Ноябрь 2014 год.
Полумрак и еле слышное дребезжание электрического тока, бегущего по проводам, стали уже привычными. Тем не менее, они все еще приводят в странное состояние, когда хочется просто погрузиться в беспросветную мглу, не зная, где выход, и есть ли он вообще. Хочется отключить мозг, дать себе расслабиться, не чувствовать тела, ведь в проклятом месте никому нет дела, чтобы понять, что нравится, без применения розг...
- Что ты там опять строчишь, Ян? - Негромкий голос откуда-то сверху заставляет повернуться на бок и приподнять голову. Лоран привык проводить время не на своем месте, учитывая, что нары здесь на выбор: целых четыре места на камеру. Сейчас парень вполне себе удобно расположился на соседней от своей койке снизу. Именно там и был своеобразный "тайник", где лежали несколько сточенных, погрызенных карандашей, блокноты и старый, потемневший от времени и грифеля, ластик.
- Да так... - Понимая, что Уильям вряд ли увидит, Лоран пожал плечами, стараясь сесть. Спина и ноги затекли из-за одной и той же позы, в которой брюнет провел часа два. - Как обычно.
Варминский понимающе хмыкает. Сам мужчина все эти годы обитал на верхней койке возле правой, со входа, стены. Сбежать он никогда не пытался, считая это полнейшей бессмыслицей. Да и бежать мужчине особо некуда: из имущества только дом в пригороде, машину продал, работу толком найти не мог из-за навешанного "клейма". И пределы Шперцона вряд ли можно покинуть. Об этом Уильям догадывался и сам, хотя Хедлер наверняка знал намного больше.
- Ну-ну... - Губы на секунду трогает косая улыбка. "Как обычно" у Яна это либо очередные стихи, либо пришедшие в голову описания. Чаще всего парень просто рисовал, пачкая руки в грифеле. Вытирать их приходилось о темные штаны, ведь на кофте серые пятна заметны лучше, а полотенца или салфетки здесь - редкость.
Лоран никак не реагирует на странный полу-одобрительный звук. Только свешивает ноги с койки, задумчиво кусая свои губы, и смотрит на верхнюю койку соседних нар, силясь увидеть сокамерника.
- А сам о чем думаешь?
- Да тоже как обычно... - Варминский ощущает на себе чужой взгляд, но не придает этому значения. Он уже привык, что Ян в основном смотрит на него, ведь в основном смотреть здесь больше не на что.
- А ты мог бы своровать ручку?
- Давно этим не занимаюсь. Вряд ли. - Беседы тоже были пропитаны легким безумием заезженной обыденности. Три года спустя просто нечего обсуждать. Но общество Лорана как-то скрашивало обычную пустоту, что царила здесь на протяжении четырех лет. Парня всегда было чисто по-человечески жаль. "Сидеть бы ему в обычной колонии строгача, порубить леса, получать письма от родных...". Вроде как, у Яна были бабушка и дед. Темная история этой семейки, будь неладны родители. Уильям почти сразу понял, что Ян пошел по дурному пути не от хорошей жизни. И далеко не от обычной. Самого Варминского понятие обычной жизни пугало долгие годы, еще до заключения. Он представить не мог, что можно было просто отучится на сварщика или слесаря, работать на нелюбимой работе долгие годы, быть злым и уставшим от жизни и неудовлетворения ей, уходить рано утром на смену, возвращаться под вечер и целовать жену, видеть которую уже нет сил.... Все по шаблону, но... Так жили многие и не жаловались. Ипотека, дети, нервы... Уильям никогда не хотел быть из той пугающей величины "многие". Еще в первые годы в Шперцоне мужчина понял, что все, что ему хотелось - это скрыться от привычного мира, где он был обречен работать "на дядю" в силу своих возможностей. Было достаточно проблем, и несмотря на свою успешную карьеру "вора невидимки", Варминский желал стереть из памяти всю эту мерзость, на которую его наставляла беспощадная жизнь. Получил ли он что-нибудь взамен своих услуг? Только заключение здесь.
Жена была, но ее образ и имя довольно-таки быстро стерлись из памяти. Любовь, кажется, была тоже, но она прошла вместе с проблемами, которые нагрянули слишком нежданно. "Кажется, я просил ее уйти...". Конечно, в те годы его никто не послушал. Жена, стало быть, уже давно чаевничает с праотцами на небесах.
С губ мужчины срывается угрюмый вздох. Из памяти, к сожалению, вырвали не то, что было бы нужно.
- Жалко. - Немного погодя отвечает Ян, разминая затекшую шею. - Я бы еще кроссворд хотел.
- Я тоже. Было бы неплохо. - Варминский вновь спокойно улыбается потолку, не желая менять удобную позу. Сокамерник вряд ли обидится за столько лет, проведенных вместе.
Журналы здесь были практически недосягаемым сокровищем. Уильям не видел их ни у кого с минусовых этажей, но среди "минус-первяков" ходили слухи, что где то они бывают. Чего уж греха таить - мужчина пожертвовал бы многим ради обычной газеты, где будут последние новости, погода на неделю, телепрограмма и даты. Для счастья будет не хватать лишь любимого ранее рояля или пианино. После консерватории Уильям часто слышал в свой адрес нелестные комментарии о том, что тратил жизнь зря, но... Мужчине нравилась музыка. Она была своеобразной отдушиной, и единственным языком, который он знал и понимал лучше, чем родной польский. Русский пришлось выучить вынужденно, и уже непосредственно в стране. Так было куда проще, потому что в школьные годы было не до этого.
- Хочешь чем-нибудь заняться вечером после ужина? - Ян, на удивление, был на памяти Варминского первым человеком, который его не раздражал. У парня был достаточно мелодичный, негромкий голос, приятный характер, и юноша никогда не докучал, а лишь наоборот - разбавлял обыденность. А, может, бывший призрак просто слишком много требовал от людей ранее. Лоран вообще казался старше своих лет. Скорее всего, повлияло отсутствие внимания со стороны родителей.
- Можно. - Мужчина соглашается достаточно легко, что Яна всегда радует. Варминский всегда казался ему загадочной личностью, несмотря на годы, проведенные вместе. "А сколько таких лет еще впереди...". Подобные мысли одновременно угнетали и вызывали странное ощущение радости.
Ему нужен был кто-то. Всё то долгое время до. Этим человеком стал Варминский.
Нелепое стечение обстоятельств, заключение в тюрьме-пыточной, но... Так, казалось, было даже лучше, нежели с семьей. Уильям разделял его увлечения, не находил художество странностью или игрой, о которой парень забудет, когда столкнется с "суровой реальностью", про которую так любил затирать Лоран-старший.
Про ту парочку с умственной отсталостью, в документах значащуюся как "родители", Ян не вспоминал лет с семнадцати. Ему было спокойно с дедушкой - отцом отца, и бабушкой - матерью его матери. Второго деда - мужа своей чудаковатой бабули, парень тоже знал. Тот скончался, когда ему было четырнадцать. Возраст, вредные привычки... А у другого пенсионера жизнь сложилась иначе: жена ушла от него, оставив ребенка. Но дед и отец были небо и земля. Ян не понимал, как такой человек, как Борис мог воспитать такого ублюдка, как отец. Дедушка всегда был открытым, понимающим и справедливым, но строгим. Его сынок же... вот кого хотелось вспоминать меньше всего. У Лорана не было цензурного слова. Рифма к имени Антон осталась неозвученной даже в мыслях.
- Можем опять придумать какую-нибудь пьесу.
- Было бы здорово. - Уильям все же переворачивается набок, чуть приподнявшись на локте. - Если бы мы вышли отсюда, мы бы уже озолотились на сценариях. Уехали бы на твою Камчатку...
Лоран благодарно улыбается, наклонив голову вперед, и тем самым пытаясь спрятать глаза за спадающей челкой. Уильям действительно потрясающий человек, интересная личность. Вот только у мужчины, как он помнил, никого не было. Даже если выйдет - его никто не ждет. А для своих стариков Ян - пропавший без вести. Юноша очень надеялся, что те живы, и пребывают в добром здравии. Хедлер как-то обещал за них помолиться.
- Да, вполне. - Младший зевает, прикрывая рот ладонью, и все-таки понуро поднимает взгляд на сокамерника. - Деду бы ты понравился. Играл бы ему марш славянки каждые выходные...
- Никогда не думал совмещать пианино и баян. - Задумчиво тянет Варминский, вспоминая все, что знал о Борисе Лоране. - Но не думаю, что он бы оценил непойми кого у вас дома. Стар я для всего этого...
- Ты старше всего на десять лет. - Парировал Ян. - Ну, выглядишь конечно, будто на все сорок... - Под внимательным взглядом Уильяма он осекся. - Ну ладно-ладно, на двадцать пять. На сорок это в худшие моменты жизни...
Варминский с негромким фырканьем падает обратно на подушку, закидывая руки за голову. Он привык со смесью усталости и иронии выслушивать подобные незамысловатые шутки. Чувство юмора у Яна было своеобразное, парня зачастую не понимали. Лоран просто выбрал не тот путь: на него ступали либо те, кому нечего терять, либо отчаянные люди, готовые нырнуть в этот омут с головой. Сокамерника Уильям относил к чему-то промежуточному. Не обделен умом, но все же слишком любопытный до всякого дела. Забавно, что Ян просил научить его играть на пианино, не имея инструмента. Мужчина всегда соглашался, в своих "уроках" переходя от теории к практике, порой чувствуя себя шизофреником с расстройством мышления, музицируя на иллюзорном фортепиано. Руки помнили все, ноты были как будто перед глазами, а сам Варминский поверить не мог, что кому-то это все же интересно. Еще более сложно было принять то, что это вызывает интерес даже тогда, когда этого буквально нет. В Шперцоне, судя по всему, ничего нет. Тишь, блажь... Своеобразный санаторий. Даже не каторга - работать тут не нужно от слова совсем.
Все эти три года с Яном действительно пролетели как-то слишком незаметно. Вот так просто - в этой камере. Они наслаждались компанией друг друга, потому что делать было особо нечего.
Оба по неосторожности узнали о том, чего знать обычно не следует, особенно тем, кто хочет прожить мирную и спокойную жизнь, из-за чего и попали в лапы местных "работников на благо". Так чье, правда, ни одному из заключенных не было ясно. Одни говорили, что это дело рук федерации, другие - что замешаны мафиози. Были и сторонники третьего мнения о "иных" людях, то ли сошедших с неба, то ли вообще явившихся из космоса. Варминский же считал все происходящее обычной человеческой жаждой наживы. Пытаясь урвать "кусок побольше" - он же ультимейт получше - люди забывали о гуманности. В заключенных стали видеть только сосуд для ультимы.
- Ты... видишь во мне только удачного ультимейта? - Уильям плохо понимал, как делятся эти группы, но, очевидно, "удачные" - это как раз "чистая" сила, без всяких неполадок. Что уж говорить, если мужчина был способен из материи создавать лишь контролируемое обличие?
Роман - так его вроде звали - обернулся на него, отрываясь от своих записей, и задумчиво свел брови к переносице. ОН вовсе не сердился, это было заметно по взгляду. Макаров слишком любопытен до этих явлений, и понять не мог, почему человек в тридцать выглядит на все сто. И это отнюдь не комплимент. Ученый предполагал, что это следствие ультимейта.
- Нет. Еще я вижу перед собой ровесника, а не только отметившего юбилей молодого мужчину. - Пожал плечами Роман, мысленно прокручивая свои теории, что приходили на ум, как по щелчку пальцев.
- А человека ты во мне не видишь? - Скептично изогнув бровь впервые за долгое время, Уильям посидел без движения пару секунд, после чего устало закрыл глаза. Он впервые рассмотрел на лице Макарова что-то помимо научного интереса.
Ян же лишь со стороны наблюдал за лежащим на койке мужчиной через просвет невысокой перегородки. Уильям в этот раз угадал, но не до конца - Лоран на самом деле успел еще и порисовать. Имея в наличии пару стоящих огрызков от карандашей, Ян все же умудрялся создавать стоящие работы. И, зачастую, это был Варминский. Мужчине он никогда об этом не говорил, ровно так же, как и не скрывал. Лоран привык творить "с натуры", а сокамерник чаще всего был у него на виду. Были, конечно, и другие люди, которых парень запечатлел на страницах блокнота, но сокамерник был всегда "доступнее". Учитывая, что Лоран мог рисовать его в любой позе(вероятно, парень воистину страшный человек, раз оказался на минус-пятом), он пользовался этим, поэтому так и было на бумаге. Хотя бы подобным образом удавалось отвлечься, иначе бы знания об анатомии покинули бы юношу надолго.
Ян не помнил, когда началась эта тяга к творчеству. Скорее всего - она была с самого детства. Неодобрение со стороны родителей, в основном отца, постоянные скандалы, что "это не мужское дело". Тот всегда обладал слишком узким кругозором и любил все делить. Ему так было проще. Лоран-младший его никогда ни за что не осуждал, даже по сей день в душе не было ненависти. Только легкое презрение, непонимание и неприятный осадок от прошлых дней. Как человек отец был просто отвратителен, как родитель и семьянин - еще хуже. Требовал чего то, не учитывая того, что Ян видел, как тот относился к своему отцу. Бориса никогда не слышали и не слушали. Несмотря на всю строгость, сам дед говорил, что руку на сына никогда не поднимал: ни в его детстве, ни в более сознательном возрасте. А в юности Яна это было бы и вовсе бесполезно - если до человека не достучаться словами, то силу прикладывать бессмысленно. Борис же в какой-то степени был горд за внука, говоря, что в жизни стоит попробовать все, не не переусердствовать, и рассказывал, что сам в далекой молодости писал будущей жене стихи и воровал цветы с клумб, избегая местных стражей порядка. Потом, якобы, "прозрел" и дебоши подобного рода устраивать перестал. Сам дедушка - бывший вояка, но на удивление мягкий, спокойный человек. Или как раз таки наоборот - такой образ он носил для Яна, чтобы еще больше не травмировать парня. В любом случае, к пожилому мужчине Лоран относился лучше, чем к родителям. Потом появилась и бабушка. Глафира, вроде как, явилась по зову свата, узнав о происходящем беспределе. До этого с матерью она не общалась из-за каких-то личных проблем, но внуку исправно писала и слала подарки издалека.
А ведь со стороны казалось, что у Лорана в жизни все хорошо: учеба в колледже, располагающий к себе характер, внимание некоторых девушек... Встречаться "по приколу" Ян никогда не любил и не планировал, это же правило касалась всех "постельных" аспектов. Но все это призрачное "хорошо" действительно было лишь на первый взгляд. Реальность оказалась намного хуже: постоянные срывы, доходящие до рукоприкладства со стороны гулящего отца, который всей этой семьи не хотел уже давно, и зачем оставался - неясно; часто появляющаяся усталость, даже после сна; безразличие матери с ее извечным "делай, что хочешь" и временем лишь для себя любимой. На вопрос "зачем был нужен я" Лорану никогда не отвечали, или же просто закатывали глаза. Борис делал удивленное лицо и разводил руками, ведь сын никогда не посвящал его в свои дела. Но дедушка старался убедить Яна, что тот вовсе не "незапланированный", а даже если и так, то никому ничем не обязан. Говорил такое мужчина иногда сквозь зубы, вспоминая свое прошлое и уход супруги. Именно тогда Борис изменил мнение насчет "великой светлой любви навсегда" - когда остался один, с полуторагодовалым ребенком на руках. Ничего, справился, поставил на ноги, относился лучше, чем другие "типичные закоренелые бойцы" к своим детям, давал право выбора, право на свое мнение, учил самостоятельно справляться со своими проблемами и быть к ним готовым... Растил на простой свободе, а не в золотой клетке или родительской тюрьме. ... В итоге выросло это.
Но Ян все же не был похож ни на кого из этой парочки. Да и мать у супруги сынка была вполне себе адекватной женщиной. Яну было куда проще с гордостью смотреть на двух пенсионеров в самом расцвете сил, нежели на тех порядочных граждан общества, которые постоянно ругались между собой на кухне так, что стены тряслись и их крики слышал весь дом, или били посуду. В основном, скандал учиняла мать. Отец же не пытался его завязать, и только подливал масла в огонь, ведясь на нервные провокации.
К восемнадцатилетию Лоран все-таки смог поверить в лучшую жизнь. После неудачного любовного опыта юноша вообще оставил личную жизнь за спиной, отдав предпочтение заработку, саморазвитию и творчеству. Потом все дела закрутились до мафии, парень предпочел саморазвитие. Деньги сами шли в руки, и все по стандарту. Даже своих стариков пытался уговорить сделать ремонт в квартире Бориса, где жили втроем, предлагал деньги, но дед постоянно отнекивался, говоря, что со временем накопит и сам. Или брал слишком ничтожные суммы, хотя уже в двадцать один год Ян спокойно мог купить двушку где нибудь в области на свои кровные, после чего полностью ее обустроить. А теперь он просто пропавший без вести для тех стариков, заменивших ему семью. В такие моменты становилось противно. Лоран знал, на какие грабли наступил, знал, какой бумеранг кинул, и что тот обязательно вернется. Но не так же... Где СИЗО, каторга или колония строгого режима? Почему это?
Стало быть, во всем виноват ультимейт. Хотя в мафии были люди, такие же, как сам юноша, приговаривали их либо к обычной тюряге, либо к исправительным работам. Проклятие в обмен на удачную способность или просто стечение обстоятельств?
"Впрочем, сам дурак". Яну куковать здесь еще двенадцать лет, согласно вынесенному приговору, Уильяму - чуть дольше. Почему - неизвестно. Тот и так торчит здесь уже пять или семь, судя по всему. Зато, Варминский хотя бы был. Варминский дарил отнюдь не ложные и не призрачные ощущения. Его всегда можно было обнять после пыток Романом, всегда можно было поговорить, что-то спросить. Мужчина не повышал голос, даже когда был раздражен, но в то же время владел им достаточно умело, чтобы петь.
Несмотря на то, что сокамерники были знакомы давно, Уильям открывался в гораздо меньшей степени: отвечал порой сухо и только по делу, вообще не любил тему семьи, всячески избегал разговоров о молодости. Хоть мужчина говорил прямо о том, что ему не нравится обсуждать, у Яна было множество вопросов, которые всегда оставались без ответа.
Лоран знал о Уильяме все, и в то же время понять не мог, чем жил этот человек. По мнению юноши нельзя было хорошо узнать кого-то, не зная его прошлого. А с Варминским так и было, пусть и частично. Тот, безусловно, был в свое время достаточно сильным ультимейтом, которому Ян бы и в подметки не годился со своей жалкой способностью-прицепом, но... Использовал ли "Призрак" свои силы во зло специально, или по чьему-то глупому указу? Если все же второе, какие обстоятельства вынудили Уильяма пойти на подобное?
- Как думаешь, кого сегодня съест Роман? - Со стороны Уильяма все же раздался смешок, после чего мужчина потянулся, принимая вертикальное положение.
- На самом деле я давно не видел Гришу... - Ян нервно заламывает пальцы, в мыслях проносятся не самые хорошие образы.
- Нет, его точно уже съел Хедлер, после того, как тот отказался уверовать.
- Теперь людей ест не только Макаров, но и проповедник с острым бредом, прекрасно...
Оба резко замолкают, вспомнив, кто еще находится с ними на минус пятом. Яну внезапно становится не по себе, а воспоминания о Сейю способствуют новой нервной дрожи. Юноша неуверенно выдыхает первое, что приходит на ум:
- Если Итэр окажется в коридоре, кого он сожрет первым?
Двери эту тварь определенно не остановят. Как еще назвать безумца-Вендиго Лоран не знал. Итэр был монстром в человеческом обличии. Возможно, Ян бы смог смириться даже с каннибализмом, если бы того требовали обстоятельства, но оставлять в живых это нечто, не способное нормально говорить, а может и мыслить... Зубы Итэра годились для того, чтобы рвать цепи, черт возьми! "Железа в них явно больше кальция" и можно было бы посмеяться со своей гениальной мысли, но парню было совершенно не весело, когда он представлял, как Хедлера скинули в одно помещение с этим чудовищем. Он знал о каннибалах не так много, точно так же, как и о пожирателях. Но одно было известно всем: Вендиго - синдром зверя. Люди становятся быстрее, сильнее, выносливее, нежели обычные примитивные "человеки". Не столько важен был ультимейт Итэра, сколько его одержимость. Пытались ли вывести контролируемую форму этого ужаса? Да.
Сколько еще появится людоедов, одержимых голодным безумием - неясно. Если же это выводится сывороткой, как и частичный забор генного материала... Возможно, в Шперцоне уже есть "вакцинированные" новым подарком свыше.
- Я... не думаю, что он будет выбирать... - Варминский немного помолчал, прежде чем ответить. - Сначала загрызет местных служителей, если не выберется наверх через лифт.... Будет ломиться в камеры. - Голос мужчины был слишком глухим, что нагоняло ужас от осознания с новой силой. - Можно было бы защититься, но все ультимейты здесь, как слепые котята. Без сил, без возможностей... А если убегать - все равно догонит. Рано или поздно.
Лоран что то бормочет, постукивая пальцами по колену. Уильям уже поднимается с места, свешивая ноги и бодренько спрыгивая вниз, что еще раз напоминает о том, что ему тридцать пять, а не шестьдесят.
В такие моменты находиться в тишине просто невыносимо. Варминский никогда не пытался скрасить гнетущую атмосферу камеры в отличии от Яна. Очевидно, что того вновь что-то напрягает, и он хочет это обсудить, просто не знает, с чего начать. "Что-то узнал?" мужчина мысленно качает головой, отрицая такую возможность - этого просто не может быть. Лоран не из тех, кто будет искать себе приключения, особенно в таком богом забытом месте. К слову, если речь заходит о всевышнем, Уильяму на ум приходит только сосед из дальней камеры. Как раз таки Хедлер всегда был козлом отпущения, и в обмен на эту нелестную участь обладал многими привилегиями. Он либо слишком бестрашый, либо просто отбитый, хоть этого и не показывает. Сейю так же являлся самым вменяемым человеком, оказавшимся на минус пятом, по крайней мере до Лорана и Шрайера. У Рихтера, Сола - да даже Гриши! - были свои проблемы с головой. Стивен-Стилтон Рихтер был человеком непростым, так же как и годы, проведенные здесь. Как личность - мужчина вполне неплох, но, увы, Рихтер выделялся девиантным поведением. Варминский никогда не придавал значения "ориентации" людей, считая любое разделение на "привилегированные" и "угнетаемые" группы несусветной глупостью, но дело было даже не в этом. У Рихтера отсутствовала банальная человеческая мораль. Со стороны этого не заметно: он улыбался, мог поддержать беседу и был приятным в общении, но... В то же время мужчина был террористом, ни во что не ставившим человеческую жизнь. Для него все было игрой, в которой персонажам свойственно умирать. Рихтер просто руководствовался принципом "смерти". Если исход у всех один, какая разница, кто ты, и как быстро он наступит?
Из него вышел бы отменный маньяк, поймать которого было бы проблематично из-за некой биполярности. Представь Рихтера двум разным людям - те запомнят его по разному, но, увы, как хорошего, неконфликтного человека. Внешне нет никаких предпосылок того, что мужчина неадекватен. Единственным плюсом было то, что сам он не отрицал своей проблемы и честно говорил, что если ему скажут убить людей, находящихся на одном этаже с ним, даже если сейчас все они сидят за одним столом и мирно общаются - он сделает это без сожалений, а потом и не вспомнит. Что было - то прошло. Понятие "близкий друг" было для Рихтера пустым звуком - все всё равно умрут, и какая разница, от чьей руки.
Тем не менее, тяги к насилию Рихтер не испытывал, и "работал" в свое время только по чьей то указке.
- Ты здесь вообще? - Ян закатил глаза, словно обиженный ребенок. Варминский был хорош во всем, кроме одного: когда о чем то думал, мужчина просто "выпадал" из реальности, замерев в определенной позе. Вот и сейчас он стоял, опершись плечом на столбик койки, находясь сбоку от сидящего парня. И стоял он подобным образом минут пять, словно статуя.
Но, все же, голос Лорана вывел Варминского из ненужных размышлений о контингенте Шперцона. Уильям устало вздохнул, отслоняясь от своей временной "точки опоры", и осторожно опустился рядом с Яном, устремив взгляд на свои сложенные в замок руки.
- Да.
Вообще, поначалу, Лоран был сложным. Проблемным ребенком, если можно так сказать. Не столько пубертатной язвой, сколько упрямым, колким и своевольным. Касательно Уильяма юноша подобное отношение проявлял редко, а вот надзирателей и соседей он крайне недолюбливал. Или же просто терпеть не мог взрослых мужчин.
Найти общий язык было не так просто, но времени на подобное ушло, на удивление, немного. Позднее Варминский и сам понял, что восприятие мира Лорана сформировалось из-за влияния родственников, и парень, понимая, что это своеобразная "новая семья", - тем более в таком возрасте - пытался заявить права на свое "личное пространство" и намекнуть, чтобы его не трогали. Хедлер сразу посчитал Яна забавным, Сол - конченым идиотом, а Итэр, как и во всех, впрочем, видел в нем прекрасный передвижной бутерброд.
Но, вскоре, как и всегда - все привыкли друг к другу, основываясь на предстоящей вечности. Варминский понимал, что живыми из Шперцона не выбраться. Он не показывал своего огорчения в такие моменты, ведь знал, что это не приведет ни к чему хорошему. Только к тому самому чувству угнетенности.
- Просто задумался. - Произносит Уильям после очередной затянувшейся паузы. - Тебя что-то беспокоит?
Ян удивленно вскидывает брови, с непониманием смотря на соседа. Варминский все время был рассудительным, немногословным - даже в пределах камеры, ставшей родной, - а сейчас в его темных глазах были искры беззаботности и странного веселья, что было мужчине несвойственно.
- С чего ты взял?
- Ты бы не стал просто так спрашивать об Итэре. - И только Ян подумал, что от него отвяжутся от случайного упоминания каннибала, Уильям продолжил. - И вообще делать все, чтобы вывести меня на открытый разговор. Опять тебе любви-заботы не хватает? Надеешься, что если Итэр выберется за пределы, я буду закрывать тебя своей грудью? Я первым убегу.
Лоран негромко фыркнул, представляя, как каннибал пытается сожрать призрака, которого не может даже коснуться.
- Не думаю я ничего. И вообще, если Итэр сбежит - это... прямой знак того, что он кого-то сожрал, либо ультимейт каким-то образом можно использовать. В последнем случае здесь начнется хаос, ведь у надзирателей тоже есть свои умения. Да ты и так почти каждую ночь на меня наваливаешься, закрывая своей тушей полностью, старый извращенец. Но да, в таких ситуациях ты тоже первый.
Уильям даже не опешил. К переменчивому настроению Яна можно привыкнуть.
- Почем у ты постоянно говоришь, что я старый?
- К извращенцу претензий нет?
- К тебе у меня никогда нет претензий. - Спокойно ответил Варминский, глядя, как Лоран запнулся, осознав, что подкололи. - И вообще, ты сам ко мне забираешься посреди ночи со своими вот этими вот... намеками.
- Ладно. - Лоран слегка натянуто, но искренне улыбнулся. - Но когда у тебя будут постоянные кошмары и ты будешь мерзнуть, я столкну тебя с койки, чтобы ты не лез ко мне со своими "намеками".
- Я тебя не сталкиваю. - Возмутился мужчина.
- Я упаду сверху и умру. - Весьма иронично прозвучало из уст человека, способного замереть в метре от земли даже после долгого полета. Но, даже с учетом некоторых особенностей Шперцона - нельзя умереть, просто свалившись с верхнего спальника. - Тебе будет не с кем говорить, и ты разучишься это делать.
Что вообще еще можно сказать этому парню? Он лишь изредка спокойный и умиротворенный. Ну, может быть, еще с девушками или близкими людьми. Но сейчас Ян - просто заносчивый засранец. И стал вести себя так ни с того ни с сего.
Варминский улыбается краешками губ, замечая, что Лоран отводит взгляд. Сначала он думает, что ему показалось, но, оказывается, нет: парень всерьез неуверенно опускает голову, утыкаясь лбом в чужое плечо, и обреченно выдыхает.
- Трое пропали. - Негромко произносит он, отчего голос звучит скорее устало, чем напряженно.
