздрогнул, когда договорил, осознавая, как резко звучит, но также знал, что они были настолько близки к правде, насколько это возможно. И он собирался быть честным с Джисоном; это была сделка в эксперименте, названным им дружбой. Он отвёл глаза в землю и продолжил, несмотря на то, как внезапно стало тяжело перебирать языком. — Ты правда должен быть осторожен с теми, кому доверяешь, и ты не должен загонять себя в такую ​​сложную ситуацию, не подумав сначала об этом должным образом. Я понимаю, насколько привлекательным должен был показаться тебе переход к Дживайпи, но особенно после того, что Чанбин сказал нам о его методах, я искренне не думаю, что тебе стоит быть настолько открытым для идеи присоединиться к нему. Это безрассудно.

Каждое слово, слетавшее с губ Минхо, жалило его своей правдивостью. Он чувствовал, что они исходили прямо из его сердца, а не из его разума, где он тщательно планировал, что сказать, чтобы получить желаемый результат. Тем не менее, после того, как он закончил, его наполнила незнакомая тревога, поскольку он действительно не мог предсказать реакцию Джисона.

Он знал, насколько ненадежным может быть мир, потому он сам был ярким примером этого, и видя, что Джисон так безоговорочно верен всему и всем, он нервничал. И до сих пор не был уверен, почему это произошло.

— Я просто... хочу стать лучше?

Минхо презирал ожидание ответа, но когда он наконец заговорил, ему захотелось, чтобы молчание длилось дольше. Голос Джисона внезапно зазвучал так сломлено, и он почувствовал, что каждым слогом передавалась боль нескольких месяцев. Минхо охватила паника, так как его целью было немного изменить взгляд Джисона, чтобы сделать его более осторожным, однако, похоже, ему удалось только расстроить его. Ужас только усилился, когда он поднял голову и увидел, что глаза младшего блестят от слез, а его нижняя губа слегка дрожит.

Это был такой контраст с сияющей улыбкой, которой Джисон одарил его всего минуту назад, и от этого Минхо почувствовал тошноту.

— Моя жизнь была такой скучной, но затем внезапно появились Чан и Чанбин, познакомив меня со всеми этими новыми перспективами… – Джисон говорил так быстро, что Минхо едва мог расшифровать то, что он говорил — всё, на чем он мог сосредоточиться, это блестящий след слезы, стекающей по щеке Джисона. — И всё, чего я хотел, это отплатить им за все, что они сделали для меня… Потом к нам присоединились Сынмин и Чонин, и я наконец почувствовал, что у меня есть семья — люди, которых мне нужно защищать–

Минхо медленно поднялся на ноги, чувствуя, как тревога учащает его пульс. Он отчаянно посмотрел на дверь, надеясь, что Хёнджин слышит, что происходит, поскольку чувствовал себя наименее способным утешить Джисона. Затем он понял, с растущим чувством страха, что Хёнджин почти наверняка был в наушниках, если он действительно делил комнату с Чанбином.

Пытаясь сохранить спокойное выражение лица, Минхо снова повернулся к Джисону и обнаружил, что — к его большому разочарованию — состояние младшего ухудшается.

— Но что бы мы ни пытались, мы никогда не могли придумать, как использовать мои силы, и поэтому я решил, что вместо этого я просто попытаюсь быть источником поддержки и присматривать за всеми, но… – Джисон едва остановился на вздох, и лицо его блестело от слез. — ...тогда я даже не заметил, что происходит! Фестиваль был несколько недель назад, но я до сих пор не заметил, что что-то было не так, и я должен был–

— Джисон, – настойчиво попытался позвать Минхо, но очень быстро понял, что достучаться до него словами было уже невозможно. Он не был уверен, как долго Джисон сдерживал свои чувства, но в любом случае давление дня, должно быть, наконец заставило его позволить им лопнуть наружу. И Минхо, к несчастью для них обоих, был единственным, кто собирал осколки.

— Я даже не знал, что это за фотографии, и что на них были сообщения! Мне пришлось заставить их повторить их для меня, и ты видел их лица, когда они это делали? Боже, они, должно быть, просто хотели забыть, но я–

Действия Минхо, пытался убедить он себя, были совершены исключительно спонтанно. Он действительно не знал, что еще делать, но знал, что ему нужно было успокоить Джисона, прежде чем он доведет себя до еще большей паники, и его мысли вернулись к моменту того дня в фургоне, где Джисон сделал что-то, что, как он, должно быть, думал, утешит Минхо.

Значит, это означало, что Джисона это тоже утешит.

Пытаясь сдержать дрожь в мышцах, Минхо сократил расстояние между ними и обвил руками шею Джисона. Он держал одну руку на голове младшего, мягко уговаривая его лечь себе на плечо, а другой обхватил содрогающуюся спину.

Объятие возымело немедленный эффект: бессвязное бормотание Джисона прекратилось, и он почти обмяк в объятиях Минхо. Он зажмурил глаза и попытался не думать о том, как ужасно, вероятно, себя ведет, и насколько неестественными должны были быть его объятия, учитывая что он всё ещё не умел это делать. Он боялся сделать только хуже, и что Джисон оттолкнет его и завопит, что он стал причиной срыва, и–

Затем Джисон очень медленно поднял свои руки, отчаянно вцепившись в куртку Минхо сзади.

И заплакал.

Минхо не знал, что хуже; бешеная мешаниной самоуничижительных комментариев, слетевших с губ Джисона несколько мгновений назад, или душераздирающие рыдания, исходившие от него сейчас. Каждое всхлипывание содрогало его тело, и он задавался вопросом, как другие могли ничего не слышать, поскольку Минхо считал мучительные вопли Джисона такими резкими, что они будут эхом отражаться в его голове еще несколько дней.

