Слова Сынмина так и повисли в воздухе, заставляя его балансировать на грани сожаления и облегчения, ведь ему наконец удалось сказать то, что, как он знал, стоило давным давно.

Он не мог на сто процентов сказать, в какой момент смирился со своими чувствами к Чонину. Какая-то часть знала об их существовании довольно долгое время, еще до того, как они впервые объединились с Чаном, Чанбином и Джисоном, но он не мог точно определить момент, когда его привязанность превратилась во что-то менее платоническое.

Возможно, он понял или, по крайней мере, догадался, когда ощутил разницу между тем, как он смотрел на Чонина по сравнению с другими. Он мог легко отличить свои чувства к Чанбину, чья компания была легкой и интересной, от более гармоничного Чонина. Это было трудно объяснить, возможно, именно поэтому Сынмину понадобилось так много времени, чтобы принять его влечение, но по ощущениям, в их отношениях с Чонином словно был дополнительный слой, которого ему не существовало в отношениях с другими.

Теперь Сынмин всё понял. Он любил Чонина, и знал об этом давно, но теперь, наконец, понял, что любовь, которую он чувствовал, была не совсем такой, какой он ее изначально предполагал.

Когда он сидел в задней части фургона, окруженный сопящими фигурами своих друзей, он признал, что это приносило облегчение. Все они, похоже, уснули или, по крайней мере, неплохо притворялись, оставив Сынмина наедине со своими мыслями и странным мерным покачиванием машины.

Напротив него сидели Чанбин и Минхо, а Джисон лежал у них на коленях. Сынмин на мгновение сменил свою глубокую задумчивость забавой, наблюдая за реакцией Минхо, когда Джисон впервые так небрежно устроился на них, казалось, забыв о каких-либо границах, поставив на пьедестал свою потребность в комфорте. Однако Минхо, в конце концов, восстановил самообладание и задремал на плече Чанбина, который во сне вовсе не возражал.

Феликс сразу же сел рядом с Сынмином и был непреклонен в том, чтобы выразить ему соболезнования, в которых совсем не было нужды. Но ему не хватило духу сказать Феликсу, что он сейчас не мчится к своему отцу и что ему было наплевать, был ли он жив и невредим.

По правде говоря, если Сынмину и нужны были соболезнования, то только из-за стыда, насколько мало его это волновало.

Главная причина, по которой он был так напуган – как-то даже больше, чем обычно перед миссией, – заключалась в том, что подозрительное предчувствие, цеплявшееся за него в течение нескольких недель, наконец достигло своего апогея. Он часто чувствовал тревожность, что было побочным продуктом его воспитания и образа жизни, и всегда доверял своим инстинктам в любых обстоятельствах, при чувстве опасности. До сих пор это помогало ему, и, в конце концов, лучше перестраховаться, чем сожалеть.

Поэтому, когда его вновь настигло знакомое чувство страха, как будто за углом таилось что-то угрожающее, но в то же время предотвратимое, он был склонен прислушаться к нему. Он впервые почувствовал это на фестивале, и это только усиливалось по мере того, как их конфликты с Кле становились всё более загадочными.

Теперь, когда Кле были на пороге его старого дома, предположительно с его отцом в качестве цели, он больше не мог игнорировать свою паранойю. Он позволил Феликсу поверить, что его рвение к отъезду вызвано беспокойством любимого сына, пусть всё и было с точностью, да наоборот.

Сынмин не доверял ни своему отцу, ни банде, и хотя несколько месяцев назад он, возможно, спрятался бы, но со своими друзьями он знал, что ему не нужно бояться. Он рассматривал наступающую ночь как шанс положить всему этому конец или, по крайней мере, стать на шаг ближе к пониманию происходящего.

Он не мог знать о том, что произойдет с ними там, как бы ни пытался это предвидеть. Поэтому, пусть и надеясь на лучший исход, он рассказал Чонину о своих чувствах на случай, если больше никогда не выйдет.

Конечно, ему не хватило смелости сделать это, пока Чонин бодрствовал, и поэтому он ждал, убедившись, что младший крепко и по-настоящему спит у него на плече. Впрочем, это не имело значения, ведь, по крайней мере, он сделал это и чувствовал, что может двигаться дальше, сбросив хоть одну ношу с плеч.

— Сынмин.

Тихий голос с другой стороны фургона прогремел в тишине, и по сравнению с прошлым молчанием этого было достаточно, чтобы Сынмин подпрыгнул. Чонин пошевелился, и на какой-то ужасный момент он подумал, что ему придется говорить с ним как ни в чем не бывало, признавшись в любви всего несколько минут назад, но, к счастью, глаза Чонина остались закрытыми. Он немного изменил свое положение из-за движения Сынмина, сместившись на несколько дюймов вниз, и теперь его щека более плотно прижималась к его плечу. Ему больше не было видно его черты, но будоражащего теплого дыхания на его шее было достаточно, чтобы напомнить ему о присутствии Чонина.

И это, пожалуй, самая успокаивающая вещь, которую он только мог получить.

Я люблю тебя, повторил он в мыслях. Произнеся слова вслух, Сынмин словно наконец в полной мере ощутил это чувство, и независимо от того, насколько сильно он их представлял, этого никогда не было достаточно. Я тебя люблю. Я так сильно тебя люблю.

— Эй, Сынмин. Перестань быть таким говнюком хоть раз и обрати внимание на меня.

Как бы ни было стыдно признавать, он умудрился забыть, что кто-то на самом деле говорил с ним. Он (несколько неохотно) оторвал взгляд от Чонина и повернулся в сторону Минхо, который смотрел с игривой ухмылкой.

Затем Сынмин понял смысл сказанного Минхо. Он сел немного прямее, стараясь не разбудить Чонина, дабы не сделать ситуацию еще более унизительной, и надеялся, что в его глазах достаточно паники, чтобы Минхо понял, что он чувствует. Он думал, Минхо спал, но видимо нет, и Сынмин стал беспокоиться о том, что тот мог подслушать.

— Ты… Ты слышал? – прошипел он, снова заботясь о том, чтобы не разбудить Чонина. Он также не хотел беспокоить Феликса с другой стороны, так как мог только представить непреодолимое беспокойство блондина, когда он обнаружил, что Сынмин до сих пор не сомкнул глаз. На лице Минхо мелькнуло даже легкое беспокойство, пока он наблюдал за Сынмином, чего было более чем достаточно, чтобы ему захотелось накрыть лицо одним из одеял.

— Я только что проснулся, – ответил Минхо, его глаза задумчиво сузились, когда он переводил взгляд с Сынмина на Чонина. — Но я и без этого знал. Мне не нужно было слышать твое слащавое признание, чтобы понять это.

Ответ Минхо каким-то образом заставил Сынмина чувствовать себя еще хуже, и младший в ужасе замер.

— Ты-… как?

— Это довольно очевидно, по крайней мере, мне. – Было ли это его намерением или нет, Минхо совсем не утешал Сынмина. Выражение лица старшего превратилось в смесь сочувствия и веселья, и он мог только представить, как ужас проявляется на его собственных чертах. — Не уверен, кто еще знает – Чонин явно нет, если тебя это утешит. И не волнуйся, твой секрет в безопасности со мной.

Сынмин не был уверен, насколько правдоподобным было последнее заявление, ведь на губах Минхо сверкала игривость, которая ему была совсем не по душе, но, по крайней мере, тот звучал честно, сказав, что у Чонина сейчас нет никакого намека на знание о чувствах Сынмина. Минхо до жути хорошо разбирался в людях, поэтому, стоило надеяться, он не ошибся.

— Но тебе, на самом деле, не стоит зацикливаться на этом… – продолжил Минхо, и Сынмин почувствовал облегчение, избавленный от нужды говорить. Он сомневался, что сможет подобрать слова, тем более, Минхо был, пожалуй, последним в очереди людей, от которых он хотел получить любовный совет. — Я даже почти уверен, что новость будет хорошо воспринята, но я понимаю, что сейчас, возможно, не лучшее время для таких признаний.

Хотя он уже не чувствовал такой паники, как раньше, поскольку Минхо не высмеивал Сынмина и не угрожал немедленно рассказать об этом Чонину, он не мог отрицать, что мысль о признании находящегося в сознании Чонина была абсолютно ошеломляющей. Ему потребовалось достаточно мужества, чтобы произнести эти три простых, но тем не менее значимых слова во тьме ночи, но они только выступили признанием для него, а не для них обоих.

Он не хотел разрушать то, что у них уже было, и, самое главное, не хотел доставлять Чонину дискомфорт. Партнерство, которое он разделил с Чонином, было одной из лучших вещей, произошедших с ним за всю жизнь, и потому он не хотел позволять ничему рисковать этим, даже если это были его собственные чувства.

Было ли это эгоистично с его стороны? Чонин заслуживал знать правду, но, к сожалению, Сынмину просто недостает смелости сказать это.

— Признайся ему, когда все это закончится. – Голос Минхо, был даже мягче, чем раньше, снова привлек внимание Сынмина. — Ты не пожалеешь, доверься мне.

Несмотря на всю неуверенность Сынмина, он внезапно почувствовал сильное желание поступить именно так. Не потому, что Минхо использовал свои силы, а просто потому, что просил доверия, а он не мог вспомнить, делал ли старший это когда-либо раньше. Не было загадкой, что старший все еще воздерживался от такого, поэтому Сынмин на автомате мог сказать, насколько серьезен Минхо, по одному только этому слову.

'Доверься.'

— Я подумаю, – тихо ответил Сынмин, на долю секунды переведя взгляд на Чонина. Он всё ещё не мог разглядеть его лицо, но внутри чувствовал, что просто еще не готов признаться в чем-то столь великом. Примет ли Чонин это так хорошо, как намекал Минхо – одного только этого было достаточно, чтобы впасть в безумный поток мыслей. А главное, Сынмин не был уверен, готов ли он сам.

Он прислонился головой к стене, ожидая, что Минхо замолчит из-за отсутствия ответов с другой стороны, поскольку тот, похоже, не слишком любил вести разговоры в одиночку. Однако, он ошибся, и через несколько секунд снова раздался голос старшего.

— Знаешь, тебе действительно стоит попытаться немного поспать.

Сынмин поджал губы, позволяя тихому стону вырваться из его горла в ответ на это. Это был только вопрос времени, когда Минхо сделает такой комментарий, но он все еще надеялся улизнуть от этого.

— Я не думаю, что смогу, — тихо ответил Сынмин, желая, чтобы нежелание было успешно передано в его голосе.

Опять же, он не был уверен, уловил ли Минхо эти сигналы, поскольку его друг, тем не менее, продолжал с ним разговаривать.

— Тогда как ты относишься к тому, что мы делаем? – спросил он, заставив Сынмина оторвать взгляд от потолка. Он снова опустил голову, чтобы смотреть прямо на Минхо, чьи глаза сияли в темноте наблюдательным мерцанием.

Было что-то в Минхо, поначалу нервировавшее Сынмина, но теперь вызывающее невольное уважение. Он просто казался таким бдительным, вероятно, из-за того, что он всю жизнь изучал поведение других людей, чтобы понимать их чувства и язык тела.

Когда они еще жили вдвоем, он часто мог оставаться наедине со своими мыслями, не беспокоясь о том, что Чонин заметит что-то неладное. Младший был невероятно умен, но Сынмин привык скрывать любые эмоциональные переживания, и поэтому он, конечно, не винил его за невнимательность к моментам, когда он был расстроен. Скорее, он дорожил этим, так как не чувствовал, что чем-то обременяет Чонина.