- Извини? - Уильям не всегда понимает, что именно Лоран имеет ввиду, и зачастую считает нужным уточнять. - Пропали? Отсюда? Может, их просто убрали?
Темные волосы Яна растрепались, когда юноша отстранился, проведя по ним рукой.
- Не думаю. Но... именно поэтому... я спросил про Итэра. - Варминскому казалось, что сосед чего-то все же недоговаривает, но в душу парню лезть не стал. Ульям лишь аккуратно приобнял Лорана одной рукой, позволяя вновь устроиться на своем плече, и задумчиво уставился в пол, ведя в голове сомнительную борьбу между моралью и практичностью. В такие моменты невольно вспоминался Рихтер: либо ты делаешь, и жалеешь о неудаче, либо не делаешь, и жалеешь об упущенном моменте. Второе выглядело менее соблазнительным вариантом.
- Думаешь, что его тоже скоро... того?
Пальцы Лорана стиснули ткань брюк мужчины, а сам юноша слишком неожиданно заскрежетал зубами.
- Нет. - Ответ он почти прошипел. - Но, если и так, как думаешь, кого "того" вместе с ним? Недо-летчика? Безкостного недо-оборотня? Повелителя-гвоздей-Рихтера? Хедлера, который вообще не знает, кто он такой, или того же Шрайера? - Варминский слегка побледнел. - Или же человека, который умело обращался со своими силами, не сошел с ума, не провалился в ядро Земли, становясь неосязаемым полностью, и...
- Я не не становился неосязаемым... - Для внесения ясности решил поправить Уильям, переведя взгляд на юношу.
- Да плевать. - Вновь со злобой выплюнул Ян. - Когда я был в Мафии... - На мужчину вновь накатила волна воспоминаний. Мафия, Федералы... Это лишь две ведущие ветви. Можно сказать, ствол дерева, от которого отходит множество ветвей - у каждого свои. А на каждой ветке - листья. Составляющие, которые, согласно закону природы, в определенный период опадают на землю. Только некоторые листья особенные - если их посадить в воду, они сами начнут расти. Как отдельное растение. И не важно, что дерево - не цветок. Странный, но такой правильный пример, пришедший Варминскому в голову, встревожил. А Шперцон точно организация, содействующая федералам? Уильям вообще не был причастен ни к одной из двух сторон, но, тем не менее, в лучшие годы все же погряз во всем происходящем, хоть и косвенно. - ...я узнал многое, так что здесь меня подобное не особо пугает. Но люди, чьи силы формально влияют на других, и при этом заметно отражаются на окружающем мире... Силы, похожие на то, что изображают в комиксах, то есть, вернее, их носителей... Называли удачными. И, если взять всех здравомыслящих, и не обращать внимание на Итэра, как думаешь, кто здесь самый удачный дубль, который почти и не дергают? Лежит яблоко на полке, дозревает себе...
- Яблоки не дозревают... Они просто гниют через некоторое время, если их не съе...
- Какой же ты нудный, блять! - Взвыл Ян, в негодовании отпихивая от себя мужчину, к которому сам жался менее секунды назад. Матерился Лоран достаточно редко, лишь особо тяжелых ситуациях. Его действительно что-то волновало. Творческие люди и правда слишком ранимые и эмоциональные. - Я тебе тут пытаюсь сказать, что ты мне важен, нужен, и дорог, а ты со своими яблоками догнивающими... - Отмахнувшись, Ян обессиленно уронил голову на подставленные ладони. Он и так уже косвенно потерял бабушку и деда, но даже в таком месте подобное может повториться. И в один момент Варминского просто не вернут. Теперь Лоран полностью понимал Шрайера, когда Сейю пропадал более, чем на два дня.
Уильям был обескуражен подобным признанием, тем более так внезапно. Раньше Лоран просто намекал на эту важную связь "между", и никогда не говорил о ней прямо за ненадобностью таких громких слов в таком убогом месте. Но теперь, судя по всему... ему действительно было страшно. Страшно терять и чего-то лишаться. Снова. В отличии от сокамерника Ян умел наслаждаться жизнью и проявлял к ней интерес. Мужчину же уже не волновало ни прошлое, ни возможное удручающее будущее. Была только эта камера, а переживания по другому поводу Уильяма никак не касались. Однако... Он искренне привязался к парню за это время. И тоже иногда думал о том, что произойдет, когда Роман все же добьется своего. Именно поэтому Варминский зачастую представал перед людьми хмурым - он не знал, кто умрет. А такой исход наверняка единственный - никому ведь не надо, чтобы информация вылилась "из вне". Или же человеку, отмотавшему срок, каким-то образом стирали память.
Тогда забудет ли его Ян, если окажется на свободе? Забудет ли его сам Уильям?
Забыть хотелось только Шперцон, а все происходящее в нем было, в какой-то степени, частью жизни. Забудь ее - и многие вынесенные уроки в этой тюрьме канут в небытие, хотя многие из них были ценными. Слишком ценными, чтобы позволить им стереться из памяти.
- М... Спасибо? - Только и смог вымолвить мужчина, вздыхая. Ян в ту же секунду повалился на его колени, упершись взглядом в стену напротив, и продолжая пытаться высверлить в ней дыру силой мысли.
- Да пожалуйста. - Буркнул парень, про себя вспоминая странные слова, услышанные в свое время в кабинете Макарова. Генезис. Так он говорил. Терять Уильяма из за больного на голову интроверта Ромы не хотелось. - Вот были бы у тебя свои дети...
- Не было. - В который раз отвечает на такую фразу Варминский, слабо улыбаясь. - Да и не выношу я маленьких. Они меня пугают. - Очередной повтор.
Мужчина всерьез не задумывался о том, чтобы воспитывать ребенка. Разве что годам к двадцати пяти у него появлялись мысли о том, что он покончит с проблемами раньше, чем с собой, и, возможно, кого нибудь усыновит. Это "возможно" не наступило, и с большой вероятностью не наступит уже никогда. Здесь у него был только Ян, который на фоне Варминского действительно выглядел как ребенок.
Лоран не отвечает, лишь удобнее устроив голову на чужих коленях, пока мужчина пытается куда-то деть свои руки, так не к месту кажущиеся лишними в любом положении. В итоге он просто упирается ладонями в матрас, который почти не прогибается под дополнительным весом.
- Я просто... - Ян в который раз прерывается. В такие моменты он просто не знает, что еще следует сказать. Парень знал, что будь у Уильяма в распоряжении какой нибудь музыкальный инструмент, все было бы в разы проще. Лоран не понимал, почему подобная мысль посещала его время от времени, но она по своему напоминала, что мужчина все же здесь, и если бы он на чем-то играл, было бы ясно, что никуда не пропал. Тихое дыхание Варминского, его незаметное существование на полке сверху - все это было сущим кошмаром в ожидании того, что однажды Ян поднимается с места, а соседа там не окажется. И его больше не вернут. Что его больше не будет. - Я просто люблю тебя.
- Я тебя тоже. - Тихо шепчет мужчина, прикрывая глаза. Он прекрасно понимает, как много значит для этого парня. Понимает, что практически заменил ему отца, несмотря на незначительную с виду разницу в возрасте - десять лет, казалось бы. От осознания, что у Яна были только бабка и дед - даже при живых родителях, навевает нехорошие ассоциации, а слова, которые изредка говорит ему сам Уильям, ни родной отец, ни мать, возможно, не говорили даже друг другу. Варминского устраивало просто быть. Хотя бы кем-то, а не простым призраком. В Шперцоне слишком легко потерять близких людей, и не важно: тех, кто остался вне, или новых товарищей. Легко и страшно.
- Сыграешь что-нибудь на своем клавесине, когда выйдем отсюда? - Выйдут... Мужчина не хочет цепляться к последней фразе, но все же напрягается. Лоран всерьез пытается создать себе ложную причину для спокойствия. Но, вероятно, ему так действительно проще. Варминский задумчиво поднимает взгляд, безразлично рассматривая низ другой койки над своей головой. "Что?" вопрос глупый.
- Ну вообще то я говорил о пианино...
Все-таки раздается очередной недовольный возглас о нудности.
***
- А что сразу Сейю? Сейю ничего, Сейю сидел у себя в уголочке и читал себе спокойно, пока его не выдернули из чудесно...
- Хедлер. - Макаров устало вздохнул, ему все порядком поднадоело: начиная Карнелианом, заканчивая всем контингентом минус пятого этажа. - Что, позволь узнать, ты читал? Все шкафы закрыты, а я запрещаю брать что-то со стола. - У мужчины нет сил даже язвить в своей излюбленной манере.
- Я читал книги.
Ах да, у триста тринадцатого же острый бред... "Так и запишем: сошел с ума по причине пидорас..." наружу невольно вырывается смешок, который Роман поспешно маскирует за кашлем. "Вот есть просто геи, как Карэ... А этот вот... Особь неопределенного вида, чтоб его...". Сейю Хедлер сидел за столом, напротив Макарова, на его лице была вежливая улыбка, а в глазах все мучения и вынесенные страдания в этой жизни. Впрочем, брюнет всегда так выглядел. Но вот где он взял книги, а самое главное - какие? - не ясно.
- У тебя руки скованы. - Роман привык говорить с этим заключенным как с ребенком лет десяти. Хедлеру приходилось часто что-либо объяснять, переспрашивать, потому что чаще всего с первого раза до него не доходило. Умел ли Сейю вообще думать самостоятельно Рома тоже не знал, и считал себя матерью в подобные моменты. - Ты не мог сделать ничего серьезного чтобы взломать шкаф и достать книгу.
- Я ничего не взламывал, вы бы ругались, мистер Макаров. - Хедлер наивно таращится на свои запястья, на которых защелкнуты два широких тяжелых браслета на достаточно короткой цепочке. Роман еще раз вздохнул. "Потрясающая способность. Вроде взрослый человек, а ведет себя как непойми кто...". И можно было бы думать, что Сейю просто притворяется или имитирует припадки и боль, но... В своем уме Макаров не сомневался, а тесты никогда не врали. Хедлер просто повернут на вере в Бога, и почти всегда отгораживается им. Изредка у мужчины были галлюцинации или припадки, похожие на приступы эпилепсии. Возможно, у него вообще шизофрения или другое расстройство: Роман, к своему сожалению, при всей гениальности, психиатром не был. Но, стоит признать, что многие тесты выявляли некоторые проблемы.
- Тебе... твой Бог что ли замок открыл? - Скептично изогнул бровь мужчина, глядя, как Хедлер вытворяет очередные непонятные заломы со своими пальцами. Сейю отрицательно помотал головой, не взглянув в сторону врача. Куда больше его сейчас интересовало то, что пальцы, которые он пытался прижать к ладони с помощью надавливания сверху другими, щелкали.
- Нет. - Вроде и не мрачный, не хмурый, на маньяка вовсе не похожий - но Хедлер до чертиков пугал. - Но теперь я хочу исправиться. Я же говорил, что никогда не был плохим. Это просто... - Мужчина мягко улыбается, оторвавшись от терзания несчастных пальцев, и поднимает руки, прижимая оба указательных пальца к своему левому виску. - ...голоса в моей голове. Я слышу их часто, вы же знаете.
Да, сейчас Сейю опять разразится историей, которую ему поведали его галлюцинации. Роман не готов выслушивать очередной религиозный бред, тем более что результаты исследования ничего не принесли. Очередные пробы насмарку: U-ген присутствует, но он выглядит как у любого среднестатического рецептива. Тем не менее - Хедлер все же ультимейт, причем по всем параметрам. С ним определенно происходило что-то необъяснимое, как и с другой парочкой людей.
- И... - "Читал?". Смысл доходит до Макарова только сейчас. - Ты что... Видел буквы в своей голове?.. - Вот во что Роман не верит, так это в такой исход.
И вновь Хедлер качает головой.
- Не совсем так. Зато теперь можно открыть свое ООО.
Вот теперь Роман окончательно потерял нить повествования. Впрочем, как и во все остальные разы. Именно поэтому Макаров никогда не понимал, почему Карэ домогается этого человека: Сейю сам по себе довольно беззащитный, пусть в некоторые моменты шибко умный и хитрый. Как ребенок, действительно. Когда ему что-то нужно - он обязательно это получит. Нытьем, гундением, какими-либо уловками - неважно. Возможно, Уилсон на деле - скрытый детолюб, кто ж его знает? Но Хедлер уже давно не мальчик, и лет на семь старше. Однако Роман все же придерживался мнения, что если заключенного постричь и побрить, откормить и нормально одеть... Он будет выглядеть достаточно молодо - лет на двадцать-двадцать пять.
- ООО?... - С сомнением повторил Макаров, надеясь, что не ослышался.
- ...тче наш... - Застенчиво кивнул Сейю, когда мужчина округлившимися глазами уставился куда-то сквозь него. В мыслях было произнести что-то про зеленоглазое такси, но в голову быстрее пришли уже породнившиеся образы.
- Ну волосы ты не стрижешь, потому что у тебя вера. - Некоторое время спустя уже собранно произнес Роман, который пришел в себя. Пододвинув к себе стопку бумаг, на каждой из которых стояла ужасная(по мнению врача) красная печать, отрицающая все возможное одним своим присутствием, Макаров удрученно склонился над ней, изучая документы печальным взглядом. - А отца то ты зачем трогаешь? Тем более - моего?
- Я не трогаю ничьих отцов... - Ошарашенно вытаращился на мужчину Сейю. - Матерей тоже. И детей.
- Ну да конечно, ты только кресты трогаешь, да иконы... - Вполголоса бросил Роман, почти пробубнив эту фразу под нос.
- Простите?
- Ничего. - Мужчина отмахнулся, скривившись, и вновь вернулся к просмотру бумаг, про себя в который раз обозвав Хедлера монахом. "Вот что в Шперцоне, что куда... Выкинуть его где-нибудь в тайге после заключения, оставить только батон хлеба да простыню какую... Будет у нас еще одна история. Русь 2.0. Династия Хедлеровичей...".
Сейю по мнению Романа - живучая тварь - причем не в обидном понимании этого слова. Просто что бы с ним не происходило - он всегда в порядке. Либо настолько проникся верой, что "не возжелает зла другому и не позавидует", либо просто сумасшедший. Второй вариант очень тесно переплетался с первым, и вскоре, лет через пять после знакомства с Хедлером, у ученого появилась новая фобия - он стал бояться чокнутых православных. А, может, Сейю вообще сектант.
В любом случае сейчас мужчина находился здесь не только из-за того, что у Макарова закончились развлечения. Из вне слишком много странной информации.
Шрайером Роман, в целом, никогда не интересовался, а у Хедлера просто предпочитал не спрашивать. Но эти двое были в неплохих отношениях. Во всяком случае, Сейю не просто так набрал вес: либо он понемногу ест сокамерника, либо отбирает у него еду. Или Юй добровольно делится с соседом, чтобы Карнелиан не мог унести Хедлера одной рукой. Сейю же можно только поздравить, что несмотря на пытки гречкой в течение одиннадцати лет, которые по отношению к заключенному применял все тот же Роман, он за последние полгода с шестидесяти двух килограммов трупа дошел до более менее стабильных семидесяти, но все еще выглядел, как мертвец.
Кстати о Карэ...
- Кто тебя вообще от меня заберет уже? - Роман огляделся по сторонам, надеясь, что надзиратель появится из ниоткуда. Уже давно пора оставить ученого наедине с его колбами и пробирками, а не вынуждать сидеть вместе с религиозным фанатиком и быть частью секты поневоле, слушая притчи о голосах в голове. - Карнелиан?
- Надеюсь, что нет. - Хедлер все же скривился, как будто в его адрес высказались необоснованным отборным матом. - Он меня уже зае... - Встретившись с лукавым взглядом Романа, Сейю отвел глаза и кашлянул. - В другом смысле. Надоел.
- Меня тоже. - Честно признался Макаров, хохотнув.
- А разве вам не шестьд...
- В другом смысле, Хедлер. - Возмущенно пробубнил Роман, скрипнув зубами. - И вообще, еще раз у тебя никотин с метаболитами в крови будет выше нормы - я тебя лично к нему на исправительные работы сошлю. - Сейю побледнел, а Макаров продолжал злорадствовать, расплывшись в довольной улыбке. - Как будешь исправляться - сам догадываешься.
- Вашу репутацию портить подобным нечестным пост....
- Ее уже ничего не испортит, она и так хуже некуда. - Победно заявил мужчина, покончив с просмотром бумаг. Все оказались бесполезны, ведь ничего нового не сообщили. В крови Сейю все растворялось с невероятной скоростью, а другие клетки просто не приживались. Плазма позволяла крови свертываться за минимальное количество времени, и возможно, именно в этом был секрет живучести брюнета. Но есть в опытах Романа и существенные минусы: "рабочими" были только клетки и данные Итэра, а так же еще двух-трех человек. У всех остальных либо безнадежные ДНК, либо не живучие. "Умирали" примерно через час после извлечения из организма. - И вообще...
Открыв ящик стола - один из тех, что не закрывались на ключ, - Роман провел какие-то манипуляции, за которыми Хедлер уследить не смог. Практически в ту же секунду дверь тихонько пискнула и открылась, а еще больше побледневшему Сейю открылся вид на вошедшего Карнелиана. Заспанного Карнелиана.
Макаров же смотрел на надзирателя с некоторым осуждением.
- Ты чё там, спал? - В такие моменты мужчина и правда начинал негодовать. - Ты работаешь, или что?
Уилсон равнодушно пожал плечами, все еще пытаясь проморгаться.
- Я же знаю, что вы долго засиживаетесь с выходцами минус пятого.
- Вот сейчас ты у меня к ним присоединишься. - Фыркнул Роман поджав губы. - Выговор потом мне будет, если что уви...
- Не увидят. - Зевнул Карэ, наконец-то переводя взгляд с врача на Хедлера. Тот цветом кожи умудрился слиться с идеально белыми стенами лаборатории. Очевидно, ему было нехорошо. - Но если что - триста пятьдесят первого убираем к Призраку и... ну этому микрочелику неконфликтному. - Улыбка Карнелиана, которой удостоился сидящий в браслетах человек, будет сниться Сейю в кошмарах. - Как раз кровать освободится.
- Я против... - Слабо попытался возразить Хедлер, зная, чем подобное чревато. Всё же, он понимал, что все происходящее сейчас не более, чем шутка. Спокойнее от этого не становилось. Еще хуже стало, когда на плечо мягко опустилась чужая крепкая ладонь, а Уилсон оказался слишком близко, остановившись за спиной.
- А вас, мистер Хедлер, никто не спрашивает. - Роман лишь закатывал глаза, наблюдая за происходящим. Сейю можно было понять, его тревоги обоснованы. И все же Макаров был очень нехорошим человеком, питающим страсть к наблюдению за чужими страданиями. В такие моменты, когда его взгляд становился маниакально-заинтересованным, стоило задуматься, кто же опаснее: любой заключенный здесь человек, обычный маньяк или серийник, или же простой, невзрачный на вид дедуля, которых на свете десятки, а может и сотни. Макаров не был ультимейтом, но ему не нужно было никакой силы, чтобы наводить на знающих ужас. Это, в какой-то степени, льстило.
Но, все же, стоило признать, что наблюдать за тем, как Сейю выволакивают в коридор, было достаточно занимательно.
***
Ему ничего не оставалось, кроме как молча выполнять то, чего от него хотят. Следовать за рукой, удерживающей плечо, зная, какому человеку она принадлежит. Ломота в теле прошла, но Хедлера до сих пор мучила головная боль, к которой прибавлялось ощущение скованности, словно все мышцы превратились в тугую ссохшуюся резину. Ему бы совершенно не хотелось сталкиваться с Карнелианом как можно дольше, но это, к сожалению, было не взаимно - Уилсон хотел как раз обратного. И его - если быть совсем точным.
Белые стены Сейю уже ненавидит всей душой, хотя раньше точно такие же были в некоторых помещениях организации, где мужчина работал охранником. Только там были предметы интерьера, которые хоть немного скрашивали это уныло-болезненное пространство, напоминающее палату в дурдоме. И Карэ никак в эту психушку не вписывается. Ему бы палачом работать, или в пыточной с его извечно хорошим настроением и беспечностью.
Навстречу редко идут другие люди - сотрудники лаборатории, коллеги Макарова, другие надзиратели - но никто не обращает на них внимания. Лишь иногда на Сейю бросают полный презрения, косой взгляд, словно он лично виноват во всех бедах, у кого либо произошедших. И Хедлер прекрасно знал, почему к нему так относятся: мнения двоились - и кто-то считал, что он либо каждодневно отдается Карнелиану за пачку сигарет, либо, наоборот, слишком дерзкий и упрямый мерзавец, которому Уилсон все спускает с рук по непонятным причинам. При всем этом - оба суждения были ошибочны. Сейю было плевать на все происходящее, он слишком отвык от мирской суеты и какой-никакой жизни, присутствующей даже в таком богом забытом месте. Он отвык, очерствел, засох, как прошлогодний сухарь, и, кажется, не только морально. Если бы не Шрайер с его неземным милосердием и состраданием к ближнему своему, плюющий с высокой колокольни на недовольства надзирателей и остающийся в тени - мужчина бы просто сошел с ума от гречки. Еще ни к чему Сейю не относился с такой лютейшей неприязнью. Почти одиннадцать лет, ежедневно... Роман был из любителей особого садизма.
В свои мысли уйти не дает Карнелиан, так не вовремя потянувший его не туда, куда нужно - маршрут возвращения Хедлер за прошедшие годы запомнил до мелочей. По настоящему плохо становится, когда его не самым лучшим образом толкают к ближайшей стене за каким-то тупиковым поворотом, который предусмотрен, скорее всего, как место для счетчиков. Здесь же они попросту не нужны, поэтому их нет. Сейю все же тихо и горько смеется, пытаясь понять, не сниться ли ему очередной кошмар, и не потерял ли он сознание у Макарова в кабинете. Однако, нет. Реальность здесь хуже, чем любые кошмары.
- Я все же согласен с Романом, у меня острый бред последней стадии трагизма... - Обеспокоенно бормочет мужчина, пытаясь слиться со стеной. Он очень надеется, что его ультимейт может позволить подобное, но, судя по всему, нет. В такие моменты хочется быть сожранным Итэром, лишь бы больше не видеть ничего подобного и не жить в страхе перед завтрашним днем. - Настолько невтерпеж или что?
Карэ молчит, но его губы все же кривятся в подобии язвительной ухмылки. Хедлеру не особо интересно смотреть ему в глаза и запрокидывать голову, чтобы это сделать, поэтому рассматривание плотного материала, из которого сделан жилет, кажется спасением в сложившейся ситуации. Уилсону же кажется бесценным вид брюнета - его редко когда удается застать врасплох. Пусть Сейю и пытается делать вид, что ему все равно, но получается это из рук вон плохо. Карнелиан не мог подобрать нужного прилагательного, чтобы описать обычное поведение этого человека.
- "Невтерпеж" что? - Уклончиво уточняет Уилсон, плечом оттесняя мужчину дальше в угол. Если тот даст деру - ничего страшного не случится, кроме личных проблем. А он, определенно, может попробовать. - Избавиться от вас, или...
Договорить ему не дают.
- О, будь так любезен. - Закатывает глаза Сейю, поджимая губы. - Со своим пубертатным максимализмом и приступами эгоизма, к сожалению, ты меня до смерти не доведешь, но можешь просто застрелить прямо здесь.
"У Хедлера на удивление крепкая память..." думает Карнелиан, нервно кусая свои губы, когда на кисти руки ощущается легкая вибрация. Личные проблемы определенно будут, ведь сегодня даже не его смена. И Роман наверняка об этом знает, просто предпочел учтиво молчать, чтобы "не мешать свиданию". Или же Макаров испытывал свое извращенное удовольствие от знания происходящего. От этого безумца, помешанного на ультимейтах, можно ожидать чего угодно.
- У меня нет оружия. - Спокойно заявляет Уилсон, пожав плечами. - И вам бы не следовало так говорить с охранником. Могут возникнуть проблемы.
- О, неужели тут появишься второй ты? - Усмехнувшись, Сейю даже огляделся, а надзиратель чуть нахмурился, внимательно рассматривая человека перед собой. Хедлер достаточно быстро вновь нацепил маску равнодушия. - А если серьезно, уж лучше в карцере, чем в твоем постоянном обществе.
- Мы видимся раза четыре в неделю. - Возразил Карэ, качая головой. - А вот Шрайер в камере постоянно.
- Шрайер даже в камере не пытается меня... домогаться, прости Господи. - Фыркает Сейю, прижимая скованные руки к груди, и пытаясь закрыться от слишком близкого расстояния, их разделяющего. У него, в общем то, действительно нет никаких прав, если с ним что-то произойдет - всем будет глубоко плевать, а кто-то может порадоваться. Если Карнелиан все же осуществит свою неудавшуюся семь лет назад затею - никто и ничего ему не скажет. В Шперцоне у заключенных нет никаких прав, неудивительно, что Хедлер чувствует себя вещью, которой нагло пользуются. Так уже было. И снова. Он нужен, пока он удобный, досягаемый, неиспользованный. Потом ненужную и разонравившуюся вещь легко заменить. - Не то, что некоторые, четыре раза в неделю, на протяжении семи лет. - Передразнивает Карэ мужчина, внезапно чувствуя, как его хватают за плечи. В тот же момент сердце отказывается работать нормально, и через желудок спешит ретироваться в пятки, по пути совершая невероятные кульбиты. Хедлер, которой предпочитал не употреблять нецензурную брань в повседневной речи, готов был матом зачитать весь список того, что думает о молодом человеке.
- А я разве пытаюсь?
Сейю сдерживает неуверенный смешок, который может превратиться в истерический нервный хохот, если он еще раз услышит подобный вопрос.
- Даже больше, ты делаешь. Но с одной стороны, подобная черта характера весьма похвальна... - От самого себя противно до тошноты, но Хедлер предательски вздрагивает, по инерции пытаясь оттолкнуть Карнелиана, когда чужая ладонь ложится на его губы, зажимая рот. Наручники не позволяют защищаться в полной мере, хотя и без них Сейю вряд ли бы предпринял что-то серьезнее отмашки.
- Закройте ваш чудесный рот, пожалуйста. - Слегка кривится надзиратель, дергая брюнета на себя, пока тот, несмотря на окружающие условия, пытается пнуть Уилсона. - Подобное интересно только Роману, который, к слову, чудесный садист-дантист. У него, как минимум, целая коллекция из зубов Итэра... - Мимо них скользит длинная, изломанная тень, и внезапно замирает чуть поодаль, после чего вновь дергается, намекая на то, что ее обладатель приближается, услышав посторонний шум. - Но, к слову, от подобного вас отделяет немногое... Так хочется в карцер? - Очередной негрубый, но сильный - для эффекта - толчок к стене окончательно выбивает Хедлера из колеи, и мужчина потрясенно таращится на второго появившегося в поле зрения надзирателя, опершегося на выступающую часть стены. В отличие от Карэ, лицо того скрывала маска позволяющая видеть только серые глаза, смотрящие на происходящее не очень довольно. Человек был, естественно, ниже Карнелиана, но выше самого Сейю, что еще больше напрягало. Что за общество высоких людей? "Очевидно, они жрут что-то кроме гречки...".
- Уилсон, ты снова за свое? - Голос чуть хриплый, но принадлежит явно молодому парню. Возможно, даже младше самого Карэ. Хотя, судя по взгляду, это все-таки взрослый человек, прошедший через многое. Или же просто прошедший испытание Шперцоном "нелюдь".
Сероволосого, кажется, вопрос вообще не тревожит. Карнелиан оборачивается, предварительно упершись рукой в стену, рядом с головой Хедлера.
- Ты про что? - Невинно интересуется Уилсон у коллеги, мило улыбаясь. - Мы просто беседовали, пока ты не появился из ниоткуда. Иди куда шел... - Имя Карэ называть не стал, что Сейю уже ничуть не удивляло. Судя по всему, здесь только одного надзирателя не беспокоит конфиденциальность. - Не мешайся.
"Вот, значит, как...". Хедлер старается выровнять сбитое тихое дыхание, изредка косясь на руку в черной беспалой перчатке. На губах все еще осталось странное ощущение ворсинок, но, вопреки ожиданиям, отплеваться не хотелось. "Во всяком случае, лучше гречки...". Но удивительно, что Карнелиан говорит в подобном тоне.
