Поднимите сито высоко, чтобы дать муке наполниться воздухом.

— Наполниться воздухом? – вслух прочитал Чанбин, хмуро глядя на лежащий перед ним лист бумаги. — Что это вообще означает?

Он распечатал первый рецепт, который попался ему в сети, но чем больше он пробегался глазами по тексту, тем больше понимал, что ему стоило проверить его заранее. Этот, видимо, был написан настоящим профессионалом, учитывая используемую терминологию.

На мгновение он подумал о том, чтобы вернуться в компьютерную комнату и поискать другой, более простой рецепт, но гордость убедила его остаться с уже имеющимся. Он до сих пор помнил яростно-скептические взгляды, которые Джисон и Чонин бросили на него, когда он вошел во время их посиделок за видеоиграми, поскольку они оба сомневались, сможет ли Чанбин успешно справиться с грандиозным тортом, который он (правда, довольно спонтанно) решил испечь.

Чонин между хихиканьем спросил, не нужна ли Чанбину помощь. Он вежливо отказался, имея не только четкую уверенность в своем успехе, но также не хотел заниматься этим, если это отнимет время у кого-то из его друзей.

С тех пор, как ему удалось выспаться, он отчаянно пытался сделать что-нибудь для группы. Они не были так подавлены, как тогда, когда Сынмин был еще без сознания – его пробуждение порадовало их всех, и они, наконец, смогли крепко отдохнуть – но по мере того, как блаженное облегчение его выздоровления начало спадать, тяжести событий этой миссии вернулись.

Некоторые, такие как Джисон и Феликс, похоже, предпочитали оптимистично смотреть на все, поскольку никто из них серьезно не пострадал. Чанбин хотел бы иметь такую возможность, но, к сожалению, он также был склонен постоянно беспокоиться о вещах, находящихся вне его контроля. Так что, хотя каждую ночь он шепотом благодарил вселенную за то, что Сынмин в безопасности, его начали более глубоко беспокоить последствия миссии.

И он явно был не единственным.

Чан смог взять себя в руки, как только узнал, что Сынмин действительно в порядке, но он, очевидно, до сих пор изо всех сил пытался смириться со всем произошедшим. Чанбин знал, насколько обеспокоенным должен был быть старший, и намеревался вскоре поговорить с ним обо всем этом, хотя, к сожалению, вплоть до этого момента у него не находилось времени; он мог только прикинуть, насколько долгим будет разговор.

Минхо и Сынмин оба вели себя немного отстраненно. В случае с последним это не слишком беспокоило, так как Сынмину нужно было время, чтобы обдумать все самому. Он проводил много времени в спортзале, часто к нему присоединялись Чан или Чанбин, но иногда ему просто хотелось побыть наедине со своими мыслями. Чанбин мог понять, почему, и поэтому он был более чем рад предоставить это. Минхо немного больше беспокоил Чанбина, но он также считал, что лучше оставить того в своем личном пространстве.

Остальные, включая Чанбина, пытались продолжать жить как обычно. Они единодушно решили, что будет лучше остаться в бункере на некоторое время, и только Чану и Чанбину было дозволено выходить , когда у них закончится еда. Они не могли просто игнорировать существование людей, которые знали о них так много, а это означало, что последние пару дней прошли без происшествий.

Это вряд ли смогло бы исправить их проблему, но Чанбин хотел попытаться немного встряхнуть ситуацию. По крайней мере, чтобы его друзьям было легче правильно улыбаться, не заставляя себя делать это через силу.

Итак, рано утром он решил испечь торт. К сожалению, это оказалось легче сказать, чем сделать.

— Два крупных яйца? – нахмурился Чанбин, чувствуя, как растет его головная боль от этого рецепт. Он надеялся, что ему удалось сделать муку «воздушной», но теперь он столкнулся с другой проблемой.

Откуда ему было знать, крупное ли яйцо? Если бы ему не дали яиц среднего размера для сравнения, то у него не было бы никакой уверенности. Он думал, что яйца были довольно важным ингредиентом в тортах, поэтому, если он не положит нужное количество яиц, потому что они неправильного размера, в результате мог пострадать весь пирог.

— Ты не выглядишь сильно крупным, – пробормотал он, вынимая одно из яиц из коробки перед собой и поднося его к свету. — Должен ли я добавить четыре таких, просто чтобы быть в безопасности? Или, может быть, даже шесть?

Он щелкнул языком, позволив яйцу вернуться на свое место в коробке так резко, что раздался треск. Не обращая внимания на это, Чанбин наклонился вперед и уперся локтями в прилавок, закрыв голову руками и издав низкий стон.

Не говорите мне, что придется ехать в магазин только за «крупными яйцами». Я даже не знаю, как они выглядят!

— А. Мне показалось, я почуял надвигающуюся катастрофу.

Чанбин сразу же поднял голову в ответ на голос, прежде чем надежда уступила место унижению из-за столь неловкого момента. В то время как обычно он был бы счастлив увидеть Хёнджина, особенно с учетом того, что тот мог дать один из лучших советов в отношении выпечки, он хотел, чтобы торт стал сюрпризом для как можно большего числа его друзей.

Он должен был предвидеть, что обострённое обоняние Хёнджина могло довольно быстро уловить его активность.

Не желая долго пребывать в этой неловкости, Чанбин демонстративно кашлянул и прислонился боком к прилавку. Он хотел выглядеть круче, но, судя по изумленному изгибу рта Хёнджина, ему это не совсем удалось. Он только усугубил ситуацию, когда поднял руку, чтобы небрежно помахать младшему, и отправил коробку с яйцами в полет с противоположной части столешницы.

Он вздрогнул, когда они упали на пол, некоторые из них треснули при ударе, а другие вывалились из лотка, расплывшись большой склизкой лужей по полу. Отчаянно пытаясь побороть жар, ударивший ему в лицо, Чанбин наклонился и поднял коробку, осматривая оставшиеся яйца с грустным выражением лица.

Только двое из них остались невредимыми, одно лежало на полу, а остальные белки расплылись из-за образовавшихся в них трещин.

— Что же, видимо добавим два яйца, – пробормотал Чанбин, выпрямляясь и рискуя оглянуться в сторону Хёнджина. К его чести, Хёнджин не рассмеялся, хотя его сильно сжатые губы свидетельствовали о том, что он изо всех сил сдерживался.

Блондин начал идти вперед, заставляя Чанбина внутренне выругаться; он молился о том, чтобы Хёнджин волшебным образом забыл обо всем, и отправился куда-нибудь еще. Не то, чтобы ему не нравилась компания Хёнджина, скорее, настолько нравилась, что он не хотел, чтобы он стал свидетелем его неудач.

— Так… – начал Хёнджин, осторожно обходя белки, которые заняли большую часть кухонного пола. Он перегнулся через плечо Чанбина, чтобы хорошенько разглядеть миску с «воздушной» мукой, при этом с любопытством склонив голову. — Могу ли я спросить, чем ты занимаешься? Кроме того, что устраиваешь беспорядок, конечно.

Румянец Чанбина стал еще более явным, и на мгновение ему захотелось разбить яйцо о голову Хёнджина, прежде чем он вспомнил, что у него осталось всего два яйца. Еще ему не хотелось портить волосы Хёнджина, которые по какой-то причине в тот день выглядели очень мягкими.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, то ничего не получишь, – надулся Чанбин, вынимая одно из оставшихся яиц из коробки и осторожно постукивая им о прилавок. Обычно он обращался с ними более грубо, но теперь он почти полностью исчерпал себя, и потому должен был быть более осторожным. — И если тебе настолько интересно... Я делаю торт для вас, ребята.

Хёнджин сделал паузу, теперь изучив остальные ингредиенты, которые Чанбин разложил рядом с яйцами. Он сильно побледнел, из-за чего Чанбин замер, а яйцо, разбитое им только что, безвольно покоилось в его руках.

— Э… Джинни, ты-

— У кого-то день рождения?

— Что?

— Это же не будет торт ко дню рождения? – спросил Хёнджин, и все его прежнее веселье внезапно исчезло, сменившись леденящим ужасом. Чанбин бы рассмеялся, настолько было приятно видеть парня таким потрясенным после того, как он только что пошутил о яйцах, если бы он не чувствовал себя настолько тронутым, что мысль о том, чтобы забыть о дне рождения одного из их друзей, была такой унизительной.

Он ласково покачал головой, продолжая выливать содержимое яйца в миску. 

— Ни у кого не день рождения, не волнуйся. Я просто делаю это для развлечения, думаю, мы заслужили угощение после всех недавних событий.

Хёнджин заметно расслабился, хмыкнув в ответ. Он продолжал наблюдать за ингредиентами, в то время как Чанбин добавил второе яйцо в свою смесь, молча молясь, чтобы двух было достаточно.

— Клубника со сливками? – спросил Хёнджин, потянувшись, чтобы взять миску со свежей клубникой, которую Чанбин вымыл несколько минут назад. — Звучит неплохо. Могу я помочь?

Чанбин колебался, переводя взгляд с Хёнджина на смесь перед ним. Он очень хотел, чтобы его торт стал сюрпризом для всех, включая него, и уж точно не собирался обращаться к кому-либо за помощью из-за решимости сделать это самому. Роль сыграло и желание доказать Чану, что он действительно может выжить на кухне в одиночку.

Однако теперь, когда Хёнджин знал про его план, не было особого смысла прогонять его, когда он видимо правда хотел остаться. Возможно, Чанбин мог обмануть его, заставив поверить, что никакой выпечки не происходит, но, учитывая запущенную коробку с яйцами через кухню через несколько секунд после появления Хёнджина, такой возможности больше не было.

Он вздохнул, его плечи поникли в притворном поражении. 

— Хорошо. Только если ты сначала уберешь яйцо на полу.

— Моя награда за помощь тебе – больше работы, – игриво прокомментировал Хёнджин, хотя он даже не колебался, прежде чем схватить бумажное полотенце и оставить Чанбина рядом с испорченным яйцом. — Что-то здесь не так.

Чанбин закатил глаза, но не смог сдержать улыбку на губах, читая следующую инструкцию к своему рецепту.

Они мирно работали, между ними легко шла беседа. Чанбину очень быстро стало комфортно с Хёнджином после того, как они начали жить в одной комнате; они часто праздно болтали, если не были сильно уставшими, чтобы сразу заснуть, и научились приспосабливаться к обществу друг друга.

Однако раньше они никогда не пекли, так что Чанбин с легким опасением задавался вопросом, все ли пройдет гладко. К счастью, его опасения были напрасными – убрав яйцо с пола, Хёнджин бросил быстрый взгляд на рецепт, который Чанбин пропустил, и сосредоточился на добавлении ингредиентов, до которых Чанбин еще не дошел.

Время от времени Чанбин отводил взгляд от миски перед ним, чтобы наблюдать за Хёнджином краем глаза. Младший был слишком сосредоточен, хотя Чанбин к тому времени понял, что он, должно быть, способен ощущать тяжесть взгляда, направленного на него. Он, похоже, не возражал и только слегка комментировал состояние их торта, как будто думал, что Чанбин смотрит на него только из-за потребности в разговоре.

Шло время, а смесь в их миске все меньше и меньше походила на ошеломляющую горку порошка и яиц, Чанбин все больше расслаблялся. Он не осознавал, насколько напряженным был, возможно, он так привык напрягать мышцы и сохранять бдительность ума, что это стало для него нормальным. Но с Хёнджином он чувствовал себя так, будто его плечи были обернуты теплым одеялом, способным унять все тревоги, и был спокойнее всего за последние дни.

Несмотря на остаточное разочарование, что торт не станет сюрпризом для всей их группы, Чанбин постепенно почувствовал облегчение от присутствия Хенджина. Он также был безмерно благодарен, так как, несмотря на приподнятое настроение, Хёнджин также избавил их всех от многих страданий, указав, что Чанбин случайно положил уксус вместо требуемой ванили.

— Никогда не дружил с уксусом, – сказал Хёнджин, сморщив нос от отвращения, когда оттолкнул большую бутылку от них обоих. — Такое чувство, словно кто-то пытается разрушить мой язык кислотой.

