Если первые пару дней после того неудачного соблазнения с помощью подарка друга Тэхён всё ещё дулся, каждый раз показывая удаляющейся спине Чонгука язык, то через недельку эта ситуация, а вместе с ней обида и чувство стыда полностью его покинули. Потому что думать о чём-то другом, помимо невыученных ста сорока вопросах по английскому и ещё примерно столько же по парочке других предметов, — не получалось.
За всеми этими идиотскими переживаниями и проклятым недотрахом (чтоб его семь раз!) Тэхён совсем забил на учёбу, хоть и ходил в университет каждый день. А там продолжал раскисать на тему того, что его мужчина его больше не любит. Благо, что он всегда всё учил вовремя и по большинству предметов у него самозачёты, но вот по тем, по которым его нет, — полная задница. И Тэхён погружается в неё всё больше и больше.
(а хотелось бы, чтобы погружались именно в него, но это уже так, лирика на почве помутнения сознания от правил и времён английского языка)
...
Жёлтый свет настольной лампы давит на и так уставшую за день голову, которой бы на подушечку да и отдохнуть, но Тэхён, уже клюя носом и каждую минуту потирающий глаза, отгоняет подобные мысли и подносит учебник ближе к лицу. Перед глазами всё плывёт и пляшет румбу; Тэхён бы тоже станцевал, вот только сил даже встать из-за стола нет. Парень обречённо мычит через сжатые в полосочку пухлые губы и захлопывает книгу, откладывая её в сторону и кладя голову прямо на свои раскрытые конспекты. А что, может, полежит так немного на них и в голову это всё перебежит?
Чонгука дома как всегда нет. Снова задержался на работе со своими чёртовыми бумажками. Но сейчас Тэхёну как-то всё равно. У него завтра сдача этого чёртового английского самому вредному в универе преподавателю, так что ему некогда думать о всяких Чонгуках и не встающих младшеньких Чонах.
Тэхён видит уже во сне, как мужчина в очках выводит корявым почерком «отлично». Тэхён во сне улыбается и пускает на конспекты слюни.
***
— Мой хороший...
Тэхён хмурится, но выныривать из такого сладкого сна, где он сколько угодно объедается пончиками и не толстеет, а Чимин стоит в сторонке и завистливо присвистывает, — не собирается совершенно.
— Мой сладкий...
Тэхён сдавленно хихикает в лужу собственных слюней и поплывших чернил, ощущая, как горячее дыхание касается его чувствительного местечка за ушком, а холодный кончик большого носа ведёт дорожку от пульсирующей венки на шее, до хрящика на правом ухе. Какой сладкий сон.
— Хочу тебя, малыш, — томно прямо в загривок, и Тэ медленно приоткрывает карамельные глаза с длинными пушистыми ресницами, пытаясь сообразить, где он и что его так обвивает.
По итогу размышлений он оказывается в своей спальне за письменным столом, а обвивают его крепкие и тёплые руки Чонгука, стоящего сбоку от него, сидящего на стуле, на коленях.
— Гуки? — не веря, хлопает глазами Ким.
Лицо Чонгука напротив озаряется донельзя счастливой улыбкой, а затем мужчина быстро-быстро кивает, прижимаясь после этого щекой к мягкому боку своего мальчика, недоумевающе смотрящему на него сверху вниз.
— Тэхённи, — шепчет Чонгук в пижамку в горошек, — я закончил. Теперь я снова свободен для своего котёнка.
Судя по запаху перегара и детской беззаботной улыбке на лице двадцативосьмилетнего мужика, свидельствует о том, что Чонгук уже как следует отметил это событие бутылочкой коньяка. Или несколькими.
Тэхён на самом деле очень рад, что теперь хозяин этого дома, его сердца и его задницы не будет пропадать с раннего утра до поздней ночи на работе, но он понимает, что был бы куда более рад услышать подобные слова неделю назад. Когда хотел сильно и глубоко, чтобы чулки порваны и помада даже на простынях, вперемешку с их спермой и каплями смазки, а сейчас... Ну, он готов погладить прижимающегося к нему, словно пёс, Чонгука по каштановым спутанным волосам. На большее, увы, сил у него нет. Он и так не спал уже порядка три ночи.
— Я очень рад за папочку, — с усталостью вливается в игру в дэдди-кинка Тэхён, запуская пальцы в волосы мужчины, массируя кожу головы, — но...
