Три недели спустя бывший наследный принц Сяньлэ просыпается в одиночестве.

Но это теперь не так страшно — он уже к этому привык.

Он не так медлителен, как раньше. Не так небрежен в отношении того, как он одевается.

Се Лянь щепетильно расчесывает волосы, собирая их вместе во что-то презентабельное.

Он помнит, сколько усилий Хун-эр вкладывал в это раньше — и теперь он не может оставить все в беспорядке.

Он не делает похожего на причудливые прически, которые предпочитал мальчик, или в которые У Мин закручивал его волосы — но Се Лянь считает, так ему идет. Во всяком случае, они лучше сочетаются со шляпой.

Иногда он вспоминает ту ночь, когда он расспрашивал Хун-эра о том, каких женщин или мужчин, это не имело значения, он предпочитает и мальчик ответил, что хотел бы кого-то с красивыми волосами. Длинными, мягкими и блестящими.

Не у каждого такие волосы, знаете ли. Принц улыбается, вспоминая об этом сейчас.

Когда он идет к колодцу за водой, его нога спотыкается о незнакомую местность, но он не падает. Во всяком случае, не полностью.

Его рука обмотана белой шелковой лентой, и Се Лянь приземляется на колени — но, к счастью, не на лицо.

— …Спасибо, Жое.

Он похлопывает духовное орудие, пока то радостно извивается, радуясь возможности быть полезным.

Медленно он возвращается в храм. Старый — заброшенный. Таких в наши дни предостаточно. Он сомневается, что останется здесь пока, но... Когда он собирал металлолом накануне, он нашел кое-что.

Ткацкий станок был немного изношен и помят, но бог смог вернуть детали на место и привел механизм в рабочее состояние.

Теперь прежний бог преклоняет перед ним колени, вспоминая другое время, в другом храме, так похожем на этот.

Это было давно. Так, так давно.

Теперь некому разделить нити для него, поэтому, когда он был в магазине, он попросил девушку за прилавком вырезать обозначения цветов на упаковке. Когда он чувствует их сейчас, он может отслеживать в своем мозгу, где какие нити есть, укладывая их в узор.

Прошло так много времени с тех пор, как он пробовал ткать— и теперь это успокаивает его. Медленное, методичное движение пальцев, когда он собирает все нити вместе, выкраивая историю, часть за частью.

Он помнит мальчика, который сидел рядом с ним и всегда слушал, как он рассказывал. Неважно, как долго Се Лянь бубнил или как скучно это было.

Поначалу это увлечение казалось ему утомительным. Он думал, что это пустая трата времени для воина, как он, но...

Время взрастило в Се Ляне более глубокое восхищение гобеленами и историями, о которых они повествуют. Даже если они причиняют боль.

Может быть, однажды, если он станет достаточно хорош, он сможет их продавать. Но не этот. Этот сделан только для него одного.

На нем изображен наследный принц, грациозный и сильный; с мечом в руке, блестящий белым светом; облаченный в шелка, драгоценности и прочую роскошь.

А в другой его руке — мальчик.

Маленький, такой совсем-совсем маленький. Но сильный.

И такой храбрый.

Изобразить их здесь вместе, даже если сейчас они разделены, приносит некий небольшой покой.

Закончив работу, Се Лянь проводит пальцами по своей работе, по лицам, увековеченным в красных, белых и золотых нитях.

— ...Я скучаю по тебе, — признается он низким голосом.

Часть Се Ляня думает, что ему всегда будет его не хватать.

Но и он больше не опустит руки — он пообещал ему хотя бы это. Он будет пытаться. Будет продолжать строить золотые дворцы, даже зная, что в конце концов они всегда будут рушиться.

Это не значит, что их не стоит строить.

И он знает, что в конце — он увидит его вновь.

(Се Лянь просто никогда не осознавал, сколько времени это займет.)

Медленно он снимает гобелен со станка, обрабатывает края, сворачивает его и засовывает в рюкзак.

