Се Лянь не говорит ни слова Фэн Синю, когда тот возвращается. Едва ли здоровается со своими родителями.

Почему-то ему даже хуже, чем было до того, как он ушел. 

После этого нет ни минуты облегчения.

Раньше, когда Хун-эр еще был рядом с ним, он научил принца полюбить нечто столь простое, как прикосновение. Каким утешительным оно может быть.

Теперь Се Лянь узнает, что прикосновения следует бояться. Сначала он думает, что это что-то такое же простое, как насмешки.

Когда он не прячется в своей комнате, он ищет тихое местечко на склоне горы. Тень дерева, берег ручья.

Время от времени он слышит голос одного из своих родителей или Фэн Синя, приходящих, чтобы утешить его.

Иногда он чувствует руку друга на своих плечах или руки матери на своем лице — и смягчается. Он тянется за утешением.

Когда он это делает, он обнаруживает лишь поверхность той маски. Смеющуюся над ним. Рыдающую вместе с ним. 

Каждый раз Се Лянь кричит.

Со временем становится ясно, что это не насмешка. Это даже хуже, чем, когда на тебя охотятся, как на животное, нет…

Се Ляня мучают.

Изматывают, часть за частью. Пока он вообще не может выйти из дома, но...

Когда он там, он слышит шептание. Между Фэн Синем и его родителями. Их беспокойство.

Он спрашивает Фэн Синя, дрожащим от печали голосом, верит ли ему друг. Думает ли он, что Се Лянь сходит с ума.

Каждый раз его друг говорит ему, что это не так. Что он ему верит. 

Но Се Лянь все еще боится.

Однажды днем, когда он возвращается домой, — он слышит ор.

Слишком знакомый ор, на самом деле. Два голоса, сливаясь вместе, напоминают грохот гнева.

— У тебя хватает наглости явиться сюда! — Се Лянь останавливается, держась одной рукой за дверь.

Фэн Синь — он звучит так сердито. И когда Се Лянь пробирается внутрь, нащупывая край стола, — он чувствует что-то неожиданное.

Мешки с рисом. Больше, чем они могли себе позволить в течение нескольких месяцев. Как... Как они могли...? 

— Не становись со мной таким высокомерным и могучим!

Звук голоса Му Цина заставляет его замереть. Почему-? 

Почему он здесь?

— Особенно не тогда, когда я здесь, чтобы помочь!

Фэн Синь скрещивает руки на груди и, увидев, что принц вернулся, встает перед Се Лянем, защищая. — Кто сказал, что кто-то ЖЕЛАЕТ твоей помощи?

Се Лянь открывает рот, чтобы сказать Му Цину, что все в порядке. Чтобы поблагодарить его за рис, даже — что угодно, лишь бы заставить его уйти. До-

— Как ты можешь так говорить, после того, что ему пришлось сделать?! — огрызается Му Цин, а Се Лянь… О боже.

Он чувствует, как Фэн Синь напрягается в замешательстве, и его губы дрожат. — О чем ты, черт возьми, говоришь?!

Се Лянь пытается. Он пытается заговорить. Чтобы остановить его до того, как это начнется, но… — Му Цин, я…

— Ты ТАКОЙ чертовски упрямый, что позволил бы ему продать себя, прежде чем принял бы помощь от меня?! — Му Цин рычит. — Ты НАСТОЛЬКО меня ненавидишь?!

Продать себя.

Фэн Синь замирает, а лицо Се Лянь искажается от мучительного стыда.

— Он… — Голос охранника, обычно такой ровный, такой уверенный, дрожит. — Продал… — качает он головой, стиснув зубы, —ТЫ ВРЕШЬ!

Му Цин переводит взгляд с Се Ляня на Фэн Синя и обратно, понимая.

— Ты не… — выражение его лица искажается, когда он видит боль на лице принца, — ты не сказал ему?

Он не успел сказать больше, так как Фэн Синь сильно толкнает его в грудь. — УБИРАЙСЯ! — Охранник рычит. — УХОДИ!

— Я не…! — Му Цин протестует: — Я просто пытался…!— Он замирает при звуке голоса Се Ляня. Низком, тихом.