Чанбин издал долгий вздох облегчения; если бы из-за него Хенджин испробовал уксуса, он бы выкинул себя из бункера и никогда не возвращался. Вызывало грусть, что Хёнджин вероятно должен был попробовать его раньше, чтобы придумать такую аналогию.

Затем Хёнджин, похоже, решил, что это хорошая возможность рассказать о некоторых его ужасных историях с едой в детстве, и по неизвестной Чанбину причине почти все они включали ингредиенты в рецепте. Он почти потерял самообладание, когда Хёнджин сказал ему, что однажды он плакал из-за слишком насыщенной клубники, и заставило Чанбина задаться вопросом, не следует ли им вообще исключить фрукты из торта.

Несмотря на испытываемый им стресс, это также открыло Чанбину глаза. Он провел много времени с Хёнджином с тех пор, как младший присоединился к бункеру, и ему нравилось думать, что они оба знали друг друга относительно хорошо (даже если Чанбин вообще не говорил о своем времени в Дживайпи – к сожалению, неотъемлемой части его прошлого.)

Однако, учитывая, что Чанбину никогда раньше не разрешали делать на кухне ничего, кроме мытья посуды или подачи напитков, он не понимал, сколько расчетов нужно было провести в угоду вкусам Хенджина. Он должен был проверить каждый из ингредиентов, время от времени прилагая историю из своего детства, которая заставляла Чанбина хотеть обнять его или просто заплакать.

Чанбин привык к эффекту, который способность может оказать на его тело. Ему не нравилось думать о том, что силы сделают с ним, если он злоупотребит ими, эта слабость, этот банальный страх. И все же ему повезло, ведь он мог контролировать их, и если он двигаться правильно, то сила не причиняла неудобств.

С другой стороны, каждый день жизни Хёнджина так или иначе зависел от его способностей. Будь то необходимость постоянно носить наушники и солнцезащитные очки или сортировать конкретную еду, которую он мог съесть, Чанбин знал, что Хёнджин никогда не сможет убежать от этого. Но он никогда не жаловался, несмотря на то, что время от времени позволял своему разочарованию и презрению прорываться наружу, и уж точно никогда не вымещал их на ком-либо из своих друзей.

Чанбин считал это потрясающим.

Однако он не хотел превращать их беззаботную выпечку во что-то более тяжелое, учитывая, через что им недавно пришлось пройти. Чанбин держал свои молчаливые наблюдения при себе и вместо этого наслаждался тем, как сильно ему нравилось общество Хёнджина. Он не ожидал, покидая Дживайпи с Чаном, что они соберут столь замечательную группу, но он был безмерно благодарен им за это.

Как будто мысли Чанбина транслировались через бункер, кто-то еще вошел в общую зону как раз в тот момент, когда Чанбин и Хёнджин готовились поставить тесто для торта в духовку.

Феликс ахнул, прислонившись к стене и драматично вцепившись в рубашку. Чанбин выглянул из-за спины Хёнджина, зная, что его рубашка была в белых пятнах от муки, и вопросительно поднял бровь в сторону Феликса.

— Вы двое печете без меня, – закричал Феликс, сжав руку в кулак, будто его сердце вот-вот остановится. — Как вы могли?

Хёнджин рассмеялся, отступив назад, чтобы позволить Чанбину открыть духовку (поскольку он был более чувствителен к внезапной волне жара, вырвавшейся изнутри). Чанбин благополучно поставил контейнер внутрь, затем выпрямился и снова взглянул на Феликса.

— Это должен был быть сюрприз, – сказал он, заставив Хёнджина шокировано уставиться на него; кажется, он забыл упомянуть об этом заранее. — Но, очевидно, больше нет. Если хочешь, можешь помочь с глазурью и всем остальным.

Это предложение убрало любую шутливую обиду, которая оставалась в Феликсе, поскольку секундой позже младший бросился вперед со своей знакомой сияющей улыбкой. Он встал между Чанбином и Хёнджином, опустившись на колени, чтобы получше рассмотреть пирог, только что оставленный в духовке. Детского волнения в его глазах было почти достаточно, чтобы заставить Чанбина растаять на месте, особенно когда он понял, что волнение вполне могло быть вызвано любовью Феликса к выпечке, и никто никогда не пек для него.

— Пахнет очень хорошо, – прокомментировал он, медленно поднимаясь с колен. Его яркие глаза скользнули по миске с клубникой и большому контейнеру со сливками. — Клубника со сливками, верно?

Чанбин кивнул, а Хёнджин взял рецепт и протянул его Феликсу, который одобрительно хмыкнул. Его взгляд пробежался по списку ингредиентов. Хотя он по-прежнему выглядел веселым, черты его лица стали немного острее, как будто он нашел, на чем сосредоточиться. И Чанбин считал, что так и было, ведь Феликс взял на себя обязательство точно запомнить все предпочтения Хенджина. Вероятно, он проверял, подходит ли ему рецепт, несмотря на то, что Хёнджин собственной персоной провел на кухне уже больше часа.

— Вся моя выпечка обычно вращается вокруг шоколада, – сказал он, по-видимому, довольный списком, и положил его обратно на прилавок. — Но я уже делал такой торт раньше, и он был хорош. Однако он был довольно сытными, так что я никогда не смог бы доесть их в одиночку.

Его улыбка дернулась, и Чанбин догадывался – последние слова относились к одиночеству, которое он был вынужден терпеть большую часть своей жизни. Плечи Хёнджина опустились, когда он уловил то же самое, но Чанбин не собирался дать этой атмосфере взять верх. Он решил испечь торт, чтобы подбодрить своих друзей, и грусть должна была быть под запретом даже пока они готовили его, даже если их больше не ждал сюрприз, который он планировал.

— Как ты так увлекся выпечкой, Ликс? – спросил он, устанавливая их маленький таймер приготовления на время, указанное в рецепте. Его руки легко крутили колесико, как будто концепция времени была вбита в его разум и тело.

Однако он не хотел об этом думать. На какое-то мгновение ему не хотелось думать об их силах, поэтому он и задал Феликсу этот вопрос в первую очередь.

Несмотря на то, что Феликс был их новым участником, Чанбин чувствовал, что хорошо знает младшего. Он был общителен и всегда поддерживал разговор. К сожалению, складывалось ощущение, что он знает только ту сторону Феликса, которая способна манипулировать светом и потеряла своего лучшего друга в трагически молодом возрасте. Он хотел знать о Феликсе нормальные вещи.

Феликс тихо хмыкнул, вскакивая, чтобы сесть на столешницу (осторожно избегая участков, испачканных мукой и сахаром). Он лениво болтал ногами, поджимая губы, пока обдумывал вопрос Чанбина.

— Не могу сказать точно, – наконец заговорил он, на мгновение замерев на месте. — Мне просто нравилось что-то мастерить, и выпечка была намного проще, чем готовка. На самом деле это было что-то вроде хобби, что-то, что позволяло мне чувствовать себя более независимым и способным, когда я переехал в свое собственное жилье. Сначала казалось, мне нравится это занятие за вкусную еду, но затем я осознал, что испробовал уже все рецепты из книги, которую подарила мне мама, и этого всё еще было мало.

Хёнджин низко свистнул. 

— Вау, вот это преданность делу. Я впечатлен.

Феликс покраснел, отвел глаза и покачал головой. Он почувствовал, как на его губах играет веселая ухмылка; всё о Феликсе было милым. Чанбин мог понять, почему Чан был так одержим им.

— Я бы не сказал… Роль сыграло и просто мое пристрастие к этому, – сказал Феликс, его глаза слегка потемнели, когда в голове всплыли воспоминания более темные. — Родители Чанни всегда брали нас двоих в одно кафе под названием «Банановая лодка». Это было одно из лучших времен для меня, и, думаю, выпечка напоминала мне о нем и после того, как он ушел.

Улыбка Чанбина дрогнула, прежде чем полностью исчезнуть. Феликс не казался сильно грустным – скорее счастливым, что ему удалось снова найти Чана, – но Чанбин не мог не найти это заявление удручающим.

Любовь Феликса к выпечке казалась чем-то совершенно нормальным, и как человек, чья жизнь сильно отличалась от их, Чанбину хотелось верить, что такой милый человек, как Феликс, мог найти интересы просто потому, что наслаждался ими. Однако оказалось, что даже любовь к выпечке изначально была связана с исчезновением Чана, которое, как он уже знал, было вызвано наличием способностей владения огнем.

Выглядело так, будто их способности преследовали повсюду, проклиная саму землю, по которой они ступали.

Нет, сейчас не время так думать, отругал он себя, слегка покачав головой. Ты не сможешь сделать других счастливыми, если не счастлив сам.

— Значит, ты действительно не любишь готовить? – спросил Хёнджин, к счастью, вернув рассеянное внимание Чанбина к настоящему.

Феликс неопределенно пожал плечами. 

— Я не против готовить, но выпечка, безусловно, мне ближе. Видишь ли, я немного сладкоежка, и в выпечке есть что-то такое… приветливое и пушистое, как бы это объяснить?

Чанбин бы не подумал, что это возможно, но каким-то образом глядя на нежное выражение лица Феликса, понять это было невероятно легко.

Удивительно, но Минхо был тем, кто справился и приготовил много еды, когда Чан и Чанбин считали слишком рискованным выходить на улицу и покупать еду на вынос. Он не только готовил приятные на вкус вещи (иногда Чанбину казалось, что он ест в шикарном ресторане, когда видел блюда, приготовленные для них), но также мог максимально использовать всё, что попадалось ему в руки, независимо от того, насколько ограничены были их запасы.

Приготовление еды было одним из немногих случаев, когда он покидал свою общую комнату с Джисоном. Чанбин однажды спросил младшего, думает ли он, что Минхо вернется к своим обычным занятиям – ведь с момента возвращения с миссии он избегал остальных, как чумы, – но Джисон всегда застывал и не мог ответить должным образом. Чанбин не знал, что и думать об этом, хотя и понимал – какое-то время ни с одним из них он ничего не добьется.

Он будет здесь для них, если понадобится.

Движение краем глаза привлекло его внимание, когда Хёнджин выпрямился из своего предыдущего расслабленного положения, прислонившись к прилавку, на котором сидел Феликс. Он прервался на середине разговора с Феликсом и посмотрел в сторону коридоров, при этом его голова наклонилась от любопытства.

— Идут два человека, – объявил он, заставив Чанбина целеустремленно встать перед духовкой. Теплое сияние, исходившее от нее, давало очевидную наводку, но он надеялся, что приходящие не заметят этого; он все еще держался за желание удивить оставшихся членов группы, которые не знали о торте.

Как и предсказывал Хёнджин, секундой позже из-за угла показалась знакомая пара людей.

Чанбин, принявший комично-преувеличенную позу перед духовкой, моргнул и выпрямился, как только его глаза остановились на Чане и Минхо. Он был уверен, что они оба заметили бы работающую духовку, но не слишком беспокоился об этом, тут же поняв, что они пришли не просто потусоваться, как Хёнджин и Феликс.

Минхо оставался загадкой для Чанбина (за то время, что они провели вместе, старший из крайне сбивающего с толку стал немного менее сбивающим с толку). Однако же, видеть его за пределами комнаты уже удивляло, и привыкнувший читать Чана, он знал, что Минхо был не единственным, кто был напряжен.

— Бин, – позвал Чан, его взгляд скользнул по их трио, прежде чем на мгновение остановиться на духовке. Он не спрашивал, что они делают – что было еще одним тревожным звоночком для Чанбина, поскольку Чан всегда интересовался деятельностью своих друзей, если он не был занят чем-то еще. — Мы можем поговорить?

Звучит не очень.

Чанбин, тем не менее, кивнул, проглотив свою нервозность, когда он прервал зрительный контакт с Чаном, чтобы взглянуть на Хёнджина и Феликса. Оба выглядели такими же встревоженными, как и он, их взгляды метались между Чанбином и двумя, стоявшими подальше, с явной нерешительностью.