Он разбирает ткацкий станок, забирая его с собой — и начинает брести по тропе. Может быть, сегодня он будет собирать барахло или найдет работу в поле.

В любом случае, его все устраивает.

Он крутит цепочку на шее между пальцев, поднося кольцо к губам.

Мягкий поцелуй; его губы согреты теплом бриллианта под губами.

— Доброе утро, — шепчет Се Лянь.

Он делает это каждое утро с тех пор, как началось его второе низвержение.

И после этого он медленно, часто бессвязно, начинает рассказывать Хун-эру о своем дне.

Красный цветок колышется на ветру, медленно паря в воздухе, пока Се Лянь идет по проселочной дороге.

Вещи часто могут ускользать от вас, независимо от того, видите вы их или нет. Но иногда мир возвращает их вам.

Это только вопрос времени.

***

/ЦОК!/

По залу эхом разносится резкий стук — единственный звук, нарушающий тишину.

Здесь нет естественного света. Нет притока воздуха. Нет звука дыхания. Нет сердцебиения.

/ЦОК! ЦОК! ЦОК!/

— ...Сколько у тебя выпало? — протяжно произносит голос. — Я не позволю тебе снова бросить.

— О, да ладно тебе! — кричит его компаньон: — Нечестно, нечестно! В прошлый раз ты позволил мне лишний бросок!

— Ага, — соглашается призрак, поднимая заостренную реберную кость со стола, за которым они сидят, и ковыряет ею в зубах, — потому что мы друзья!

— И мы все еще друзья, верно?!

— …Наверное, — ворчит другой, выглядя теперь немного раздраженным. — Хотя ты мне больше не нравишься.

— А? Почему нет?

— Ты никогда не расплачиваешься.

— Просто дай мне бросить еще раз, ладно?! Еще раз, а если нет, я…!

Оба духа замолкают, когда в углу раздается стон.

— …О, — молодой человек слышит голос, низкий и дребезжащий, больше похожий на потрескивание огня, чем на человеческий язык, — щенок наконец-то просыпается.

Мужчина рядом с ним пронзительно хихикает. — Как ты думаешь, через какую он пойдет, Сян*?!

*[Сян кит. 祥 xiang — удачливый

созвучный с ним иероглиф

кит. 象 xiang — слон]

Через…какую...?

Юноша медленно открывает глаза, садится.

Зал, в котором он сидит, не похож ни на что, что он когда-либо видел. Пещера — с такими высокими потолками, что он не может увидеть сам потолок; не видит солнечного света. Единственный свет, что тут есть, исходит от неземного зеленого свечения.

Призрачных Огней.

Медленно появляясь, затем вспыхивая снова и снова, озаряя мерцанием все пространство.

Камень, из которого состоят стены, полы и потолок — абсолютно черный. Он испещрен древними знаками, неузнаваемыми для молодого человека.

Медленно юноша встает.

Его ладони поднимаются, чтобы ощупать свои руки, грудь — в поисках каких-либо признаков повреждения после того, что он только что пережил, но…

Там ничего нет. Его тело кажется неповрежденным, совершенно целым.

Хотя лицо у него теперь другое.

Когда его пальцы проводят по его щекам — шрамов больше нет.

Место, где он раньше сломал нос — исчезло.

Но когда он смотрит налево, то видит двух мужчин, сидящих друг напротив друга за каменным столом.

Единственные в этой комнате, помимо него самого — один высокий и худой, с желтоватой рябой кожей.

Другой — низкий и пухлый, со слегка вздернутым носом, отдаленно напоминает свинью.

Они с любопытством наблюдают за ним, и когда молодой человек смотрит на стол, за которым они сидят, он видит пару игральных костей.

Черных, с цифрами, выведенными золотом.

— ...Что это за место?

Двое мужчин смотрят друг на друга, затем снова на него.

— ...Ты знаешь, что ты мертв, верно? — спрашивает тот, что повыше — Сян, как полагает юноша.

Подросток скрещивает руки, явно не впечатленный. — Я уже был мертвым до этого, — протягивает он. — Тогда я не оказался здесь.