— Послушай его, Му Цин. — Его глаза то расширяются, то сужаются.

— Ты знаешь… я… — он трясет головой, дрожа. А Се Лянь знает — всегда знал, что, когда его другу больно, он отвечает ему болью. Он ожидал этого, но...

— Мне действительно было жаль тебя, когда ты рассказал мне о том парне, в которого влюбился, — шипит Му Цин, и поведение Се Ляня полностью меняется. — Я думаю, это должно быть облегчением, что он никогда не увидел этого, не так ли?

Се Лянь всегда знал, что Му Цин имеет склонность к агрессии. «Ты был влюблен в него?»

Он видел это много раз прежде. И даже когда он только что сказал своему другу уйти, Се Лянь ожидал какой-то резкости в ответ, но…

«Я… я не знаю. Я.... я думаю, что был.»

Се Лянь не ожидал, что будет так больно.

И это ранит гораздо глубже, чем просто оскорбление Се Ляня. Или чем принизить его чувства.

«Парень, в которого ты влюбился.» 

«Парень.»

Фэн Синь не сказал ни слова, а стены в этом месте тонкие. Се Лянь был бы удивлен, если бы его родители не услышали.

Перед смертью он смог сделать Хун-эру подарок. Он использовал веру подростка в него, чтобы внушить ему одну мысль…

Что любить кого-то было самым прекрасным, что мог сделать человек. Мужчину или женщину — это не имеет значения.

Что это не то чего нужно стыдиться. Это подарок, который никто никогда не делал для Се Ляня.

Та часть его самого — та часть, которая никогда не желала жены, которая всегда разочаровывала его семью, —которую он так и не смог принять.

Се Лянь не думал, что он многого просит. Он не ожидал, что кто-то его примет.

Он не пытался разделить свою жизнь с мужчиной. Или даже быть открытым о своем желании.

Единственное, чего он хотел, так это сохранить эту часть себя при себе. Чтобы быть избавленным от осуждения, если бы люди узнали об этом.

Он говорил об этом с Му Цином, потому что тот уже знал.

Он видел, как Се Лянь смотрел на Фэн Синя много лет назад. И когда он никогда ничего не сказал, когда он позже задал этот вопрос…

Се Лянь подумал, что это означает, что его друг принял его. Может быть, раньше ему было противно, и он этого не понимал, но он принял это.

Се Лянь был неправ.

Теперь эта часть его вытащена наружу. Уродливая, испуганная и незащищенная.

И это кажется таким жестоким. Слишком жестоким.

Настолько жестоким, что Му Цин, вероятно, не собирался этого делать. В глубине души Се Лянь знает, что его друг не такой.

Или… он знал это.

Молчание тянется так долго, что, когда он говорит, никто из друзей сначала его не слышит.

Глаза Му Цина широко раскрыты, он нервно дрожит, выражение его лица похоже на маску сожаления, но он слишком упрям, чтобы отступить, и Фэн Синь чувствует, что его горло набито ватой.

— Как...?

— повторяет Се Лянь, и двое других молодых людей замолкают. Потрясенный тем, как плоско и сердито звучит принц, и…

— Какого хрена, Му Цин.

— ни один из них никогда раньше не слышал, как Се Лянь ругается. 

Они оба пялятся, разинув рты.

Тишина не длится долго.

Рука Се Ляня шарит по столу, находя маленькую керамическую миску.

К его чести, даже не смотря на то, что он не видит , он все еще попадает Му Цину прямо в щеку, так сильно, что она разбивается при контакте.

— ПРОВАЛИВАЙ!

— Я не…!

Что бы Се Лянь ни смог заполучить, он швыряет в сторону Му Цина.

— МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЧТО ТЫ ИМЕЕЛ В ВИДУ! — Он ревет, впервые в жизни, двигаясь в слепой ярости. — ПРОСТО УЙДИ!

Он не понимает, что его друг ушел, пока Фэн Синь не хватает его за руку, говоря остановиться.

Се Лянь выпускает яблоко из руки (да, к тому времени он действительно использовал что угодно в качестве оружия), повесив голову.

