— Почему я должен тебе поверить?

Вячеслав мельком смотрит на него и коротко жмет плечами.

— Не должен.

И ведь действительно. Не должен. Все эти обереги, амулеты, травки, помощь старикам с их ноющими поясницами и коленями — ладно, но потомок лесного Духа… Дима много, конечно, всяких книжек прочитал, с гордостью может сказать, что видал всякое, но такое удивляет.

Потому что это не книга, а его собственная реальная жизнь.

И какой-то загадочный парень, спасший его от смерти, заявляет, что он потомок лесного Духа? Что ж, возможно. Допустим, сейчас, в этот данный конкретный момент Дима поверит в эту историю.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать.

— Разве потомку лесного Духа может быть так мало лет?

— Мы перерождаемся из тела в тело.

— Получается, до этого ты был той бабкой, которая тут жила?

— Получается, да.

— Ты был женщиной?

— У души нет пола.

Он отвечает быстро и отстраненно, видимо, погруженный в свою работу, и Дима бы с удовольствием ему не мешал, но вопросы у него еще есть и они сами по себе рвутся с языка.

— Почему ты убежал тогда? Когда увидел меня.

— То, что сидит в тебе, заразное. Я ушел, пока не стало поздно.

Дмитрий хочет сделать вид, что ему нет дела, но все равно обижается на «заразное» и поэтому спрашивает уже раздраженно.

— Как это ты щас тогда сидишь со мной, таким заразным?

— Благодаря этому. — Вячеслав наконец отрывается от своего хитрого плетения и тянет за тонкую цепочку у себя на шее, вытаскивая из-под рубашки что-то блестящее; Дима понимает, что это кулон в виде бегущего волка, с нарисованными на нем символами, которые больше похожи на наскальные рисунки.

— Мой оберег. — Вячеслав снова прячет его под одежду. — Помолчи, пожалуйста, я должен доделать работу.

Дима послушно затыкается и даже проводит пальцами по губам, якобы застегивая замок. От чего-то тон Вячеслава усмиряет в нем любопытство и непонятно — просто так это произошло или по воле какой-нибудь магии.

К слову, в магии Дима уже не сомневается, потому что доплетя браслет, Вячеслав подносит его к губам и принимается что-то шептать, неразборчиво, быстро, временами напевно, но так, что слова понять не получается, как не вслушивайся.

— Давай руку. — Он протягивает свою к Диме и ждет, пока тот неуверенно не вкладывает в хрупкую ладонь свою. Вячеслав тонкими паучьими пальцами быстро завязывает узелок на димином запястье и снова что-то шепчет, опять же — неразборчиво. — Носи до конца лета. Когда наговоренные на тебя слова потеряют силу, браслет порвется.

— Наговоренные? То есть кто-то это специально сделал?

— Да. Может неосознанно, но кто-то наслал на тебя неудачи, может, не сильно страшные, но они точно портят тебе жизнь.

— Портят, еще как, — фыркает Дима, рассматривая браслет; крупные бусины красиво переливаются, когда он поворачивает руку, а нить выглядит такой прочной, что кажется она просто не может порваться. — Ты плату какую-то за это берешь?

— Нет.

— Вообще?

— Вообще.

— На что ты живешь?

— Мои родители самые обычные люди. Они дают мне деньги. Мое же дело жить здесь.

Дима путается во всем этом еще сильней.

— Погоди. То есть, ты родился у обычных людей, но сам ты потомок лесного Духа? Как такое может быть?

— Дух перерождается, в ком захочет. На этот раз был выбран я. Вот и все.

— И тебя устраивает такая жизнь? Типа… ну ты же молодой парень, а торчишь в этой глуши, занимаешься оберегами и помощью старикам. Тебе не скучно?

— Это моя работа.

— Это не ответ. — Дима уже начинает злиться, потому что Вячеслав даже в лице не меняется, смотрит равнодушно и прямо своими стеклянными глазами, которые будто бы в самую душу заглядывают и видят тебя насквозь. А может и видят. — Я Дима, кстати.

Вячеслав кивает. Просто безэмоционально кивает. Бесит.

— И что, за свою работу ты принимаешь простые «спасибо»?

— Этого будет достаточно, если оно идет от души.

— И ты поймешь, если это будет не так?

— Да. У тебя очень много вопросов, Дима.

— Потому что знаешь, не каждый день меня спасает какой-то парень, который говорит, что он потомок духа Леса и который, похоже, владеет какой-то магией, что меня, вообще-то, немного пугает.

— Не «похоже», а владеет.

— Ну тем более. — Дима ставит пустую кружку на стол и трет ладони друг об друга. — Как в фильме прямо. Хотя… больше, наверное, как в сказке.

— Я бы не назвал свою жизнь сказкой.

Дима поднимает на Вячеслава глаза, потому что впервые за все время их однобокого разговора, у того в голосе проскальзывают эмоции — грусть, тоска, насмешка, печаль, одиночество. Все это чувствуется в нем и в его голосе, даже в глазах, когда они встречаются взглядами.

Конечно, он здесь одинок. Живет на окраине совершенно один, ни с кем не общается, а все местные от него шарахаются. Не позавидуешь.

— Тебе пора идти. — Вячеслав встает и начинает быстро собирать все со стола. Его голос снова становится пустым и равнодушным.

Дима вдруг чувствует себя очень лишним в этом доме, поэтому даже не собирается с ним спорить. Единственное…

— А мы можем… — он кашляет, вытирает ладони о шортыи смотрит на Вячеслава. — Еще как-нибудь увидеться?

Порыв внезапный, но Диме правда хочется еще раз с ним увидеться, хочется поговорить, расспросить обо всем, но не ради любопытства, а чтобы составить компанию, возможно, чтобы заставить Вячеслав чувствовать себя не таким одиноким. Неожиданно проснувшуюся жалость невозможно игнорировать, потому что перед Димой словно выброшенный кем-то щенок, одинокий и не нужный, с ним хочется побыть хотя бы недолго.

— Зачем? — Вячеслав оставляет все свои дела и смотрит ему в глаза. Читает.

— Просто так, — жмет плечами Дима.

— Возможно, — через невероятно долгую паузу отвечает Вячеслав.

Умецкий улыбается.

— Хорошо.

— Хорошо.

— Хорошо, — зачем-то еще раз произносит Дима.

Странный день.