— Стив.

Мягкое упоминание его имени выдёргивает альфу из ступора и заставляет повернуться лицом к Наташе, которая сидит на месте. Он может видеть, как её лицо морщится от беспокойства, тревоги и жалости в целом, несмотря на омрачение в его глазах. Наташа всегда была холодной, спокойной и собранной с того самого дня, как он встретился с ней, — она даже не показывала, какой опустошённой была после ухода Беннера, — но сейчас он может видеть, как она прячет за волосами треснувшую маску.

Но он не находит в себе обеспокоенности этим. Не теперь, когда он обезумевший и вконец сломленный, очень сильно напуганный первым встречным, которому стало известно о его муже за несколько дней. Стив разрушен изнутри, и ему плевать, что он открыто плакал перед другим альфой, проявил уязвимость, да будут прокляты инстинкты альфы.

Он хочет вернуть своего омегу, он хочет вернуться домой. Стив просто хочет снова иметь возможность виться вокруг омеги и спать, оказавшись в их собственном маленьком мирке. Но он не может. Не может, пока не исправит всё это.

Колени Стива немного дрожат, прежде чем он берёт себя в руки и возвращается к стулу, переводя взгляд с Наташи на обручальное кольцо. Он чувствует, как начинающиеся потрясение, паника, отчаяние и тоска, наконец, успокаиваются в большом теле, и абсолютно подавлен тем, как воспринял новости о муже. Когда он прокручивает в голове то, что только что случилось, всё выглядит так, словно он внезапно вернулся в сороковые, времена, где омеги были изнежены, будучи беспомощными, и альфы должны были защищать их от любых страданий.

Постыдно — вот каково это. Он думал, что это прошло, когда женился на Тони, наименее обычном омеге, которого когда-либо встречал в своей жизни, но влияние до сих пор давит на него.

— Стив, — мягко шепчет Наташа, даря ложное чувство безопасности, — что случилось в Сибири?

Стив чувствует, как горло сильно сжимается, словно отказываясь дать возможность сказать ему хоть что-то. Он не знает, как объяснить самого себя, свои действия в тот день, и не чувствовать, словно раздел мужа и бросил умирать на холоде.

Так что вместо этого он говорит:

— Знаешь, Т'Чалла прав, — его голос, несомненно, охрипший из-за недавнего расстройства, но ему насрать. — В глубине сознания я вижу его беспомощным омегой, и неважно, что твержу, как неправильно это предположение, самому себе и другим людям, я, чёрт возьми, не могу измениться.

— Стив, ты вырос во времена, когда омег воспринимали так, словно они психически не в состоянии принимать собственные решения. Ты прошёл долгий путь, учитывая, что оказался внезапно выброшенным в будущее, — Наташа садится и внимательно наблюдает за ним, на её губах лёгкая улыбка.

— Ты не понимаешь, Наташа, — Стив грубо трёт лицо, после качает головой, морщась от следующих слов, которые срываются с губ. Тело наклоняется вперёд, он руками прикрывает лицо, поставив локти на коленях, когда бормочет: — Я предал его.

Произносить эти слова подобно греху, и Стив, возможно, не был набожным католиком с тех пор, как умерла его мать, но он знает, что мольба о прощении от Тони не сотрётся из памяти. Он думает, что это будет преследовать его до последнего вздоха.

Он садится, прокручивая воспоминания о холодных горах Сибири, и задаётся вопросом, что тогда пошло не так. Он даже не может вспомнить, как пытался что-то доказать. Всё, что он видит, — как глаза Тони краснеют от гнева при известии о гибели родителей, особенно смерти матери. Как сердце Тони разбивается, когда он смотрит запись камер наблюдения, где Баки убивает его родителей. Он вспоминает праведное негодование Тони, когда тот пытался убить убийцу его матери. Всё это понятно, если оглядываться в прошлое. Стив должен был понять Тони с самого начала, и он думал, что понял.

Но после он вспоминает, как муж посмотрел на него, когда он отказался подписывать Договор. Он вспоминает слова, обмененные на удары, в Германии. Сильнее всего он помнит окровавленного и раненого Энтони Эдварда Старк-Роджерса на полу в Сибири, неверие и боль, написанные на его лице, когда Стив наносил последний удар.

Он ни разу не дал мужу шанса объяснить своё решение, считая, что знает его ответы, вместо того, чтобы поддержать его, Стив, не задумываясь, отвернулся от него. Стив знает, что доверие Тони исчезло, когда он вышел из той пещеры с неправильным человеком на руках. Баки его лучший друг и всегда будет, несмотря на то, что он солдат с промытыми мозгами, но Тони его единственный муж, его лучшая половинка, вся его жизнь… Его соулмейт.

И теперь — что ж, теперь Стив остался и без друга, и без мужа.

— Я должен увидеть его, Нат, — хрипло шепчет альфа, не волнуясь о слезах, текущих по лицу. — Я должен вернуться. Я должен увидеть его. Чёрт подери, я не могу так больше жить.

— Стив, — отвечает тихо Наташа, вставая с места, чтобы быть рядом с ним, успокаивающе потирая его спину. — Ты знаешь, что не можешь сделать этого.

