Есть в королевстве Сюйли один портовый город — драгоценный камень, сверкающий на побережье, наводнённый судами всех форм и размеров — кораблями, стекающимися сюда со всех концов света. Здесь, меж прилавков, рыбаки выставляют улов на продажу, а ветер разносит по округе ароматы специй.

Хуа Чэн прожил свою юность в стране, раздираемой войной, а в последующие годы был настолько поглощен поисками, что не находил времени отвлечься и обратить внимание на мир вокруг.

Однако сейчас он останавливается и поднимает голову, завидя вдалеке очертания смутно знакомой ему пагоды. Расписанная зелёными, красными и золотыми красками, вероятно, она стоит тут веками — и являет собой один из старейших храмов богу войны, покровительствующему этим землям.

После всех прожитых им лет Хуа Чэн нередко забывает, что сам изначально родом из Сюйли.

Его воспоминания не чётки, но... Он помнит этот храм.

Тут молилась его мама, прежде чем они отправились в Сяньлэ. До сих пор он помнит, как она преклонялась перед божественной статуей, оставляя в качестве подношения скромную чашку риса, и сосредоточенно сводила брови над переносицей.

До этого она вечно уговаривала его помолиться в каждом из храмов, что встречался им на пути. Мама часто заходила в них, надеясь выпросить там достаточно милостыни, чтобы ей не пришлось выходить в ночь...

Однако в тот день она не пыталась убедить сына помолиться. Нет, тогда она решительно поднялась на ноги, развернулась на каблуках и вышла из здания, не сказав ни слова, крепко схватила Хун-эра за руку и поспешила по улице, ни разу не оглянувшись.

Хуа Чэн не может сказать наверняка, родился ли он в этом городе, или они жили здесь прямо перед тем, как перебраться в Сяньлэ. У него нет ощущения, будто он вернулся домой, и всё же — ему здесь нравится. Куда ни глянь, слышится смех и болтовня, а дети спешат к пристани посмотреть на корабли. На улицах играют музыканты, шумят колокола и бубны, и звуки флейты доносятся сквозь гомон толпы.

На Хуа Чэне личина богатого и перспективного молодого человека, облачённого в алые шелка и обутого в сапоги на меховой подкладке. Именно так выглядят люди, которых слушают, когда они говорят.

Он задерживает свой взгляд на ближайшем торговце, который раскладывает рулоны искусно сделанных тканей. Смотря на них, Хуа Чэн еле заметно улыбается в приступе ностальгии.

— Вы их сами соткали?

— Этими-то руками? — фыркает купец, демонстрируя мозолистые, толстые пальцы. — Отнюдь — я закупаю их с запада.

— Где именно?

Хозяин ларька пожимает плечами и скрещивает руки на груди, сурово глядя в ответ.

— Вы правда ожидаете, что я так просто выдам коммерческую тайну? Тьфу! — мужчина качает головой. — Если вам что-то нужно, я это достану, но я не выдам своих поставщиков.

— Вот как? — отвечает Хуа Чэн, повторяя позу мужчины. — Я действительно кое-что ищу. Возможно, вы могли бы мне помочь.

Торговец задумчиво потирает подбородок. На первый взгляд он кажется достаточно грозным из-за квадратной челюсти и шрама справа ото рта.

— Думаю, я мог бы. Что вас интересует?

— Семья Ши, — небрежно спрашивает молодой человек, потягиваясь. — Слышал, что они вели здесь бизнес. Или же они покинули этот город?

— Покинули? — усмехается мужчина. — Им принадлежит полгорода, так что я очень в этом сомневаюсь.

— Можете указать, где мне их найти?

— Да даже если бы мог… — вздыхает он. — Честно говоря, если вы не член королевской семьи или что-то в этом роде, они даже не станут с вами заморачиваться. Вам правда так это нужно?

— Определённо, — улыбается Хуа Чэн, однако улыбка не достигает его глаз. — Просто скажите мне, где их поместье, а с остальным я справлюсь.

Теперь торговец, кажется, задумывается над намерениями своего собеседника и хмурится — однако в этот момент кто-то другой задорно отвечает:

— Я знаю, где живет семья Ши!

Хуа Чэн оборачивается, несколько мгновений выискивая говорящего в толпе, пока не опускает глаза и не натыкается на сияющую энтузиазмом девочку. Крохотная — она едва ли Хуа Чэну по пояс, однако, кажется, ей больше лет, чем дашь на первый взгляд, и… Она поразительна: нежные каштановые волосы волнами обрамляют её лицо и струятся по спине — а изумрудные глаза ярко сияют на солнце.

Владелец ларька напрягается ещё сильнее, и уже было открывает рот, чтобы что-то сказать, но Хуа Чэн опережает его, с улыбкой опускаясь на колени перед ребёнком.

— Правда?

Девочка кивает, перекатываясь с пятки на носок. Она одета в искусно сделанное платье, на рукавах которого вышита листва.

— Я могу отвести вас, если… — девчушка сцепляет руки за спиной; её глаза мерцают почти заразительным озорством. — Дадите мне сладостей?

— … — Князь демонов склоняет голову набок, приглядываясь к ней; улыбка не покидает его лица. — Какие тебе нравятся?

— Ммм… — Она задумывается, а потом указывает в сторону ближайшего ларька, где продают сахарную вату различной формы. — Вон те!

— Хорошо, — соглашается молодой человек, поднимаясь в полный рост.

И вот уже через несколько мгновений девочка мчится по улице со сладостью в форме кролика, пока Хуа Чэн медленно следует за ней.

— Итак, зачем вы ищете семью Ши? — мычит она, откусывая очередной кусок. Она немного неряшлива и ест большими укусами — Хуа Чэн не видел, чтобы дети из обеспеченных семей обычно так ели, однако он не подаёт виду.

— Я расследую дело, которое может иметь к ним отношение, — пожимает он плечами. — Как тебя зовут?

Она тут же порывается ответить: 

—Ш-! — но быстро проглатывает язык.

— Шшшш-шикарный вкус*! — мычит она, быстро набивая рот. — Меня зовут… мммфмф!

*[ориг.: “Sh—!”… “Sshhhhheeesh, this is good!”]

—Ничего не понял, — сухо отвечает Хуа Чэн.

Она тяжело сглатывает и прокашливается.

— Меня зовут… Минся*, — тихо отвечает она. — А вас?

*[П.п. возможное значение кит. 名下 míng xià — под чьим-то именем:

кит. 名 míng — имя

кит. 下 xià — под

а также кит. 明 míng в значении «светлый» как антоним темному или же в значении «жертва богам»; и кит.命 mìng  — судьба]

Хуа Чэн уже догадался о её фамилии, поэтому не настаивает дальше.