- Ты прекрасно знаешь правила. - По прежнему коротко и по делу. Впрочем, так говорят почти все надзиратели. Но этого Сейю видел... не так часто, чтобы запомнить. - Хотя бы не в проходном коридоре, Карэ.
На Хедлера мужчина даже не смотрел.
- А что в проходном коридоре? - Улыбка у Уилсона в некоторые моменты всерьез начинала напрягать. - Я просто рассказывал мистеру Хедлеру, чем он будет заниматься ближайшие несколько... часов? Дней? - Зрачки Сейю расширились. Надзиратель в маске же просто задумчиво склонил голову.
- Ну-ну... - Это было все, что он произнес, но Хедлер поклясться мог, что за черной маской промелькнула слабая усмешка. - Я уже наслушался и про карцер, и про Романа. - Вот же мудак... - Так что, в целом.
- Но я не об этом. - Карнелиан фыркнул, переведя взгляд с коллеги на Сейю, жмущегося к стене, и внезапно чуть присел, после чего Хедлер перестал ощущать пол под ногами, испуганно охнув. Уилсону не составило труда закинуть мужчину себе на плечо, и быстренько прошагать мимо третьего лишнего. - У меня на примете есть кое что получше, чем карцер и кабинет Романа.
Сейю очень сильно хотел умереть.
- Не надо! Не пойду! Отстаньте от меня все! - Пытаясь вывернуться из хватки одной рукой, Хедлер воспротивился достаточно громко, ошарашенно колотя Карэ сцепленными руками по спине. - Я не...
- Он всегда такой шумный... - Обладатель серых глаз устало вздохнул, качая головой. - Поставь на землю, я ему въебу.
Хедлер судорожно выдыхает, моментально замерев. Ощущение руки, удерживающей его за поясницу, вводит в панику не так, как подобное заявление среди бела дня. Мужчина не может пошевелиться и просто вздохнуть, лишь чувствуя, как сердце бешено ударяется о ребра, поэтому просто сглатывает, отсчитывая секунды до неминуемой участи: либо Карэ, либо этот незнакомый спокойный маньячина, который вполне себе будничным тоном сообщил, что может просто запинать Хедлера до смерти при желании. Посреди коридора. И люди будут проходить мимо, не обращая на происходящее внимания, или присоединятся к веселью, которое было здесь нечастым. Даже до смерти не получится... Как минимум - ему сломают пару костей, как максимум - выбьют несколько зубов и сломают нос. На тело, зачастую похожее на один большой синяк, Сейю было наплевать, но вот за лицо он всерьез переживал.
Это очередная неминуемая слабость. От нее никуда не деться.
"Скиньте меня с окна, будьте добры...".
- Я, вообще то, первый его нашел и забрал. - Как забытую машинку в песочнице. Хедлеру было уже совсем не по себе. Его не пытались делить серьезно: словно два купца лениво спорят из-за очередного дешевого горшка, просто чтобы самоутвердиться.
- Думаешь, это будет сходить тебе с рук всегда? - В ответ произносит незнакомец сверкая глазами и сверля Сейю убийственным взглядом. Обращался он явно к Карэ.
- Семь лет сходило, друг мой. - Мужчина не видел лица Уилсона, но ему было максимально некомфортно. От своего положения - как здесь, так и на данный момент на плече Карнелиана; от происходящего бессмысленного спора, который до невозможности бил по старым ранам; от Макарова, оставшегося за дверями кабинета, но в течение часа вымотавшего его больше, чем эти двое сейчас. - Никто ничего мне не скажет, ты и сам это прекрасно знаешь. Поймай себе кого-нибудь другого, этот уже занят.
Это просто проклятая игра в кошки мышки. Семь лет подряд.
Карэ, конечно, и до этого предпринимал необычные попытки привлечения внимания, но произошедшее сейчас перешло все границы. Раньше у Хедлера хотя бы был выбор, а у Уилсона - совесть. Теперь же, кажется, у сероволосого последняя закончилась.
- Хм. - Это единственное, что выдает собеседник, прежде чем развернуться на каблуках и быстрым шагом продолжить свой путь дальше по коридору, туда, где располагался кабинет Романа. Буквально через пару секунд Сейю и сам почувствовал тряску, понимая, что его просто понесли черт-знает-куда. Мужчина потерянно вертел головой, когда Карэ свернул вообще не в ту сторону, в какую обычно, когда они оказались не в белом, а в сером коридоре с механическими дверями, которые открылись, стоило надзирателю приблизиться... Хедлер уже не пытался сопротивляться, даже говорить. Пока что... Если на звуки придет еще какая-либо особь, схожая с недавним новым знакомцем - будет плохо.
В бирюзовых глазах, однако, отражалось все раздражение этого мира, и любой взглянувших в них человек не рискнул бы завести с Хедлером не то, что отношения - близко бы никто не подошел, боясь, что мужчина откусит кому-нибудь руку, зараженный Итэром.
Незнакомый коридор, лестничный пролет - все было не так, как в здании, где Сейю провел все эти годы. Здесь, кажется, меньше этажей, и выглядит все не так печально. Даже окна - окна! - коих никогда не доводилось видеть ему на цокольных этажах, здесь отличались. Во всяком случае, они не похожи на те длинные горизонтальные отверстия прямоугольной формы, зарешеченные толстыми прутьями, кои были на проходном этаже основного корпуса. Вполне себе обычные окна с такими же обычными шпалерами из металла: с внутренней и наружной стороны.
- Куда мы идем? - Все же угрюмо поинтересовался Сейю, стоило Карэ выйти за пределы лаборатории через очередную массивную дверь, открывать которую пришлось уже самостоятельно. Для Уилсона это оказалось достаточно просто - он лишь толкнул ее ногой, и та поддалась, будто ничего не весила. Как, впрочем, и мужчина для надзирателя.
Открывшийся вид улицы без привычных прогулочных ограждений, ждущих на границах определенной площади, удивлял. Хедлер даже слабо повертел головой, силясь рассмотреть новую локацию. "С одной стороны, в этом странном отношении Карэ есть и плюсы..." мужчина пытался утешить себя мыслью о том, что увидит, возможно, что то новое. "Вон, кажется, та часть, по которой мы ходили обычно..." - той частью был небольшой решетчатый коридор, напоминающий больше длинную арку для винограда. У Сейю эти плотные переплетающиеся прутья ассоциировались именно с этим. Она уходила ровно в стену очередного одноэтажного здания. Еще дальше - за ним - виднелась уже знакомая территория, огороженная чем то еще, а за ней - основной корпус.
- Вам понравится.
- Верни меня домой. - Попытки ударить Карэ ногой по лицу или груди результата не принесли. Усмехающемуся садисту было все равно. - Я буду... кричать? - О, как же это глупо, учитывая осознание собственной беспомощности. Единственное, чего он подобным добьется - привлечение к себе внимания и проблемы. Незнание так же пугало: если этот псих попытается с ним что-то сделать - Хедлер не сможет возразить или отбиться. Его права и свободы здесь, никого, как говорят в народе, не ебут. А вот какие мысли в отношении мужчины были у Карэ - думать не хотелось. Наверняка обратные. - Поставь меня на землю, я пойду сам.
Сейю был намерен вести себя так, чтобы у Уилсона случился хотя бы нервный припадок. Если для этого придется постоянно язвить, как Макаров - пожалуйста. Но вряд ли на Карэ подобное подействует. "Почему страдать от дурного нрава спутника должен только я?". Очевидно, что Карнелиану действительно нет дела до оскорблений и ударов.
- Так не интересно. - Негромко отозвался надзиратель, продолжая быстро шагать куда-то вперед. Сейю было слишком неохота поворачивать голову в ту сторону. - Наслаждайтесь видами.
Все то же серое, замершее, безжизненное небо. Да, "район" чуть больше похож на то, что называют "гетто", только цивильное. Несколько зданий-корпусов, не похожих на ту мрачную черную часть Шперцона, но атмосфера вокруг не отличалась. Меньше, гораздо меньше ограждений, пугающих стен, механизмов. "Это все находилось за зданием лаборатории?". Хоть что-то новое за почти одиннадцать лет.
Но это было лишь жалким утешением себя перед неизбежным.
Сейю, будь у него выбор, предпочел бы вернуться старой дорогой, оказаться на минус пятом этаже, с содроганием пройти мимо камеры Итэра, слушая недвусмысленные смешки еще двух знакомых надзирателей, патрулирующих коридор в той области, вернуться в свою камеру, быть пристегнутым и ограниченным, и вновь травить Шрайеру какие-то байки или спать. Но он никак не хотел того, что может произойти. Даже новые локации и виды, которыми Карэ предложил "наслаждаться" не могли успокоить. "Ну все, Карнелиан сошел с ума...". Остается только молиться. Впрочем, Хедлер и так этим занимался на постоянной основе.
Как будто это поможет...
Очередной бесполезный удар коленом куда-то, предположительно - в грудь, ничего не принес. Карэ только усмехнулся, а Сейю готов был выть от досады, замечая, что они заходят в очередное здание. Здесь были люди.
Живые люди.
Без масок.
Без служебной формы.
И все они безразлично, порой скептично и недоверчиво изгибая брови, лениво поворачивали головы в их сторону.
Это было похоже на обычный школьный или университетский коридор. Окна, какие-то лавки или стулья рядом, однотонные стены. Всерьез напоминало общагу поначалу. Напоминало, пока не пискнула очередная дверь, тут же закрывшаяся перед носом Сейю. Теперь это было похоже на какую-то сверхтехнологическую общагу.
- Здесь, как бы... Всем вообще плевать на то, что ты тащишь какого-то мужи... кхм, прости, не так. - Иронично усмехнулся Хедлер глядя в пол. - И часто ты каких-то мужиков вот так сюда приносишь, что все так спокойно реагируют?
- Здесь многие так делают. - Безразлично бросает Карэ.
- Многие геи? О твоей ориентации как бы знают?
- Первое нет. Второе определенно. Я никогда этого не скрывал. - Коридор кажется бесконечным, все двери одинаковы, а окон уже нет. Помещение само по себе напоминает этаж с камерами, и Хедлеру начинает казаться, что его просто переселяют. А Юй? "Он и так поехавший, без меня вообще голову стеной проломит...".
- И как же к этому, м... Относятся? - "Многие так делают...? Это, выходит... Как...". Сам Сейю никогда не делил людей по ориентации, и по большей части ему было не до этого. Хедлер не мог даже вспомнить, было ли в его жизни такое явление, как "любовь". Влюбленность вроде была. Но неудачная. Для обоих. Пол Сейю нравился исключительно ламинат, а человек - это как то больше про душу. Несмотря на веру в Бога и "определенные традиции" мужчина в вопросах, касающихся личной жизни и постели оставался абсолютно нейтральным. Каждый, как говорится, знает, как он хочет. Сейю хотел только обратно в палату к своему соседу. В простонародии это называли "камера".
- Как обычно. - Карэ все же пожимает плечами, придерживая дернувшегося Хедлера второй рукой, чтобы тот не упал. - Кому-то плевать, есть здесь и ярые гомофобы, третьи просто любопытные и им интересно, как живут "такие" люди... Но, можно сказать, что здесь любой натурал, даже женатый, рано или поздно начинает заглядываться на мужиков. Тем более через продолжительное время.
- Женатый? - Обреченно поднимает голову Сейю, стараясь обернуться.
- Вы не поверите, у некоторых есть дети.
- Какие дети... - Он слегка обескуражен подобным уходом от ответа, и теряется от очередной информации. Конечно, Сейю догадывался, что в Шперцоне люди когда то жили обычной жизнью, и у них не было "маленьких тайн", но... - А они... - "Я ничего не понимаю...". То есть у них где-то там есть семья, жена, а они тут - заглядываются на мужиков "через время"? "Домой совсем не пускают? А жена приехать не может, ну там, для супружеского быстро или долго?".
- Не беспокойтесь, они крещеные. - Хедлер даже поперхнулся, на что Карэ с полуулыбкой похлопал его по пояснице. - Я знаю, для вас это важно.
Внезапно Сейю на секунду словно ослеп - виной всему был яркий белый свет, который последовал за которым уже "бип", режущим слух. Не таким противным, как стандартные предыдущие, но все же раздражающим. Хедлер, как мог, постарался растереть глаза скованными руками, пока не ощутил, что его вновь поднимают, после чего просто бросают. Готовый встретиться с полом, мужчина инерционно щурится, понимая, что не подставит даже локти, но, неожиданно, под спиной оказывается обычный матрас. Карнелиан же "положил" его довольно осторожно, просто не рассчитал высоту своего роста.
Сейю ошарашенно огляделся по сторонам. Комната. Не камера. В ту же секунду брюнет отчаянно пнул ойкнувшего Карэ по коленке, отползая назад и испуганно продолжая смотреть то на интерьер, то на владельца, очевидно, жилплощади.
- Нет! Не подходи ко мне! Не смей меня трогать! - Хотя это и должно было звучать опасливо, голос напоминал хриплое бормотание, пока мужчина старался отодвинуться как можно дальше к противоположному от надзирателя краю. - Я не хочу, мне не надо... - Быстрым движением он все же соскочил с матраса, тут же поворачиваясь к неподвижно стоящему и периодически моргающему Уилсону. За спиной была только стена, а впереди виднелся небольшой коридор прихожей. Выход, скорее всего. И две двери. И, вроде как, плита...
Карнелиан, в свою очередь, не считал нужным говорить, что по факту - лабораторию они и не покидали. Пройди другой дорогой - внутренней - окажешься в том же коридоре с лестницами и кучей дверей, через который они вышли наружу. Уилсон просто хотел посмотреть на реакцию мужчины.
А теперь его сбитый, полу-истеричный шепот, совместный с видом загнанного зверя, жмущегося к стене и пытающегося завернуться в занавеску, - вовсе выбивал из колеи. Да, можно понять, что это все было слишком неожиданно для Хедлера, но Карнелиан мог покуситься на него в любое время за все эти семь лет, неужели, он сейчас думает о том, что оказался здесь просто для того, чтобы быть изнасилованным без свидетелей? Хотя... Отчасти - именно для этого да. Но не полностью.
Сейю тем временем почти полностью забрался за плотную портьеру, скрывающую имитацию панорамного окна, и обосновался там, сверкая глазами из-под тяжелой ткани. Делал он все медленно и осторожно, каждое движение было нервным, словно везде могла быть невидимая ловушка. Для Хедлера так оно и было. От потенциальной угрозы в лице двухметрового надзирателя, который спокойно поднимает его одной рукой, их разделяла всего лишь кровать, оказавшаяся обычной широкой металлической койкой хорошего качества, и эта жалкая штора.
- Выходите.
- Окно, к сожалению, закрыто. - Едко отозвался Сейю, вжимаясь спиной, прикрытой тканью занавески, в стену, немигающим взглядом наблюдая за Уилсоном. У него нет даже возможности получше рассмотреть это окно, чтоб его! Это было бы всяко лучше, чем надзиратель.
- Если его открыть, к сожалению, ничего не изменится. - Развел руками сероволосый, усмехаясь. - Там просто стена.
Сейю все же недоверчиво покосился чуть вбок, но, так и не сумев увидеть все четко, вернулся к прежнему объекту наблюдения.
- Я не буду с тобой спать.
- Придется. - Хедлер побледнел в очередной раз. - Кровать одна, а спать вы захотите.
- Я не буду с тобой... трахаться. - Менее уверенно выдавил из себя Сейю, понимая, что вышеупомянутое им замечание обычно подразумевает собой обоюдное согласие. Он то, может, с ним и не будет, а вот сам Карнелиан вряд ли против. "А меня, естественно, спрашивать не будут...". - Я буду спать на полу.
- Нельзя. - Невозмутимо ответил Уилсон. - Пол ледяной, на нем босиком стоять невозможно. Именно поэтому здесь батарея и ходят в ботинках.
Возможно, он не соврал, и пол действительно был холодным, однако Сейю впервые за долгое время было тепло в помещении.
- Хотите в душ? - "Я ослышался?". Мужчина тут же отрицательно замотал головой, сильнее стискивая в пальцах портьеру. - Поесть?
- Я ничего не буду, мне ничего от тебя не надо, оставь меня в покое, пожалуйста. - Скороговоркой выпалил брюнет, сдувая растрепавшуюся челку с лица. Карнелиан вопросительно поднял брови.
- Я за это ничего не попрошу. Мое честное слово.
- Твоему "честному слову" здесь грош цена, молодой человек. Идите куда подальше... - Сейю вновь уставился в пол, чувствуя, как уголок губ нервно дергается, как в судороге. Руки мелко дрожали, но, слава Богу, этого не было заметно.
Карэ, закатив глаза, тяжело вздохнул, обходя кровать и стремительно приближаясь к беззащитному мужчине, которого вообще не было заметно в складках ткани.
- Заканчивайте уже этот цирк, взрослые ведь люди... - Чтобы вытащить Хедлера наружу из его "панциря" пришлось приложить некоторые усилия. Сам Сейю явно не ожидал, что его сгребут в охапку, поднимая на руки, и вновь куда-то понесут, ничего толком не сказав. Было дикое желание к чему-нибудь прижаться и просто закрыться, чтобы хотя бы морально уйти от этого всего, но рядом - "под рукой" - был только Карнелиан, прижиматься к которому не хотелось вовсе. Излюбленную подушку, с которой Сейю провел десяток лет своей жизни, с собой не дали.
Хедлер молчал, ожидая, когда же его наконец вновь отпустят. Это случилось уже непосредственно в ванной, которая оказалась напротив входной двери.
Он не может так жить. Он не хочет так жить.
Если это какая то "любовь" - она больная. Даже для такого человека, как Сейю Хедлер.
В помещении зажегся свет - это Карэ щелкнул выключателем. У мужчины вновь на секунду ушла земля из под ног, хотя на этот раз его никто не поднимал и не трогал. Находясь здесь нельзя было сказать, что это Шперцон. Обычный квартирный свет, не такой "болезненно" холодный, как в коридорах корпусов и лаборатории, не чрезмерно желтый, какой бывал в некоторых помещениях и на уличных столбах, кои Сейю видел за все время здесь раза два. Он все еще не знал, наступает ли в Шперцоне ночь, но фонари горели. Это все дарит ощущение... реальности? Нереальной реальности в таком случае. Хедлер все же помнит, где находится. Помнит, какие здесь люди и правила. От этого вновь становится тяжко на душе, секундное восторженное замешательство сменяется всепоглощающим страхом.
- Ты... думаешь, что я доверюсь тебе, после того, как пропал Фирс? - Негромко интересуется Сейю, стараясь унять дрожь в голосе. Это удается, и Карэ лишь изумленно смотрит на мужчину. - Что вы с ним сделали? И зачем вообще это все, Карэ, семь лет спустя?
- Я мог сделать это в любое время. - Выдыхает Карнелиан.
- Почему... не сделал? - Хедлер в который раз поправляет волосы, и только теперь собеседник замечает его хмурый вид и темные пятна под глазами
На этот вопрос Уилсон неопределенно пожимает плечами, предпочтя оставить без ответа. Во первых, тогда было не так просто безнаказанно промышлять на территории отчужденной зоны. Во вторых, не было таких хором. В третьих, было много работы. В четвертых...
- Вся моя одежда будет вам... великовата. - Карэ придирчиво осматривает обескураженного мужчину с головы до ног. Все эти дурацкие вещи, которые Хедлер меняет от силы раз в неделю хочется просто выбросить. Уилсон не понимал, почему здесь даже одежду нельзя давать нормальную. - Но я найду что-нибудь подходя...
- Зачем ты это делаешь? - Уже с чуть большим нажимом произносит брюнет, поджав губы. Руки все еще скованны, что не добавляет никакой радости. - Вся эта дрянь началась, когда кто там, что то там сказали, что якобы я ни в чем не виновен... - Сейю Хмурится сильнее, глядя на Уилсона исподлобья. - Но это не отменяет того, что я грохнул пару-тройку других людей и еще мн...
- Но вы не монстр... - Карнелиан произносит это так, что мужчина замолкает в нерешительности. Слова так и остаются на языке, резко сменяясь другими, пришедшими с короткой улыбкой, тронувшей пересохшие губы.
- Прости, что разрушил твою веру в то, что я подонок, - Карэ дергается, как будто его ударили, но не отходит, стоя на расстоянии вытянутой руки. - С этим осознанием было проще издеваться, не так ли?
- Н...не совсем так... - Конечно же, он приврал. Тут каждый второй талдычит о своей невиновности, и воспринимать слова Сейю всерьез он просто не мог. Точно так же Уилсон не доверяет своим коллегам, начальству, другим людям. Просто потому что все в какой-то степени врут. А уж тем более - в Шперцоне. - Но... - Он шагает ближе, понимая, что Хедлер одновременно с этим делает шаг назад, прежде чем судорожно сглотнуть и решительно замереть. Все еще боится. Карнелиан никогда не хотел его пугать, но судьба распорядилась иначе. После произошедшего не помогли бы никакие извинения, поэтому он не предпринимал даже попыток. Хотя, возможно... прояви он банальную вежливость хоть раз, отметь, что Сейю тоже человек... Все было бы по другому. Быстро перехватив его за запястья, Уилсон внимательно заглянул в чужие глаза, в очередной раз видя только непонимание и отгороженность. - Давайте хотя бы сейчас закопаем этот ненужный топор, вместе с той бабкой, которую вы им и забили когда-то... - Руки внезапно словно ожили, а Хедлер облегчено выдохнул, тут же растирая затекшие места, первым разорвав зрительный контакт. Раскрытые оковы оказались в руке Карэ . Практически мгновенно бирюзовый взгляд недоверчиво устремился к ним. - Кхм, я... Уберу это... с глаз подальше, чтобы... Да. - Развернувшись к двери, Уилсон желает покинуть ванную как можно быстрее, и уйти как можно дальше, лишь бы не видеть, как взгляд Сейю с испуганного сменился любопытствующим. Сделать ему этого просто не дают, дернув за руку, и заставляя остановится, обернувшись.
- Мне нужны ответы.
- Мне, как человеку, нужен нормальный секс. - Карнелиан все-таки выдергивает руку, слабо улыбаясь. - Увы, мы не можем друг другу помочь. Я оставлю какие-нибудь вещи на полке у входа.
Хедлер делает несколько глубоких вдохов, неуверенно покивав головой, после чего дверь за Уилсоном закрывается. Попятившись к гладкой стене, обложенной плиткой, мужчина обреченно съехал по ней на пол, игнорируя задравшуюся кофту и холод поверхности, касающейся обнаженной спины. Хоть метеорит завтра шлепнется, но он никогда не будет спокоен в этом месте.
Отмерев через несколько секунд, Сейю поднял голову, пытаясь более детально рассмотреть предоставленную ванную. Обычный душ - но и тот лучше, чем общая комната в основном корпусе. Как у людей. Стиральной машинки не было, но, вероятно, она тут и не нужна. Спутанные волосы начало неприятно тянуть, и мужчина поспешил подняться на ноги, прикидывая, откуда можно вытащить полотенце. Если это тоже очередная ловушка, то можно хотя бы помыться. А если вместо воды - кислота?
Он вздрагивает еще раз - уже от собственных тревожных мыслей, и настороженно смотрит на прикрепленный к стене душ.
"Нет, это бред...". На губы наползает предательская улыбка. У него уже мания преследования. Еще немного, и все скатится в ту стадию, когда кажется, что все люди вокруг - враги. Хотя... так оно и было. Отчасти. Но все же мужчина опасливо включает воду, выпрыгнув из кабинки. Та льется совершенно обычным образом, ничего не разъедает и не плавит. Хедлер поджимает губы, и в очередной раз усомнившись, стаскивает кофту, после чего пытается аккуратно намочить рукав. Ничего.
"А вдруг действует только на кожу?..". В это же время Сейю невольно замечает свое отражение в зеркале, на которое до этого не обращал никакого внимания. В Шперцоне вроде не было зеркал.
С гладкой поверхности на него смотрит усталый бледный человек с вымученной улыбкой. "Так вот как я теперь выгляжу...". Темные спутанные волосы, ниже поясницы, что было заметно и так, но теперь выглядело особо комично, напоминали блестящее переливающееся на свету гнездо, и Хедлер недовольно скрипит зубами, в очередной раз вспоминая комментарии о своей схожести с некоторыми людьми. В первую очередь - из-за глаз и волос. И если это почти не изменилось, не считая того, что последние отрасли, а взгляд застыл в определенном положении... Тело... Тело оставляло желать лучшего. Ребра уже не торчали - или так только казалось - но зато все были в темных бордово-синих или вовсе черных отметинах. Как и плечи, где это было не так заметно из-за татуировок. Гематомы на животе уже были старыми и незаметными, выделяющимися лишь бледным контуром.
- Прекрасно... - Недовольный тихий голос вновь срывается на хрип, и Хедлер перестает игнорировать струи воды, прямо в брюках заваливаясь в душевую. Просто сказочный плевать. Зато они постираются от вековой пыли и запаха лазарета. Одежду здесь, естественно, стирали, и у всех была сменка, но для Сейю надежнее казалось самому прополоскать свои вещи.
В голову вновь лезут ненужные мысли, пока брюнет неожиданно для себя продолжает натянуто улыбаться, стараясь не скрежетать зубами. Вода заливает глаза, нос, уши, мокрые волосы лезут в рот, липнут ко лбу и лицу, но это меньшее, что заботит мужчину. Он коротко усмехается, его плечи начинают мелко дрожать, а стекающие по щекам и подбородку слезы быстро мешаются со струящейся влагой. Сейю изо всех сил старался держаться, бессмысленно улыбаясь в пустоту.
Когда через почти двадцать минут Карэ продолжил слышать только гул льющейся воды и никаких посторонних звуков, он постучал в дверь уже в третий раз. В первые два ему не ответили, а ведь это была банальная вежливость. Быстро распахнув дверь, надумав себе худшего даже с осознанием что ни бритвы, ни чего либо острого в ванной не было, Уилсон был готов к чему угодно, но не к тому, что Сейю просто отползет к стене кабинки, заснув. "А ведь когда соэтажники шутили, что он спит всегда, я не верил...". До Карнелиана только дошло, что мужчина сидит в штанах, вытянув ноги, как вышло, а вода, льющаяся на живот и брюки, его совершенно не напрягает.
- Эм... - Неуверенно подойдя ближе, он все же выключает кран, замочив подвернутый рукав свитера, опускается на корточки, и некоторое время просто смотрит на спящего человека, не понимая, как при всем своем стрессовом состоянии тот отрубился на "вражеской" территории. Когда приходит осознание, Карнелиан впервые понимает, насколько ему в такие моменты тяжело дышать. У Хедлера просто не осталось сил даже на панику и самосохранение. Он бы все равно уснул, не важно - в лазарете, у Романа в кабинете или где-нибудь еще вне камеры, в которой его точно не тронут с вероятностью девяносто процентов. Так как Уилсон был достаточно разумным человеком, ему понадобилось чуть меньше минуты, чтобы сопоставить факты из своих недолгих наблюдений, выведя из этого железобетонную логическую нить. И это заключение ему ой как не понравилось. Он все-таки аккуратно трясет брюнета за плечо, абсолютно без всякого подтекста убирая взмокшую челку Сейю, спадающую на глаза. Один из них приоткрывается, глядя прямиком на замершего Карэ. - Так вот, что вы за человек, мистер Хедлер... - Весьма понуро заключает он, пока мужчина коротко улыбается, вновь закрывая глаз и отворачивая голову. Но тут же чуть ли не подскакивает, ошарашенно разлепив веки, и уставившись на вошедшего, все еще не понимая, что только что произошло.
- А... - Умение говорить возвращается достаточно быстро, Сейю неловко кашляет, наблюдая, как Карэ поднимается на ноги, убирая руки в карманы брюк. - Полотенце?.. - Неловко интересуется Хедлер, а Уилсон мысленно трескает себя ладонью по лбу.
- Да, вот... - Несильно ударив носком ботинка по дверке низкой тумбы, он демонстрирует сложенные квадратики, похожие один на другой. - Бери любое... любые... - Он вспоминает, что у Сейю длинные волосы. - Фена нет. Я... кхем... да. Я, пожалуй... Выйду. - На всякий случай переложив найденные более менее подходящие вещи на все ту же тумбу, Карэ вновь скрывается за дверью.
Хедлер на его смятение не обратил внимание - все это время он пытался отжать штанины, по максимуму избавляясь от влаги.