Вот почему для него было таким шоком, когда Чанбин, совершенно незнакомый в то время человек, каким-то образом так хорошо его понял. Вскоре после этого он узнал, что это произошло из-за схожего пережитого опыта, хотя Сынмин не знал, каким было раннее детство Чанбина, а после его взяли в Дживайпи. У них все равно была связь, и поэтому он понимал, почему Чанбин понимал его и замечал всякий раз, когда что-то не так.

А потом появился Минхо.

Сынмин мало что знал о прошлом Минхо, кроме того, что он вел довольно нормальную жизнь, пока бремя его сил не сработало, и он не стер себя из памяти собственного отца. Как бы трагично это ни было, Сынмин не чувствовал никакого сходства между этим и своим прошлым, поэтому не имел ни малейшего представления о том, как Минхо, казалось, мог так легко читать его, словно книгу, с точностью, которая, возможно, была под силу только Хенджину с его обостренными чувствами.

— Еще я заметил, что… Чонин, кажется, удивился, узнав, кто твой отец, – пояснил Минхо, по-видимому, восприняв задумчивое молчание Сынмина как недоумение. — Должно быть, ты скрывал это от него по какой-то причине и решил держаться подальше от своего дома. Поэтому, я спрашиваю, как ты относишься ко всему этому.

— Это место не мой дом. Никогда им не был, – мягко сказал Сынмин, встретившись взглядом с Минхо. Старший смотрел на него с тем же чуть обеспокоенным взглядом, хотя он и стал немного светлее, что заставляло почувствовать облегчение.

Он не хотел вдаваться в подробности о своем детстве, тем более в такой ситуации. Он был уверен, что Минхо не может быть так сильно заинтересован в этом, и тратить время на объяснение всех причин, по которым он опасается возвращаться, было бесполезно при подготовке к их миссии.

Он не подвергался насилию; по крайней мере, физически, умственно или словесно. Если и можно было назвать его опыт «жестоким обращением», то это не было преднамеренно сделано его отцом, и поэтому Сынмин не был склонен называть это чем-то таким, что сделало бы из человека злодея.

Но Сынмин презирал мысль о возвращении в дом, который фактически держал его в заключении в течение многих лет. Он презирал мысль о возвращении в эти пустые, безжизненные коридоры и библиотеку, в которой он начал читать каждую книгу просто от скуки. И больше всего он презирал мысль о том, чтобы снова увидеть своего отца, живого или мертвого, после того, как этот человек всегда был скорее далекой фигурой, которую Сынмин лишь изредка видел на протяжении всего своего детства.

Он не мог отрицать, что беспокоился о том влиянии, которое это могло на него оказать. Явная редкость видеть своего отца делала каждый опыт чудесным для Сынмина, и он цеплялся за каждое взаимодействие руками и ногами. Только когда он ушел и больше не имел кого-то, кого бы держал на таком незаслуженно высоком пьедестале, он понял, насколько нездоровыми были эти отношения.

— Что бы ни случилось… – медленно сказал Минхо, словно тщательно подбирая слова. Это часто случалось с ним; он колебался, прежде чем говорить, и формулировал свои предложения так запутанно, словно закладывал в них скрытый смысл. Но на этот раз он просто старался говорить правильные вещи, а не те, которые отведут от него подозрения. — Никто не осудит тебя. У всех нас есть что-то, о чем мы не хотим говорить или вспоминать, и даже если мы увидим твое лично, это ничего не изменит. 

Сынмин знал, что Минхо мог просто солгать ему, настолько безоговорочно он верил словам старшего, но почему-то отметал этот вариант. В глазах Минхо была та серьезность, как будто он отчаянно пытался донести свою точку зрения, и еще более отчаянно хотел, чтобы Сынмин доверял ему.

И Сынмин доверился.

— Точно… Спасибо, Мин, – сказал Сынмин, уже чувствуя, как некоторые часть тревог уходит. Он и не заметил, как это произошло во время их разговора, поскольку изменение было таким постепенным, но он определенно чувствовал себя менее нервным, чем раньше, и даже почувствовал, как его веки начали поддаваться подавленной атмосфере фургона.

Минхо улыбнулся, видимо, уловив как благодарность, так и усталость Сынмина.

 — Если ты действительно хочешь отблагодарить меня, то попытайся сейчас хоть немного поспать.

Сынмин закатил глаза, не возразив вслух, как раньше, а вместо этого слегка опустил плечи. Чонин, теперь полностью погруженный в мир сна, даже не отреагировал на это движение.

У него не было выбора в том, что они собирались сделать. Ему просто нужно было попытаться отстраниться от этого и рассматривать как обычную миссию, в которой он не имел никакой связи с целью или местом, куда они направлялись. Хотя это казалось невозможным, по крайней мере, ему не нужно беспокоиться о том, что группа не прикроет его спину.

Он смог произнести слова, которые висели между ним и Чонином, не оставив ему никаких сожалений, и Минхо удалось успокоить его настолько, что он мог закрыть глаза, не беспокоясь ни о чем другом.

Итак, он позволил своей голове упасть набок, положив ее поверх головы Чонина, разрешив себе погрузиться в тиски сна.

***

Сынмин проснулся от легкого потряхивания плеча.

Он сонно моргнул, приподнял ноющую шею и потер ее онемевшей рукой. Его мыслям потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, и начать восстанавливать память о происходящем, пока его зрение привыкало к окружающей тьме. Он коснулся копны светлых волос, на которой отдыхал, и почувствовал теплый румянец, покрывающий теперь его щеки, когда он вспомнил, как заснул на Чонине после его признания и неожиданного, но приятно утешительного разговора, которым он обменялся с Минхо.

Когда его мысли обратились к старшему, Сынмин покосился на другую сторону фургона. Он помнил, что темно было и раньше, но почему-то видеть стало еще труднее, и вряд ли это из-за смягчившегося сном зрения. Тем не менее, он мог разглядеть два силуэта напротив себя, оба сильно склонялись друг к другу. На мгновение он был застигнут врасплох, задавшись вопросом, где Джисон, а затем увидел фигуру, которая всё ещё лежала на коленях другой пары.

Поначалу казалось, будто мало что изменилось, за исключением того, что освещение стало немного тусклее, но этого уже было достаточно, чтобы Сынмин выпрямился. Затем он осознал движение машины, которой не хватало обычной напористой скорости Чана. Только раньше это казалось еще более заметным, поскольку блондин торопился доставить их к дому Сынмина так быстро, как только мог, а теперь это превратилось в нехарактерно медленное, едва заметное движение.

Сынмин взглянул в сторону Феликса, понимая, что он, должно быть, был тем, кто так нежно встряхнул его несколько секунд назад. Конечно же, Феликс смотрел на него с той же жалостливой улыбкой, которая не сходила с его лица с тех пор, как они впервые устроились в фургоне ранее той ночью, от которой Сынмин отчаянно хотел избавиться, поскольку он явно не нуждался в сочувствии Феликса. Это только заставило его нервничать еще больше, и он уже предвидел слова, которые сорвутся с губ Феликса следующими. К сожалению, знание не означало, что они оказали меньшее влияние.

— Чанни сказал мы рядом.

По неизвестной ему причине Сынмин вытянул шею в тщетной попытке взглянуть на передние сиденья фургона. Он знал, что с пола у него не было на это никаких шансов; его дом в любом случае был полностью окружен лесом, и не было никаких уличных фонарей, которые давали бы ему хоть какую-то видимость окружающего мира. Однако это ответило на вопрос, почему фургон внезапно стал темнее.

Часть Сынмина хотела притвориться, что они не подъезжают к большому, пугающе строгому особняку его воспоминаний. Ничего не было видно, и не было даже никаких звуков, которые могли бы это выдать, поэтому, при желании он мог бы просто представить, что они находятся в путешествии куда угодно, кроме его старого дома.

Но он не мог сбежать от этого, и ему казалось, что холодная рука обхватила его горло.

Решив отвлечься от обрушившейся на него волны страха, он благодарно кивнул Феликсу, прежде чем повернуться к Чонину, чтобы разбудить младшего. Он не понимал, как Чонин мог так крепко спать, пока напряжение в воздухе душило Сынмина, но он почувствовал облегчение от того, что тот, похоже, проспал большую часть путешествия, а значит, хорошо отдохнул. Сам Сынмин чувствовал себя странной смесью двух противоположностей; он был достаточно насторожен, чтобы даже малейшее шарканье со стороны кого-либо из его друзей заставляло его дернуться, но чувствовал и сильное истощение, оседающее в его груди.

Феликс позвал тех, кто был на другой стороне, его низкий голос разрезал тишину с поразительной ясностью. Этого было достаточно, чтобы разбудить и Чонина, который слегка подпрыгнул и оторвался от его плеча. Сынмин старался не думать слишком много о том, как он скучал по предыдущему теплу.

— Мы приближаемся, – мягко сказал ему Сынмин. Он не был уверен, почему понизил голос, хотя никто больше не спал, но ему казалось, что они уже были там, и на том этапе миссии, где каждая секунда зависела от их действий и решений. Он был совершенно не готов к этому.

— Оу… – Взгляд Чонина на мгновение задержался на Сынмине, прежде чем метнуться вокруг, чтобы осмотреть остальную часть салона фургона. Он все еще казался сонным, но в его глаза уже возвращалась знакомая острота, когда он осознал что близится.

Сынмин сглотнул и отвернулся, не зная, сможет ли он смотреть на Чонина дольше, не возвращаясь мысленно к словам, сказанным ранее в путешествии. Вместо этого он сосредоточился на Джисоне, который скатился с колен Чанбина и Минхо и бесцеремонно растянулся на полу между их двумя группами. Этого было достаточно, чтобы немного позабаваить Сынмина, пока Джисон тоже не подтянулся, после на его лице появилось то знакомое напряженное выражение нервозности, проявляющееся перед каждой из их миссий.

Феликс казался удивительно спокойным по другую сторону от Сынмина. Он откинулся к фургону, его руки были переплетены, и он смотрел в неподвижную точку на стене напротив, отводя взгляд только тогда, когда Чанбин махал рукой и проверял, как он. Сынмин на долю секунды посмотрел на Минхо, вспоминая слова, которыми они поделились ранее, но старший даже не взглянул на него, что принесло облегчение. Ему не хотелось, чтобы Минхо относился к нему по-другому, особенно перед остальными.

— Я остановлюсь примерно в полумиле от самого дома, – крикнул Чан спереди, заставив Сынмина отвернуться от Минхо. — Тем из нас, кто войдет, придется идти пешком, но поскольку мы не знаем, кто там будет и насколько они подготовлены, я не хочу, чтобы те, кто останется в фургоне, оказались хоть сколько-то в опасной зоне.

Чонин неловко подвинулся вправо от него, явно не слишком довольный перспективой быть так далеко, но Сынмин согласился с Чаном. Они понятия не имели, что может произойти в особняке, и поэтому не могли подвергнуть остальных риску засады. Сынмин не мог отделаться от тихого ноющего голоса, который напомнил ему, что простого пути к отступлению не будет, но оно того стоило, если обеспечивало безопасность остальных. Он был уверен, что оставшиеся справятся сами.

— Также не хотелось бы, чтобы о нашем присутствии стало известно, а продвижение дальше, вероятно, приведет к этому, – продолжил Чан, будто он каким-то образом уловил нерешительность Чонина. — Если ты не сможешь проникнуть в охрану с такого расстояния, Йени, один из вас может подвезти фургон немного ближе, как только мы убедимся, что любая непосредственная угроза устранена. То же самое касается тебя и прослушивания, Джинни.

Фургон медленно остановился, и Сынмин попытался сдержать дрожь. С их приездом до него действительно начала доходить тяжесть происходящего: он возвращался в дом, в котором вырос, потому что, видимо, там обосновалась мстительная банда и к чему-то готовилась.

