С уходом Ганса в лазарете воцаряется тишина. С лёгкостью ориентируясь в комнате, Кэйл быстро находит раковину и смывает с лица засохшую кровь и грязь, а затем открывает ящик с запасной униформой, где опять лежит только форма большого размера. Он вздыхает. Нет, нужно серьёзно посоветовать Гансу закупить комплекты униформы его размера. Он стаскивает с себя грязную одежду и отбрасывает её в угол, замечая на груди постепенно светлеющий синяк. Но кроме него больше никаких видимых повреждений. Натягивая чистую форму, Кэйл громко зевает, неторопливо застёгивая пуговицы, а затем падает на больничную койку. Ноги начали ныть, почувствовав расслабление, потому было принято приятное решение вздремнуть. Но перед этим нужно кое-что уладить.

Двое котят тихо мяукают на дракончика, свернувшегося калачиком на полу без невидимого заклинания. Он плакал крупными слезами, падающими на пол, прижав лапы к мордочке.

Лежание на холодном полу вредно для ребёнка, потому Кэйл берёт детёныша на руки и несёт с собой в кровать. Пушистые дети следуют за ним, проворно запрыгивая на простыни. Три пары глаз следят за сопящим ребёнком.

Ладонь Кэйла опускается на чешуйчатую голову дракона и гладит её.

— Почему ты плачешь?

Неужели чёрный дракон испугался большого кабана? Или крови?

— Ты... — Хнычет тот: — Ты... не хочешь меня.

Кэйл удивлённо моргает. Что? Рука на мгновение замирает, от чего слёзы ребёнка текут с новой силой. Котята встревоженно мяукают и начинают похлопывать дракона лапами по спине, Кэйл неосознанно повторяет за ними.

— Не плачь. Что...

Не успевает Кэйл спросить, как тот начинает кричать:

— Ты не можешь умереть! Я не хочу быть один, я... я... ва-а-а!

Может, Кэйл не очень хороший человек, но он точно чувствует себя виноватым, когда маленький ребёнок плачет по его вине. Он крепко обнимает его и вздыхает.

— Разве я не говорил? Я не умру. Я в полном порядке.

Лицо воющего дракона прижато к груди Кэйла, отчего отчаянные крики приглушены.

— Но, кровь! Кровь! Если ты умрёшь, я уничтожу этот мир!

Что за страшные угрозы выдаёт четырёхлетний ребёнок?

— Нет, нет, это не только кровь.

Кэйл хотел положить дракона на кровать и показать свою испачканную униформу, но останавливается. Тот крепко прижимается к нему, как детёныш обезьяны, боящийся потерять мать. Кэйл поднимается с койки с грузом на руках, садится на корточки перед грудой одежды и вытаскивает рубашку под тревожное мяуканье котят, следящих за плачущим ребёнком с тревогой в глазах.

— Понюхай, если не веришь.

— ... — Несмотря на слёзы, он довольно послушен. Повернув голову к рубашке, зажатой в руке Кэйла, он удивлённо моргает: — ...Пахнет сладко.

Кажется, Ганс и впрямь добавил подсластитель в капсулы с кровью после его жалоб. Жаль, что не удалось их попробовать.

— Да, это фальшивая кровь, — объясняет Кэйл, аккуратно складывая форму и вытирая детские слёзы. Когда с объяснениями покончено, можно ложиться спать. — Я не ожидал, что они лопнут. Ха... Столько хлопот из-за такой мелочи, может не пользоваться ими?..

Чёрный дракон больше не плачет, но всё ещё выглядит расстроенным и угрюмым.

— Зачем тебе фальшивая кровь?

— Иногда необходимо притвориться, что тебе больно, до того, как станет больно по-настоящему. — Кэйл сомневается, что такому дракону нужен такой урок, но важно, чтобы он перестал беспокоиться. — Например, если ты встретишь медведя, то нужно лечь и притвориться мёртвым, тогда тебя не тронут.

— Но ведь медведи слабые...

— Да, но я слабее медведя.

— ...Я буду защищать тебя.

Сердце замирает в удивлении от бормотания дракона, который избегает взгляда Кэйла. Что?

— Ты уверен, что хочешь быть моим фамильяром?

— А ты?

Его тон невероятно детский и наивный. Да, это дракон, но в первую очередь он ребёнок.

— Конечно. Ты очень сильный. Чего только стоят твои заклинания ветра. Я не могу и половины того, что умеешь ты, у меня очень мало маны. — Кэйлу нужен сильный фамильяр, чтобы защитить своё слабое "я", но он не может дать ману взамен, — вот почему я подумал, что ты не захочешь заключать контракт со мной.