— …О, — глаза того, что пониже, расширяются от осознания; он смотрит на своего друга с вновь обретенной осторожностью, — … я думаю, что он, должно быть, был довольно сильным призраком, Сян…

— Какая разница! — возражает Сян, закатывая глаза. — Он все равно оказался здесь, с нам подобными.

Нам подобными.

Его глаза скользят вниз, наконец, заметив мужские горла.

Разорванные от уха до уха, хотя их тела уже давно высохли.

— ...Два игрока, что не смогли заплатить? — фыркает подросток, поднимая бровь. — Очевидно, вы тоже не усвоили уроков.

— Эй! — Тот, что повыше, смотрит. — Уважай своих старших! У нас есть имена: я — Сян, а этот — Фай*.

*[Фай (Fai) — начало, рост

созвучные с ним

кит. 父爱 fu ai — отцовская любовь

кит. 費 fai — траты]

Фай нетерпеливо кивает, почти прячась за спину своего друга, но явно пытаясь казаться увереннее.

— … — Сян свирепо смотрит, поворачиваясь и шипя: — Чего ты трусишь?!

— Сян, — ноет его друг, — я не думаю, что этот пацан нормальный…

— Очевидно же, что НЕТ, ты маленький идиот, он МЕРТВ!

— Даже для мертвого, — качает головой Фай. — Можем мы просто… вернуться к игре? На этот раз я заплачу, тебе не нужно давать мне еще один шанс…

— Вы мне не ответили.

Молодой человек идет на них, его глаза сужены от раздражения. У него нет на это времени. — Что это за место?

— … — Сян надменно вздергивает подбородок: — Я не разговариваю с незнакомцами. Как тебя зовут? — Его взгляд задерживается на правом глазу мальчика.

Ах. Тогда это должно быть то же самое. That must be the same, then.

— …У Мин, — категорично отвечает он.

— Это не настоящее имя! — ворчит Фай и замолкает с визгом, когда мальчик грозно смотрит на него, а Сян фыркает.

— Мой друг прав! Это не настоящее имя.

—...Тогда у меня его нет. — признается юноша с суровым хмурым взглядом.

— Что за респектабельный призрак, у которого даже нет имени?! — Сян фыркает, выпячивая грудь. — Так не заслужить уважения!

— У тебя есть имя, — усмехается подросток, — но ты не особо вызываешь уважения, не так ли?

— ... — Сян таращится на него.

Медленно он поворачивает голову к меньшему призраку, бормоча себе под нос: — ...Да, я думаю, ты прав — пацан ненормальный.

Затем тише:

— ...Он действительно задел мои чувства!

Подросток смотрит, наблюдая, как двое взрослых мужчин утешают друг друга.

— Они всегда найдут способ добраться до твоих слабостей, — соглашается Фай, мягко похлопывая его по руке.

— ...Кто-нибудь из вас собирается мне ответить?! — Подросток сверлит их взглядом, быстро теряя всякое подобие терпения.

— Ладно, ладно! — бормочет Сян, раздраженно потирая нос. — Осмотрись.

Медленно, юноша делает это, по большей части отмечая то, что он уже увидел ранее. Темные стены, призрачные огни — невероятно высокие потолки — но теперь и еще кое-что.

Двери.

Массивные; настолько большие, что в проеме каждой мог поместиться целый дворец; расположенные по разные стороны зала.

Одна черная, другая красная — каждая с искусной резьбой.

— Эта, — бормочет Сян, указывая на черную дверь, — ведет к дерьмо-яме.

— Дерьмо-яме? — Подросток сухо спрашивает, не впечатленный… творческим процессом присвоения имен.

[П.п. в оригинале используется понятие «shit hole», что по сути можно перевести как <<вонючая/дерьмовая/чертова  яма/дыра>>, но поскольку Хуа Чен осуждает их креативность, я решила перевести дословно, чтоб показать всю абсурдность и надуманность названия.]