Сынмин всегда чувствовал, что все пойдет не так, но, оглядываясь на мрачные лица своих друзей, на этот раз, возможно, он был не единственным, кто верил в это.

Он опустил глаза в землю и поднял их только тогда услышав, как открылись входные двери. Он уже догадался, что Чан и Хёнджин присоединятся к ним сзади, раз уж они якобы были достаточно далеко от цивилизации, чтобы никто не наблюдал за ними через лобовое стекло.

Одной из причин, по которой Сынмин чувствовал себя таким одиноким в детстве, было то, что дом его отца находился в глуши. Там было много окон, но он никогда не чувствовал радости, когда выглядывал из них, ведь там его встречали сплошные бесконечные поля и раскинувшийся лес, куда ему даже не разрешалось заходить. Его отец слишком беспокоился о том, что кто-то может столкнуться с ним, и это всегда казалось Сынмину немного странным, поскольку он в жизни не видел никого, кроме нескольких сотрудников, которые работали в особняке. Только его отец приходил и уходил, совершая командировки, о которых у него никогда не было времени рассказать.

Задние двери открылись, и Феликс прижался поближе к Сынмину, освобождая место для Чана и Хёнджина. Старший вошёл первым, круги под его глазами стали темнее, чем раньше, по-видимому, из-за бессонной поездки, а Хёнджин последовал за ним.

— И так... То, что мы сейчас здесь, не означает, что мы можем позволить себе медлить. Йени, если ты мочешь начать с э... того, что обычно делаешь?

По подсказке Чана Чонин отошел от Сынмина, заставив его чувствовать себя еще холоднее, чем раньше, и встал рядом с немного меньшей кучей чемоданов, которые они привезли с собой. Чанбин тоже был там, выуживая коробку с наушниками и начиная раздавать их. По крайней мере, они двигались быстро; Сынмин сомневался, что сможет долго сидеть на месте.

Хёнджин сел рядом с Сынмином, заняв место Чонина, а Чан остался стоять на ногах перед дверями. Он не был уверен, стоит ли посмотреть на него, поскольку по напряженным мышцам Чана он почувствовал от него такое же давление, как от всех остальных, и не думал, что его нервы смогут выдержать встречу с откровенно взволнованным взглядом Чана.

— Джинни, как думаешь, ты можешь попытаться подслушать что-нибудь сейчас? Мы не ожидаем многого, так как нам все еще далековато от самого особняка, но если бы ты смог ухватить хоть что-то, это было бы очень полезно. 

Хёнджин кивнул и потянулся к ушам, в то время как Сынмин прикусил нижнюю губу и приготовился вести себя как можно тише. У него не было никаких проблем с тем, чтобы не говорить, но оставаться на месте оказалось еще труднее, поскольку адреналин, бурлящий в его венах, не хотел ничего, кроме как броситься в бой.

Хотя и до этого они не были громкими или активными, на группу опустилась очень многозначительная тишина, когда Хёнджин осторожно вытащил свои наушники. Его солнцезащитные очки были менее сильно затемнены, чем обычно, а это означало, что его глаза были видны, когда они трепетали, закрываясь в сосредоточенности. Даже Чанбин и Чонин замерли рядом с ящиками, младший с полуоткрытым ноутбуком перед ним.

Сынмину удалось удержать конечности от непроизвольных движений, но он ничего не мог поделать со своим бешено стучащим сердцем. Он позволил своим губам скривиться в гримасе, когда Хёнджин недовольно нахмурился, явно пытаясь хоть что-то уловить.

— Я почти ничего не слышу, но… – Хёнджин сделал паузу, слегка нахмурив брови, прежде чем открыть рот, чтобы снова заговорить. Его голос был таким тихим, что было трудно разобрать, что именно он говорит, даже с того места, где Сынмин находился рядом с ним. — Думаю, я могу, по крайней мере, сказать расположение особняка. Вокруг нас шумная природа, но затем просто область полной тишины примерно там, где особняк был показан на карте.

— Тишина? – повторил Чан, его естественная громкость резко прорезала тишину. Хёнджин вздрогнул, заставив того поднять извиняющуюся руку, несмотря на то, что на него даже не смотрели. Он продолжил гораздо тише. — Там не должно быть полной тишины. Должны быть как минимум люди, верно?

Сынмин внимательно наблюдал за Хёнджином, чувствуя, как замешательство смешивается с сомнением и страхом в его груди. Он всегда думал, что особняк был тих, но это было просто из-за ауры его вечно пустующих залов и его собственного желания сделать это место более ярким. Однако он никогда не был полностью тихим, как предполагал Хёнджин, даже посреди ночи. Он должен был услышать хотя бы что-то, кроме полной тишины, о которой говорил.

Чан посмотрел на Сынмина, казалось, думая о том же.

— Я ничего не слышу. Словно… не видел бы я карты, подумал бы, что там и вовсе ничего нет, – ответил Хёнджин, испустив короткий вздох поражения, прежде чем снова открыть глаза и поднять затычки к ушам. — Извините. Возможно, я просто ничего не смог услышать.

— Это не твоя вина, – сказал Чан, хотя на его лице было ясно видно разочарование и беспокойство, которое все еще было направлено на Сынмина. Сынмин выпрямился, почувствовав, что его вот-вот втянут в разговор. — Сынминни, у тебя есть какие-нибудь предположения о том, что могло случиться? Может быть, твой отец в отъезде?

Сынмин покачал головой, заставляя себя вернуться к давним воспоминаниям. Он мог вспомнить ночи, которые провел в особняке, и не мог уснуть, он выскользнул из своей комнаты, начав бродить по темным и пустым коридорам, чуть ли не умоляя о появлении призрака, чтобы он мог хоть немного развлечься. Всякий раз, когда ему случалось проходить мимо двери одного из сотрудников своего отца, он мог слышать, как он двигался внутри или храпел, если спал.

Если Хёнджин мог слышать звуки природы вокруг особняка, то он должен был слышать хотя бы некоторые из них. Чувство страха Сынмина нарастало.

— Даже если и так, в особняке были и другие люди, которых Джинни должен был услышать, – честно ответил Сынмин, разделяя разочарование, которое Чан выразил в своей гримасе.

Сынмин отчаянно ломал голову в поисках любых вариантов, которые могли бы объяснить ненормальную тишину, услышанную Хёнджином. Он хотел придумать объяснение, как для себя, так и для Чана, который начал заметно проявлять признаки стресса, связанного с тем, что позволил своей команде войти в ситуацию, о которой они абсолютно ничего не знали.

Полная тишина, сказал себе Сынмин, как будто чего-то не хватает-…

— О, – выдохнул он, когда Чан, начал неохотно переводить их к следующему этапу их плана. Все взгляды обратились к нему, надежда сияла в каждом взгляде, под которым Сынмин внезапно оказался. Он моргнул и посмотрел на Чана. — Я мало что помню об этом, но есть одна вещь. Мой отец построил комнату по типу бункера на случай, если на нас когда-нибудь нападут. Я почти уверен, что она была звуконепроницаемой.

Лицо Чана загорелось, и на какой-то чудесный момент Сынмин почувствовал, как часть его паранойи уступила место гордости, когда Чан лучезарно посмотрел на него. Однако заговорил Чанбин, щелкнув пальцами в знак вдохновения, на мгновение приостановив раздачу наушников.

— Это имело бы смысл! – сказал он, вновь опуская руку в коробку. — Подумайт об этом. Вероятно, мы ничего не слышим, потому что твой отец и все остальные в особняке, кто не является частью Кле, ушли в безопасную комнату, как только почувствовали опасность. Потом Кле заявились в кажущийся пустым особняк, взяли всё, что хотели, и теперь их давно нет.

Феликс и Джисон обменялись взволнованными взглядами, а Чонин оторвался от флуоресцентного света своего ноутбука с таким же радостным выражением лица. Сынмин не позволял себе испытывать такое сильное волнение, так как сомневался, что все может быть так просто, но он чувствовал себя немного лучше, по крайней мере, с одним возможным вариантом событий.

Он подумал, что, по крайней мере, должна была прибыть полиция, если догадка Чанбина была верна, так как его отец, должно быть, подумал бы позвонить властям, как только Кле якобы оставит их в покое. Но поскольку это была их лучшая (и единственная) теория на данный момент, Сынмин не хотел, чтобы она сразу провалилась.

Возможно, это было неразумно с его стороны, но ему нужно было немного утешения.

— Хорошо, тогда мы будем основывать на этом наши дальнейшие действия, – вслух решил Чан, беря наушник, который передал ему Чанбин. — Йени, тебе удалось установить какой-нибудь контакт?

Руки Чонина необычно неподвижно лежали на клавиатуре, и он смотрел на экран так, словно это оскорбляло его до глубины души. Сынмин почувствовал, как черты его лица исказились от жалости, поскольку младший, очевидно, не смог зайти так далеко, как хотел, и теперь чувствовал себя очень подавленным из-за этого.

— Нет. Это странно, хотя похоже… – Чонин рассеянно постучал по тачпаду, не удосужившись поднять взгляд, продолжая хмуро смотреть на устройство. — Это не потому, что защита слишком надежная или я не могу войти. Просто… там буквально нет никакой системы безопасности.

За его словами последовало короткое растерянное молчание. Он обменялся ошеломленным взглядом с Хёнджином рядом с ним, который беспомощно пожал плечами, явно разделяя неспособность Сынмина понять проблемы Чонина.

— Извини, если это прозвучит глупо, – сказал Феликс, его тон выражал то же замешательство. — Но если защиты нет... Разве это не хорошо?

— Если бы, – ответил Чонин, фыркая и раздраженно скрещивая руки на груди. — В плане, у меня даже нет системы, которую нужно взломать. Здесь ничего нет в сети, мой чип ничего не получает, и ноутбук тоже. Мы буквально как будто посреди леса.

На мгновение Сынмин почувствовал, как у него сжалось сердце, когда он обдумал возможность того, что они могли оказаться не в том месте. Возможно, Чан и Чонин допустили ошибку в навигации и случайно отправили их в сельскую местность, которая по совпадению называлась так же, как леса, окружавшие старый дом Сынмина.

К счастью, Минхо заговорил, чтобы прояснить ситуацию, поскольку, судя по недоверчивым взглядам остальных, Сынмин был не единственным, кто пришел к такому выводу.

— Но в бункере вы сказали, что установили связь между IP-адресом, с которого Мирох отправил сообщение, и старым ноутбуком Сынмина, верно? – подсказал он, получив утвердительный кивок от Чонина. — И когда вы отследили его, это привело вас сюда. Значит, мы находимся там, откуда Кле отправили это сообщение, а также там, где живет Ким Чону. Это должно быть нужным местом.

Хотя это было упомянуто только вскользь, и Минхо, вероятно, даже не обдумал свои слова, прежде чем сказать их, однако Сынмин был очень благодарен за то, что старший назвал его отца «Ким Чону». Он был первым, кто сделал это, и было просто приятно установить между ними такую дистанцию, без каких-либо напоминаний о том, что они связаны родственными узами. Как будто Минхо пытался дать понять Сынмину и остальным, что личные связи не должны мешать их решениям этой ночью.

— Так что же тогда могло произойти? – спросил Джисон, переводя взгляд с Минхо на Чонина. — Может быть, электричество было полностью отключено, или Кле сам что-то сделал, чтобы вмешаться в систему безопасности? Может быть, они не хотели, чтобы кто-то внутри мог связаться с внешним миром.

Чан задумчиво хмыкнул, прежде чем покачать головой и сцепить руки. 

— Что бы это ни было, единственный способ узнать – посмотреть самим. Сынминни, Бин, пошли.

