Новый дом Хэ Шэна расположен к северу вдоль побережья. Местные воды меньше ему по душе: они темнее и холоднее изумрудных волн, вблизи которых он родился.  

С острых скал, которыми заканчивается город, он наблюдает за морем, когда накатывает шторм. Вспышки молний заполоняют небо, а бурлящие чёрные волны раскачивают корабли взад и вперёд, пока те пытаются приблизиться к берегу.

Зимой здесь часто холодно и мрачно — однако рано или поздно наступает лето, которое приносит с собой тёплый ветер, что ласкает листву на деревьях.

Его отец устраивается к местному судостроителю — работа не лёгкая, но зарплаты хватает, чтобы каждый вечер на столе была еда.

Хэ Шэн берёт за привычку увязываться вслед за ним; он выполняет различные поручения: вскарабкаться ли наверх, чтобы помочь закрепить мачты, или отлить якоря — а заработанные деньги спускает на книги.

Книги обо всём, обо всём на свете.

И однажды, летним днём, когда мальчик в очередной раз скрывается за обложкой учебника по истории, ему на колени падает яблоко.

Он поднимает глаза — и видит  улыбающееся лицо. Тёплые, ясные карие глаза; ямочки у рта; мягкие тёмные кудри. Веснушки на переносице, которые кому-то могли бы показаться изъяном, но для Хэ Шэна они — крошечные созвездия, размеченные на её лице.

Дочь судостроителя.

Она спрашивает его, что он читает, и подросток едва ли может заговорить.

Хэ Шэн никогда не отличался разговорчивостью, но и не был застенчивым. И всё же попытка заговорить с ней вселяет в него ужас.

Ему так хочется показать, насколько он умён, оставшись непринуждённым. Заставить её улыбнуться, но так, будто это ничего не стоило. И каждый раз ему это удаётся, однако, кажется, она не верит в то, что всё это было непреднамеренно.

Тогда они были так молоды — обоим всего по одиннадцать лет. Лучшие друзья детства, которые медленно погружаются с головой историю, что только начинается. Историю, которую можно было бы с нежностью пересказать во время свадебного торжества, обмениваясь при этом застенчивыми улыбками и вспоминая юные годы.

О том, как они гонялись друг за другом по грунтовым дорожкам, сбегая из дома поздно ночью, чтобы при свете фонаря шептать друг другу на ушко истории о привидениях, пока А-Чжун таскалась вслед за ними по пятам.

По мере их взросления это чувство растёт и усиливается, проникая всё глубже и глубже в сердце Хэ Шэна, до тех пор, что он больше не может держать его в себе.

И всё же ему страшно произнести эти слова вслух, только чтобы никогда не услышать их в ответ.

Время идёт, и его благополучие лишь крепнет.

Он вырастает в красивого молодого человека — сильного и способного — а люди вокруг начинают шептаться о том, как, возможно, очень скоро он сможет сдать национальный экзамен.

Рядом с ним его любящая семья и милейшая девушка во всей деревне.

Даже местные заклинатели поговаривают о том, что ему суждено вознестись.

Но судьба — странная штука. Она не высечена в камне*, как утверждают легенды. Она текуча и переменчива. Подобна тонким нитям, невидимыми пальцами заплетаемым в огромный гобелен. И в конце ты никогда не узнаешь, какие намерения легли в основу получившегося узора.

[ориг. Never bound on iron – «не закована/не отлита в стали»]

Всё, что нужно, — лишь маленькое решение, лишь одно незначительное отступление от заданного пути, и вот уже грядущее совсем не то, каким могло бы быть.

В данном случае причиной всему становится обычный просчёт.

Молодой человек забывает о времени, самосовершенствуясь на склоне горы задолго после ужина.

Младший брат, который, забеспокоившись, отправляется его искать.

И по пути он допускает ошибку. Останавливается в лесу, чтобы облегчиться, и слышит голос, зовущий его по имени.

Не Ши Минся, нет.

По его настоящему имени.

И в миг леденящего ужаса мальчик откликается.

А затем он слышит смех.

Смех, полный злобы.

Он разносится эхом меж деревьев во тьме, и лишь усиливается, когда мальчик сжимается от ужаса.

