Сельский диджей Клавдий покинул свою будку, но оттуда продолжала литься нежными басами американская попса нулевых. В это время по полям ездили трактора, и оттуда доносились те же песнопения.

Федор уронил потяжелевшую от спиртного голову на плечо возлюбленного прокурора; карточные погоны слетели с его плеч. Михаил погладил Федю по взъерошенным волосам, тот сладко улыбнулся. Но думал сейчас цыганский наследник о другой голове: о голове изысканного козьего сыра, которую подарила ему сводная сестра.

Это был прекрасный сыр. Тонкая, цвета лепестков жёлтой лилии шкурка защищала молочно-белый fromage от дурного взгляда. Кажется, даже через неё можно было видеть в цельном куске небольшие дырочки, или, как их называют любители данного молочного продукта, глазки, которые, словно небольшие, но яркие бутончики многолетней рудбекии, «цвели» на сыре, делая его ещё более совершенным творением Господа Фатимы в глазах смотрящего. Если отрезать кусочек такого сыра, то можно даже услышать небольшой хруст, почти что нераспознаваемый человеческим ухом. Но Михаил мог разобрать этот таинственный шёпот. Сыр томным голосом говорил перед тем, как быть съеденным: «Я был сделан из отборного молока молодых козочек, которые каждый день паслись на небесно-зелёных лугах. Они впитывали в себя мудрость и одновременно лёгкость познаний матери природы и, съев меня, ты тоже пресытишься этими знаниями».

Миша представил, как откусывает кусочек сыра. В глазах сразу потемнело — настолько вожделел он этот продукт! Такой сыр раньше производил Мстислав Ибрагимов, как только его дочь подросла и смогла сама гонять коз на луга хлыстом. Фатима всегда носила с собой хлыст — настолько ей нравилось следить за рогатыми созданиями. Но недолго этот прекрасный продукт радовал жителей села: один кусочек в 200 грамм стоил примерно пятьсот рублей, у жителей банально не хватало денег на такую роскошь. Пришлось Ибрагимовым прикрыть лавочку. Очень редко они делали такой сыр: лишь для себя. И вот, со всей сестринской любовью Фатима подарила названному брату эту голову, зная о его неподдельной любви к подобным яствам.

Мы можем и дальше, как господин Толстой, описывать кусок сыра, но, думаем, что вы и так поняли, что Михаил питал к нему необычайную страсть, если даже не животное вожделение.

Картина созерцания прекрасного — огромной сырной головы цвета тосканского солнца, лежащей на столе возле бутылок самогона — сменилась отвратительной — Федя наблевал на пол, перепив самогона.

— Ёб твою мать, чуть мне на зелёные шнурки не попал, — выругался шёпотом прокурор, подбегая к месту извержения блевотных масс и поднимая любовника на диван.

— Я протру. Отведи его к нему в комнату, пока он мне всю хату не заблевал, — сказала Майя, укладывая колоду игральных карт в коробочку.

Михаил повиновался. С трудом они добрались на этаж выше: Федя всё время спотыкался и норовил упасть, но твёрдая хватка товарища не позволяла этому свершиться. Твёрдой, кстати говоря, у Миши была не только хватка в данный момент. Он не мог отделаться от назойливых мыслей о сыре: перед глазами стоял идеальный шафрановый круг с мелкими поверхностными дырочками. Он представлял, как водит языком по этим дырочкам, как его слюна стекает внутрь, пропитываясь ароматами молочного продукта. Ибрагимов поправил стояк через карман, пока его друг полоскал рот в раковине. Как же он хотел выебать и сожрать этот грёбаный сыр…

***

Ибрагимов уложил Федора на его кровать. Тот тяжко выдохнул и обхватил Михаила ногами, роняя подле себя. Их губы соприкоснулись. Чуть придушивая партнёра одной рукой, Федя расслабил ленточки его жабо и потянул передними зубами кожу на его шее. На белой коже остались следы, стекающие бардовыми каплями на белоснежное жабо.

— Я тебя выебу сейчас так, как тебя никто никогда не ебал, — прошептал сквозь зубы Федя, садясь на Михаила. Его тёмный силуэт то и дело покачивался от выпитого спиртного, ещё не до конца вышедшего из организма.

— Надеюсь, что во мне после этого будет больше дырок, чем в маасдаме, — процедил цыганский наследник, срывая с адвоката свитер в ромбик.

Но сколько рот Миши не касался члена Феди, агрегат так и не хотел вставать на полную длину. «Долбанный самогон, » — думал адвокат, безрезультатно двигая пальцами по открытой головке. Михаил изнеможённо смотрел на актива, касаясь холодными губами его груди.

Нахмурившись и пьяно упав с кровати, Федя побрёл к своему шкафу, достав из пакета с надписью «Кабачок» жёлтый драконий дилдо.

— О, нет. Нет-нет-нет. Я помню прошлый раз с этой штукой, — засопротивлялся Миша, очко которого инстинктивно сжалось от страха.

— Не ссы. У меня такой же, — с наигранной хвастливостью предъявила сторона защиты, показывая на своего полувялого одиннадцатисантиметрового бобика.

Когда жёлтое дилдо вошло немного в анус Миши, воображение последнего нарисовало перед глазами кусок сыра. Того самого, оставшегося в комнате Майи. Он похотливо застонал, представляя, как его собственный член входит в одну из крохотных дырочек на цельном куске, растягивая её.