Подняв морду, дракон надменно произносит:

— Мне не нужна твоя жалкая мана. У меня её более чем достаточно.

Кэйл улыбается. Это правда. У чёрного дракона больше маны, чем у любого из первогодок, включая Чхве Хана.

От этих слов чешуйчатый чёрный хвост начинает раскачиваться из стороны в сторону, а затем дракон резво подпрыгивает и становится на четыре лапы на груди Кэйла, гордо подняв голову:

— Хорошо! Тогда с сегодняшнего дня мы партнёры! — Голос дракона высокомерен, но Кэйл чувствует, что за ним скрывается великое веселье.

Дракон прижимает короткую лапу к сердцу Кэйла и что-то бормочет, после чего в воздухе образуется маленький огонёк чёрной магии, который лениво подплывает к Кэйлу и растворяется, даруя приятное тепло.

Хм?

— Нам не надо резать ладони? — В замешательстве спрашивает Кэйл.

Четырёхлетний дракон фыркает и смотрит на него так, словно это он несмышлёный ребёнок.

— Разве ты не потерял достаточно крови, человек?

Что ж, доля правды тут есть. Но всё же, если нет никакой необходимости проливать кровь, то почему, чёрт возьми, это делали все остальные?

— Где метка? — Кэйл разглядывает свои ладони. Они слишком гладкие, совсем не такие, как у других студентов, у которых были разнообразные цветные отметины, представляющие собой их контрактных фамильяров.

Взгляд дракона падает на руки Кэйла, и он хмурится.

— ...Человек, почему ты так слаб? Они сказали, что ты вызвал меня, потому что мы похожи. Раз я сильный и могучий дракон, разве ты не должен быть таким же? — Тон чёрного дракона сочится чистым любопытством, без злого умысла или насмешки. Кэйл соглашается — он оказался в фантастическом мире, и всё же его магические силы ничтожны.

— Мы можем быть похожи по-разному.

— А в чём похожи мы?

— Теперь мы можем выяснить это вместе.

Вместе. Это слово заставило крылья чёрного дракона быстро затрепетать.

— Конечно! У нас будет много-много времени вместе! Теперь, когда мы договорились быть вместе, назови мне моё имя, человек! — Он стучит лапами по груди Кэйла, переполненный волнением.

Имя? Кэйл не очень хорош в этом.

Ребёнок взволнованно летает вокруг думающего Кэйла, взбудораженный. Всё время, которое они были знакомы, этот ребёнок всегда вёл себя немного высокомерно, дулся или плакал. Интересно, как он будет выглядеть с улыбкой, присущей всем детям в его возрасте? С этой мыслью Кэйл выбирает подходящее имя.

— Раон. Твоё имя будет Раон Миру.

— Что это значит?

На чистом корейском это означает...

— Радостный дракон. Это имя желает тебе счастья.

Рот Раона приоткрывается. Его большие глаза блестят от влаги, новая эмоция, которую Кэйл ещё не видел. Его крылья подрагивают, опуская его вниз, прямо в протянутые руки Кэйла, уберегающие от ран и падений. Он выпускает когти — достаточно, чтобы уцепиться, но недостаточно, чтобы причинить боль.

— П-правда?

— Почему? Тебе не нравится? — Кэйл хмурится. — Я могу придумать что-ниб...

— Нет! Ты не можешь взять его обратно! Теперь это моё имя! — Раон фыркает, возмущённо взмахивая лапами. — Я буду счастливым! Ты должен сделать меня счастливым! Нет, мы должны быть счастливы вместе!

Кэйл планирует жить счастливой и спокойной уединённой жизнью.

— Конечно, давай будем счастливы вместе.

Раон, подобно его имени, начинает улыбаться.

«О, значит, драконы умеют улыбаться».

Забавляясь, Кэйл тоже начинает улыбаться.

Дверь в лазарет распахивается, и Эрик Уилсман появляется прямо во время сцены, где Кэйл улыбается в пустоту, потому что ровно в этот момент Раон стал невидимым и подлетел к потолку. Улыбка Кэйла мгновенно исчезает, возвращаясь к невозмутимому лицу.

...Драконы застенчивы?

— Кэйл?.. Что у тебя в руках?

— Ничего, просто проверяю, все ли пальцы на месте, — бесстыдно врёт Кэйл.

