— Тони.

Мягкий баритон мужа посылает резкую дрожь вниз по позвоночнику. Тони может слышать, как сломлено звучит голос Стива, словно он уже устал от всего этого. Но он всё так же помнит этот тон. Он слышал его от Стива, когда тот просыпался от кошмаров. И Тони интуитивно знает, что его альфа плакал. Маленькая часть его танцует в мстительном ликовании, потому что, может, он никогда и не узнает, что заставило его плакать, но, безусловно, рад, что не один доведён до слёз.

— У тебя хватило наглости позвонить мне, — отвечает Тони, злость вскипает в венах. Омега не обращает внимания на то, как голос немного ломается, не обращает внимания на то, как дико колотится сердце. Он так легко не уступит.

Стив на другом конце провода молчит, и Тони слышит, как он глубоко вздыхает и немного шуршит, как будто передвигается куда-то. Беременный омега мысленно высчитывает время в Ваканде и удивляется, потому что там примерно девять часов.

Неважно, думает Тони с лёгкой улыбкой. Его не заботит, хорошо спит муж или нет. На самом деле Тони желает, чтобы Стив страдал от кошмаров о нём, о его предательстве Тони. Иногда Тони желает, чтобы Стив просто исчез из его жизни. Идея путешествия во времени изводит его ум в течение многих месяцев, и Стив просто мог бы быть мотивирующим фактором, чтобы разгадать загадку пространственно-временного континуума.

— Я знаю, — отвечает Стив с печалью, которая проходит сквозь телефонный звонок, прерывая размышления Тони. Его голос тихий, словно он шепчет мысли в тишине. В нём есть намёк на удивление, замечает Тони, будто Стив не может поверить, что говорит с омегой. — Я просто… Я так больше не могу, знаешь.

— Нет, не знаю. Я не знаю, — слабо огрызается Тони, чувствуя слёзы за закрытыми веками. Он не хочет признавать, что Стив бы ни предполагал, и не будет. — Я прекрасно проводил время за сном, пока ты не позвонил и не претворил в жизнь мой худший кошмар.

Его слова — яд для ушей обоих, но злость Тони выросла троекратно с момента звонка Стива. Ему хочется, чтобы слова были более мощными, но он слишком истощён кошмаром — слабое оправдание, но Тони никогда не признает, что ему доставляет горькую радость слышать, как муж страдает точно так же, как и он сам в своё время.

Рука Тони скользит к животу, пока он закрывает глаза и слушает дыхание Стива по телефону. Этот звук успокаивает его, унимает беспокойство, несмотря на то, что тот сам и был его причиной, и Тони представляет, что альфа свернулся рядом с ним, что рука, поглаживающая выпирающий живот, сильная и мускулистая. Он находит утешение, хотя знание, что его ребёнок слышит голос отца, причиняет ему боль, ведь Стив был очень близок к убийству своей крови и плоти.

— Чего ты хочешь, Стив? — спрашивает Тони, наконец разбивая тишину. Его голос немного дрожит, а слёзы капают из глаз по уже и так опухшему лицу. Тони знает, что будет выглядеть дерьмово днём, весь красный и распухший, и удивляется, что его это совсем не волнует. Тони вздыхает, незаметно откашливаясь, прежде чем добавляет: — Ты можешь оставить меня в покое? Знаешь, есть причина, по которой я не поддерживал связь. Чего ты вообще пытаешься добиться, позвонив мне?

Омега сворачивается клубочком, лёжа на боку, рука крепко держится за живот, как будто кто-то собирается забрать малыша из его тела. Брови хмурятся от разочарования, пока он ждёт, что Стив скажет что-нибудь, что угодно, вообще. Однако альфа продолжает молчать. Тони подумал бы, что тот уже прервал звонок, если бы Стив громко не выдохнул, и в этом проявляется поражение.

— Слушай, — Тони сглатывает оттого, что горло внезапно сжалось, сильно зажмуривает глаза, чтобы согнать слёзы. — Если ты позвонил, просто чтобы ткнуть меня в лицо тем, что все Мстители на твоей стороне, или потратить моё время, потому что тебе скучно, то я клянусь…

— Тони, — Стив тихо всхлипывает в телефон, — прости. Прости. Мне так жаль. Боже, я так сильно тебя люблю. Я люблю тебя. Я не могу… блять.

В этот раз Тони не останавливает слёзы, которые падают, и при этом его не волнует, насколько громко рыдает. Вся боль и обида сходятся в одном месте — сердце — и разрывают его на части. Опустошение от этих простых слов, срывающихся с губ возлюбленного, отца его ребёнка, сильно жжёт под кожей, и Тони знает, что ждал этого момента, потому что это словно волна, которая всецело накрывает его, топя таким множеством разных способов, что он даже не может найти время, чтобы нормально дышать.

— Как ты смеешь! — яростно рычит Тони, как только всё успокаивается. Как он мог? Спустя всё это грёбаное время? Как он мог просто… Просто сказать эти слова и думать, что Тони сдастся и примет это! — Ты больной сукин сын. Ты знаешь это, м? М?!