Довольно долго Михаил чувствовал фантомный запах козьего сыра, смешанный с ароматом секса в комнате. Фёдор так и не смог кончить — его слишком развезло от горячительного напитка Лёхи, но он решил немного подсобить более трезвому другу, начав водить языком по его члену.

Итак, Михаил Ибрагимов, с драконьим дилдо в жопе и собственным членом во рту у адвоката, излился последнему в рот, застонав на всю общагу. Думал он в этот момент не о чёрных взъерошенных волосах Феди и его умиротворённой ухмылочке, а о куске козьего сыра, что спокойно лежал на этаж ниже. Но так ли спокойно он там лежал?..

Голые, Михаил и Федор, провалились в сон на кровати, обняв друг друга. Однако дилдо из анального прохода они убрать забыли, что выяснилось лишь утром…

***

Ибрагимова разбудил луч солнца, пробившийся сквозь тонкие занавески Фединой комнаты. Протерев глаза, Михаил бросил взгляд на другое солнышко. Федор еще спал, колючки на голове его казались мягче, под голову подложена рука, что делало его образ и вовсе по-детски светлым. Умиленный Михаил подался было вперед, чтобы сесть и поправить одеяло на любимом, но посторонний предмет в пятой точке не дал ему этого сделать. Тут же районного прокурора пронзила боль, заставившая его вскрикнуть. Но еще больше заставило его вскрикнуть страшное осознание, озарившее его сразу же после этого.

Он совсем забыл про сыр.

Драконий дилдо был достат из очка с такой скоростью, с которой ни за что не был бы извлечен в обычных условиях, но в таком чрезвычайно тревожном положении тянуть кота за хвост не приходилось. Итак, Михаил, второпях накинув на себя свитер с ромбиками и штаны за тысячу рублей, вбежал в комнату Майи. За ним прибыл и Федя, очевидно разбуженный и напуганный воплем любовника.

— Миша, что случилось?

— Где Фатима? Где сыр?! — в панике начал носиться по комнате Ибрагимов. Он начал лихорадочно перебирать вещи в надежде, что сыр случайно завалялся где-нибудь. Но любые поиски были напрасны.

Фатима оказалась, в свою очередь, в медпункте. Как она туда попала, Михаила пока мало интересовало. Он хотел знать про желтую голову.

— Фатима! Что ты делала прошлой ночью? Неужели тебе пришлось драться за сыр? Ты ведь его отвоевала?!

— Что за бред ты несешь? — полусонным голосом отозвалась Фатима. Как и у брата, ее пробуждение было довольно болезненным, хотя она, скорее, пострадала от похмелья, чем от прошедшей ночи.

— Тогда что с тобой случилось? — нетерпеливо спросил Михаил. — И где сыр?

-… Впрочем, кажется, еще вчера я видела сыр.

— Ты ведь не выпускала его из виду, сестра?

— Ну… я старалась. Но потом ввязалась эта… Диана со своими съемками, а дальше… я плохо помню. Принесешь пивка на опохмел — может, к тому времени вспомню.

Озадаченно смотря на девушку, Михаил велел Феде присматривать за Фатимой, а сам отправился за любимой сестрой Балтикой 7. Он не мог не быть разочарованным тем, что отстоять сыр у кого бы то ни было не удалось, однако по бедняжке было видно, что это был достойный бой. Уверен, это было не менее эпично, чем драка Мухтара с пытающимся удрать очередным преступником.

Тем не менее, оправдались худшие его опасения: сыр был украден. Но кто мог совершить столь бесчестный и низменный поступок? Фатима говорила о что-то о Диане Воскобойниковой, но логические связи в мозгу никак не могли выстроить все в складную цепочку событий. Точнее, у него был бессвязный набор информации, который он не мог никак друг с другом связать. Как вообще Воскобойникова могла оказаться на их вечеринке?

Диана Воскобойникова была известна в их селе тем, что снимала артхаусные фильмы и вместе с Саль Манеллой (это был его псевдоним, но все давно забыли настоящее имя) они показывали их на заброшенной сцене Хуево-Кукуева. Но никто не приходил на их показы, да и вообще оба были немного не от мира сего, а поверх того еще и гетеро, и потому никто с ними не общался и на тусовки не звал. И уж тем более, их не позвал бы Правдин или Майя, которые от кинематографа были очень далеки.

Несвязный клубок мыслей царил в голове Михаила, когда он вернулся в общагу с баночкой балтийского, однако он надеялся, что сестра ему сейчас все расскажет. Фатима, очевидно, уже пришла в себя, привела внешний вид в порядок. Возле нее сидела и Майя, которая, как понял Ибрагимов, тоже была здесь все это время.

— Фатима, я ничего не понимаю. Куда мог деться сыр?

Прокурорша приложила поданную банку «Семерки» к фингалу под глазом, затем, открыв пиво и отхлебнув, с трудом начала свой рассказ.

***

Весь день Ибрагимова провела вместе с гадалкой, весело болтая и помогая с организацией тусы. Когда все было устроено, а Клавдий подключил свои диджейские установки, Федор принес самогон. Улыбался он шире чем обычно — отхлебнуть успел уже что ли? — но девушки не обратили на это внимания. Достали и расставили пластиковые стаканчики, принесли табуретки. Затем накатила первая волна гостей, вечеринку можно было начинать. Пришел и брат Фатимы, она заметила, как он вошел. Ибрагимов обменялся парой слов с Правдиным, и Фатима подозвала родственника к столу, где они с Фортуновой снова заболтались.