Существо спрашивает его день рождения, а Ши Цинсюань каменеет, совсем один в лесу. Ранее он не был в подобной ситуации: никогда не выходил один после наступления темноты — брат не позволял этого. Поэтому, слишком напуганный, чтобы ясно мыслить — мальчик отвечает.

И с тех пор ему нет спасения.

Теперь каждый раз, когда ему начинает казаться, что можно немного расслабиться, сущность оказывается тут как тут. Шепчет на ухо оскорбления, бранится и ругается, преследуя его на каждом шагу.

И Ши Уду может лишь отчаянно за этим наблюдать.

Смотреть, как Ши Цинсюань — его милый и добрый младший брат — начинает ломаться под тяжестью страха и паранойи. Как он с криком подрывается по ночам. День за днём сидит в углу их спальни, заткнув уши руками, и рыдает. Заклиная кого-нибудь закончить это.

И каждую ночь братья Ши молятся.

Младший сидит на крыльце и прижимает к груди красный фонарь, вглядываясь в темноту и слёзно прося о спасении.

«Градоначальник Хуа, помогите мне. Я так устал, пожалуйста… пожалуйста, помогите мне!»

Но в ответ слышит лишь голос в голове:

— Он не придёт.

И он не умолкает, даже когда по щекам мальчика уже текут слёзы ужаса:

— За тобой никто никогда не придёт.

Ши Цинсюань дрожит, шепча молитвы всё быстрее, раскачиваясь взад и вперёд:

— До самого конца будем только ты да я.

Старший же молится в самом большом храме во всей округе, преклонившись и отбивая лбом пол, пока на алтаре тлеют благовония. Каждый день он приносит всё больше золота, драгоценностей и зерна. И с каждым днём он молится всё отчаяннее.

О силе, чтобы самому уничтожить демона проклятий. Об ответе. О способе вновь одурачить монстра.

О смысле всех тех страданий, что они переносят.

Чем они вообще заслужили такое несчастье? С теми двумя призраками ужасно обошлись аж четыре столетия назад — их-то зачем за это мучить? Он сделал бы что угодно, отдал бы всё что угодно, пожертвовал бы всем — лишь бы избавить брата от его участи.

Вот о чем думает Ши Уду однажды вечером, пока его колени гудят от многочасовых молитв…

Тогда ему впервые отвечает этот голос:

— Ты действительно имеешь это в виду?

Юноша вздрагивает и замечает перед собой фигуру человека, сияющую в огне свечей. На его лице играют тени, а белые одежды отделаны серебром. Он красив, причём в достаточно агрессивной манере; смертному едва ли под силу удерживать на нём взгляд.

Молодого человека начинает трясти.

— В-вы-! — запинается Ши Уду, с трудом опираясь на руки и отшатываясь назад; его сердце готово вырваться из груди.

— Не бойся, — улыбается Небесный император, подходя ближе. — Ты же меня позвал.

В конце концов, они в храме Цзюнь У.

— Я… я… — заикается смертный.

Уже взрослый, совершеннолетний, пусть и с недавних пор — но в присутствии Владыки Ши Уду он чувствует себя скорее испуганным ребёнком, чем кем бы то ни было.

— Знаешь, я уже некоторое время наблюдаю за тобой, — спокойно произносит бог, наблюдая, за тем, как глаза юноши увеличиваются до невообразимых размеров.

— В… вы наблюдали?

Цзюнь У кивает, награждая добрым, полным сочувствия взглядом.

— Твой уровень самосовершенствования уже некоторое время как достоин вознесения, и все же… ты так и не пришёл ко мне.

Его тон речи заставляет Ши Уду почти стыдливо понурить голову и тяжело сглотнуть.

— Я… я ни в коем случает не хотел проявить неуважения, — отвечает он дрожащими губами. — Но я… я не мог уйти. Мой маленький брат...

— …Да, — вздыхает бог. — Я слушаю твои молитвы о нём уже много ночей. Ты серьёзен насчёт того, что сказал ранее?

— А что… Что я сказал? — шепчет Ши Уду.

— Что ты сделаешь всё что угодно, — повторяет Цзюнь У. — Ты был серьёзен?