— Болинь. — спокойно отвечает он. — Мы уже близко?

—...Ага, — кивает девочка. — Ещё совсем чуть-чуть!

За эти годы Хуа Чэн приобрел множество навыков, и один из них освоил лучше, чем другие. Он продолжает следовать за девочкой — трель колокольчиков, свисающих с пояса, сопровождает каждый его шаг — и в конце концов он спрашивает.

— Минся?

Она вновь оборачивается на него с дружелюбной улыбкой:

— Да, господин Болинь?

Хуа Чэн наклоняется, сцепив руки за спиной, и пристально вглядывается ей в глаза.

— До этого, ты честно назвала мне своё имя?

—...— Улыбка сходит с её лица, а в глазах пробегает неуверенность.

Хуа Чэн узнает лжеца за милю, особенно такого плохого.

— Эм… я не хотела быть грубой или что-то в этом роде! — начинает уверять девочка. — Просто мне нельзя никому его называть! У меня могут быть БОЛЬШИЕ неприятности.

Это определенно интригует.

— Неприятности?

Они перестают идти, и Минся закусывает губу, поглядывая на остатки сладости.

— Я... э...

— Эй! — Резко доносится из-за угла. — Что здесь происходит?

Хуа Чэн переключает внимание с девочки и видит, как к ним приближается подросток. Его глаза метают молнии, однако лицо Минси светлеет от радости:

— Гэгэ! Я вернулась!

Её старший брат столь же поразителен, как и она сама: его волосы темнее — наполовину собранные серебряной заколкой, они струятся по спине — а синие глаза смотрят прямо в душу.

Глаза, которые сейчас грозно сверлят младшую сестру.

— Что я говорил по поводу того, что бы ты не уходила далеко?!

Он подхватывает девочку на руки, усаживая к себе на бедро и кидает на сопровождающего её незнакомца полный подозрения взгляд.

— Кто это?

— ...Господин Болинь! — восклицает Минся. — Он сказал, что ищет нас!

Юноша щурится, в то время как Хуа Чэн улыбается.

— А, так Ши — твоя фамилия. Впрочем я так и подозревал.

Старший брат Минси продолжает сверлить его взглядом, в то время как сама девочка ёжится:

— Я не говорила, что мы…!

— Кто вы и чего хотите?

— Хуа Болинь, — представляется Князь Демонов, скрещивая руки на груди. 

— Вам тоже запрещено называть свое настоящее имя?

Он бросает взгляд на Минсю, и та вздрагивает.

— Я назвала ему имя, а он мне не поверил…

«Имя». Значит, между ними соглашение?

Подросток вздыхает.

— Вы говорите с Ши Уду — старшим сыном и наследником семейства Ши, — он ещё раз подозрительно осматривает Хуа Чэна. — Так зачем вы нас искали?

Князь Демонов обводит глазами рыночную площадь и тянется рукой к бусине, вплетенной в его волосы.

— Я заклинатель.

Что максимально далеко от истины, однако звучит правдоподобно.

— Изучаю возможное проклятие, и расследование вывело меня на историю вашей семьи, — продолжает он, пожимая плечами. — Вы ведёте генеалогические записи?

На слове «проклятие» лицо Ши Уду мгновенно меняется: от подозрительного к шокированному и наконец...

Полному надежды.

— …Ведём, — отвечает юноша, внезапно звуча гораздо вежливее, чем раньше. — Но что именно вывело вас на нас?

Хуа Чэн переводит взгляд на толпу:

— Вы не захотите обсуждать это здесь.

Он произносит это с такой уверенностью, что юноша лишь вздыхает и разворачивается.

— Хорошо, пройдёмте со мной, — тихо произносит подросток, ни на миг не опуская сестру на землю. Он крепко сжимает её в своих объятиях, постоянно оглядываясь по сторонам, и, похоже, расслабляется лишь тогда, когда они переступают порог семейного поместья.

Хуа Чэну кажется всё это немного… странным. Нет ничего необычного в том, чтобы братья и сестры были близки, однако...

Он подозревает, что Минсе где-то около десяти, но Ши Уду носится с ней, будто та совсем малышка — даже переступив ворота, он не опускает её на ноги.

— Молодой господин, вы вернулись! А вы-?

Ши Уду быстро отмахивается от слуг, тихо ступая по мраморному полу, и продолжает идти по коридору в сопровождении красивого молодого незнакомца.

— Я приму гостя в библиотеке. Пошлю за тобой, если нам что-нибудь понадобится.

Он ведёт себя довольно... встревоженно. И нетипично для юноши такого возраста — Хуа Чэн сомневается, что Ши Уду может быть старше шестнадцати или семнадцати — первая черта, которая бросается демону в глаза — это его…

Гордость. Скованность, которая, кажется, проистекает из уязвленной чести и необходимости её восстановить.

(Фатальный недостаток)

Лишь когда за ними захлопываются двери библиотеки, подросток наконец усаживает свою сестрёнку на один из диванов и отправляется искать генеалогические записи, которые попросил Хуа Чэн. А тот тем временем опускается перед девочкой на корточки и внимательно разглядывает её.

— Теперь мы можем поговорить? — спрашивает он, упираясь локтями в колени.

— ... — она хмурится и косится брата, явно опасаясь его ослушаться, хотя, похоже, не уверена, сойдёт ли это за непослушание. — Думаю, да...

— Твоё имя, — Хуа Чэн говорит спокойно, что, кажется, немного успокаивает ребёнка. — Почему тебя ждут неприятности, если ты его назовёшь?

Девчушка переводит взгляд с Хуа Чэна на брата и обратно.

— …Я прячусь, — шепчет она, широко раскрыв глаз.

Демон выгибает бровь. Вообще не похоже, чтобы та пряталась. Она не скрывала, кто её родня, и резвилась на виду у всего рынка.

(Даже если старший брат и не одобрил подобного.)

  — …От кого? — спрашивает Хуа Чэн.

— От плохой штуки.

Кажется, у нее нет слов, чтобы дать этому определение. Хуа Чэн не винит её — к тому же, принимая во внимание реакцию Ши Уду на слово «проклятие», вполне очевидно, что это… Нечто сверхъестественное.

Позади них с тяжелым хлопком на стол опускается свиток. Хуа Чэн поднимается на ноги, одаривая Ши Уду, который встал за ними и настороженно наблюдал, скрестив руки на груди, мимолётной улыбкой.

— Как далёко отсчитывают эти записи?

— …Четыре века, — хмурится подросток. — Я думал, что это может быть чересчур, однако…

— Сойдёт.

Больше Хуа Чэн не говорит ни слова и раскатывает свиток по столу, прослеживая родословную, переходя от одного поколения к другому, мысленно отсчитывая годы.