— Тони…

— Нет, ты кусок дерьма! Ты больше не будешь говорить со мной. Зат-кнись! — рычит Тони под нос, и злость, он чувствует, устремляется к голове. — Ты думаешь, что всё так легко?! Ты думаешь, что простое «прости» всё исправит, Стив! — кричит теперь Тони, голова болит от всех рыданий и резких движений, но ему на всё плевать. — Ты больше этого не заслуживаешь, мудак. Больше — нет! С меня хватит твоего дерьма! С меня хватит всего этого дерьма!

Тони не рассчитывал больше плакать, но он плачет.

Это вопль, признаётся он в глубинах разума, и это много хуже, чем он представлял себе. Это звук мучения, который срывается с губ, пока слёзы продолжают падать и разбивать ему сердце ещё больше, и Тони хочет знать, осознаёт ли Стив всю ту боль, через которую он проходит прямо сейчас. Через которую он прошёл из-за него. Быть раненым лучше, чем это, потому что Тони знает — Господь, блять, Всемогущий, Тони знает.

Он очищается от гнева на мужа.

Стив отдаёт всего себя — преподносит всего себя на блюдечке — Тони. Он даёт омеге возможность наброситься, кричать, плакать, причитать и ненавидеть его за всё, что тот заслужил. Стив приучил себя принимать боль Тони, потому что по какой-то чёртовой причине Стив знает, что Тони не сдастся, если он не предложит пресловутую оливковую ветвь.

— Я не смогу без тебя, Тони. Я не могу жить без тебя. Прости. Проклятье. Я даже не знаю… — Стив не прекращает рыдать, пока Тони слушает как не-гений, которым является. — Они использовали его, Тони. Они промыли ему мозги, и я не мог вынести мысли, что снова потеряю его из-за того, что он не может контролировать. Но, блять, я не знаю, что на меня нашло в тот день. Не знаю. Неважно, как много раз я оглядываюсь назад, я просто не понимаю.

Тони видит логику, видит, но он обиженный и беременный. Предательство мучительно жалит, но он идиот, потому что всё ещё любит Стива. Если бы на его месте был другой человек, Тони смеялся бы над ним за то, что тот жалок. Он дразнил бы его за то, что тот святой мученик. Ирония во всём этом просто… У Тони для этого совсем нет слов, пока он горько усмехается, губы искривляются в гримасу, а слёзы больше не падают.

— Как ты мог, Стив? Он убил моих родителей. Стив, он убил мою маму, — шепчет в телефон Тони, плечи трясутся, а тело дрожит от напряжения. Он сжимает телефон обеими руками и ещё сильнее сворачивается клубочком. — Он того стоил, ублюдок? Он стоил того, через что ты заставил меня пройти? Как ты вообще спишь по ночам, зная, что был близок к тому, чтобы убить меня?

Стив удивляется Тони, когда тот мрачно смеётся, звук этого резкий и жуткий. Затем альфа горько бормочет:

— Сплю? Я не спал с тех пор, как сбежал в Германию. Я не могу спать, зная, как близок был к твоей потере из-за своих рук. Тех самых рук, которыми я обещал защищать тебя.

— Ты самоуверенный кусок дерьма.

— Я знаю, — Стив снова звучит устало, больше не рыдая. — Блять, я знаю это.

Тони чувствует, как дыхание срывается в груди, затем закрывает глаза, злость всё ещё горит ярко и жарко, но ослаблена смирением. Он позволяет руке скользить по животу, после внезапно чувствует подрагивание прямо под ладонью, прежде чем оно прекращается. Тони думает, что это всё от нервов, и продолжает поглаживать. Но оно повторяется, и на этот раз гораздо более очевидно, чем было ранее. Рука Тони останавливается на коже в том месте, где толчки сильнее, и дыхание перехватывает, а глаза наполняются слезами.

— Ты не имеешь понятия, как был близок к разрушению нашей семьи. Буквально ни малейшего представления, Стив, — трепещущее чувство утихает, и Тони глубоко вздыхает, уже скучая по движениям ребёнка. Он открывает глаза, и, как ни странно, взгляд натыкается на щит Стива.

Тони всегда понимал своё решение, но это такой же ясный знак, как и всё остальное.

— Тони…

Омега прерывает альфу резким вдохом, собирая всё своё мужество. Он не знает, правильный ли это выбор, и не знает, что будет делать Стив, но прямо сейчас с ребёнком, двигающимся внутри из-за голоса Стива, Тони знает, что собирается сделать это только для малыша. Тони может только молиться яйцам Одина, что это решение не обернётся ему же во вред в ближайшее время.

— Стив, — шепчет Тони, словно боится, что кто-то может его услышать, — ты чуть не убил своего сына.

— Что? — Тони замечает, что Стив, похоже, задыхается.

— Стив, я беременный.