— Миша, сегодня у тебя особенный день, — начала цыганская дочь. — Ведь ты работаешь прокурором уже год. Ты выиграл множество дел, твои техники расследования и допроса свидетелей доведены до совершенства. Отец наверняка тобой гордится. Я желаю тебе таких же успехов и в будущем, и чтобы Правдин не стоял на твоем пути к идеальной репутации районного прокурора. А еще я хочу тебе кое-что вручить.

Ибрагимова достала из-под стола бумажный сверток и раскрыла его. На Михаила сразу же пахнуло чем-то молочным. При виде округлых дырок и желтого, как луна в редкие ночи, цвета, глаза его засверкали, губы стали влажными. Перед ним была сырная голова, та самая, что род Ибрагимовых испокон веков варил из козьего молока и который было нынче не достать.

— О боже, — воскликнул Михаил. — Фатима, спасибо тебе огромное! Я… я так ценю твое внимание, ты лучшая!

Он тут же встал и обнял Фатиму через стол. Майя радостно разлила свежеоткрытую бутылку самогона по стаканам и друзья чокнулись за радостный часик и сладкий чифир. К столу подлетел и Федя, проникшийся весельем и желающий полностью в него погрузиться.

— Не утруждайте себя, дамы, — отодвинул он руку Майи, которая хотела налить ему браги в отдельный стаканчик. Адвокат схватил бутылку и отпил из нее залпом чуть ли не треть, а затем, полный эйфории, хлопнулся на табуретку рядом с Михаилом и так и сидел с ним в обнимку, подливая себе и ему все больше и больше. Михаил-то знал меру и иногда оставлял стакан нетронутым, чтобы окончательно не захмелеть, а вот Федя решил пуститься во все тяжкие. Уже через двадцать минут он опустился на табуретке так, чтобы положить голову на колени Михаилу и спокойно лицезреть вертолеты, грациозно помахивающие лопастями где-то под потолком.

Но Фатима и Майя не были столь безрассудными. Девушки пили умело, приготовив кое-что из своих запасов соленых огурцов. Затем перешли к Майиной любимой теме.

— Слушай, а ты ведь никогда не гадала мне, — заметила Ибрагимова. — А можешь сейчас про мое будущее рассказать?

— Без проблем, — тут же согласилась Фортунова. — Могу нарисовать натальную карту, там все-все про тебя сказано будет. Что было, что есть, что будет — вся твоя жизнь как на ладони. Причем, — наклонившись к девушке, произнесла Майя таинственным голосом, — совершенно бесплатно специально для тебя, цветочек.

Фатима, без ума от «гадальческой» манеры Майи внимательно наблюдала за ее движениями, как она берет большой лист бумаги, что-то чертит, шепчет. Но, конечно же, из фокуса ее внимания ни на секунду не пропадал сыр.

Удивительно, как так вышло: Фатима встречалась с Майей уже несколько лет, они пережили и попробовали практически все сельские развлечения во всех их возможных проявлениях. Только ответственность за поместье, которая только возросла после последнего суда, не давала Фатиме окончательно переехать в такую уютную общажную комнату, лишенную всяких безвкусных виньеток вроде золотых унитазов. Но ни разу за свою жизнь Фортунова не гадала своей любимой.

Однако и на этот раз гадалке не удалось завершить начатое: подошла Воскобойникова. В ее пальцах, как и всегда, была зажата шипка, которой Диана будто бы пыталась создать дымовую завесу вокруг себя, так интенсивно она ей дымила. За ее спиной стоял совершенно ничем не примечательный мужчина, однако зоркий глаз Михаила даже сквозь густые клубы дыма узнал в нем косплейщика.

— Офигеть, это же жертва из 43 серии «Возвращения Мухтара!!!» — закричал он. Феде тут же пришлось переместить голову на табуретку, потому что товарищ его вскочил и подлетел прямо к мужчине.

— О, вы узнали! Я вижу вы тоже человек культуры! — весело ответил персонаж. Прокурор, пораженный точностью косплея, ушел куда-то с гостем обсуждать любимый сериал, а Диана в это время обратилась к Майе и Фатиме.

— Ой, девочки, здравствуйте! — как будто бы радостно воскликнула женщина искусства. — Вы тут так мистически смотритесь с вашими картами! Не хотите увековечить себя в моем фильме?

— Май, ты не говорила, что ты позовешь Воскобойникову. — покосилась Фатима на подругу, навострив уши на заискивающий тон курильщицы.

— Че это мы забыли у тебя в фильме? — подозрительно спросила Фортунова. Гадалка в силу суеверий и фотографироваться-то не любила, не говоря уже о съемке на видео.

— Да ты не торопись отказываться! — махнула рукой с сигаретой Диана и заигрывающе прищурилась. — Это не просто фильм, мы пошлем сюжет о вас в «Битву гадалок».

Глаза Майи тут же засверкали, хотя она и постаралась держать лицо. Это была ее самая любимая передача.

— Ну что ж, можете поснимать. Фатима, ты ведь согласна? — повернулась она к прокурорше.

Ибрагимова не могла отказать этим глазам.

— Только чтобы мы хорошо получились! — деловито скомандовала Майя, приосаниваясь и сгребая все объеденные огурцы куда-то за пустой пластиковый стаканчик.

Диана заверила, что все будет в лучшем виде. Камера была уже наготове, и она начала ходить возле стола, подбирая ракурс.