Ши Уду немного меняет положение и располагает себя между незнакомцем и младшей сестрой.

— ...Никогда раньше не встречал заклинателя, подобного вам, — медленно отмечает юноша, осматривая «господина» Болиня. Одетый с иголочки, весь в серебряных украшениях, тот не похож на человека, посвятившего себя духовному пути.

— В мире не мало неортодоксальных заклинателей, — бормочет Хуа Чэн, не отрываясь от чтения.

— …И вообще, под чьим покровительством вы практикуете? — не унимается подросток, прищурившись.

И теперь Князь Демонов понимает, что паранойя Ши Уду не беспочвенна.

— Мин Гуана, — отвечает незнакомец, продолжая пристально изучать генеалогическое древо, в то время как юноша удивленно хмыкает:

— Правда? Никогда раньше вас не видел.

Хуа Чэну нетрудно распознать плохого лжеца, и лгать для него так же легко.

Пэй Мин один из немногих богов Небесных Чертог, который не требует от заклинателей определённого метода самосовершенствования, и, как следствие, его последователи… разномастны в своей природе.

— Его юрисдикция обширна, — пожимает плечами Хуа Чэн. — Я пришёл с юга.

Наконец он дочитывает до нужного года и… Вот оно.

Ши Цзиньхай. За годы он слышал это имя достаточно раз — как от Фая, так и от Сяна, — чтобы узнать его. Старик Ши. Живший десять поколений назад — но всё же они из одной родословной.

Хуа Чэн откидывается назад, скрещивая руки на груди. 

— Судя по вашему странному поведению, смею предположить, что что-то нацелилось на вашу младшую сестру?

Ши Уду не отвечает и плотно сжимает губы. Всё в его внешнем виде говорит о напряжении и усталости.

Хуа Чэна не сводит с него глаз и продолжает:

— Полагаю, всё началось где-то девять лет назад, — подождав ещё немного и так и не услышав ответа, он пожимает плечами и сворачивает свиток. — Я получил ответы на все свои вопросы, так что дальнейшее меня не особо волнует…

— ...Да. — пусть и не сразу, но подросток всё же признаётся. — В последнее десятилетие наша семья... переживала не лучшие времена, однако, когда я стал старшим братом... — его глаза невольно обращаются к сестре. — Стало ещё сложнее.

Младшая Ши ёжится — словно чувствует себя виноватой. Хуа Чэн не давит, и всё же — пусть юноша, кажется, понимает, что незнакомец здесь не для того, чтобы навредить…

Ши Уду колеблется.

— Эта… сущность, что преследует её — она вечно где-то поблизости, — объясняет он, выверяя каждое слово. — Нам удавалось обманывать её годами, однако если я скажу слишком много…

— Сейчас её здесь нет, — уверяет Хуа Чэн — и, кажется, это окончательно разбивает хрупкое внешнее спокойствие подростка. Его глаза раздражённо мечут молнии:

— Я ещё даже не объяснил, что это такое! — восклицает юноша. — Так как вы можете понять, здесь оно или нет?

— Я не ощущаю никакого злонамеренного присутствия, — заклинатель утверждает это без тени неуверенности, что склоняет Ши Уду к тому, чтобы ему поверить. — Я бы почувствовал, если бы оно было.

Что бы это ни было, оно предпочитает держаться в стороне. Скорее всего виной тому  Хуа Чэн, и существо просто не осмеливается подойти слишком близко.

Лицо Ши Уду темнеет ещё больше, обуреваемое сомнениями:

— Сущность коварна. И в этом часть проблемы. Она может проскользнуть прямо у вас под…

— Здесь никого нет, — уверенно повторяет Хуа Чэн… и, наконец, подросток смягчается, со вздохом опуская голову.

— …Представься, — бормочет он, проводя ладонью по лицу. 

Поначалу Хуа Чэн теряется, ведь он уже назвался, но…

Девочка соскальзывает со стула, будто разрешение брата освободило её ноги от невидимых оков. Она спешит вперёд, хватая Хуа Чэна за руку и сжимает его ладонь, весело улыбаясь до ямочек на щеках.

— Здравствуйте, господин Болинь! — Она склоняет голову набок, аж светясь от энтузиазма, словно это для неё редкость. — Меня зовут Ши Цинсюань!

Оу.

Хуа Чэн вздымает брови и с любопытством поворачивается к Ши Уду. Это определённо не то имя, которое приходит на ум в…

— ... — Старший вздыхает. — Когда родился мой младший брат, родители захотели, чтобы ему погадали на судьбу.

Младший брат.

Хуа Чэн приглядывается к Ши Цинсюаню повнимательнее: рассматривает его одежду, то, как уложены волосы. Даже его поведение — всё выраженно женственно. Настолько, что большинству мальчиков такого возраста было бы не так просто такое сымитировать.

«Я прячусь.»

Прячусь — определённо интересная формулировка.

— В местном храме жил выдающийся предсказатель, и он… — взгляд Ши Уду задерживается на младшем брате; в нём так много беспокойства для столь юного возраста. — Он предостерёг моих родителей, чтобы те не праздновали рождение Ши Цинсюаня. Чтобы не привлекали к нему внимание, однако...

— Они не послушали? — сухо констатирует Хуа Чэн.

Ведь семье богатых купцов было бы трудно устоять и не похвастаться рождением второго наследника, укрепляющего родословную на ещё одно поколение.

Ши Уду кивает.

 — И когда они ослушались… — юноша морщится, словно воспоминания о том дне все ещё мучают его, спустя все эти годы. — ...Раздался голос, обещавший... что у его жизни будет ужасное начало и...

Он переводит взгляд на брата, который всё так же внимательно наблюдает за старшими. Ши Уду указывает на голову, и Ши Цинсюань фыркает, но тут же затыкает уши, бормоча что-то о том, что ему вечно не позволяют слушать. Затем подросток вновь поворачивается к Хуа Чэну:

— …Ужасный конец, — заканчивает он, бледнея. — После этого брат заболел так сильно, что никто не знал, выживет ли он. Мои родители снова обратились к тому предсказателю, и тот сказал им, что единственный способ защитить Ши Цинсюаня — спрятать его от существа, которое вцепилось в него. Поэтому... его стали растить как дочь.

Ши Уду скрещивает руки на груди и опирается бедром на стол, не отрывая взгляд от Цинсюаня…

(Который все так же зажимает уши руками.)

— ...Наши родители умерли, когда ему было четыре, — продолжает подросток. — С тех пор нас двое.

А он неустанно борется с кузенами за семейное наследство. Ши Уду добился некоторого успеха в торговле, особенно учитывая его возраст, однако всё это — непрекращающаяся битва. Беря во внимание это и заботу о брате, юноша, кажется, возмужал намного раньше положенного.