К его крайнему удивлению, Эрик в слезах подбегает к его койке и хватает его за ладонь.

— Да, все целы! Тебе не о чем беспокоиться! О, я не могу поверить в то, что произошло. У меня сердце упало в пятки, когда я услышал, что ты ранен!

Кэйл терпеливо сидит, пока Эрик суетится вокруг него, ища раны и смахивая грязь с волос. Это немного раздражает, но он знает, что Эрик просто беспокоится. К тому же, неплохо иметь кого-то, кто заботится о нём. Однако видеть чужие слёзы, в которых он виноват, ему не очень нравится.

— Хён-ним, я действительно в порядке. Перестань плакать, — он пытается утешить Эрика, похлопывая его по плечу: — Президент студенческого совета дал мне зелье высшего сорта.

— Правда? Зелье высшего сорта? — Эрик выглядит удивлённым и растерянным, но затем выражение его лица расслабляется. Он приподнимает линзы, вытирая капли слёз, а затем улыбается и говорит: — Дай мне знать, если я смогу чем-нибудь помочь тебе, Кэйл. Хоть что-нибудь!

Самое время спросить о Мэри.

— Хён-ним, ты знаешь кого-нибудь по имени Мэри?

Эрик моргает от неожиданного вопроса, но на его лице царит чистое замешательство.

— Мэри? Нет, не могу сказать, что слышал о ней...

Цифры остаются прежними.

40%.

Последние сомнения наконец испаряются. Все эти проценты, находящиеся выше голов фаворитов, на самом деле относятся к нему. Просто отлично, чёрт возьми. Лишь бы он не стал "главным героем"... Ситуация прояснится с переводом Мэри. Если она такая же, как он, девушка из другого мира, то он сможет осторожно вывести её на лучшую концовку с Чхве Ханом.

Он смотрит на котят. Вероятно, он сможет убедить их помочь, учитывая их изначальные роли в игре.

Они же бросают на него подозрительные взгляды и пятятся при виде его улыбки.

«Кто такая Мэри?» — спрашивает Раон у Кэйла в голове.

«Ты встретишься с ней в будущем», — думает он в ответ.

— Ты голоден? — привлекает внимание Эрик. Суетливый и вечно беспокоящийся, но его тревога не напрасна, потому что Кэйлу действительно хочется есть. Он кивает. — Мне нужно вернуться в класс, но я попросил повара приготовить немного... — В этот момент раздаётся стук в дверь, Эрик на мгновение замолкает. — О, это, должно быть, он! Входи, Бикрос! Мне пора идти, Кэйл. Хорошо ешь и хорошо отдыхай!

Извините? «Входи...» кто?

Дверь открывается, и появляется высокий и мускулистый шеф-повар, одетый в безукоризненно белую униформу и не менее белоснежные перчатки. Мешки под его глазами делают их ещё темнее и устрашающе. Но ещё страшнее выглядит упавший рейтинг на его головой. Даже на нём словно была тёмная тень.

Целых 0%. Чёрт побери, а вдруг они упадут ещё ниже?

Бикрос протягивает бумажный пакет, но Кэйл слишком долго смотрит на него, не принимая.

«Хорошо пахнет, Человек!»

— Возьмите, — нетерпеливо произносит Бикрос, его голос больше похож на низкое сердитое рычание зверя, чем на вежливую просьбу повара.

Кэйл инстинктивно забирает своеобразный дар, а затем открывает его под чужим бесстрастным взглядом и замечает на дне сэндвич. Весьма знакомый сэндвич.

Кэйл уверен, что видел подобный раньше. Как тот, который он нашёл в пакете на ручке своей двери. И который он отдал Чхве Хану...

— На этот раз Вам лучше не давать его никому другому, — бормочет тот, не отрывая взгляда от него.

На этот раз... Чёрт, так он знал, куда делись предыдущие сэндвичи...

— Да, сэр, — послушно отвечает Кэйл, поднося сэндвич поближе, чтобы рассмотреть. Может, отравлен? Взглянув на повара, он вздрагивает от такой убийственной ауры. Ну, наверное его убьют, если он не съест это.

Кэйл откусывает маленький кусочек. Чудесный вкус жареной говядины, хрустящие листья салата и помидоры, нежность профессионально приготовленного майонеза... Вау, это один из самых вкусных сэндвичей, которые он когда-либо пробовал в своей жизни. Напоминает те самые модные и популярные сэндвичи из реклам хипстерских кафе, на которые он постоянно натыкался, пока шёл на работу.