Чанбин поморщился; ему казалось, что они наконец-то начали немного расслабляться, но теперь они были так же напряжены, как и раньше. Конечно, это не вина Чана и Минхо, но он все же хотел, чтобы пара могла хоть немного повеселиться.

— Не сожгите торт, пока меня нет, – сказал он, шутливо ухмыляясь в сторону Феликса. Младший соскользнул со стойки и вместо этого осторожно стоял посреди кухни, беспокойно наблюдая за Чаном и Минхо. Он моргнул от комментария Чанбина и даже ухитрился робко улыбнуться старшему, когда тот отошел от духовки.

— Как будто мы похожи на тех, кто способен на такое, – ответил Хёнджин. Несмотря на то, что его глаза были прикрыты солнцезащитными очками, Чанбин каким-то образом понял, что парень закатывает их. — Мы его даже украсим, если ты сильно задержишься.

Несмотря на его поддразнивания, его губы были озабоченно опущены, когда он наблюдал за Чаном и Минхо. Должно быть, он думал о том же, что и Чанбин: редко можно увидеть Минхо за пределами своей комнаты. Старший явно выглядел очень собранным, но Чанбин знал – должно быть, происходит что-то серьезное, иначе Чан вообще не стал бы его искать.

В последний раз он беззаботно помахал через плечо, уходя, отчаянно надеясь, что его притворная беззаботность хотя бы немного успокоит Хёнджина и Феликса. К счастью, Феликс недавно признался, что выпечка всегда доставляла ему удовольствие, и Хёнджин сделает все возможное, чтобы не позволить слишком сильно испортить им настроение.

Как только он приблизился к ним, Чан и Минхо обменялись быстрым взглядом, прежде чем повернуться и направиться к своим комнатам. Чанбин не был сильно удивлен; он догадался, что все, о чем они захотят поговорить, будет сделано наедине.

Он размял плечи, пока они шли в молчании, понимая, что они почти наверняка будут обсуждать миссию и дальнейший план. Вскоре они привлекут к этому всю группу, но Чан упоминал ранее, что пока не хочет слишком сильно обременять своих младших членов, и, по его мнению, было бы лучше обсудить более тяжелые вещи, прежде чем рассказать им тоже.

Чанбин был с этим не согласен. Он воочию видел, какими трудными были последние дни, особенно для Чонина и Сынмина, и был вынужден утешать Хёнджина, когда реальность того, как близко они подошли к тому, чтобы кого-то потерять по-настоящему успокоила его. Он не хотел видеть кого-либо из них таким снова.

Но пострадали не только они.

Взгляд Чанбина смягчился от беспокойства, когда он взглянул на затылок Минхо. Чан отвел его в сторону сразу после того, как Сынмин проснулся, и рассказал, в чем признался Минхо: он убил человека, который стоял за хаосом в особняке. Чан не хотел, чтобы Чанбин что-то делал с этой информацией, но рассказал ее как своего рода объяснение того, почему Минхо в последнее время так отстранился. Чанбин сразу понял, и хотя он все еще не был уверен, почему Джисон тоже вел себя странно, он знал, что Минхо, вероятно, нужно пространство, чтобы смириться с этим убийством.

Чан провел их мимо первых трех комнат, затем остановился у своей общей с Феликсом комнаты. Он колебался всего мгновение, прежде чем войти, придержав дверь для Минхо и Чанбина позади себя.

Прошло много времени с тех пор, как он входил в эту комнату, съехав с приходом Феликса. Его взгляд скользнул к кроватям, которые обе содержались в хорошем состоянии, и на полу не было ни единого предмета одежды или мусора. Словно Чан и Феликс были созданы, чтобы быть соседями по комнате друг с другом, и это хорошо повеселило Чанбина, прежде чем ему пришлось снова стать серьезным.

— Итак, ты хотел поговорить с нами, Мин? – начал Чан, подходя к своей кровати и садясь на нее. — Кстати, устраивайтесь поудобнее.

Чанбин поднял бровь, так как предположил, что их встреча была идеей Чана, а не Минхо. Учитывая, насколько отчужденным был Минхо в последнее время, Чанбин меньше всего ожидал активности с его стороны, и это только усилило его догадку, что все, о чем они собирались говорить, было важно.

Следуя совету Чана, он подошел и сел на одну кровать со своим другом. В последний раз они были в таком положении  в тот день, когда они путешествовали в его родной город, и Чан признался, как он был взволнован этим.

Время вправду начинает убегать от тебя, горько подумал Чанбин, прислонившись спиной к стене.

Минхо на мгновение завис перед дверью, прежде чем безмолвно подошел к кровати Феликса и взгромоздился на ее край.

Теперь, когда Чанбин действительно мог как следует рассмотреть его, он заметил, насколько измученным выглядел Минхо. Темные круги под глазами соперничали с теми, что были у Чана, а его волосы, которые обычно были ухоженными и сияли здоровым блеском, были тусклыми и спутанными. Он беспокойно закусил нижнюю губу, во-видимому, пытаясь решить, с чего начать.

Чанбин подарил ему терпеливую улыбку, на которую Минхо едва ли ответил.

— Мне жаль, что пришлось отозвать вас двоих в сторону вот так, – начал он, и на его лице мелькнули первые признаки эмоций. — Я знаю нашу политику о том, чтобы быть правдивыми друг с другом и не упускать ни одного члена… И если вы хотите, мы можем рассказать другим, но мне нужно было сначала поговорить об этом с вами обоими.

Чувствуя предвкушение и страх в груди, Чанбин поднялся. Он также предположил, что Минхо хотел поговорить о миссии, поэтому ему было немного неудобно делать это без всей их группы, но, похоже, он ошибался и в этом.

Если Минхо хотел поговорить исключительно с ними, несмотря на то, что они были самыми старшими и поэтому решили взять на себя большую часть бремени, то это должно было быть что-то конкретное для них.

И из этого можно было сделать один очень очевидный вывод.

— Дживайпи? – У Чана, похоже, был тот же мыслительный процесс, что и у Чанбина. Он наклонился вперед, бросив на Минхо свой обычный озабоченный взгляд, хотя в его выражении был очевиден тонкий страх, который Чанбин стал ассоциировать с чувствами Чана к Дживайпи.

Минхо поморщился – должно быть, он знал, насколько неудобной была для них тема для разговора, – но Чанбин предположил, что именно поэтому он попросил поговорить с ними наедине. Это было мило с его стороны, держать такой деликатный разговор в секрете, но он был слишком озабочен своим нервозом, чтобы должным образом оценить это.

— Я просто хотел сказать, что я… думаю, нам следует пойти к нему. Я думаю-… нам нужна его помощь.

Между ними троими и без того висело тяжелое молчание, но оно, казалось, только усилилось после признания Минхо.

Чанбин не мог отрицать, что слова Минхо наполнили его чистым эгоистичным страхом. Он не был уверен, каковы были доводы старшего, хотя, учитывая каждое взаимодействие, которым он обменивался с Минхо до сих пор, он обдумывал решения с уравновешенным и сосредоточенным умом. У него явно были веские аргументы, против которых Чанбин, вероятно, не смог бы возразить, и это пугало его.

Хотя он знал, что Минхо думал от имени всей их группы, он просто чувствовал, что не может вернуться. Он не может.

С трудом сглотнув, он нерешительно взглянул на Чана. Он даже не знал, как начать на это отвечать; казалось, что упоминания имени Дживайпи, связанного с желанием Минхо обратиться к нему за помощью, было достаточно, чтобы его мысли резко остановились.

Чан выглядел не намного лучше. Рот у него был открыт, и весь здоровый румянец, который он только успел вернуть, полностью испарился с его лица. В его глазах была нерешительность, поскольку он, похоже, застрял в том же конфликте, который поглотил Чанбина: делать то, что может быть лучше для их группы, или делать то, что для них комфортнее всего.

Чанбин знал, какое решение он примет, и по растущей решимости в глазах Чана он мог сказать, что чувствует то же самое.

— И… почему ты так думаешь? – В конце концов Чан заговорил, похоже, поняв, что Чанбин потерял дар речи. Его голос был впечатляюще ровным, резко контрастируя с его видимым волнением.

Взгляд Минхо снова опустился на землю, и Чанбин нахмурился. Что-то было не так, он в этом уверен. Минхо не был похож на человека, который откажется от убеждения после того, как утвердит его – это было ясно из его отвращения к убийству – и он был первым, кто заявил, что им не следует искать помощи от Дживайпи, когда они в последний раз это обсуждали. Возможно, убив кого-то, он переосмыслил и что-то еще.

— Разве миссия не выступает достаточным оправданием? – поинтересовался Минхо, безрадостная улыбка скользнула по его губам. — Я просто думаю, что сейчас слишком многое поставлено на карту. Я уверен – человек, который забрал Сынмина, был не один, и тот, с кем он был в союзе, теперь будет зол. Мы можем только предполагать, что нападения будут усиливаться.

Чанбин ждал большего, но затем Минхо поднял голову, его осторожный взгляд завис на стене между Чаном и Чанбином.

Это не имело смысла. Минхо казался непреклонным в своем первоначальном решении держаться подальше от Дживайпи, и внезапно он полностью изменил свою позицию. Он даже не смог нормально пояснить свою просьбу, как ожидал Чанбин, а вместо этого только привел аргумент, который, по его мнению, мог бы придумать любой в их группе, без какой-либо индивидуальности.

Должно было быть что-то еще, заставившее его передумать, но он не делился этим. Чанбин предполагал, это могло быть и причиной тому, почему Джисон вел себя так странно.

Он не почувствовал мгновенную враждебность к Минхо после его просьбы; он по-прежнему доверял старшему, хотя и был уверен, что от него что-то скрывают, но идти к Дживайпи было для него слишком. Он был готов выслушать Минхо, только если тот сам расскажет ему все.

Чанбин знал, что Дживайпи может с ними сделать, и знал – это будет не лучше того, что происходит сейчас. Он не собирался позволить им поймать себя, если только не знал, что им это крайне необходимо, и, похоже, у Минхо пока не было достаточно информации, чтобы убедить его в этом.

Заметив, что Чан замолчал, Чанбину наконец удалось заставить свой голос повиноваться ему.

— Есть один нюанс, который меня немного настораживает, – сказал он, заставив Минхо напрячься. — Когда мы говорили об этом в прошлый раз, ты подозревал, что за всем этим стоит сам Дживайпи. Ты думал, что записки оставлял он, и, выходит, стоит за захватом Сынмина. Так почему ты вдруг захотел пойти к нему за помощью?

— Потому что я больше не думаю на него, – тут же ответил Минхо, его взгляд стал стальным в ответ на вопрос Чанбина. Он словно оборонялся, и Чанбин не понимал почему. — Человек, который угрожал Сынмину, не использовал никаких способностей. Он казался нормальным человеком.

Чан покачал головой, на его лице отразилось недовольство. 

— Иногда это была стратегия, которой нас научил Дживайпи. Он сказал, что было бы полезно скрывать свои силы, чтобы использовать их в последний момент. Может быть, он использовал эту тактику, и вы застали его врасплох.

Минхо сделал паузу, его глаза на мгновение расширились от недоверия, когда он перевел взгляд с пары перед ним. Чанбин мог отчасти понять, почему он выглядел таким удивленным; ему могло показаться, что они пытались найти причины, чтобы обвинить Дживайпи в нападениях, вопреки их ранее выраженным убеждениям.

Чанбин не был уверен, согласился бы с ним Чан, но он был готов посмеяться над такой мыслью, если это означало, что им не придется связываться с этим мужчиной.

В конце концов, Минхо обрел самообладание и, после последнего ошеломленного взгляда, продолжил: 

— Ну, он знал все обо мне и моих способностях. Если бы у него действительно была собственная сила, я уверен, он использовал бы ее раньше.

Когда Чан и Чанбин не выказывали никаких признаков замешательства, он слегка вздохнул, подняв тяжелую руку, чтобы потереть глаза.

