POV автор

      Как же они любят рефлексировать. Уже бы пора признаться друг другу, но нет — тянут. Антону ещё предстоит принятие себя. Нет, он не гомофоб, конечно. Но серьёзные отношения у него, по сути, были только одни — с девушкой. Они были долгие и бессмысленные, как оказалось в итоге. Он хотел верить, что она та самая. Он не мог и подумать, что может быть по другому, хоть и внутри что-то постоянно говорило об обратном. Ему казалось, что он её любит. Казалось — ключевое слово.

      Антону было двадцать лет, когда они встретились. В то время, голубая полоска только появилась, и он не обратил особого внимания на неё. Что-то, где-то слышал, но в подробности не вдавался, до двадцати пяти лет, — когда всё пошло крахом. Их отношения изжили себя полностью: вечная ругань из-за херни, битьё посуды и кулаков о стены, её измены. Шастун всё ещё верил, закрывал глаза на всё. Ему уже было жалко потраченного времени. Он не хотел верить, что пять лет он, по факту, просто проебал. Строил, но так и не построил. Она ушла — он отпустил. Каждую свободную минуту, он смотрел на голубую отметку, нихуя не понимая в этой жизни. День за днём, год за годом. Когда Антона окончательно заебало непонимание, он начал расспрашивать родителей, но те лишь ссылались на какие-то правила, ничего не говоря. «Какие нахуй правила?» — Думал он, после очередного неудачного разговора. Правила в любви? Это даже смешно. Единственное что сказала, в итоге, мама: «Антош, ты это сам поймёшь, почувствуешь, когда встретишь свою душу.» Но он же чувствовал. Что-то точно чувствовал, и эти чувства его и опустошили, целиком и полностью. Сердце разбилось на мелкие кусочки и собралось в бесчувственный камень. Он делал вид, что всё нормально. Они оба. В какой-то момент, Антон, действительно забил на эту всю хуйню с соулмейтами, но не надолго. Целый год, он просто жил жизнь, работал, отдыхал в кругу друзей. Потом, он стал замечать все эти счастливые парочки, и его опять накрыло. Накрыло так, что несколько выходных дней он не выходил из квартиры, ни с кем не общался, сидел на полу в спальне и курил так много, будто хотел сжечь ещё и лёгкие. А нахуя они нужны, если сердца уже нет. Сгорел лес — гори и хата. Слезы лились по щекам, без остановки, в тишине. На телефонные звонки он не обращал внимания, а потом и вовсе отключил телефон. Он перестал верить. Внутри только пустота с сигаретным дымом. Дом — работа — рефлексия.

      К двадцати семи годам, он подумал, что возможно, пора что-то с этим делать. Но что делать он всё равно не знал, поэтому сначала опять забил. Из всех друзей, в тот период, хорошо было только с Арсом. Он не задавал вопросов, на которые Антон не хотел отвечать. Тогда он ещё не знал, что друг его, уже несколько лет грызёт себя изнутри. И ничего в нём не осталось. Но несмотря на всё, к друг другу они всё равно что-то чувствовали. Какое-то тепло, которое хоть немного грело душу. Оба списывали это на дружбу. Они и не могли предположить, что это что-то иное. Один давно забил, пустив всё на самотёк, другой опять начал дохуя думать. Только Антона эти раздумья ни к чему не приводили. Он лишь вопросительно смотрел на цветную полоску, каждый вечер, вообще не понимая что она значит. Даже пытался смыть её, как будто это просто чей-то пранк над ним, в который он поверил по глупости. Когда Антон почувствовал укол боли внутри, он даже обрадовался сначала. Его откровенно заебало быть бесчувственным камнем, поэтому он был рад даже боли. Но потом, опять стало слишком больно. Вся эта боль разливалась по всему телу, было так плохо, что он уже не был этому рад. Шастун хотел, снова ничего не ощущать, кроме мокрого, от слез, лица. Так было легче.

