Господи, надо было спровадить Элайзу с самого начала! Стоило придумать какое-нибудь оправдание. Сказать, что болезнь подкосила ее, и никаких сил отмечать переезд в Лондон нет. Но, будучи человеком мягким и достаточно сговорчивым, Гвэн не смогла устоять напору упрямой подруги, любопытство которой порой не знало никаких границ. Сейчас она во всей красе предстала перед ассасинами, представляясь перед каждым по очереди, не подозревая, что двое из них ни слова не поняли из того, что она попутно тараторила.

      Джейкоб опять же обворожительно улыбнулся и пожал тонкую ладонь, но не проронил ни слова, как и Эцио с Арно, желая, чтобы их представила именно Гвэн, которая так и стояла на пороге гостиной, нервно придумывая оправдание такому большому скоплению мужского пола в ее квартире. Элайза обернулась и многозначительно посмотрела на подругу.

— Элайза, познакомься с моими друзьями, — заговорила Гвэн, начиная представлять их с Джейкоба. — Джейкоб Фрай, — он отсалютовал бутылкой пива, — Арно Дориан, — Арно коротко кивнул, — и Эцио Аудиторе, — Эцио весьма ехидно улыбнулся, пожимая руку Элайзы, тем самым заставляя ее игриво рассмеяться. — Друзья, это Элайза, моя подруга, — закончила Мэнсон и беззвучно перевела дыхание.

— Как приятно знакомиться с новыми людьми, — хихикнула девушка. Она стремительно сократила расстояние до подруги и утянула ее за собой на кухню. — Давно ли у тебя собирается гарем из красавчиков разных национальностей?

      Гвэн искренне хотела огрызнуться, но в опьяненный разум никаких остроумных ответов не приходило. Она лишь раздраженно закатила глаза в очередной раз. Впрочем, других замечаний ожидать от Элайзы в данной ситуации не приходилось. Подруга Мэнсон славилась несколько ветреным характером и никогда не упускала возможности познакомиться с представителем сильного пола, в отличие от нее.

— Всё намного сложнее, чем ты думаешь, — спокойно сказала Гвэн, присев на стул. — Но мне слишком лень объяснять всё, что произошло за эти сумасшедшие два дня. Лучше достань бокалы и разлей мартини всем.

      Элайза, кивнув, принялась исполнять просьбу подруги.

— Слушай, из них англичанин только тот брюнет со шрамом над бровью?

— Да. Причем коренной житель Лондона, — фыркнула Гвэн, хотя прекрасно знала, что Джейкоб родился не в Лондоне. Но какая разница? Уже то, что он из девятнадцатого века, делает его исторической достопримечательностью на уровне самой королевы, которая, вероятно, переживет всех англичан. — А что, Элайза? Он тебе понравился?

— Немного не в моем вкусе, но в целом ничего. А те другие двое?

— Эцио — итальянец, Арно — француз, но спешу тебя огорчить, у Арно есть невеста.

— То-то у него вид самый мрачный, — усмехнулась Элайза. — Эцио показался мне таким душкой.

      Они вернулись с тортом и мартини к ассасинам, которые уже доедали третью пиццу и выпили всё пиво. Мартини обрадовались еще больше, и Гвэн уже хотела их предупредить, что нехорошо смешивать между собой несколько напитков, но никто слушать ее, конечно, не собирался.

      Вечер принял более насыщенный оборот. Мартини подействовал уже на всех без всякого исключения. Так, на столе оказались карты и дурацкие ставки на всё, что гвоздями в квартире не прибито, ничего не значившие.

      Элайза, не понимавшая ни слова по-итальянски и по-французски, только смеялась как дурочка над всем, что не скажет либо Арно, либо Эцио. Им это не льстило нисколько, поэтому остаток ночи они провели игнорируя назойливую блондинку.

