Сколько он пробыл без сознания, Адриан не знал. Может быть, всего лишь несколько минут, а может — и целые сутки. Всё его тело ломило от боли, словно было старательно раздроблено и перемолото до состояния невесомой взвеси; оно покрывалось мурашками при малейшем неосторожном движении, и, как показалось самому Адриану, буквально молило о смерти.

А молил ли обезумевшего скульптора он сам? О чём он говорил ему, объятый испепеляющим пламенем стыда и до острых укусов собственного языка жаждущий конца этой медленной, бесконечно медленной и непрекращающейся пытки? Какие обещания давал, покорно слизывая со своих губ пресную пыль вместе с кровавой солью? А какие — с чужих?..

Адриан не помнил.

Вяло приоткрыв глаза, он попытался сфокусироваться на видимых объектах перед собой, сейчас больше похожих на смазанные расплывчатые пятна, чем на всё тот же безыскусно сваленный в одну кучу ненужный застарелый хлам, и не смог. В висках дробно стучал пульс, отдаваясь в затылке болезненными прострелами; во рту было сухо и чувствовался привкус чего-то кислого и затхлого; руки же, как и прежде, оказались связанными, но на этот раз холодная сталь была заменена тонкой, но прочной бечёвкой и до кровавых, уже местами посиневших, полос врезалась в запястья и опутывала лодыжки.

Нос защекотал неприятный прогорклый запах, и Адриан, поборов приступ мгновенно накатившей тошноты, лишь безвольно мотнул головой и тотчас почувствовал, как по его подбородку, потревоженная резким движением, заскользила капля отвратительно тёплой слюны. Осознание происходящего пришло поздно, с небольшой задержкой; стоило удушливому амбре вновь раздражающе коснуться крыльев его носа, как Адриан тут же запрокинул голову и сдавленно замычал: в его рот была вставлена грязная промасленная тряпка, покрытая пятнами засохшей краски и налётом пыльной серости.

От неё же так отвратительно и пахло.

Мысль о том, что об этот самый обрывок ткани Тео Барбо когда-то вытирал свои руки, вызвала новый протестующий спазм в его желудке, но Адриан справился. Согнувшись на полу, он подтянул к себе колени и попытался отдышаться. Смятая тряпка основательно закупоривала его глотку, вынуждая Агреста страдальчески кривиться и глубоко дышать носом, чтобы побороть тошноту и не захлебнуться содержимым собственного желудка; кипящей кислотной жижей оно обжигало его слизистую и бурлило где-то там, внутри, неспокойно отыскивая выход наружу. Адриан зажмурился и постарался отбросить мерзостные ощущения в сторону и сосредоточиться на собственном тяжёлом дыхании.

Выходило неважно.

Его пальцы заскользили по жёстким путам, попытались подцепить умело сплетённый узел, но сорвались; один, второй, третий раз — Адриан стиснул зубами кляп и продолжил обламывать ногти в кровь, но снова и снова терпел поражение в этой бесхитростной борьбе.

Тео подготовился просто на отлично: весь его план, от первого до последнего пункта, был безупречен. Даже эти замысловатые узлы были таковыми неспроста и лишь злили Адриана, который никак не мог от них избавиться и только резал пальцы о туго натянутую верёвку.

Оставив безрезультатные попытки высвободиться и вытерев засочившуюся из-под ногтей кровь о брючину, он привалился к стене и, поморщившись от боли, мгновенно пронзившей его разодранный бок, принялся осматривать место своего заточения.

Это помещение оказалось куда меньше того, где он встретил двойника изначально: высокий потолок и всё та же застеклённая крыша, кирпичные стены и металлические полки, на которых в страшном беспорядке стояли банки с красками, кисти, обрезки бумаги, инструменты и мотки верёвки. Адриан с шумом выдохнул. Он оказался заперт в кладовой. Цепи и крепёжный механизм были свалены здесь же: похоже, Копикэт не стал утруждать себя уборкой, спрятав как героя, так и прочий мусор вместе со следами своего проступка в одном месте.

Слабость накатила внезапно, осела на плечах чем-то тяжёлым и бесцветным, и Адриан, склонив голову к коленям, устало прикрыл мутные глаза и вновь провалился в рыхлое ничто.

Повторно разбудил его шорох шаркающих шагов. Нетерпеливый, раздражающий, он настойчиво врезался в голову гулким эхом и не давал и шанса остаться в пленительном забытьи. Адриан неосознанно нахмурил брови и заметно напрягся: он не мог не узнать звука собственной пружинящей поступи. Послышался тихий, но отчётливый чих, и Агрест мстительно понадеялся, что вместе с внешним обликом Тео приобрёл и его злосчастную аллергию на перья.