— Хочешь, вечность скитаться по лабиринту, преследуемый твоими худшими воспоминаниями?! — смотрит на него Сян. — Это Дерьмо-яма!

О.

Мальчик хмурится, поворачиваясь, чтобы посмотреть на дверь. — Почему вообще кто-то решает пройти через нее?

— Никто этого не делает, — признает Фай, чувствуя себя неловко, но пытаясь внести свою лепту в беседу.

— Но у большинства из них нет выбора. — О.

Подросток склоняет голову, завеса темных, черных волос движется вслед за ним. Они гораздо длиннее, чем ему помнится.

Ад. Они говорят об аде. — А что за красной дверью?

— Новое начало, — пожимает плечами Сян.

Упоминание об этом заставляет юношу схмуриться. Этого он тоже не хочет.

— И что вы двое здесь делаете? — бормочет он, скрестив руки. — Почему вы не выбрали ни одной двери?

— Ну… — хмурится Фай, почесывая затылок. — Мы не можем пройти через красную дверь. Наш прах развеян.

— ...Нихрена? — Подросток смотрит на них. — Что вы вдвоем натворили?

Как двум ничтожным недалеким игрокам удалось разозлить кого-то настолько, чтобы совершить с ними что-то подобное? Развеять прах — это не пустяк. Это приносит с собой несчастье — достаточное, чтобы проклясть родословную, если это не оправдано.

— Ничего настолько ужасного! — смотри Сян, явно обороняясь. — Мой дружбан, он… он просто никогда не знал, как бросить это, даже когда ему не везло, и эти придурки в игорном притоне никогда не останавливали его! Даже когда они знали, что выдоили всю его семью без остатка!

Фай опускает голову, кивая — ему явно стыдно. Сян же, напротив, высоко держит подбородок, скрестив руки на груди.

— Поэтому, я попытался отыграть для него деньги! — Он пожимает плечами. — Это было почетно, правда! Они просто слишком остро отреагировали, вот и все!

— На что?

—...Возможно, я сжульничал, — признается призрак.

—Вы пытались спасти своего друга от хищной игорной сети, — сухо спрашивает подросток, — и вы сжульничали для этого.

— … — Сян снова трет нос, застенчиво отводя взгляд. — Я сказал, что это было почетно, я не говорю, что это было умно, ясно?!

—...Верно.

— В любом случае, этот мудак — он не любил меня с самого начала. Его жена была БЕЗ УМА от меня, но это была не моя вина! Я не такой парень, я просто привлекаю внимание дам!

Юноша смотрит на рябую кожу и впалые щеки Сяна. — ...Ага.

— Это действительно так! — кричит Фай.

— Но вся эта семья была гнилой изнутри, — свирепо смотрит Сян. — Они думали, что они лучше всех в городе, потому что у них были деньги, но они были такими же гнилыми, как и все мы! Вели себя как купцы, но заведовали игорными домами, борделями, и прочим дерьмом!

—...В самом деле? — Малец хмурится. — И вас убили… и развеяли ваш прах… за шулерство?

— Меня убили за долги, — вздыхает Фай, — а все остальное сделали за шулерство, ага.

Он был свидетелем некоторых... чрезмерных реакции в свое время, но это — высокий замах.

— Значит, теперь вы не можете переродиться?

Оба мужчины мрачно кивают.

— Но мы не сделали ничего настолько уж плохого, так что… — вздыхает Фай, глядя на черные двери. — Нас туда еще не затащили.

Молодой человек не уверен, лучше ли сидеть в пустом зале, играя в кости целую вечность.

— ...Что, если ты не хочешь проходить ни в одну из дверей? — смотрит молодой человек. — Какой еще есть вариант?

— … — Сян чешет затылок, глядя на Фая. Оба мужчины медленно пожимают плечами, и тот, что повыше, начинает выдвигать третий стул…

— Ага, — подросток поднимает руку, — я пожалуй откажусь, спасибо.

— … — Сян откидывает стул обратно, поворачивается и вскидывает руки: — ПРЕКРАСНО! Катись ты САМ, пожалуй!