— За многие годы мы обращались к бесчисленному количеству заклинателей, чтобы разобраться в этом вопросе, но каждый раз они отвечали, что с этой сущностью особенно трудно иметь дело, — хмуро продолжает Ши Уду. — Что она не отпустит, пока брат не…

Умрёт. Это не прекратится до самой его смерти.

— Демон-паразит*, — вздыхает Хуа Чэн, качая головой. — Вы имеете в виду демона-паразита.

*[П.п. так он был официально переведён у нас, но тут в оригинале его правильнее перевести как «демон проклятий» ориг. jinx monster]

Ши Уду кивает и обхватывает себя руками так крепко, что начинает горбиться:

— Полагаете, это как-то связано с нашим генеалогическим древом? Что в принципе привело вас сюда?

Князь Демонов отвечает не сразу, одаривая братьев Ши нечитаемым взглядом. Наконец он подаёт голос:

— Ваш предок совершил отвратительный поступок и тем самым навлёк злой рок на ваш род. И, кажется… — его взгляд останавливается на Ши Цинсюане. —  Он настиг именно его.

Ши Уду тоже смотрит на мальчика, и его глаза наполнены скрытым ужасом.

 Хуа Чэн почти искренне сочувствует подростку. Ему хорошо известно, каково это — отчаянно желать защитить того, кого вселенная, похоже, полна решимости проклясть.

— Отвратительный поступок?

Ему трудно об этом рассказывать, делая вид, что для него произошедшее ничего не значит, однако Хуа Чэн говорит непринуждённо, всё так же спокойно скрестив руки на груди.

— Ши Цзиньхай, — кивает он в сторону свитка, — поймал в своём игорном доме двух игроков, подменивших кости.

Ши Уду не пытается отрицать, что их семья когда-то владела подобного рода заведениями — он знает, что это правда.

— И в качестве наказания, — продолжает Хуа Чэн, не сводя глаз с лица Ши Цинсюаня, — им перерезали горла, сожгли тела и развеяли прах.

Подросток бледнеет и хватается за стол, чтобы удержаться на ногах. Он не удосуживается указать на то, что расплата была чрезмерной — это и без того очевидно, но…

— ...Он совершил подобную глупость?! — разъярённо шипит Ши Уду сквозь зубы. — Не побоялся навлечь злой рок на потомков?!

Не похоже, что его тронула трагедия случившегося с Сяном и Фаем. Кажется, ситуация волнует его лишь в контексте того, как всё это повлияло на судьбу его брата — но, по мнению Хуа Чэна, подобное вполне справедливо. Всё-таки для подростка прошлое достаточно отдалённо.

— Вы будете удивлены узнать, на что способны люди, верящие в то, что богатство и власть могут защитить их от последствий их поступков.

Однако Ши Уду слушает вполуха — и в этом его ошибка. В его случае слова Хуа Чэна станут пророческими.

— ...Но... Ши Цзиньхай жил почти четыре столетия назад...

Всё так. Долг крови древнее даже Хуа Чэна, которого ни по каким стандартам уже давно нельзя назвать молодым.

— ...Почему карма настигла наш род лишь сейчас?!

Ну... Демон тяжело вздыхает.

— Игроки, о которых шла речь — их души были спасены из чистилища Князем Демонов Хуа Чэном. Однако девять лет назад их материальные формы начали деградировать, и совсем недавно их души оказались в аду.

До тех пор долг крови не вступал в законную силу.

— ...Значит, из-за этого... — Ши Уду впивается ногтями в стол; его плечи содрогаются от захлестнувших эмоций. — Мой младший брат вынужден страдать за то, что произошло четыреста назад?!

Причём его расплата будет гораздо суровей, чем могла бы быть изначально. В конце концов, негативная энергия накапливалась долгое время, и теперь она достаточно мощна.

— Тогда во всем виноват Князь Демонов?!

— Нет.

Большинство людей сильно страдает от чувства вины и стыда — даже из-за самых незначительных вещей. Однако обычно Хуа Чэн вполне объективен в этих вопросах. 

— Единственный, кто виновен — ваш предок.

В конечном счёте Хуа Чэн лишь проявил милосердие к этим двоим, и так бы и продолжал поддерживать их души в мире смертных, если и столько, сколько это было бы возможно. Да, вероятно, он задержал эффект проклятия, но не он является его первопричиной.

И все же Князь Демонов осознаёт, насколько происходящее несправедливо. Особенно когда смотрит на мальчика, стоящего сейчас перед ним. Смотрит в его яркие глаза, сияющие теплотой, которой обладают лишь немногие души. Ясно видно, что он не жесток. Что он не заслуживает подобной участи.

И всё же иногда жизнь — это не про то, чего вы заслуживаете.

— Итак… — сухо сглатывает Ши Уду, изо всех сил пытаясь оценить ситуацию. — Что теперь?

На миг запнувшись, Хуа Чэн отводит взгляд от ребёнка и вновь сосредотачивается на его старшем брате:

— Лучше, если он не услышит остального.

Закрыты уши или нет — не стоит рисковать тем, что тот подслушает.

Ши Уду кивает и обращается к Ши Цинсюаню:

— Поиграй во дворе, ладно? Мы выйдем через минуту.

Мальчик опустил руки, чтобы услышать его, и теперь насупился:

— Но...

— Сейчас же.

— … — Цинсюань корчит рожицу, разочарованно выпячивает нижнюю губу, но кивает. — Ладно...

Всё в порядке. Он уже привык играть один.

Мальчик уже поворачивается, чтобы выйти за дверь, когда видит, как господин Болинь быстро подмигивает ему. Поначалу ребёнок не понимает, к чему этот жест, однако, оказавшись во дворе, он замечает перед собой серебристую бабочку.

Ши Цинсюань с любопытством протягивает руку, но маленький огонёк ускользает за пределы его досягаемости. Мальчик улыбается.

— ...Красивая! — шепчет он, устремляясь за бабочкой, хихикая, бегая и прыгая по каменным дорожкам.

В этот редкий момент он становится тем беззаботным ребёнком, которым заслуживает быть.

А в это время там, в библиотеке, Ши Уду пронзают слова, от которых у него стынет кровь.

— Ничего.

На мгновение он замирает, глядя на заклинателя, впитывая его холодное, невозмутимое выражение лица, и пытается осознать, о чём тот говорит.

— ...Прошу прощения?

— Вы спросили меня, что вам теперь делать, — повторяет демон, отходя от стола. — Ответ: ничего.

— Это невозможно, — бормочет подросток, и сердце его сжимается от ужаса. — Вы вправду ожидаете, что я позволю ему страдать?