Его голос был низким и обеспокоенным, когда он заговорил дальше, заставив Чанбина почувствовать вспышку жалости, прежде чем он собрался с осознанием того, что они не могут позволить себе избежать неприятных вопросов, учитывая всё происходящее.

— Хорошо, тогда я расскажу вам о парне, которого я убил, и вы сможете определить, работал он на Дживайпи или нет.

Чанбин вздрогнул. Хотя он минуту назад пытался укрепить себя мыслью, что им всем придется столкнуться лицом к лицу с вещами, которые в противном случае они хотели бы забыть, но тем не менее чувствовал вину за то, что Минхо заставлял себя вспоминать что-то столь болезненное.

Возможно, ему следовало просто безоговорочно поверить всему, что сказал Минхо. Тем не менее, когда Минхо явно что-то скрывал от них, ни Чан, ни Чанбин не могли заставить себя спустить это с рук.

К сожалению, Чанбин все еще время от времени задавался вопросом, мог ли Минхо использовать на них свои силы. Он пытался воздержаться от этого, но иногда это было просто невозможно предотвратить, несмотря на чувство, что тем самым он предавал самого Минхо.

— Он был довольно молод… может быть, старше нас, но ненамного. Я мало что мог разглядеть в темноте, и не рассматривал его внимательно после того, как убил… – Чанбин вздрогнул от внезапной горечи в тоне Минхо, — но у него были короткие черные волосы. Думаю, его глаза были прикрыты капюшоном, а лицо было довольно бледным.

Чанбин слушал описание Минхо, чувствуя, как его плечи поникли, когда старший продолжил. У него могло сложиться очень расплывчатое представление о человеке из его описания, но только потому, что он описывал большинство трейни и агентов Дживайпи. У них никогда не было никаких отличительных черт – намеренно, чтобы их было трудно идентифицировать – и Чанбин пытался блокировать как можно больше их лиц из своего разума.

Тем не менее, даже если бы он запомнил каждого человека в организации, он не думал, что сможет найти того, о ком говорил Минхо. Они также не могли быть уверены, присоединились ли к ним новички с тех пор, как они ушли; хотя, во время своего пребывания там, Чанбин понял, что большинство трейни были в Дживайпи с рождения. И если на случай, если похититель Сынмина действительно был новичком, то Чанбин очень сомневался, что Дживайпи отправит его на столь важную миссию в одиночку.

Глаза Минхо сияли надеждой, так что Чанбин не мог набраться сил, чтобы сказать ему, что его описание не вызвало ни малейшей капли узнавания. Он взглянул в сторону Чана, надеясь, что блондин сможет сделать это вместо него, но обнаружил, что Чан наблюдает за Минхо с неожиданно задумчивым взглядом.

— Он казался испуганным, когда вы его нашли? – спросил Чан странно легким тоном. — Или даже когда ты убил его? Ты видел страх, какие-то эмоции?

Минхо нахмурился вместе с Чанбином, поскольку они оба сосредоточились на вопросе Чана, прежде чем первый дал нерешительный медленный ответ.

— Он не выглядел напуганным. Казалось, что он полностью контролирует ситуацию, пока мне не удалось вырваться и прикончить его, – ответил он, заставив Чана слегка напрячься. Однако секунду спустя он уточнил, заставив Чана и Чанбина выпрямиться от любопытства. — Но он проявлял эмоции. Выглядело будто… он был счастлив? Он улыбался и дразнил меня, и это заставило его ослабить бдительность настолько, чтобы я смог достучаться до его разума.

Чанбин был слишком занят, чувствуя отвращение к тому, что сказал им Минхо, чтобы немедленно понять ответ Чана на это. Только когда старший повторил это, и в его голосе просочился намек на облегчение, Чанбин услышал его.

— Он не из Дживайпи.

Настала очередь Минхо выглядеть заинтригованным. Часть печали и беспокойства исчезла с его лица, когда он склонил голову набок, его наблюдательный взгляд снова переключился с Чана на Чанбина.

— Правда? Почему? – Он остановился на Чанбине, заставив младшего беспомощно пожать плечами. Ему еще было не понятно, как Чан пришел к такому выводу так быстро, особенно с такой очевидной уверенностью.

Вместо того, чтобы поддерживать зрительный контакт с Минхо, чтобы ответить, Чан повернулся, чтобы посмотреть на Чанбина, который выпрямился, как только заметил его печальный взгляд. Он уже собирался спросить, что не так, когда Чан объяснил свои рассуждения, и Чанбин внезапно понял.

— Помнишь один из первых уроков, который тебе там преподали? – подсказал он, мимолетная жалость скользнула по его лицу, когда он упомянул об их обучении. — Тот, который продолжали учить… нет, вдалбливали в нас?

Глаза Чанбина расширились; он почти забыл об этой области своего обучения, как из отчаяния потерять ее, так и из упорного желания пойти против нее. С тех пор, как он присоединился к группе, хотя он и знал, что по-прежнему остается одним из самых собранных членов во время миссий, он позволил части своего беспощадного самообладания ускользнуть от него.

Когда вы находитесь в опасной ситуации, не позволяйте себе чувствовать. Думайте, только думайте. Не думайте об эмоциях окружающих и концентрируйтесь только на том, что вы делаете. В этот момент тот, кого вы пытаетесь спасти или победить, не является человеком. Это объект, который подчиняется вашей воле, но только если вы достаточно сильны. А чтобы достичь этого, вы не должны чувствовать.

Конечно. Минхо сказал им, что похититель Сынмина казался до тошноты счастливым, находя забаву в их беспомощности. Никто из тех, кто тренировался у Дживайпи, не проявлял бы столько эмоций во время миссии, особенно когда держал кого-то в заложниках.

Хотя он звучал как очень неприятный человек, Чанбин был уверен, что он не мог быть из Дживайпи. Это одновременно и успокаивало, и пугало.

— Но я не думаю, что нам следует идти к нему. Мы должны идти, только если у нас не останется другого выбора, – сказал Чанбин, заговорив прежде, чем он успел как следует собраться с мыслями. Тем не менее, его голос был ровным – воспоминания о времени, проведенном с Дживайпи, заставили его по-настоящему вспомнить, насколько травмирующей была окружающая среда. Этого было достаточно, чтобы заставить его отчаянно держаться подальше навсегда, и тем более уберечь о этого других.

Он не осознавал, насколько яркими и выразительными могут быть люди, пока не встретил их. Проведя так много времени с другими агентами Дживайпи, он смог сблизиться только с Чаном. Одна только мысль о том, что кто-то из их друзей потерял ту уникальную искру, которая заставила Чанбина так привязаться к ним, приводила его в ступор.

Чан взглянул на него краем глаза, печальное выражение понимания смягчило его черты. Однако когда он говорил, его голос был жестким, как будто он заставлял себя игнорировать свои личные обиды по этому поводу.

Чанбин восхищался им за это, ведь он такого не умел.

— Я также думаю, что мы должны оставить это на крайний случай, – сказал он, сохраняя зрительный контакт с Чанбином еще на мгновение. В его выражении было что-то вроде извинения, прежде чем он остыл и снова повернулся к Минхо. — Хотя я понимаю, откуда пошли подобные мысли. Эта последняя миссия напугала всех нас, и я думаю, можно с уверенностью сказать, что нам нужно переосмыслить многие вещи в будущем. Мало того, что мы чуть не потеряли Сынмина, и это уже было достаточно страшно само по себе, но мы также узнали больше о том, кому мы противостоим. Это нехорошо. Возможно, будет лучше, если мы получим помощь теперь, когда мы установили, что за этими атаками стоит не Дживайпи.

— Кроме того… Мы прошли обучение в Дживайпи. Мы знаем каково это. – Чан оглянулся на Чанбина, его губы сжались в мрачную линию. — Надеюсь, это дает гарантию, что мы можем тщательно следить за тем, чтобы с вами не обращались так же, как с нами.

У Чанбина перехватило дыхание. Он отчаянно изучал выражение лица Чана, ища любые скрытые намеки, говорящие ему, что старший не был серьезен, и просто забавлялся идеей пойти в Дживайпи от имени Минхо. К своему ужасу, он не нашел ничего, кроме мрачной честности.

Чан искренне подумывал отправить их всех обратно в Дживайпи.

— Мы… возвращаемся? – прошептал Чанбин, слова болезненно обжигали его язык. Минхо в ужасе замер напротив них, как будто ощутил тяжесть взаимодействия, которое происходило между ними двумя.

Чанбин не был уверен, была ли его явная паника за себя или за других. Он надеялся на последнее, но он не мог отрицать, что большая часть его теряла разум из-за леденящего страха, который цеплялся за каждое воспоминание об этом месте.

Он не мог вернуться. Он не мог вернуться-

Три. Три. Три. Три. Три. Три. Три. Три.

Пять.

— Я этого не говорил.

Уловил ли Чан сигнал тревоги Чанбина или нет, чистоте его голоса удалось прорваться сквозь безумные мысли и дать хоть каплю облегчения.

Чанбин моргнул, не понимая, что его зрение стало настолько размытым, и изо всех сил пытался перефокусировать взгляд на Чане. Старший отвернулся от него, хотя и не стал снова смотреть на Минхо, а вместо этого предпочел задумчиво смотреть на землю между двумя кроватями, на которых они сидели.

— Мы не можем принимать это решение втроем. Теперь, когда мы обсудили это и смутно знаем, о чем речь, я думаю, пришло время поговорить об этом с другими и снова проголосовать. Многое изменилось с тех пор, как мы делали это в последний раз, и, быть может, их мнение по этому поводу тоже изменится.

Поджав губы, Чанбин резко сглотнул. Он не был уверен, сможет ли снова выдержать напряжение голосования, особенно когда Чан был прав: решения людей могли измениться. У Минхо уж точно.

Минхо кивнул, похоже, довольный этим вердиктом. Он встал, и Чанбин последовал за ним, протягивая руки, чтобы снять напряжение, охватившее их, когда начался их разговор. Он мог сказать, что проведет некоторое время в тренажерном зале этим вечером, чтобы сбросить часть стресса, и продолжительность его пребывания там будет зависеть от решения других.

Он не собирался спорить, но он имел право бояться.

— Тогда давайте сейчас же пойдем и узнаем? – Чан  предложил, заработав утвердительные кивки и от Минхо, и от Чанбина, который уже мучительно жаждал узнать, что произойдет.

— Звучит неплохо. После этого мы можем побаловать себя тортом, – нерешительно усмехнулся Чанбин, пытаясь с помощью улыбки подавить часть своего внутреннего смятения. Сохранение торта в секрете казалось пустяковой проблемой по сравнению с тем, с чем им теперь пришлось столкнуться.

Чан, видимо, ценил усилия Чанбина поднять настроение, хотя с его стороны чувствовала нервозность. Он резко вздохнул, когда они вышли из комнаты, ему не хватало его обычной властной уверенности.

— Я позову Сони и Йени, уверен, они все еще сидят вместе в компьютерной комнате, – предложил Чанбин, как только они вышли в коридор, едва подождав, чтобы убедиться, что остальные его услышали, прежде чем отправиться в путь.

— Мы найдем Сынмина и встретимся там, где оставили Хёнджина и Феликса, – крикнул Чан ему вслед, заставив Чанбина в знак признательности махнуть рукой, когда он повернул за угол.

Он чувствовал, как глаза Минхо тяжело смотрят на его спину, пока он не исчез из их поля зрения.

Чанбин не был дураком – он смог ощутить осторожный взгляд старшего, посланный ему, когда они встали со своих мест на кроватях и приготовились довести свой разговор до остальной группы. Он также был совершенно уверен, что Минхо чувствует себя виноватым за поднятие темы Дживайпи вновь, и он частично ожидал, что Чанбин расстроится из-за него.

Чанбин и был расстроен, хотя и не из-за Минхо.

Нет... Он был расстроен, потому что он готовил торт для всех, чтобы они могли насладиться, но вместо того, чтобы собраться вместе и поесть, они собраются, чтобы обсудить свой план действий. Чанбин понимал, что это важно, и они не могли просто стоять на месте (особенно когда казалось, что они подвергаются все большей и большей опасности каждый раз, когда выходят за пределы бункера на задании), но почти все его воспоминания были сосредоточены на ситуациях как эта. Они состояли из боев, тренировок, тяжелых дискуссий и планирования. Он просто хотел оставить счастливые воспоминания с теми, кто ему дорог.