      Около часа ночи Эцио провалился в сон, так и заснув на полу. Гвэн заботливо укрыла его пледом с дивана, а Арно с Джейкобом продолжили играть в карты, пока Элайза отправилась на балкон, прихватив с собой подругу. Девушка выудила из пачки сигарету, зажимая между губ, и протянула еще одну Мэнсон, но желание курить у нее совсем пропало.

      Свежий ночной воздух после дождя подействовал как хорошее отрезвляющее средство. В округе уже давным-давно никого не было. Только ровный оранжевый свет фонарей укутывал холод улиц, асфальт которых блестел от воды.

— Твои знакомые ничего, — заключила Элайза после минутных раздумий в тишине, делая первую затяжку.

— Они высоко оценят твои умозаключения, — усмехнулась Гвэн, обнимая себя за плечи и устремляя взгляд куда-то вдаль.

— Ты, кажется, нравишься Джейкобу.

— Что?! — искренне удивилась Мэнсон. В это было довольно трудно поверить. Она же просто помогла Фраю во второй раз, и ничего больше. Между ними не было ничего, кроме того невинного поцелуя два года назад. Возможно, Гвэн и испытывала к нему какие-то чувства тогда, очень давно, но теперь это точно в прошлом. Потому что в тех самых чувствах нет никакого смысла, впрочем, как и сейчас.

— Он весь вечер с тебя глаз не сводил. Ты не заметила? — хитро улыбнулась Элайза.

— Во время игры в карты все друг на друга пялятся, — отмахнулась она, отказываясь верить словам подруги.

— Ну, до игры в карты тоже. Ты точно нравишься ему, Гвэн. А как он тебя называет! Гвэнни, — воодушевленно протянула Элайза, аж закашлявшись табачным дымом.

— Он всем придумывает дурацкие прозвища и клички. Не выдумывай ерунду, — нахмурилась Гвэн.

— Вы давно знакомы?

— Не очень, но дольше, чем с Арно и Эцио.

— Оно и видно. Воркуете как влюбленная парочка.

— Ой, иди к черту, Элайза, — огрызнулась Мэнсон и, не дожидаясь, пока она докурит, вернулась обратно в тепло квартиры.

      Больше никакой возни в гостиной не слышалось. Джейкоб и Арно перестали играть, и второй завалился спать на диван. Ну, а Джейкоб, конечно же, отправился спать в ее спальню, рассчитав, что в кресле видеть сны не слишком-то удобно. Подлец, подумала Гвэн, но будить сладко спящего ассасина не стала, лишь устроилась на самом краешке кровати, чтобы не потревожить чужой сон.

      Элайза оставаться не стала. Она бесшумно собралась, вызвала такси и, захлопнув за собой дверь, ушла. Никто даже не услышал, как машина кэба отъехала от дома, отправляясь на другой конец Лондона, где она жила.

***

      То ли под воздействием алкоголя, то ли под впечатлением от всех навалившихся событий на голову Гвэн, она спала очень беспокойно. Постоянно ворочалась, потому что перед глазами мелькали давно забытые образы и неприятные воспоминания. Память выстроилась перед ней в длинный темный коридор с огромным количеством дверей, за каждой из которых скрывалось что-то давно забытое. Проходя мимо них, Гвэн замечала, что за дверьми появлялся свет, и эта самая тонкая белая полоска света тянулась к ней.

      Но желания у Мэнсон притрагиваться к ручкам дверей совершенно не было. Ее память — такие потемки и дебри, что отсюда хотелось поскорее убраться. Она прекрасно помнила свое детство, когда от родительских ссор болела голова, когда слезы так часто бежали по щекам, что казалось дорожки от них впитались в кожу, оставаясь шрамами на лице. Она не могла назвать себя самым несчастным ребенком в мире, потому что родители, когда не ссорились, уделяли ей внимание и одаривали разными подарками. Правда, этого всегда было недостаточно. Ей хотелось, чтобы вместе с новой куклой они давали ей обещание, что всё у них будет хорошо, и никто больше никогда ни на кого в этом доме не повысит голос.