***
Как и ожидалось, одежда Карэ оказалась ему не по размеру - мужчину спокойно можно было завернуть в нее дважды, а то и трижды. Со стороны Уилсон и то выглядел не таким большим.
Сейю в нерешительности глядел на свое отражение, пытаясь понять, что происходит. Паниковать бессмысленно - все уже, судя по всему, предрешено, он просто не спасется никоим образом если что-то произойдет. Если бы Хедлер мог что-либо сделать - он бы сделал уже давно.
Свои брюки и полосатую робу-кофту пришлось закинуть на сушилку, и теперь одежда мирно покоилась на одной из обогреваемых перекладин. Пол оказался не таким уж и "ледяным", как пророчил Уилсон. Либо же это на любителя. Черная футболка и такие же черные штаны, однако, были куда лучше по качеству, чем какие-то другие вещи, увиденные Хедлером за все время, проведенное в Шепрцоне. Возможно, они даже новые. Промокшее после душа нижнее белье мужчину не волновало - одежда все равно темная.
"Я все равно ничего не понимаю..." пытаясь сосредоточится на своих мыслях, Сейю обратился в слух, чтобы предположить, что происходит за закрытой дверью. Шагов слышно не было, лишь изредка до ушей доносились короткие звонкие стуки, похожие на звук перебираемых лампочек.
Мысли о словах Карнелиана не дают покоя - неужели отсюда все же можно выйти во "вне" и вернуться обратно? Сам Карэ тому пример - был в "отпуске" и жив. Пулю в голову не получил. "У меня слишком мало информации..." да и не всегда слухи, ходившие в кругах заключенных, можно принимать за правду. Некогда могущественные люди здесь превращались в слабых, беззащитных, порой бесполезных крыс, которых пускали на опыты - мало ли кто что перевирал и приукрашивал? Именно поэтому Хедлеру было легче. Он своим ультимейтом пользовался редко даже в повседневной жизни, порой считая ненужным. Да и какой прок вообще от его силы? Роман о ней и то узнать не мог - вот в чем странность. Сейю предпочитал косить под дурачка, лишь бы его не лишили жизни, присыпав напоследок земелькой. Это в лучшем случае. В худшем - мужчину либо пустят на корм для Итэра, либо сожгут в печке, чтобы спрятать тело. Температура там для этого наверняка достаточная.
В окончательное уныние не дает впасть только один фактор: у местных "главных" появились проблемы, дело Юя сработано неаккуратно. "Возможно, именно поэтому Карэ притащил меня сюда... Но не знаю, зачем". Усилием воли стряхнув с себя наваждение, мужчина нацепил на лицо привычную улыбку. Это единственная самозащита, которая у него есть.
Вздохнув, Сейю осторожно открыл дверь, высунув сначала голову, и убедившись, что никто его не поджидает. Перед этим брюнет несколько секунд стоял, прижав ухо к деревянной гладкой поверхности.
Протопав босыми ногами до кровати, Хедлер заметил владельца сих роскошных, по меркам Шперцона, апартаментов. Карнелиан сидел за столом, тыкая пальцем по своей перчатке. Мужчина смутно припоминал, что в нее, вроде как, встроено что-то вроде рации или подобного. Во всяком случае, Сейю часто думал лишь о том, как бы что-нибудь у кого-нибудь культурно скоммуниздить. Подобные размышления посещали еще в далеком детстве. Только тогда все ограничивалось "дурной компанией" старших мальчишек, вместе с которыми семилетний Хедлер ползал по гаражам, грубо говоря - мародерствуя, и торгуя "добытым". Денег, конечно, от этого много не было, да и доставалось все старшим, но зато в свое время у Сейю было много классных штук, которым многие ребята завидовали. Дорогие на вид зажигалки, добытый где-то паяльник, кучи оловянных и деревянных солдатиков... отец всегда думал, что купила мать, мать - что отец. Вопросов никогда не возникало, а в вещах Хедлера никто не рылся. Вместе с небольшим "самозаработком" Сейю получал кучу всяких безделушек. Но воровство у мирных граждан он всегда считал неправильным делом, поэтому вскоре завязал, хотя общаться с бывшей компанией старшаков продолжил.
Потом наступило время открытий, и уже отнюдь не чужих гаражей. Восьмидесятые-девяностые, многие люди просто съезжали со своих квартир в более "благополучные" районы, Хедлер уже знал, как путешествовать на общественном транспорте самостоятельно, и влезал в покинутые дома и квартиры. Кучу деталей всегда можно было найти на свалке, до которой можно было обраться маршрутом "на электричке-автобусе-несколько километров пешком". А потом... потом понеслось: найденные раритетные вещи, книги, вездесущие охранники, кудрявые мужики с сомнительными предложениями, какой-то алкоголик, живущий в бараке...
- О. - Карнелиан поднял голову, наконец увидев незаметно появившегося Хедлера, стоящего возле постели. Окинув мужчину заинтересованным взглядом и поведя плечами, он встал с места, подходя к плите. Сейю вновь забеспокоился, следя за каждым действием Уилсона не моргая. - Я уже думал, что вы снова уснули.
"В первый раз я и сам не хотел..." брюнет поджал губы, складывая руки на груди. Просто теплая вода впервые за десяток с лишним лет имеет чудесное снотворное действие.
- Я не буду у тебя ничего есть... - Сухо сообщает Сейю, подходя к столу, который находился не так далеко от кровати в подобии квартиры-студии, и занял стул, позволяющий наблюдать за Карэ без особо резких поворотов головы - тот, на котором сидел сам надзиратель до этого.
- Придется. - Усмехнулся Уилсон, возясь у плиты.
- Я сказал нет.
- А я сказал да.
- Я не буду.
- Да что ж вы как маленький, я не собираюсь никого травить. - Обреченный вздох сопровождался почти надрывным смешком. - Могу сам попробовать вначале.
- Нет.
"Травить то он, может, и не будет, но никто ему не запрещает чего другого подсыпать в эти... что там вообще?". Делая вид, что ему совершенно неинтересно, мужчина покосился в сторону сковородки.
- Уверены? - Такого подвоха Хедлер точно не ожидал. Этот деспот поднял крышку, с лукавой улыбкой глядя на Сейю, рот которого практически моментально наполнился слюной. Это мясо.
- Да ты издеваешься... - Еле слышно выдохнул мужчина, сглатывая и отворачивая голову в сторону. Чертово обоняние уже сыграло злую шутку с мозгом, который, кажется, в отличии от владельца обладал не такой хорошей выдержкой. Желудок предательски заурчал, и Сейю только сейчас вспомнил, что на завтрак выпил только ту бодягу, отдаленно напоминающую чай, потому что брать еду Шрайера было стыдно, а на гречку он смотреть не мог. Лоран, конечно, пытался покидаться в него овсянкой со своего места, но идея завершилась провалом после того, как парня не самым лучшим образом одернули.
- Нет. Я вам просто положу, а там сами решите.
- Не на... - У Сейю дернулся глаз, когда тарелку поставили перед ним. Либо Хедлер уже так остро реагировал на все запахи, либо он просто слишком давно не ел нормально - смотреть на стейк было невыносимо. Это хуже любой пытки. Мужчина против воли отодвинул тарелку от себя на небольшое расстояние, упрямо сжимая губы в тонкую полоску. - Не буду, спасибо... - И, подумав, добавил: - Большое...
Карэ еле заметно побледнел, кивнув головой, и устроился напротив него, отведя взгляд. Раньше Сейю буквально бредил ванной и нормальной едой, теперь же - воспринимал это, как что-то чуждое и опасное. Уилсон прекрасно знал, что мужчина не глуп, и понимает, отчего происходит "смена тона" в некоторые моменты. Либо проблемы будут у обоих, либо... Об этом "либо" думать не хотелось, Карнелиану за эти семь лет и так влетало раза четыре. Последний был не так давно, кажется, именно в тот день, когда Хедлеру приспичило устроить очередную проповедь, пока сторожевых не было на месте.
Теперь же все выглядело так, словно Сейю в ужасе от всего происходящего. Карэ его даже понимал, но... для произошедшего были свои причины. Так просто нужно.
- Там... - Он повел подбородком в сторону одной из нижних закрытых полок. - Есть запечатанная еда. Разная.
- Правда? - Сейю заметно оживился, его глаза неожиданно просияли.
- Да, в вашем распоряжении полностью. - А вот теперь Уилсон сомневался уже во всем. Настроение мужчины менялось слишком часто.
- То есть я могу?... - Хедлер медленно указал ладонью к судьбоносной полке, и получив в ответ удивленное "конечно", поспешил соскочить со стула, в пару шагов оказываясь рядом с нужным объектом. Карнелиан задумчиво подпер подбородок кулаком, наблюдая со стороны. - Холодильник... - Неверующим голосом обозначил обнаруженный предмет Сейю, глядя на минихолодильник.
- Какая неожиданность...
- Знаешь, для кого-то это действительно может быть неожиданностью. - Слишком серьезно заявил мужчина не оборачиваясь в его сторону. Он был занят тем, что изучал содержимое названного предмета. - У тебя есть доширак?
- Из всего возможного вы хотите именно заварную лапшу для язвенников? - С ноткой иронии в голосе поинтересовался Карэ, приподняв уголки губ.
- Кофе? Чай?
- Вас. - Сейю обернулся, нелепо моргнув, а Уилсон, прыснув в кулак, покачал головой, стараясь игнорировать столь потерянное выражение на лице брюнета. - Простите, не тот текст.
Хедлер мысленно пообещал себе еще лучше следить за словами, чтобы подобных инцидентов больше не было.
- Вы боитесь всей еды, или же из полностью забитого холодильника выбора просто нет? - Через пару минут поинтересовался Карэ у сидящего на корточках мужчины, смотрящего на обилие продуктов. Сейю коротко усмехнулся, склонив голову, отчего темные волосы спали на лицо, закрывая его.
- Карэ, скажи честно... - Хедлер устало вздохнул, все же поворачиваясь к собеседнику и проводя рукой по влажным прядям, чтобы убрать челку в сторону. - Что я должен сделать? У меня нет ни денег, ничего с собой, чем бы я мог расплатиться нормально, в камере хранения только рубашка, обувь и бумажник, насчет чего я не уверен, ведь вещей у меня с собой в тот день было не особо много. Сигареты я выкурил еще в СИЗО, ведь там не было здешних условий и табачную продукцию не запрещали. Да и вообще я думал, что меня сошлют куда-нибудь в Сибирь: рубить леса, гонять местное зверье, исправляться трудом на людское благо... Ну или просто в Черный Дельфин, что еще мало вероятнее. Адвоката мне даже не давали, но следак пытался внушить, что пятнадцать лет строгача в КСР мне точно обеспечены. - Сейю развел руки в стороны, улыбаясь. - И вот я здесь. С вами. А мог бы сидеть где-то на севере, с маньяками, ворами и прочим малоприятным контингентом, получать передачки от малого количества хороших знакомых и видеть наглую рожу Фреда раз в год или два, потому что он, конечно, меня любит, но приезжал бы только пароль от ячейки в банке спросить.
Карэ потупил взгляд, внимательно изучая стол, который будто видел впервые. Что ответить на подобное - он не знал. Уилсон пришел сюда семь лет назад только из-за обязательств, а его мнение никогда никого не интересовало. Но молодой человек в те годы начал ознакомление с досье. Сам лично видел этих людей, общался с ними в той или иной мере. Большинство - психически нестабильные люди, остальные - тяжелые преступники. Будет ложью сказать, что после Юя сюда никого не затаскивали, но вот только... "351" так и было крайней цифрой, что удивляло. С момента появления здесь Шрайера приволокли еще парочку людей со странными способностями. Один мужчина был целиком и полностью невменяем, но его ультимейт оказался удачным. Таким здесь оказываться к лучшему. Изначально так, вроде, и задумывалось. Но второй... Уже человек в возрасте, чья история была чем то схожа с жизнью Раскольникова. Мужчина ударился в философию, проверяя какую-то свою теорию, но на допросе согласился на чистосердечное, замученный совестью. Он не был ни психом, ни чудовищем, просто скитался среди своих невеселых мыслей и был по своему депрессивен. По сути - ему бы тоже следовало получить в наказание что-то из упомянутого Хедлером. Однако - нет. Теперь этот мужчина торчал на минус втором этаже с парой сокамерников. Ему одновременно повезло и нет - удачный физический экземпляр. Мог, кажется, манипулировать чужими ультимейтами.
Если бы не дело Хедлера, если бы не пересмотр дела Шрайера - Карэ бы даже не задумался, потому что до этого момента все было слишком идеально.
Сейю же, заметив, что в комнате повисла гнетущая тишина, примирительно поднял руки, вновь улыбнувшись.
- Извини, можешь не отвечать. Все равно я уже привык. Не могу даже представить, что когда-нибудь вновь увижу дом. - Карэ все еще пустым взглядом сверлил стол. - Память мне определенно никто не сотрет. Просто... пристрелят где-нибудь за воротами, позволив взглянуть на серый пустырь перед смертью. Ведь... это как-то так происходит?
Губы зеленоглазого незаметно дрогнули, но голос все же оставался ровным.
- Да.
- Я так и думал. - С каким-то облегчением сказал Сейю, переводя печальный взгляд на содержимое одной из полок. - Ну да ладно. Может, у тебя все-таки найдется лапша для язвенников? Хотя бы поесть в последний или какой-то там раз перед тем, как вместо бреда в моей голове появится дыра. И вообще, к чему были те слова про несколько дней? Руководство не хватится? Если что, я по ночам могу фальшиво кричать, но это вряд ли пойдет на пользу, потому что тогда ты точно со мной что-то сделаешь. Да и стены здесь наверняка глухие.
Пока Уилсон, подошедший к одному из ящиков, искал нужный Сейю пакет, сам мужчина закрыл холодильник и дверцу тумбы, продолжая сидеть на полу и рассматривать теперь уже потолок. Свет отличался, оборудование освещения - нет. Такие же застекленные круги.
Мужчина не понимал, что с ним происходит. Конкретно с ним самим, а не с несчастным освещением, начинающим резать глаза сильнее с каждой новой секундой, пока взгляд Хедлера был направлен на лампу. С каждым днем тяжесть, образовавшуюся в груди, становилось терпеть труднее. Несмотря на то, что он уже долгие месяцы возвращался не в камеру-одиночку, и его встречал все такой же угрюмый, мрачный Шрайер, периодически заводящий разговор первым, Сейю ощущал себя слишком... брошенным. Он не знал, по какой причине подобная мысль посетила его именно сейчас - десяток лет спустя, но внутри все же проснулось некое чувство... недосказанности. Как будто там - на свободе, еще перед СИЗО, он должен был сделать что-то очень важное, но по какой-то причине забыл об этом. Теперь же это самое "важное" ледяными тисками сдавливало легкие, чуть ли не ежедневно напоминая о себе. С каждым разом улыбка Хедлера становилась все более натянутой, а речь и вовсе сухой и усталой.
Возможно, что Роман его все же чем-то заразил, или Сейю просто окончательно сошел с ума, ведомый манией преследования. Мужчина не мог точно сказать, отличает он реальное от происходящего в голове или нет, но был уверен, что кто-то пытается до него достучаться. Это происходило нечасто, но вполне ощутимо. Именно тогда все усиливалось. Резко, будто по щелчку пальцев - все та "тяжесть" перерастала в самое настоящее буйство, у мужчины появлялась отдышка, повышалась нервозность, и постоянно казалось, что из каждого угла на него смотрят десятки, а то и сотни горящих глаз. Сейю знал, что ничего этого не было, но наваждение не отпускало долгое время, превращаясь в гложущую изнутри пустоту. В такие моменты Хедлер предпочитал провалиться в беспокойный сон, чтобы хоть ненадолго лишиться чувства реальности происходящего, полностью осознавая, что все это - бред.
- Вам нехорошо?.. - Еще и эти странности. Сейю поднял задумчивый взгляд на Карнелиана, который склонился над ним, обеспокоенно всматриваясь в бледное лицо. Нет, безусловно, надзиратель в его отношении всегда был каким то чрезмерно нездорово-заботливым, что порой выливалось в весьма комичные ситуации, но...
- Разве?
Карэ все же поднял одну бровь, с сомнением в глазах распрямляясь.
- Вы... минут пять просто залипали на лампу...
Хедлер уже давно начал ловить себя на том, что его мысли находились довольно далеко от него, хотя раньше мужчина не испытывал никаких проблем со сосредоточением. В такие моменты хотелось убежать подальше от всех, и долго стоять на месте смотря в небо, прижавшись спиной к холодной стене, лишь бы успокоиться. Это было очень похоже на панические атаки.
Он не надеялся даже на Бога, под взор которого вряд ли попадает это мертвое место.
- М... - Этот невнятный звук Хедлер с трудом выдавил из себя, поднимаясь на ноги. Сложно было соображать, особенно когда внутри появлялось что-то липкое и мерзкое - не при Карэ будь вспомнено - напоминающее давящее чувство вины, расширяющееся с каждым прожитым днем, и готовое в итоге просто разорвать, как только места станет недостаточно. Мужчина попытался бросить что-то наподобие "не обращай внимания", но слова застряли в горле, поэтому пришлось просто улыбнуться. Пока он справлялся, но давалось это слишком сложно. Будь его воля - Сейю бы с радостью сходил в церковь или к психотерапевту - и там и там неподвижные люди будут смотреть сквозь тебя, чуть укоризненно, но с пониманием того, что это своеобразная "помощь". Только в одном случае тебя ждут просфиры, святая вода и пост перед праздниками, а в другом таблетки, постоянные рецепты и трата денег.
"У меня даже крестик забрали... Негодяи". По сути, его можно было бы обменять... Мужчина беззвучно вздохнул, забирая из рук настороженного Карнелиана заветную пачку, и начал вертеть ее, разглядывая на предмет повреждения. Мало ли какие проколы, сквозные царапинки...
Уилсон с обреченным стоном запустил пальцы в свои волосы, запрокидывая голову - Хедлер слишком недоверчивый в этом плане. Слишком. Но его поведение минуту назад было крайне... жутковато. Вблизи, глядя на свет, Сейю выглядел как свежий труп: болезненно бедный, с темными пятнами под глазами, потрескавшимися обескровленными губами, и, конечно же - с пустым взглядом. Чем его так привлекла лампочка, закрытая стеклом, Карэ так и не понял. Для брюнета она была всяко интереснее, чем сам Уилсон. А сейчас Хедлер... вновь, как это называлось "залип", но уже на пачку лапши. Естественно это был не доширак - откуда у Карэ блюдо такой благородной кухни. Лапша красная цена была ничем не хуже, тем более надзиратель сам не помнил, как она у него оказалась. Скорее всего - когда то у ого то на что то обменял. Зачем? Сложно сказать.
- Фред?
Хедлер резко вскидывает голову, нелепо моргнув, и таращится на собеседника с некоторым отчаянием. Он чуть не спросил "где?", начав оглядываться. Только пару секунд спустя дошло, что обращались к нему. Карэ, кажется, остался доволен реакцией и усмехнулся.
- Вы мало рассказывали о себе в течение этих лет. Начиная с нашего знакомства я знаю не более чем ваш день рождения, рост и приговор. - Он внезапно запнулся, отводя глаза. - И то, теперь... Я уже во всем сомневаюсь. Но кто такой Фред?
- Хорошо, кто такая Люсиль я понял... - Юй был уже несколько месяцев, как мертв. По мнению Сейю, во всяком случае. Тело Шрайера существовало, даже жило, дышало, двигалось, но его владелец давно умер. Несмотря на то, что мужчинам в камере было настолько нечего делать, и можно было сойти с ума просто от скуки... Выход нашелся. Хедлер в такие моменты стал подмечать, что они оба похожи на двух бабок, и им не хватает только лавки, семечек, и радикулита. На ум не пришло ничего лучше, чем начать обсуждать все и вся, начиная с самого начала. О девушке Юя Сейю узнал первым. Та, кажется, у него была первой и единственной. К сожалению, это очередная история с плохим концом, а Хедлер надеялся на что-то веселое. Поэтому стал смутно вспоминать свое детство, школьные годы и "ту самую, упавшую на него с лестницы". На лице Юя в тот момент появилось странное, перекошенное выражение, но Сейю уже понял - Шрайер пытался улыбнуться. Догадка оказалась верна - зеленоглазый в тот момент вспомнил своего товарища из университета. На каверзный вопрос темноволосого мужчины о том, как Юй относится к человеческим меньшинствам в плане ориентации, сокамерник на секунду завис, после чего со своим обычным видом сообщил, что ему, по большей части, все равно, лишь бы никто на улицах не пытался друг друга напоказ изнасиловать. - А кто такой Фред?
"Один из этих представителей..." - горестно подумал Сейю, вспоминая бывшего коллегу. - "Евре... Кхм...".
- Ты знаешь, вот они ходят всегда, улыбаются тебе в лицо, а потом ночью на смене прыгают в твою постель... - Если бы Юй мог, он бы посмеялся. - ...и начинают шарить по телу руками, и пока ты пытаешься отбиться, то ты уже без кошелька, без денег, без ключей от машины, без почки, зато с этим... мерзавцем, на тебе сидящем и ржущем.
- Короче он просто уебок?
- Ну... да. Наверное.
Карнелиану так ответить не получится - Сейю не очень хотел ругаться. Да и... Каким бы там этот меркантильный циник чертом не был, Хедлер не хотел накликать на того проблемы. Вдруг кому то приспичит его искать? Мало ли...
- Ну, Фред... Фред - это Фредерик, скорее всего. - Неуверенно сообщил Сейю, глядя в пол и продолжая сжимать в руках шуршащую пачку. - Я как-то... не особо помню. Может, вообще - Альфред... раньше были знакомы... - Мужчина огляделся в поисках чего-то, похожего на чайник, так как раньше сей предмет не попался на глаза. - А... - Хедлер растерянно оглядывал столешницу, плиту, но ни чайника, ни самовара по прежнему не видел.
- А... - Кажется, Карэ понял, чего хотел мужчина, и указал пальцем на очередную полку. - У меня только кулер. Там есть кипяток.
Хедлеру не нужно было повторять дважды, он уже стал вести себя, как в своем доме. Уилсону ничего не оставалось, кроме как сесть обратно на стул, наблюдая за брюнетом. Он и раньше замечал, что темные волосы Сейю переливались странным синевато-фиолетовым оттенком, но чаще всего списывал это на игру света или на то, что раньше мужчина красился, а после - волосы просто отросли. Но нет - сейчас было хорошо заметно, что это натуральный цвет. И как же, черт побери, это правильно смотрелось.
- А что потом? - Интересуется Хедлер, когда уже спокойно сидит за столом, в ожидании пока лапша заварится. Перед этим мужчина несколько раз спрашивал, точно ли ничего не отравлено, и даже заставил Уилсона пробовать воду.
- Когда потом?
Сейю выдыхает, слабо улыбнувшись.
- Меня же скоро убьют, так ведь?
Карнелиана такой ход мыслей пугает.
- Что? Нет, с чего вы...
- Зачем ты тогда притащил меня... сюда? - Хедлер еще раз осмотрелся, внимательно присматриваясь к любой мелочи, словно она изменилась за прошедшее время, будь то подушка, лежащая в стороне ложка или сбитый кусок карниза. - Кормишь, поишь... Мне проще думать, что ты... просто хочешь... м... конкретно меня, наверное. - Улыбка становится более вымученной, чем обычно, а Карэ бледнеет. - Я же, по факту, ничего тебе не сделаю, не смогу даже возразить, и всем будет плевать, если я попробую рассказать о произошедшем. Ну, разве что, Юй возненавидит тебя еще больше, чем сейчас, Варминский устроит очередной бойкот всем окружающим, а Ян и Сол... Ну, они творческие люди... Придумают что-нибудь. - Рихтера вспоминать не стоило, учитывая некоторые особенности его поведения. "Жалко, конечно, этого добряка... ну да и забыли" это единственная реакция, которую стоит ожидать.
- Вы тоже меня ненавидите?
- Нет. - Спокойно качает головой Сейю, со скучающим видом наматывая на вилку заварившуюся лапшу. - Зачем? Вернее - ты ничего не сделал, так почему я должен по отношению к тебе что-то испытывать? - Уилсон нервно сглатывает, поправляя воротник - эти слова внезапно сильно задевают. - Да, признаю, ты меня пугаешь, но не более. Я не знаю, чего от тебя стоит ждать: хорошего или плохого - не так важно. Это всегда происходит слишком неожиданно, как и все в моей жизни. Тратить ее на ненависть? Хах... бесполезно. - Мужчина пожимает плечами, отправляя в рот первую за долгое время горячую пищу. На лежащее в стороне мясо он старался не обращать внимания, как и на вкусный запах. оставалось только отвлекаться на мысли о том, что даже лапша из гастронома сейчас является лучшим, что он когда либо ел за эти годы. - Роман ничего не скажет? - Карнелиан непонимающе тряхнул головой, словно очухавшись.
- А что он должен сказать?
- Все эти годы большую часть моего обычного рациона составляла гречка. Примерно шестьдесят процентов. Сам знаешь, что я ем только какие-то овощи, батончики и прочее, в чем относительно немного полноценных калорий. Это, если не ошибаюсь, его идея. Цель мне не ясна. Если он хотел довести меня до истощения - у него почти получилось. - О том, что Ян часто что-то крал, прятал в рукаве, и невзначай передавал ему на протяжении нескольких лет, Сейю, конечно же, умолчал. Рихтеру и Солу все эти годы не было дела. Только до самих себя в этом плане - никто не хотел получить по лицу, или быть посаженным в карцер за, казалось бы, незначительную вещь. Уильям же Хедлеру искренне посочувствовал, но за ним всегда пристально наблюдали, как будто он прямо в столовой мог обернуться призраком(или как там это происходило?) и убежать. Теперь был еще и Юй, которому было абсолютно плевать на все происходящее и местные законы, а надзиратели просто задрались его шпынять. Такого пофигистичного человека, кажется, здесь с роду не бывало. Сейю, который очень много-много лет мечтал только о еде, и ему было слишком тесно взаперти, все-таки получил возможность есть еду Шрайера. Тот, в целом, был не против гречки - ему всегда плевать.
- Я не знаю, чем думает Макаров... - Обреченно покачал головой Карэ, с некоторым сожалением смотря на руки Хедлера. Что левая, на предплечье которой был наколот крест с нижней перекладиной, расположенной ровно, а не стандартно вправо, что правая - обе были больше похожи на подростковые, нежели на конечности взрослого человека. Сейю и правда стал достаточно худощавым. Не дрыщем, конечно же, но... - Наверное, тем местом, в которое люди ебутся, но все же...
- Напомню, что еще можно сидеть, да и...
- Это неважно, вы и так уже сидите. - Заметив печальный взгляд Сейю Карэ хотел только треснуть себя по лбу, вовремя осознав, что сказал. - Извиняюсь... Но да, я думаю только об одном, не надо мне об этом напоминать. И вообще, вам волосы не мешают? - Слишком внезапно спросил Уилсон, отчего мужчина напротив чуть не подавился. - Давайте отре...
- Не надо, мне нравится... - Пробормотал Хедлер себе под нос, откладывая вилку и вытирая губы тыльной стороной ладони.
Вновь возникла неловкая тишина, которую через время нарушил первым, как ни странно, Карэ.
- Мне тоже.
Брови Сейю сложились аккурат домиком, прежде чем он пожал плечами и продолжил неторопливо есть, стараясь тянуть время подольше. Что еще взбредет в голову этому представителю голубых кровей Хедлер не знал, да и знать, в общем то, не особо хотел. Мужчина в принципе мало бы с кем согласился на нечто подобное, тем более сейчас, даже если бы это была девушка. Ну, может быть только с Варминским, потому что это единственный человек, с кем просто обнимешься и уже уснешь, а сам Уильям и лезть дальше не будет. И это только во-первых.
Во-вторых - в последнее время у Сейю не было настроения ни на что. Единственное, чего хотелось по настоящему - покончить со всем этим, в том числе и собой. По крайней мере раньше, чем это сделают надзиратели или какой-то "клуб исполнителей".
- Мистер Хедлер? - "Да почему бы уже просто не начать называть меня по имени?". Сейю прекрасно понимал, что когда Карнелиану было двадцать три, а ему лишь исполнилось тридцать - он был действительно в статусе "мистер". Теперь же, когда Уилсону самому тридцатник через год... Это было, в меньшей степени, забавно.