Почему у нас не может быть этого? Почему я не могу иметь хоть что-то хорошее?

Он закусил губу и покачал головой, прогоняя горькие мысли из головы. Нравилось ему это или нет, но им все еще предстояло столкнуться со многим, и чувство обиды не помогло бы выбраться из их нынешнего затруднительного положения.

Ему также придется извиниться перед Минхо, на случай, если его беспокойная внешность создаст впечатление, что он недоволен старшим.

Когда он подошел к компьютерному залу, то расслабил брови от хмурого взгляда, в котором они оказались бессознательно, и убедился, что готов растянуть губы в улыбке. Он знал, насколько нервирующим будет предстоящее обсуждение для Джисона и Чонина, поэтому самое меньшее, что он мог сделать, это попытаться облегчить их беспокойство, притворившись беззаботным.

Он открыл дверь, и его встретила знакомая уютная темнота компьютерного зала. По неизвестной ему причине Джисон и Чонин предпочитали играть с выключенным светом, так как, очевидно, это делало видеоигры более атмосферными. Чанбин думал, что так они портят глаза и сокращают время до того, как им придется носить очки, но держал свои сомнения при себе, так как, по крайней мере, им было весело.

Никакого внимания к его приходу не последовало – не то чтобы он ожидал его, – поэтому он проскользнул в дверной проем и начал пробираться через ряды столов туда, где он мог видеть яркий свет, исходящий от пары компьютерных экранов.

Джисон и Чонин сидели рядом, надев на уши массивные наушники. Неудивительно, что они не слышали, как он вошел.

Чанбин обнаружил, что его улыбка стала немного менее натянутой, когда он стянул наушники Чонина, заставив младшего издать пронзительный тревожный визг. Его рука переместилась с мыши на клавиатуру, когда он поспешил поставить игру на паузу, прежде чем повернулся в кресле и посмотрел вверх, чтобы бросить Чанбину безразличный взгляд. Улыбка Чанбина стала шире, и он даже дразняще подмигнул Джисону, когда брюнет снял собственные наушники, выглядывая из-за Чонина, чтобы посмотреть, что там за шум.

— Чем могу помочь? – спросил Чонин, его тон был нетерпеливым и более чем забавным для Чанбина, который рассеянно возился с наушниками в руке.

— Боюсь, мне придется ненадолго отвлечь вас, ребята, от вашей игры. Извините уж, – извинился он, хотя легкость в его голосе показывала, что он совсем не чувствовал вины.

Джисон игриво приподнял бровь, скрестив руки на груди. 

— Тебе нужна помощь с тортом, не так ли?

Ухмылка Чанбина исчезла в мгновение, и настала его очередь разочарованно нахмуриться. Джисон все еще смотрел на него так самодовольно, что любые угрызения совести, которые Чанбин испытывал за то, что прервал их игру, полностью исчезли.

— Нет, на самом деле. Я прекрасно справлялся сам, – возразил Чанбин, решив немного солгать во благо своей гордости. Однако было не время шуток, и хотя Чанбин не хотел беспокоить пару, он также не мог притворяться, что все в порядке, когда это было не так. Его тон был тише при уточнении, хотя он старался звучать относительно мягко, когда добавил: — Мы проводим групповое собрание.

Его слова вызвали немедленную смену настроения. Игра Чонина перешла от паузы к полному игнорированию, поскольку он торопливо выключил компьютер и встал со своего места. Джисон отреагировал немного медленнее, но его движения были тяжелыми от опасения, когда он выключил свою собственную игру, сняв наушники с того места, где они свободно висели на шее, и вместо этого положил их на клавиатуру перед собой.

Они нередко собирались вместе, но слово «собрание» отличало его от обычных тусовок. В последний раз они были на встрече, чтобы как следует рассказать Сынмину обо всем, что произошло, пока он был без сознания, после того, как он полностью отдохнул, и они были уверены, что на него больше не действует успокоительное. Однако это было посвящено только обзору на произошедшее, а не рассмотрению того, куда они пойдут дальше. Чан подумал, что будет лучше дать им всем немного расслабиться.

Джисон и Чонин, должно быть, догадались, какой будет тема их встречи, хотя Чанбин не давал им никаких намеков, когда они выходили из компьютерной комнаты. Во-первых, они даже не спросили, и оба вдруг потеряли свою прежнюю болтливость в пользу того, чтобы следовать за ним в осторожном молчании.

Когда они вошли, в общей зоне было тихо, хотя Чанбин не чувствовал себя слишком неловко, поскольку вместо обычных теплых приветствий его приветствовал сладкий и приятный аромат.

Инстинктивно его взгляд скользнул в сторону кухни и остановился на большом бисквите, оставленном остывать на тарелке. К клубнике и сливкам еще не притронулись – Чанбин лениво подумал, действительно ли Хёнджин и Феликс ждали его возвращения, – но он и без того уже выглядел достаточно хорошо, чтобы его можно было есть.

Не обращая внимания на предпочтения своего желудка, Чанбин отвел взгляд и вместо этого сосредоточился на зоне отдыха – месте, которое было неофициально объявлено местом их собраний.

Его плечи слегка расслабились, когда он заметил, что остальные уже были там, включая Сынмина. Брюнет был зажат между Чаном и Феликсом, а Хёнджин и Минхо заняли один из других диванов. Они тихо разговаривали между собой, но Чанбина не волновало, что Чан уже все им рассказал; он бы подождал, пока они все соберутся вместе.

Бросив быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Джисон и Чонин оба здесь, он подошел к диванам и сам расслабился в одном из кресел. Обычно он предпочитал сидеть поближе к своим друзьям, хотя в данном случае предпочел быть подальше. Он хотел видеть их выражения, а также не был уверен, сможет ли он удержаться от физической дрожи, если они проголосуют за возвращение в Дживайпи. Он не мог допустить, чтобы кто-то из них увидел его в таком состоянии.

Чан целеустремленно прочистил горло, когда Джисон проскользнул в пространство рядом с ним, а Чонин опустился рядом с Хёнджином, эффективно создав обеспокоенную тишину.

— Итак… Я позвал вас, ребята, чтобы мы могли поговорить о том, что делать дальше, – начал он, не теряя времени. Чанбин был благодарен за это; он уже чувствовал, как его нога начинает подергиваться от ужасного предвкушения. — Мин, Бинни и я немного поговорили втроем, и у нас появилась пара идей, которыми мы хотели поделиться со всеми вами. И, если у вас есть что добавить по ходу дела, не стесняйтесь.

Он сделал паузу, знакомая тяжесть его взгляда прошлась по их группе. Чанбин откинулся на спинку подушки позади себя, копируя действия Чана, рассматривающего остальных. Все они, казалось, знали, о чем будет их разговор, и в результате выглядели неловко (особенно Сынмин), но никто из них не отступил.

Когда Чан убедился, что все слушают и готовы, он продолжил.

— Выслушав Мина, мы почти полностью уверены, что Дживайпи не стоит за записями или попыткой похитить Сынмина. – Сказанный брюнет напрягся, заставив Феликса успокаивающе положить руку ему на колено. Чан бросил на него мимолетный взгляд жалости, прежде чем повернуться к группе. — Поэтому мы не можем использовать это как предлог, чтобы больше не обращаться к нему по этому поводу. И, учитывая все, что произошло в последнее время, я думаю, можно сказать, что мы все немного напуганы… Я полностью пойму, если вы, ребята, захотите получить чью-то помощь, потому что, как бы мне не хотелось это признавать, это может быть выше наших сил.

— Теперь, как я уже говорил, если вас действительно не устраивает то, что мы здесь решили делать, вы можете уйти. Мы не собираемся заставлять вас делать что-то, чего вы не хотите. – Несколько других тоже напряглись, казалось, уловив то, что Чан собирался попросить их сделать. Чанбин попытался прочитать их выражения, но смутился, обнаружив, что не может даже предположить, кто из них за что будет проголосовать. — Но мы решили, что, возможно, пришло время подумать, хотим ли мы обратиться за помощью к Дживайпи или нет, учитывая, что многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз рассматривали этот вариант.

Несколько человек неловко переминались с ноги на ногу, а Сынмин сосредоточил взгляд на земле. Их группа повисла в тишине, поскольку всем им, казалось, требовалось время, чтобы смириться с решением, которое Чан просил их принять. Ожидали они этого или нет, Чанбин знал, что каждый из них тщательно обдумает перед тем, как говорить.

Чанбин уже знал, каковы его предпочтения, и он дал понять это как Чану, так и Минхо. Поскольку Минхо решил пойти другим путем, а Чан не уточнил, что он хочет сделать, Чанбин совсем не был уверен в том, каким будет окончательный вердикт. Он в любом случае останется с группой, но его позвоночник покалывает от дискомфорта при мысли о возвращении в Дживайпи.

Он все еще сомневался, захочет ли Сынмин, несмотря на то, что был так близок к тому, чтобы его забрали. Он всегда будто бы презирал идею быть связанным с большой компанией, которой он не полностью доверял – к чему Чанбин относился хорошо – поэтому он мог с уверенностью сказать, что Сынмин встанет на его сторону.

Однако, если он правильно помнит, и Джисон, и Чонин изначально решили пойти в Дживайпи, когда они впервые провели голосование. И когда Чанбин посмотрел в сторону Хёнджина и Феликса, он искренне задался вопросом, сделают ли двое младших то же самое.

Феликс заговорил первым, так как Чан откинулся на спинку кресла и позволил всем обдумать свои слова.

— Значит, вы, ребята, уже много говорили об этом? – спросил он, его глаза мерцали нерешительностью, когда он переводил взгляд между тремя старшими. Чанбин вспомнил, что в прошлый раз он не мог голосовал, так как присоединился к ним всего за день до этого. Хотя с тех пор многое изменилось, в нем все еще чувствовалась неуверенная нервозность, когда он спросил: — Можем ли мы сначала услышать, чего вы, ребята, хотите? Это может помочь нам – или, по крайней мере, мне – решить.

Чан немедленно кивнул, его проницательный взгляд переместился на Чанбина, который слегка напрягся под внезапным вниманием. Он не ожидал, что его вызовут так рано, но предположил, что в этом есть смысл.

— Я все еще не думаю, что нам стоит идти, – сказал он, оторвав взгляд от Чана, чтобы посмотреть на Феликса. Волнение на лице младшего немного уменьшилось в ответ на ответ Чанбина, и он позволил себе почувствовать проблеск надежды. Он отвел взгляд, сжав руки в кулаки. — Возможно, он не обязательно стоит за этими нападениями, но он не будет спасителем, на которого некоторые из вас могли бы надеяться. Даже если он действительно поможет нам, он будет ждать что-то взамен и не будет щедрым, если мы не сможем дать ему это.

Обычно он чувствовал бы себя виноватым за то, что говорил так прямо, но он не мог позволить себе ничего приукрасить. Если они действительно собирались вернуться в Дживайпи, остальные должны были знать, во что они ввязываются.

— И, в противовес, – внезапно сказал Минхо, заставив все взгляды снова сфокусироваться на нем. Чанбин почувствовал мимолетное облегчение от того, что внимание переключилось, прежде чем он снова напрягся от следующего заявления Минхо. — Я думаю, что мы должны уйти. Хотя Дживайпи может быть не лучшим местом для жизни, я совершенно уверен – это будет лучше, чем то, что эти неизвестные люди хотят сделать с нами. Нам нужно рассмотреть происходящее сейчас, и на последствиях сосредоточиться позже.

Чанбин нахмурился, услышав слова Минхо, и не только потому, что не согласился с вариантом, который выбрал старший. Было также что-то не так в том, как он говорил, хотя он явно не пользовался силой, иначе он бы всем сердцем увлекся идеей Минхо.