Если бы Фэн Синь не поддерживал его, он бы упал на колени. Он уже трясется. 

Это больно.

Се Лянь не говорит ни слова.

Его родители не выходят, чтобы расспросить о суматохе, как обычно. Этого достаточно.

Наверное, они не знают, что сказать. Или, может быть, они просто вообще не хотят разговаривать с Се Лянем.

Се Лянь их поймет. Ведь сони только в него вложили. В его тренировки. В строительство стольких храмов в честь него. Только чтобы...

Только чтобы наблюдать, как все это превращается в ничто, и узнать, что все это время Се Лянь скрывал что-то подобное.

Что даже когда он был богом, даже когда они были такими, такими гордыми — он все еще жил с этим позором.

Наконец, когда Фэн Синь говорит, его голос осторожный. — Ваше Высочество…— Се Лянь стискивает зубы, по его телу пробегает дрожь.

— …Что он имел в виду? 

Его плечи опускаются.

— О чем он говорил? 

Се Лянь—

— Ваше Высочество! — Фэн Синь вскрикивает, протягивая руку, когда он срывается на бег. 

Он действительно не может этого вынести.

Не может больше находиться в этом доме. Не может отвечать на вопросы. Не может вынести надвигающуюся клаустрофобию, расползающуюся вокруг него, удушающее чувство осуждения от того, что они узнали.

Нарушение всего этого заставляет его хотеть кричать.

Призрачный огонь сначала следует за ним, спрашивает, что случилось. Се Лянь умоляет на мгновение, всего на мгновение, чтобы его оставили одного.

Если он хочет помочь, он может убедиться, что его никто не побеспокоит. 

На этот раз дух не спорит. Он оставляет его в покое.

Се Лянь оседает на берегу ручья, брызгая водой на лицо.

Впервые за годы даже повязки на глазах удушают, поэтому он срывает их, оставляя лицо полностью открытым.

Он глотает свежий воздух, пытаясь найти способ успокоиться.

Он тянется вверх, пытаясь ослабить конский хвост, в который Фэн Синь затянул его волосы накануне — он слишком тугой, он не может… он не может этого вынести…

В отчаянии он разрывает ленту, удерживающую его волосы на месте, и они падают на плечи, полностью распущенные.

Всё нормально.

Вода стекает по его подбородку, отчего короткие пряди волос прилипают ко лбу. Он вздрагивает, желая, чтобы холод принес больше ясности. Часть его желает, чтобы он не отослал маленького духа, он…

Он всегда хорошо успокаивает Се Ляня. 

Он слышит шаги

Он не может заставить себя поднять взгляд, просто сгибается, надеясь, что что бы это ни было — кто бы это ни был — у них хватит ума просто оставить его в покое.

Честно говоря, он удивлен, что Призрачного Огня было недостаточно, чтобы их удержать. Он не сомневается, что маленькое существо приложило все усилия.

Но когда человек опускается рядом с ним, и он слышит, кто это — Се Лянь сжимается еще больше, стыдливо отворачиваясь.

— Ваше Высочество…— голос Фэн Синя звучит…

Спутанным. Се Лянь не может разобрать эмоции в нем. Он слишком напуган, чтобы сделать это.

 — …ты не должен убегать, пока не дашь людям возможность высказаться, — бормочет он.

Се Лянь с трудом сглатывает, желая… желая, чтобы его не так сильно заботило, что думает Фэн Синь.

Желая, чтобы мысль о том, что его друг думает о нем хуже, не причиняла ему такой сильной боли, — потому что Се Лянь, он... 

Он всегда был высокого мнения Фэн Синя.

— Я не хотел об этом говорить, — бормочет Се Лянь хриплым голосом.

Фэн Синь молчит, а Се Лянь не знает, чего хочет. Часть его просто хочет побыть в одиночестве, а…

Другая часть не хочет, чтобы Фэн Синь уходил.

— Ваше Высочество, — наконец, Фэн Синь снова говорит, и когда он это делает, его голос становится таким нежным. — Это правда?

Се Лянь опускает голову, пряди волос скрывают его лицо, а пальцы сжимают мягкую землю на берегу реки.