- А?
- А если так? - На стол легла новая, запечатанная пачка сигарет. Сейю неуверенно поджал губы, подняв на Карэ недоверчивый взгляд. - Можете посмотреть, это не обманка.
Отставив тарелку с остатками бульона в сторону, Хедлер быстро схватил пачку, боясь, что Карнелиан, если он помедлит, схватит его за запястье и что-нибудь сделает. Заветная табачная продукция оказалась в руках, и Сейю с интересом начал крутить пачку с именитым названием и синей полоской. И правда новые.
- Они даже не сломаны? - Карэ с улыбкой помотал головой. - Потрясающе. Могу предложить за них либо номер телефона диспетчера в своем районе, либо пароль от кабинета Макарова. - Зеленоглазый тут же скис, угрюмо подперев щеку кулаком. Ни то, ни другое, его не интересовало. Разве что Роман. У него можно было "одолжить" таблеток, но мужчина почти все время ошивался у себя, и кабинет пустовал редко.
- Мне не надо.
- Отдашь просто так?
- Нет. Я просто показываю.
- Красивое... - Сейю без особых споров вернул пачку Карэ, протянувшему руку, чтобы не нарываться на неприятности и прочие казусы, которые могли произойти, но сделал это с явной неохотой, вновь через силу. А на его вопрос Карнелиан все-таки не ответил. - Когда я могу вернуться в камеру?
Карэ задумался.
- Хотите вновь ходить пристегнутым, не имея возможности свободно передвигаться, торчать в глухом, душном помещении, лишенном любых удобств, как можно скорее?
- На самом деле нет, но я уже озвучивал свою позицию.
- Я разве не сказал, что ваше мнение особо не учитывается? - Сейю чуть поморщился, пытаясь придумать здравые аргументы, почему ему стоит вернуться. Уилсон здесь, пожалуй, единственный, кого нельзя провести дешевым цирком, а реальный... реальный, возможно, закончится еще хуже: Хедлер бы не хотел забиться в угол в истерике, чтобы его потом вытаскивали и успокаивали. Потому что потом это обязательно выльется во что-то не самое приятное. Для него по крайней мере.
- Спасибо. - К чему это было сказано, Сейю и сам не понял. Просто произнес первое, что пришло в голову. Скорее всего, мужчина благодарил Карэ за честность, которой в жизни Хедлера в свое время было не так уж и много. Жить в постоянном непонимании, без знания происходящего, без полноты картины, не осознавая своего предназначения и быть чем-то, заменяющим игрушку... Заводную собачку: неживую, без души, но и так сойдет - выглядит так же, следить не нужно. Главное, что подает лапу по управлению с пульта.
Возможно именно поэтому единственным, с кем Сейю близко общался до Шрайера, был Варминский. Мужчина тоже попал в непростую ситуацию, когда стал услуживать людям, не причастным ни к Мафии, ни к Федералам. Так, упавший с дерева лист, каким-то образом прижившийся на земле, и пустивший свои корни, пока лежащие рядом собратья сгнили в сырой почве. Очередная "Внеходящая" организация.
Был ли когда-то таким и...
На душе становилось максимально херово. Особенно, когда приходило осознание прошедших дней. Там была все та же недосказанность, которая преследовала Хедлера снова. Чувство невыполненного долга. Остался ли кто-то, кому мужчина очень сильно задолжал? В живых, наверное, нет. Живые не могут так осуждающе смотреть из глубин памяти, не являя своего истинного лица.
Сейю было бы проще, если бы ему в лицо высказали все, что думают. О чем речь, если он сам хоронил ту бабульку? Причем в тот день на душе было такое облегчение, как будто брюнет исповедался за все содеянное. Если уж кто и осуждает его с неба, это точно не бабка. Она наверняка была рада, что о ней хотя бы кто-то вспомнил и предал земле. Пусть это и был невовремя ворвавшийся в ее жизнь и квартиру юноша с растрепанными, спутанными волосами до плеч. Хедлер точно не помнил, но, кажется, именно тогда, когда пожилая женщина сказала, что ей не очень долго осталось, накормила его горячей похлебкой, и позволила пожить у себя пару дней, пока мальчишка не оправится - он поверил в то, что Бог есть. Хоть какой-то.
А потом пришел ОН.
- Мистер Хедлер, вы меня слышите? Эй, пожалуйста, придите в себя... - Голос Карэ слишком знаком, чтобы спутать его с человеком из своих ночных кошмаров. Сейю расфокусировано уставился в точку куда-то перед собой, скосив глаза. Видел он пока что только темное пятно, очевидно - жиле Уилсона. Думать не особо хотелось, а благовония из кабинета Романа, кажется, были с наркотическим душком. Еще бы галлюцинаций добавить... Теперь понятно, почему Макаров был настолько позитивным человеком. Он просто прикалывался.
Заметив, что Сейю перестало трясти в лихорадке, и он, вроде как, даже вернулся в реальный мир, слушая его голос, Карнелиан поуспокоился, облегченно выдохнув. Конечно же, у Хедлера появятся вопросы, наподобие: "какого черта я оказался на кровати?" или "почему ты вообще рядом?", но это уже другая проблема, до которой Уилсону совершенно нет дела. Должен быть благодарен, что не голый. Вот тогда бы бояться стоило.
- Какого... - "Ну почти". Присев рядом с мужчиной, практически предугадав его вопрос, Карэ вопросительно повернул голову, чуть склонив ее вбок. - Что вообще... как...
- Кажется, то, что вам дал Роман, начало действовать...
- Что мне, блять, дал Роман?! Когда он мне вообще дал?! - И Сейю не вкладывал в это никакого пошлого контекста, не понимая, почему его память резко ожила, и почему так плохо. Но Карэ все же почему-то засмеялся, прикрыв рот ладонью, когда мужчина, попытавшись встать, споткнулся о свою ногу и рухнул обратно на постель. Хедлер, с губ которого достаточно редко срывались матерные слова, готов был проклясть Макарова на узбекском, разбавив это немецким акцентом и словарным запасом из русской брани.
- Ничего особенного, но... - Это и была та причина, по которой Сейю пришлось забрать. Юй бы вряд ли стал обсуждать то, что происходило с сокамерником. У Макарова нет времени следить за бредящим шизоидом. Карнелиану обещали какую-то награду по типу шоколадной медальки - он согласился без вопросов. - ...это забавно. Забавно, но страшно.
- Страшно? Тебе? Я не пытаюсь тебя изнасиловать, ирод! - Пытался возмутиться Хедлер, безуспешно стараясь ровно дышать. Астмы у него никогда не было, но такое впечатление, что больные ощущают ту же сухость и боль, что и он сейчас. Воздуха не хватает. - Никогда не пытал...
- Очень жаль.
- Действительно... - Поняв, что окончание договорить ему не дали, и получилось весьма неоднозначное предложение, Сейю замолк, вновь заползая на кровать с ногами, с в случае чего готовый начать бегать по комнате с криками о помощи. Вряд ли, конечно, его спасут, но это будет, как минимум, весело. Особенно если Карэ поддержит его клич, и орать они начнут вдвоем. Тогда определенно кто-нибудь придет, несмотря на якобы "звукоизоляцию".
- На самом деле, нет ничего серьезного. - Поясняет Карнелиан, с интересом наблюдая за тем, как мужчина отползал все дальше к спинке. - Макарова всегда напрягала ваша память, и сегодня часть тех таблеток, что вам всучили, была, мягко скажем...
Договорить ему не дал Хедлер, уныло схватившийся за голову.
- Ну все, Рома ебанулся... - Так странно было слышать мат именно от Сейю. Как же это было иронично. Губы Уилсона трогает слабая усмешка. - Калечит он, а не лечит. Был у меня такой знакомый...
Неужели это все снова побочки чудесных препаратов Макарова? Хедлер уже привык сравнивать себя с подопытной шавкой. Так было, кажется, всегда. Так и продолжается до сих пор. Возможно, когда-то в жизни попадается "тот самый, единственный" человек, который является призером в номинации "один на миллион", и именно он способен вытащить заблудшую душу из той темноты, в которую она рухнула то ли по иронии судьбы, то ли из-за неудачного стечения обстоятельств, но... Не будет ли тогда уже поздно? Не будет ли все равно? Окажется ли этот человек нужным?
Сейю сейчас действительно было все равно - ему нужны только сигареты и минуты покоя. Хедлер прожил тридцать шесть лет, и за все эти годы так и не понял главного: зачем? За что?
Когда он успел сделать что-то ужасное? Особенно тогда, когда все, казалось бы, было светло и вполне себе радужно? Почему появился вовсе не тот единственный, а другой, который порушил все на ровном месте, и почему именно его из-за прихоти Романа приходится вспоминать?
Почему за неизвестных людей опять страдает он, а не кто-либо из приемных ранее родителей, которые его избивали?
В Шперцоне все иначе... Не лечат. Но и не калечат.
Остается только привыкнуть к тому, как ты живешь. К каждому дню. К боли. К чувству опустошения.
Привыкнуть цеплять улыбку на лицо каждый день, лишь бы, проходя мимо зеркала, не выглядеть как свой ночной кошмар. Быть по максимуму живым, когда у тебя синдром Шрайера.
Сейю всерьез насмехался над судьбой, которая в очередной раз сыграла с ним без правил и ускользнула победительницей: он и Юй похожи. Слишком похожи, чтобы все происходящее можно было назвать нелепой случайностью.
Митгард. По другую сторону стоит Фюрер.
Человек из мафии, который постоянно находит неприметного, ничем не выделяющегося, такого же человека, выхватив его из серой толпы за капюшон.
Слишком много совпадений. Сейю в совпадения не верит.
- Не могу... - В итоге совладав с потоком мыслей, неожиданно захлестнувшим сознание, заключает Хедлер, сжимая виски ладонями. - Может, меня все-таки застрелят? Чего вообще Макаров ждет от происходящего? Я, может, и верующий, но с радостью бы покончил с собой прямо сейчас.
Карэ сидит неподвижно, наблюдая за тем, как мужчина, после нескольких мучительно долгих минут метаний и неконтролируемой дрожи замер, стараясь закрыть лицо руками. Уилсону становится страшно - уже от самого себя, от Макарова, который действительно сошел с ума уже давно... Добивают те самые "вести извне". Кто бы что ни говорил, но... Хедлер чем-то напоминает Шперцон. Только у него все происходит наоборот. Он есть на самом деле, а вот оболочка, которая существует вокруг и видна людям - сплошная обманка.
- Вы все равно не умрете. - Печально произносит Уилсон, вздохнув. - И я вам заранее соболезную.
Сейю поджимает губы, как-то обиженно сопит, ерзая на месте, но продолжает упрямо молчать. Его глаза скрывает челка, поэтому судить о эмоциях мужчины слишком сложно, из-за чего Карэ начинает думать, что тому вновь плохо.
- И я вас ничем не травил...
- Я знаю. - Не совсем внятно отвечает Хедлер, подтягивая колени к груди и морщась. - И почему ты заговорил об этом?
- Сам не знаю. - Покачал головой Карнелиан. Сейю было искренне жаль. Уилсон не думал, что Роман подсунет ему что-то настолько противное. Если это что-то из ряда психотропных, которые понесли за собой не тот эффект, который врач ожидал... Макаров воистину изверг.
Хедлер пытался справиться с собственным бешено колотящимся сердцем, елозя на месте, стараясь выровнять дыхание. Думать было максимально некомфортно: обычно последствия посещения Ромы были не такими... противными. Сейчас же перед глазами как будто проносилась вся жизнь, делая это второпях - на быстрой промотке, и лишь изредка кто-то нажимал кнопку, чтобы на несколько секунд вернуть нормальное воспроизведение. И все сначала.
- Эй, - Сейю на секунду почувствовал страх, стоило услышать сквозь пелену бреда голос Карэ. Тот тем временем осторожно коснулся его лодыжки, вынуждая протестующе запыхтеть. - Так дело не пойдет. Идите сюда. - Мужчине внезапно показалось, что с ума сошел не только Рома, но и он сам. Конечности не слушались, словно онемевшие, и желания сопротивляться особо не было. - Все будет хорошо, просто лежите спокойно. - Его голос смягчился, очевидно Карэ пытался добиться доверия. Звучало достаточно убедительно и внушительно, чтобы успокоиться. Хотя Сейю был уверен, что он и так был полностью спокоен. Разве что - соображать стало труднее. - Да, вот так, молодец...
Со стороны Уилсона, почему-то откуда то сверху - послышался облегченный вздох, будто перед этим Карнелиан пережил сильнейший стресс.
Сейю не понимал, в какой момент он стал "молодцом", но собственный рассудок отказывался сотрудничать с мужчиной. Это все напоминало медленный, чуть запоздалый наркоз, до поры до времени растекающийся по венам, заполняя все тело. Хедлер грустно улыбнулся куда-то в пустоту. "Если бы Карэ не сказал о Макарове, я бы думал, что проблема во мне". Знать, что происходящее было неизбежно из-за одного Ромы-психа, было лучше, чем не знать ничего.
- Часто у вас случаются панические атаки? - Мягкий голос Карнелиана уже совсем не угнетает, все кажется таким правильным...
Панические атаки? Да, что то такое Сейю припоминал. Состояние не самое приятное, но все же нередкое.
- Не знаю... - Сипло выдает мужчина, пытаясь пошевелить пальцами, которых даже не чувствует. - Я обычно сплю, ты знаешь. Скажи, Карнелиан, я уже умираю, или...
- Чт... нет! Нет-нет-нет, ни в коем случае! - "Хотя, зная Романа...". Но Уилсон был уверен, что если маразматик его провел, и влил в Сейю что-то "непроверенное"... Макарова сам надзиратель опоит всеми разработками. Может, тот даже ультимейтом станет, и поблагодарит заодно. Но сейчас чувство отсутствия инициативности немного давит. Но оно продлилось недолго. Голова Хедлера, прижатая к своему плечу, чуть дернулась. Карнелиан видел, как мужчина старается пошевелиться, но мелкая дрожь и еще более ярко выраженная бледность побеждали - двигаться в таком состоянии сложно. - Нет, это просто последствия... Не самые хорошие... Вам просто нужно дышать... Судорога пройдет, да и... - Карэ продолжал что-то говорить, поглаживая темные, уже подсохшие волосы, но Сейю не обращал на это внимания, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха.
"Очевидно, это не смерть... Тогда почему такие странные ощущения?". Да и "смерть" в Шперцоне невозможна по своей воле. По крайней мере в восьмидесяти процентах случаев - точно. Хедлер четко понимал только одно - заниматься самоуничижением сейчас - не вариант. Лучше просто постараться что-то узнать, или упросить Карнелиана вернуть его обратно в камеру. Хотя здесь было тепло. Даже слишком тепло...
- Не стыдно домогаться человека с острым бредом, когда он не в самом лучшем состоянии? - Вполне себе связно поинтересовался Сейю, поведя-таки плечами, когда теплая ладонь Уилсона скользнула под рукав футболки. - Это, вообще то, грех. Не возжелай ближнего своего, если ты помнишь...
- Я неверующий... Ну, во всяком случае в церковь не хожу. - Усмехнулся Карнелиан, но руку все же убрал, просто продолжая удерживать Хедлера рядом так, чтобы мужчина лежал на его плече и не особо метался в конвульсиях. - Ада я не боюсь. Не после этого места. - Слегка замешкавшись, Карэ все-таки задал нужный вопрос. - Вы не хотите поспать? - Вот чего Сейю точно хотел всегда, и был готов в любое время. - Все равно я не имею права отпускать вас еще некоторое время.
Некоторое это, ясное дело - продолжительное.
Сейю, немного очнувшись от навязчивых мыслей, и выплывая из густого марева дурманящего бреда, окутывающего разум, прикинул все "за" и "простив". "Против" было, конечно же, больше, но они меркли на фоне желания завалиться в теплую постель и завернуться в одеяло, которое здесь было. Плевать, что там придет в голову Карнелиану - всегда можно вызвать приступ, или сымитировать его. Хедлер, задумчиво покусав губы, все же слегка поворачивает голову вбок, поднимая на вынужденного соседа яркий, мерцающий взгляд бирюзовых глаз - все еще такой же потерянный, как и раньше.
- Я не буду с тобой...
- Просто спать. - Качает головой Карэ. - Безо всяких "домогательств до шизофреников".
Сейю неуверенно хмурит брови, но кивает. Он не знает, почему верит этому человеку.
***
Блуждание во мраке.
Самоубийство.
- ...так сказать, табуированная тема. - Продолжал невысокий мужчина монотонным голосом, от которого клонило в сон. - Осознанное, преднамеренное лишение себя жизни. В основном, господа студенты, нет определенных возрастных рамок, когда человеку может прийти на ум что-то подобное, но, все же, чаще всего это молодые люди, подростки в возрасте от... - Профессор на секунду призадумался, стараясь на этот раз высказать не только нужную "статистику", но и свое личное мнение, сформированное опытом. Дядька был неплохим педагогом, у него были весьма интересные лекции, но вот голос... Слишком спокойный и ровный, как у диктора на радио. - ...четырнадцати до двадцати лет. Причины тому есть разные, и, возвращаясь к нашей прошлой встрече в среду... - Внезапно взгляд учителя метнулся в сторону, что не осталось незамеченным, и все обернулись к месту, привлекшему внимание мужчины. - Кирни, не хотите ли вы нам сказать, что было в среду?
- А? Среда. - Адольф моментально поднял голову с рук, сонно проморгавшись, а профессор слабо улыбнулся, покивав головой.
- Все с вами ясно.
- Самоубийство?.. - Прокручивая в памяти последние несколько минут, проведенные в полудреме, Адольф пытался выкрутиться. Парню было неловко от того, что он уснул так невовремя.
- В вашем случае только и остается. - Горестно отшутился учитель, пока в аудитории раздавались смешки. - Врач, работающий бариста... Дети, ваш сопалатник еще раз доказывает, что высшее образование - это не самая важная вещь в жизни! - Мужчина артистично всплеснул руками, а его интонация переменилась. Стала более участвующей. - Всё, затихли все. - Похлопав в ладоши, дабы успокоить внезапно начавшееся бурное обсуждение просыпающейся группы, говорящий вновь посмотрел на Кирни. - Итак? С добрым утром, Адольф, я очень рад, что вы теперь с нами.
Юноша смущенно покивал, выказывая свою взаимность.
- Итак, среда. - Напомнил мужчина. - Что было в среду?
- Н-наркомания? - Неуверенно и тихо поинтересовался светловолосый, а затихшие было одногруппники зашлись новым приступом хохота.
Несмотря на это препод кивнул.
- Да. Тема была именно такая, но, как я посмотрю, у вас она и без меня каждый день... - Он скептично обвел глазами присутствующих, и вновь остановился на Адольфе. - Причем групповая. Кхм. Не суть. Давайте, выдайте хотя бы одно логичное умозаключение, и я забуду этот очередной инцидент, как страшный сон. Я знаю, что вы учите, но, пожалуйста, спите дома, а не именно на моих лекциях.
Кирни просто хотел слиться с партой или натянуть капюшон темного худи на голову, лишь бы избавиться от ощущения того, что все сейчас наблюдают именно за ним. Юноша обреченно вздохнул и, покивав, быстро заглянул в конспект, игнорируя то, как преподаватель скептично изогнул бровь.
- Так, среда... А. Ну... к логичному умозаключению относится, например... Вот меня бьют дома, я вырасту, и стану маньяком?
- Девушка бьет?
- Не без этого.
- Тогда это уже насилие в семье, ведущее прямиком к проблемам. - Учитель покачал головой. - А теперь прекращаем тянуть время, мой дорогой. Я вижу вас первый раз за неделю, можно было бы поуважительнее.
Адольф опустил взгляд, рассматривая трещины на парте - они казались очень интересными.
- Учитывая, что сейчас вы затронули тему суицида, то я вполне согласен с тем, что наркомания может привести к такому печальному исходу.- Вздохнул юноша не поднимая глаз. Тетрадь он закрыл, так, на всякий случай, чтобы учитель не подумал, что он глупо считывает готовое. - Нельзя сказать, что это только подростковая проблема, как предпочитает навязывать общество. Зачастую у людей бывают невыявленные психические отклонения, что тоже вполне способствует появлению навязчивых мыслей. Кто-то пытается уйти от проблем посредством причинения вреда себе, и это еще один фактор, влекущий за собой летальный исход, который может быть неосознанным. - Профессор с задумчивым видом слушал юношу, пытаясь понять, в чем его проблема. Говорил Адольф действительно всегда по теме и правильно, особенно учитывая, что это даже не полноценная пара, а просто "внеурочная деятельность" если можно так назвать. Но, несмотря на это, людей приходило много: кто-то прогуливал основное, чтобы была "причина"; другие спали, спрятавшись за спинами однокурсников, а были такие, как Адольф. Учитель знал, что они заинтересованы, но кто-то либо стеснялся, либо пытался понять, но не мог вникнуть. Зачастую такими людьми оказывались ребята, за которых профессию выбирали родители. - ...еще алкоголизм, та же самая наркомания. Все это, кстати, тоже может быть последствиями проблем в ближнем окружении, и дело здесь будет не столько в "силе воли" сколько в нескончаемом моральном давлении. Ведь если долго гнуть самую гибкую палку - он тоже переломится. Я не думаю, что нужно упоминать эмоциональные потрясения, физическое и моральное насилие над личностью, индивидуальную стрессоустойчивость каждого человека, и...
- Да, садитесь, спасибо, достаточно. - С полуулыбкой кивнул профессор, прикрывая глаза. - Итак, - сказал он, обращаясь уже ко всем собравшимся в аудитории. - Если кто не записывал, повторим очередную малоприятную тему "влияние внешних факторов на психику человека"...
***
Из здания юноша буквально выкатился, причем в весьма подавленном состоянии. Адольф кое-как наспех нацепил куртку, отчего та выглядела несуразно, а парень даже не думал ее поправить и застегнуться.
"Молодец, Адольф, ты опозорился по полной!" мысленно поздравив себя с очередным провалом, пусть и исправленным стоящим ответом, Кирни печально усмехнулся, поправив сумку, и направился к курилке. По привычке он уже думал о Томе, который оказывается в похожих местах практически каждый раз; о Игоре Морозове, что постоянно сидит на перилах возле стены и с задумчивым видом пускает кольца дыма. Кроули не был любителем табачной продукции от слова совсем, Дереку было не до этого, а другие люди из агентства были знакомы с Кирни лишь в отношении "привет-пока". Адольф совсем забывал, что его ВУЗ - не мафия. Как и ожидалось, никаких знакомых лиц, кроме пары сокурсников. Всюду были только курящие и парящие молодые ребята - девушки, парни. Возможно те, кто еще не определился, но только не те, кого Кирни ожидал увидеть.
Как же это все донельзя нелепо.
Не особо задумываясь над тем, как выглядит со стороны, юноша медленно побрел в сторону от курилки, изменив направление. Опять добираться на автобусах...
Грегори, как обычно, не окажется дома, Мурзика нужно вытащить погулять, вытерпев его собачьи целования, приготовить поесть, сделать кучу домашки...
- Тощий. Бледный. Ужас, а не ребенок. Ты на улицу хотя бы выходишь, а? - Слишком часто у Адольфа интересовались знакомые семьи и знакомые знакомых. Постоянно спрашивали о друзьях, о планах на будущее и обо всем остальном.
"М-да, они бы знатно офигели, если бы узнали, что у одного моего знакомого фамилия начинается на "Ш", а заканчивается на "отет"". В очередной раз забив на правила приличия, предусмотренные законом, Кирни затягивался электронкой, пока шел. Парень даже не получал негативных высказываний или осуждающих взглядов в свой адрес - всем прохожим было плевать. Оно и к лучшему.
От Кейт удалось отделаться еще в прошлом месяце, и больше данная особа его не беспокоила, что просто не могло не радовать. Стефани продолжала сходить с ума, постоянно предлагая все новые и новые авантюры, от которых Адольф отказывался. Время от времени девушка даже оставалась на ночь, что заставляло соседей сочинять очередные сплетни, а Мурзика ревновать, ведь диван занимали сторонние люди.
Вот и сейчас Стефани, с весьма запоминающейся фамилией Холмс, активно написывала ему в один из мессенджеров с предложением погулять и покидать дымари с моста, наблюдая, как горят шапки прохожих от неудачно упавшего огненного зонтика.
Это стоит, как половина хаты моих родителей!
*фото*
- Стеф
Адольф с сомнением рассматривал очередную скинутую ему сумку, якобы "авторского дизайна, одну единственную". Он все еще не понимал, зачем отдавать за такую ерунду шестьдесят кусков, а на все слова о том, что "у него дома целая выставка комиксов, побрякушек и цацек" отвечал что-то наподобие стандартного "вы не понимаете, это другое". Но Стефани сейчас откровенно стебалась.
Квартира твоих родителей стоит сто двадцать штук? Не ожидал :/- Адольф
Ты жив
/пересланное/ >Пойдем кидать в людей камни.
Давай
/пересланное/Адольф: Не ожидал :/
Та не, не поэтому.
Хата - не квартира.
Юноша уже подошел к остановке, и увлеченно рассматривал расписание, чтобы понять, какой из автобусов, идущих по нужному маршруту, придет первым.
Хата это отца гараж.
Ну ты понял.
Мать его крч сковородой огрела.
Он обиделся.
Он ушел.
Я теперь с ним живу.
Потому что когда я полезла его защищать, мать и на меня обиделась ;(
А батя с голоду помрет, он в заботе нуждается.
Он даже зажигалку в магазине попросить не может.
Его не слышно.
Он оправдывается тем, что его в молодости пытался изнасиловать хач
Когда он в школу шел
Но там короче он начал орать сильно
Прибежал участковый, отбил его у хача.
И с тех пор у бати нет голоса нормального.
А с тем хачом они потом, оказалось, одноклассники
Эт дядя Сеня в мазут упал по дороге, и пытался батю нагнать.
Не нагнуть.
Ну короче гараж отца там в соточку вылетел.
Ты умер?
Тебя переехал камаз?
Блять, Адольф, ты ебанутый.
- Стеф
Парень пытался подавить улыбку маньяка, наползшую на лицо в момент прочтения. Сообщения он заметил только с момента, где кто то начал орать. А после, вспомнив фамилию отца Стефани, как, собственно, и ее саму, с губ сорвался короткий смешок. Прежде чем начать быстро набирать текст, юноша огляделся по сторонам, убедившись, что автобуса еще нет поблизости.
Нет, я жив
"Больше всего мне интересно, правдива ли самая первая история с отцом...".
Я жду автобус, так как у меня нет батиС гаражомДа и с машиной тоже. - Адольф
Хочешь, возьми моего
- Стеф
Хочу- Адольф
Блять, ааа, я не...
АЗАВХАХ. Окей.
Тут же на экране появилась иконка входящего вызова.
Понимая, что ему уже не отделаться, парень берет трубку, надеясь, что автобус будет еще не скоро, хотя пару минут назад надеялся на обратное. На самом деле, Кирни просто не любит говорить в общественном транспорте. А если вновь перейти на сообщения - это затянется незнамо на сколько.
Адольф достаточно вежливо здоровается, не обращая внимания на то, что Холмс младшая уже упорно интересуется у него домашкой и прочей ерундой, по типу "как у тебя прошел день" или "как там личная жизнь". Виделись они последний раз пару дней назад, когда Стефани прогуливала очередную пару. Но делали это молодые люди вместе, после чего аргументировали тем, что проспали. Спали, очевидно, вместе, по другому не объяснишь.
За прошедшие десять минут, которые показывал счетчик на экране, удалось обсудить многое. Холмс в основном рассказывала, что произошло, и почему ей так резко приспичило позвать Адольфа на свидание с огоньком, а парень, в свою очередь, поделился мнением насчет раздела гаража и выплаты алиментов Арсению, доказывая, что мать в семье на самом деле приемная. Ситуация с отцом оказалась реальной. Только не совсем точно рассказанной: на самом деле старший Холмс просто устал сидеть в четырех стенах и ушел возиться с машиной. А в гараже было все: свет, отопление, свободное место, старый советский телик с аж восемью каналами, четыре розетки и холодильный автомат. Ясное дело, что дочь предпочла уйти с ним. Диван тоже имелся, правда, раскладывался плохо.