— Предсказатель, к которому обращались ваши родители, уже дал самый лучший совет, — пожимает плечами Хуа Чэн. — Позвольте «Минся» стать для него постоянным прикрытием. 

Он переводит взгляд в сторону двери:

— Он может прожить относительно нормальную жизнь, если будет осторожным.

— Прожить в качестве ЖЕНЩИНЫ? — восклицает Ши Уду, качая головой. — Как?! В каком месте это справедливо по отношению к нему? Он… он мог бы стать кем-то большим, чем…!

— ...Чем женщиной? — выгибает бровь Хуа Чэн, и Ши Уду краснеет от раздражения.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду! Он не заслуживает вынужденно провести всю жизнь, притворяясь тем, кем не является!

— ...Кажется, он не возражает, разве что кроме имени, — отмечает Князь Демонов.

— Даже если так — как вы предлагаете поддерживать эту ложь бесконечно?! Легко сейчас, пока он ребёнок, но кто знает, как с возрастом изменится его тело?! — стонет Ши Уду, потирая виски. — Что, если он вырастет таким, что его больше не удастся выдавать за женщину?! Что тогда?!

Очевидно, что такие вещи невозможно предсказать, однако Ши Цинсюань — маленький ребенок с тонкими чертами лица. Хуа Чэну трудно поверить, что, повзрослев, тот так радикально поменяется.

Он пожимает плечами:

— Позволите демону-паразиту считать, что он — затворниц?

Юноша разъяренно глядит на заклинателя:

—...Вас это веселит?!

— Нет, — качает головой Хуа Чэн. — Но вы пытаетесь найти лучшее решение, рассуждая о том, насколько неприятно ваша нынешнее — однако другого выхода нет.

— Должен же быть!

— Послушайте, —  разворачивается демон, изо всех сил пытаясь объяснить всё так, как это бы сделал обычный заклинатель, а не всемогущее существо…

(Честно говоря, ему повезло, что Ши Уду в отчаянии и не задается вопросом, откуда «господину Болиню» известна история двух старых призраков.)

— Во-первых, людям не просто справиться с демонами-паразитами. Проще всего их обмануть или убить. Конкретно ваш случай кажется сильнее остальных, так как ему с самого начала удалось подкосить здоровье вашего брата, что делает убийство практически невозможным, — Хуа Чэн пожимает плечами:

— Даже если вам удастся заручиться помощью какого-либо бога или стать им самому — к тому моменту, когда это случиться, ваш брат уже отживёт достаточно значительный кусок своей жизни.

— А мы не можем просто… — начинает Ши Уду, параллельно активно просчитывая варианты.

Он не глуп, Хуа Чэн видит это — и в этом-то и проблема. Умные люди вечно думают, что, какой бы неразрешимой ни была их проблема, они смогут найти из неё выход. Хуа Чэн и сам грешит подобным, так что ему ли не знать. Если бы жертвой проклятия был его бог, Хуа Чэн не может поручиться, что не попытался бы защитить его любой ценой.

— Просто перенаправить демона на кого-нибудь другого? — предлагает Ши Уду. — Разве после этого тот не забудет о моём брате?

Хуа Чэн напрягается.

— …Подобное было бы крайне сложно провернуть, — отвечает он, задумавшись.  — И это было бы лишь краткосрочным решением проблемы.

— Почему?! Вы сами сказали, что существо не остановится, пока цель не будет мертва. Если демон посчитает, что нашёл моего брата, то он не!..

— Потому что всему виной  проклятие.

Расплата за злодеяние. Если избегать его посредством другого злодеяния, всё приведет лишь к тому, что тёмная энергия продолжит копиться и перерастёт во что-то ещё более ужасное.

— Вы можете принять его лицом к лицу или скрыться от него, но вы не можете передать его кому-то другому без последствий.

Хуа Чэн вновь отводит взгляд к окну, чтобы посмотреть, как Ши Цинсюань носится среди цветов в погоне за бабочкой.

— Лучшее, что вы можете сделать для брата — научить его быть более независимым. Демоны-паразиты питаются уязвимостью и страхом.

Договорив, он возвращает своё внимание к Ши Уду, который уже скрестил руки на груди и разочарованно глядит на Хуа Чэна в ответ.

— Все, чего вы добьётесь всем этим холением, так это сделаете из него лучшую добычу.

— Я не холю его!.. Вы видели его — он наивный! Легкомысленный! — юноша заламывает руки. — Лучшее, что я могу — не допустить его похищения, не позволить съесть что-нибудь ядовитое или не дать раскрыть имя этой чертовой сущности!

— Он не сможет научиться, если вы ему не позволите.

Вопреки расхожему мнению, Хуа Чэн не испытывает врождённого презрения к богачам. Ему доподлинно известно, что привилегированность не лишает человека способности к обучению.

Се Лянь родился и вырос среди самых высокопоставленных и благословенных людей на земле — и, тем не менее, не лишен порядочности и доброты. А благодаря самосовершенствованию он стал сильным и развил выносливость.

Да, сейчас Ши Цинсюань — залюбленный ребёнок, но только лишь из-за подхода его старшего брата. Он сможет научиться, если дать ему шанс. Любому это под силу.

— Это единственный выход, который я могу предложить, — качает головой Хуа Чэн. — Вам решать, прислушаться ко мне или нет.

Он уже порывается уйти, оставив Ши Уду в одиночестве стоять посреди библиотеки с опущенной головой и крепко сжатыми кулаками:

— Зачем вы вообще заявились сюда и стали расспрашивать о проклятии, если изначально не собирались нам помогать?!

Хуа Чэн замирает у двери с уже занесенной над ручкой рукой и поднимает голову, смотря прямо перед собой.

Честно говоря, у него не было особой причины. Он знал, что расплата запоздала от момента совершения преступления, что ему не полегчает от того, что месть обрушиться на потомка семьи Ши в четвёртом поколении.

Хуа Чэн пришёл потому, что был в апатии. Был потерян. И...

Учитель однажды сказал ему, что когда тот почувствует, что запутался — не сможет, например, решить задачу, под сколькими бы углами на неё не посмотрел — лучшим решением будет отвлечься и переключить внимание, прежде чем взглянуть на проблему снова с другой точки зрения.

Хуа Чэн пришёл, потому что ему было грустно. Потому что он скучал по своим друзьям и хотел увидеть, во что превратились их страдания.

В итоге он не может сказать, стало ли ему легче, но по крайней мере он ощутил некоторое чувство завершённости.

— Меня заинтересовала эта история. Только и всего, — отвечает он, пожимая плечами.

На этом Хуа Чэн оставляет юношу.

И горечь от страданий* — не единственное, что осталось гноиться и накапливаться.