Тут же Федору приспичило блевануть на пол. Весь самогон, доселе выпитый, вырвался из него потоком, да еще не с самыми приятными звуками. А ведь Воскобойникова только-только подобрала хорошее место для съемки!

Майя тут же заверила, что все уберет и куда-то ушла. Прибежал Михаил, матерясь себе под нос, подхватил товарища и потащил в Федину комнату, по пути взяв с сестры обещание, что та не спустит глаз с вожделенного сыра.

Фатиме какое-то время пришлось остаться одной и слушать отборные мэшапы сельского диджея на понтах. Сам Пианинов уже не был у пульта, а удивленно глядел в экран телефона Аполлинария.

Как только возле стола было прибрано, Воскобойникова снова подхватила камеру, встала на нужное место и стала раздавать указания. Майя и без того была раздражена тем, что вся атмосфера мистики была разрушена каким-то блюющим юристом, а теперь на ее нервы действовали еще и замечания и приказы Дианы, которая разбрасывалась ими не хуже любого крупного режиссера. Однако Фортунова начала вскипать от такого отношения. Держалась и Фатима, изо всех сил сдерживающая хлыст, которым гоняла коз.

— Ты опять смотришь не туда. Подними глаза, сделай загадочное лицо. Загадочнее! — не унималась Воскобойникова.

Это была последняя капля. Эти упреки в сторону Майиного взгляда повторялись уже в тридцатый раз, можно сказать, буквально. Фатима уже не была в состоянии сдерживать себя.

— Ну у тебя-то взгляд самый загадочный из всех нас. Загадишь жизнь кому угодно. — бросила Ибрагимова.

Это была не совсем удачная нападка, однако она сработала.

— Прошу прощения? — низкий голос Дианы резко взял угрожающе высокий тон. — Это мне говорит прокурорша, которая своим хлыстом ни людям, ни коровам жить не дает?!

— Единственная корова, которой я не даю жить — это тебе сейчас.

Майя сидела открыв рот в полном ошеломлении. Фатима, ухмыляясь, ждала дальнейших действий противницы.

И дождалась: Диана схватила со стола недопитую бутылку самогона и выплеснула содержимое на Ибрагимову. Началась драка, все, что было на столе, полетело от столь неожиданного развития событий. Майя хотела разнять девушек, как только заметила в руках Воскобойниковой «розочку» разбитой бутыли с брагой и в итоге сама надавала тумаков той, что ее снимала.

Диана, почувствовав перевес, начала отступать. Размахивая осколком, она двигалась к выходу из комнаты, а затем и вовсе убежала прочь.

Фатима лежала на полу. Пьяная и избитая, она выглядела не лучше тех мужиков, которые порой лежали возле ворот цыганского поместья с синим во всех смыслах лицом. Фортунова села перед ней.

— Цветочек, ты в порядке? — задала она риторический вопрос Фатиме. — Пойдем, милая, в медпункте должна была остаться перекись.

***

-…И вообще я коз пасу, а не коров! — объясняла со всхлипами Ибрагимова своей подруге, которая проходилась ваткой по всем ее царапинам и ссадинам.

— Я тебя понимаю, Фатима. Но ты посмотри теперь на себя! Ведь можно было обойтись без драки.

— Ты что, считаешь, надо было стерпеть то, что она плеснула на меня этим дурацким самогоном?!

— Но ведь не с этого все началось! Ладно, что толку теперь жалеть, случилось то, что должно было случиться, — рассудила философски Фортунова.

— Теперь из-за этой нахалки я должна ходить с синяками. — сокрушалась Фатима. — Вот скажи мне, как я в таком виде буду в суде работать?

Майя подняла глаза на девушку и начала мочить в перекиси новую ватку.

— Ну и что же? Купишь повязку на глаз, чтобы никто не видел.

— Я теперь уродливее тех алкашей под нашими воротами! — захныкала снова прокурорская дочь.

— Не говори так. И потом, что тебе до других людей? Если будут бояться — так тебе же лучше, прокурорше-то.

Гадалка приблизилась к лицу Фатимы. От мягкого прикосновения белой ваты веки девушки слегка дрогнули. Она поймала нежный взгляд Майи.

— А для меня ты и со всеми этими синяками красивая. — сказала та, проводя плавно под подбитым голубым глазом.

«Майя…» — только и выдохнула Фатима, и тут же их губы слились в поцелуе. Тронутая ласковым словом Фатима притянула девушку к себе, прижавшись к потертой кушетке. Фортунова задрала белую рубашку стороны обвинения и сжала в ладонях округлые прокурорские прелести.

Отстранившись от Фатимы, она произнесла разгоряченными губами:

— Я умею гадать по пизде. Показать?

— Охереть, давай.

С этими высокопарными словами они и расположились на кушетке, уже забывшие о Диане Воскобойниковой.

Данное гадание требует определенного предварительного ритуала, иначе магия может не сработать. Для начала, колдунье требуется избавиться от всякой одежды своей партнерши, а также оголить себя самой. Не обязательно элементы одежды должны быть развешаны на шкафах и стульях вокруг, однако это также создает необходимую обстановку. Следующим действием должна быть подготовка той, кому гадают. Несколько поцелуев в шею и плечи, стимулирование груди партнерши по ритуалу и прочие прикосновения должны произвести нужный эффект. Гадалка обязательно должна смочить пальцы слюной второй участницы ритуала! Затем пальцы гадалки медленно ласкают половые губы. Можно проникать и несколько глубже, если партнерша на это согласна.