Это были слова, которых Сынмин ждал во всех предположениях, что казались ему слишком простыми и маловероятными. Он не знал, что могло произойти, но был совершенно уверен, что это не могло быть связано с чем-то столь обыденным, как отключение электричества, по предположению Джисона. Хотя и надеясь, чтобы это оказалось правдой, в то же время это просто не могло быть совпадением.

Он хотел встать и пройти туда, где они хранили оружие, но едва дернувшись, кто-то осторожно дернул за край его куртки. Он сделал паузу, присел на корточки и посмотрел на Хёнджина.

Блондин смотрел на него с противоречивым выражением лица, его глаза блуждали по задней части фургона, прежде чем снова остановиться на Сынмине. Он проследил за его взглядом и обнаружил, что большинство остальных были заняты подготовкой – Джисон и Минхо уселись по обе стороны от Чонина, а Феликс нерешительно завис рядом с ними. Чан и Чанбин наклонились рядом с оружием и вместе перебирали его, тихо переговариваясь при этом. Это оставило Сынмина и Хёнджина более или менее нетронутыми, на что, похоже, тот и надеялся.

— Твое сердце билось так быстро, – тихо сказал Хёнджин, снимая куртку Сынмина.

Сынмин запнулся; он надеялся, что не слишком беспокоит Хёнджина, так как не мог ничего сделать, чтобы подавить громкость своего сердца. Похоже, его молитвы, к сожалению, были проигнорированы, и он виновато поморщился, когда понял, что он, должно быть, был причиной того, почему Хенджин так старался четко вслушаться в окружающие звуки.

— А... мне жаль.

— Не о чем сожалеть, – мягко возразил Хёнджин, и Сынмин почти пожалел, что он не надел более темные солнцезащитные очки, и ему было просто больно видеть жалость и печаль, которые сияли в глазах старшего. — Я не знаю точно, что ты чувствуешь, но знаю, что это должно быть тяжело. Все будет в порядке, хорошо? После сегодняшнего вечера мы можем просто притвориться, что ничего из этого не было.

Сынмин кивнул, прикусив нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Ему хотелось думать, что он сильнее и далеко не так потрясен, как думали другие, но когда они обращались с ним с такой заботой, трудно было не поддаться эмоциям.

Он откашлялся от кома в горле и тихо пробормотал «спасибо», прежде чем указать на Чана и Чанбина.

— Наверное, мне стоит пойти и эм-… – он замолчал, и губы Хёнджина приоткрылись от осознания.

— О, конечно. Не буду тебя задерживать. – На мгновение показалось, что Хёнджин хотел сказать что-то еще, потому что его рот оставался открытым, а Сынмин смотрел, как он прикусил щеку изнутри. Затем Хёнджин мягко выдохнул и отвел взгляд, разрушая странную атмосферу, установившуюся между ними.

Сынмин отвернулся, не успев начать думать о том, над чем, возможно, размышлял Хёнджин, и даже повел плечами, пытаясь настроиться на миссию.

Лучше всего для него было бы притвориться, что они преследуют Кле, как делали это всегда, а человек, которого они пытались защитить, был обычным незнакомцем. Он хотел испытать ту привычную эмоциональную отстраненность, которая у него была, когда он оглядывался через плечо, опасаясь, что кто-то подкрадывается к нему сзади, а не для от поиска знакомых в коридорах, которые, как он предполагал, не сильно изменились с тех пор, как он видел их в последний раз.

Он покачал головой и подошел к Чану и Чанбину, которые как раз раскладывали свое любимое оружие по карманам. У Чана был единственный пистолет и его обычная зажигалка, в то время как Чанбин, похоже, взял только ножи для этой миссии. Сынмин предпологал, что он не хотел рисковать причинить вред Хёнджину громкостью пистолета, даже когда они были бы довольно далеко друг от друга.

— Эй, Сынминни. Ты в порядке? – мягко спросил Чан, когда Сынмин встал на колени рядом с ними и потянулся к ящику, где обычно хранились его кинжалы. Он кивнул, не веря, что сможет ответить честно, особенно когда Чан краем глаза одарил его знакомым испытующим взглядом.

Чанбин легонько хлопнул его по плечу и передал наушник. Сынмин с благодарностью взял его и поставил на место, наслаждаясь ощущением связи, которое получил вместе с кликом. Это было напоминанием о том, что остальные, оставшиеся в фургоне, находятся всего в одном касании и могут связаться с ним, когда захотят.

Сынмин бросил несколько кинжалов во внутренний карман, затем встал и кинул взгляд в сторону остальных.

Хёнджин присоединился к группе, сгрудившейся вокруг Чонина, и сел рядом с Феликсом, который, похоже, спрашивал его что-то о миссии. Сынмину показалось странным, что это был лишь второй раз, когда Феликс и Минхо работали с ними, хотя казалось, словно были с ними с самого начала. Сам Минхо слегка нахмурился, наклоняясь через плечо Чонина, указывая на что-то на экране компьютера, чего не было видно с того места, где стоял Сынмин. Джисон склонился с другой стороны от Чонина, следя за указаниями Минхо широко открытыми и серьезными глазами. А Чонин–

–оказалось, смотрел на Сынмина.

Сынмин почувствовал, как у него перехватило дыхание, и каким-то образом весь мир вокруг него замер, хотя Чан и Чанбин шли к дверям позади него. В глазах Чонина металось противоречие, когда он увидел троицу, готовую уйти, и на долю секунды Сынмин подумал, что Чонин собирается позволить ему уйти, ничего не сказав. Он не понимал, почему это причиняло ему такую боль, ведь они не обменивались эмоциональными прощаниями, когда расставались на миссии, но он полагал, учитывая то, что он признался Чонину ранее в путешествии, можно было ожидать большего. Ужасно несправедливо с его стороны, ведь Чонин и понятия не имел, что произошло.

Но затем Хёнджин осторожно выдернул ноутбук из рук Чонина. Старший перегнулся через Феликса и тихо сказал что-то, что Сынмин отчаянно хотел услышать, но, к сожалению, слишком тихо, чтобы понять его. Сказанное им, похоже, вызвало какую-то реакцию со стороны Чонина, поскольку он встал через секунду и тут же подошел к Сынмину.

На ходу он неловко перебирал руками, его чип поблескивал в тусклом свете. Он остановился перед Сынмином и на мучительный, дразнящий момент заколебался, прежде чем шагнуть вперед и осторожно обнять его за шею.

Сынмин почувствовал, как его веки закрылись от удовлетворения, и поднял руки, чтобы прижать голову Чонина к своему плечу. Он все еще чувствовал себя виноватым за удержание личности своего отца в секрете от Чонина, и знал, что младший не забудет об этом, но, наконец, ему было показано, что Чонин, похоже, не держит на него серьезной обиды.

Прикосновения Чонина были такими нежными и теплыми, что Сынмин снова получил всё необходимое успокоение просто от их контакта. Ему не нужны были сочувствующие взгляды или слова утешения – он был немного смущен, признавшись, однако всё, что ему нужно, – это объятия.

Его спину слегка похлопали, но Сынмин был слишком поглощен чувством умиротворения, охватившим его, чтобы обращать на это внимание.

— Будь осторожен, – сказал Чонин, его голос приглушенно уткнулся в плечо Сынмина. Это напомнило ему о том, как они впервые пошли за Кле как пара, и в памяти мелькнуло, каким нервным, но вдохновляюще решительным выглядел тогда Чонин. Он до сих пор помнил последующие часы, когда Сынмин вернулся невредимым к плачущему Чонину, и они провели остаток дня, тихо плача в объятиях друг друга. Это был момент, в который они оба осознали не только действие, совершаемое ими, но и то, насколько они были зависимы друг от другого, как единственного, с кем они столкнулись, кто когда-либо был в состоянии понять их.

Они так сильно выросли с тех пор, но Сынмин знал, что где-то там, глубоко, в них обоих была одна и та же уязвимость.

— Буду, – ответил Сынмин, изо всех сил пытаясь сдержать грустный хмурый взгляд, когда Чонин отстранился. Он попытался встретиться взглядом с Чонином, но челка младшего упала, чтобы скрыть его глаза, и он обернулся прежде, чем Сынмин мог даже надеяться мельком увидеть его лицо. Этого было достаточно, чтобы заставить его задуматься, не сделал ли он что-то не так, прежде чем он вспомнил, что иногда, если Чонин становился слишком эмоциональным, ему просто нравилось сделать шаг назад.

Вместо этого он взглянул на остальных, которые подняли головы, на каждом лице мелькали абсолютно разные эмоции, выражая поддержку Сынмину. Феликс ярко улыбался ему, и на мгновение он задумался, не солгал ли то о своих силах, требующих источника света, поскольку казалось, что он может осветить комнату, просто приподняв уголки губ. Хёнджин смотрел на Сынмина тем же странным, неразборчивым взглядом, что и раньше, словно хотел что-то сказать, но просто не имел возможности, в то время как у Минхо, видимо, тоже было какое-то сообщение, скрытое в тонкой ухмылке, которую он носил.

Позже, будто передавал старший, и Сынмин вспомнил слова, которыми они обменялись в пути. Он не мог думать об этом, не тогда, когда нужно было выполнить задание, поэтому он просто закатил глаза в ответ на веселье другого и отвернулся.

— Мы будем с вами все это время! – Джисон громко воскликнул, когда Сынмин подошел к Чану и Чанбину, что встали перед двумя входными дверями. Чанбин ободряюще улыбнулся ему, в то время как Чан на мгновение поднял руку с дверной ручки, и гордо похлопать Сынмина по плечу.

— Скоро будем, – подтвердил Чан, его глаза сияли, когда он увидел пятерых участников, столпившихся вокруг единственного ноутбука. Если он и становился сентиментальным, как и подозревал Сынмин, то едва позволил себе задержаться в моменте, прежде чем распахнул дверь, а Чанбин сделал то же самое с другой стороны.

Сынмин последовал за ними в ночь, стараясь не позволить теплому и дружелюбному ощущению салона фургона увлечь себя обратно. Как бы он ни дорожил и восхищался Чаном и Чанбином, они происходили из среды, которая научила их сохранять хладнокровие и спокойствие во время операции любого рода, и хотя они никогда не подводили Сынмина, прикрывая его спину, они также не могли утешить так же, как хоть одно из объятий Чонина.

Было холодно, и Сынмин машинально поднял руки, чтобы потереть локти. Двери фургона захлопнулись за ними, отгоняя их в темноту.

Звезды были немного видны наверху, хотя из-за высоких деревьев они казались более пятнистыми, чем Сынмин был уверен, они должны были быть на самом деле. Он нигде не мог разглядеть луну, возможно, поэтому было так темно.

— Ладно, идём, – скомандовал Чан, и через мгновение раздался звук листьев, шуршащих под ногами, когда он начал двигаться. Сынмин пошел в ногу с Чанбином, и они заняли своё обычное построение с Чаном впереди.

Пока они шли, Сынмин огляделся и окинул взглядом землю возле своего старого дома.

Если он и ожидал внезапного всплеска ностальгии, то был очень разочарован. Все деревья выглядели одинаково, а узкая дорога, по которой они шли, не вызывала никаких воспоминаний. Но Сынмин предположил, что это было ожидаемо, так как он никогда не выезжал за пределы дома до того момента, как ушел, а тогда он был слишком занят, пытаясь понять, что, черт возьми, ему теперь делать, вместо того, чтобы оценивать пейзаж.

Он частично помнил восторг от путешествия по лесу, когда ему только удалось освободиться от властной хватки отца – конечно, ценой притворства, что они вовсе не родственники. Текстура земли была примерно такой же; гладкий асфальт дороги добавил его походке пружинистости, которая наполняла молодого и более наивного Сынмина оптимизмом. Однако это было до того, как реальность обрушилась на него. У него не было ничего, кроме небольшой суммы денег и ноутбука, и он должен был выживать в этом мире без какого-либо официального удостоверения личности.