      Ее ожидания и надежды всегда разрушались в пух и прах. В шестнадцать лет Гвэн попыталась сбежать из дома, когда узнала, что они, дабы сохранить или попытаться сохранить свой брак, зачали еще одного ребенка. Однако Мэнсон не хотела с этим мириться. Потому что неправильно заводить ребенка, думая, что он спасет ваши отношения. Она была уверена, что родилась по той же причине.

      Воспоминания в собственном сне мелькали перед глазами яркими вспышками, не позволяя больше ни шагу сделать по длинному коридору. Гвэн схватилась за голову руками. Обессиленно опустилась на колени, почувствовав, как слезы побежали по щекам. Нет. Нет! Она не хотела вспоминать детство, не хотела вспоминать момент побега из дома, как жила некоторое время у бабушки, а потом, после выпуска из школы, с парой сотен в кармане переехала в Нью-Йорк.

      Внезапно раздавшийся голос откуда-то сбоку заставил Гвэн вздрогнуть и отпрянуть в сторону. Она мотнула головой, продолжая убеждать себя в том, что происходящее всего лишь жуткий кошмар и не более того. Коридор постепенно вывел ее на знакомую улицу жилого района Сан-Франциско, где прошло ее детство. Солнце освещало тысячи домов, похожих друг на друга как капли воды. Асфальтированная дорога тянулась на сотни миль вперед, и пару раз мимо нее, словно она была призраком, пронеслись машины на высокой скорости.

      Гвэн обернулась вокруг своей оси. Теплое чувство ностальгии разлилось в груди, несмотря на неприятные воспоминания, связанные с этим районом. Она остановилась прямо напротив двухэтажного дома, покрашенного в цвет морской волны с белыми оконными рамами. Напротив ворот, ведущих в гараж, стоял старый фольксваген, в некоторых местах проржавевший. Столько ссор происходило в этой машине…

      Пришлось дернуть головой, чтобы отогнать от себя угнетающие воспоминания. Переведя дух, девушка уверенным шагом направилась в родительский дом, на пороге которого не появлялась с тех пор, как ей исполнилось двадцать. Даже не верилось, что прошло уже семь лет, и за прошедшее время они ни разу не связались друг с другом, как будто Гвэн вовсе не существовало.

      Дом встретил непривычной тишиной: не было слышно возни на кухне, в гостиной не тарахтел старый телевизор, а отец не ворчал в кресле, со второго этажа не доносились громкие возгласы маленькой сестры Энн, играющей в свои игры. Мебели нет. Пол покрыт толстым слоем пыли, как и перила лестницы. Но каждый угол, каждая стена и дверь напоминали ей о чем-нибудь. Странная пустота дома начала пугать, и Гвэн могла сравнить пустоту с тем, что она всегда испытывала, находясь рядом с родителями.

      Ступени лестницы, ведущей на второй этаж, скрипели под каждым шагом. В воздух поднималась пыль, начиная кружить в незамысловатом танце на солнечном свету, который прокрадывался сквозь окно коридора. Знакомая белая дверь в когда-то свою комнату Гвэн встретила предостерегающей надписью: «Keep Out». Как похоже на взбалмошного подростка с кучей проблем в голове, между делом заключила Мэнсон и наконец переступила порог. Комната пустовала, как и остальной дом. Голые стены без ее плакатов любимых групп, нет рабочего стола с компьютером возле окна, одноместной кровати и небольшого комода с одеждой. Остался только пыльный след на стене от когда-то висевшего зеркала.

      Гвэн остановилась в центре комнаты, внимательным взглядом обвела каждый уголок, и тихий вздох сам собой сорвался с губ. Вдруг под ногами откуда ни возьмись появился пожелтевший от старости лист бумаги. Недолго думая, Мэнсон подняла лист и развернула. На нем была ее детская фотография из начальной школы, где она широко улыбалась в камеру, а заголовок гласил, что девочка пропала без вести.