Иногда нельзя осознать степень своего голода, не откусив что-нибудь вкусное. Кэйл чувствует, что это его случай — внезапно его голод усилился в несколько раз. С удовольствием он откусывает большой кусок, тщательно пережёвывая и наслаждаясь. Вскоре половина сэндвича исчезает. В этот момент он замечает Он и Хонга, у которых едва слюна изо рта не капает, и их сияющие глаза.

«Человек, я тоже хочу попробовать!»

— ... — Ну, тут уж ничего не поделаешь. Он должен кормить троих детей. Кэйл бесстыдно поворачивается к Бикросу и без тени стыда спрашивает: — Можно ещё?

На протяжении всех лет своей работы в поместье Хэнитьюз Бикрос получал лишь реки жалоб на его еду от Кэйла Хэнитьюз. Придирчивый молодой хозяин ранее никогда не доедал еду в тарелке. Однако сейчас он просит добавки?

Кэйл вздрагивает от напряжённого взгляда, брошенного в его сторону. Внезапно в глаза бьёт волна тёплого света, и когда он тускнеет, под искрами виднеется...

5%.

— !?

— ...Я скоро вернусь.

Кэйл в оцепенении смотрит на закрытую Бикросом дверь. Почему его просьба так внезапно повысила рейтинг? Может, его жизненная цель и суть — кормить людей? Кэйл не понимал Бикроса, что внезапно делало его самым опасным фаворитом.

В комнате снова тихо и пусто, потому он протягивает другую половину сэндвича детям, включая Раона, снявшего с себя заклинание невидимости. Однако они не берут у него сэндвич, а предпочитают откусывать, прямо из его рук. Довольно забавно кормить их таким образом; он никогда не был близок с животными, будучи Ким Рок Су.

После трапезы Кэйл отряхивает пальцы от крошек и откидывается назад, расслабляясь и почти засыпая. Но тут звучат тяжёлые громкие шаги, а затем в комнате появляется человек.

Кошки мяукают в знак приветствия, а Раона снова не видно.

— Я победил всех злых свиней, красная фасолинка! — Победоносно заявляет Тунка. Зелье исцелило его раны, но на коже всё равно оставались полосы крови и грязи. Возможно, Харолу стоило посоветовать ему привести себя в порядок, прежде чем прийти в лазарет. — Я впервые навещаю больного, поэтому Харол велел мне принести подарок! — Тунка с гордостью протягивает букетик из полевых цветов: — Вот, красная фасолинка! Ты как-то говорил, что похож на эти цветы, так что они напомнили мне о тебе!

На пальцах Тунки зеленоватые пятна от травы. Довольно забавно представлять такого огромного мускулистого человека, склонившегося к самой земле, чтобы ухватить пальцами крошечные тонкие стебельки цветов, поэтому Кэйл не может не улыбнуться, принимая скромный подарок и с любопытством принюхиваясь к приятному сладкому аромату.

— Спасибо, Тунка.

«Человек, ты любишь цветы?»

«Они довольно милые. Приятные запахи помогают мне лучше спать».

«Ладно, я понял».

Глаза Тунки были прикованы к Кэйлу, пока тот переговаривался с Раоном. Образ бледного, красивого рыжеволосого парня странно хорошо сочетается с маленькими нежными цветами.

53%.

Тунка никогда раньше не заботился о внешности, однако сейчас он почему-то почувствовал, как перекувыркнулось сердце, будто монстр во время боя подбросил его в воздух. Затем он замечает, что некоторые цветы уже завяли, а другие и вовсе выглядят потрёпанно без большинства лепестков, хотя он их недавно сорвал...

Тунка вспоминает разговор с Кэйлом в повозке.

— Я очень-очень слаб.

— ...Как же ты оставался в живых всё это время?

— Так же, как цветы растут вдоль дорог. Они умрут, если на них наступят, их очень легко сорвать. Однако они будут жить, если им просто не будут вредить.

Затем в голове возникает облик Кэйла, полный крови и боли. Он на мгновение замирает.

— Ты такой слабый, фасолинка. Так легко разрушаешься.

«Он прав! Ты слишком слаб!»

— Да, я слаб, — он соглашается с очевидной вещью. Кэйл приподнимает бровь, не понимая, почему Тунка говорит такие вещи; он явно не из тех, кто бьёт лежачего. Кэйл неосознанно поднимает и вторую бровь, замечая изменившийся рейтинг привязанности над его головой. Когда он успел увеличиться?

Впервые Тунка поймал себя на том, что хочет защищать, а не уничтожать.