*[имеется в виду, страдания Фая и Сяня, которые манифестировались в проклятие]

Ши Уду глядит на свои руки, как дрожат его пальцы, и чувствует, как колотится сердце от ужасающей перспективы не спасти того единственного, кто остался от его семьи.

Медленно, он сжимает кулаки и выпрямляет спину, полный решимости.

Он не станет. Он не потеряет своего младшего брата — независимо от того, чем ему придётся пожертвовать. Даже… даже если ему придётся бороться с этим проклятием до конца своих дней.

Он не потеряет Ши Цинсюаня.

Когда мальчик поднимает глаза, он видит, как заклинатель покидает их дом, скрестив руки за спиной.

—...Господин Болинь! — кричит Цинсюань, махая на прощание. — Было приятно познакомиться!

— ... — Заклинатель останавливается, разворачивается в сторону мальчика…

И грустно улыбается.

— Мне тоже.

И когда за ним закрываются ворота поместья семьи Ши, Хуа Чэну кажется, что история закончилась. Что он закрыл болезненную главу своей жизни и продолжает жить дальше.

Редко он когда-либо так сильно ошибался.

В тот же день Ши Уду приходит к Цинсюаню и заявляет, что они покидают город. Что он нашёл мастера на горе неподалёку, и что собирается обучиться и стать заклинателем.

Он обо всём позаботится. Станет сильнее, сделает всё возможное, чтобы обезопасить младшего брата — у Ши Цинсюаня же лишь одна задача:

Никогда не раскрывать своё имя.

Задача, которую тот изначально будет обречён провалить.

Хуа Чэн покидает это место и возвращается Призрачный город, убеждённый, что теперь его руки чисты.

А в это же время на другом конце гавани рынок всё ещё полон гомона и суеты.

— ... — купец нехотя пересчитывает монеты, поглядывая на разложенные на земле рулоны ткани. — Вы, погляжу, стали жёстче с расценками?

Ткач склоняет голову набок, не отвлекаясь от станка.

— Нити стали дороже, — пожимает он плечами. — Это проблема?

— Нет, просто…

— Уменьшает прибыль от перепродажи?

Мужчина подпрыгивает на месте и краснеет, но Се Лянь лишь улыбается, качает головой и продолжает ткать.

— Всё в порядке, я не против.

Если к концу дня ему будет что поесть, то чего ещё желать? Этот год прошёл лучше, чем обычно. Никаких смертельных травм или инцидентов — ну, может, лишь страшно приболел, когда разразилась чума, но только и всего.

Ох, и тот случай с конкурсом красоты…*

*[п.п я не знаю, меня не спрашивайте ┐( ˘_˘ )┌]

Се Лянь не знает, считать это удачей или нет — так или иначе, он не любит об этом вспоминать.

— Всё ещё думаете их покупать?

— Да… — задумывается купец, оставляя на земле небольшую горсть монет и забирая выбранные ткани. — А можете в следующий раз попытаться сделать их на вид более диковинными?

В замешательстве, Се Лянь опять наклоняет голову набок.

— ...Могу. А зачем?

По крайней мере, у торговца хватает совести смутиться:

— ...Я пытаюсь выдать их за западные товары.

Ткач усмехается:

— Понятно.

А на противоположной стороне площади группка детей играется мешком с зерном, гоняя его до тех пор, пока кто-нибудь из них не забьёт его в ворота, сооружённые в конце переулка.

— Ха! — победно кричит один из ребят. — Ещё один раунд за нами!

— Нечестно! — ноет коротко стриженный и румяный мальчик из второй команды. — Нас на одного меньше!

— Не моя вина! — усмехается первый. — Ещё одно очко, и сегодня вечером мы займем первый ряд во время огненного парада!

Видите ли, такова была ставка. Количество мест ограничено среди тех, кто не может позволить себе места на трибунах, или тех, кто не может наблюдать за процессией из высоких окон своих домов. Те, кто хочет подобраться поближе к празднику на уровне улицы, часто соревнуются за свои места.

— … — румяный мальчишка разворачивается, напустив на себя грозный вид. — Хэ Сюань!

В начале переулка, низко склонив голову и не поднимая глаз, сидит мальчик.

— Я занят.

— … — ровесник пристально смотрит на него, с топотом подходя поближе. — И чем же?!

Тёмненький мальчик горбится над кучей верёвок, пытаясь соединить их с каким-то непонятным куском металла…

Странный.

Но Хэ Сюань всегда был таким. Он достаточно приветлив — но вечно возится над чем-то, чего другим не понять.

— Сооружаю кое-что. Тебе правда нужно, чтобы я сыграл? — вздыхает он. — Почему не попросишь Сюй Фаня?

— Потому что он ФИГОВО ИГРАЕТ!

Подбегает ещё один мальчик и щурится:

— Что он делает?

—… — первый, раскрасневшийся мальчик закатывает глаза и скрещивает руки на груди. — Хэ Сюань считает, что однажды сможет стать судостроителем.

Темноволосый мальчик быстро поднимает на него взгляд:

— Это не так.

— Может и нет, но ты думаешь, что умнее всех! — огрызается ребёнок. — Даже не хочешь помочь — а ведь ты лучший игрок среди нас!

Ведь у него хорошо получается всё, чем бы он не занимался, в том числе и спорт.

— Если бы я был судостроителем, корабли бы не тонули так часто, — бубнит Хэ Сюань, роняя взгляд на свой маленький проект. — И я не хочу играть.

Румяный мальчик раздражённо глядит на своего товарища по команде:

— Теперь понимаешь, что я имею в виду под «он слишком хорош по сравнению с остальными»?

— ... — Второй ребёнок с минуту сверлит Хэ Сюаня взглядом, а потом выбивает из его рук кусок металла, и тот с грохотом катиться про брусчатке.

— Эй! — кричит темноволосый мальчик. — Ты чего творишь?!

— Что бы ты ни делал, это ерунда! — огрызается соседский мальчишка. — Перестань быть таким придурком и иди играть!

— ...Отвали! — восклицает Хэ Сюань, вскакивая на ноги — и лишь тогда двое других ребят, кажется, вспоминают, насколько тот большой для своего возраста, даже если и немного худоват — и немного съёживаются.

Но вместо того, чтобы наброситься на них — на что его, честно говоря, в тот момент и провоцировали — он просто раздражённо разворачивается и направляется за куском металла, так и лежащим на дороге, сжимая в руках верёвки и немного нервно оглядываясь по сторонам, пока не…

— Это твоё?

Ребёнок останавливается, поворачивается и замечает металлическую шестерню, зажатую меж длинных и тонких пальцев.

— ... — Он кивает, но затем, когда замечает повязку на глазах говорящего, откашливается. — ...Да, простите.