      Он просуществовал так до конца апреля. В попытках отключиться, по ночам читая интернет, в надежде хоть что-то найти. В какой-то момент, он настолько устал, что ему казалось, что ничего и не чувствует, кроме желания проспать всю жизнь. На работе все стали задавать вопросы о его состоянии. Все, кроме Арсения, которому было или не до этого, или он просто всё и сам понимал. Они оба уже давно могли бы всё понять, но были слишком глубоко залиты болью. Настолько, что там копать и копать. Они так думали. На деле всё было немного проще. Но кто бы им об этом рассказал? Антон думал, что было бы всё намного проще, если бы в момент появления полосы, соулмейт тоже бы просто появился сам собой. В его голове, было много подобных разгонов, жаль только, что ни один из них не был реальностью. В реальности — надо было страдать, ощущая себя не нужным. Может это вообще ошибка — нет у него никого, не будет никогда. Кому-то суждено быть одному всю жизнь, и это нормально. Загвоздка в том, что у таких людей не появляется никаких знаков, и это Антон уже знал. Но он не мог не загоняться. Не мог не загоняться и в ту самую ночь, когда наконец-то пришло осознание, и всё тело пробило самыми разными ощущениями. Тогда, им обоим стало так больно от того, что столько лет они искали друг друга, хотя были всегда рядом.

      Сейчас, Антон боится, что всё опять пойдёт по пизде. У него не было отношений с мужчиной, для него этот все ново, странно и страшно. Боится, что всё похерит из-за непринятия себя. Двадцать семь лет думать что ты гетеро, и тут такой поворот. Вселенная точно пошутила. В то же время, он понимает, что ничего подобного он не испытывал, не ощущал ни с девушкой за пять лет, ни в случайных связях. Сейчас, Антон захлёбывается в этих чувствах, в ощущениях его рук на своём теле, его губах на шее. И это самое правильное, что он когда либо испытывал. Постепенно, боль уходит и это не может не радовать парня. Он готов сделать всё, чтобы быть счастливым вместе с ним. Он будет стараться изо всех сил принять свою ориентацию целиком и полностью, чтобы больше не возникало никаких сомнений. Он не будет больше закрываться в себе, запихивая любые чувства куда-то глубоко внутрь, что не достать ничем и никем. Ведь Арсений, с каждым прикосновением, вытаскивает из него эти чувства. И вот уже и сердце возвращает свою плоть и кровь. Оно больше не каменное. И таковым больше не станет. Он верит в это, действительно, верит, что теперь всё будет по другому. По-настоящему. Спустя столько времени, Антон снова начинает верить в любовь.

      У Арсения дела обстоят немного лучше, потому что себя он принял уже давно. Его сильно раздражает то, что он так долго даже не догадывался что значит полоса. Стоило просто лишний раз посмотреть в глаза друга, и может быть, всё бы сразу встало на места? Но в его глаза он смотрел не редко, а вот на свое запястье под часами — не так часто, как, наверное, нужно было. Но Арс в своей рефлексии настолько преисполнился, что забил даже на свою полную разбитость. Он и не жил, кажется, всё то время, а только создавал видимость. И только с Антоном рядом, было как-то немного лучше. Когда осознание ёбнуло по голове, он понял, что не упустит этого. Он не знал, что почувствовал Антон во время прикосновения их рук, но знал точно — Антона он не хочет отпускать. Глубоко внутри, он надеялся, что тот думает то же самое.

      Так оно и было. В тот момент их обоих захлестнуло волной всего того, что так глубоко пряталось внутри. Они, наконец-то, — живы. Они, наконец-то, будут счастливы. Вместе. Они прошли через весь этот страдальческий путь: с отключением чувств, с разбитым вдребезги сердцем, с задымленными лёгкими, с невыносимой болью во всём теле, с постоянно мокрыми щеками, от слез бессилия — чтобы найтись. И теперь они друг друга ни за что не потеряют. Не отпустят друг друга никогда. Они, правда, в это верят. Возможно, слишком наивно, но в мире соулмейтов разве может быть по другому? Родственные души — это же навсегда. По крайней мере, они хотят в это верить, ведь оба просто не переживут, если опять ничего не получится и всё полетит в тартарары. Они настрадались достаточно, и больше не вынесут. Они просто хотят быть счастливы вместе.