— …Да, — шепчет он, дрожа. — Это так.

Было так легко сказать кому-то другому быть храбрым. Улыбнуться в сторону Хонг-эра и сказать ему, что это не имеет значения. Что это ничего не меняет.

Но это не так. О боже, это не так.

Потому что, если бы Се Лянь провел последние шесть месяцев своей жизни, оплакивая женщину, он никогда бы не почувствовал необходимости скрывать это.

Если бы он родился женщиной, а не мужчиной, ему бы не потребовалось так много времени, чтобы понять, что то, что он чувствовал тогда, было любовью.

Он никогда бы не научился ненавидеть каждую часть себя, которая этого хочет. Не связывать желание с постоянным страхом быть отвергнутым и осужденным.

— …Как давно ты знаешь, что ты…?

Фэн Синь звучит— напряженно. И Се Лянь предполагает, что это должно быть из-за дискомфорта. Может быть, даже гнева. 

Какая-то безумная часть Се Ляня не…

Он не знает, смеяться ему или плакать.

«О, я не знаю, когда ты впервые снял свою рубашку передо мной?»

Из всех людей в его жизни Фэн Синь всегда заставлял его чувствовать себя в безопасности.

Он также последний человек в мире, с которым Се Лянь захочет поговорить об этом. 

— …Достаточно давно, — бормочет Се Лянь, не желая давать жесткие временные рамки, он…

Он просто...

—Ваше Высочество...

Принц делает паузу, потому что… Фэн Синь не звучит сердитым. Или разочарованным. Он звучит... грустным.

И Се Лянь не может вынести мысли об этом. Не может смириться с мыслью, что та его часть, которая любила Хонг-эра, делает его друга несчастным.

—...Ты должен был сказать мне.

Се Лянь тяжело сглатывает и кивает. 

— Я знаю, — шепчет он.

Ведь это было эгоистично. Позволять людям следовать за ним до сих пор. Давать им отказаться от так много. Все ради этой проекции человека, который не был настоящим.

Кого-то, кто скрывал что-то подобное все это время.

Ему должно быть так больно. Он должен чувствовать себя обманутым. Он сейчас уйдет, он…

Кончики пальцев касаются щеки Се Ляня. Нежные. Никогда ни с кем другим, но всегда с ним. Слегка мозолистые, особенно на втором и третьем пальцах, которыми он держит тетиву.

Он заправляет пряди волос ему за ухо, медленно, с... 

С нежностью.

Се Лянь ломается.

Он опускает голову, издавая низкий, мучительный всхлип. Потому что-

Потому что он так напуган и хочет, чтобы Фэн Синь остался, сказал ему, что все в порядке, что он не ненавидит его. Что Се Лянь не так ужасен, как он себя ощущает.

— Я… я был напуган, — задыхается он, опираясь на его прикосновения. —Фэн Синь — я был так напуган, я…

Это так легко, когда эта рука притягивает его, позволяя Се Ляню положить голову на грудь охранника.

Легко расплакаться, когда Фэн Синь обнимает его. Обхватить руками спину друга, прижавшись к нему.

— Тебе не нужно бояться, — шепчет он, их щеки соприкасаются, когда он качает Се Ляня на руках. — Не, когда я здесь.

Се Лянь всхлипывает, тупо глядя в темноту перед собой. 

Это то, что он говорил, когда они были маленькими.

Се Ляню всегда снились кошмары, даже когда он был маленьким мальчиком. Он бежал к кровати своих родителей, заползал между королем и королевой, прежде чем мог снова отдохнуть.

Когда он стал старше, он стал робким. Чувствовал, что к тому времени он должен быть достаточно храбрым, чтобы спать в одиночестве.

Но было что-то менее смущающее в том, что Фэн Синь спал на полу рядом с его кроватью, шепча взад и вперед о том, на каких монстров они собираются охотиться на следующий день.

И когда Се Лянь просыпался, всхлипывая от страха, там был Фэн Синь. Сжимающий его руку в темноте, шепчущий:

«Ваше Высочество, тебе не нужно бояться.»

Се Лянь прижимается ближе, пытаясь отдышаться.