— Сян, — Фай похлопывает его по спине; дряблая кожа (от потери веса, вызванной смертью, в течении десяти или около того лет) свисает с его предплечья, — он не имел в виду ничего личного!

— Нет! Он маленький сопляк!

— Это не то-

— Ты всегда говоришь: «Сян, ты должен быть ОТКРЫТЫМ перед людьми! Расширь свой круг общения!» — вопит призрак. — И ПОСМОТРИ, ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫХОДИТ!

На самом деле, молодой человек думает, что ад должно быть здесь, а не в пространстве за черными дверями.

— Выхода нет?

— …Не совсем, — нахмурившись, признает Фай.

Сян фыркает, не оборачиваясь, пока не приходит в себя: — Ты все равно не собираешься проходить через красную дверь? — ворчит он.

Подросток с пренебрежением рассматривает его: — …Нет.

— Неблагодарный, — ворчит призрак. — С тем, как выглядит твоя форма прямо сейчас? Твой прах должен быть, — он подносит кончики пальцев к губам, громко и смачно их целуя, рпи этом с его зубов сыплется пыль, — в ПИКОВОМ состоянии! Ты, вероятно, будешь богат! Красив! Черт, может быть, даже станешь принцем!

Он пожимает плечами, не впечатленный.

— Зачем становиться принцем, если можно просто обладать им?

Только когда оба призрака поворачиваются, чтобы взглянуть на него, подросток понимает, что эти слова покинули его рот, а не остались в его мыслях.

— …Я не в настроении перерождаться, — бормочет подросток, снова скрещивая руки на груди.

— Могу я просто вернуться?

— Я имею в виду… — Сян и Фай в замешательстве переглядываются. — ...Зачем тебе это?

— Если я перерожусь, я потеряю все свои воспоминания, не так ли?

Оба призрака кивают, и подросток решительно качает головой. — Тогда я этого не сделаю.

Это сбивает с толку.

Он... не совсем похож на ребенка с кучей хороших воспоминаний. Если он был таким, то...

Но он кажется решительным.

— Ты же понимаешь… ты здесь, потому что твоя душа в значительной степени рассеяна? — Фай тихо спрашивает. — И ты героически погиб в своей второй форме.

— И что с этого? — отвечает холодно малец.

По правде, совсем не малец — он возвышается над ними обоими; ему сейчас явно около девятнадцати лет, но есть в нем что-то мальчишеское.

— ...Большинство свирепых призраков не имеют возможности перевоплотиться, когда рассеиваются», — фыркает Сян. — Это большое дело!

— Отлично, — пожимает плечами подросток, — но ко мне это все равно не относится.

Оба мужчины смотрят друг на друга, затем снова на него. — С чего бы?!

— Я кажусь вам умиротворенным?

— … — Ни у кого из них нет возражений, и они вздыхают. — Что ж, тогда отсюда есть лишь один выход.

— Назовите его, — выдыхает мальчик, радуясь, что они наконец-то дошли до чего-то… Только для того, чтобы его лицо опустилось, когда Сян указывает на кости, лежащие на столе.

— Думаешь, мы играем ради удовольствия? — Сян фыркает, качая головой. — Мы пытаемся вернуться!

— …Делая ставки против?

— Вселенной? Того, кто управляет этим местом? — Сян пожимает плечами: — Те ребята объяснили это довольно просто — каждый раунд ты ставишь частичку собственной души, и если выпадает две шестерки, твое желание исполнится. Так вот, мы с Фаем немного обыграли систему…

— Вы двое действительно ничему не учитесь, не так ли? — бормочет подросток, качая головой. — И кто были те, другие?

Сян немного корчится при воспоминании, находя реберную кость, которой раньше ковырял в зубах. — Раньше нас было четверо, но двое других, они...

Юноша может предположить, что произошло.

Они продолжали делать ставки, пока от их души не осталось и капли, а затем они были полностью уничтожены.

— ...Мы делаем ставку на призрачные огни, чтобы получить немного больше соков, — признается Сян, понизив голос, как будто он исповедуется.