— Мне жаль, что я причинил тебе боль, фасолинка. Я ведь должен был быть твоим партнёром и помогать тебе...

— Хватит об этом. Ты сделал всё, чтобы помочь мне. Я умер бы, не будь там тебя.

Умер бы.

Кэйл... умер бы?

Смерть всегда была далёкой мыслью для сильного Тунки. Однако это не значит, что риски сражений ему неизвестны. Некоторые воины в Королевстве Виппер считают смерть в бою своеобразной формой славы. Тунке так не кажется; он уверен, что такая смерть — показатель его слабости. Он всегда сражается в полную силу с упорством и уверенностью, чтобы одержать победу.

Кэйл явно очень слаб. Не случится ничего удивительного, если он вдруг погибнет в битве. Так почему у Тунки болит сердце при мысли об этом? Он не хочет, чтобы его фасолинка пострадала или умерла.

— В следующий раз я защищу тебя лучше, фасолинка. Я стану сильнее! Я пойду тренироваться прямо сейчас!!! — Тунка выбегает из лазарета с решительным рёвом, даже услышав ответа. Кэйл пожимает плечами и ставит цветы в вазу на прикроватном столике.

«Ты не можешь умереть, слабый человек! Я уничтожу мир, если ты умрёшь! Я убью всех, уничтожу всё, а потом уничтожу себя!»

Какая страшная угроза. Ради мира во всем мире и всеобщей безопасности Кэйл отвечает:

— Я не умру. Рядом со мной сильный дракон.

«Да! Этот сильный дракон защитит тебя!»

— Спасибо, — улыбается он.

Теперь он наконец может вздремнуть.

«Человек, я чую что-то рыбное».

А может, и нет.

— Дорогу, дорогу! — Кричит Ганс, вбегая в лазарет со студентом с длинными голубыми волосами. Знакомый оттенок синевы заставляет Кэйла сесть, а тревогу — разлиться в груди. Левая рука и часть плеча Пасетона окружены большим пузырём воды, в котором виднеются красные капли. Кровь? Минутку, магия воды... удерживает почти отрубленную часть руки Пасетона прямо у плеча.

— Пасетон!

Кэйл бросается к нему, как только его положили на больничную койку, наблюдая за его сосредоточенным и искажённым от боли лицом; он продолжает использоваться магию, делая тяжёлые неглубокие вдохи.

— К-Кэйл... — Облегчённо выдыхает тот, видя, что хотя бы Кэйл в безопасности, однако в этот же момент он шипит от боли. Кэйл опускает взгляд и замечает ужасную кровавую рану на животе Пасетона, судя по всему, от бивня кабана. На мгновение он замирает в ужасе. Несмотря на тяжёлую рану, Пасетон всё ещё сосредоточен на спасении руки, ведь если он потеряет конечность, ему будет ещё сложнее существовать в китовом племени и контактировать со своей семьёй.

«Этот пахнущий рыбой парень теряет слишком много крови!»

«Чёрт побери».

Почему, чёрт возьми, происходит что-то такое? Кэйл ругается себе под нос. Что за херня происходит с этой академией?

— Быстро, принеси самое лучшее зелье, которое здесь есть! — Кричит Кэйл Гансу, который всё ещё роется в шкафах.

Тот удивлённо замирает. Затем он качает головой и объясняет:

— Эти зелья должны использоваться только королевскими...

— Дай сюда! — Сурово требует он, не церемонясь. Сейчас каждая секунда на счету, нужно как можно быстрее спасти Пасетона. — Альберу Кроссман не возражал бы!

Ганс кивает, но теряется в нерешительности, из-за чего Кэйл выхватывает зелье, быстрым движением открывает пузырёк, а затем одной рукой приподнимает голову Пасетона, а другой вливает жидкость ему в рот. Уже через пару глотков выражение лица раненого смягчается, оставляя за собой только усталость и пережитый стресс. Его голова слегка поворачивается в сторону плеча. Рука снова цела, а рваная рана на животе затянулась.

— Ах, слава богам... Слава богам... — Тихо повторяет Пасетон, как молитву. По его щекам стекают слёзы, но он смеётся. Его глаза как никогда живые и блестящие, когда он поднимает взгляд: — Большое спасибо тебе, Кэйл.

Кэйл сжимает кулаки.

Его не за что благодарить. Он не уверен, какую эмоцию выразить на лице при виде всех ран студента прямо напротив него, который мог прямо сейчас погибнуть. А пострадал бы он, если бы Кэйл прогулял занятия на природе?

