В первый раз он просто принимает все, что ему дает Аль-Хайтам. Редкие, смазанные, на грани бесчувственности прикосновения. Геометричные рисунки поцелуев, будто заученные по учебнику, — губы, шея, плечо, по кругу. Всеобъемлющее ощущение личной победы, потому что дорвался, получил, всего-то год стараний прошел. Стабильно ровное дыхание — сверху, сзади, сбоку. Удушающее молчание, наполненное тысячей невысказанных слов и даже необдуманных, непонятных, непринятых мыслей. Ритмичные фрикции, почти автоматические — туда-сюда, туда-сюда.

Кавех впитывает каждое мгновение. Отпечатывает каленым железом каждую деталь на подкорке мозга, чтобы не стерлось, не забылось, не утонуло в потоке бессмысленных воспоминаний.

Не смеет моргнуть лишний раз, беспорядочно шарит взглядом от точки к точке. Блеск капель пота на груди. Едва заметные, с размытыми краями пятна румянца, растекающиеся на щеках и переносице. Прилипшая к виску прядь волос. Вздувшаяся вена, змеящаяся от запястья к предплечью на правой руке. Напряженная морщинка меж бровей. Поджатые в нитку сухие губы. Легкая дрожь в бедрах в конце.

Кавех даже смиренно молчит — и только дышит сбивчиво под чужим весом, пальцами, теплом, интересом. Не решается даже коснуться, боясь спугнуть, когда Аль-Хайтам откатывается в сторону и лишь сверлит глазами потолок. Только ныряет под вытянутую руку, пристраиваясь калачиком под боком и утыкаясь носом в горячую грудь.

В первый раз он просто принимает все, что ему дает Аль-Хайтам, потому что не уверен — повторится ли это снова.

***

— Просто расслабься, — тихим шепотом просит Кавех.

Седлает бедра и легким взмахом руки просит — нет, нагло приказывает, — откинуться на спину и не лезть. Посмотреть, как все может быть, как все должно быть на самом деле. Кавех чуть наклоняется вперед, одной рукой цепляясь за изголовье кровати для сохранения равновесия, а второй — придерживая аль-Хайтама за щеку. Целует долго, изучающе, мокро.

В этот раз даже позволяет себе закрыть глаза, чтобы чувствовать-чувствовать-чувствовать. Как внутри взрываются тысячи бомб руинных стражей. Как рука аль-Хайтам сжимается на его бедре чуть сильнее. Как нос щекочет запах чужого шампуня. Как неуклюже стукаются друг о друга зубы. Как загнанно, крыльями кристальной бабочки на ветру, трепещет сердце за ребрами. Как фантомным набатом бьется в ушах по-прежнему ровное чужое дыхание.

Как аль-Хайтам дает управлять.

— Просто закрой глаза, — тихим шепотом просит Кавех.

Кавех текуче медленный. Размазывает поцелуи, прикосновения, укусы, как акварель по мокрому листу. Ждет, когда впитается, окончательно отпечатается — и добавляет все новые оттенки, не боясь ошибиться.

Коротко, сухо касается губами ямки под ухом. Прикусывает острый угол ключицы. Раскрашивает бок аль-Хайтама красными полосами от ногтей. Зарывается пальцами в волосы на затылке и тянет слегка. Целует снова — настойчивее, требовательнее, жарче. Трется щекой о плечо, грудь, пресс и заканчивает в районе тазовой косточки.

Смотрит из-под ресниц завороженно. Опаляет горячим выдохом чувствительную кожу.

Ловит вспышку напряжения в мышцах. Зацеловывает внутреннюю сторону бедер. Поглаживает подушечками пальцев. Успокаивает — и ждет-ждет-ждет. Пока аль-Хайтам привыкнет. Пока расслабленно подастся вперед.

Пока капитулирует полностью.

— Просто не думай, — тихим шепотом просит Кавех.

Вылизывает долго, старательно. Повторяет языком рисунок едва проступающих под кожей вен. Размашисто проводит от основания до головки. С оттяжкой проводит рукой вверх-вниз, скользя по слюне. Прислушивается чутко к чужим ощущения. Ловит малейшее изменение, запоминая, как нравится. Когда нужно быть нежнее, а когда — грубее. Когда Аль-Хайтам задерживает дыхание. Когда у него с губ предательски слетает чуть слышный стон, который он пытается заглушить дыханием. Когда Аль-Хайтам делает шаг навстречу.

Касается щеки, привлекая внимание, и тянет ближе, чтобы поцеловать. Уткнуться носом в плечо и горячечно дышать, пока Кавех продолжает хаотично-методично двигать рукой и прижимается губами к макушке. И косо стрельнуть недовольным взглядом, когда все прикосновения исчезают.

Кавех мостится между разведенных ног. Обхватывает под коленками и рывком тянет ближе. Клонит голову в бок и мягко, ободряюще улыбается. Выдерживает долгий контакт глаза в глаза. Разлетается внутри вдребезги, когда аль-Хайтам отворачивается. Когда сосредоточенно думает. Когда хмурится бездна его знает чему. Когда нервно сжимает простынь до побелевших костяшек. Когда раздвигает ноги шире.

Когда рушится последний барьер.

— Просто пойми, — тихим шепотом просит Кавех.

Аккуратно растягивает, входя по миллиметру, по фаланге, по пальцу. Возвращает каждый резкий хриплый выдох поцелуем — в коленку, в тазовую косточку, в бедро. Дает перевести дух, чтобы подготовиться к финалу. Толкается внутрь медленно. И опять смотрит-смотрит-смотрит.

На трепещущие ресницы. На беспорядочно вздымающуюся грудь. На закушенную губу. На растрепавшиеся волосы, рассыпавшиеся по подушке. На красные пятна, более яркие, чем раньше — и расплывающиеся не только по лицу, но и шее, плечам, груди. На мутный взгляд из-под полуприкрытых век.

На то, как в нем загорается ответная искра.

***

Аль-Хайтам понимает. Не сразу, но понимает.

Кавех отмечает это, когда тот игриво касается холодными пальцами оголенной спины в вырезе рубашки. Когда кусает за загривок. Когда медленно расстегивает пуговицы, ненавязчиво проводит все теми же холодными пальцами по вертикальной впадинке от груди до пупка. Когда ловит губами тихие охи. Когда движется синхронно стонам.

Когда впервые тихим шепотом в ухо говорит: «Люблю».