Он протягивает руку, чтобы забрать её, и Се Лянь улыбается:

— Всё в порядке.

Как только деталь вновь оказывается у Хэ Сюаня, ткач спрашивает:

— Ты сам это сделал?

— …Нет, — качает тот головой. — Иногда я подбираю детали на верфях. Превращаю их во что-нибудь другое.

Се Лянь склоняет голову.

— Очень находчиво. И для чего же тебе это?

Хэ Сюань переминается с ноги на ногу, оценивая незнакомца:

—- ...Это подарок. Для моей сестрёнки, — признаётся он.

Се Лянь смягчается.

— Вот как? — уши мальчика краснеют. — Что ж, ей очень повезло, что у неё такой добрый старший брат.

Даос этого не видит, но на лице мальчика расцветает еле уловимая улыбка. Лишь лёгкое подёргивание губ — но ребёнок кажется счастливым, пусть и немного смущённым.

— …Спасибо, — бормочет он. Его взгляд устремляется в сторону, и он добавляет: — ... у вас на станке сломался один из талрепов*.

*[п.п. она же «стяжная муфта» https://images.app.goo.gl/QyVZxwP2TxpJU1KK6]

Се Лянь вздыхает, устало оглядываясь на механизм.

— Полагаю, в этом есть смысл. Станок довольно старый.

Хэ Сюань возится с деталью в руках, прежде чем бросить её в карман.

— Я могу исправить, — предлагает он.

Когда даос удивленно поднимает бровь, мальчик поясняет:

— Я достаточно хорошо умею чинить вещи, так что, если вы позволите мне попытаться…

Медленно, Се Лянь улыбается. Какой милый мальчик.

Он отходит в сторону, указывая руками на ткацкий станок:

— Прошу, не стесняйся.

Хэ Сюань подходит ближе и немедленно приступает к работе: он возится с разными деталями здесь и там, снимает два талрепа, используя маленькие плоскогубцы из своего кармана, и возвращает им их изначальную форму. И по окончанию работ — мальчик верен своему слову — ткацкий станок двигается более плавно, чем многие годы до этого.

Се Лянь с улыбкой поворачивается к механизму, играясь с серебряной цепочкой на шее:

— Спасибо, ты мне очень помог.

Хэ Сюань пожимает плечами, теребя рукав.

— Это пустяк.

Се Лянь продолжает смотреть на ткацкий станок и некоторое время напевает. Возможно, для мальчика это и мелочь, но благодаря этому бог сэкономит часы работы и избавит руки от изрядной нагрузки.

— И всё же… я ценю это. Вот, — Се Лянь протягивает одну из монет, которые купец только что оставил ему, и вкладывает её в ладонь Хэ Сюаня. — Возьми.

Это всего лишь медяк — его едва хватит, чтобы купить еды — но уже больше, чем у Хэ Сюаня когда-либо было на руках, поэтому он глядит на даоса с широко раскрытыми глазами.

— …Не надо, — бормочет он, пытаясь вернуть деньги — ведь ткач слеп, и, пусть одежда выглядит достаточно опрятно… у него явно не так много денег, чтобы так их раздавать...

Се Лянь качает головой.

— Нет, теперь это твоё, оставь его себе, и… ещё вот это.

Он лезет в сумку и достает мясную булочку. Свежая, он купил её сегодня утром, и она должна была послужить ему ужином, однако...

Ну, мальчик растёт, так что она ему всяко нужнее.

— Возьми это и доделай подарок для сестры, хорошо? — передаёт Се Лянь.

Хэ Сюань принимает еду из его рук и крутит её. Он бы попытался быть вежливым и вернуть её, но...

Что ж, у него всегда был здоровый аппетит.

Теперь его улыбка расцветает в полную силу, от уха до уха, и мальчик кивает:

— Хорошо!

Он в запихивает булочку в рот и убегает.

Дорога домой ему хорошо знакома: он петляет по тем же переулкам и улочкам, что и всегда, пока не проскальзывает в маленькую квартирку и целует мать в щеку.

Госпожа Хэ нежно улыбается и взъерошивает ему волосы.

— Сегодня без происшествий?

Её сын невинно качает головой.

— Угу, мам!

Она глядит на сына тёмно-синими, будто море после удара молнии, глазами, светящимися любовью. Такими же, как и у него самого.

— Молодец, — шепчет она, — твой отец ещё не вернулся. Вы с сестрой поедите перед уходом?

Мальчик качает головой, аж прыгая от энтузиазма.

— Мы выйдем пораньше, — отвечает он, выуживая из кармана кусочек меди. — У меня есть это, так что мы поедим там.

Его мать с любопытством смотрит на монету.

— Откуда она у тебя?

— От ткача на улице Гушан? Я помог починить его станок, — объясняет Хэ Сюань. — Я говорил ему, что он мне ничего не должен, но тот настоял.

На это его мать нежно улыбается.

Их семья небогата, но её сын всегда был величайшим благословением. Красивый, добрый и талантливый во всем, к чему не прикоснётся.

— Такой он, мой умный Хэ Шэн, — шепчет она, откладывая книгу. — Как насчёт того, чтобы присесть на секунду? Твои волосы в полном беспорядке.

— Всё нормально...

— Они совсем распустились, — усмехается женщина, похлопывая по скамейке рядом с собой. — Иди сюда.

Мальчик неохотно подчиняется.

Как только он садится рядом, женщина развязывает кожаный шнурок, поддерживающий его волосы, несколько минут расчесывает их, напевая за работой, а затем вновь собирает всё в высокий аккуратный хвост.

Хэ Шэн льнёт к матери, его глаза полуприкрыты и полны довольства.

— Разве так не лучше?

Мальчик открывает глаза и улыбается.

— Да, — соглашается он, прижимаясь к ближе, — так лучше.

Госпожа Хэ улыбается в ответ, обнимает его рукой и целует в макушку. Такой хороший сын.

Наконец, со стороны лестницы слышится звук шагов.

— Гэгэ?

В проёме появляется девочка — с такими же тёмными волосами, заплетёнными в две аккуратные косички, и ясными серыми глазами, горящими в нетерпении.

— Мы можем идти?

Хэ Шэн смотрит на мать, спрашивая разрешения, на что та улыбается и кивает.

— Не спускай с неё глаз!

— Обязательно, — соглашается Хэ Шэн, вскакивая на ноги и спеша к двери.

— Всё время держи её за руку!

— Хорошо! — прежде чем скрыться из виду, он переплетает с сестрёнкой пальцы, после чего они убегают.

В конце концов, это их последний огненный фестиваль —  господин Хэ нашёл работу в  небольшой деревне дальше по побережью. Там жизнь дешевле, чем в городе, а их семья отчаянно нуждается в деньгах.