Пасетон беспокоится, когда Кэйл в ответ лишь напряжённо молчит.

— Кэйл? Ты в порядке? Ты тоже ранен?

«Человек, ты всё ещё ранен?» — голос Раона тоже звучит обеспокоенно; ребёнок осторожно опускается на его голову, делая его присутствие ощутимым и тёплым.

— Нет, я... — Кэйл замолкает, чувствуя, что кто-то стоит за дверью.

«О, это кто-то с более сильным рыбным запахом!»

— Пасетон! — Ослепительно красивая девушка забегает в комнату. Тот ещё подвиг, учитывая её высокие чёрные шпильки. Не обращая ни на что внимания, она бросается к парню, подозрительно похожего на неё, с отчаянным выражением лица. Вся засыхающая кровь только усугубляет ситуацию. Девушка обхватывает ладонями щёки брата, вглядываясь в его лицо и едва не роняя слёзы. Похоже, плаксивость — это их наследственная черта. — Ох, Пасетон...

Пасетона захлёстывает новая волна эмоций, когда его сестра чуть не плачет из-за него. Он стыдливо опускает голову и бормочет:

— Нуна, прости, что я такой слабый. — Он всегда являлся её бременем. Почти каждый день чувство собственной неполноценности скребло его душу. Хоть его семья никогда не выказывала недовольства его силой, а осыпала любовью и заботой, он знал, что другие члены Китового племени смотрят на него с отвращением, что учителя испытывают лишь разочарование, учитывая великую репутацию его сестры и сплетни, распускаемые другими студентами. Его пальцы сжимают простыни, он повторяет эту же фразу дрожащим голосом на грани срыва.

— А что плохого в том, чтобы быть слабым?

Брат и сестра одновременно оборачиваются на звук его голоса Кэйла. Слёзы в их глазах сияют, как драгоценные камни в океане.

— Разве ты виноват, когда тебе наносят травмы из-за твоей слабости? Нет, это вина тех, кто причиняет тебе боль.

Витира кивает. Её пальцы осторожно вытирают слёзы Пасетона, каждое движение пронизано глубоким обожанием.

— Он прав, мой маленький брат. Почему ты извиняешься? Не за что извиняться. Помимо этого, твоя сила в твоём сердце, оно сильнее, чем у кого-либо в океане. Я знаю, что ты всегда заступаешься за других. Разве на этот раз ты не пострадал, пытаясь защитить кого-то другого?

— Потому что я хочу быть похожим на тебя, нуна.

— Ты уже такой же, как я, Пасетон. Я так, так горжусь тобой.

...Кэйл чувствует себя абсолютно лишним в этой трогательной сцене между братом и сестрой. Чужой взгляд, направленный на него, заставляет его повернуть голову.

Это Альберу Кроссман, прислонившийся к дверному косяку. Говорят, что люди раскрывают своё истинное "я" во время критических ситуаций. Альберу доволен — ему кажется, что ему посчастливилось взглянуть на "настоящую" сторону Кэйла Хэнитьюз. Он машет рукой, жестом приглашая Кэйла присоединиться к его компании, и бросает на Ганса многозначительный взгляд, после которого тот убегает бог знает куда, оставляя Кэйла одного разбираться с президентом студенческого совета.

На лице Альберу улыбка, а выше головы лишь...

У каждого фаворита, с которым успел встретиться Кэйл, был рейтинг выше нуля, даже несмотря ненависть (как у Бикроса). Хотя Кэйл прямо перед ним спас студента от потери конечности, рейтинг привязанности этого принца был подобен его уверенности — абсолютно непоколебим.

0%.

В самой известной плохой концовке с Альберу Мэри страдает от невыразимых мук и умирает от рук коррумпированных дворян. С её смертью рейтинг привязанности резко падает с девяноста процентов до нуля. В итоге Альберу Кроссман разочаровывается в мире и обезглавливает любого дворянина за малейший проступок, в том числе его сверстников и товарищей из академии. Его неистовство растягивается на года, он завоёвывает соседние континенты и приобретает статус тирана, под его властью гибнут сотни тысяч мирных жителей, будь то из-за войны или тяжёлых условий жизни. Лишённый любви и друзей, Альберу перестаёт улыбаться и в конце концов его убивают революционеры после долгих десятилетий войны.