«Не, когда я рядом.»

— …Прости, — шепчет он неуверенно. — Прости, что не доверился тебе. Я-я должен был. — Фэн Синь отвечает не сразу, проводя пальцами по его волосам.

Это почти похоже на то, когда Хун-эр расчесывал их. Достаточно, чтобы Се Лянь расслабился, его глаза были полузакрыты.

В конце концов, эти пальцы возвращаются к его лицу.

Его большой палец проводит по промежутку между глазами Се Ляня, спускаясь по его скуле. —…Я не могу вспомнить, когда в последний раз видел твои глаза, — признается он.

Се Лянь делает паузу, тяжело сглатывая.

Он прячет обе свои канги, но эта самая невыносимая из всех, что он когда-либо видел. 

Тот же темный, переплетающийся узор, яркий на его коже…

И его радужки такие бледные. Незрячие, тупо наблюдающие за миром.

Угол наклона руки Фэн Синя аккуратно побуждает Се Ляня поднять голову, даже когда он хочет спрятаться.

Большой палец касается его ресниц.

—У тебя всегда были такие красивые глаза, — признается Фэн Синь. 

Се Лянь замолкает, губы застыли, не зная, как реагировать.

—Я… что? — Он шепчет, пытаясь понять, почему… почему он сказал что-то подобное. — Фэн Синь, я…

Движение, давление на рот, мягкое тепло. На мгновение Се Лянь не понимает, что происходит.

Это просто — что?

И затем, как только он осознает, что есть движение, мягко поощряющее его расслабиться, он понимает.

Это поцелуй.

Помимо попытки Призрачного Огня его успокоить, это единственный поцелуй, который когда-либо был у Се Ляня. А Се Лянь...

Его пальцы сжимаются сзади на рубашке Фэн Синя, подрагивая. Ему хочется плакать.

Потому что есть прилив эйфории, который приходит с мыслью о том, что тебя не отвергнет тот, кого ты любишь. С осознанием, что ты не должен быть один.

Но это не то, чего он хотел.

Се Лянь хотел своего друга. Он хотел почувствовать себя в безопасности. Он хотел, чтобы кто-нибудь сказал ему, что все в порядке, он не…

Слезы не перестают течь по его щекам. Се Лянь не хочет этого.

Красота.

Боже, как же Се Лянь возмущен тем фактом, что кто-то когда-либо называл его красивым. И теперь, с этим медленным, тонущим ощущением, Се Лянь понимает.

Для него это то, как всегда выглядело принятие. 

Безусловное.

Люди принимают его, но только потому, что хотят чего-то взамен. И после всего, что сделал Фэн Синь...

Действительно ли это много, чтобы просить об этом?

Может. Может ли Се Лянь хотя бы оправдать отказ?

Когда он чувствует, как Фэн Синь напрягается и хмурится, он понимает, что, должно быть, слишком долго оставался неподвижным, что его друг должен понять...

И если он это сделает, он…

Фэн Синь оставит его?

Он начинает отстраняться и в каком-то безумном порыве отчаяния, столкнувшись с перспективой остаться в полном одиночестве…

Се Лянь пытается ответить на поцелуй.

Неуклюже, пальцы слабо хватаются за плечи Фэн Синя, тяжело дыша через нос.

Этого достаточно, верно?

Пальцы Фэн Синя сжимаются в его волосах, притягивая ближе, и слезы текут быстрее. 

Это нормально, верно? Это-

(Это больно.)

После этого они сравняются. Что это по сравнению с тем, чтобы снова остаться одному? 

(Это больно. Это больно.)

Зубы царапают его, заставляя подпрыгнуть, и Се Лянь... Он понимает:

Фэн Синь плачет.

Руки Се Ляня соскальзывают со спины друга, неуверенно тянутся к его щекам.

Они влажные, что странно. Каким бы эмоциональным он ни был, Фэн Синь не любит плакать на глазах у других, но…

Он также смеется.

И затем, в момент поразительной ясности, Се Лянь вспоминает:

Фэн Синь никогда бы не причинил ему вреда. Никогда. 

Он не такой.