— По крайней мере, это помогает немного растянуть ситуацию.

Немного несправедливо и хищно, учитывая, что большинство призрачных огней тупы как дерево, но молодой человек не может отрицать, что не захотел бы прибегнуть к таким вещам при необходимости.

— ...Итак, — он идет вперед, цокая сапогами по мрамору.

— Если я хочу выбраться отсюда, я должен выбросить две шестерки?

— Как-то так, — соглашается Фай.

Подросток останавливается перед столом, берет набор костей и смотрит.

— ...Ну, — бормочет он, слегка перекатывая их в руке, слушая, как они гремят и щелкают.

— Блять.

В конце концов, всю свою жизнь он был печально известен одним: ему не везло.

Оба других призрака кивают, сочувственно глядя на него. Они почувствовали это, когда он прибыл.

— Реинкарнация на самом деле не…

— Можно же говорить сколько вы хотите поставить?

— … — Сян почесал затылок. — … Ага, — осторожно соглашается он. — А что?

— И ваши шансы растут, чем больше вы ставите, верно?

Он не знает наверняка — но это звучит правильно. Он никогда раньше не играл в азартные игры. Не было необходимости.

— Верно, — соглашается Фай, затем хмурится. —...Что ты...?

— Что ж, — подросток наклоняет голову, сгибая шею, — тогда ставлю на все.

В любом случае, это повысит его шансы до предела, а у него нет времени на то, чтобы слоняться без дела. Эти двое выглядят так, как будто они провели здесь уже несколько десятилетий.

—...ВСЮ СВОЮ ДУШУ?! — Сян полу кричит, бросаясь вперед, чтобы остановить его. — Не сходи с ума, разве ты не слышал, что я только что сказал?! ТЫ МОЖЕШЬ БЫТЬ КРАСИВЫМ, ПРИНЦЕМ, ТЫ!..

Мановением руки юноша бросает кости.

Если он не сможет вернуться, ему не нужна душа.

Это просто, правда.

Оба призрака смотрят, дрожа, наблюдая, как кости катятся по столу. Из них троих подросток кажется самым спокойным.

— ...Я думал, что тебе не понравился мальчишка, — бормочет Фай, дрожащими пальцами прикрывая рот.

— Заткнись! Я ненавижу его!

Сян плачет, едва выглядывая из-под пальцев, закрывающих глаза. — Это… это…?

Оба останавливаются, когда видят, что кости останавливаются.

— …Ты… — Сян карабкается вперед, потрясенно глядя, челюсть отвисает так сильно, что кость вывихивается. — Ты, черт возьми, издеваешься надо мной!

Но, шутка это или нет, набор шестерок смотрит прямо на него.

Тридцать лет игры, и все безуспешно. А теперь... этот пацан... одним броском...

— …Именно так, — кивает подросток, как будто — будто это было ожидаемо. Являлось естественным порядком вещей.

Оба призрака пристально смотрят друг на друга в шоке.

— Я ухожу, — бормочет юноша, хрустя костяшками пальцев. — Однако удачи вам обоим.

— ...Ты же понимаешь, что это будет не так просто, даже когда ты выберешься отсюда?! — ворчит Сян, посылая Фаю раздраженный взгляд.

Это то время, в конце концов.

Темноволосый молодой человек оборачивается.

Эти двое раздражают — и он не в настроении делать какие-либо одолжения. Но они рассказали ему, как играть. А без этого он не смог бы вернуться.

Как правило, он верит в возврат должного.

— Там, в царстве смертных, — кричит он. — Есть что-нибудь, что вы двое хотите сделать?

Фай и Сян не должны переглядываться между собой — это легко.

— Старик Ши, вероятно, уже умер, — ворчит Сян, — но мы должны убедиться, что его потомки заплатят за то, что они сделали с нами!

— …Это они развеяли ваш прах?