— Но?.. — выдыхает Чонгук и лезет холодными руками под чужую пижаму. Тэхён устало трёт виски.
— Сейчас малыш чертовски заебался и хочет прохрапеть двадцать часов минимум, так что, будь добр, папочка, — отъебись.
...
— Но я хочу тебя, — капризно хнычет Чонгук, стоя возле их большой кровати и наблюдая за тем, как Тэхён с блаженным стоном ложится на своё место и прижимает к груди одну из многочисленных подушек. Тэхён лениво приоткрывает один глаз и смотрит на совершенно по-детски надувшегося мужчину, что сжимает подол своей мятой деловой рубашки и смотрит в ответ так просяще, что Ким уже почти сдаётся. Но нет.
Месть ведь так сладка, Чонгукки.
— У меня не встанет, — с улыбкой говорит Тэхён.
Чонгук тут же приободряется и лезет на кровать в одежде и даже в грязной обуви, за что тут же получает увесистой подушкой с размаху по лицу. Оправившись от удара и попутно стянув обувь, Гук лезет дальше.
— А мне и не надо, чтоб он вставал, — доверительно щебечет Чонгук и снова пьяно улыбается, теряя былую координацию и заваливаясь на один бок, так как лез к откровенно забавляющемуся Тэ на четвереньках. — Я всё сам сделаю, можешь даже не участвовать.
— Вот как? — выгибает бровь парень и ухмыляется. — У меня есть идея получше.
— Какая? — на выдохе, смотря за кончиком юркого язычка, скользнувшего меж таких желанных в данный момент губ.
— Не хочешь пойти подрочить в туалете на ту мою фотку в бельишке?
...
— Ну Тэхён! — хнычет Чонгук и снова валится, уже даже не предпринимая попыток встать.
— Не тэхёкай, — хмыкает Тэ и грациозно встаёт с постели, хотя голова ужасно кружится от недосыпа и усталости. — Проспись, пьянь несчастная. Я ушёл в комнату для гостей.
Чонгук что-то бурчит недовольно в ткань постиранного недавно постельного белья и выводит пальчиком на нём какие-то узоры, так и застыв с оттопыренной задницей кверху. Тэхён с гаденькой улыбкой собирается покинуть спальню, но не выдерживает и от души хлопает по ягодице возлюбленного, на что тот практически вскрикивает от неожиданности.
— Спокойной ночи, папочка, — посылает воздушный поцелуй маленький дьяволёнок и захлопывает за собой дверь, перед этим хлопнув в ладоши, чтобы светильник перестал работать.
Чонгук с места не двигается.
— Спокойной ночи, мучитель...
***
— Ты серьёзно? — едва сдерживая смех, спрашивает Чимин прямо перед дверью в аудиторию, в которой в данную минуту проводится зачёт по едрённому английскому языку.
Тэхён пожимает плечами и садится на подоконник.
— Ну а что? Раздвигать перед ним ноги, чтобы он трахал моё бесчувственное тело? Вот уж много хочет, — сложив руки на груди, пыхтит Тэ, и Чимин хлопает его по плечу.
— Ну а сегодня утром что?
— Всё, как и ожидалось: у него дикое похмелье, пустой взгляд в потолок из-за стыда за вчерашнее убогое поведение и я у его постельки, то есть у нашей, со стаканом воды и анти-похмельным.
Чимин щурится.
— Зато теперь и ты скоро станешь свободным от этой сессии, и тогда мой подарок не будет столь бесполезен.
...
Тэхён даже не думал о том, что, когда он сидел перед преподавателем на зачёте в пустой аудитории, выглядел до невозможности возбуждённо и сексуально, кусая губы и рвано выдыхая от каждой пошлой картинки в своей голове, где он седлает бёдра Чонгука и завязывает его руки чонговским же галстуком.
Преподаватель, мужчина в возрасте, глядя на своего ученика, с пылающими щеками и постоянно сводящимися коленями, задышал часто, протёр раз пять свои очки, ослабил галстук, расстегнул две пуговицы на рубашке, в конце концов не выдерживая и выводя «отлично» в зачётке, вырванной из руки незакончившего ответ парня.
Тэхён возвращается домой, полный внутреннего разврата.
Пора прогнать недотрах из их дома раз и навсегда.