И это-

Этот рот улыбается ему, пальцы впиваются, когда они притягивают Се Лянь ближе, забирая то, что они хотят.

Это больно.

(Это больно. Это больно.)

Его руки соскальзывают с лица Фэн Синя, прижимаясь к его груди, сильно толкая ее, приоткрывая губы, заставляя Се Ляня задыхаться и дрожать, пальцы снова поднимаются вверх, и он…

Он уже знает, что найдет ее там, еще до того, как чувствует маску.

—…—Се Лянь зажмуривает глаза, больше не дрожа от страха. Или стыда.

Наступает момент, когда вы настолько привыкаете к чувству, что оно больше ничего для вас не значит.

Се Лянь живет, ест и дышит страхом. Это больше не парализует его.

Ярость это что-то новенькое.

Она извивается внутри него, как зверь с собственным разумом, пока бог не вырывается вперед, поваливая фигуру в маске на землю.

Он позволяет ему.

Он оседлал его, опуская кулак снова и снова, пока его костяшки не разбиваются и не начинают кровоточить.

Он позволяет ему.

—УБИРАЙСЯ! — кричит Се Лянь.

Было время, когда он считался самым опасным фехтовальщиком своего поколения. Самой грацией. Он превращал битву в искусство.

Это не искусство. Это нечто гораздо более низменное, близкое к человеческим инстинктам.

Его когти царапают каждый участок кожи, до которого он может дотянуться. Он сжимает обе стороны головы существа, ударяя ее о землю, пока земля не грохочет, пока в скале под ним не появляются трещины.

— ПРОСТО УБИРАЙСЯ! — Он рычит.

Под натиском маска трескается.

Се Лянь дрожит, сжимая руками горло существа, отчаянно желая, чтобы это было не бесполезно. Что это может закончиться.

Что это все может просто закончиться.

— Я никогда не покину вас, Ваше Высочество, — напевает бедствие, его тон сладкий и насмешливый, говорящий с легкостью.

Се Лянь всхлипывает, слыша, как он имитирует интонации голоса Хун-эра. Это так, так жестоко.

— ТЫ УЖЕ ЗАБРАЛ ЕГО! — Бог плачет, тряся монстра, как тряпичную куклу. —Что еще ты хочешь?! Что еще ты МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ?!

—..., — Бай У Сянь не повышает голос, нет.

— …Ты на самом деле не знаешь, что произошло той ночью, помнишь?

 На самом деле он не похож на человека, которого задушили, несмотря ни на что. — Хочешь, я покажу тебе, Ваше Высочество?

Руки Се Ляня сжимаются вокруг этого горла, пока оно не будет раздавлено, покалечено под его пальцами. 

Оно все еще смеется.

А затем, его уже нет.

Под ним никого нет. Ничего между его пальцами. Никакого смеха. 

Се Лянь один, на земле — кричит.

Звуки леса медленно возвращаются. Он не понял, что они остановились. 

Поток снова начинает течь.

Солнце начинает опускаться за горизонт.

Сгущаются тучи, словно медленно приближается буря. Что-то холодное врезается ему в грудь. 

Се Лянь на этот раз не реагирует.

—Ваше Высочество…— Он шепчет, и Се Лянь знает по тону… 

Он видел.

Он больше ничего не говорит. Просто шепчет его имя снова и снова. 

Но он видел.

Видел, что Се Лянь позволил этой штуке сделать с собой. Что он сделал от страха и отчаяния. 

Видел, какой он жалкий. —...

Принц поднимается на ноги, пошатываясь. Не желая возвращаться домой. Не имея места куда пойти.

Но на этот раз, когда он вдыхает — там что-то есть. След духовной силы. Демонической. 

Глаза Се Ляня распахиваются, затем сужаются в ядовитом взгляде.

След.

Когда он начинает следовать за ним, призрачный огонь уже там, сильно давит на его грудь. Так сильно, как только может.

— Ваше Высочество,— шепчет он, — не ходите туда.

Се Лянь отталкивает его в сторону, его плечи дрожат от ярости. 

Больше он ничего не может ему сделать. Ему уже нечего у него забрать.