После проведенных небольших обрядов можно начинать само гадание. Главной чертой, отличающей этот ритуал от всех остальных, — это то, что все последующие действия производятся языком. Далее лишь ощущения самой гадалки подскажут дальнейшие действия: можно проводить языком вверх или вниз, погружать его глубже или оставаться на поверхности.

Как же толковать результаты гадания и как они должны выглядеть? В нашем случае, Фатима, впившись ногтями в кушетку, томно постанывала. В процессе начинали дрожать колени, из глаз лились слезы, — наверное, это к несчастью? Хорошо хоть Павлов со своего портрета, рама которого была занавешена белой рубашкой, не пускал на них слюни.

Нет, у девушки все будет прекрасно. И все прекраснее ей становилось с каждым мигом, пока не было завершено гадание. Но сам обряд не прервался.

Что им дало гадание? Да ничего, нет у него никакого результата, да и обеим было уже на это плевать. Пот тонкими капельками стекал с них, когда они слились телом (душой они были едины уже давно), что ножницы для бинтов могли им только позавидовать. Какие к черту натальные карты? Какие привороты? Какие спиритические сеансы? Они прямо сейчас постигали глубины космоса вместе лучше, чем любая магия.

Майя проскользнула в свою комнату, кое-как приодевшись, и немного похлебав самогонки, Фортунова и ее кармическая партнерша уснули под случайно найденной в медицинском шкафчике простыней в объятьях друг друга.

***

Но о последних событиях Фатима умолчала, а рассказ ее закончился на том моменте, когда Майя смазала все ее болячки, дабы не отягощать брата подробностями, мало относящимися к делу о пропаже сыра.

— Прости меня, Миша, — вздохнула она после того, как окончила свой рассказ. — Я должна была не спускать глаз с него, а в итоге сделала все только хуже…

— Нет, я тоже виноват. В конце концов, это был подарок мне, и я тоже нес за него ответственность. Я тоже должен был быть начеку.

Вдруг Фатима решительно встала.

— Позволь мне расследовать это преступление ради тебя, брат! — воскликнула она, схватив Ибрагимова за плечи.

— Р-ради меня? — переспросил он.

— Да. Я все равно не успокоюсь, пока не найду преступника и лично не воздам ему за содеянное. Я уважаю твои выдающиеся способности к дедукции, однако позволь же мне взять это дело на себя.

Федор и Майя восхищенно замерли, проникшись словами Фатимы, а на глаза Ибрагимова навернулись слезы. Никогда прежде он не любил свою сестру больше. В этот момент он готов был доверить ей все что угодно. И он удовлетворил ее желание молчаливым кивком.

— Спасибо. Ты не пожалеешь. — сохраняя тон, произнесла прокурорша.

Она вышла из медпункта и тут же ее разум превратился в чистый лист. Одно дело обещать, но с чего ей начать свое расследование? Они не знают, когда точно исчез сыр, однако это произошло после драки Фатимы с Воскобойниковой. После того, как киношница сбежала, сыр пропал из поля зрения как Михаила, так и самой Фатимы. Следовательно…

Ибрагимова срочно вызвонила участкового Говнодавова.

— Обыщи все окрестности общаги, прочеши всю заброшенную сцену, достань Диану Воскобойникову из-под земли, понял?!

В Фатиме все еще сохранялся этот воинственный настрой, заставлявший ее говорить со всем пафосом. Ну а как же иначе, было украдено самое большое сокровище семьи Ибрагимовых!

Полицейский кинулся выполнять приказ, но сама Ибрагимова не горела желанием просто стоять и ждать результатов его поисков, а потому тоже отправилась осматривать село. И она опросила каждый дом, просмотрела все Хуево-Кукуево, пока не дошла до самых окраин, и там ее ожидало необычное: посреди пустой дороги, в какой-то зловонной луже лежал исполинских размеров человек.

Прибежавший Говнодавов перевернул тело лицом вверх и очистил его от жижи, и в человека тут же вернулась жизнь. То оказался Саль Манелла.

Саль сам взял себе такое имя, и так хорошо оно прижилось, что больше никто из села не помнил его настоящего имени, даже он сам. Как и Диана, Манелла был киношником. Они работали в этаком тандеме, и, то ли из-за их одинаковой степени эксцентричности, то ли из-за того, что из всего села они остались единственной гетеро-парой, их очень и очень недолюбливали. Аутсайдерство, конечно, только шло на руку их имиджу этаких артхаус-художников, снимавших то и дело какую-то чернуху, вполне подходящую для внеочередной серии «Криминальной России» или ей подобных; однако это не делало популярности их картинам, и сколь бы глубокомысленными ни были фильмы, снятые на древнюю советскую камеру, никто никогда не проиходил на их киносеансы. Все свои фильмы они смотрели исключительно вдвоем на заброшенной сельской сцене, у которой где-то в пыльном реквизите откопался проектор такой же степени архаичности, что и камера. Иногда посмотреть на движущиеся по натянутой парусине картинки не удавалось. Участь недорежиссеров отягощалась регулярными репетициями Клавдия Пианинова с его неизменной мечтой стать рок-звездой.

Но как же Саль оказался один возле самой позорной сельской параши, в которую ходили только самые заядлые пьяницы и самые ушлые грязнули? Этот вопрос и задали мужчине прокурорша и полицейский.