Горький привкус наполнил его рот, и Сынмин стиснул зубы, задаваясь вопросом, почему он вообще так стремился вернуться в особняк. Конечно, это было не из-за беспокойства за отца, как казалось Феликсу, но он не был уверен, было ли это так же благородно, как просто желание помешать каким-то плохим людям «отомстить».

Но как бы то ни было, он заставил остальных сорваться в ночь, и теперь пути назад не было.

— Мы как раз приближаемся к дому, – сказал Чан в наушник, и Сынмин резко поднял голову с земли.

Они держались обочины дороги, частично скрытой деревьями, и собирались начать подъем к особняку, стоявшему на небольшом холме. Сынмин забыл об этом, но его отец всегда хотел ставить себя выше всех остальных, не так ли?

Сам особняк возвышался над полями за ним, стоя с хвастливым видом. Краска была утонченной и чистой даже при слабом ночном освещении, и даже с расстояния было видно аккуратно задернутые на каждом окне шторы. Балконы, казалось, выходили из всех остальных проемов, и это не включало третий, чуть более куполообразный уровень. К большому удивлению (и недовольству) Сынмина, он смог выделить окно каждой комнаты, в которой он когда-либо спал, поскольку он часто переселялся только для того, чтобы испытать волнение от возможности пожить в новом месте несколько ночей.

Как бы он ни ненавидел это здание, он все же должен был признать, что оно было весьма впечатляющим. Это, конечно, не означало, что его не переполняло непреодолимое чувство презрения, когда он смотрел на него, и уже можно было почувствовать, как уголки его губ с неприязнью опускаются вниз.

Чанбин тихо присвистнул, казалось, сам любуясь зрелищем, прежде чем поднять руку, чтобы постучать по своему наушнику. 

— Внутри не горит свет. Кажется довольно мирным.

— Кажется, – повторил Чан, нахмурившись, прервав их паузу и шагнув вперед с той же решимостью, что и раньше. — Пойдем и посмотрим, так ли это правдоподобно, верно?

Сынмин молча последовал за старшим. Он почувствовал облегчение, что ни Чан, ни Чанбин не душили его, и, на удивление, его не беспокоил вид старого дома. Учитывая всё произошедшее за годы его отсутствия, это будто был другой человек, выросший в этих стенах, и Сынмин наконец осознал, насколько сильно он изменился, глядя на постепенно приближающееся вход.

Прежде он с тоской смотрел в эти окна, но ни разу не ступал на дорогу, не говоря уже о полях. И вот он там, смотрит на те же окна с противоположной стороны, в компании двух друзей, которые понимали его лучше, чем кто-либо в этом доме.

Чанбин коснулся бока Сынмина, который даже не понял в своем задумчивом состоянии, как они сделали еще одну остановку.

Они подошли к особняку со стороны, почти наверняка тщательно продуманной Чаном, и остановились рядом с главной дверью. Она была закрыта, что неудивительно, и смотрела в ночь с чувством неповиновения.

— Ты готов зайти? – тихо спросил Чанбин, наклоняясь так, чтобы его тихие слова было легче услышать Сынмину. Похоже, он проводил ему обычную небрежную, но не менее заботливую проверку, как делал перед почти всеми их миссиями до сих пор, и Сынмин не мог отрицать, что это доставило ему большое утешение. С Чонином всегда казалось, он был тем, кто должен был скрывать свой страх, но Чанбин казался таким дисциплинированным и уверенным, даже в те моменты, когда он сам чувствовал себя готовым сдаться под давлением. Он предположил, что это связано с прошлым в Дживайпи.

Он снова кивнул, и, к счастью, Чанбину не потребовалось словесное подтверждение. Вместо этого старший изогнул губы в легкой нежной улыбке, постучал по наушнику и заговорил в него.

— Собираемся войти. Будем держать вас в курсе.

За этим последовал беспорядочный припев «удачи», который почти заставил Сынмина сломать самообладание из-за того, насколько весело это звучало. Он не мог понять, в чей наушник они все собрались и покричали, но было ясно, что так и было, судя по разной громкости звука. Это даже привело к небольшим перебоям, что только добавляло хаоса.

Чан тихо рассмеялся перед ними, и Сынмин мог видеть, как Чанбин сдерживает ухмылку с другой стороны, ситуация каким-то образом улучшилась только благодаря этому контакту.

Он был неописуемо благодарен за то, что не был одинок в том деле, которое они выполняли, и с ним были не только Чан и Чанбин, но и еще пять человек, которые поддерживали его на расстоянии. Ему хотелось иметь возможность оглянуться назад на испуганного, одинокого Сынмина, который провел так много времени, нервничая в задней части фургона, и просто сказать себе, что все будет в порядке.

Потому он так отчаянно надеялся на это сейчас; все будет хорошо.

Чан подошел к двери и полез в карман куртки, чтобы вытащить шпильку для волос. Он взялся за замок с таким мастерством, что Сынмин впал в трепет, наблюдая, как Чан плавно управляет им по своей воле за считанные секунды. Раздался решающий щелчок, прежде чем Чан поразительно тихо распахнул дверь. Она даже не скрипнула.

Сынмин обменялся быстрым взглядом с Чанбином, которому удалось превратить свое веселое выражение лица в более серьезное. И он тоже почувствовал, что протрезвел, мимолетное чувство забавы, которым его одарили другие, уступило место серьезности. Пусть он уже не так нервничал, как тогда в фургоне, но все же осознавал важность их дела, и даже несмотря на то, что рядом с ним были Чан и Чанбин, они еще не знали чего ожидать.

Чан вошел первым, но придержал дверь, чтобы Чанбин и Сынмин последовали за ним. Глаза Сынмина были широко раскрыты, когда он переступил порог и обнаружил, что стоит в до боли знакомом ему коридоре.

Даже в темноте его зоркий взгляд мгновенно охватил и собрал воедино расстилавшееся перед ними внутреннее пространство. Проведя годы с одним и тем же интерьером, который нужно было принять, он навсегда врезался в его разум до такой степени, что он мог мысленно наметить расположение всего.

Текущий коридор, в котором они стояли, разветвлялся в две стороны, один конец вел к лестнице, ведущей в спальные помещения, а другой – к двухэтажной библиотеке. Некоторые дверные проемы были прорезаны в стенах по обе стороны от них, и Сынмин мог легко вспомнить комнаты, в которые вел каждый из них. От личного кабинета его отца до просторной столовой и, конечно же, одной из спален, которую он сам обустроил на несколько месяцев, когда ему было около шести лет.

Мягкий ковер был расстелен на полу и казался совершенно невозмутимым. По обеим сторонам коридора стояли маленькие столики, на поверхности которых стояло несколько ламп, листы бумаги и растения в горшках. Если стены не были голыми и щеголяли насыщенно-малиновыми обоями, то их украшали старинные картины и замысловатые светильники. Сынмин помнил роскошное золотое сияние, которым они всегда наполняли особняк, и поэтому коридор, купающийся в беспросветной тьме, немного раздражал.

Когда Чанбин очень тихо закрыл за собой дверь, Чан подошел к ближайшему к ним столу и потянулся к лампе, стоявшей на нем. Сынмин прищурился, едва различая моток провода, выходящий из ножки лампы и тянущийся вниз к полу, где он, казалось, соединяется с розеткой в стене.

Он глубоко вздохнул, избавляясь от ностальгии, охватившей его, пока продолжал смотреть в коридор, и вместо этого сосредоточился на разочарованном вздохе Чана, когда лампа не зажглась после его возни.

— Кажется, Сони был прав. Электропитание полностью отключено, – объявил он, выпрямляясь и поворачиваясь обратно к дверному проему. Сынмин не мог разобрать выражение его лица в темноте, но почувствовал, как его охватило чувство беспокойства, когда он понял, что если они собираются драться, им придется делать это в таких условиях. Особенно для его собственных сил, которые так сильно зависели от его способности ясно видеть, это было совсем не то, на что он надеялся.

Видимо, Чан думал о том же, продолжив мгновение спустя. 

— Думаю, мы должны что-то с этим сделать. Я могу разжечь пламя, чтобы дать нам немного света, но это не так много, и если мы разделимся, вам, ребята, тоже что-то понадобится. Кроме того, если мы вернем энергию, то, надеюсь, Йени больше не будет так отрезан.

Сынмин охотно согласился, стремясь как к более легкому обзору, так и к руководящей руке Чонина в ходе миссии. Хотя Сынмин хорошо знал планировку особняка, он не знал, могут ли где-то скрываться члены Кле, и где. Мысль о том, что ему придется красться по многочисленным углам, не зная, кто там может скрываться, наполняла его дискомфортом. Хотя это правда, что они могут потерять преимущество внезапности, снова включив все огни, он был уверен, что они смогут выиграть бой с Кле даже без этого.

В темноте было какое-то движение, Чан поднес руку к уху и через мгновение тихо сказал в него.

— Здесь ничего не работает, поэтому мы думаем, должно быть, отключено электричество. Возможно, для нас будет лучше снова включить его, так что…Сони, мы можем тебя привести?

После просьбы Чана на мгновение последовала тишина, и Сынмин задумался о том, что остальные обсуждают сейчас между собой. Он ожидал, что Джисон немедленно согласится, учитывая, насколько он всегда стремился помочь, и теперь, когда его помощь понадобилась, вероятно, было для него волнующим. Или же он страдал от того же беспокойства, которое держало в тисках Сынмина на протяжении всего путешествия.

Когда Сынмин уже собирался подключиться к своему наушнику и сказать Джисону, что они не допустят, чтобы с ним что-то случилось, раздался ответ.

— Конечно, я приду! – Он звучал довольно весело, что только усилило любопытство Сынмина, почему он так долго колебался.

— Отлично, эм... Бин, не мог бы ты пойти ему навстречу? – спросил Чан, держа руку на наушнике, чтобы остальные могли слышать их разговор. Похоже, он также разделял желание обеспечить максимальную безопасность Джисона, и Сынмину пришлось признать, что он не был уверен, хватит ли у Джисона интуиции, чтобы держаться так же близко к деревьям, как они. — Прихвати с собой фонари, если сможешь.

Чанбин тут же согласился и отступил от Сынмина, чтобы снова выскользнуть за дверь. На долю секунды серебристый лунный свет снаружи проник в коридор, но снова исчез, когда дверь закрылась. Сынмин и Чан остались ждать в темноте.

Чан переместился со своего места рядом со столом и встал ближе к Сынмину, который вышел из дверного проема и прислонился к стене справа. Он задавался вопросом, была ли какая-либо из комнат отремонтирована, или планировка особняка сильно изменилась с тех пор, как он в последний раз ступал туда. С любопытством он посмотрел на ближайший к нему дверной проем, который, как он помнил, вел в туалет.

— Ты не знаешь, есть ли какой-нибудь способ, которым Сони мог бы легко вернуть электричество? – спросил его Чан. — Как генератор или какой-то блок предохранителей?

По его нерешительному тону было ясно, что он не верит, знал ли он о местонахождении чего-то столь незначительного, но ему было неизвестно, насколько Сынмину было скучно за те годы, что он провел в особняке. Он отважился заглянуть в каждый его уголок, так как это был буквально весь его мир. От одной стороны здания до другой было самое длинное расстояние, которое Сынмин преодолел, прежде чем уйти.

— В подвале всегда был большой электрический центр, – сказал Сынмин, мысленно прокладывая маршрут по памяти. Он никогда не проводил много времени в подвале просто потому, что находил его довольно скучным и лишенным того характера, который был присущ остальной части особняка, но он мог вспомнить, что иногда посещал его. — Я не уверен, поможет ли это, но это может быть отправной точкой.