В том, что это был Копикэт, у него не оставалось никаких сомнений.

Самозванец ходил кругами по своей мастерской и заметно нервничал — Адриану даже показалось, что он сумел различить недовольное шипение и лязг кошачьего ремня-хвоста о стену. Но шум в его голове стоял настолько плотный, что он не был уверен, что это не плод воспалённого воображения.

Двойник остановился по ту сторону стены и зашуршал отсыревшим картоном, а Адриана вдруг прошиб холодный пот: неожиданно он вспомнил всё.

Вспомнил о Леди Баг и грозившей ей страшной опасности; вспомнил о Плагге, которого потерял, и о самодовольной улыбке на губах Копикэта, когда тот прятал кольцо в карман; вспомнил даже Бражника, зачем-то пожелавшего прекратить издевательство над сыном известного модельера.

Адриана залихорадило.

Будто в замедленной съёмке он увидел со стороны себя, закованного в тяжёлые цепи и беспокойно мечущегося на затёртом полу, и склонённого над собой лже-Кота. Тот ласково убирал волосы с его взмокшего лба и что-то сладко нашёптывал ему на ухо. Адриана невольно передёрнуло: зрелище было тем отвратительнее, чем реалистичнее и живее оно становилось с каждым мгновением.

Добровольная унизительная попытка спасти напарницу и потянуть время как можно дольше не привела ни к чему хорошему. Нуар подставил самого себя, подвёл напарницу и едва ли не вручил её алчущему Тео на серебряном подносе, перетянутую нарядной красной лентой.

Адриан попробовал встать на четвереньки и раздражённо зашипел, когда его попытка не увенчалась успехом: стянутые бечёвкой руки подломились в суставах, плечи и раненый бок пронзило острой болью, и он зажмурился и бесформенным кулем сполз на пол.

Копикэт был прав: Адриан слаб и беспомощен. Сломленный, растоптанный и морально уничтоженный, без волшебного талисмана и силы квами он не сможет противостоять своему противнику, но его это не волновало: всё, о чём он мог сейчас думать, была лишь девушка в пятнистом костюме и её прекрасные голубые глаза, которые не должны были наполниться слезами, только не так; её пухлые губы, которые он мечтал поцеловать сам и которых ни в коем случае не должны были коснуться зубы Тео Барбо.

Самоуничижительные мысли не помогали. Медленно, но неотвратимо Адриан впадал в отчаяние.

«Ты до неё не доберёшься, гадёныш!»

Не отдавая себе отчёта в действиях, всё так же лёжа на полу, стянутый по рукам и ногам прочными путами, он сгруппировался и с силой ударил ногами в дверь. Вышло практически бесшумно: Адриан был слишком ослаблен, чтобы заставить самозванца обратить на себя внимание. Но его это не остановило, напротив, немного повозившись на грязном напольном покрытии, он кое-как приподнялся на локтях и упёрся лбом в ровное древесное полотно. Подтянув ноги поближе и осторожно, не торопясь и не слишком доверяя собственному телу, принял полусидячее положение и вцепился пальцами в дверную ручку.

Заперто.

Тошнотворные запахи синтетического масла, красок и какого-то едкого растворителя, намертво въевшиеся в кляп, обжигали слизистую носа, но действовали отрезвляюще. Адриан принялся царапать дверь, скрести её, оставляя на лаковом покрытии едва заметные буроватые разводы, и жмурился, когда в очередной раз его изрезанные руки касались жёсткого дерева.

Бесполезно. Копикэт так и не пришёл, даже никак не среагировал на источник шума, а остатки сил, иссякнув слишком быстро, оставили Адриана прижиматься к двери и едва ли не рычать от безысходности. Он ненавидел себя, ненавидел свой авантюризм, беспечность и легкомыслие — все те черты и особенности своего характера, которым он давал волю и которыми так страстно упивался, пряча лицо за маской супергероя.

И это неизбежно привело к катастрофе. Леди Баг никогда не ошибалась: он действительно оказался глупым Котом — самым глупым и безнадёжным из всех возможных.

Так, по-прежнему жмущийся к двери и смаргивающий с ресниц злые слёзы, Адриан глотал желчную слюну и костерил себя самыми последними словами.

Он не услышал, как пришла Леди Баг, не различил и елейного голоса подражателя, готового на что угодно, только бы та поверила ему.