— Я э-э-э — протянул еще не пришедший в себя Саль, — прошлой ночью я немно-ого перебрал…

— А как же Диана? — допытывалась Фатима. — Вы же всегда вместе пьете.

— Честно, анон, где она была, я не знаю. Даже не помню, может все-таки мы и вместе пили…

— Когда? И где вы пили? — настаивала Ибрагимова.

— Не помню, — отозвался слабо Манелла. — Ох, я здесь чуть ислам не принял…

Фатима мысленно выругалась. Это было чрезвычайно важно, узнать, когда и где происходила их попойка, а главное, была она или все же Саль был один, но из ослабевшего битарда было невозможно сейчас что-либо вытянуть.

— Пойдем, побудешь пока в общаге. — махнула рукой за собой Ибрагимова. Говнодавов подхватил еле колыхавшееся тело Саля, и того отвели в общую кухню для дальнейшего опохмела, а затем и допроса.

Но после часа упорнейших попыток у них так ничего и не получилось. Даже Федя был бессилен.

А тем временем солнце все набирало свою силу: дело близилось к полудню, и все же были еще обитатели общаги, которые до сих пор спали. К общему холодильнику потянулся еще слегка сонный Клавдий. Волосы его были растрепаны, на глазах размазалась тушь…

— Клавдий, а ты что, красишься? — усмехнулся Правдин, заметив черные разводы.

Пианинов провел рукой по левому веку и взглянул на черные пятна, оставшиеся на ладони. Тут же он вспомнил:

— Это не я. Прошлой ночью какой-то мужчина принес мне тушь.

— Мужчина? — подозрительно взглянула на него Фатима. — Ты уверен?

— Да. Такой, знаете, на вид самый обычный. Ну, может у него самого и были чуть-чуть глаза подкрашены, но это было почти незаметно. Да и вообще я уже и не помню, как он выглядел, таких, как он, еще сто одинаковых найдется.

Что-то заставило Фатиму прислушаться к тому, что только что сообщил ей Клавдий. Она про себя зафиксировала странное происшествие с музыкантом.

— Мужчина, который носит с собой тушь, — протянул Федор. — Кто это вообще может быть?

— А может это тот парень из цирка? Они как раз в общаге этой ночевали последние два дня. — предположила Майя. — У них на постере еще всегда в центре, как его… Макс Галактазаров?

Фатима уже натянула хлыст, чтобы пройти на этаж, где квартировался цирк, но Клавдий быстро остудил ее четко направленный гнев.

— Не, это был кто-то очень неприметный. Макс всегда накрашенный, и одевается он, будто каждый день в Москве закупается.

— Ну в любом случае, нам надо опросить всех жителей комнат! — не унималась Ибрагимова. — Кто-то должен был видеть Воскобойникову! Никто не пропустил бы женщину, бегающую с головой сыра в руках!

— И то верно, — подхватила Майя.

Клавдий начал разогревать на плите турку, разлился бодрящий запах кофе.

— В любом случае, это все, что я помню про мужика, а Воскобойникову я вчера ночью не видел, — сказал он.

Федор, Фатима и Данила Говнодавов распределились по этажам. Опять же, все их усилия были бесполезны, как бы Ибрагимова ни размахивала хлыстом, допытываясь о Воскобойниковой. В конце концов, опечаленная и сокрушенная Фатима постучалась в комнату Феди, где сидел Михаил. Тот сразу же вскочил и начал расспрашивать девушку, но что она могла ему сказать?

— Значит, вы ничего не выяснили? — разочарованно спросил он.

Фатима покачала головой.

— Только про какого-то странного мужчину с тушью. Но какое это имеет отношение к делу? — вздохнула прокурорша. Но нельзя было впадать в полное отчаяние перед братом. — Ладно, я же обещала докопаться о правды. Мы обязательно найдем Диану. Я уверена, это все ее рук дело. А пока что, может, ты что-нибудь хочешь? Я могу как-то приободрить тебя?

— Ничего. Я пока тут один посижу. — сдавленным голосом проговорил Михаил.

— Хорошо.

Фатима оставила брата одного. Все равно она собиралась в сельхозмаг — тяжкие размышления навели ее только на одну мысль: что отец зря наказал ее за курение в 13 лет. От стресса сигареты хотелось как никогда.

Скромных размеров магазинчик приветствовал ее мутными витринами. Полная продавщица с невообразимейшей химической завивкой поприветствовала ее, бросив короткое «Здрастье» посреди трехэтажного мата, направленного на другого покупателя. То был какой-то жуткого вида мужчина, очевидно просивший самой дешевой спиртяги, которую он мог оплатить из своего проеденного молью кошелька. Однако просьбу он оформил агрессией и ругательствами, которые сгоряча бросал в сторону всех и каждого, по всей видимости, после совсем недавней попойки. Но бродяга был усмирен парой точных ударов хлыста.

— Слыш, алкашня сопливая, ты что тут устраиваешь?! — накинулась на него прокурорша.

— А хули она тут, а? — обосновал свою позицию пьяница.

— С какого черта ты с нихера кидаешься на меня?! — орала на него продавщица.

— Да пушо слыш ты, э, Зинка! — никак не мог сформулировать мужчина. Затем он сделал попытку снискать понимания у девушек. — Я объясняю, я просто в шоке был. Я такое без запивки не могу выдерживать.

— Белочку увидел что ли? — женщина с химической завивкой презрительно взглянула на мужчину.