Молодой заклинатель на миг замирает.

Иногда трудно оценить, насколько силён вес того, когда Цзюнь У смотрит на тебя свысока.

Когда самое могущественное существо во вселенной одаривает тебя своим вниманием.

— Да, — дрожаще признается Ши Уду. — Что угодно. Если это будет значить...

Если это означает, что его брат будет в безопасности.

Бог войны возвышается над юношей с непроницаемым выражением лица, и в конце концов  протягивает руку.

Мгновение Ши Уду глядит на неё, не переставая трястись.

Гадая, почему это с ним происходит; что будет, если он осмелится протянуть руку, однако… Когда бог спускается с небес, чтобы предложить свою руку, кто ты такой, чтобы не принять её?

Медленно, он хватается за неё, и Небесный Император поднимает его на ноги.

— Ужасно наблюдать, как страдают те, кого ты любишь, — тихо произносит бог, сочувственно качая головой. — В мире нет ничего страшнее.

Ши Уду кивает и опускает плечи.

Он был красивым ребёнком, выросшим в прекрасного юношу. Одетого в синие шелка, украшения из сапфиров и серебра, которые поддерживают его гладкие темные волосы и свисают с его ушей. Он балансирует между утонченностью и остротой — подобно большому хищному коту, который ещё не научился пользоваться когтями.

Но его ещё можно обучить. Когда-то он был так горд. Гордился своим богатством. Красотой. Интеллектом и талантами. Своей фамилией. И, ох, как эта гордость вознесла его — подтолкнула так высоко, что он оказался на вершине огромного пьедестала, намного выше всех остальных.

Но он утащил за собой ещё кое-кого.

Сжимая руку своего младшего брата, он тянул их обоих всё выше и выше — только чтобы обнаружить, как Ши Цинсюань свисает с края пьедестала над пропастью.

У Ши Уду есть только два пути: держаться или отпустить.

И лишь один путь, который он сам выберет.

— …Я не знаю, действительно ли мне… здесь место, — бормочет заклинатель, напрягая брови.

Впервые за всю недолгую жизнь его гордость даёт слабину.

И Цзюнь У зорко за этим наблюдает. Он редко когда проявляет большое расположение.

В последний раз, когда он протянул руку помощи, его так легко оттолкнули. Так неблагодарно. Возможно, было ошибкой выбрать кого-то с таким сильным чувством добра и зла. Кого-то, кто не был в отчаянии.

Он крепко сжимает ладонь Ши Уду и тянется, чтобы взять вторую.

— Твоё место, — шепчет бог тихим и успокаивающим голосом, удерживая его ладони в своих, пока те не перестанут трястись, — там, где ты сам того пожелаешь.

И юноша глядит на него широко распахнутыми, такими уязвимыми глазами…

Податливый.

— ...Но я не могу его спасти.

Для Ши Уду произнести эти слова — всё равно что признать свою позорную слабость.

Он больше не сын. Его мать и отец мертвы. У него нет друзей — он отбросил всё это ради самосовершенствования.

Нет ни близких, ни даже любовниц, он…

Он просто старший брат. Быть для Ши Цинсюаня старшим братом — это всё, чем он сейчас является, и без этого Ши Уду…

Много лет назад заклинатель в алых одеждах сказал ему, глядя прямо в глаза, что он ничего не может сделать, чтобы спасти Ши Цинсюаня.

Совсем ничего.

А теперь сам Владыка Небес стоит перед ним, точно так же, как и тогда, и произносит слова, о которых Ши Уду так долго молился:

— Есть один способ.

Юноша замирает, абсолютно очарованный — будто попал под какое-то заклинание.

Он так отчаянно жаждет освободиться от постоянного страха, с которым живёт большую часть своей жизни, что готов на всё.

Что угодно.

— ...Какой?

— Ты ведь сам уже думал о нём, не так ли? — улыбается Цзюнь У,  как будто хваля его.

По правде говоря, он действительно уже думал об этом. Что можно ещё раз обмануть монстра. Переключить его внимание на кого-то другого.

— …Некто однажды сказал мне… — запинается молодой человек; его взгляд полон тревоги. — …Что это лишь усугубит ситуацию…

— Нет, если ты сделаешь это правильно, — уверяет Небесный Император. — Ты более чем компетентен.