      Почему-то фото отпугнуло Гвэн. Она в ярости смяла бумагу и бросила в окно.

      В следующее мгновение девушка резко села на постели, обнаруживая, что вся в холодном поту. Странный сон как рукой сняло, и взгляд карих глаз остановился на прикроватной тумбочке, где в темноте комнаты виднелись красные цифры электронных часов. Полчетвертого утра. Дурацкий сон. Вряд ли собственные мысли в голове позволят хотя бы провалиться в дремоту.

      Девушка провела рукой по взмокшим волосам, плюхнулась обратно на подушку, снова тяжело вздыхая. И что всё это могло значить? Родительский дом порой снился в кошмарах, но он никогда не был пустым. Свет солнца никогда не отталкивал. Собственные фотографии никогда не пугали. А слова о без вести пропавшей девочке совсем выбили из колеи. Может, сон совсем ничего не значил? Просто бред под воздействием свалившихся на голову ассасинов. Иначе подобную ахинею она себе объяснить не могла, потому что Гвэн не помнила ни разу, чтобы проверяла значение каких-то снов или пыталась выяснить, сбываются они у нее или нет. Всё вполне можно рациональным образом объяснить.

      К слову об ассасинах. Гвэн с кошмаром совсем позабыла, что в кровати лежала не одна. Повернув голову, она не смогла сдержать улыбки, когда увидела умиротворенное лицо Джейкоба, угольные волосы которого растрепались и торчали в разные стороны. Он размеренно дышал, лежа на животе и спрятав одну руку под подушкой. Только сейчас Гвэн вспомнила, что у него есть татуировки. Внутри взыграло желание подсесть ближе и рассмотреть крест на плече, но Мэнсон одернула себя, подумав, что своими наблюдениями только разбудит ассасина.

      Она бесшумно выскользнула из постели и точно так же прокралась на кухню, предварительно закрыв за собой дверь. Как хорошо, что ноутбук был здесь. Она спокойно налила себе чашку горячего кофе, перекусила остатками вчерашних сэндвичей и принялась параллельно снова искать что-нибудь связанное с ассасинами. Должна же быть информация в открытом доступе. Но собственное чутье подсказывало, что необходимая информация скрыта за семью паролями и прочими сложными высокотехнологичными примочками Абстерго, которые совсем не производили впечатление компании чистой на руку.

      К сожалению, Гвэн не обладала никакими хакерскими навыками. Поэтому она снова поглазела на сайт, узнала примерный принцип работы Анимуса и прочих последовавших за ним машин, что могли себе позволить только самые богатые люди, страдающие от настоящего безделья.

      Еще целый час девушка провела в одиночестве, а затем дверь на кухню открылась. Проснулся Эцио, который забрал растрепавшиеся черные волосы в небрежный хвост. Ассасин вяло пробурчал: «Доброе утро», и плюхнулся на стул рядом.

— Хочешь кофе? — вежливо предложила Гвэн, улыбаясь ему.

— Я как-то пробовал этот напиток, но он мне совсем не понравился. Может, если ты добавишь молока, оно будет вкуснее? — предложил Аудиторе, и девушка кивнула, мол, сделаю всё, чтобы гости из прошлого чувствовали себя максимально комфортно. — Как часто ты пьешь кофе?

— Не слишком часто. Вредно для сердца, — наливая горячую жидкость в кружку, призналась Гвэн. — Я больше люблю чай, — затем добавила молока и протянула кружку Эцио, осторожным взглядом изучая его внешность. Только сейчас она заметила, что он был намного смуглее, чем Джейкоб или Арно, но от этого хуже он не становился. Нет, наоборот. Эцио выглядел как коренной итальянец с правильными чертами, присущими его нации. Скулы, нос, губы, и взгляд девушки зацепился за шрам.