Чан одобрительно хмыкнул, имитируя позу Сынмина, встав у стены с другой стороны. Они погрузились в дружескую тишину, в которой оба чувствовали одинаковое  беспокойство, ожидая прибытия Чанбина и Джисона. Сынмин не волновался; он сомневался, что если Кле все еще были рядом, они нападут на них, и даже тогда он был уверен, что Чанбин сможет с этим справиться. Скорее, ему не терпелось уйти самому, так как неподвижное стояние в коридоре здания, в котором его фактически держали в заточении, вызывало у него более чем легкую клаустрофобию.

— Бин кое-что сказал мне прямо перед тем, как мы уехали в мой родной город. – Тишину нарушил Чан, его голос был слегка осторожным, как будто он колебался, не уверенный, что сказать. Сынмин поднял взгляд с ковра на своего друга, но все еще не мог разобрать выражение его лица. — Он сказал мне, что, ну... я должен принять это как опыт, чтобы смириться со своим прошлым и примириться с ним. Он думал, что это шанс для меня попрощаться с вещами, с которыми не было шанса раньше.

Сынмин поднял бровь, когда понял, что делает Чан, и почувствовал, как его лицо смягчилось в легкой улыбке. Старший, должно быть, думал, что он переживает нечто подобное, и хотя Сынмин не знал точно, что произошло, когда Чан покинул свой дом, все же у него явно было меньше контроля над происходящим, чем у него. Хотя их ситуации и были довольно разными, с его стороны все равно было мило пытаться связать их обстоятельства, чтобы Сынмин чувствовал себя менее одиноким.

Он позаботился о том, чтобы его благодарность была очевидна в его тоне, когда он ответил, так как знал, что Чан не смог бы увидеть его благодарную улыбку с того места, где он находился.

— Я решил уйти по собственному желанию, – признался он. — И как только я ушел, то больше никогда не оглядывался назад. Если быть честным, я просто хочу покончить со всем этим как можно скорее. На самом деле здесь нет ничего, чему я хотел бы или даже должен был бы сказать до свидания.

Чан заметно опустил голову, и Сынмин почувствовал облегчение от того, что старший уважал его решение, не заставляя его вдаваться в подробности. Это то, чем Сынмин восхищался в Чане; он всегда точно знал, когда его утешение было необходимо, а когда один из его друзей мог обойтись без него. Или, если кому-то требовалось призрачное напоминание о его поддержке.

Если они даже собирались сказать что-то еще, то попросту не успели, так как входная дверь распахнулась. Чанбин вошел внутрь, а Джисон последовал за ним. Младший окинул взглядом коридор широко раскрытыми глазами, что, возможно, не отличалось от взгляда Сынмина, и, к счастью, он, похоже, не проявлял столько опасений, как ожидалось.

Чанбин придержал дверь, чтобы Джисон мог войти внутрь, а затем осторожно закрыл ее, следя за тем, чтобы не было слишком громкого звука. Они оба казались совершенно невредимыми, но было довольно трудно сказать, так как свет снова был ограничен, когда дверь закрылась.

К счастью, Джисон выслушал просьбу Чана о фонарях, и почти мгновенно коридор озарил яркий луч света. Это создавало немного чуждое ощущение из-за того, что он был поразительно белым, но Сынмин был готов использовать любой источник света, даже если он выглядел довольно жутко.

— Спасибо, что пришел, – сказал Чан, заставив Джисона посветить фонарем Чану в лицо. Старший заскулил, а Джисон пробормотал извинения и снова направил свет по коридору. Сынмин поджал губы, чтобы не улыбнуться, и наклонился вперед, чтобы вырвать один фонарь из рук Джисона.

Джисон, должно быть, не заметил его, стоящего с другой стороны, поэтому когда рука Сынмина коснулась его, он громко вскрикнул и попятился к Чанбину.

— Боже мой, Сони, замолчи, – прошипел Чанбин, в то время как Джисон обернулся, чтобы метнуть на него недовольный взгляд. Сынмин не смог скрыть свою ухмылку, когда ему удалось взять в руки один из фонарей и добавить его свет к свету Джисона.

Теперь, когда коридор стал намного лучше виден, Сынмин смог подтвердить, что его мысленные карты были правильными. Рамы для картин, которые раньше только торчали из стены, теперь сияли полированным золотым блеском, и Сынмин даже мог вспомнить каждую картину, которая хранилась в каждой из них. Он демонстративно отводил взгляд, не желая возвращаться в тот мир.

— Вау… А это богатенькое место, – заметил Джисон, обводя формы столов фонарем. — На поиски уйдет целая вечность.

— Ну, по крайней мере, на этот раз у нас есть собственный навигатор, – напомнил ему Чан, и Сынмин увидел ласковый взгляд старшего в его сторону. — Сынминни также дал нам представление о том, где мы могли бы вернуть электричество.

Чанбин и Джисон переглянулись с одинаковым любопытством, заставив Сынмина повторить то, что он сказал Чану ранее, хотя и неохотно с дополнительной информацией. 

— Помню, в подвале был какой-то щиток. Это единственное место, которое, как мне кажется, могло бы сработать, но оно довольно далеко… Совсем с другой стороны здания, и придется пересечь бальный зал, чтобы добраться до него.

— Бальный зал? – Джисон был на грани крика, заставив Чанбина подтолкнуть его и приложить палец к губам. Младший почти не обратил на него внимания и вместо этого взволнованно схватил Чанбина за плечи. — Бинни, здесь есть бальный зал.

Сынмин с удовольствием наблюдал за происходящим и надеялся, что Джисон не слишком увлечется, когда они будут проходить через него. В конце концов, у них была работа, даже если их местоположение было, возможно, немного более экзотическим, чем в прошлые разы. Сынмин подумал, что мог бы получить гораздо больше удовольствия от восторга Джисона, если бы у него не было такой неприязни к этому месту.

— Что ж, теперь, когда у нас есть фонари, наше передвижение не так ограничено, как раньше, – вслух подумал Чан, похоже, предпочитая закрывать глаза на подпрыгивания Джисона. Он взял свой собственный фонарь, но еще не зажег его, поэтому, возможно, вместо этого решил использовать свет от своего пламени. — Я думаю, это означает, что мы могли бы разделиться, дабы побыстрее охватить больше территории. Один из нас может сопровождать Сони в подвал, а другие могут пойти прямо в безопасную комнату, чтобы проверить, верна ли наша теория о жителях этого места, прячущихся там.

Прежде чем Чанбин смог выбрать любой из вариантов, Сынмин высказал свое мнение.

— Думаю, я должен быть частью команды, направляющейся в безопасную комнату. Мой отец установил какую-то идентификацию ДНК прямо перед тем, как я ушел, и он включил мои отпечатки пальцев в ее реестр. Я единственный из нас, кто сможет войти. – Он был слегка разочарован, так как надеялся избежать встречи с отцом, но знал, что у него нет выбора.

— Я могу пойти с Сынмином, – предложил Чанбин. — Мы до сих пор толком не знаем, что можем там найти, поэтому, может быть, мне лучше пойти, раз я смогу быстро остановить время, если что-то выйдет из-под контроля.

Чан кивнул, казалось, не имея никаких возражений, и Джисон подошел и встал рядом с ним. Старший уже приготовил свою зажигалку – Сынмин мог видеть, как она блестит в свете фонарика Джисона, – и было приятно знать, что Чан в равной степени готов ко всему, что может произойти. Потому что, хотя они и чувствовали, что постепенно приобретают больший контроль над ситуацией, оставалось еще много неизвестных, которые могли им угрожать.

— И так, мы решили разделиться на пары, – сказал Чан в наушник, держа группу в фургоне в курсе. — Сони и я пойдем в подвал и попытаемся вернуть питание, чтобы ты мог получить лучший доступ к здешним системам, Йени.

— И я пойду прямо в безопасную комнату с Бином, – закончил Сынмин, поднимая руку, чтобы говорить в свой наушник.

С другой стороны послышались утвердительные возгласы, которые, похоже, тоже немного успокоились. Возможно, из-за отсутствия Джисона они тоже чувствовали себя немного нервными, поэтому им потребовалось время, чтобы ответить на просьбу Чана о Джисоне присоединиться к группе в особняке.

— О, и Йени, не мог бы ты оставить канал между Сынминни и мной открытым? Я уверен, что нам понадобятся некоторые указания, – закончил Чан с последним вопросом, улыбаясь Сынмину при этом.

— Без проблем.

Хотя Чонин сказал всего два слова, Сынмин оживился от знакомого голоса младшего. Он звучал серьезно, и Сынмин задавался вопросом, что он мог делать, не имея возможности установить внешний контакт с особняком. В любом случае, он считал просто замечательным, что Чонин продолжал так усердно работать, даже потерпев самую большую неудачу, какую только мог.

Чан опустил руку после подтверждения Чонина, и Сынмин сделал то же самое. Он в последний раз переглянулся с Чанбином и Сынмином, прежде чем они все дружно пошли по коридору дальше в особняк.

Это наполняло Сынмина странным чувством ностальгии, пока он шел, так как всякий раз, когда он бродил по зданию ночью в прошлом, он всегда использовал факел, чтобы указать путь. По общему признанию, это была лампа с зажженной свечой, и она не давала такого яркого света, но все равно ощущалась странно похожей, когда они ползли по темным и пустым коридорам.

Никто не разговаривал, так как все вместе решили отдать предпочтение молчанию. Они все еще не были уверены в том, что их может поджидать, и каждый раз, когда Сынмин поворачивал за угол – с прочным присутствием Чана рядом с ним – он немного ожидал услышать выстрел или фигуру, выпрыгнувшую из тени. Он даже почувствовал, как Джисон осторожно схватился за подол его куртки, что напомнило ему о Хёнджине, его собственный страх начал вступать в игру, поскольку они продолжали встречать только пустынные проходы.

В конце концов, они подошли к месту, где Сынмин ожидал, что их пути разойдутся. Он остановился в конце коридора, который разветвлялся в два разных направления, каждое из которых было одинаково мрачным и зловещим. Чан тут же остановился, и Джисон (несколько неохотно) отпустил куртку Сынмина сзади.

— Лучший способ добраться до подвала – так, – прошептал Сынмин, указывая на коридор, который шел налево. — Вы должны следовать по нему некоторое время, и в конце должна быть единственная дверь, ведущая в бальный зал. Я могу дать вам больше указаний, как только вы доберетесь туда, но Бинни и мне нужно идти направо, если мы хотим попасть сейчас в убежище.

Чан мрачно кивнул. Несмотря на то, что они не разговаривали, было довольно утешительно иметь такой аккуратный строй, когда Чанбин и Джисон шли в тылу. Но их разделение было неизбежным, поэтому они не долго колебались, прежде чем разделиться на отдельные группы. Чанбин покинул свою позицию со стороны Джисона, в последний раз взъерошив волосы младшего, и выстроился рядом с Сынмином, а Чан встал рядом с Джисоном.

— Хорошо, ну… – Сынмин старался не светить прямо в сторону Чана, когда блондин говорил, но он слегка поднял фонарь, чтобы лицо Чана было немного более освещено. Он одарил Чанбина с Сынмином легкой поддерживающей улыбкой, из-за которой Сынмин чувствовал себя немного менее обеспокоенным при мысли о расставании. — Ребята, вы знаете суть. Будьте в безопасности и свяжитесь с нами, если что-то пойдет не так.

Сынмин кивнул, и Чанбин игриво отсалютовал. Улыбка Чана немного расширилась, прежде чем он повернулся и пошел по коридору, который он указал. Джисон заколебался еще на мгновение, а затем нерешительно помахал оставшейся паре, развернувшись и побежав за старшим.