Правильно. Будто для этого есть своего рода инструкция?

Ши Уду в замешательстве хмурится, в то время как Цзюнь У отпускает его ладони и поворачивается лицом к своей божественной статуе.

— Знаешь, когда-то давно у меня была жена.

Заклинатель задерживает дыхание, смотря Цзюнь У в спину.

Тот говорит тихо, будто сам удивлённый откровением:

— ...Я никогда раньше не рассказывал об этом никому из небожителей, — признается Император с тихим смешком, пока Ши Уду стоит с отвисшей челюстью и думает о том, что сам не поделился бы подобным даже с Богом...

Зачем рассказывать ему? Он ведь смертный. Талантливый, богатый, но все же…

Цзюнь У с усталой улыбкой оборачивается к Ши Уду через плечо и разводит руками:

— Полагаю… ты первый из тех, с кем я беседовал за века, кто может меня понять.

Когда кто-то столь могущественный позволяет тебе почувствовать себя таким важным, это пьянит и захватывает дух. И Ши Уду… Сейчас он посвящает богу всё своё внимание — такой молодой, так отчаянно нуждающийся в ответах, которые Владыка ему обещает, что он слушает, не закрывая рта.

— И сыновья, — добавляет Цзюнь У, смотря куда-то вдаль. — Я был отцом.

Он откидывает голову назад, глядя в лицо своей статуе. Оно выглядит более зрелым, чем у тех изображений, которые делали в его честь в Уюне.

— Мы потеряли первых двух, — продолжает бог. — Оба были украдены у нас, и каждый раз — это разрушало её.

Ши Уду проникается сочувствием:

— … У меня отобрали родителей, — бормочет он, опустив глаза в пол.

Погибли в результате неудачного ограбления.

Ши Цинсюань был слишком молод, чтобы запомнить это. По сей день тот считает, что их унесла болезнь, однако...

Ши Уду всё видел. Свернувшись калачиком, затаившись в шкафу и закрыв руками рот, сквозь щель между дверцами он наблюдал, как воры ворвались в их дом, забрали его родителей, и…

Тогда ему было так страшно. Он так злился из-за собственной беспомощности. Он так никогда себе этого и не простил. То, что не смог их спасти — даже если сам был в то время ребёнком.

— Я знаю, — тихо произносит Цзюнь У, не оборачиваясь — и у Ши Уду перехватывает дыхание.

— ...Вы знаете? — шепчет он в ответ.

— Ты ведь молился мне тогда, — поясняет Владыка.

Что было интересной неожиданностью, так как большинство детей в моменты опасности стали молиться кому-то другому. Это привлекло внимание Цзюнь У.

Ши Уду прижимает ладонь ко лбу — его кожу все ещё покалывает в том месте, где бог касался её — и пытается осознать всё услышанное.

— Вы слышали меня?

Ему не видно лица Цзюнь У, который так и смотрит на свою статую. Он не видит, как глаза того сужаются и выглядят почти ненавистно, в то время как его голос остаётся тёплым и нежным.

— Те люди не нашли тебя, ведь так? — Ши Уду опирается спиной о колонну; ноги внезапно подкосились. — Не навредили твоему брату.

Юноша прячет лицо в ладонях, пока сердце бешено бьётся в груди.

Он потерял родителей так рано. Стал ответственным за воспитание Ши Цинсюаня, когда сам был ещё ребёнком. Ши Уду позабыл, каково это — чувствовать себя… защищённым. Под чьим-то присмотром. И с одной стороны — по его коже бегут мурашки от облегчения, но…

Он так же не привык к тому, чтобы быть кому-то должным.

— Мой младший сын, — продолжает Цзюнь У, — я тоже его потерял.

Бог опускает подбородок и качает головой.

— Трагично. Бессмысленно. Его можно было спасти, но мне никто не помог.

Его голос полон горечи, несмотря на резкость в каждом слове… И Ши Уду верит ему.

Наконец, Цзюнь У поворачивается к нему лицом.

— Я бы не остался стоять в стороне и смотреть, как кто-то другой страдает так же, — бормочет он, качая головой. — Не бессмысленно. Я помогу тебе.