Если рейтинг привязанности упадёт ниже нуля, то откроется ещё один плохой конец, в котором Мэри покидает академию, так как недостойна в ней учиться. Кэйл не помнит критериев, из-за которых могут упасть проценты, но, учитывая, что он всё ещё на нуле…

— Сонбэ, — осторожно приветствует он, прикрывая двери, давая Витире и Пасетону больше уединения. — Простите, что использовал зелье без Вашего разрешения.

— Куда же делась твоя прежняя уверенность? — Его улыбка даже не дрогнула.

«Человек, этот парень странно пахнет».

Только не снова. Опять запахи. Раон мешал сосредоточиться. Прямо сейчас Кэйл в рисковой зоне и вот-вот может получить плохой конец, так что ему нужна вся его сообразительность, чтобы справиться с таким парнем, как президент студсовета.

Но как же улучшить расположение Альберу? Может, призвать к его той самой стороне, желающей всех защитить?

— Я слышал, что зелья высшего сорта очень редки и дороги в изготовлении, — Кэйл делает задумчивое и обеспокоенное выражение лица. — Разве мы не должны попытаться улучшить доступность и эффективность наших зелий, чтобы лучше защитить студентов? Я верю, что это возможно с нашим красивым, способным, умным и великодушным президентом.

«Человек, почему ты так говоришь? У тебя странный голос».

— Ты, кажется, в прекрасном состоянии, раз можешь так говорить, — криво усмехается Альберу.

— Это всё благодаря Вашей вечной милости, всеохватывающей доброте и желанию спасти жизнь даже маленькой птичке, сонбэ, — Кэйл показывает себя во всей красе, на его лице приятная и очаровательная улыбка. Он бы корчился в муках от болящих рёбер и раскалывающейся головы, если бы не зелье Альберу. Однако в его словах есть ещё одно послание, призыв забыть о стоимости зелья, которое он дал Пасетону без разрешения. — Пение птиц продолжается каждое утро благодаря Вашему бездонному состраданию.

— И мне очень приятно видеть, что студенты академии Роан поддерживают тот же дух, — ухмыляется он в ответ. Он разгадал план Кэйла, но продолжает поддакивать и подыгрывать. Желать лучшего для академии — уже неотъемлемая часть его характера, да и в словах Кэйла нет ничего плохого. Он продолжает: — Большинство студентов в безопасности и не сталкивались ни с какими монстрами. Мы считаем, что это может быть целенаправленная атака. И поэтому тебе следует вступить в студенческий совет, чтобы мне было легче защищать тебя.

Лицо Кэйла скривилось. Весьма чёткий ответ на его идею. Хотя быть под защитой — неплохо, но быть под постоянным наблюдением — это ужасно, он почти уверен, что его втянут в выполнение каких-то бесполезных задач. Вступление в студенческий совет звучит как билет в ад в один конец — в участие в главном заговоре.

Уголок губ Альберу дёргается, словно он пытается сдержать улыбку. Он никогда раньше не видел такого вопиюще неуважительного выражения лица. Попасть в студенческий совет трудно, а престиж его гарантирует солидное положение в высшем обществе. Ежегодно в студсовет поступают сотни заявок. И всё же, реакция Кэйла...

Расслабив лицо, Кэйл оправдывается.

— Сонбэ, кажется, у меня снова кружится голова от потери крови, — он даже прижимает руку к голове и для пущего эффекта театрально гримасничает.

«Человек, ты сейчас лжёшь? У тебя странное лицо».

Раон всё лучше понимает ситуацию. Он довольно умён для четырёхлетнего ребёнка.

— Правда, сейчас? — Тон Альберу невероятно покровительствующий, словно он говорит с маленьким ребёнком с понимающей и весёлой улыбкой. Чёрт возьми, он слишком умён, такие методы не сработают. — Да, с моей стороны было необдуманно заставлять тебя стоять на ногах. Тебе стоит прилечь, похоже, они уже закончили разговаривать.

— Я глубоко ценю твою заботу, сонбэ. Правда, ты... — Кэйл замолкает, когда ладонь крепко прижимается к его губам.

Альберу посмеивается над широко раскрытыми глазами Кэйла.

— Хватит лизать мне ботинки, иди и ложись.

Не в силах вымолвить ни слова, тот покорно кивает, от чего ухмылка Альберу становится шире. В какой-то момент они просто смотрят друг на друга, тёмно-красные глаза встречаются с ярко-синими. Может, Кэйлу кажется, но он ощущает, как дёргаются пальцы Альберу.

— Ну что ж, — он опускает руку, на его лице всё то же сладкое, как мёд, выражение. Кэйлу непонятно, искренняя ли эта улыбка, но по крайней мере его голос терпелив и нежен: — Я навещу тебя позже.