      Интересно, у всех ассасинов есть шрамы на лице? Она помнила, у Джейкоба рассечена одна бровь и есть шрам на щеке, и, кажется, у Арно точно царапина рассекала щеку под левым глазом. Видимо, это какая-то их фишка, с усмешкой подумала Гвэн, присаживаясь обратно, пока Эцио заново пробовал кофе. В этот раз напиток понравился ему куда больше, поэтому он стал пить его медленно, чтобы смаковать горьковатый вкус.

— От чего у тебя шрам над губой? — любопытство взыграло, и Гвэн спросила в нетерпении.

      Аудиторе усмехнулся, и от его смешка кофе в чашке булькнул.

— Если ты хочешь услышать героическую историю, то я хочу тебя огорчить. Это произошло по большой глупости.

— Мне интересно услышать любую историю от ассасина из Италии, — она хотела добавить, что он из прошлого, но одернула себя в последний момент, решив, что подобными словами как-нибудь может задеть Эцио. Кто знает? Девушка еще не слишком хорошо поняла, какой он по характеру. По крайней мере, он производил впечатление очень хорошего и добропорядочного человека.

      Эцио рассказал о Вьери Пацци, о драке, в ходе которой и получил свой шрам. Гвэн слушала с искренним интересом, представляя всё в самых сочных красках, потому что Аудиторе даже такой незначительный рассказ сумел превратить в драматическую пьесу.

      Чуть позже на их голоса подтянулся Арно, который тоже попросил чего-нибудь бодрящего, потому что голова немного раскалывалась. Джейкоб даже не думал просыпаться в семь утра, хотя солнце за окном уже пробуждало Лондон своими первыми лучами. Никто и не собирался будить последнего ассасина. Гвэн, пока готовила завтрак из остатков еды в холодильнике на всех, думала, какую отговорку выбрать на сегодняшний день, чтобы не появляться на работе. Болезнь всё еще могла сработать, потому что простуда может быстро перейти в более сложную форму. Она так и решила. Пускай время ее отсутствия сочтут за болезнь. После разборок с ассасинами она придумает, где взять справку или как оправдаться. Сейчас же в голову ничего умного не шло совершенно.

      Полдесятого Гвэн собралась, привела себя в порядок и решила сходить в магазин. Холодильник окончательно опустел. Нужно купить продуктов еще на неделю, если не больше, чтобы хоть как-то утолять голод трех взрослых мужчин, которые ели в четыре раза больше, чем она.

      В коридоре Гвэн, включив свет, натягивала сапоги на ноги, когда из спальни вышел полуобнаженный Джейкоб, весь сонный и недовольный столь ярким светом. Он щурился, хмурился и пытался сфокусировать взгляд на девушке, которая, почувствовав, как щеки покраснели только от одного вида Фрая, отвернулась и уже накидывала пальто на плечи.

— Куда ты собралась, Гвэнни? — хриплым от сна голосом спросил Джейкоб.

— В магазин. Мне совсем нечем вас кормить, — заявила девушка, поправляя русую копну волос. — Если Эцио и Арно тебе что-то оставили, то можешь позавтракать, — краем глаза скользнула по груди ассасина, невольно спускаясь ниже. Гвэн попыталась сосредоточить внимание на сонном лице Джейкоба. — Пожалуйста, если что-то пойдет не так, то позвони мне. Ты же помнишь, как пользоваться кнопочным телефоном? — она протянула ему старую раскладушку, которой пользовалась иногда в университете.

— Да, примерно. Не боись, Гвэнни, разберусь, — обворожительно улыбнулся ей Фрай.

— Отлично. Я скоро приду, — и с этими словами Гвэндолин переступила порог квартиры, полностью рассчитывая на Джейкоба и его ответственность, хотя прекрасно знала, что Джейкоб и «ответственность», в принципе, вещи несовместимые. Только в редких случаях.