Он просто чувствовал, что чего-то не хватает, как будто Минхо что-то скрывает от них. Он никогда раньше не придерживался таких взглядов, так почему же такая внезапная перемена?

Он незаметно наблюдал за реакцией остальных. Большинство, казалось, просто обдумывали слова Минхо и Чанбина, используя их, чтобы прийти к собственным выводам, но был один человек, который не отражал задумчивых выражений остальных. Подозрение Чанбина только росло, так как это оказался тот самый человек, который, как он догадался, знал, что еще Минхо скрывает от них.

Джисон смотрел на Минхо встревоженными глазами. Он прикусил нижнюю губу так, отчего его щеки казались более округлыми, за что Чанбин подразнил бы его, будь в любой другой среде, но вместо этого он выглядел только более нервным и уязвимым.

Что ты знаешь такого, чего не знаю я, Сони?

Чанбин отвел взгляд от Джисона, когда Чан заговорил, его ровный голос прорезал тяжелую тишину, которая снова повисла над ними.

— Что касается меня… На этот раз я не буду голосовать. Я вижу плюсы и минусы обоих вариантов, и сам начинаю терять личные предпочтения. Я пойду туда, куда вы, ребята, посчитаете лучшим.

Феликс склонил голову набок, выглядя, возможно, даже менее решительным, чем когда впервые высказал свою просьбу, и Чанбин не мог не разделить это чувство. Несмотря на то, что Чан сказал ранее, и выбор, который явно разъедал его изнутри, Чанбин ожидал, что блондин сделает то же, что и он.

А затем взгляд Чана остановился на нем, заставив плечи Чанбина расслабиться в понимании.

Чан не забыл травму, которую они пережили, и тьма за его глазами отражала тот же холодный ужас, который испытал Чанбин в ответ на возвращение на базу человека, который забрал их в первую очередь. Но в этом была и твердая решимость, и Чанбин сразу понял, что Чан пытался донести.

Теперь они не были вдвоем. Они не могли контролировать решения других, а также не могли идти против выбора группы, если те хотели перейти в Дживайпи. Вместо этого они сделают все возможное, чтобы обезопасить своих друзей, поскольку то, что ранее сказал Чан, было правдой: они знали больше о Дживайпи, поэтому, возможно, они могли бы также смягчить опыт для других.

Но Чан ошибался. Это было не так просто. Дживайпи был по-настоящему злым человеком; в нем не было ни капли милосердия.

Откуда ему знать об этом? Чанбин обвинял себя, отводя взгляд от Чана и игнорируя обеспокоенный взгляд, оставшийся на нем. Ты не все ему рассказал. Это уничтожит его.

Как будто он мог читать мысли Чанбина, Феликс был первым, кто высказал свое предпочтение. То ли подстегнуло его решение то, что он услышал о выборе других, то ли он просто не был рядом достаточно долго, чтобы иметь столько же поводов для размышлений, сколько и остальные, Чанбин стал чуть менее расстроен своим ответом.

— В прошлый раз я не голосовал, но… могу ли я сказать, что не хочу идти в Дживайпи? – Он начал осторожно, заметно спотыкаясь под внезапной тяжестью взглядов остальных. Чан кивнул, одновременно отвечая на его колебания и ожидая подробностей. — В прошлый раз мне нужно было обдумать так много всего, что я ничего не сказал, но в последнее время я много думал об этом, и теперь мне известно точно, что я правда-правда не доверяю этому дяде.

— Мне еще мало что о нем рассказали – и к лучшему! Но одного только личного опыта у меня достаточно, чтобы сказать, что в любом случае я бы не хотел с ним общаться. – Некоторая робость исчезла с лица Феликса, и Чанбин был удивлен, увидев, как нехарактерный гнев омрачил его черты. Он посмотрел на Чана, который запнулся, казалось, разделяя мнение Чанбина о том, что его нервирует видеть Феликса таким рассерженным. — Он забрал тебя у меня, не дав никаких намеков, чтобы сказать мне, что ты все еще жив. Конечно, он мог бы сделать что-то, неважно насколько маленькое, просто чтобы я и все остальные знали, что с тобой все в порядке. Это может быть эгоистично с моей стороны так думать, но я просто не могу ему этого простить. Он не дал тебе выбора, он просто украл тебя и никогда не давал возможности вернуться.

Чан, казалось, увядал с каждым словом, слетавшим с губ Феликса, как будто он винил себя в действиях Дживайпи и страданиях, причиненных его другу.

Возможно, это был первый раз, когда Феликс проявил хоть каплю эгоизма перед ними, и Чанбин почти с облегчением стал свидетелем этого. В его голове тут же всплыло множество причин, почему Дживайпи никогда не связывались с Феликсом или его семьей, чтобы официально сообщить им, что Чан жив – как для их собственной безопасности, так и для безопасности Чана – но для Феликса это явно не имело значения.

Каким-то образом это заставило Чанбина больше уважать его, поскольку это показало, насколько Феликс заботился и лелеял тех, кто был ему ближе всего.

— Ну… – Голос Чана сорвался, и было очевидно, что он пытается оправиться от натиска эмоций, который, должно быть, был вызван заявлением Феликса. Он откашлялся и отвел взгляд, сложив руки на коленях. — Хорошо, это вполне понятно. Тогда один голос за отправление в Дживайпи и два за то, чтобы остаться в стороне.

— Два голоса, чтобы пойти.

И снова Чонин застал большую часть их группы врасплох, сделав неожиданное высказывание, хотя и не Чанбину. Старший только откинулся на подушку позади него, не чувствуя шока, который, казалось, исходил от некоторых других, поскольку он уже догадался, что это будет ответ Чонина. В конце концов, он проголосовал так и в первый раз.

Минхо выпрямился, непроницаемые эмоции в его глазах сменились трезвым любопытством, когда он тихо спросил: 

— Почему, Йени?

— Я думаю, последней миссии должно быть достаточно для ответа, – мрачно ответил Чонин, почти в точности повторяя слова Минхо, сказанные ранее. Чанбин предположил, что это было вполне естественно; причина, по которой им вообще понадобился такой разговор, заключалась в том, что произошло во время миссии. — За последние несколько дней я пытался обо всем забыть, но эта дискуссия только что вернула это ко мне… И мне страшно. Я не знаю, как долго мы сможем продолжать идти вперед, если останемся такими, какие мы есть.

Несмотря на короткую речь Чонина, она огорчила всех, включая Чанбина. Он не совсем понимал, каково это было для младшего, оказаться в такой напряженной ситуации, с которой он изначально не мог ничего сделать, поскольку был полностью заблокирован от систем особняка. Он чуть не потерял самого близкого ему человека.

Было вполне разумно, что он боялся и хотел получить помощь любым возможным способом, даже если это был человек, который, как знал Чанбин, превратил бы любую помощь, которую он им оказал, в долг. Возможно, для Чонина все было лучше, чем пытки, которые ждали его в задней части фургона, когда Минхо и Хёнджин ушли, пытаясь спасти Сынмина.

— И это… тоже совершенно понятно, – тихо сказал Чан, его ранее неустойчивый голос стал мягким и меланхоличным. — Тогда два-два.

Чанбин не знал, что и думать. Он не знал, должен ли позволить своему растущему страху одолеть его или попытаться прислушаться к другой части себя, которая говорила, что он эгоистичен, и позволяет своим личным переживаниям и предубеждениям мешать тому, что было бы лучше для группы.

По правде говоря, он понятия не имел, как там будут обращаться с его друзьями. Возможно, из-за того, что все они привыкли к своим способностям так, как не чувствовали себя он и Чан до того, как их забрали, они не будут подвергаться такому же давлению.

Почему-то он сомневался в этом.

Повисла тишина, что нервировало, так как в разговоре редко случались перерывы, когда они собирались все вместе. Чанбин хотел, чтобы однажды они смогли расслабиться и повеселиться, как в момент, когда красили зеркала в тренировочном зале или когда Феликс выводил их на улицу, чтобы показать им звезды. Тем не менее, продолжая постукивать ногой по земле в устойчивом ровном ритме, он чувствовал, что это будет невозможно в ближайшие годы.

— А что насчет вас, ребята? – в конце концов подсказал Чан, продолжая поддерживать разговор. Чанбин уважал его за это; он сомневался, что сможет снова говорить, пока их вердикт не будет вынесен, не задыхаясь. — Кто-нибудь из вас троих готов проголосовать?"

Хёнджин, похоже, взял на себя ответственность ответить первым. Губы блондина скривились от дискомфорта, что причинило Чанбину боль по причине, в которой он не совсем был уверен.

— Я… теперь я больше не уверен.

Его голос дрожал от невыразимых эмоций, и Чанбин почувствовал облегчение от того, что линзы солнцезащитных очков, которые он носил в тот день, были такими темными, поскольку он не был уверен, сможет ли принять тот взгляд, который будет сиять в темноте глаз младшего.

— В прошлый раз, когда вы спросили меня об этом, я был уверен, что никогда не сдамся Дживайпи, потому что из того, что вы, ребята, сказали мне, какой контроль он будет иметь надо мной из-за моих способностей. У меня даже возникала мысль: “Если вы все захотите пойти к нему, я могу решить покинуть группу”.

За словами Хёнджина последовала ошеломленная тишина, и Чанбин на мгновение помолился, что ослышался. Однако, судя по выражению ужаса на лицах других, он этого не сделал, отчего по его спине снова пробежали мурашки.

Он просто не мог представить себе жизнь без Хёнджина, который всегда был для них тонким источником утешения и поддержки, способным мгновенно определить, что не так, и каким-то образом точно знать, что нужно сделать или сказать, чтобы исправить ситуацию. Одной мысли о том, что Хёнджин расстается с ними, было достаточно, чтобы Чанбин почувствовал себя пугающе пустым внутри.

— Но теперь… – продолжил Хёнджин, втягивая плечи в себя. — Теперь я действительно не знаю. Несмотря на то, что я не хочу идти, было бы эгоистично с моей стороны удерживать вас, если это действительно лучшее, что можно сделать. Я не думал о Дживайпи как о ком-то, кто мог бы помочь нам или уничтожить того, кто оставил сообщения. Я всегда думал о нем только как о ком-то, кто может причинить мне боль. И только мне, а не кому-либо из вас.

— Простите, это было так эгоистично, и теперь я это понимаю. Но я просто не знаю, смогу ли я вернуться к чему-то подобному, впервые в жизни пожив с комфортом. Я не знаю...

Он замолчал, наклонился вперед и взволнованно провел рукой по волосам, с тревогой потянув за концы. На долю секунды Чанбин мельком увидел его глаза поверх оправы солнцезащитных очков, только чтобы увидеть, как они плотно закрыты в смеси конфликта и ненависти к себе.

Все они были потрясены невыразимо, как горестным бормотанием Хёнджина, так и его физическим возбуждением. Чонин поднял руку и провел ею по сгорбленной спине Хёнджина, поколебавшись, прежде чем очень осторожно опустить ее, чтобы успокаивающими кругами погладить мягкую ткань его рубашки. Казалось, это только больше огорчило Хёнджина.

— Я пойду с вами, ребята, что бы ни случилось… Но я не думаю, что достаточно силен, чтобы сказать это, я не думаю, что смогу-

— Хёнджин.

Вопреки своим прежним ожиданиям, Чанбин смог говорить четко и с такой уверенностью, которая, по его мнению, была невозможна, учитывая, как он боялся. Однако он отодвинул это в сторону, позволив своему голосу прервать взволнованную болтовню Хёнджина.

Младший помолчал, затем медленно поднял голову с рук и выпрямился. Рука Чонина соскользнула со спины, когда он посмотрел в сторону Чанбина, темнота его линз делала линию его взгляда непонятной. Но каким-то образом Чанбин знал, что Хёнджин смотрит прямо на него.

— Не нужно заставлять себя голосовать, если ты не готов или если у тебя нет четкого мнения, – сказал он, приятно удивившись тому, как ровно звучал его тон в напряженной тишине. Он указал на Чана, который сразу же понял, о чем Чанбин, и наклонился вперед на своем сиденье, как будто чтобы сделать себя более заметным для Хёнджина. — Чанни тоже отказался. И это нормально.