Молодой человек издает сдавленный стон и пошатывается, его губы дрожат.

— Спасибо… — захлебывается он слезами. — Спасибо, я…

— Если, — перебивает Владыка, подходя ближе, — ты примешь мои условия.

— ...Условия? — озадаченно переспрашивает Ши Уду. — Да, я приму всё, всё, о чём вы попросите, я…

Пальцы крепко сжимают его подбородок. Юноша смолкает — его сердце колотится так сильно, что почти больно, — и глядит Цзюнь У в глаза.

— Ты никому не расскажешь, — тихо отчеканивает бог, надавливая большим пальцем под нижней губой Ши Уду, пока тот не отдёргивается от неудобства.

— Законы Небес временами сковывают — даже меня. Большинство небожителей не знали страданий. Не таких, как мы. Они нас не поймут.

Человеку не сложно принять такое решение. Даже если он расскажет правду о том, что случилось, кто поверит его слову — слову простого смертного против  самого Цзюнь У? Согласиться молчать не представляет риска с его стороны.

Когда он кивает, Цзюнь У медленно расплывается в широкой улыбке. 

Похоже, что отчаяние было ключевым фактором.

Он отпускает лицо юноши, отходит, и когда жестом манит Ши Уду за собой, заклинатель безропотно следует за ним.

— Скажи мне, — шепчет бог, его шаги эхом разносятся по залу, — что тебе известно о подмене судеб?

Три месяца спустя заклинатель по имени Ши Уду сталкивается лицом к лицу с Небесной Карой над Северо-Восточным морем. Извивающийся водоворот, грозящий затянуть в свои объятия несколько торговых судов и утянуть их на дно.

И даже среди Небесных Кар — эта представляет собой особое испытание.

Но этот молодой человек противостоит ей с силой, которой мир не видал уже много лет. И когда он одерживает над вихрем верх — все, кто был свидетелем, ждут, что юноша вот-вот вознесётся во вспышке золотого света…

Но этого не происходит.

Заклинатель возвращается на берег вместе с остальными, помогает раненым, осматривает ущерб — и именно тогда судьба завязывается в узел, переплетая нити так, что их уже невозможно развязать.

Пока не настанет тот момент, когда одна из них оборвётся.

— Хэ Сюань!

Ши Уду резко вскидывает голову и, повернувшись, видит темноволосого юношу, следующего за одним из капитанов и перекинувшего через плечо сумку с инструментами.

— Ага, три отсека затоплены, но переборки ещё можно починить, — бубнит тот, сосредоточенно.

Ши Уду хранит молчание, следуя взглядом за тем, как молодой человек переходит от одного судна к другому, составляя заметки для одного из корабельщиков.

И, несмотря на то, что тот едва ли может быть старше Ши Цинсюаня… Наблюдать за ним — всё равно что смотреть, как кто-то с головой опережает свои возможности.

Заклинателю не составляет труда найти повод, чтобы узнать дату его рождения. В знак благодарности, прежде чем откланяться, он предлагает погадать по ладони. Не самая сильная его сторона — но это и не важно. Суть не в этом.

И когда очередь доходит до Хэ Сюаня...

Всё сходится.

— ...Итак? — Подросток поднимает брови и склоняет голову. — Что вы видите?

Мгновение Ши Уду колеблется. В конце концов, он знает, что это неправильно. В последующие века он заставит себя позабыть об этой встрече. Сделает вид, что этого не было.

Но уже тогда он понимал, что совершает ошибку. Вспоминал заклинателя, который говорил ему о том, что с проклятиями можно столкнуться или их избежать… Но если перекинуть их на кого-нибудь другого, это всегда обрушится на вас самих, и станет лишь ещё хуже.

— …Вижу, что скоро вам повезёт в любви, — бубнит Ши Уду, отпуская руку и небрежно кивнув. — Спасибо за вашу помощь.

На этом он уходит, не проронив ни слова, и оставшиеся на берегу не знают, что и думать о его странном, поспешном уходе.

Хэ Шэн, однако, озабочен другими вещами. Он глядит на свою ладонь с едва скрываемым волнением и прикусывает щеку.

...Удача в любви, говоришь?