Кирни уже бывал в знаменитой "хате бати", куда тот периодически уходил в зависимости от настроения, но в то время там был ремонт, а юноша вовремя оказался под рукой отца Стефани. С того момента Адольфа чуть не окрестили мужем. Причем - отцу. Подруга тогда громко смеялась, а по полупустому, разобранному "ящику" в который превратилось помещение, проносилось эхо. Вообще у Стеф был забавный батя, и Адольф в свое время пытался узнать, почему его самого постигла участь "большинства семей", и малоуважаемый родственник заплутал в хлебном отделе.
- Я тебе вечером перезвоню, ок? - Поинтересовался юноша, замечая подъезжающий автобус. Повисло молчание, нарушаемое лишь шуршанием пакета на фоне.
- Я, может, приду? - Холмс, кажется, и так уже где-то шла. - Пса твоего выгуляем как раз, ты мне домашку сделаешь.
- Да иди ты, тц... - Закатив глаза и нащупав в кармане джинсов проездной, Адольф спешно сменил гнев на милость. - Ладно, напишу. Но анатомичку сама делай, мне лень с ней разбираться. У меня автобус.
И сбросил трубку.
Теперь подруге гадать, почему у парня не было машины, желания выполнять первоочередную работу, но была маршрутка.
***
- Ну вот я ему и говорю короче... - Адольф не особо обращал внимание на происходящее в основном офисе, болтовня других сотрудников ему не интересна.
Его место - там, рядом с кабинетом Кеннета, который все эти дни был слишком занят, и даже почти не выходил из кабинета. Кирни считал себя ответственным человеком, по крайней мере - предпочитал так думать, и именно поэтому старался не отвлекать мужчину без необходимости, решал за него бумажные вопросы второй важности, по типу подписи документов, и просто разбирал законченные дела агентства, утаскивая их в архив. Так же парень время от времени заносил Кеннету чай, и напоминал о необходимости питания, сообщая, что ему по силам заказать доставку или сбегать до ближайшего быстропита самому. Кроули в такие моменты был, мягко говоря, удивлен, в первую очередь потому что за работой забывал практически обо всем, в том числе и о своем заботливом секретаре, у которого синяки под глазами были явно не от здорового образа жизни. Но мужчина был благодарен, и почти не отказывался, не считая редких моментов, когда есть не хотел.
Мужчина знал, что деньги за "доставку" и саму еду Адольф не возьмет, поэтому даже не предлагал, мысленно сделав себе пометку положить приблизительную затраченную сумму в конверт с зарплатой для юноши.
Редко появлялся Морозов, нагоняющий жути одним своим видом, а Дерек все так же пропадал по делам заграницей.
Том, насколько было известно Адольфу, теперь куковал в детективном бюро. Был, так сказать, на попечении у невменяемого. Кирни в ситуацию не особо посвящали, но оно и не было ему нужно. Кил был просто классным мужиком, за которым забавно наблюдать. Кента - так, кажется, звали капитана-пачку-сигарет - парень знал только на словах, да пару раз видел в упоминаниях сводок.
На удивление, сегодня в уголке Кирни, расположенном недалеко от входа в кабинет Кеннета, было достаточно спокойно: Адольф уже полтора часа никого не видел и не слышал, не считая сторонних людей, встретившихся ему по возвращению из уборной.
За окном, несмотря на ясное небо, была метель. Ветер гонял снег туда-сюда, даже на такой высоте это было хорошо заметно. Юноша знал, что если сейчас открыть окно, то и подоконник обязательно занесет.
Адольф уже давно убрал последнюю папку с документами в ящик, закрывающийся на ключ, и теперь пытался подготовиться к следующему учебному дню, штудируя конспекты, завалявшиеся в сумке, и учебники. От последних клонило в сон, точно как от голоса одного из любимых профессоров. Раньше мужчина, кажется, преподавал философию или что-то подобное, теперь же насколько помнил Кирни, вел фармакологию. Казалось бы, два разных направления... "Быть или не быть? Нурофен или анальгин... Гематогенку с ежиком, или аскорбинку...".
Собственные записи были не такие пресловутые и скучные, как книги, но пренеприятнейшая анатомия осталась лежать в сумке, нетронутая. Там же была и заменяющая ингалятор электронная сигарета, куча пластырей, открытая вата и пузырек хлоргексидина, леденцы от кашля, чистые тетради... Все, что могло пригодится этому студенту в повседневной жизни.
Однако, заботясь о режиме питания Кроули, Адольф практически не думал о себе. На завтрак ел либо остатки ужина, либо вообще не ел - как сегодня. Обедать в столовой учебки - себе дороже, а по пути парень не успел никуда заскочить. Сумка в очередной раз пополнилась упаковками от злаковых батончиков. Голод постепенно напоминал о себе, но глушился новой порцией чая, заваренного в обычный пластиковый стаканчик.
"От сессии до сессии живут студенты весело...". Думать об экзаменах и окончании ВУЗа не хотелось, ровно так же, как и жить. Было желание лишь проспаться, но этого, как обычно, сделать не получится. Вернется домой он только в полдевятого, возможно, Стефани встретит его уже в последнем автобусе, так как приедет на нем, не тратясь на такси. Вместе они сделают нужные работы, повторят материал, отвлекаясь то на комедии по телевизору, то на приготовление еды, и, скорее всего, точно так же вместе уснут. Если повезет, Холмс потопает на пары с утра вместе с ним. Если нет - придется оставить ей ключи от квартиры и записку. Впрочем, как и всегда.
Вставать придется в пять утра, гулять с огроменной тушей по имени Мурзик, пребывая в полусонном состоянии, потом мыть сенбернару лапы, быстро хватать сумку, оставленную в коридоре, и бежать на автобус, чтобы успеть на первый, еще не забитый, который отправится ровно в шесть двадцать. Благо, остановка недалеко от дома. У Адольфа уже целиком и полностью отточен этот своеобразный режим. Вот только последние пары завтра будут обязательно прогуляны из-за дневной смены, которая обещает перерасти в вечернюю. После - часам к семи он освободится, поедет на автобусе сюда, успев заскочить перекусить по дороге, и уже ночью на вырученные в кофейне деньги получит возможность добраться до дома на такси, чтобы оказаться там к полуночи и вновь выгулять Мурзика. Днем это сделает либо Стефани, либо Грегори, который обязательно зайдет домой.
Поспать вновь получится совсем мало, ведь утром следующего дня снова будет нужно...
- Э-э-э... - Когда тетрадь с конспектом вдруг вырвали из рук, Адольф был готов возмутиться, но встретившись взглядом с никем иным, как с Томасом Килом, парень передумал. - О, Кил.
- Молодец, все еще помнишь, кто я такой. - Не без иронии в голосе отмечает мужчина, пробегаясь взглядом по неровному почерку. - М, лечебное дело... - Кирни попытался забрать тетрадь назад, и ему тут же ее вернули. - Дед у себя?
- Просил не отвлекать до... - Юноша мельком глянул на настенные часы, развернувшись в кресле лицом к Тому. - Еще час. - Он услышал, как Кил понимающе фыркнул, ни с того ни с сего облокачиваясь на стену чуть поодаль стола. Обычно Том уходил сразу, как только получал нужную информацию. - А у... вас как дела? - С некоторым сомнением Адольф все же решает из вежливости поинтересоваться жизнью коллеги.
- По мне не видно? - По Килу пока было видно только то, что его теперь совершенно не узнать. Обычный внешний вид, состоящий из накрахмаленной белой рубашки, галстука, пиджака и отглаженных штанов сменился чем-то, что делало Тома на себя не похожим. И вместо привычной глазу укладки на голове мужчины было не столько гнездо, сколько... Волосы обычного человека. С челкой. Ничем не выделяющийся мужчина. Кирни по инерции провел рукой по своим зачесанным волосам, сцепленным сзади резинкой в небольшой хвостик в районе затылка. Краска давно уже стала тускнеть, корни отросли, отчего стал виден натуральный светло-каштановый цвет, и парень понял, что пора постричься и зафигачить все в голубой.
- Ам... Вам идут водолазки. - Не зная, что еще сказать, произнес Адольф неуверенно. - Выглядите... - Он чуть не ляпнул "моложе", хоть Том и не был старым. - ...как... - "Как человек?" Еще лучше". - Ну как... как?.. Здорово выглядите в общем, я не знаю. Как Быков из интернов.
Том, конечно, знал, что он тиран и самодур, но мало кто говорил ему об этом вот так прямо. Да и не носили вроде врачи водолазки.
Брюнет скептично рассматривает одежду Адольфа, и от такого внезапного пристального внимания к своей персоне парень вновь крутанулся в кресле, отворачиваясь к столу, чтобы не выдать своего замешательства по этому поводу.
- М... Толстовка, джинсы, нос... подожди, это что, носки с... лимонами?... - Недоуменно замешкался Том, щуря глаза, и глядя на принт в виде цитруса в разрезе, хорошо заметный из-за подвернутых штанин. Адольф сжался еще сильнее, сутуля плечи и практически зарываясь в огромный капюшон.
- Это... апельсины... - Неловко выдавил из себя юноша, чувствуя, что выглядит как последний идиот. Особенно в глазах взрослого человека. Особенно, если этот человек - Томас Кэлерм.
Кил внезапно издал смешок, очень похожий на искренний, нежели обычный саркастичный, и сложив руки на груди покачал головой, слабо улыбаясь. Кирни вначале не поверил своим глазам - чтобы Том, и улыбался... Раньше казалось, что мужчина способен лишь едко усмехаться, или надменно лыбиться, становясь похожим на бандита. А еще юношу очень интересовало, откуда у Кэлерма были эти шрамы на губах. Один всегда был четко заметен, другие же зачастую выглядели тонкими, искривлёнными трещинками. Сам Адольф часто грыз свои губы, но до подобного никогда не доходило, так что нервозность Кила он сразу отбросил в сторону. Томас всегда спокоен, как удав. По крайней мере внутренне.
- Я думал, что только Тео такой фрик.
- Тео?
Мужчина победно хмыкает, радуясь, что есть хоть что-то заставшее этого вездесущего парня врасплох: о Тео Шинье он вряд ли знает. Майор в последние дни слишком зачастил скидывать на него всю свою бумажную работу, и это знатно раздражало, но все стало не так плохо, когда ему на выручку пришел Кодо, забрав большую половину. Иногда Тому всерьез казалось, что главный вовсе не Ньют, а вот этот мелкий буйный мужик, выглядящий как... как ровесник Адольфа, что греха таить? "Если не младше...".
- Тео Шинья, ты вряд ли его знаешь.
И Кирни всерьез прокручивает в голове знакомые имена, но ничего толкового на ум не приходит. Никаких Тео и Теодоров он не знал. Даже не помнил.
Однако...
В голову закрадывается одна не самая хорошая мысль. Тому о ней знать совсем необязательно, а юноша сидит, уперев взгляд в свои сложенные руки, и старается скрыть пылающие от смущения уши. Но все же...
Разве не Тео Шинья был упомянут в бумагах, которые были у Кеннета?
Память Адольфа была отменной. Осторожно брошенного на что-то взгляда хватает, чтобы нужное отложилось в памяти. Дальше не составляет труда сопоставить факты.
- Тео... Тео Шинья... - Делая акцент на последнем ударении "я", тянет Адольф.
Майор ЦРУ в отставке, тридцать с лишним лет, место работы...
- Ой, а это случайно не ваш новый коллега? - Удивленно поднимает взгляд Кирни. - Я что-то о нем знаю. Не лично, но знакомое...
Кил вскидывает брови, явно изумленный таким ответом, но все же кивает.
Раньше мужчина говорил с Адольфом только в курилке, и то - на отстраненные темы. К парню у него не было ни неприязни, ни отвращения - просто Кил чувствовал себя слишком отсталым от всех этих "электронок, носков с апельсинами и крашеных волос". Не знал, как подступаться к нынешней молодежи. Но это не особо мешало находить общий язык с людьми. И, кажется, у него это получалось даже лучше, чем у Ньюта, который словно боялся подростков. По крайней мере одного - приходил как-то рыжий парнишка, на которого Тео победно смотрел свысока, всем видом показывая, кто здесь папочка.
Это не играло роли для Кила, ведь он и так знал, что Ньют. Потому что у Кента в руках бюджет, и распоряжается им он. В том числе - теперь и на него самого. Перед Ньютом было по человечески стыдно, но Том просто выполнял свои обязанности, и именно поэтому, дабы хоть чуть-чуть скрасить ситуацию, в которой оказался детектив, добровольно взял на себя бремя "кореша" майора. Всем бы иметь такого друга, который даст денег, но, увы, лишь Шинья, кажется, был привилегированным в этом плане.
- А он разве не федерал, нет?
- С чего ты взял? - Удивленно поинтересовался Том, развернувшись к юноше.
- Ну так вроде Кент федерал... - Потерянно отозвался Адольф, как будто думал, что говорит что-то не то. Но как же он был чертовски прав... - И не делайте такие глаза, пожалуйста. Да, я знаю, что раньше бюро руководил другой человек, это немудрено... - Кирни показательно потряс мобильником, который поднял со стола. - А где то, ну... году так... в две тысячи шестом-восьмом его сменил кто-то новый. А вот Ньют Кент, вроде как, лет пять назад был той стороной, которая разрулила происходящее между. - Адольф недвусмысленно повел бровями. - Да, хоть я пришел не так давно, но мистер Роу все же настоял, чтобы я получше ознакомился с теми, с кем мы имеем дело, и...
- Ньют Кент ими не является. - Внезапно перебивает Том, сам не ожидая от себя подобного. "С кем поведешься, мать твою... Еще немного, и стану трудоголиком, который не пьет". - Я теперь полностью подтверждаю, что он и сам не рад тому, что его постоянно дергают. Причем только его. Знаешь Хейсона?
- Фридриха? - Уточняет юноша.
- Нет, сына его.
- Какого из?
- Сильвера.
- А-а-а... - Понимающе и с улыбкой тянет Адольф, откидываясь на спинку кресла. Живот сводит предательской судорогой, что не ускользает от тонкого слуха мужчины. - Этот... Как не знать, когда он нашему декану... Кхм... - Вспомнив, что перед ним не близкий друг и не сокурсник(даже не ровесник), Кирни запинается. - Ну, вернее... Наш декан... ему... Короче, давал... - Парень прокашлялся, вздыхая. Собственная глупость разочаровывает. - Я хотел сказать, что...
- Он и Ньюту. - Усмехнулся Том. Глаза Адольфа округлились. - Что? Да, он ему давал взятку или что-то там...
- Взял?
- Нет.
- Значит, он порядочный человек. - Заключил парень ерзая в кресле. - Наш вот взял. Я не знаю, что с этими Хейсонами не так, если честно. Они, вроде как, просто гражданские, что отец, что дети... Насчет матери не помню. Но Сильвер, насколько известно, является партнёром и нашим, и федералов, потому что он...
- Информатор. - Подтвердил его догадки Кил. - Бывший, можно сказать. Повезло, что не убили. Забавная была ситуация.
- Нда, вам то хорошо, у вас эти супер-способности хотя бы различимые. - Адольф начал нервно кусать губы, исподтишка глядя на мужчину. Он часто делал так, когда пытался подобрать слова. - А зачем меня гнобят, я не понимаю. Я не звериный, не удачный... Будь я восприимчивым, пользы было бы больше...
- Ну-ну-ну, парень. -Едко усмехается Том, лукаво сверкая глазами. - Звериные и удачные это не какая-то высшая каста. С любой силой можно, как говориться, вертеть миром.
Парень в ответ лишь неразборчиво угукнул.
- И так всегда. Лич остался на трубе, Череп упал, Мастер пропал, Амбра за всем этим наблю...
- Что ты только что сказал?... - Неверующе уточнил Кэлерм, подавшись ближе, и опершись руками о столешницу, вынуждая юношу чуть откатиться назад, дабы избежать такой внезапной близости и смены настроения. Возможно, Тома следовало бояться, ведь не зря Кил носил звание Наемник.
- Ч-что, сказал в плане... - "Почему я стал заикаться?". Становилось просто неуютно, хотя, казалось бы, красивый мужчина, в отличной водолазке. - Лич все еще один из исполнителей, Череп умер, Мастер... не знаю, что с ним, я в эту историю не углублялся, хотя конфликт был в двухтысячном вроде... Амбра...
- Амбра? - Сглотнув собравшуюся во рту слюну, Кил как будто забыл, как говорить словами через рот, и знал только, как переспрашивать. - Амбраморти?
- Да, он самый...
- Черт тебя дери, откуда...
- А разве вы не встречались? - Теперь настала очередь Адольфа удивляться. - Он стал довольно частым гостем мистера Роу, после того, как в силу вступило новое законодательство.
- Вот же черт, да ты хоть знаешь...?! - Начал было смеяться Том, но быстро опомнился, понимая, что перед ним просто секретарь Кеннета, который слишком хорошо анализирует происходящее, быстро соображает, принес клятву и в будущем, возможно, будет на попечении у Морозова или кого еще. Лишь бы не его самого... "Откуда же он может знать...". Кэлерм резко выдохнул, мотнув головой. - Короче... - Мужчина распрямился, пряча руки в карманы темных брюк, и отошел, позволяя парню немного расслабиться, и перестать шугаться его резкости. - Не связывайся с Амброй.
- А почему? - Адольф выглядел больше настороженным, нежели наивно тупым. Том все же, в какой то степени, был доволен этим парнем - понимал, что если старший предупреждает, то это не просто так. "Но все же сам решил уточнить причины... Не знает, чего ждать?"
- Если Кеннет все же поставил тебе пятерочку по истории нашей "столетней войны..." - Сыронизировал Кил. - То ты наверняка знаешь, что... А вот это ты уже сам мне скажешь.
- Шесть подразделений, три основные ветки, мы находимся на "среднем" кругу, мистер Роу являлся заместителем прошлого босса, а теперь...
- Теперь именно Кеннет и отвечает за все обязанности прошлого босса. - Митгарда вспоминать тяжело. Особенно сейчас. Этот деспот с его железной хваткой пригодился бы, как никогда. Знал же, наверняка, черт паршивый, что что-то подобное произойдет. - Из шести исполнителей осталось трое. Или четверо. В живых - может быть - пятеро. Я не уверен, что помимо Лича, Кеннета и Амбры кто-то есть, но... - Том замолк, его глаза померкли. Только сейчас пришло осознание всего происходящего. - Блядство. - Негромко ругнулся он, но Адольф все же услышал, хоть и сделал вид, что ничего не заметил. Мужчина меж тем посмотрел на часы. - Перебьется, я зайду. - Невесело сообщил он, игнорируя слабое Адольфовское "но". - Слушай, парень, если его и тревожить, то только сейчас. Спасибо за мысль.
И брюнет зашагал в сторону двери, за которой находился кабинет.
Один короткий стук, просто намекающий, что разрешения на вход спрашивать не собираются, но уважение выказывают, и Кэлерм распахивает дверь, тут же здороваясь, извиняясь, и выливая на ошарашенно подскочившего Кроули порцию очередной информации.
Юноша успел это увидеть прежде, чем дверь закрылась, ведь все было рядом.
- Мда... - Это все, что выдает Адольф вслух, после чего вновь возвращается к чтению конспекта, словно ничего не произошло.
Даже спустя года в подсознании все еще есть нерушимая установка: не лезь, пока взрослые говорят.
Так бы, конечно же, Кирни ворвался в кабинет вслед за Томом, сообщая, что Амбра недавно общался с ним в коридоре как с равным, абсолютно не обращая внимания на положения.
Конечно же, в Мафии никому нельзя доверять. Адольф и так никому не доверяет.
Можно только полагаться. На Кеннета, который буквально дал ему билет в жизнь, на Тома, который неплохой мужик, старающийся косить под суку, на того же Дерека, который мало кому нравится...
Стеф, в восемь в автобусе может пересечемся. Если нет - буду дома уже в половине девятого.Можешь камешек в окно кинуть. Но лучше в домофон позвони. Хотя он с приветом. - Адольф
Сообщения так и остаются непрочитанными. Наверняка подруга сейчас в магазине.
***
В фильмах юноша зачастую видел, как люди плавно и красиво сползали на пол по стене, особенно в моменты, когда на душе было совсем тяжело. Но, будучи обделенным даже этим, Адольф, запершись в ванной, смог только нелепо завалиться на плитку, перед этим хорошо ударившись лопатками. Мурзик обреченно скребется за дверью, надрывно фырча, тяжело выпуская носом воздух, но Стефани, оставшаяся в комнате, знает миф о "скучающей собаке", и недоуменно смотрит в коридор. Кажется, что пес настолько сильно намучался за день, что ни на шаг не отходит от Адольфа.
Парень же дрожащими руками достает из кармана телефон с одним единственным непрочитанным сообщением. Кирни было абсолютно плевать, что его могли называть волнительным и чрезмерно нервным - он не отрицал, что переживал из-за мелочей, но... Это было входящее от человека, который не выходил на связь последние... месяца три. Оно было достаточно длинным, чтобы не иметь возможности прочесть его не открывая, что только добивало.
Адольф бы все отдал, чтобы завтрашний день был таким же, как он себе надумал: забитый с утра до вечера делами, без возможности выспаться вновь. Но, увы, нет. Все планы ломало одно единственное сообщение.
"Хорошо, что я заранее включил воду..." ее шум привел в себя, заставляя медленно подняться с места и подойти к раковине, облокачиваясь на белоснежные бортики по бокам. Холодная влага как будто отрезвляет, пока капли скатываются вниз по лицу, срываясь с подбородка и пачкая футболку, намочив ее горловину и грудь. Взгляд неосознанно цепляется за отражение в зеркале: оттуда на Кирни полу-обречённо смотрит бледный, встревоженный парень с растрепанными несобранными волосами, тоже взмокшими и прилипшими ко лбу из-за неудачного умывания. На полочке, совсем рядом, куда Адольф смотрит от нежелания наблюдать раздражающий образ в отражении, вновь стоит пузырек хлоргексидина, идентичный тому, что находится в сумке. Рядом, задвинутый за него и забытый, лежит контейнер для линз. Парень не помнит, когда последний раз снимал их. Зачастую, Адольф просто капал в глаза специальной жидкостью, и не боялся, что во сне линза закатится за веко. "Кажется, в прошлую... субботу?". Неуверенный уже ни в чем, юноша вздыхает, выключая воду, и идет переодеваться, желая поскорее стянуть с себя промокшую одежду.
- У тебя все нормально? - Стефани вопросительно вскидывает брови, глядя, как друг вваливается в комнату, спотыкаясь об крутящегося у ног сенбернара, в другой одежде. - Ты только за этим ходил?
Адольф отрицательно качает головой, с печальным вздохом демонстрируя приподнявшейся на локтях Холмс экран телефона, на котором висит уведомление о сообщении, пришедшем с неизвестного номера. Глаза девушки потрясенно расширяются, а Кирни горестно усмехается, вновь убирая мобильник.
Стефани потрясенно качает головой, остриженные "под мальчика" волосы чуть ли не встают дыбом, будто произошло что-то ужасное. "Казалось бы, она только месяц назад была с каре..." Адольф, конечно, знал, что любая девушка в стрессе хочет стричься, но не думал, что волосы Холмс доживут до момента его возвращения с вылазки завтра. "Или она уже вообще побреется налысо".
- Это пиздец. - Констатирует Стеф, садясь на диване и игнорируя разложенные вокруг тетради и книги. Адольф слегка усмехается, переводя взгляд на экран телевизора, где уже в который раз крутят одну из серий криминального сериала по пятому каналу.
- Согласен, так в жизни не бывает... - Он пытается разрядить сложившуюся за несколько минут удручающую обстановку. Девушка недоуменно моргает, глядя то на друга, то на происходящее на экране.
- Это тоже. - Соглашается она, наблюдая за тем, как с помощью каких-то космических технологий люди вычисляют адрес подозреваемого, его группу крови, количество судимостей, проценты по кредитам, пароль от ютуба и время, когда он последний раз обедал. - Но я об этом... этой... записке? Откуда она вообще?
Адольф пожимает плечами, пытаясь отпихнуть от себя любопытную морду сенбернара, решившего тереться о его колени. Ничего страшного, вроде, не происходит, но сердце отчего то начинает щемить в груди.
Он просто знает, что Стефани знает.
Как бы банально это не звучало. Единственная, пожалуй, кто знает, и кто придает происходящему хоть какое-то значение. Но она не знает о мафии. Это та самая недоговорка, о которой никогда не упоминал мальчик-который-никогда-не-врет. Ну если только слегка.
У Холмс были замечательные родители, которые воде как даже были рады видеть парня у себя, хоть сам Кирни и не готов был в это поверить. Все было до чертиков странно, учитывая, что судьбу ему пророчили совсем другую - каким-нибудь отбросом, закончившим как и папаша - на помойке. "Вот отец Стеф в гараже, и ему, в целом, замечательно...".
- Эй, - Юноша очухался, получив ненавязчивый тычок в плечо. За то время, пока он блуждал в просторах своего сознания, Стефани успела подобраться ближе к краю, а Мурзик - ретироваться на широкий ковер в прихожей. - Хочешь, я с тобой схожу? Приведу своего батю, скажу, что это мой парень, и плевать, что он... На двадцать с лишним лет старше.
- Стеф, нет, не... - Кирни тут же зажался в себе, как будто ему предоложили что-то невообразимое. - Не стоит...
- Ну скажешь, что это твой парень.
Юноша обреченно распахнул глаза, таращась на подругу, которая уже строила грандиозные планы без его ведома.
- Кхм... Безусловно, мистер Холмс просто прекраснейший человек... - Вспоминать отца Стефани было забавно. Зачастую он был спокойным, тихим, уравновешенным и начитанным мужчиной, который хорошо разбирался в технике и работал в этой же сфере. Но, как и предполагал Адольф, по большей части это было воздействие жены, возраста, и семейной жизни. Мать подруги тоже была классной женщиной, но, по сути, без нее муж был бы слишком психованным, и связывался бы в далекой молодости с плохой компанией. И все же... Холмс-старший в некоторые моменты жизни напоминал того молодого себя с фотографий, которые Кирни показывала девушка. Говорил громко и задорно, рассказывал пусть и дикие, но интересные истории. Это бывало лишь тогда, когда он пил, что случалось довольно редко. Так сказать, мужчина был золотой серединой, что сочетала в себе все. - Но все же... Оставлю его твоей матери. Тем более я не...
- Ой, ну все, не переживай так. - Стефани улыбнулась, отодвигаясь, и освобождая место парню. - Зато завтра есть обоснованный шанс прогулять учебку. - Она показательно потрясла одним из своих конспектов, первым оказавшимся под рукой. - Провозишься в своей кофейне чуть пораньше, закроешь рабочие часы.
- Все не так просто, как ты думаешь... - Адольф театрально вздохнул.
- Ой, да ладно! - Холмс сдается достаточно быстро под взглядом этих "щенячьих" глаз, которые делает Кирни в особо тяжкие моменты жизни. - Под Новый год сходим куда-нибудь в другое место, куплю я тебе твои синнабоны. - Последний осенний месяц уже подходил к концу, и Стефани была настроена первого декабря наряжать елку, даже если родители заявят, что для этого слишком рано. Они любили так делать, в том числе - это касалось и отдельного проживания. В свои двадцать один Холмс все еще обитала в родительском доме, продолжая копить на собственное жилье, дабы не влезать в ипотеку. Часть суммы вложили предки, когда девушка поступила. - Бариста не обязан хранить верность своей кофейне.
Холмс знала, что ее товарищ чувствовал себя неудобно, когда за него платили, но постоянно на этом настаивала, ведь Адольф постоянно дарил что-то дорогое и действительно полезное. Не за слишком бешеные суммы, конечно, но пока все знакомые отдаривались ее родителям шоколадками, наборами чая, и прочей баламудой для кухни и дома, парень на позапрошлое двадцать третье февраля всучил отцу шуруповерт, как раз когда у него сломался. Как узнал - неизвестно, не знали даже мать и сама Стеф. Отец его в тот день чуть ли не на руках носил - он никогда не был приверженцем того, чтобы отказываться от подарка по причине "дорого". У самой Стефани тоже было достаточно много подарков, но это в основном была одежда или безделушки. Для матери лучшим подарком был бы этот парень в качестве зятя, но, увы, она переживала, что Адольфа не поделят дочь и муж, да и ни на кого давить не хотела.