— Да не, — отмахнулся тот от нее. — Ты, кажись не понимаешь: кто-то вчера закрыл крайнюю парашу!

Глаза продавщицы разом округлились.

— Да ну!

— Я те грю! — подтвердил сказанное алкоголик.

Тут стоит сделать небольшое пояснение. Конечно, в большинстве своем, жители села гадили в своих туалетах, но были и общие, для тех, кто недобегал до своего. А еще была так называемая крайняя параша. Кто ее использовал, трудно сказать без использования сниженных выражений. То были люди, не отличавшиеся высокой репутацией среди односельчан. Они были последними из последних, и выделения у них были соответствующие, а потому крайняя параша слыла такой клоакой, запах которой был не менее вреден организму обычного человека, чем какой-нибудь уран 235. Невозможно было закрыть дверь в этом толчке, ибо человек неподготовленный, зайдя туда, может надышаться испарениями и, в лучшем случае, лишиться чувств. Толчок никогда не закрывался с самого начла своего существования. Поэтому то, что увидел, алкаш из сельхозмага, было настоящим нонсенсом, тут даже Фатиме трудно было поверить.

— Что же там случилось? — осведомилась она осторожно.

Мужчина повернулся к ней.

— Я шел за каким-то мужиком. Обычный какой-то мужик, но он так несся к толчку, что я аж удивился. Еще он нес что-то в руках, но там уж я не мог увидеть что. Что-то желтое…

— СЫР! — вскрикивает в ужасе Фатима. И бросается прочь.

— Да, наверное… — только и доносится ей вслед.

Пачка Винстона синего остается нетронутой на прилавке.

Из общаги Фатима выхватывает Говнодавова. Тяжело дыша, добежали до крайней параши, Данила прижал к носу платок. Фатима стояла в стороне. Фонариком участковый долго светил вокруг очка. Затем он осмелился заглянуть внутрь.

Специальными перчатками Говнодавов вытаскивает из самых недр дерьма голову козьего сыра.

***

— Сегодня мы продолжаем заседание по делу о краже трактора.

— Сторона защиты готова, Ваша Честь.

— Хорошо, гражданин Правдин. А где сторона обвинения?

— Михаил Ибрагимов находится в состоянии подавленности и шока, — заявила вставшая на место прокурора Фатима. — Он не в состоянии сегодня исполнять свои профессиональные обязанности. Позвольте мне занять его место, Ваша Честь.

— Разрешение дано. — добродушно ответил судья. — Понимаю. Когда у тебя украли самое дорогое… Гм, итак, насколько я понимаю, вчера были заслушаны все свидетели по делу. Благодаря работе участкового Говнодавова и найденных им доказательств, вина Мстислава Ибрагимова сегодня будет подтверждена, не так ли?

— Верно, Ваша Честь, — подтвердил Федор. — были найдены обрывки ткани от его жабо, а также сломанная трость среди обломков трактора. В его виновности не приходится сомневаться.

— Хорошо, тогда, полагаю, все готовы вынести вердикт. Алексей Жопин объявляется…

Но тут в зал заседаний ворвался Михаил. В считанные секунды он оказался возле места со стороны обвинения и, схватив ошарашенную Фатиму, закричал:

— Я ВСЕ ПОНЯЛ! Я ЗНАЮ, КТО УКРАЛ СЫР!

— Прокурор Ибрагимов, — удивленно произнес судья, — я рад, что вы смогли присутствовать сегодня, но будьте добры, ведите себя достойно, иначе я вас оштрафую. Объяснитесь.

— Сегодня я спустился в кухню сельского общежития и увидел там Саля Манеллу, и на нем была та же одежда, что и на косплейщике вчера! Фатима, то, что ты рассказала мне, о том случае в сельхозмаге, все объясняет. Это Саль украл сыр!

— Что?! Не может быть!

В галерее поднялся шум. Никто из присутствующих не мог поверить в происходящее. И только один сельчанин встал и высказался громко. Так громко и решительно, как не говорил до этого.

— Да, это был я.

Все тут же затихли. Все взгляды устремились на Саля. Он имел грозный, озлобленный вид.

— Но вы сами виноваты в том, что я сделал. Ваша семейка поганых цыган перестала продавать знаменитый козий сыр, и вы погрязли в эгоизме, варя его только для себя любимых. Если бы вы продавали сыр, я бы не украл его у тебя, Ибрагимов!

— Подонок! — разозлился Михаил. — Живо выйди сюда! Я хочу посмотреть тебе в глаза, хочу понять, как такая мразь может быть такой смелой перед родом Ибрагимовых.

— Михаил Григорьевич, пожалуйста, сохраняйте спокойствие, — прервал его судья. — Дайте мне сначала вынести оправдательный приговор.

И как только Мстислав был заключен под стражу, а Лёха освобожден, Саль вышел в центр зала и рассказал всю правду о том, что произошло прошлой ночью.