Их объятия так отличались от объятий в фургоне, которые были немного неловкими и односторонними. На этот раз Джисон держался за Минхо с таким отчаянием, что ему просто казалось, что должен дать его в ответ, по крайней мере, чтобы дать Джисону знать о своем присутствии. Он провел рукой по волосам младшего, ломая голову над тем, как положить конец его плачу, и почувствовал злость на себя только тогда, когда у него не осталось путей выхода.

Конечно, он мог солгать, но сама мысль об этом наполняла Минхо отвращением.

Он не был уверен, как долго это продолжалось, и он молча умолял, чтобы это закончилось, или чтобы Хёнджин наконец услышал, что происходит, и ворвался в комнату. Он должен был признать, что не возражал против объятий Джисона в фургоне, но теперь от каждого всхлипа исходило столько боли, что было невозможно даже пытаться наслаждаться. Минхо ненавидел то, как ему удалось почувствовать борьбу Джисона на таком близком уровне, поскольку он знал, что, поскольку он стал свидетелем этого, младший доверит ему сохранить это в секрете.

Джисон будет доверять ему так, как никогда раньше не доверяли Минхо, и это было пугающе.

Когда Джисон, наконец, успокоился, а его затяжные вздохи сменились более прерывистым дыханием, Минхо начал ослаблять хватку. Его трясло, хотя он не был уверен, была это его собственная дрожь или дрожь Джисона, дрожавшего достаточно сильно для них обоих. Его рука замерла в чужих волосах, словно ожидая ответа, в то время как Джисон ослабил мертвую хватку на куртке Минхо.

Его руки опустились по бокам, хотя он еще какое-то время продолжал лежать головой на плече Минхо, просто пытаясь успокоить дыхание.

— Мне жаль…

Он поднял голову, и Минхо воспринял это как сигнал отступить. Тишина в комнате внезапно стала невыносимой, и он зашаркал ногами после того, что только что произошло. Он всё ещё изо всех сил пытался прийти в себя — в один момент Джисон сиял от безграничного счастья, а в следующий уже плакал в объятиях Минхо, как будто потерял в мире всё, ради чего стоило жить.

— Все в порядке, – сказал Минхо, осторожно наблюдая за выражением лица Джисона. Младший не казался таким взволнованным, как раньше, и выглядел совершенно истощенным, так что для Минхо не было сюрпризом, когда он позволил себе упасть на кровать позади себя.

Минхо продолжал стоять между их двумя кроватями, постукивая ногой по земле, пытаясь понять, что ему делать дальше. Он никогда раньше никого не утешал, и было что-то в размахе эмоций Джисона, что заставляло его отчаянно не совершать ошибок. Он мог сказать, даже с непониманием чужих чувств, что Джисон долгое время боролся в одиночестве и выплеснул это перед Минхо только потому, что тот сам спровоцировал это.

На самом деле, Минхо чувствовал, что именно ему стоит извиняться, тем более что теперь он понятия не имел, как действовать дальше.

Каково это, с горечью подумал он про себя, что кто-то, чья сила заключается в словах, может так ужасно с ними обращаться?

Он просто знал, что если бы на его месте был Чан, Джисон больше не выглядел бы таким подавленным. Если бы Чанбин был здесь, Джисон, вероятно, смеялся бы, а если бы там был Хёнджин, то они могли бы утешать друг друга, потому что, очевидно, Хёнджин всегда плакал, когда кто-то из его друзей был расстроен.

Черт возьми, даже Феликс, который знал Джисона всего два дня, мог бы справиться лучше, чем Минхо.

— Ты можешь первый сходить в ванную… Я немного испачкал твою одежду, – наконец сказал Джисон, позволяя руке прикрыть покрасневшие глаза. Его губы скривились в безрадостной улыбке, пока Минхо рассеянно рассматривал влажное пятно, оставшееся на его плече.

— О… Хорошо, – просто ответил он, а затем легонько шлепнул себя по лицу за такой бесчувственный ответ. — Тогда я пойду.

Он повернулся, тут же поморщившись от разочарования. Ему хотелось соответствовать званию хорошего друга, но он был неспособен сделать что-либо подобающее. Он только что спровоцировал Джисона на слезы и не мог ничего сделать, чтобы это исправить. В то время как часть его утверждала, что, возможно, Джисону просто нужно было плакать, это было подавлено незабываемым звуком рыданий, и Минхо все еще думал, что это будет преследовать его, по крайней мере, до рассвета.

Он схватил комплект одежды — первый, что смог найти. Тишина в комнате стала невероятно тяжелой, и Минхо слышал звук своих ног, стучащих по полу, когда он шел в ванную, и слышал громкий скрип двери, когда открывал ее.

Снова сглотнув, он остановился в дверях и, не оборачиваясь, мягко сказал:

— Знаешь… Я думаю, ты в порядке такой, какой есть. Даже если твои силы не такие яркие, как у других; это означает, что они не так сильно обременяют тебя. Если ты захочешь стать лучшей версией себя, то это нормально, но не думай, что должен делать это для нас. Мы поддержим тебя, что бы ты ни делал, или кем бы ты ни был.

Джисон молчал так долго, что Минхо собирался удалиться в ванную, решив, что он заснул. Однако когда он только собрался войти, Джисон ответил так же приглушенно.

— Спасибо, Мин.

Минхо тихо хмыкнул, чувствуя, как грустная улыбка появляется на его лице, и закрыл дверь.