Однако оба их ребёнка обожают фестиваль, и мать хочет, чтобы они насладились им в последний раз.

— Гэгэ, — щебечет Хэ Чжун, крепко сжимая брата за руку, пока Хэ Шэн ведет её по улице, — для чего тебе верёвка?

Брат смотрит на неё с улыбкой, притягивая сестру ближе, когда толпа становится слишком плотной.

— Сюрприз для тебя.

— Правда? — она распахивает глаза. — Какой?

— Я покажу, когда мы дойдём, ладно?

По пути они останавливаются у киоска с едой, покупают пакет с закусками, чтобы потом  разделить их между собой, и денег даже хватает, чтобы Хэ Шэн смог купить ей одного из бумажных воздушных змеев-бабочек, как у остальных детей.

— ...Что? — Он с улыбкой наблюдает за маленьким воздушным змеем, плывущим над их головами, пока они двигаются к центру города. — Ты молишься Градоначальнику Хуа? Я думал, что он помогает лишь несчастным детям, — Хэ Шэн наклоняется и тыкает сестру в щеку. — А тебе очень повезло.

Хэ Чжун показывает язык.

— Я прошу его дать нам золото, дурачок! Чтобы ты смог пойти в одну из этих модных школ!

Улыбка её брата вдруг становится натянутой, но он сжимает её руку.

— ...Это не то, о чём просят Градоначальника Хуа, А-Чжун.

— Разве он не богат?

— Да, но он убивает людей, которые плохо к тебе относятся, а не даёт тебе денег…

— Поживём — увидим, — мычит Хэ Чжун, скача рядом с ним. — Быть может, он попробует что-нибудь новенькое!

Хэ Шэн закатывает глаза, но… они дошли.

— Готова к сюрпризу?

Она готова лопнуть от нетерпения, её косы прыгают из стороны в сторону, пока она скачет на месте:

— Покажи мне, покажи!

— Хорошо, — Хэ Шэн снимает верёвки со плеча. — Но тебе придётся немножко побыть смелой, ладно, ради меня? И делай в ровно то, что я тебе говорю.

Его младшая сестра охотно кивает.

— Хорошо! Я очень смелая, я смогу!

— … — Хэ Шэн улыбается, протягивая ей пакет с закусками. — Ладно, погоди секунду.

Самую опасную часть плана он проделывает самостоятельно: он перелезает через желоб на стене здания, прикрепляет один конец своего устройства к глиняной черепице на крыше, проверяет трос под собственным весом, чтобы убедиться, что крепление надёжно — а затем опускается обратно, пока Хэ Чжун с любопытством наблюдает за ним.

— Что это, гэгэ? Что ты делаешь? Выглядит опасно, ты уверен, что это?..

— Это называется шкив*, — объясняет Хэ Шэн, вернувшись на землю и забирая у неё еду. — Таким образом я смогу поднять тебя, а тебе не придётся карабкаться.

*[https://images.app.goo.gl/TVwNbCg1joQ8TZd86]

— Оооо... — бормочет Хэ Чжун, широко раскрыв глаза. — Вот зачем тебе нужно, чтобы я была храброй?

Её брат кивает, показывая ей, как сесть на импровизированное сиденье, зажатое между верёвками, и велит ей крепко держаться за ручки, чтобы она не упала.

— Я тебя не брошу, — уверяет мальчик, на что девочка усмехается.

— Я знаю! — Она покачивает ножками, пока брат начинает её поднимать. Ей немного страшно, когда земля становится всё дальше, но в остальном всё в порядке:

— Я доверяю тебе, гэгэ, ты потрясающий!

Хэ Шэн закатывает глаза, и когда сестра достигает вершины, он кричит ей:

— Перекидывай ноги!

Она делает, как сказано, и благополучно проползает остаток пути на крышу.  И как только Хэ Шэн прикрепляет противовес, он поднимается и садится рядом с сестрой.

— Как ты этому научился? — выдыхает девочка, с удивлением оглядываясь по сторонам.

Отсюда виден весь город — и море за его границами. Видно, как солнце медленно скрывается за горизонтом, превращая воду в озеро из жидкого золота.

Хэ Сюань пожимает плечами и вновь вручает ей закуски.

— Где-то прочитал.

В конце концов, инженерная часть здесь довольно проста. Сложнее всего было найти кусок металла, из которого можно было бы сделать шкив — но как только он нашел его, всё остальное стало довольно простым.

— Ой! — у Хэ Чжун перехватывает дыхание, когда она видит, как на улицах внизу начинают загораться огни. — Гэгэ! У нас самые лучшие места!

Хэ Шэн улыбается ярче, чем за весь день до этого.

— Правда? Тебе нравится?

Отсюда им видно всё шествие и фейерверки над водой. Вот бы...

Хэ Чжун улыбается, крепко сжимая брата за руку.

— Очень! Это лучший огненный парад на свете! Просто… — её улыбка слегка тускнеет. — Как бы мне хотелось, чтобы нам не нужно было переезжать.

— … — Хэ Шэн придвигается ближе и поддевает её плечом. — Знаю.

— Я буду скучать по своим друзьям…

— Угу, — соглашается он, а затем улыбается ей. — Но я буду с тобой, а я ведь твой лучший друг. Так ведь, А-Чжун?

— ... — девочка улыбается ему, продолжая крепко держать его за руку, а в другой она сжимает верёвку от воздушного змея-бабочки. — Ага! И мы всегда будем вместе, ведь так?

Хэ Шэн решительно кивает, взъерошивая ей волосы.

— Всегда.

А на другом конце города другая пара глаз любуется фейерверками за дорогими стёклами. Ши Цинсюань просил брата посмотреть на них вместе с ним, но тот весь день был занят сборами вещей.

— Нам нужно уезжать? — бормочет он, грустно наблюдая за огоньками.

Ши Уду не поднимает глаз, пока распихивает вещи по различным сундукам. Они уйдут ещё до наступления ночи — и вместе с тем покинут единственный дом, который когда-либо знали.

— Для меня это лучший способ обезопасить тебя — и нас вместе.

Он отрывается от своего занятия — но не для того, чтобы посмотреть фестиваль, а для того, чтобы положить руку на подбородок Ши Цинсюаня, чтобы мальчик взглянул на него.

— Это то, что делают братья. Мы всегда держимся вместе, понимаешь?

Ши Цинсюань смотрит на него широко раскрытыми глазами.

— …Понимаю, — соглашается он, кивая.

Семейные узы сильны — сильнее, чем большинство вещей в этом мире. Они раскрывают самое лучшее в одних и худшее в других. Они могут вытащить вас из пропасти или стать вашей погибелью.

Для старших братьев семей Ши и Хэ они окажутся последним.