***

— Ебучие Ибрагимовы. Ей-богу, анон, если бы они продавали свой сыр, я бы слова не сказал. Но эта семейка Адамс решила поиздеваться надо мной и жрать вареное козье молоко самостоятельно. Я обычно терплю унижения, но мне так хотелось сыра, что я не мог уже смотреть на это сквозь пальцы. Всю последнюю неделю я вожделел сыр, он снился мне во влажных снах. Я трогал сыр, проводил по нему языком, лапал его везде, где мне вздумается, я связывал сыр и загонял в него анальные шарики, отчего он визжал громче любой тянки. Сыр заполонил все мои мысли. Но вчера я увидел Ибрагимову-дочь с головой козьего сыра, который она заботливо завернула в бумажный сверток, и моя похоть взяла надо мной верх. Я разработал план по похищению моей желтой принцессы. В обличии жертвы из 43 серии Возвращения Мухтара я отправился на тусу в честь оправдания Жопина. Я выбрал именно этого персонажа, потому что это был самый обычно выглядящий персонаж во всем сериале. Даже главные герои начинали усердно чесать репу в попытках вспомнить, как он выглядит, даже мать не узнала его на опознании. Это был идеальный вариант для косплея и для маскировки. И вот я явился на вписку. Если вы спросите меня, как выглядит ад сыча, я покажу вам эту тусовку. Но я здесь ради высокой цели, говорил себе я, так что я должен собрать всю волю в кулак. Моя тян по моему же плану отвлекла прокуроршу с гадалкой, и я уже протянул было ручки к вожделенной голове. Но у цыганского задрота оказались свои план на меня. Я уже думал, что все пропало, но оказалось, что безупречная логика цыгана взяла отпуск, и он меня не узнал. Ибрагимов-младший начал расспрашивать меня про костюм, и мне пришлось выдержать высочайший напор — нет не говна — вопросов. Но наконец я отделался от него. На мое счастье кто-то из тусующихся хорошенько проблевался. Потоки блевотины живописным озером раскинулись от ножек стола и потянулись к пространству под табуреткой, и все, кто был у стола, принялись стирать этот пейзаж. Ибрагимов подхватил блюющего и куда-то потащил, и путь к принцессе был свободен. Как настоящий рыцарь, я подхватил ее золотую головку и поскакал прочь из пещеры этого тусовочного подземелья. Но в коридоре меня поджидал голый Пианинов, который что-то забыл здесь с басухой в руке. Уверен, из всех аккордов он только Еm играть и умеет. И все-таки, надо было что-то делать. Сыр был завернут, но для сохранности я укрыл его за полами своего пиджака, а для обнаженного говнаря предложил тушь, ибо так, убедил я его, он будет точно выглядеть как труЪ-роцкер. Ну и конечно же он мне поверил. Я попросил его промолчать о том, что я был здесь и в качестве взятки дал тушь, которую моя тян попросила взять, чтобы в случае чего она могла подправить мне грим. Никогда не думал, что мне придется красить мужика. На улице я встретил тянку с «розочкой», покидавшую общагу с видом побитой сутулой псины. Но я ничего не сказал. Моей целью было сейчас скрыться с места преступления, и желательно так, чтобы и моя сообщница меня не заметила. Что бы я ей вчера ни пообещал, я не собирался делиться плотью моей царицы сырного королевства. Я пораскинул мозгами, думая о том, где можно было скрыться от любопытных глаз и наконец подарить желтой голове пару укусов и мой выбор упал на самый позорный толчок моего Хуево-Кукуева.

С сыром под пиджаком я как можно скрытнее двигался к окраине деревни. И тут я почувствовал, что за мной кто-то шел. Я ускорил темп, но от меня не отставали. тогда я побежал, и за мной тоже побежали. Чувствовал себя какой-то девкой, убегающей от страшного маньяка. Она боялась бы за свою жизнь. Я боялся за жизнь сыра. Как только я добежал до толчка, я запер его на шпингалет. Ох не стоило мне этого делать, ведь я забыл, почему он никогда не закрывался. Он вонял, как все мое говно, высранное за целую жизнь вместе взятое. Насыщенный аромат алкашных выделений достиг моего носа. Дыхание перехватило, ноги подкосились, норовя уронить тело в самое очко. А тем временем в дверь начали колотиться. Я слышал чье-то пьяное бормотание, и я уже представлял себе, как меня вытащат отсюда и отмудохают местные бомжи. Даже хуже: это был кто-то так же охотящийся за сыром. А что если это сам Ибрагимов погнался за мной, заметив подвох? От страха я чуть сам не испустил дух, как жертва из 43 серии. Я подумал о том, чтобы съесть сыр прямо сейчас, но голова была слишком большая, чтобы сожрать ее так быстро, а прокурор на понтах уже наступал мне на пятки своими кроссовками с ярко-зелеными шнурками. Так что оставался только один печальный выход: я выкинул сыр в очко. Мне было жаль, я не хотел расставаться со своим любимым. Я прощался с ним и звучал почти по-гейски. Напоследок я поцеловал сыр и бросил его в сраную дыру говен и смрада. Я был готов уже выйти и принять удары от более сильного противника, но за дверью я увидел обыкновенного спившегося мужика, который просто рвался в помещение для размышлений чисто проблеваться. К тому же весь зеленый водопад он выплеснул прямо перед толчком, и я видел только, как он уходил. Огорченный, я хотел было зайти обратно, достать сыр. Да, он был бы уже не так приятен, но это все еще был ибрагимовский козий сыр!

Однако скользкая лужа цвета Шрека не дала мне этого сделать, повалив меня на землю. Организм не выдержал количества токсичных веществ вокруг и я отрубился, а очнулся уже в общаге, где перед глазами мелькали Ибрагимовы. Мне как раз снилось, пока я лежал там у толчка, как сыр развратно изменяет им со мной. Не думал, что меня раскроют. Видимо, пора учить тексты Вороваек и готовить мыло потверже.