Сян кивает, стиснув зубы от воспоминаний. — Это купеческая семья, самая могущественная в восточном районе Сюйли*. И когда ты найдешь этих мудаков, скажи им… — он хлопает себя по груди, — Сян прислал тебя из АДА!

*[П.п. я специально проверила по системе Палладия, так что это не я придумала]

Его друг подпрыгивает рядом с ним, потрясая кулаками в воздухе. — И ФАЙ!

— … — Подросток сомневается, что потомки торговца будут знать их имена, но склоняет голову в знак согласия. — Ладно, ладно...

Раздается низкий, дребезжащий скрип.

Когда молодой человек поворачивает голову, чтобы найти источник звука— в стене появляется еще одна дверь.

Маленькая, достаточно большой для одного человека; сделанная из того, что выглядит как чистейший нефрит. Он идет вперед, шаги эхом отдаются по стенам.

— Эй, малец?

Он оглядывается в последний раз.

Сян потирает затылок, наблюдая за молодым призраком с вновь обретенным любопытством. Ведь в нем есть что-то странное.

Что-то почти... царственное, в странном смысле этого слова. — Ты в итоге придумал себе новое имя?

На мгновение подросток замолкает.

Сян наполовину ожидает, что он скажет что-то о том, что он ему не нужно, или повторит это бредовое «У Мин», что просто нелепо. Каждому призраку нужно собственное имя, даже тому, который проклят или у которого украли настоящее имя…

На этот раз молодой призрак действительно отвечает.

— Хуа Чэн. — бормочет он, глядя на что-то в своей руке — что-то, чего ни один из призраков, стоящих перед ним, не может мельком увидеть. — Можете звать меня Хуа Чэн.

С этими словами он поворачивается и идет к двери.

Медленная, довольная улыбка растягивается на лице Сяна. Обнажая ужасно острые зубы и раздвоенный язык. — Действительно, прекрасное имя, молодой господин, — бормочет он, наблюдая, как распахивается дверь. — Счастливого пути.

— Думаешь, он далеко пойдет? — Фай размышляет со своей стороны.

Дверь за юношей захлопывается, и улыбка Сяна никогда не исчезает, ведь теперь он уверен, что отомстит. Что даже если они не смогут вернуться сами — этот юноша принесет страдания вместо них.

— О, да, — кивает он, поднимая кости. — Я уверен.

По опыту Хуа Чэна, самая обманчивая вещь в современных мифах — это идея о том, что есть какая-то дорога в ад. Если бы она был, до него было бы проще добраться.

Обратный путь из ада — это медленная извилистая лестница. Каждый шаг немного круче предыдущего.

Почти искушая упасть прямо вниз, но его шаги, кажется, никогда не сбиваются. Всю дорогу вверх его пальцы обвивают стебель, зажатый между пальцами.

Стебель маленького белого цветка с лепестками идеальной формы, нетронутыми ни увяданием, ни смертью.

Хуа Чэн.

Может быть, он не может использовать свое старое имя, но корни того, кем он был, в конце концов останутся в его новом прозвище...

Так или иначе, он все еще тот мальчик, что приносил цветы.

Он видит впереди вспышку света, зная, что цель близка, и...

Молодой призрак думает о своем возлюбленном.

Кричащим о нем со слезами на глазах, умоляя его не делать этого.

Хуа Чэн не жалеет, что защитил его. Он никогда не смог бы — это не часть того, кто он есть.

Но больше всего он сожалеет о своей скверной привычке оставлять свою любовь. В слезах.

Его пальцы крепко сжимают цветок.

Свет теперь еще ближе — и что бы ни было за его пределами — Хуа Чэн встретится с ним лицом к лицу.

И как только он закончит, он снова найдет Его Высочество.

Это лишь вопрос времени.

Он тянется вверх, находит маленькую коралловую бусину, вплетенную в его волосы, — и у него болит душа.

— …Дождись меня, — шепчет он.

КОНЕЦ СЮЖЕТА ЧЕТВЕРТОГО ТОМА.

СЛЕДУЮЩАЯ АРКА: ГОРА ТУНЛУ