Сынмин поймал себя на том, что смотрит, пока двоих полностью не поглотила тьма, и Чанбин не торопил его уйти, когда тот не был готов. Он вздохнул, а последние следы их друзей исчезли, затем оглянулся через плечо, где Чанбин терпеливо наблюдал за ним.

— Веди, – сказал он, и Сынмин еще мгновение колебался, прежде чем кивнуть головой и сделать первые шаги в направлении безопасной комнаты.

Пока они шли, он прокладывал в уме оставшуюся часть маршрута. Из-за того, сколько комнат и коридоров соединяло их вместе, у них было множество разных путей, по которым они могли идти. Сынмин решил выбрать тот, в котором он чувствовал себя наиболее уверенно, и в нем не было срезов и тупиков, он придерживался только коридоров. Он не хотел, чтобы они были загнаны в угол комнаты, если этого можно было избежать, а также не был уверен, сможет ли он эмоционально выдержать вид любого из их интерьеров. Самого коридора было достаточно, чтобы вызвать нежелательные воспоминания, и ему явно не хватало характера по сравнению с некоторыми другими помещениями особняка. Он знал, что им придется зайти еще дальше, чтобы провести последние проверки, но он открыто делал все возможное, пытаясь избежать этого на данный момент.

Хотя он был единственным, кто имел представление о том, куда они идут, Чанбин всё же шел немного впереди него. Его плечи были расслаблены, а ноги легко передвигались по ковру. Сынмин мог лишь мечтать, чтобы он был таким свободным от бремени или, по крайней мере, лучше скрывал свое.

— Сейчас мы в бальном зале. Куда дальше? – Голос Чана раздался в наушнике, напугав Сынмина. Чанбин послал обеспокоенный взгляд в его сторону, когда он подпрыгнул, но демонстративно избегал взгляда старшего, отвечая Чану.

— Итак, напротив вас должна быть стена с двумя двойными дверями по обеим сторонам. Если вы пройдете через те, что справа, вы должны попасть на кухню. Идите к газовым плитам, и рядом с ними есть дверь поменьше. Если выйти из кухни через эту дверь, она приведет к лестнице, ведущей в подвал. Я не очень хорошо помню сам подвал, но, надеюсь, вы сможете найти блок питания.

— Спасибо! Бальный зал, кстати, потрясающий! – Джисон сердечно ответил, прежде чем связь внезапно оборвалась, предположительно, они пошли сообщить тем, кто был в фургоне, о происходящем.

Сынмин позволил легкой улыбке украсить свои губы, опустив руку и обменявшись веселым взглядом с Чанбином. Он все еще мог видеть некоторое беспокойство в глазах Чанбина, когда старший наблюдал за его нервными движениями, но, по крайней мере, он никак не прокомментировал это. Вместо этого он подождал, пока Сынмин сократит расстояние, которое между ними выросло, а затем небрежно протянул руку, взяв одну из рук Сынмина в свою.

В любых других обстоятельствах Сынмин сморщил бы нос в шутливом отвращении и шлепнул Чанбина по руке. Однако вместо этого он снова успокоился от безмолвного утешения и почувствовал удовлетворение, когда гладкая ткань перчатки Чанбина соприкоснулась с его липкой кожей.

Они продолжали молчать так же, как и раньше, но это казалось еще более приятным с дополнительным источником контакта. Хотя Сынмин скучал по теплу рук Чанбина, ведт его перчатки были леденяще холодными, они также напоминали ему, что Чанбин был так же готов ко всему, даже если он не показывал этого нервными движениями, как Сынмин.

Они шли бок о бок, Сынмин время от времени тащил Чанбина по другому коридору, если им нужно было сменить направление, и тот, позволял ему вести, не задумываясь. Сынмин старался не сосредотачиваться на картинах на стенах или отдельных дверях, которые они проходили, а вместо этого сосредоточился на звуке их ног, ударяющих по ковру в унисон.

Сынмин вздохнул с облегчением, когда они подошли к неприметной двери, ведущей в безопасную комнату. Пока они шли, он был так полон решимости не отводить взгляд ни от чего, что имело бы слишком большой отклик в воспоминаниях, поняв, что это может работать против него. К счастью, его интуиция, похоже, победила, и он остановил их на полпути по коридору, где они сейчас шли.

Его отец хотел, чтобы комната безопасности была как можно более замаскирована, и поэтому построил ее среди других обычных комнат особняка. Он верил, что спрятав ее там, вероятность того, что тот, кто им угрожает, найдет его, снизится. Сынмин не был уверен, насколько это правдоподобно, поскольку на стене рядом с дверью висел небольшой тачпад, который явно отличал его от других в коридоре.

— Это она? – спросил Чанбин, указывая на дверь. Сынмин осторожно кивнул, и Чанбин медленно вдохнул, прежде чем сделать шаг назад, приглашая Сынмина сделать честь и открыть ее.

Сынмин прикусил нижнюю губу и пошёл вперед, остановившись прямо перед мигающей сенсорной панелью. На самом деле он никогда раньше не пытался использовать свои данные, чтобы войти, и мог только надеяться, что это сработает, поскольку без этого они бы попали в полную задницу. Если стены действительно были достаточно звуконепроницаемыми, чтобы Хёнджин не мог слышать сквозь них, тогда Сынмин знал, что у них нет никаких шансов вступить в контакт с теми, кто находится внутри.

Моим отцом, напомнил его разум, и он попытался убрать эти мысли в сторону.

Как ни странно, видеть своего отца было тем, что заставило Сынмина чувствовать себя наиболее некомфортно в этой миссии. Он просто не мог быть уверен в том, что он будет чувствовать или как он будет действовать, и он знал, что многое будет зависеть от реакции мужчины. Возможно, его отец не узнал бы его или просто совсем забыл о нем.

— Сейчас мы откроем безопасную комнату, так что сообщим вам, ребята, что происходит. Возможно, какое-то время мы не будем на связи, – тихо сказал Чанбин позади него, предположительно информируя остальных о том, что они собираются делать. 

Сынмин сглотнул, ожидая, пока старший закончит говорить, а затем поднял обе руки. Он сунул одну во внутренний карман и положил свой фонарь, оставив пальцы свободно лежать на рукоятке одного из кинжалов, на случай, если ему придется достать один из них. Другой осторожно завис перед тачпадом.

Он слышал, как Чанбин шаркает позади него, явно стремясь поскорее приступить, и Сынмин должен был признать, что из-за своих опасений он разделял это навязчивое любопытство. Итак, он прижал палец к тачпаду, из-за чего из двери раздался почти неслышимый щелчок.

Прежде чем он успел позволить своим сомнениям развиться, Сынмин толкнул дверь.

БАХ!

Один.

Шум, который встретил его, был настолько громким, что Сынмин вздрогнул. Или, по крайней мере, вздрогнул бы, не будь его конечности вдруг совершенно неподвижны. Он только однажды почувствовал, как эта мощная сила делает его неподвижным, и сразу же понял, что это значит. Когда Чанбин выбежал позади него, это только подтвердило его догадки.

Два.

Старший двигался с такой скоростью, что Сынмин почти не мог уследить за ним. Казалось, что в одну секунду он был позади Сынмина, а в следующую он стоял перед ним и перенаправлял выпущенную пулю в его голову. Если бы Сынмин мог закричать, он бы это сделал, потому что он не осознал должным образом, что послужило продуктом этого оглушительного удара, и насколько пуля была близка к тому, чтобы убить его.

Три.

Затем Чанбин действительно приступил к работе. В его движениях была ярость, когда он бросился вперед, пуля уже была на пути к стене слева от Сынмина. Он двигался с уверенностью, полученной за годы тренировок, и с чувством принадлежности к окружающей среде, которую он мог подчинить своей воле.

Четыре.

Сынмин понял, наблюдая, как Чанбин быстро расправлялся с людьми в масках, которые столпились в убежище, что он никогда раньше не видел, как старший боролся со своими способностями. Он сам попадал в них дважды: первый раз, когда они встретились, и Чанбин отразил кинжал, который Сынмин направил в грудь Чана, и второй, когда Чанбин так грубо вылил ведро с краской себе на рубашку. Он не думал, что что-то могло подготовить его к ужасающей эффективности, с которой работал Чанбин, маневрируя сквозь толпу людей и оставляя позади себя жуткую кровавую дорожку. Было тревожно видеть тела, подвешенные во времени.

Пять.

Начнем с того, что Сынмин был слишком сосредоточен на Чанбине, чтобы понять, с кем именно они столкнулись. Но когда он воспользовался моментом подвешенного состояния, чтобы осмотреть группу перед ним, он сразу понял, что ни один из них не вызвал у него ни малейшей капли узнавания. Отца там не было, в этом он мог быть уверен. И хотя это должно было наполнить его облегчением, вместо этого его поразило странное чувство страха, когда он понял, кто именно оказался в ловушке в убежище.

Время возобновилось, и тела одновременно упали на пол. У Сынмина не было возможности сосчитать их, но, судя по тому, как тряслась комната, когда они падали, их должно было быть немало. Он вздрогнул, реакция на выстрел замедлилась до того, как вмешался Чанбин, и сделал бессознательный шаг назад, когда шок начал захлестывать его.

Чанбин резко остановился, только что проведя кинжалом по обнаженному горлу последнего участника. Ему потребовалась секунда, чтобы отдышаться, глядя вниз на тело у своих ног, прежде чем поднять взгляд и потрясенно взглянуть на Сынмина.

— Пиздец, – сказал он, и Сынмин был полностью с ним согласен.

Он мог только глазеть, потрясенный демонстрацией силы Чанбина, пугающим чувством на волоске от смерти, которое он только что испытал, а также неожиданностью группы, которая пряталась в убежище. Он оцепенело моргнул, отводя взгляд от Чанбина, чтобы как следует рассмотреть внешний вид остальных.

Их лица были скрыты масками, а одежда была соответствующего оттенка черного. У каждого из них было какое-то оружие, большинство из них были пистолетами, похожими на тот, из которого впервые выстрелили в Сынмина. Они определенно не были теми сотрудниками, которых он ожидал увидеть, и он почувствовал, как его лицо исказилось в замешательстве, когда он попытался понять, что они там делают.

Чанбин, должно быть, принял его растерянное молчание за испуганное, когда он сделал нерешительный шаг вперед и протянул окровавленную перчатку Сынмину.

— Эй, ты-… ты в порядке?

— Кле, – прошипел Сынмин, поднимая взгляд, чтобы встретиться с осторожным взглядом Чанбина. Глаза старшего сияли потерянностью, которую Сынмин мог очень хорошо понять. — Это Кле, верно? Что они здесь делают?

Его слова лишили Чанбина дара речи, и они оба разорвали зрительный контакт, чтобы в замешательстве уставиться на тела. Ошеломленная тишина повисла над парой, пока они осматривали кучу трупов. Сынмин запоздало подумал, что, возможно, было бы лучше, оставь Чанбин хоть одного из них в живых, просто чтобы они могли допросить их о том, что именно произошло.

— Я… я не знаю, – тихо сказал Чанбин, его голос звучал намного тише, чем обычно. Он глубоко вздохнул и расправил плечи; видимо, Сынмин был не единственным, кто был в состоянии шока после столкновения. — Но в любом случае, мы должны рассказать об этом.

Он поднял руку к наушнику, и Сынмин просто почувствовал благодарность за то, что он не тот, кто должен информировать другую группу. Он сомневался, что сможет правильно рассказать о произошедшем, поскольку его разум до сих пор пытался уловить и осмыслить всё это.

— Мы здесь. Хёнджин в порядке? Тот выстрел был громким, – начал Чанбин мрачным, но чуть более ровным тоном, чем несколько мгновений назад.