Губы Хёнджина приоткрылись, и Чанбину вдруг захотелось, чтобы, в отличие от того, что было раньше, он мог более ясно видеть выражение глаз блондина. Прежде чем он смог попытаться сделать вывод сам, Хёнджин отвел взгляд и слабо кивнул.

Чанбин догадался, что это значит, и он тоже пропускает голосование.

— Да... думаю, я тоже откажусь.

Взгляд Чанбина переместился с Хёнджина на Джисона, который только что говорил в тишине. Он выглядел в гораздо лучшей форме, чем Хёнджин, хотя и потерял свой обычный разговорчивый вид, как он часто делал, когда их разговоры переходили в более серьезную область. Чанбин знал, что, хотя он и чувствовал себя более комфортно с собой и своими способностями, Джисон до сих пор боролся с тем, чтобы увидеть свою ценность в группе.

К счастью, все они узнали, как помочь ему в этом и как заставить его чувствовать себя ценным.

— Что ты имеешь в виду, Сони? – спросил Чан, его тон уговаривал и приглашал Джисона действительно высказать свое мнение. Так и сделал младший.

— Просто… я тоже не собираюсь голосовать. На его лице мелькнуло чувство вины, когда Джисон посмотрел на свои руки, которые были крепко сжаты на коленях. Чанбин почувствовал пик своего интереса и продвинулся вперед на своем месте, когда Джисон продолжил: — Я действительно не могу принять решение. Дело не в том, что я разрываюсь между обоими, я хочу и то, и другое… Правда в том, что я действительно не хочу ни один из них.

— Тогда чего ты хочешь? – спросил Минхо, и на его лице было видно то же замешательство, что и на лице Чанбина.

Казалось, Джисон имел в виду что-то еще, но Чанбин просто не мог догадаться, что это могло быть. Чан упомянул, что если у кого-то из них есть другие идеи, они могут их упомянуть, но он на самом деле не ожидал услышать еще какие-либо идеи. Особенно это касалось Джисона, который никогда не проявлял особой напористости, если дело доходило до высказываний о вещах, которые могли сильно повлиять на их группу.

Должно быть, это было что-то большое, что-то очевидное, что Чанбин должен был увидеть. И только когда Джисон заговорил, он понял это.

— Я хочу, чтобы мы были нормальными. – Маленькая грустная улыбка растянулась на губах Джисона, когда он поднял взгляд со своих колен, чтобы оглядеться на остальных. — Я не хочу, чтобы мы подвергались опасности. Я хочу, чтобы мы покинули это место и не беспокоились о Кле, Дживайпи или даже о том, кто пытается нас выследить. Мы тоже люди… мы люди. Мы молоды. Мы должны получать удовольствие, а не спорить о том, кто больше пострадает от той или иной стороны.

Чанбин почувствовал стыд, оседающий на его плечах, и по столь же опечаленному взгляду Чана он мог сказать, что старший разделяет его чувства.

Джисон был там с первой ночи их новой жизни, свободной от Дживайпи. Каждое отличие, которое они научились ценить, так или иначе включало Джисона, и, хотя он сам не проходил никакого обучения у Дживайпи (слава богу), ему почти начало казаться, что он всегда был там.

Чанбин честно начал забывать, что менее года назад Джисон был совершенно «нормальным» человеком, который проживал свою жизнь в меру своих способностей, несмотря на то, что ему мешали его силы. Было вполне естественно, если учитывая всё, что он видел и был вынужден пережить после того, как покинул свой дом, большая часть его хотела вернуться в тот мир и привести с собой своих друзей.

Чан и Чанбин были настолько поглощены беспокойством о том, что делать дальше, кто пытался их поймать и должны ли они вернуться в Дживайпи, что они забыли об одном аспекте, о котором они поклялись с того момента, как вышли на свободу, они будут держать близко к сердцу.

Эмоции. Грусть, страх, ностальгия, тоска по дому. Они забыли обо всем этом.

Именно такими он хотел, чтобы мы были, не так ли? С горечью подумал Чанбин, глядя на обескураженную фигуру Чана. Будет ли он горд видеть нас сейчас?

— Поэтому, ну… – часть страсти Джисона исчезла, оставив в его голосе знакомо робкое заикание, когда он закончил, — Я знаю, что мы не можем просто так все бросить сейчас. Мы должны сделать один из двух ваших вариантов, но у меня действительно нет предпочтений между ними. Всегда будет выбор, который я предпочту для себя.

Чанбин почувствовал облегчение от того, что, по крайней мере, Джисон признал и, казалось, понял, что они не могут просто так все бросить. Даже если бы они решили отказаться от своей миссии по уничтожению Кле, это не гарантировало бы их безопасность, поскольку Чанбин не думал, что тот, кто оставляет сообщения, остановится по их переезду.

Они не могли вернуться сейчас, как бы всем этого ни хотелось. И Чанбин сделал это, несмотря на то, что воспоминания о его жизни до Дживайпи были далекими и испорченными болью. Он тоже начал мечтать о нормальной, безопасной жизни со своими друзьями.

Но они просто не могли. Не сейчас и не надолго.

Чан кивнул, казалось, не зная, как ответить, но самонадеянное разочарование еще на мгновение исказило его черты, когда он отвел взгляд от Джисона. Чанбин догадался, что его раздражает невозможность дать Джисону желаемое, и то, что догадался Чанбин, желали они все.

— Хорошо, тогда… Если Джинни, Сон и я не голосуем, значит, по два голоса с каждой стороны. – Ему удалось охладить выражение своего лица до более нейтрального, поскольку всеобщее внимание медленно переместилось на оставшегося участника, который не произнес ни слова с тех пор, как они устроились вместе. — Сынмин? Что ты думаешь?

Чанбин предположил, что Чан надеялся оказать Сынмину услугу, оставив его напоследок, дав ему достаточно времени, чтобы как следует собраться с мыслями. В конце концов, он прошел через эту миссию больше всего, и хотя изначально он был тем, кто больше всех был против перехода в Дживайпи (за исключением самих Чана и Чанбина), было бы понятно, если бы его позиция с тех пор изменилась.

К сожалению, благонамеренные действия Чана в конечном итоге оказали наибольшее давление на Сынмина, поскольку его голос был решающим. Если он решит пойти с большинством и остаться нейтральным, тогда у них останется ничья, что для Чанбина было худшим возможным исходом. Он предпочел бы душераздирающее убеждение вернуться в Дживайпи, а не туманное будущее. Ему уже казалось, что он постарел на несколько лет за время их разговора.

Если Сынмин и чувствовал вес своего выбора, то не показывал этого. В отличие от своей обычной напряженной позы, он выглядел неожиданно комфортно на своем месте между Чаном и Феликсом, как-то расслабляясь по мере того, как шли минуты.

Что-то изменилось в Сынмине со времени последней миссии, и Чанбин не мог понять, что именно. Раньше Чанбин мог видеть молодого себя в младшем, и внезапно почувствовал, что Сынмин сделал шаг в другом направлении, хотя и не совсем в негативном ключе. Он казался немного менее взволнованным, как будто что-то заставило его чувствовать себя более комфортно с самим собой и с тем, где он находится.

Но, несмотря на спокойное лицо Сынмина, Чанбин не мог не затаить дыхание от нервозности, когда брюнет открыл рот, чтобы сделать жизненно важный выбор.

— Я все еще не хочу идти в Дживайпи.

Чанбин почувствовал, как будто из него высосали жизнь, и с громким вздохом облегчения рухнул обратно на подушки позади себя. Он не осознавал, насколько напряженным было его тело, пока не смог отпустить все это.

Расслабились и все остальные, даже те, кто голосовал против. Было приятнее получить точный ответ, чем продолжать нервно разрываться между двумя вариантами. Чанбин бросил осторожный взгляд в сторону Минхо, так как старший первым предложил уйти. В глазах Минхо было что-то пугающе похожее на страх, но это длилось самое большее долю секунды, прежде чем он кивнул и вернулся к своему обычному хладнокровному виду.

Прежде чем Чанбин смог вернуться к размышлениям о том, что может быть не так, Сынмин снова заговорил, его голос был полон уверенности.

— Хотя вокруг были и другие люди, меня предал отец. Моя собственная плоть и кровь, человек, которому я должен был бы безоговорочно доверять. Это даже не так сильно расстроило меня, ведь это только показало мне кое-что… – Мягкая, но не менее искренняя улыбка озарила его лицо, и Чанбин почувствовал, как часть его собственного волнения тает при виде этой улыбки. — Вы единственные, кто никогда меня не подводил. Я не знаю, кому я могу доверять, кроме вас, а это значит, что я хочу остаться с вами наедине. Нас только восемь человек.

Глаза Сынмина блуждали по их группе, замечая каждое выражение благоговейного страха. Даже Минхо, казалось, на мгновение забыл обо всем, что его тяготило, и вместо этого просто выглядел тронутым тем, что кто-то еще из их группы так открыто заявил о своем доверии к нему.

Когда взгляд Сынмина остановился на Чанбине, у старшего перехватило дыхание от того, насколько по-другому Сынмин выглядел по сравнению с отчужденным, недоверчивым убийцей, которого он впервые встретил несколько месяцев назад. Вместо подозрительности и настороженности было только теплое, светлое обожание, не меркнувшее в ответ на любого члена их группы.

Казалось, он стал немного сильнее, когда Сынмин встретился взглядом с Чонином, но Чанбин ожидал этого; в конце концов, он не дурак.

Хитрая, ласковая ухмылка появилась на его лице, когда он наблюдал за двумя младшими, прежде чем окинуть взглядом и остальных.

Ты прав, Сынминни, удовлетворенно подумал он. Восемь — хорошее число.

— Тогда… Значит, два к трем. Мы не пойдем в Дживайпи, по крайней мере, пока.

Заявление Чана остановило растущий уровень счастья Чанбина простым использованием слова «пока». Из-за нарастающего страха он не совсем понимал, насколько они близки к возвращению в Дживайпи. В конце концов, все свелось к голосу Сынмина, а это означало, что их группа была самой разрозненной, чем когда-либо прежде.

'Пока.' Чанбин знал, что Чан сказал это не просто так. Почти наверняка им снова придется выбирать между двумя вариантами, и, следуя текущему образцу, в следующий раз действительно может быть вынесен вердикт, которого Чанбин так отчаянно пытался избежать.

Пока другие участники группы продолжали расслабляться, Чанбин пытался подавить свою сильную тревогу. Ему казалось, что он бежит от чего-то, а оно росло все быстрее, и был только вопрос времени, когда оно настигнет его.

У тебя скоро кончится время, Со Чанбин.

— И в таком случае, я думаю, всё, что мы можем сделать, это покончить с Кле как можно скорее. Нам еще нужно отдохнуть и восстановить силы, но мы на полпути по разрушению их подразделений, и я предполагаю, что Мирох будут очень ослаблены, учитывая то, что произошло как в банке Хронос, так и в старом доме Сынмина. После всей проделанной нами работы мы не можем позволить ей пропасть. Мы не можем позволить им восстановить себя сейчас.

Он сделал паузу, проверяя, довольны ли остальные этим планом действий. Они не были в восторге, но теперь, когда они отказались от Дживайпи, другого пути быть не могло. Даже Джисон, который выразил свою неприязнь к работе, которую они выполняли с бандами, кивнул в знак согласия.

— И что тогда? – спросил Чонин со смесью опасения и любопытства на лице.

Чан пожал плечами, часть усталости, которую Чанбин знал, он, должно быть, чувствовал, ощущалась тяжелым грузом. 

— После этого я не знаю. Мы выясним, что делать с этими людьми, преследующими нас, будь то с Дживайпи или нет. Но мы преодолеем это препятствие, когда доберемся до него.

И снова большинство их членов кивнули. У Чанбина болела голова, когда он думал так далеко в будущем, поскольку их продолжающаяся битва с Кле казалась достаточно утомительной, поэтому вместо этого он лишь поднял большой палец вверх.