— Я люблю его. Я так сильно люблю Тони. Ты это понимаешь?! Я больше не могу так жить! — Стив встаёт, отталкивает Наташу от себя и поворачивается к ней, совершенно разбитый.

— Пока я не внесу поправки в Договор, Стив, ты в розыске, и ты можешь подвергнуть его беде, если хоть шаг ступишь по американской земле, — её ответ строг и суров, плечи напряжены, будто она готовит себя к бою. — Я знаю, что у тебя есть способ связаться с ним, Стив. Начни с этого, потому что, даже если тебе будет разрешено вернуться, не думаю, что он позволит встретиться с собой. Ему всё ещё больно.

— Он не отвечает на телефонные звонки, Наташа. Я месяцами пытался, и однажды мне удалось дозвониться, но он не ответил, — Стив отворачивается от Наташи, чтобы снова вернуть маску, его взгляд твёрдый, а выражение лица пустое. Он не заботится тем, чтобы стереть следы слёз, оставленные последним рыданием, так что они окрашивают его кожу, и Наташа, наконец, видит Стива каким он есть: поникнувшим альфой.

— Эй, — зовёт Наташа, её голос ласковый и ранимый. Стив поворачивается посмотреть на неё и видит, с каким мягким выражением она оглядывает его. — Он всё ещё любит тебя. Знаю, что любит. Но ему больно, и нужно время, чтобы исцелиться. Это не означает, что ты должен остановиться и позволить ему сделать всю работу. Ты должен оправдать себя перед ним, Стив. Потому что прямо сейчас это не столько для твоей, а больше для его защиты.

Нежная улыбка появляется на её губах, и Стив внезапно видит, какая молодая Наташа на самом деле. Стив замечает, с какой свирепой защитой она говорит о Тони, и он думает, что она собирается сделать всё, что может, для помощи Тони в ближайшее время.

— Не только тебе нужно доказать верность ему, Стив. — На этом всё.

С этим разговор заканчивается, и Стив остаётся один в кабинете, когда Наташа выходит, взглянув на него последний раз, прежде чем закрывает дверь позади себя. Стив, шатаясь, садится на стул, поворачивая его так, чтобы оказаться лицом к окну, и безучастно смотрит вперёд. Тишина наказывает, а сожаление изъедает его живьём, чувство, словно он не может больше дышать.

Он знает, что мог бы справиться лучше. Стив мог бы сделать многие вещи иначе, но не сделал. Возможно, это было из-за потрясения снова найти Баки, увидеть проблески старого друга в том, кем он стал. Или праведного негодования, что никто не несёт ответа за то, когда неожиданно тот возвращается к солдату, используемому людьми, которые никогда не видели войну.

Чёрт, Стив просто ищет отмазки, на которые можно свалить его идиотские решения, когда, на самом деле, просто поступил очень плохо.

Он не знает, как долго сидит там, но солнце уже опустилось за горизонт, и Стив остаётся в темноте в кабинете. Джунгли Ваканды становятся зловеще тёмными, и ему всё ещё удаётся найти в этом красоту. Тони любил в нём эту сторону, доказывал бесчисленное множество раз и самыми различными способами, как сильно любит человека, который может видеть прекрасное в чём-то, даже если оно сломано или просто ужасно.

Стив жаждет взять скетчбук и рисовать, даже если знает, что это снова будет ещё один рисунок мужа, потому что, по крайней мере, так его разум чем-то занят, а не напоминает чистый лист, занимающий череп. На самом деле Стив полагает, что наконец готов нарисовать последнее выражение лица Тони, когда тот упал на пол той пещеры. Просто чтобы помнить, что он сделал возлюбленному.

Справедливое наказание, честно говоря, потому что ничто сильнее этого не будет напоминать ему, как много он потерял.

Не отводя взгляд, Стив находит в кармане «другую половину» телефона Тони. Он опускает взгляд и смотрит на него, откидывает крышку, чтобы пролистать сообщения, которые уже отправил мужу. Они все такие поверхностные, он думает, совсем ничего существенного. Это выглядит так, словно он пытался закопать топор войны, не дав Тони лопаты и вместо этого силой отталкивая всё, потому что хотел лёгкого пути.

Боже, он такой глупый. Грёбаный идиот. Мудак. О чём он думал, когда отправлял их? Ему даже не приходило в голову, что Тони, возможно, нужно нечто большее, чем эти самые сообщения, которые он мог найти на обёртках конфет?

Стив уже всё для себя решает, когда открывает новое сообщение, курсор мигает, ожидая слова, которые он напишет. Он хочет сказать очень многое, множество сожалений поместить в 160 знаков и знает, что этого никогда не будет достаточно. Так что вместо этого он пишет одну вещь, которую желал с того самого дня, когда соединение установилось.

Прошу, ответь на звонок, Тони.

Он терпеливо ждёт, всё его существо немеет до степени безразличия. Проходит ровно пять минут, когда он находит номер Тони в памяти телефона, глубоко вздыхая, и наконец нажимает кнопку вызова. Телефон звонит и звонит, и Стив мысленно считает количество гудков, но после они прекращаются на короткую паузу, когда…

Щелчок.