Юноша задумался. Скоро разве Новый год? Не так уж и скоро, если подумать, всего лишь через тридцать-сорок дней, наверное. Осталось только вспомнить, какое сегодня число.
- Возможно, я даже соглашусь, но...
- Еще тебя мать к нам приглашала. - Тут же переключилась девушка. - Правда еще ее родители придут, и тогда на тебя еще дед начнет покушаться... - Адольф побледнел. - Но ничего страшного, я это как-нибудь улажу.
- Не знаю. Этого точно не стоит. - Не то, чтобы Кирни не любил праздники... Он их терпеть не мог всей душой. Против семейства подруги юноша ни коим образом не возражал, но... В такие моменты чувствовал себя особенно одиноким. Сидеть в окружении людей и чувствовать себя лишним не хотелось. - У меня будут некоторые дела.
Холмс изумленно приподняла брови, но больше эту тему поднимать не стала, понимая, из-за чего друг отказывается.
Еще некоторое время проходит во внезапно напряженной тишине, когда оба думают об одном и том же, но каждый в своем ключе. Сообщение. Было бы не так страшно, если бы Адольфу написала бывшая.
- Кстати, а кто такой "Ному-чаевые"?
Кирни стало внезапно слишком неловко: не то отвечать на этот вопрос, не то от понимания того, что он записал того блондина именно так. Вторым вопросом, который возник в голове юноши после "какого черта?" было мысленное обращение к Холмс, и непонимание, как она это увидела.
- Знакомый.
- Чаевые?
- Клиент с работы.
Стефани расплылась в какой-то не слишком здоровой улыбки, чуть не ляпнув очередную обыденную душную фразу о том, что клиенты только у проституток. Хотя, когда в универе Адольфа как-то попросили одеваться нормально, а не в свои "мешки", а на следующий день он пришел в обычной черной глаженной футболке с надписью "Я шлюха", надетой поверх рубашки, все вопросы отпали. Где Кирни брал такие шикарные предметы гардероба - никто не знал. Сам парень не говорил.
- Ты берешь номер телефона у всех клиентов с работы?
- Ну посидели как-то вместе, посмотрели кино...
- Это было свидание?! - Холмс тут же толкнула парня в бок, опрокидывая на диван, и сбоку нависая над ним, вводя еще в больший ступор. - Но я не знаю ни одного человека с именем Ному.
"Какое, мать вашу, свидание...". Надпись на футболке была вроде не "I'm gay". Да и вряд ли Стефани останется равнодушной, узнав, что полное имя парня - Намир, а фамилия такая же, как и у одного из ведущих предпринимателей в их области. И, что, возможно, батя самой девушке катает на автомобиле его фирмы.
Кирни точно не знал, каковым было дело Шотета, но в новостях по телику и в прессе упоминания этой фамилии были частыми. "Вообще, неудивительно, учитывая что сын знаком с делом мафии". Вряд ли здесь все так просто, и, скорее всего, отец не так далеко ушел от сына. Но кем тогда является для организации Намир? Насколько понял Адольф - его знали если не все, то многие. Парень ни за что в жизни не поверит, что тот какая то "важная персона". Он не считал Шотета младшего глупым, но то просто по дурацки открылся, подойдя в тот день к нему и Кроули. "Хотя это вполне может быть какой-то тайный план...". О да, Кирни был озабочен темой заговоров и подобного, но никогда не выводил из этого трагедию. Вопрос о Намире так и остался открытым: тот либо действительно слишком прост на деле, либо наоборот - в его голове происходит что-то, чего не понимает он сам.
- Ну так... Что по поводу завтра? - Все же подает голос Стефани, повернув голову в его сторону.
Адольф безмерно благодарен за все, что девушка сделала за все время, что они были знакомы, но...
- Я... пойду один, спасибо большое. Давно надо было с этим разобраться...
В такие моменты, конечно, вспоминался контакт Хайд(головоломки).
***
Адольф, по обыкновению, пришел на место встречи намного раньше. Торговый центр был, безусловно, лучшим местом, если его захотят убить, ведь здесь без проблем можно убить его и скрыться. Если это вдруг и есть основная цель...
Утро парня прошло максимально напряженно: проснулся он по будильнику, который забыл отключить, Стефани лишь перевернулась на другой бок, полностью стягивая с Кирни одеяло и намекая на то, что просыпаться и не собирается; прогулка с Мурзиком освежила совсем немного, а пес по возвращению домой ломанулся пить прежде, чем его лапы оказались очищены от налипшей грязи, отчего пол пришлось протирать; так же пришлось готовить завтрак уже на двоих, что труда особо не составило, но в процессе Адольф, у которого закружилась голова, опрокинул на себя горячую сковороду, чудом не обжегшись, и в итоге позавтракал только Мурзик, чьей миской был целый пол. Наплевав на незадавшееся утро, юноша растолкал Холмс ближе к восьми часам, и потащил в ближайший открывшийся магазин, чтобы купить что-то готовое.
За всю свою жизнь Адольф понял, что лучшим клиентом психиатра будет только сам психиатр, с малолетства прорабатывающий свои же травмы и прочие болячки. Еще до выбора специализации он хотел быть хирургом, но, увидев ценник на обучение, передумал. А можно было бы Хайду помогать...
Менеджером юноша быть никогда не хотел, точно как и работать в сфере правоохранительных органов. К суду быть причастным тоже не хотелось, ни как деятелю следствия, ни как подсудимому. Да и не был уверен парень, что будет работать по специальности - психиатр для него звучит слишком громко, зато выходило дешево. Так, в Макдоналдсе картошкой торговать. А что? Вот чего отец в этой жизни точно не делал, так это не работал в кассе Мака.
И почему мать опять до него докопалась?
Адольф специально утопил прошлую сим-карту, лишь бы его больше не трогали понапрасну. И вот опять - пришло время здороваться с семьей. Кирни специально переехал на съемную, к своему подобию крестного деда, но это не помогло. Один только вопрос: нахера он нужен всем теперь?
У младшего братца проблемы? Понять можно. Только вот старшей, на момент молодости Адольфа, сестре дела до него никогда не было, и именно эта психованная дура была корнем многих его проблем. Ключевое слово была. Неужели Алекс решила вспомнить былые дни, и снова напомнить о том, каким младший ребенок был гомункулом на ножках? "Ах, нет, она же начнет затирать, что я по гроб жизни ей обязан" Кирни трагично улыбается, смотря на первые этажи сверху. Люди ходят, суетятся, куда-то бегут, а он, вместо того, чтобы расслабленно сидеть на паре или прогуливать - сидит тут на нервах.
Он привык быть в постоянном одиночестве. Сестра постоянно заявляла, что в этой жизни повезло только ей, а проклятие отца досталось малолетнему уродцу. Со своим прозвищем Адольф в принципе готов был согласиться, ведь смотрели на него так, как будто гетерохромия значила полную потерю зрения и возможности социализации. Что за "проклятие" мальчик до конца не понимал, но он, кажется, был обречен. Таковы были слова матери и сестры, у которых такого "проклятия" не было.
Друзья, коих было не так много, были в основном старше на несколько лет и намного дурнее. Это не делало их хуже, разве что один парень жил в неблагополучной семье, где пил отец, и общаться с ним строго запрещали. Кирни было плевать, и он продолжал это делать, ведь именно этот пьяный отец, когда они всей небольшой компанией заваливались в дом друга, словно очухивался от пьяного тумана, и спрашивал, кому сделать бутерброды. После этого мужчина всерьез брался дрожащими руками за доску, с кривой улыбкой говоря сыну уйти в комнату, и что когда-нибудь он обязательно бросит.
Ни один из мальчишек не понимал, почему другие люди считали этого мужчину плохим и ужасным, ведь он на деле был добрым и заботливым отцом. Только со своей зависимостью.
Адольф привык, что до него никому не было дела. Главное, что сестра не была уродкой, и ей даже, кажется, уделяли время. Единственное время, которое было уделено ему - причитания и крики. За время ссор мать пару раз толкала его так сильно, что он либо падал на пол и сдирал кожу на ладошках, либо вообще ударялся обо что-то, провоцируя новую порцию криков.
Все это называлось воспитанием. Именно тогда Адольф всячески расхотел сам заводить семью, ведь своих детей тоже придется воспитывать, а к такому обращению с ними мальчик не был готов.
***
- Снова ничего не ешь! - Возмущенный голос сестры заставляет вздрогнуть. Когда она сидит где-то рядом и давит своим присутствием - ему кусок в горло не лезет. Как бы было здорово, если бы не было либо ее, либо его самого. - Меня мать прибьет если ты не пожрешь, быстро взял ложку! - Хоть он и голоден, он не может. Мальчик только поднимается с места, слыша из уст сестры благой мат в свою сторону, и успевает вывернуться и удрать прежде, чем эта чокнутая схватит его за руки или за волосы.
Он привык под шумок убегать из дома, питаясь где угодно, но не там. Этот суп ему даром не сдался.
За весь день ему светит только кусок хлеба и пара одолженных из магазина ирисок.
***
Ему нравится гулять на улице и с единственным оставшимся другом, ведь остальные были вынуждены переехать из неблагополучного на тот момент района. Да и просто одному, лишь бы не приходить домой, где будут очередные скандалы. Он просто устал от всего этого. Ему десять, и порой кажется, что он просто устал жить.
***
Ему не стыдно, когда домой со школы он впервые возвращается без сопровождения сестры. Без проетых мозгов, без лишних ссадин и увечий, которые могли бы нанести ему чокнутые друзья сестры. И, кажется, приходит он вовремя, но мать все равно срывается на него. Кричит долго и практически с надрывом, отчего у Адольфа складывается впечатление, что тройку по математике ему все таки поставили, а домой позвонили, сказав, что все не так, как он рассказал. Хотя он еще даже не рассказал...
- Где твоя сестра? - Уже переходя на спокойный тон хмуро интересуется мать, а мальчик в ответ непонимающе хлопает глазами. Сегодня ему показалось, что он видел мушкетера, как из книжек, и именно он, как настоящий герой, помогал ему всю дорогу. У него была красивая шляпа с пером, и самая настоящая шпага. Но вряд ли матери будет интересно слушать о подобном.
- Я не знаю. - Он считает себя взрослым, и уже понимает, что его просто ненавидят. - Она не пришла. Вернее она ушла.
- Что? - Переспрашивают это так, словно он откровенно лжет и об этом знают.
- Ты разве не знаешь, что она целуется с мальчиками? - Адольф знал, что в ее возрасте это нормально, но если бы он сказал раньше, сестра бы пришибла его на месте. Теперь почему то кажется, что он в полной безопасности, если не считать матери, которая может измениться в поведении в любой момент и ему прилетит чем то по плечам или спине. - Наверное опять где-то...
- Что? - Звучит уже более грозно и надрывно, Адольфу кажется, что он слышит скрежет зубов.
- Я не знаю, где она сейчас. - Вновь честно отвечает он. Матери наверняка кажется, что эта дура бросила брата идти одного посреди зимы, зная, что его спокойно может своровать психически нестабильный мужик, каких в их районе полно. Адольф уже не верит, что родительница не замечала ее отношения в его сторону. Это даже у лучшему.
Адольф просто уходит в комнату, забирается на диван с ногами, и читает очередную книгу, найденную непонятно где. Вроде как, кто-то оставил ее в школьном дворе. Скорее всего она библиотечная.
Чтение успокаивает, заставляет бушующие внутри эмоции поутихнуть.
Вечером приходит участковый и говорит, что голову сестры нашли на железнодорожных путях, а ее друзей уже допрашивают.
"Мастер и Маргарита" кажется очень интересной книгой, а Адольф припомнить не может, была ли среди ее подруг Анна.
***
Мальчик пытался успокоить маму, умудрившись подавить в себе обиду за все ее слова и поступки - в этой ситуации не жалко только эту обезбашенную стерву, оставшуюся на рельсах. Каким макаром она там оказалась? Но Адольфа просто выгоняют, заявив, что это он виноват.
Разговоры об отце теперь становятся смертельно-опасными. В последний раз над его головой разбивается брошенная тарелка.
***
Адольф взъерошивает волосы, печально вздыхая, и вновь подпирает щеку кулаком, моргая спросонья.
Вновь задремал, сидя на диване. Хорошо, что вещей с собой не было, а телефон в кармане джинсов. Ничего своровать не смогли бы.
"Зачем я вообще пришел?"
Наверное, потому что хотел посмотреть в глаза этой женщине, которая вряд ли извиниться, вновь нацепив маску невинности со своим очередным: "Я, конечно, злилась, но это ТЫ..." и по кругу.
Адольф уже не злился. Адольф уже Кирни. С ней ничего не связывает.
"Если так подумать, Алекс всегда была безумной женщиной...". На людях - божий одуванчик. Никто и подумать не мог, что вне посторонних глаз человек может "ломаться" настолько, когда что-то идет не так, как планировалось. Адольф мог понять, что ее вполне себе могло пугать то, что отец оказался, как выяснилось, ультимейтом, но Алекс никогда не учитывала, как она сама пугала своего ребенка. Вероятно, не считала необходимостью, и не видела отдельной личности, которую тоже можно травмировать. Обращаясь к "ой, подумаешь" и "забудешь, ничего страшного" только усугубляла ситуацию, а сам юноша чуть не вырос человеком с кучей комплексов.
Порой, правда, у него бывало временное ощущение ненужности, осознание того, что им просто пользуются или играют. Почему он вдруг решил, что его смогут принять и полюбить, если даже семье не был нужен?
Это просто внимание, просто неожиданный порыв, интерес со стороны, но никогда он не будет дорого кому то постороннему - именно этому научили неудачные отношения. Одни из первых, после которых Адольф и не стремился ни к чему серьезному.
Мафия стала своеобразной отдушиной - там сразу понятно, что доверять никому не стоит. Никаких ложных предубеждений о том, что все будут вместе до конца и будут друг другу помогать. Парень оказался в этом окружении лет в семнадцать - то ли сам заплутал на дороге жизни, то ли непосредственно Кеннет нашел его на этом пути. В то время Адольф уже активно забывался с помощью сигарет, переходя на электронные по достижении восемнадцатилетия. "Помнится, в этот же день я собрал вещи и съехал от родственников, чтобы ни им не мешаться, ни матери не видеть...". Там же по пути юноша заскочил в ближайший магазин с принадлежностями для курения, а после и в МФЦ, чтобы сменить фамилию. Он уже даже знал, на какую. Потом, соответственно, был ряд проблем в универе, но незначительные намеки Кеннету, фирменный "побитый" взгляд... Мужчина быстро понял ситуацию, хоть Кирни и не вдавался в подробности. Кроули был вовсе не обязан ему помогать и пользоваться своими связями, но, тем не менее - сделал это. В обмен от Адольфа требовалась только полная отдача работе, с чем парень успешно справлялся.
С каждой затяжкой, с каждым вдохом, когда впускаешь в свои легкие табачный яд, напоминай себе: ты никому не нужен. Так будет проще. Ни раньше, ни теперь - никогда.
После затянувшегося самобичевания, которое наступало всегда, стоило лишь подумать о семье, Адольф поднимает глаза на проходящих мимо людей, а затем смотрит на часы. Одновременно с этим прямо к нему, отделившись от толпы, направляется фигура в темном, сером пальто.
"Сколько не виделись, еще бы столько же не видеться..." угрюмо думает Кирни.
Алекс, подошедшая ближе, вновь про себя отмечает, что сын выглядит как бомж, сидя на диване в куче, образованной из скомканной куртки. Взгляд цепляется за балахонистую толстовку, за потертые джинсы, идеально белые зимние кроссовки(хоть что то хорошее), и замирает на куче колец и различных браслетов, нацепленных на руки. Ребенок все же решил выглядеть как какой-то сектант. Женщина так и не узнает, что под толстовкой скрывалась очередная черная футболка с изображением Христа в солнцезащитных очках и постироничной надписью "Ибрагим".
- Привет, Адольф. - Фраза зависает в воздухе, а парню кажется, что его только что хорошенько ударили под дых, опрокинув на землю. Однако, несмотря на это, ему хватает сил кивнуть, чуть приподняв уголки губ. Он все еще боится сказать что-то не то, но все сомнения быстро рассеиваются, когда наступает понимание того, что все давно закончилось.
- Да. - Самый лучший ответ, который только может быть в такой ситуации. - Ты, вроде, поговорить хотела. - И опережая Алекс добавляет. - Телефон я, конечно же, утопил, но понятия не имею, как ты нашла мой новый номер. Это странно. Я думал, что мы все уже решили.
Теперь он может спокойно смотреть ей в глаза, говорить с чуть надменной интонацией, зная, что ему ничего не будет. Он, в отличие от отца и матери, может делать больно только словами. Такие удары всегда казались ему больнее всех пощечин, подзатыльников и ремня. Это же доказало высеченное в подсознании слово "урод", а так же прошлые отношения.
- Я просто хотела узнать, как ты. - Адольф чувствует себя идиотом. "А я не хотел, чтобы ты хотела чего-то от меня. Раньше надо было думать, безумная женщина. Давайте теперь подумаем о том, чего я хочу". Вслух он это, конечно же, не произносит, ведь все будет чревато скандалом.
- Нормально. - Он не соврал. - Ради этой встречи пришлось пропустить учебу и свидание, но ничего страшного, со всеми бывает.
- Ты с кем-то встречаешься? - Алекс выглядит удивленной. Губы парня растягиваются в ироничной усмешке.
- Да. Его зовут Вень'я, ему тридцать девять, разведен, и у него есть дочь от первого брака... - Глаза матери тут же ошарашенно вытаращились на беспечного юношу, который говорил достаточно внятно, хоть и негромко. На них все же оборачивались. - ...и свое дело, которое приносит достаточный доход. Он мой психолог, встречаемся раз в неделю. - Видя чужой взгляд он продолжил. - На самом деле ее зовут Ванесса. Мы в одном универе. Ей тридцать три.
Адольф своего добился, а именно выражения лица "пиздец" у женщины. Он знал, что так пугать людей нельзя, но поделать с собой ничего не мог. Так же парень предпочел умолчать, что с этой самой дочерью он тоже встречался, но уже по другому поводу.
Алекс вздыхает, качнув головой.
- С тобой вновь приходишь нормально поговорить, а... - Ироничная улыбка Адольфа заставляет словить нервный тик. Всем своим видом он вновь показывает пренебрежительное отношение к любым ее словам.
- Извините, что говорю ненормально... - Он издевается. - Я часто путаю запятые, когда говорю. У меня всегда были проблемы с орфографией, тебе ли не знать. - Прежде, чем Алекс вновь успевает открыть рот, Кирни закатывает глаза, как женщина любила делать в свое время, и складывает руки на груди. - Хотя да, если бы тебя когда-нибудь хоть немного интересовала моя жизнь...
О да, он умеет заводить людей. Но самого юношу это стало забавлять. С возрастом пришло осознание.
- Если бы ты в тот день не сбежал... - Начинает было Алекс, но тут же поджимает губы, когда весь вид Адольфа говорит о том, что это уже не имеет значения. - Как сейчас живешь на съемной?
- Да, все хорошо, спасибо. Как ты и говорила: завел себе всех, кого хотел. Собаку, кошку, рыбки есть, девушка была, вторая была, сейчас есть третья, трахаюсь с ними только с презервативами... - Алекс давится неловким вздохом - ...с парнями без... - И вторым. - ...ну а если серьезно, то у меня все просто прекрасно. Отца, вот, недавно вспоминал... - Все триггеры были задеты.
Просто отличный психиатр.
***
Намиру кажется, что у него вся жизнь перед глазами пролетает каждый раз, когда он возвращается домой из университета. Хватает сил только на то, чтобы поздороваться с матерью, доползти до своей постели и отрубиться на пару часов. Это еще хуже, чем школа... И кто говорил, что там будет проще? Хотя да, в какой-то степени действительно проще, но только не таким людям, как Ному.
Сейчас же уже вечер, у Анны скоро день рождения, и он совершенно не знает, что подарить годовалому ребенку. У отца постоянно какие-то проблемы на работе, а сам Намир за конец осени-начало зимы получил столько пищи для размышлений, что до сих пор не мог ее переварить.
Во первых, о всех делах он узнавал, начиная с "верхов". То есть сначала у нас идет Мастер, которого, оказывается, ищут с момента пропажи, а найти не могут; Лич, с которым парень не был знаком лично, и что он из себя представляет; второй, мать его, отец, которого Ному встретил вместе с первым в его же кабинете и чуть не лишился рассудка, когда оба посмотрели на него одинаково. Юноша, безусловно, знал про Эрнеста, но, опять же - личные встречи не относились к этому понятию. Тот, судя по всему, как и сам Шотет-младший - был физическим ультимейтом, и мог шаманить со своей внешностью. Наверняка для этого нужно было много времени: ну а как же! отрастить волосы, изменить черты лица... все это такой же результат мутаций, происходящих не по щелчку пальцев.
Единственным вопросом было, как их не путает Элла. Намир находил подобное забавным. Особенно смешной была ситуация, когда парень думал, от кого же Анна.
Мысли вновь вернулись в русло необходимых дел.
Федералы. Митгард. Ному все чаще понимал, что именно Орион был тем мужчиной из воспоминаний. Именно ему маленький на то время "каталист" пожал руку. Без перчатки, вот так просто - в открытую. Что происходило с людьми в такие моменты - Ному мог только догадываться. Возможно, это каким-то образом увеличивало потенциал их силы.
В такие моменты Шотет завидовал Адольфу, который учился в меде, и наверняка мог исследовать это дело, если бы захотел. Кирни наверняка уже знал, что все такие организации как мафия и федерация нужны были отчасти и для того, чтобы вся эта муть с рецептивной и ультимативной силой не всплывала среди обычных граждан, и не влекла за собой необратимые последствия. Правда, федерация была напрямую связана с правительством, и именно из-за этого Ному узнал о таком понятии, как Шперцон. За этим, кажется, отец далеко и надолго послал Тома выяснять обстоятельства. Кэлерма было очень даже жаль - в свое время он показал, что умеет, и поэтому на него активно наседали со всех сторон, навесив клеймо "работник года". Чуть что - все бросались к Тому, чтобы он каким-то образом разрешал их проблемы. Поделать мужчина ничего не мог, а Намир считал это несправедливым.
- Будешь ужинать? - В комнату заглянула Элла, перед этим коротко постучавшись в приоткрытую дверь. Заметив состояние сына, который сидел за столом с весьма подавленным видом, как будто у него кто-то умер, женщина зашла внутрь, подходя ближе. - У тебя что-то произошло?
Намир сокрушенно покачал головой, откидываясь на спинку кресла и уныло смотря в потолок.
- Ничего серьезного. Думаю, что делать с отцом...
С одной стороны это прозвучало жутко. Элла вопросительно изогнула бровь, понимая, что муж опять творит какую-то дичь, при этом ничего не говоря ей. "А ведь в свое время я знала много его друзей: Понома... Кхм..." среди таких был и сам Эрнест, который лет семь назад выглядел вообще по другому. Еще она хорошо помнила Егора. Именно этот мужчина был знаком с ней куда дольше, чем с Ричардом, и на очередном внеплановом собрании они смотрели друг на друга с выражением лица аля "о, какая встреча".
Но теперь, очевидно, Ричард своими проблемами полоскал мозги сыну. Нельзя сказать, что Элла это приветствовала. Ному всего семнадцать, он, грубо говоря, должен учиться, общаться со сверстниками, получать какой-то свой "подростковый" опыт, гулять, прожигать, как говорится, молодость... А вместо обычной жизни вся голова парня забита только тем, как он станет на место Эша, и будет всем руководить. Она знала, что Ному хочет этого. Или только думает, что хочет. Но, черт возьми, муж вел себя так, как будто скоро сам сдохнет, хотя Элла точно знала, что Ричард этого не планирует. Самой ей все сложнее было дышать, а кардиограмма выдавала нечто невообразимое, но все же женщина держалась достаточно неплохо. Не хватало еще Намиру по этому поводу беспокоиться.
- А что с ним делать? Родительское собрание? - Ному с удивленным видом покачал головой. - Ну вот и все. - Заключила Элла, поднимая его с кресла, как будто парень ничего не весил. Повезло, что то было крутящимся, и позволило развернуть сына. - Все, подъем, народ, тебя ждет суп, иначе не вырастешь. Вон, Анна ест нормально, и уже даже держит карандаш, активно избивая им твоего папашу.
Нет, Ному, конечно же, знал, что Ричарда дочь не особо жалует, и с дикими визгами начинает кидать в него все, что только попадется под руку, но... Возможность того, что отца заколют карандашом... Забавляла.
Вырываться из рук матери парень смысла не видел, учитывая, что они уже были на кухне, и его вот-вот отпустят. Сестра сидела на своем стульчике, не обращая ни на кого внимания, и пытала плюшевую лису, тыча ее мордой в подлокотник. Лису, насколько помнил Ному, звали "Ричи". Мать, кажется, тоже об этом подумала, отпуская сына на пол, и подходя к микроволновке, тихо посмеиваясь.
- А какой суп?.. - Ному подошел к плите, заглядывая в кастрюлю. - А можно я лучше макароны поем...
Элла пожала плечами, доставая разогретую еду для мелкой.
- Ты главное поешь. Кстати, как там твой друг? - Блондин оторвался от придирчивого разглядывания содержимого уже сковородки.
- Какой... кто? - Ному не совсем понял вопроса, но до него дошло очень быстро. - А-а-а... - Вероятно, Элла все же запомнила "того самого очень хорошего мальчика", и именно поэтому интересовалась. - Ну, мы переписываемся порой... А так он работает все еще. Я его вижу периодически.
- Ну слава богу, у тебя хотя бы друзья есть. - Иронично хохотнула блондинка, уже возясь с дочерью, которая ворчала что-то на младенческом, очевидно, недовольная качеством своей еды, и не слышащая хруста безе. - Вот у меня в твоем возрасте...
- Да, да, я знаю, что у тебя уже...
- Была девушка... - Это Шотеты произнесли почти что в один голос, тут же одновременно фыркнув.
- А у тебя - нет. - Элла победно показала ему язык, вновь поворачиваясь к дочери. - Даже у твоего отца не было девушки в семнадцать. А у меня - была. Вот и думайте теперь, кто из нас самый популярный.
- На самом деле мне смешно осознавать, что несмотря на положение отца в обществе... - Накладывая себе в тарелку порцию съестного заметил Намир. - Ты... как то все равно главнее.
- Потому что он слишком серьезный. - Корча смешные рожицы, лишь бы Анна открывала рот, Элла предпринимала попытки ее накормить. - Ну дава-а-ай, за папу... - Услышав слово, призывающее к действию, сестра завертела головой, крепко сжав ладошками многострадального Ричи, дабы запульнуть как можно дальше, чтобы лиса точно достигла цели. Ному чуть не выплюнул обратно налитый компот. - Ну конечно, кому нужен этот папа, ради него вообще есть не надо, он сам за себя поест...
- Вот в Эрнеста, на удивление, она ничего не кидает. - Лукаво подметил парень, подходя к столу и ставя посуду.
- Да в тебя так то тоже. - Хихикнула Элла, вспоминая, что Намира больше любят таскать за волосы.
- бА-тик! - Анна, заметив юношу, тут же забыла о том, что ее кормят, и отвернулась в сторону юноши, пытающего сесть поудобнее. Удивительно, но Анне было куда проще произносить разные слоги и длинные звуки, нежели "папа" и "мама". Самой главной тайной был загадочный "Аза-за-зезь", которого сестра вспоминала слишком часто, когда чем-то кидалась. Ному предполагал, что это что-то, наподобие "за Асгард", но на младенческом.
Элла вновь засмеялась, но уже на пару с Намиром. Анна уже определилась, кто будет для нее батиком.
Юноша старался не обращать внимания на то, как посреди приступа смеха из горла матери вырывались странные, почти неслышные хрипы, напоминающие отдышку. Кроули сказал уже сказал все, что мог. И это было просто несправедливо.
Намир не знал, что вообще происходит, и что за болезнь такая, которую не может излечить даже Грендер. На Хайде вообще держалось многое - он был слишком гениальным врачом. Обычный, казалось бы, терапевт, но в мафии - незаменимый специалист, бог скальпеля, иглы, и нитки.