Сознание Адриана вновь затуманилось, и он, будучи так невероятно близок к спасению — силе его невезения мог позавидовать даже сам Плагг, — вместо того, чтобы попытаться выдавить из себя крик, зов о помощи, хоть что-нибудь, попросту впал в некое подобие ступора и невидящими глазами уставился на дверь перед собой.

Время, казалось, растворилось в его мерном дыхании и спокойном биении сердца.

Копикэт не отпустит его. Адриан умрёт здесь, запертый в кладовой и лишённый даже права на последнее слово — он принял это как должное, не поддаваясь панике и не срываясь на бесполезные вопли, и лишь тихо выдохнул, покорно принимая свою незавидную участь.

Ему было искренне жаль Леди Баг, но, похоже, теперь эту битву ей предстояло вести в одиночку. Кот Нуар не справился с возложенной на него миссией. Он не был достоин даже одного короткого взгляда в её сторону.

Он не смог её защитить. Жалкий, никчёмный слабак и трус. Предатель.

— Но почему?! — вдруг вывел его из транса обиженный возглас самозванца. Адриан вздрогнул и уже более осмысленно осмотрелся по сторонам. В мастерской за стеной явно что-то происходило. — Мы ведь созданы друг для друга!

Что ответила на это Леди Баг, он уже не расслышал — с ненавистью впился зубами в промасленную тряпку, как будто она одна была всему виной, и врезался плечом в дверь. Та слабо затряслась, но устояла. В крови же Адриана жидким пламенем растекались неподдельный страх за подругу и ненависть к умалишённому скульптору. Все прежние мысли были вытеснены из головы всего одной: плевать, кем он оказался на поверку и насколько низким и подлым способом Тео указал ему его место, Адриан ни за что не отдаст ему свою возлюбленную.

Вслед за одним ударом последовал второй, а за ним — третий. Дверь сухо скрипела и пошатывалась в петлях, но выдерживала.

«Да будь ты проклята!» — мысленно возопил парень, жмурясь от капель солоноватого пота; те стекали со взмокшего лба и влажными дорожками щиплюще исчерчивали лицо, тяжело блестели на кончиках ресниц.

Адриан натужно захрипел и замахнулся для очередного удара, как дверь вдруг широко распахнулась. Он покачнулся и, лишённый опоры и ослеплённый более ярким светом, свободно хлынувшим через узкий проём в тесную кладовую, по инерции завалился на пол.

— Не вышло! — зло процедил Копикэт, вырисовываясь в проходе контрастным чёрным силуэтом и окидывая пленника полным непримиримой ярости взглядом. — Я почти снял с неё серьги, почти! Если бы она не обернулась!..

Адриан поднял голову и вернул самозванцу его же взгляд, усиленный во стократ. Отчасти он был счастлив, что Леди Баг не позволила провести себя так же просто, как позволил он сам, отчасти же понимал, что сейчас весь гнев Копикэта выльется на него одного.

И Адриан был готов к расправе, чем бы она для него ни закончилась.

— Ты чуть было всё не испортил! — Тяжёлый ботинок врезался в заскорузлый от запёкшейся крови бок; послышался отвратительный треск, и Адриан глухо застонал сквозь крепко стиснутые зубы и попытался отползти в сторону, но подражатель тут же настиг его. — Тебе всего-то и нужно было, что сидеть тихо! Что в этом сложного?! — Сев на корточки возле пленника, он поддел пальцами его подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Что, я спрашиваю?!

Крылья носа Адриана гневно затрепетали, а в глазах сверкнуло неподдельное бешенство. Он попытался вывернуться из хватки противника, но Копикэт уже и сам утратил к нему интерес — его рука отдёрнулась слишком быстро, почти пугливо, как будто поранилась обо что-то горячее.

Неоново-фиолетовый контур снова вспыхнул на исказившемся гримасой злобы и презрения лице самозванца. Бражник был недоволен.

— Да понял я, понял, — огрызнулся Копикэт, отступая от Адриана и всё ещё держа на весу повреждённую руку. — Серьги будут у меня уже этим вечером.

Свечение сразу же погасло, а Копикэт, раздражённо встряхнув кистью, взялся за запятнанную подсыхающей кровью дверную ручку и бросил на бывшего героя долгий нечитаемый взгляд.

— А знал ли ты, — негромко прошептал он, не сводя с Адриана глаз, полных чего-то горького и неуместно жалостливого, — что она совсем-совсем тебя не любит?..

Агрест отрешённо кивнул.

Дверь тут же захлопнулась. Тихо щёлкнул замок, и Адриан остался один на один с тёплой остро пахнущей кровью, сочащейся из растревоженных ран, со своей невысказанной болью и гнетущим чувством бесконечного одиночества.

Он проиграл.