— В порядке. Он снова надел свои наушники, когда вы, ребята, сказали, что собираетесь войти, мы не были уверены, что может случиться, поэтому посчитали это неплохой идеей. – Минхо был тем, кто ответил, и его голос был удивительно успокаивающим в том, насколько освежающе спокойно он звучал по каналу связи. Однако в его словах была определенная тревога, когда он продолжил. — Почему был выстрел? Что случилось?

— Вы двое в порядке? – тут же вмешался Феликс.

Чанбин обменялся настороженным взглядом с Сынмином, прежде чем ответить: 

— Да, мы не пострадали. Это было близко, просто потому, что мы не ожидали встретить кого-то настолько враждебного внутри. Это были Кле. Никаких признаков отца Сынмина или любого из сотрудников – только Кле.

Некоторое разочарование Чанбина из-за отсутствия ответов отразилось в его последнем заявлении, и Сынмин мог видеть его волнение по тому, как он сжал челюсти. Он хотел бы чем-нибудь помочь, и был уверен, что Чан выглядел не намного лучше, где бы он ни был, но он знал не больше, чем они.

После долгого молчания Чанбин покачал головой и направился к двери. Сынмин смотрел, как он уходит, его ноги не могли двигаться, будто Чанбин продолжал позволять своим силам останавливать время в этом районе.

— Наверное, нам следует идти дальше. Если твоего отца здесь нет, он должен быть где-то... Давай узнаем это поскорее, чтобы мы могли выбраться отсюда, – сказал он, выходя из яркого света безопасной комнаты и снова выходя в темноту коридора. В его шагах появилась новая настойчивость, и он, казалось, потерял прежнюю небрежность, которую ему удавалось изображать (и которую Сынмин находил такой утешительной).

После этого случая Сынмин почувствовал, что вся его прежняя уверенность уступает место страху. Он мог следовать за Чанбином, хотя его движения были неровными, и он возился со своим фонариком, когда вынимал его из кармана, чтобы дать им свет, в котором они так отчаянно нуждались.

Он просто не мог осознать, что произошло. Он с полной уверенностью ожидал увидеть своего отца или, по крайней мере, некоторых сотрудников. Даже совершенно пустая комната имела бы для него больше смысла, чем Кле, и он даже не был уверен, как они могли попасть внутрь без каких-либо следов, удостоверяющих личность, чтобы пройти через систему безопасности.

Сынмина пробрал озноб, когда он задумался, стоит ли ему повернуться и проверить их тела на наличие свободных пальцев, которые могли быть использованы для проникновения внутрь.

Но даже тогда это не имело для него смысла. Почему Кле по своей воле втиснулись в такое маленькое, ограниченное пространство? Было ли это частью их подготовки? Они ждали кого-то другого? Но тогда почему они выстрелили в Сынмина, как только он распахнул дверь?

Почему?

— Итак, куда сначала? – спросил Чанбин, когда они вышли, и Сынмин закрыл за ними дверь. Было как-то неправильным оставлять тела там, особенно когда их почти наверняка найдут через несколько дней, но он знал, что больше они ничего не могли сделать.

Стремление уйти пересилило осторожность Сынмина, и он поймал себя на том, что говорит от имени своего отчаяния, чтобы ускорить процесс.

— Я думаю, нам следует разделиться.

Лицо Чанбина вытянулось, и он стрельнул в Сынмина подчеркнуто упрямым взглядом. 

— Нет. Мы будем держаться вместе. Я ни за что не позволю тебе-…

— Бин, должно быть, это все, кто приехал из Кле, – прервал его Сынмин, надеясь, что Чанбин не будет спорить и тратить время, которое убегало сквозь пальцы. Он просто хотел докопаться до сути происходящего, и если этого не произойдет, то он удовлетворится тем, что уберется как можно дальше от особняка. — Те, кто остался, не сможет сражаться так же хорошо, как они, и даже тогда ты видел, как я справляюсь с вещами. Со мной все будет в порядке.

К своему большому облегчению, он уловил некоторую нерешительность в напряженном выражении лица Чанбина и тут же ухватился за это.

— Пожалуйста, Бин.

Чанбин несколько секунд смотрел в глаза Сынмину, его лицо было призрачно бледным в свете их фонарей. На его щеке было пятно крови одного из членов, которых он убил за несколько секунд до этого, и оно выделялось странной завораживающей силой.

Наконец он цокнул языком и отвернулся. Было ясно, что он недоволен, но отчаянная мольба Сынмина, похоже, до него дошла.

— Хорошо. Но ты позовешь меня, если что-нибудь случится, идет?

Сынмин живо кивнул, молча поблагодарив Чанбина. Он знал, что это решение не могло быть легким, даже для того, у кого не было такой яростной, чрезмерно защищающей черты, как у Чана. Сынмин все еще знал, как сильно Чанбин заботился о нем, и старался регулярно подбадривать его на протяжении всей миссии, а также следил за тем, чтобы не быть слишком властным. Вот почему Чанбин смог отпустить Сынмина; он доверял его мнению и способности обезопасить себя.

— Конечно, – сказал он, шатко улыбнувшись Чанбину. — Я могу подняться наверх. Если ты просто пройдешь по коридорам вниз, то сможешь изучить большую часть этажа. Почти все комнаты полностью видны из дверного проема, так что тебе даже не придется заходить в каждую из них. Это не должно занять слишком много времени.

Чанбин кивнул вместе со словами Сынмина, его лицо стало сосредоточенным. Он не стал ждать словесного ответа и повернулся на каблуках, чтобы начать свой путь к первой лестнице, которую мог вспомнить в этом коридоре, но последние слова Чанбина заставили его остановиться.

— И будь осторожны!

— Буду, – заверил Сынмин через плечо, прежде чем позволить себе перейти на бег.

Он чувствовал, что все сдерживаемое напряжение, накапливаемое им весь день, наконец-то получило способ вырваться на свободу. Он слушал разговоры, которые раздавались в его наушнике, но не настраивался на них по-настоящему, даже когда к нему присоединился голос Чонина, чтобы расспросить Чана и Джисона об их успехах. Кажется, они еще не смогли найти щиток, но им удалось спуститься в подвал, и теперь они расхаживали вокруг и пытались разобраться в беспорядке, который, как был уверен Сынмин, там имелся в приличном количестве.

Он добрался до лестницы и перепрыгивал по две ступени за раз, чуть не споткнувшись на ходу. Казалось, его нервы горели ярким пламенем, и он был благодарен, что ковер под его ногами помог заглушить звук его тяжелых шагов.

Коридоры тянулись по обе стороны от него, но Сынмин заставил себя двигаться сквозь волны ностальгии, которые нахлынули на него и угрожали замедлить его темп. Ему нужно было продолжать двигаться, нужно было сделать последнюю проверку, чтобы он мог покинуть особняк и действительно никогда не оглядываться назад.

Его разум был отстранен, когда он останавливался у каждой двери, просовывая голову внутрь и освещая ее изнутри светом фонаря. Каждый раз он встречал только безжизненную мебель, и поэтому пытался не обращать внимания на то, как бьется его сердце от воспоминаний, сопровождавших каждое из них, вместо этого выбирая сосредоточиться на удовлетворении, ничего не встретив.

Просто продолжай идти. Продолжай идти и убирайся отсюда–

Он свернул за угол и внезапно остановился при виде коридора, простиравшегося перед ним. В спешке он не осознавал, что постепенно приближался к своей старой спальне, но когда он смотрел на этот коридор, в частности, то чувствовал, что он занимает еще более прочное место в его воспоминаниях.

Но не это заставило его остановиться. Это свелось к золотому свету, который просачивался из-под двери одной из комнат.

Моя комната, понял он, когда странное чувство поселилось в его желудке. Он не знал, как это назвать; но в тот момент оно пересилило все логическое мышление, и он обнаружил, что его ноги двигаются уже без разрешения его разума.

Он игнорировал двери, которые были между ним и его комнатой, так как все они казались непостижимо незначительными по сравнению с ним. Всё, на что он обращал внимание, это конкретно на эту дверь и устрашающе заманчивое свечение, вырывавшееся из-под нее.

На мгновение он задумался, не было ли это галлюцинацией, поскольку знал, что свет в особняке вообще не должен был гореть. Однако он не позволил этому остановить себя, и мысль о том, чтобы позвать своих друзей, даже не приходила ему в голову.

Это было глупо. Безрасудно глупо, но он открыл дверь и все-таки вошел внутрь.

Его комната была перед ним и выглядела так же, как он ее и оставил. На кровати все те же мягкие желтые простыни, а на столе лежала книга, которую он читал на полпути перед отъездом. На нем стояла свеча, отбрасывавшая удивительно яркое свечение на остальную часть комнаты, и, вероятно, это то, что Сынмин видел из коридора. Ее золотые объятия потянулись к остальной части комнаты и залили стены светом, выделив картинки, которые Сынмин вырвал из своих любимых иллюстрированных книг и повесил над своей кроватью.

И тут взгляд Сынмина остановился на мужчине, стоявшем посреди комнаты.

Он тоже не изменился. На его лице появилось еще несколько морщин и, возможно, несколько дополнительных седых волос, но он до сих пор сохранял то же неразборчивое выражение, когда встретился с ошеломленным взглядом Сынмина. Тем не менее, это нашло отклик в Сынмине, поскольку он никогда в жизни не видел такого неприступного выражения лица. Когда он был моложе, то думал, что это было довольно круто, но теперь он только чувствовал себя сбитым с толку, потому что снова не мог понять, чувствовал ли этот мужчина вообще.

— Отец, – прошептал он, слово застряло у него в горле из-за того, как мало он его использовал.

Он не был уверен, чего он ожидал. Он определенно не думал, что его отец расплачется и обнимет Сынмина, и даже не ожидал улыбки. Возможно, они поговорят, и он спросит, чем он теперь занимается. Или, возможно, просто удивит Сынмина с доказательством того, что он сам прекрасно справился с атакой Кле. Или-

Внезапно шею сбоку пронзила жгучая боль.

Он тут же отпрянул, его руки взлетели, чтобы отбить то, что повредило его кожу. Сквозь затуманенное зрение он уловил блеск иглы и почувствовал, как его паника перерастает в крик.

Но прежде чем он успел это сделать, ему был нанесен безжалостный удар в живот, и он задыхался, в отличие от крика, который, как он надеялся, привлек бы внимание хотя бы одного из его друзей. Он согнулся пополам, рука неуклюже полезла в карман, чтобы ухватиться за один из ножей, а другая метнулась к уху.

Из-за его спины протянулась рука, и он почувствовал, как его держат, прижав к полу. Что-то влажное и дурно пахнущее было зажато у него во рту, пока он боролся, пытаясь побороть онемение, которое начало распространяться по его ногам.

Ему нужно было что-то сделать, ему нужно было уйти, нужно было-…

— Ребята, здесь плакат! – Голос Джисона в истерике прозвучал из наушника, и Сынмин почувствовал, как слезы отчаяния подступают к его глазам, потому что он был там – разве они не слышат его? — Мы нашли щиток, но здесь висит постер со мной. Это-… это я, и там написано–

Сынмин не слышал остальной части того, что сказал Джисон, так как чувствовал, что все его чувства подвели его, кроме зрения (которое уже мутнело по краям). Он поднял взгляд и в ужасе уставился на своего отца, пытаясь бороться с тяжестью век, но безрезультатно.

Он никогда больше не увидит их, не так ли? Он должен был позволить Чанбину остаться с ним, он должен был рассказать им, что происходит, как только увидел свет под дверным проемом, он должен был признаться Чонину.

Последним, что увидел Сынмин, были очертания листа бумаги, полностью черно-белого, лежащего на его подушке, прежде чем он тоже потерял и зрение тоже.