Когда же Ши Уду действительно возносится, то со склона горы за ним наблюдает его младший брат. Он сидит на земле, обхватив колени; его лицо бледное и осунувшееся. Сегодня голоса не было. Он не сказал ни слова, но мальчик всё равно ждёт его. Особенно теперь, когда следит за тем, как его брат поднимается к небесам.

И он искренне старается порадоваться за него. Даже если сам пребывает ужасе. Он совершенно напуган перспективой остаться один; тем, что для него будет значить иметь брата в качестве бога, но…

Но как только этот золотой свет гаснет высоко в небосводе — он обрушивается обратно, ударяя в землю перед мальчиком.

Поначалу Ши Цинсюань подпрыгивает и отползает назад, но затем...

— Г...Гэгэ? — шепчет он.

Его брат всегда отличался красотой — они оба, — но теперь…

Теперь Ши Уду сияет. Одетый в сапфировые шелка, усыпанные драгоценностями; волосы искусно собраны на голове.

Но, как и всегда, он тянется к своему младшему брату. Поднимает его, тянет выше — на самый высокий пьедестал из всех возможных, — и прижимает Ши Цинсюаня к груди.

— Что я тебе говорил, дурачок? — шепчет Ши Уду ему в волосы, пока вокруг них свистит ветер.

Глаза Ши Цинсюаня широко распахнуты и полны слёз. В кои-то веки он осознаёт: после жизни, прожитой в страхе, вечных прятках, гадании о том, когда же эта сущность схватит его, ведь оно вечно преследовало его и не давало убежать…

— Братья всегда держатся вместе, — страстно шепчет старший брат. — Всегда.

...Наконец-то Ши Цинсюань свободен.

 Ох, но какой ценой.

Тяжкой ценой, которую новый Повелитель Воды несёт в себе, ступая по улицам Небесных Чертог и не отпуская от себя своего недавно назначенного заместителя.

Ценой из вины, стыда — и страха.

Потому что в глубине души он знает: есть шанс, что Цзюнь У ошибается, и что тот заклинатель, пришедший к нему тогда, много лет назад, сказал правду. Что, отложив  кончину Цинсюаня, он мог тем самым навлечь на них обоих нечто ещё более страшное...

Однако теперь у него есть время. Время, чтобы стать сильнее: нарастить мощь и обеспечить безопасность. И потом — если и когда — какими бы ни были последствия...

Ши Уду усиливает хватку вокруг Ши Цинсюаня; глаза полны решимости.

… он будет готов столкнуться с ними лицом к лицу.

На закате его официально посвящают в Большом Военном Зале. Он становится на колени перед троном Цзюнь У, и ему вручают веер — мощное духовное оружие.

Всё это происходит под внимательным взглядом генерала Мин Гуана, который прислонился к колонне в дальнем конце зала. Рядом с ним — недавно провозглашённый главным среди богов литературы, Совершенный Владыка* Лин Вэнь. 

На фоне генерала он выглядит менее расслабленно: стоящий с прямой спиной и сложенными перед собой руками, сжимающими в руках свиток с подробной информацией о новом Повелителе Воды.

[* он же Лин Вэнь Цзянцзюнь] 

К большому разочарованию Пэй Мина, его друг не пользуется мужским обликом для романтических похождений. Он-то надеялся, что они смогут вместе спуститься в город, и там Пэй Мин продемонстрировал бы богу литературы некоторые из своих любимых строк, но…

Лин Вэнь чаще всего использует эту форму в церемониальных целях.

Однако несмотря на скованность, недостаток социальной жизни и всего такого — бог кидает на Пэй Мина странные взгляды, наблюдая за ним краем глаза:

— В чём дело?

— … — сколнив голову, Бог Войны наблюдает за тем, как Небесный Владыка смотрит на Ши Уду, передавая тому веер. — Тебе не кажется, что в их поведении есть нечто странное?

Лин Вэнь следует примеру Пэй Мина и переключает внимание на происходящее перед ними — особенно отмечая то, как задерживается взгляд Цзюнь У на новом небожителе. 

Это почти незаметное действие, но всё же оно есть.