Сложно перечислить людей, которым он восстанавливал какую-либо конечность, или вообще - лицо. Ному знал, что у Игоря однажды все внутренние органы были всмятку - так, по крайней мере, рассказывал сам Морозов, наверняка приукрашивая - так и его Хайд вытащил практически с того света. Кеннету, можно сказать, вернул "первоначальный вид", пересадил кожу. Самого Намира нередко обследовал, лично вправлял вывих ноги, который парень получил лет в двенадцать, навернувшись зимой на льду. Мастер на все руки, как говорится. Причем у Хайда в коллекции были не только свои.
- Как там на улице, кстати? - После очередной попытки накормить дочь кашей, которая оказалась удачной, интересуется Элла. Ному задумчиво поднимает взгляд, пытаясь вспомнить.
- Вообще нормально. Погулять хотите?
- А чего ей дома сидеть? - Указывая ложкой на Анну усмехается Элла. - Превратится в Ричарда второго, к трем годам уже будет не выползая сидеть в своем кабинете.
Все-таки "папа" и "Ричард" звучат крайне интересно для сестры. Она вновь начала оборачиваться, отбирая у матери протянутую ложку.
***
Умереть. Хочется просто умереть. Почему? Это не важно. Он и так уже мертв. Холодный скрип металла, охранники, стоящие вечно с одним и тем же выражением на лице, скрытом маской. Редко когда они снимали с себя очередную преграду, позволяя понять, что здесь все же есть живые свободные люди. Или же они точно таки же пленники этого места с чуть большими полномочиями? Есть ли среди них те самые злосчастные ультимейты или восприимчивые?
Юй уже привык ко всему, что здесь могло произойти. Хотелось исчезнуть, понимая, чуть сбежать из этого ада возможности нет, спариться как можно быстрее. Мужчина безразлично рассматривал содержимое своей тарелки, понимая, что голода не чувствует уже долгое время. Несколько месяцев, если быть совсем точным. Место Хедлера пустовало, что только усугубляло ситуацию: раньше удавалось по тихому обменяться порциями, что вошло в привычку, как и сам прием пищи в те моменты. Теперь Сейю не было, как и желания есть.
Романа Юй знал уже не понаслышке, и, кажется, в лице Шрайера этот деспот нашел новую игрушку с достаточно сильной волей и отсутствием стремления к жизни. Хоть мужчина и понимал, что сломан, он не считал себя сломленным. Однако, сделать шаг навстречу к жизни не получалось. Возможно, потому что Шперцон сам по себе был мертвым местом. Здесь не было абсолютно ничего живого. Люди со временем стали напоминать одушевленные манекены.
Хождения по коридорам в сопровождении надзирателей вызывают мало каких-либо эмоций - Шрайер и так знает здесь каждую стену, каждую редкую трещинку на них и на полу. Юй чувствовал только отходняк от той дряни, которую вколол ему на прошлой, кажется, неделе Макаров. Мужчина давно впал в состояние тотального безразличия ко всему происходящему, но постоянная тошнота, головокружения и боль в костях напоминали о себе.
Почему же Сейю запретил говорить, что он восприимчивый? Почему Шрайер вообще должен слушать первого встречного в этом месте человека? Почему этот первый встречный человек оказался так добр нему и вполне адекватен?
Юй смотрит на закрывшуюся за надзирателем дверь нечитаемым взглядом и наугад шлепается на кровать, сверля взглядом пустое место. В который раз Хедлера забирают вот так просто?
С момента его пропажи прошли уже полных три недели, два дня, восемь часов и шестнадцать минут. Не то, чтобы Юй считал минуты в ожидании возвращения мужчины... Шрайер не хотел верить уже ни во что. Он мог только рассеянным взглядом изучать неизменившуюся камеру. Руки и сухожилия с момента попытки покончить с собой жутко болели, жгучая боль не прекращалась и по сей день, хоть их неоднократно перепроверял какой-то медик. Юй смертельно устал от всего этого: от Шперцона, от угнетающих мыслей, от своего "кирпичного" выражения лица, которое не менялось с самого его попадания сюда. Щетина толком не появлялась, и Шрайер мысленно благодарил генетику, ведь из-за отсутствия растительности на лице зуда не было. Как жил Хедлер - Юй не понимал.
Издав страдальческий вздох и уставившись в темноту, внезапно появившуюся перед глазами, мужчина обессиленно опустился на жесткий матрас, не в силах подавить зевоту. Он знал, что сон вновь ускользнет от него, но все же прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
Он бы все сейчас отдал, лишь бы вновь странным образом получить способность Фирса, оказаться рискованно свободным, и быть везде, где только заблагорассудится, одновременно с этим не существуя физически. В те моменты свое состояние казалось абсолютно нормальным - не было тела, не было Юя Шрайера. Было лишь сознание, которому на все глубоко плевать. Оно было свободно, незаметно, и никто о нем не знал. Возможно, если не выполнить условие о нахождении рядом людей, можно все-таки потерять себя, и остаться бесплотным духом навечно. Это ли случалось с умирающими людьми? И куда вообще запропастился Фирс? За эти недели Юй не видел не только Сейю. Двести восьмого не было и того дольше.
"Что лучше: кошмарный конец, или кошмар без конца?" подобные мысли посещали Юя достаточно часто после смерти Лео. Тогда он думал, что просто проведет остаток жизни в бесконечном страхе быть найденным мафией, или же в обычной тюрьме, хотя, казалось бы - с чего вдруг осуждать его?
Юй понимал, что слишком много раз ошибался в этой жизни, и теперь дошло до того, что он забыл о цели своего существования. А была ли она вообще? Шрайер порой желал все прекратить, но понимал, что это, как минимум, не удастся сделать. Как максимум - несмотря на все потери, на все произошедшее... Жить хотелось. Не в Шперцоне, конечно же, но... Юй не пытался тешить себя мыслями о том, что все наладится - все будет просто ужасно, и мужчина об этом знает. Но жизнь же не закончилась тогда, когда погибли все, кого он любил и ценил, верно?
Мысли о Хедлере заставляют криво усмехнуться, но Юй знает, что у него всего-навсего дрогнули губы. Он не может проявлять то, чего нет.
Каждый раз возвращаясь в камеру, Шрайер думал наступит ли для него то самое завтра, или в один прекрасный день вместо него окажется одна бесконечная пустота, принесшая облегчение?
Как иронично получается, что Шрайер теперь ненавидит врачей и больницы. Точно так же, как и городскую шумиху, соседей, которые могут оказаться весьма неоднозначными людьми. Переезжая в новое место никогда не знаешь, кем окажется человек из квартиры напротив. Маньяк ли, каннибал, или простой дворник?
Или Чицу Кёрнивалл, какая ирония...
Невольно в памяти возникают образы давно забытых моментов. Митгард, академия, поезд, мафия... Юй жмурится сильнее, понимая, что то, что он недавно считал ненавистью ко врачам уже всего лишь жалкое безразличие - просто либо безответственные люди, либо безумные фанатики. С Чицу не сравнятся.
Мужчина не знал, чем вызвана такая рьяная неприязнь, ведь казалось, что уже ничего не заставит кровь в жилах закипеть. Заставило. Жгучая, ничем необъяснимая ненависть, от которой хотелось разрушить все, что попадется под руку. Швыряться посудой, бить стены, орать в пустоту - делать хоть что-нибудь, лишь бы перестать ощущать ту заполняющую нутро черную, как нефть, гущу негативных эмоций.
Уж лучше не испытывать совсем ничего, нежели это.
Юй быстро выбросил рыжеволосого из головы, хотя мысленно мечтал сделать это из какого-нибудь окна высотки, пожелав приятного полета от всей авиакомпании Шрайер.
Звук открывающейся двери неожиданно громко отдает в ушах, а мужчина резко садится на койке, таращась на вошедшего.
Это призрак Хедлера, сам он, или клонированный двойник?
Юй достаточно шумно сглатывает, понимая, что каноны нарушены - Сейю заходит сам. Обычно его тащат к койке силком, в буквальном смысле сажают на цепь, и обращаются как с собакой. Сердце тревожно заворочалось в груди, заставляя подняться на ноги, а его глухие удары ощущались и в голове, и где-то в горле.
В несколько быстрых шагов Шрайер оказался рядом с вошедшим сокамерником, в его глазах не секунду промелькнуло недоверие - уж слишком брюнет был бледен и измучен, что никак не вязалось с его облегченной улыбкой.
- Ты жив?.. - Дрогнувшим голосом поинтересовался Юй, аккуратно положив руки на чужие плечи, дабы удостовериться, что человек перед ним реален. Хватка, несмотря на нежелание причинить боль, у Шрайера была безумно сильной, как у любого отчаявшегося человека, держащегося за единственный возможный якорь перед смертью. Но так же, как и любой отчаявшийся человек, Юй внезапно ощутил, как внутренний стержень, долгое время прочный и натянутый, как струна, все же дал слабину - немного продавить, так и он, и кожа треснут, словно перегнутый старый карандаш. Предплечья вновь обдало жаром, особенно садня в районе запястий.
- Вроде как. - Сухим, но живым голосом прошептал Хедлер и улыбнулся, оставляя зеленоглазого цепляться за свои плечи. - А почему ты спросил?
- Я... - Действительно, а почему? Люди-зомби разве существуют? Юй уже готов был поверить во все, что угодно. - Должен был. - Медленно заключил мужчина, замечая в глазах напротив странную, несвойственную Хедлеру тоску. - Где ты был?
Повисло молчание. Долгое, затяжное, будто Сейю разучился говорить, просто глядя на Шрайера таким же взглядом, кой был направлен на него. Да здесь плевать всем было на чье либо душевное состояние, предпочитали думать, что у заключенных души быть просто не может, а у кого она есть - старались лишить. Всячески вырвать, задушить веру в лучшее, исковеркать настолько, насколько хватит духу, чтобы оставить в человеке зияющую пустоту, постепенно заполняющуюся проклятым духом этого места. Отчего у Юя такой взгляд? Отчего у мертвого внутри человека в глазах заметно искреннее сострадание?
Хедлер никогда не понимал подобного. Возможно, просто не привык, что его жалеют, что ему сочувствуют. К нему относились так же, как и к остальным, если не хуже в некоторые моменты, а последний месяц жизни хотелось забыть, как страшный сон. Конечно же, Карэ ничего не делал, что было удивительно. Делал не он. И не поэтому. Бирюзовые глаза потускнели, под ними залегли сиреневые круги, одежда и кожа пропахли самыми дешевыми сигаретами, которые только могли быть на этом свете, и сам мужчина уже страдал желанием проблеваться от этого ужасающего смрада. Курил не он. Курили рядом с ним. Курили, и тушили окурки о тонкую кожу запястий, просто потому что заняться было нечем, а в корпусе царила скука смертная. На теле появилось еще несколько шрамов, которые вряд ли исчезнут, и помимо них - куча синяков и царапин, которые уже не заживали так быстро, как раньше. Все вены были исколоты, переход от предплечья к плечу сравнялся по цвету с находящейся рядом татуировкой, да так, что светлой кожи почти не осталось видно в тех местах. Панические атаки проходили, казалось бы, бесследно, но настигали везде, где только можно.
Хуже карцера была только лаборатория. Хуже Шперцона - только кабинет Романа и надзиратели.
Почему именно сейчас?
- Бегал. - Коротко улыбается мужчина на выдохе.
Сейю выглядит полумертвым.
Юй не замечает, как у него самого дергается глаз, и он тут же отстраняется, проронив негромкое "пошел нахуй", прежде чем отпустить Хедлера с его дурацкими шутками и отойти к своей койке, обессиленно заваливаясь на нее и пряча голову под подушку. Иногда ему начинало казаться, что чем ебанутее человек, тем проще ему живется в этом мире. Какого Сейю было месяц бегать - Шрайер даже вообразить не мог.
Он лишь ощущает, как под чужим весом прогибается матрас, когда Хедлер опускается рядом с ним, складывая руки в замок. Только теперь Юй резко слышит, что у того урчит живот, намекая, что Сейю в край охуел. Шрайер не был бы в прошлом врачом, если бы в настоящем не знал досконально все особенности организма своего сокамерника, которые изучил от и до. Хедлер после стольких лет, что провел здесь, не особо придавал значение питанию, а его желудок привык к малым порциям, и напоминать о потребности в еде мог только три дня спустя.
- Что ты ел? - Безразличным тоном интересуется Юй, но в вопрос он пытается вложить максимум беспокойства, что выходит крайне плохо. Он все же выбирается из своего укрытия, переворачиваясь на спину.
- Какой-то уебанский крекер и запил это литром воды. - Беспечно произносит мужчина, слабо улыбаясь. - Дня четыре назад.
- Ты ебанулся.
- Я знаю.
Мягкий, приятный и успокаивающий голос в этой ситуации никак не вязался с тем, что видел Юй. Безусловно, Хедлер вновь вызывал доверие, как это было и раньше, но больше мужчина не придавал значения ни одному его слову. Если он скажет, что-то наподобие "все нормально", Шрайер начнет биться головой о стену. Это просто нечестно.
Такое чувство, что Хедлер, как депрессивный подросток - просто забивает на себя, мол: "и так сойдет, я просто не заслуживаю жить, не заслуживаю любви, не заслуживаю ничего". Но Юй так же понимал, что перед ним взрослый, сознательный человек, и причины такого поведения уже наверняка в другом. Нужно было в свое время идти на психотерапевта.
- Ты у меня сегодня на ужин жрать будешь. - Бросает Юй, на что Сейю благосклонно улыбается, кивая. Он поднимается с места, и практически в ту же секунду чувствует, как чужая крепкая ладонь обхватила его запястье, возвращая обратно в сидячее положение рядом с собой. - Что с тобой делали?
- Ничего из того, что ты в силах себе представить. - От этой фразы Юя и вовсе начинает тошнить. Он мог представить только изнасилование или какие-нибудь пытки, но осознавая сказанное Сейю, он начинал думать, что того резали на кусочки, зашивали обратно и снова резали, пересобирая на другой скелет. Внутри все разрывает от этой безнадежности. Почему именно Сейю. Почему именно сейчас? - Кстати...
Юй поднимается, принимая вертикальное положение, и подтягивает ноги ближе к себе, внимательно разглядывая собеседника, внезапно посерьезневшего и оглядевшегося по сторонам.
- Ты... знаешь, что... - Он не договаривает, внезапно проглатывая последние слова вместе со слюной. Четкое ощущение дежавю напрягает, а мужчина нервно озирается по сторонам, словно в камере находится кто-то еще. Невидимый, неосязаемый, наблюдающий за всем происходящим, но, тем не менее, незаинтересованный в этом. На пару секунд у Хедлера складывается впечатление, что с этим "некто" они даже знакомы. Или же это просто очередные игры его подсознания. Он неожиданно притягивает Юя к себе рывком за плечо, склоняясь к его уху. - Твое дело, кажется, на пересмотре... - Он тут же отстраняется, чтобы заметить как глаза Шрайера... остались безразличными. "Ну все, если за этим кто-то реально следил, пусть думают, что хотят. Да, я его поцеловал, я гей. Или латентный гей. Жена так, была для прикрытия, потому что натуралы так себя не ведут...". Со стороны это выглядело бы действительно так. А была ли жена?..
Шрайер никогда не думал, что его жизнь докатится до такого - откуда Сейю знает?
- Ты опять говорил с богом? - Хедлер ошарашенно моргнул, вытаращившись на Юя так, будто впервые видел. После этого мужчина чуть нахмурился, отчего меж бровей залегла еле заметная на бледной коже морщинка, и прислонил ладонь к чужому лбу, проверяя температуру. - Что ты делаешь?
- Да у тебя горячка, походу, друг мой. - Печально качая головой сообщил Сейю, глядя на него снизу вверх огромными, печальными глазами, больше похожий на побитую собаку, которая хочет, чтобы ее забрали домой с улицы и просто приласкали. - Я еще не настолько сошел с ума, чтобы лично беседовать со всевышним... Я только жду своей очереди на аудиенцию...
Теперь до Юя дошло, что именно он выдал. Тут же стало понятно - с ума сошел только он. Либо же Сейю настолько гениален, что ему уже известны все тайны мироздания, а сам он умеет говорить много, но так и ни словом не обмолвиться о чем то действительно важном.
- Тогда поговорим об этом на улице. - Наконец то выдавливает из себя Шрайер, закашлявшись от внезапно сухого ощущения в горле. Голос как будто не его. Снова. Юй не помнит, когда говорил больше, чем два предложения в сутки.
- Ты умеешь говорить? - Сейю спрашивает это слишком обреченно, словно сам зеленоглазый все это время молчал, ведя внутренний диалог с самим собой, и репетируя сценарий для предстоящего разговора. Мужчина пару раз моргает, нелепо уставившись на Хедлера, который все так же сидит рядом с ним, изумленный от осознания своего вопроса. С губ Шрайера срывается очередное тихое ругательство, после чего Сейю, не сдержавшись, начинает смеяться, зажав рот ладонями и согнувшись пополам.
- Ты серьёзно, да? - Кисло интересуется Юй, поджав губы. Он уже не видит смысла в этой незамысловатой беседе: Сейю ничего не расскажет, сам Шрайер ничего не скажет. Мужчина вновь отворачивается к стене, плюхнувшись обратно на матрас. Сосед еще пару минут сидит с ним, то ли просто наблюдая, то ли думая о своем, после чего раздается характерный скрип пружин и звук легкой поступи, которую Юй уже может услышать даже сквозь сон. Он слишком привык к Хедлеру, чтобы с кем-то его спутать. Это точно он. Здесь нет ни гейства, ни голубизны, тут только беспощадная привязанность и благодарность за то, что этот человек продолжает удерживать его на плаву, несмотря на собственные проблемы.
"Дело на пересмотре?"
***
- Всем спасибо, всем до свидания, господа студенты! - Задорнее, чем обычно прощается профессор, возвращаясь на свое место за кафедрой, пока за партами происходит шевеление. - Я наконец то донес до вас основную информацию - даже Холмс соизволила прийти... Спасибо, Стефани! - Шутливо поклонился мужчина в сторону девушки, закидывающей тетрадь в рюкзак. Та помахала ему рукой, потупив взгляд и поджав губы. Профессор улыбнулся, переводя взгляд чуть в сторону. - А Кирни отлично выспался! Адольф, доброе утро, забери, пожалуйста, у меня свою тетрадку.
В этот раз он даже не стал будить его посреди пары, когда застал мирно дремлющего парня, проходя по рядам. Препод просто вытащил конспект из под его головы, проверил на верность содержимого, и унес к себе под тихие смешки в аудитории, дабы поправить недочеты.
Кирни в этот раз вскинулся не сразу - Холмс первая подошла к нему, расталкивая из стороны в сторону, отчего юноша чуть не свалился с края лавки. Чтобы убедиться, что друг проснулся, Стефани в последний раз встряхнула его, уже смотрящего на этот мир потерянным взглядом, стукнула полным портфелем по голове, и поспешно ретировалась с места, вызывая новый приступ хохота у оставшихся присутствующих.
Кое-как дохромав до кафедры, Адольф оперся руками о деревянную поверхность, высматривая знакомую обложку. Тут же парень наткнулся на изучающий взгляд своего преподавателя, замерев на месте. Оглядевшись, он понял, что в аудитории остались лишь они вдвоем, так как Кирни просыпался слишком долго. Юноша читал один фанфик, который начинался именно так, и о продолжении сего творения думать не очень хотел.
- У тебя все хорошо? - Внезапно поинтересовался профессор.
Адольф всегда смотрел и отвечал слишком просто - он не выдумывал ничего замысловатого, ни о чем не думал, не волновался... Он просто смотрел, трезво размышлял, и отвечал внятно, так что сказать, что у него что-то не так, довольно сложно.
- Да все как обычно... - Юноша недоуменно хлопает ресницами, смотря на мужчину. - Учусь, работаю... Прошу прощения, что снова уснул, но я готовился. - Честно заявляет он, поправляя сумку, и наконец получает тетрадь из рук преподавателя.
- Разве? - Мужчина коротко улыбнулся, на секунду задерживая руку на мягкой обложке, отчего Кирни взялся за нее одновременно с ним. - Адольф, отчего ты не поступил в театральный? - Вопрос сбивает с толку. - Твое умение играть счастливого человека, у которого проблем вообще нет, просто поражает.
Юноша вообще не понимал, что происходит. Проблемы? У него? Чушь несусветная. Из проблем, разве что, нелюбимые родичи, так активно наседающие со всех сторон. Разве из-за этого он выглядит как-то... не так?
- Извините?
- Мне звонила твоя мать. - Внутри что-то с грохотом обрывается, улетая прочь через пятки, отчего начинает казаться, что пол уходит из под ног. - Не мне лично, а в деканат. У вашего, кхм... главного... было много вопросов...
- Он меня ненавидит. - Поспешно заявляет юноша, нервно кусая свои губы.
Учитель лишь понимающе улыбается, пожимая плечами.
- Да, соглашусь. Поступить на лечебное дело с твердой уверенностью быть хирургом... А потом просто взять, порушить все его мечты, и стать психиатром. Скажи, что все-таки повлияло?
- Цена. - В который раз отвечает Адольф на автомате. Ценники на обучение для "небюджетников" сильно отличались. Зверские суммы платили будущие стоматологи, сразу после них были хирурги. Терапевтом парень быть не хотел никогда, и выбрал очередную узкую специализацию, которая казалась наиболее привлекательной. А почему бы, собственно, и не психиатром? Этим вопросом юноша задавался уже давно. Зато можно будет смело втирать людям какую-то дичь, аргументируя тем, что он врач, который работает с головой. Если что, у Кирни всегда был запасной вариант: стать цыганом. Учитывая его внешний вид - это было очень даже вероятно.
Но вот что могло Алекс понадобиться в этом богом забытом заведении? Кирни думал, что они давно уже все прояснили, и в его жизнь лезть больше не будут. Ему уже хватило слов о том, что он такой же больной психопат, как и его отец. В такие моменты вспоминался Гарри Поттер, и очень хотелось спросить, от кого была старшая сестра, ежели на нее не спускали всех собак. Адольф точно не знал, но, вроде как, у него была пара младших братьев. У отца так вообще - другая семья. Значит - еще больше всякой мелочи.
В случае чего у него есть запчасти, если он когда-нибудь потеряет почку, или ему понадобится кровь. "А то старшая сестра совсем потеряла голову, больная стерва".
Если бы Адольф сейчас засмеялся, профессор бы смотрел на него очень странно.
- Тем более, мне уже девятнадцать. - Чуть с нажимом произнес юноша, прокашлявшись. - Я вполне неплохо обеспечиваю себя сам, у меня есть письменное разрешение от компании, в которой я работаю, а в вашем деканате есть все справки и документы, подтверждающие необходимость моего совмещения работы и учебы. - Кирни вздохнул. - Через год, а может, раньше, я вас покину. Постараюсь не опозорить сие чудесное заведение, хотя, кажется, успеваемость моя не хромает, я твердо стоящий на ногах хорошист.
Мужчина кивнул, удовлетворенный ответом, но все же не спускал с юноши пристального взгляда. От него почему-то становилось не по себе.
- Прошу простить мое любопытство. - Устало произнес он, руша всю ту напряженную тишину, возникшую на несколько мгновения. - Просто моя обязанность, как педагога, состоит не только в проверке ваших знаний. - Мужчина доброжелательно улыбнулся, покачав головой. - Да и напомнил ты мне... одного студента. Давно это было. Тоже постоянно спал на занятиях. И всегда на моей паре.
Адольф облегченно выдохнул, возвращая профессору улыбку. В те годы, по логике, он должен был вести философию... Разве нет?
- Так уж и всегда?
- Ну вот, как мы с тобой знакомы, так и... Да, кажется, он тоже не доучился, тоже работал.
- Мед?
- К счастью - нет. - Усмехнулся собеседник. И хотя его голос вновь звучал монотонно, Адольф в который раз понимал, что это единственный человек, чьи пары посещать интересно. - Преподавал я тогда в другом заведении, но, насколько помню, практически ничего не отличалось. Это еще девяностые были... - Ностальгически вздохнул он, разминая кисти. - Тоже там, всякие, как ты, - Он взглядом указал на кольца. - Фенечки-браслетики, крашеные волосы... Годы идут, ничего не меняется. Обязательно у меня такой студент бывает в практике.
Кирни понимающе улыбнулся, покивав. В его жизни тоже часто попадались "чередующиеся" люди. Несмотря на схожесть, все они были абсолютно разными.
- Но у тебя по другим предметам много хороших таких... Дыр. - Профессор сменил тон на более серьезный. - Я не твой декан, безусловно, но ему будет только в радость тебя пошпынять. Закрой, пожалуйста, до Нового года. На моих парах, так уж и быть, отсыпайся, но не переусердствуй. Это не значит, что я тебя освобождаю от конспектов и самостоятельных.
- Самоубийство? - Попытался вспомнить Кирни.
- Только попробуй... - Помрачнел на секунду мужчина, после чего звонко рассмеялся. - Рано еще. Сначала сессию сдай.
- А смерть это...
- Это не повод не сдавать сессию. - В шутку нахмурился профессор. - Это так же не повод не платить налоги. - Адольф побледнел. - Ты за свою смерть тоже заплатишь. Сколько у тебя уже скоплено на похороны?
- У меня на карте два рубля... - Потерянно отозвался юноша, теребя ремень наплечной сумки.
- Значит гроб своруем.
Кирни знатно ошалел. Он даже проснулся полностью, потому что мужчина сказал это совершенно серьезно. Профессор, преподающий психологию, предлагает своровать гроб.
Осознание этого заставляет прыснуть, прикрыв рот кулаком. Мужчина, кажется, теперь полностью спокоен.
- Что ж, в таком случае не смею больше задерживать. - Он указал на дверь ладонью, намекая на то, что парень полностью свободен на сегодняшний день. - Помни: закрой все свой проплешины. А то когда облысеешь полностью - волосы уже не вернуть.
- Вы действительно философ... - Покивал Адольф, расценив сказанное, как весомый аргумент. Он уже собрался покинуть аудиторию, как вдруг что-то, резко всколыхнувшееся внутри, заставило его остановиться, в нерешительности топчась у порога. Это не осталось незамеченным.
- Что-то еще?
Скорее всего, это обычное человеческое любопытство.
Юноша повернулся к профессору, неловко переминаясь с ноги на ногу. Внезапно появившееся чувство слишком сильно трепыхалось внутри, так и подмывая задать этот вопрос:
- Вы... упомянули студента... - Неуверенно начал Кирни, продолжая сжимать в пальцах ремень тяжелой сумки. - Вы не могли бы вспомнить фамилию?
Учитель изумленно вскинул брови, и прежде чем задать встречный вопрос, услышал пояснение.
- Я.. просто хочу знать, тот ли это человек, о котором я думаю...
Отец?..
Мужчина призадумался, складывая руки под подбородком и упираясь локтями в стол, на котором аккуратными стопками лежали тетради и другие нужные бумаги. У него и в мыслях никогда не было запоминать всех своих студентов поголовно, но все же некоторые личности откладывались в памяти из-за своих определенных отличий. Тот же Хейсон - постоянно что-то да выкидывал. Вот чей выпускной вспоминать не хотелось, так это этого безбашенного голубоглазого брюнета с крашеными прядями, который был предметом обожания многих девушек на своем курсе. Что сейчас случилось с этим запоминающимся юношей - профессор не знал, но надеялся, что тот не закончил слишком печально. Он никогда не казался деловым человеком, но и слишком сорванцом не был. Завис где-то посередине. Хотя... Довольно-таки ответственный был парень, хоть и старался этого не показывать. Тоже спал на всех парах, как и дружок его...
- Как же его там звали... - Адольф видел, как профессор усердно размышляет над чем то, наверняка прокручивая в голове знакомые и забытые имена, неожиданно всплывающие в памяти. Сколько лет могло пройти с того момента? Кирни разве что знал, что отец старше его лет на двадцать-двадцать пять. Юноша не слишком хорошо помнил этого человека. А, может, даже его воспоминания были всего лишь счастливыми снами из детства. "Он так рано ушел из семьи... Это из за матери, или из-за того, что не захотел очередного урода?". И все же, кажется, профессор собрался с мыслями, а его лицо просияло в догадке. Кирни все же услышал не то, чего ожидал. Этого человека он вообще не знал, и ничего о нем не слышал. - Смит. Кажется, его звали Виктор Смит.