Никто не говорил; все они, вероятно, были погружены в свои мысли после голосования. Чанбин тоже, хотя у него было меньше мыслей и больше тошнотворных повторений «вы могли бы вернуться к нему, вы могли бы вернуться в Дживайпи».

Внезапно Чанбин почувствовал на себе тяжесть чьего-то взгляда и несколько неохотно оторвал глаза от земли. Он встретил взгляд Чана, который почти отчаянно смотрел на него с другой стороны их полукруга.

На мгновение Чанбин был сбит с толку, пока не понял, о чем просила безмолвная мольба во взгляде Чана. Разговор о Дживайпи закончился, оставив всех в напряженной и задумчивой тишине. Им нужно было заняться чем-то другим, а все остальные, казалось, были слишком погружены в свои мысли, чтобы что-то предложить. Чану не хватало эмоциональной силы, чтобы сделать это самому, поскольку он вел дискуссию от начала до конца, а Чанбин только начал понимать, насколько это должно быть тяжело для него.

Чан просил его отвлечь внимание, нарушить тишину, сделать что-нибудь, что могло бы сдвинуть их с места и отвлечь от того, что только что произошло. И, к счастью, Чанбин тоже очень этого хотел.

— Ну, – воскликнул он, заставляя свои ноги оттолкнуть себя от кресла, в котором он сидел. Взгляды остальных были прикованы к нему, поэтому он весело улыбнулся, его внимание на несколько мгновений задержалось на Хёнджине и Феликсе, которые оба оживились, когда, казалось, поняли, что у него на уме. — Есть торт, который нужно покрыть кремом, и тогда, я думаю, мы все заслуживаем попробовать кусочек.

Он уже собирался перейти на кухню, когда Сынмин заговорил, его ранее ровный и сильный голос вдруг стал странно неуверенным.

— Вообще-то… Можешь подождать секунду? Это первый раз, когда мы все вместе за несколько дней, и эм… – Он замолчал на секунду, заставив Чанбина зафиксировать его под пытливым взглядом. Однако Сынмин не смотрел на него, а вместо этого обратил внимание на Чонина. — Мы с Йени хотим, чтобы вы знали кое-что.

Все мысли о торте покинули голову Чанбина, и он тут же откинулся на спинку стула. Хёнджин и Феликс тоже остановились, собираясь последовать за Чанбином на кухню, хотя у первого было странное подергивание губ, от чего Чанбин был более чем напуган.

Чанбин снова повернулся к Сынмину, который, казалось, вел еще один молчаливый разговор с Чонином. Чанбин мало что мог прочитать из этого, так как пара, казалось, действительно понимала друг друга, не говоря ни слова, но Сынмин выглядел совсем иначе по сравнению с собранным, уравновешенным человеком, которым он был раньше.

Его глаза сверкали юношеской смесью возбуждения и нервозности, а рот растянулся в выжидательной ухмылке — и он покраснел?

— Ну, эм… – Сынмин громко сглотнул, оторвав взгляд от Чонина, который выглядел так, словно хотел упасть на диван, на котором сидел, чтобы внимательно осмотреть остальных. — Мы с Йени… Вместе. Мы нравимся друг другу, и теперь мы вместе.

На долю секунды Чанбин почувствовал себя совершенно потерянным. Он знал, что Сынмин и Чонин нравились друг другу; они разделяли связь, которая была достаточно сильной, чтобы соперничать с связью между Чаном и Чанбином, и она сформировалась всего за пару лет. И, конечно же, они были вместе, и даже сидели всего в нескольких метрах друг от друга.

Затем, когда Чанбин заметил покраснение, растекающееся по их лицам, он понял, что на самом деле имел в виду Сынмин.

Оу. Они вместе, типа то самое “вместе”.

Чанбин внезапно понял это. Он задавался вопросом, почему между ними было такое уникальное напряжение, поскольку они заставляли всех остальных чувствовать, что они что-то прерывают, а потом вдруг расползались вокруг бункера только потому, что они не хотели столкнуться друг с другом. Раньше он сравнивал их отношения со своими отношениями с Чаном, но это явно был не тот способ думать об этом.

Оу...

Радостная ухмылка появилась на его лице, и, прежде чем Чанбин успел сдержаться, он сиял с такой силой, что у него начали болеть скулы. В груди у него стало легко, а сердце забилось быстрее, когда он посмотрел на двух младших. В то время как его эмоции были в приподнятом настроении, самыми счастливыми они были за долгое время, все, что он мог думать, было-

— Наконец-то блять.

— Чанбин! – Чонин взвизгнул, бросив на старшего ошеломленный взгляд. Если Чанбину показалось, что Сынмин выглядит взволнованным, это было ничто по сравнению с выражением лица Чонина, и он почувствовал, как его улыбка расширилась до такого размера, который он раньше считал невозможным.

— Что? – поддразнил он, игриво пожав плечами. — Пришло время вам, ребята, понять и действовать в соответствии со странным напряжением, которое всегда преследовало вас обоих. Теперь мы все знаем, что это было из-за того, что вы влюблены.

Он удлинил последнее слово, многозначительно подмигнув в сторону Чонина. Младший застонал и уронил голову на руки, бормоча что-то вроде «нам следовало подождать», в то время как Сынмин, казалось, разрывался между тем, чтобы сделать то же самое или бросить подушку позади себя в голову Чанбина.

Чанбин откинулся назад, улыбка все еще освещала его лицо. Удивительно, как резко улучшилось его настроение, но это действительно доставляло ему неописуемый восторг, как двое из его ближайших друзей наконец-то смирились со своими чувствами, и, несмотря на смущение, он мог сказать, что внутри они тоже обрели покой. Он не мог придумать ничего, что могло бы заставить его чувствовать себя лучше.

— Вау… – Феликс заговорил следующим, его глаза смягчились, когда он улыбнулся этой парочке. Чонину удалось поднять лицо от рук в ответ на нежный, облегченный тон блондина. — Поздравляю. Я так рад за вас, ребята.

— Спасибо, Ликс. Бин, почему ты не можешь быть больше похож на Ликса? – пожаловался Сынмин, хотя на его губах начала играть благодарная улыбка, когда Феликс дружески обнял его за плечи.

Однако момент его блаженства вскоре был прерван Минхо.

— Они не заслуживают поздравлений. Они заслуживают наказания, потому что это заняло у них так много времени; тут я согласен с Чанбином, – фыркнул Минхо, заставив Чонина наклониться через Хёнджина и шлепнуть его по ноге. Мгновение спустя Минхо отказался от своего притворного разочарования, его глаза сморщились, когда сторона заботливого, юмористического человека, о котором они все беспокоились, вернулась. — Я, конечно, шучу. Я тоже рад за вас, но, пожалуйста, не целуйтесь при мне, иначе я перестану для вас готовить.

На этот раз Сынмин действительно бросил подушку, а Чонин взвыл и слишком драматично рухнул на плечо Хёнджина. Чанбин чувствовал бы себя виноватым за их непрекращающиеся поддразнивания (за исключением Феликса, который, как и ожидалось, был абсолютным ангелом), если бы их реакции не были такими забавными.

Чан с нежностью наблюдал за этой сценой, даже когда Минхо отправил подушку обратно к другому дивану, почти ударив его по лицу в процессе.

— Знаете, я действительно рад, что вы признались и теперь рассказали нам об этом, – прокомментировал он, лучезарно улыбаясь им обоим. — Я уже начал думать, что мне придется поговорить с вами двумя лично, но я не имею ни малейшего понятия, как, и, вероятно, сделал бы только хуже. Я очень, очень рад видеть, что вы, наконец, со всем разобрались, и я надеюсь, вы оба знаете, что можете рассчитывать на нашу полную поддержку.

На этом Сынмин и Чонин успокоились, посылая Чану одинаковые улыбки благодарности. Чанбин мог представить, что они, должно быть, довольно нервничали, ожидая реакции своих друзей в ответ на их новости, и поэтому обращаться с ними со смесью мягкого одобрения и поддразнивания, чтобы они чувствовали себя более комфортно, казалось ему правильным.

— Выкусите, ребята, я уже знал, – сказал Джисон, закинув ноги перед собой и скрестив руки за головой. — На самом деле, я думаю, что я был первым, кто узнал об этом. Йени рассказал мне раньше.

— Йени! – воскликнул Сынмин, забыв о своем смущении и бросив слегка обиженный взгляд в сторону младшего. — Я думал, мы договорились, что расскажем всем вместе!

Чонин застенчиво поерзал на своем месте, одарив Сынмина извиняющейся улыбкой, которая тут же заставила брюнета смягчиться и улыбнуться в ответ. 

— Извини, Сынни. Это всего лишь наши игровые сессии, понимаешь? Я не могу ничего скрывать от него во время них.

Чанбину пришлось поджать губы, чтобы не расхохотаться от того, насколько очевидно, что они оба были влюблены. Он был поражен тем, что это так долго оставалось незамеченным и игнорировалось, хотя большинство других так или иначе знали об этом. Чанбин тоже видел это, хотя до этого момента он не совсем понимал, что между парой были романтические чувства.

Однако это казалось правильным. Странное напряжение, которое Чанбин ощущал между ними, исчезло и сменилось чем-то настолько искренним и драгоценным, что Чанбину было почти невыносимо смотреть, не говоря уже о том, чтобы думать о себе.

Однако он должен был признать, что это выглядело красиво; быть влюбленным. Он задавался вопросом, влюбится ли он тоже когда-нибудь.

— Ну, в любом случае, боюсь, ты не первый, кто узнал об этом, – сказал Сынмин Джисону, хотя по веселью, сверкающему в его глазах, было ясно, что он наслаждается тем, что лишил другого бравады. — Этот титул должен достаться Джинни.

Чанбин моргнул, поняв, что Хёнджин был единственным, кто открыто не поздравлял и не обращался к паре с тех пор, как они сообщили новости. Вместо этого, как заметил Чанбин, изучая его, Хёнджин просто сидел и наблюдал с довольной, почти гордой улыбкой, украшающей его черты. Он даже поднял палец, чтобы провести пальцем по солнцезащитным очкам, словно вытирая слезу, хотя Чанбин не был в этом уверен.

— На самом деле… – продолжил Сынмин, бросив на Хёнджина такой благодарный взгляд, что Чанбин чуть не задохнулся. — Именно из-за него я вообще осмелился признаться Йени.

Чан издал вопль и бросился на младшего, даже прихватив Феликса с другой стороны от Сынмина в свои объятия. Он уткнулся головой в плечо Сынмина, причитая что-то о том, что он «такой гордый», в то время как Джисон от всего сердца смеялся и ласково поглаживал его светлые кудри.

Чанбин снова поймал себя на том, что улыбается, наблюдая за происходящим. Несколько минут назад он и представить себе не мог, что может чувствовать себя таким счастливым и беззаботным, учитывая только что состоявшуюся дискуссию, и все же он был здесь. И благодарить за это он мог только своих друзей.

По неизвестной ему причине Чанбин обнаружил, что его взгляд скользит от четверки, обнимающейся на диване напротив него, и вместо этого смотрит на Хёнджина, сидевшего напротив них. В настоящее время Чонин интенсивно благодарил блондина, в то время как Минхо слушал с искренней улыбкой.

Каким-то образом, сквозь почти бессвязную болтовню Чонина, Хёнджин поднял глаза, и Чанбин снова почувствовал, что они встретились взглядами.

Смягчив свою широкую улыбку во что-то чуть менее широкое и немного более личное, Чанбин склонил голову в единственном кивке. Он еще не мог как следует отблагодарить Хёнджина, но надеялся, что этот жест сделал его нынешние эмоции достаточно понятными.

Спасибо за помощь этим двоим. Спасибо за то, что ты стал первым, кто испек вместе с Феликсом. Спасибо за то, что ты такой самоотверженный. Спасибо, что сделал нас всех такими счастливыми.

Спасибо.

Хёнджин замер, от теплого света его щеки казались краснее, чем обычно, прежде чем он улыбнулся в ответ и тоже кивнул.

'Пожалуйста.'