Се Лянь больше не заботится о том, чего он хочет. Плевать, если это убьет его. Или унизит его. Или обманет его.

Он просто хочет, чтобы это закончилось. Чтобы на него не охотились, как на животное.

Чем дольше он идет, тем сильнее становится запах. Он не знает, сколько миль он прошел.

В конце концов, начинается буря. Гром рокочет над головой, ветер развевает его волосы. Дождь начинает падать густыми жирными каплями, быстро вымачивая его до костей.

Призрачных огней становится больше.

Се Лянь не знает, как. Он точно не звал их. 

Они преграждают ему путь.

— Расступитесь. — бормочет он, толкая их, пробираясь по лесной тропинке.

Они образуют темную процессию вокруг него, блестя на фоне темноты, освещая провалы и тени на его лице.

— РАССТУПИТЕСЬ!

У его щеки холод, и снова этот голос: 

—Не ходите туда.

—…— Его пальцы двигаются, зажимая Призрачный Огонь между пальцами. Как и всегда он не дергается — просто спокойно сидит у него на ладони, и Се Лянь шипит —

— Если ты не уйдешь с моей дороги, я тебя развею. — Он слепо оглядывается. 

— Всех вас!

Угрозы достаточно, чтобы они почти все разбежались. 

Кроме одного.

Хватка Се Ляня все еще достаточно слаба, чтобы Призрачный Огонь мог выскользнуть, если бы захочет. 

— …Уходи, — шепчет он, — просто уходи. — Пламя не движется.

—Я не стану.

Дыхание Се Лянь прерывистое, неровное.

— Д-даже если бы я собирался развеять тебя?! — он шепчет. — Ты бы все равно остался?!

— Даже тогда, — отвечает голос. Ни малейшего колебания. —Если это сделает Его Высочество, этот не будет возражать.

Бог вздрагивает.

— А как насчет человека, который так дорог тебе?! — срывается он, отпуская. — Ты что, забыл о нем?!

В конце концов, это то, что держит его в этом мире, не так ли?

И он просто позволит Се Лянь рассеять свой дух. Просто так?! 

— Я никогда его не забуду.

Ответ такой простой, но Се Лянь находит его сводящим с ума.

— Тогда как ты мог позволить мне сделать это?! Почему?! Почему ты не против того, чтобы я это делал?! 

Через мгновение дух шепчет:

— Я навеки ваш самый преданный верующий. 

Се Лянь стискивает зубы, его горло сжимается.

 —Нет!

Он отталкивает существо в сторону, сжимая мешочек на шее, и уходит глубже в ночь.

— Ты не он! Он плачет: —Я столько раз тебя спрашивал — ты не он!

Хонг-эр покоится с миром. Се Лянь пытался всеми возможными способами позвать его. И он знает... Если бы Хун-эр мог его услышать, он бы ответил.

И как бы он ни заботился об этом духе, каким бы добрым он ни был…

Се Лянь не готов так поверить в кого-то еще раз. Он не готов позволить себе такую веру.

Это слишком больно.

Призрачный огонь повторяет, на этот раз громче и яростнее, когда Се Лянь пробирается по тропинке.

— Я навеки ваш самый преданный верующий!

Се Лянь качает головой, продвигаясь вперед. Он не. Он просто — его просто нет. —Нет, — бормочет он, едва слышно за дождем, — ты не он!

—Ваше Высочество, — умоляет он, вопя во тьме ночи, — поверьте мне! — Се Лянь не плачет, даже если ему хочется.

— Я тебе не верю.

Он больше ни во что не верит.

В конце концов, он натыкается на храм. Ступеньки потертые, заросшие, но... Он понимает, после минутного осмотра, что этот один из его собственных.

Обшарпанный, полуразрушенный, но табличка на входе слишком знакомая. —… 

Когда он вдыхает, он ощущает сильный запах демонической силы.

Он должен был прийти сюда, он знает. 

Это ловушка.

Се Лянь тоже это знает.

Но оно найдет его, если он убежит. Он попадется на это снова, и снова, и снова.

С таким же успехом он мог бы угодить в нее сейчас, когда он знает, что это произойдет. Се Лянь сидит и ждет.