— Из нас двоих ты старший, — пожимает плечами Лин Вэнь, скрещивая руки на груди. — Тебе лучше знать, но разве он не был также благосклонен по отношению к Наследному Принцу Сяньлэ?

— Нет, — размышляет Пэй Мин. — Тогда было не так.

Владыка абсолютно открыто выражал свою заинтересованность в будущем Се Ляня в качестве небожителя. Тут же всё кажется почти… секретным.

Как будто в их отношениях есть что-то такое, о чём не должны знать.

Лин Вэнь разводит руками:

— Он, вероятно, самый многообещающий небожитель со времен Наследного Принца Сяньлэ, либо — если брать до этого — тебя. Не говоря уже о том, что он привлекателен.

Генерал Пэй удивленно поднимает брови:

— ...Не думаю, что слышал, чтобы ты назвал какого-либо мужчину привлекательным, — сухо отмечает он; однако ответ Лин Вэнь заставляет его призадуматься.

— Вообще-то, я имел в виду тебя, — вздыхает Бог Литературы, вновь возвращая своё внимание к церемонии.

— ...И что это должно означать?

Лин Вэнь передергивает плечами, наблюдая за тем, как Повелитель Воды поднимается на ноги, и вежливо аплодирует вместе с остальными.

— Не думаю, что когда-либо видел, чтобы ты проявлял такой мгновенный и живой интерес к чему-либо, у чего не было бы груди.

— Не правда! — У Пэй Мина хватает наглости звучать обиженным. — Ранее я был заинтересован вознесением Наследного Принца Сяньлэ — тебя просто не было рядом, так что ты не видел.

— Ах, ну тогда теперь у него есть уже две общие черты с Наследным Принцем, — вздыхает Лин Вэнь. — А это не сулит ничего хорошего.

В этом смысле Мин Гуан с ним согласен: для молодого бога в этом действительно нет ничего хорошего.

В конце концов, сиять так ярко, будучи таким молодым… привлекать внимание стольких влиятельных людей… однажды всё это может обернуться не в лучшую сторону, прежде чем вы это даже осознаете.

Пэй Мин уже наблюдал за подобным — он помнит.

И именно этим он оправдывает свою заинтересованность новым Повелителем Воды, прославленным Ши Уду, который быстро привлёк внимание благодаря прозвищу «Водный Тиран».

Для богов Средних Чертог он — высокомерный и требовательный чиновник, ожидающий от других высочайшего уважения. Что для генерала Мин Гуана, который уже входит в число высших богов боевых искусств, выглядит в некотором смысле забавно. Новый небожитель ведёт себя как самонадеянный мальчишка — и всё же, в отличие от остальных обитателей Небес, генерал не считает подобное поведение непривлекательным.

Однако Пэй Мина не сильно радует отношение его заместителя — младшего брата Повелителя Воды, Ши Цинсюаня. Это глупенькое маленькое создание, вечно цепляющееся за старшего брата, словно дитя сильно младше своего возраста…

И по какой-то причине ненавидящее Пэй Мина.

Цинсюань даже упоминает это вслух, теребя брата за рукав однажды вечером, глядя, как Бог Войны покидает их дворец.

— ...Не груби, — строго журит его Ши Уду, но никогда не поднимая на него руку. Ни разу. — Он твой старший.

Ши Цинсюань немного ёжится от нотации — всё же он всегда внимателен, к критике брата, но…

— Просто он мне не нравится, — бормочет юноша, сощурившись.  — Он кажется скользким типом.

Ши Уду фыркает и закатывает глаза.

— Есть вещи и похуже.

В конце концов, из всех дьяволов, с которыми ему когда-либо приходилось заключать сделки, Пэй Мин был бы наименьшим из зол.

Карьера Повелителя Воды будет одной из самых блестящих среди небожителей, что сделает его недосягаемым в глазах других.

Однако, даже если никто больше их не увидит...

Ши Уду носит свои собственные проклятые кандалы* [ориг. cursed shackle — канги]. Они плотно опутывают его тело, утягивая вниз с каждым прожитым годом.  Даже когда он пытается убедить себя, что не чувствует стыда. Что он поступил так, как было нужно — и что всё это было вне его власти.

И всё же, тяжкий груз остаётся на его душе.