Кэйл снова кивает, словно ему всё ещё закрывают рот. С губ Альберу снова срывается смех, звук мелодичный и воздушный, как тёплый и нежный ветер, обволакивающий теплотой кожу. Когда тот разворачивается и уходит, глаза Кэйла прикованы к 0% над его головой.

— …

Бессмыслица.

Рейтинг привязанности Альберу просто обязан расти, когда игрок делает хорошие вещи для академии и ведёт себя как добрый человек, так что поступки Кэйла должны были хоть как-то повлиять на числа. Может, потому что его доброта фальшива?

«Человек, ты должен лечь, как сказал тот странный парень!»

«Странный? Ну да, он довольно странный», — Кэйл мысленно соглашается, открывает дверь и возвращается к больничной койке.

«Он так странно пахнет. Ещё светло, но он пахнет старым лесом, тёмной ночью и смертью».

Он замирает.

«Что?»

«Я не думаю, что он человек, однако он и не рыбка. А ещё от него не пахнет котами. Интересно, кто он такой?»

— Кэйл! У тебя снова кружится голова? — Обеспокоенно восклицает Пасетон. Витира быстро хватает его за плечи, удерживая на месте, боясь, что он упадёт и ушибётся. В следующее мгновение Кэйл обнаруживает, что его несут загорелые руки, голубые волосы щекочут щёки, а солёный запах моря окутывает его.

Кэйл моргает, глядя на прекрасное лицо над собой.

Витира укладывает Кэйла на кровать и даже укрывает одеялом. Котята издают странные звуки, лёжа рядом с подушкой. Кэйл думает, что они так смеются над ним.

— ...Спасибо, сонсэн-ним.

— Нет-нет, это я должна тебя благодарить. Пасетон рассказал о тебе. Сказал, что ты ему очень помог, — Витира больше не плачет, однако её глаза всё ещё покрасневшие. Эта деталь не уменьшает её привлекательности, а наоборот, придаёт нотку уязвимости, показывая девушку более приземлённой.

Кэйл чувствует себя так, словно впервые знакомится с родителями друга.

— Нет, первым помог он.

Витира улыбается, выглядя невероятно счастливой.

— Этот ребёнок немного неуклюж, но очень добр. Пожалуйста, позаботься о нём.

— Нуна! — Взволнованно кричит Пасетон с розовеющими щеками:— Я всё ещё здесь!

— А ещё он немного застенчив, — хихикает Витира, похлопывая Кэйла по плечу: — Ну, мне нужно вернуться к работе. Поскольку ты друг Пасетона, пожалуйста, не стесняйся обращаться ко мне, если понадобится помощь, Кэйл. — Она подходит к Пасетону и целует его в щёки, смеясь, когда он снова смущённо фыркает. Она направляется к выходу из комнаты энергичными шагами и машет рукой на прощание: — Постарайся как следует отдохнуть, Пасетон!

Такое чувство, что в комнату вошло и вышло цунами.

Пасетон стонет и закрывает лицо руками.

— Жаль, что тебе пришлось это увидеть, Кэйл. Моя сестра всегда обращается со мной как с маленьким ребёнком...

«Человек, человек, почему они целовали друг друга?»

«Потому что они брат и сестра, которые очень любят друг друга».

«Брат и сестра…» — Кэйл чувствует, как Раон устраивается рядом с ним на подушке, — «я тоже хочу семью».

«Мы уже семья».

Хвост Раона случайно ударяет Кэйла по лицу.

«Прости, человек! Ты ранен?»

Кэйл убирает хвост Раона с лица и гладит малыша по голове. Похоже, драконы тоже виляют своими хвостами, когда счастливы, как собаки.

— Она кажется хорошей сестрой.

— Она чересчур заботлива, — звучит как жалоба, однако Пасетон улыбается, — хотел бы я быть сильнее, чтобы не заставлять её волноваться. Хочется быть достаточно сильным, чтобы помогать ей.

Когда они так просто лежат и разговаривают, складывается атмосфера дружеских посиделок соседей по комнате.

— Думаю, ты уже помогаешь ей. Разве ты не видел, как она была счастлива, когда уходила?

— ...Спасибо, Кэйл. Ты всегда знаешь, что сказать.

Кэйл зевает. После такого долгого дня ему хочется только спать. Его слова звучат невнятно из-за сонливости:

— Ну, в этом я немного хорош.

И наконец он проваливается в сон.