В груди что-то всколыхнулось и бухнуло вниз, растекаясь каким-то восторгом вперемешку с неверием, из-за чего с трудом удавалось заставить себя дышать и подавать хоть какие-то признаки жизни.

Это был просто Тони. Живой, невредимый и улыбающийся, пусть и не ему, Стиву. Но его улыбка, такая светлая и радостная, заставила сердце почти остановиться, изредка сильно и больно ударяться о рёбра.

Тони выглядел абсолютно здоровым, буквально светящимся изнутри. Кожа посвежела, на щеках алел лёгкий румянец, глаза привычно блестели. Он помолодел, и теперь едва ли ему можно было дать больше сорока. Даже морщинки-лучики в уголках глаз почти исчезли.

Опустив взгляд на шею, Стив с трудом разглядел тонкую линию, которая осталась от шрама, цветом чуть светлее кожи. Она наверняка останется уже навсегда, видимо, даже супервирус не всесилен, но больше нет той тёмной полосы, разрезающей шею напополам.

И не то чтобы Стиву было тяжело смотреть на неё, разумеется, было, но дело больше в том, что именно Тони она доставляла неудобство, отвращение. Стив знал, как тот стеснялся шрама на груди от реактора, старался всячески спрятать его от чужих глаз, да и своих тоже, под одеждой. А этот след на шее… Стив даже представить не мог, какие именно эмоции он вызывал у Тони.

Но теперь… Теперь он не будет напоминать о больном и плохом, не будет каждый раз при взгляде в зеркало раскалённым крюком ворошить едва зажившее. Об этом помнит и будет помнить Стив, об этом помнит и будет помнить Тони, они сами — живые напоминания о случившемся, и этого достаточно.

— Мистер Старк, — Вижен оказался с ним рядом буквально сразу же, неловко сжимая ладони, словно хотел обнять, но не мог решиться, — вы очнулись. Это замечательно. Я рад, — он положил руку на плечо Тони и легко подтолкнул того к столу. — Как вы себя чувствуете? Всё хорошо?

Тони улыбнулся ещё шире, в глазах, помимо веселья, можно было заметить смущение от заботы, даже почти опеки. Переглянувшись с Роуди, который беззвучно смеялся за его спиной, он прошёл вперёд, отвечая на вопросы:

— Спасибо, Ви, я тоже рад, что выбрался оттуда. — Стив не сводил взгляда с Тони, боясь закрыть глаза, ловил каждое его движение и задержал дыхание, когда он опустился на стул почти напротив. — Чувствую себя превосходно, лучше, чем когда-либо.

— Это отличная новость, — Вижен засуетился у стола, подвигая к Тони блины и джем с вареньем, и повернулся к шкафу с посудой. — Вам кофе как обычно?

Тони молчал, не находя слов, чтобы ответить, было заметно, что ему приятно такое внимание, и в то же время румянец на щеках стал ярче.

— Я и сам бы справился, но… Да, как обычно, — он хотел сказать ещё что-то, но промолчал. Роуди в это время сел рядом с ним и, взяв блюдце и положив на него блин, начал намазывать джем. Когда кофе был готов, Вижен сел напротив Тони и начал подробнее расспрашивать его о состоянии здоровья.

Как оказалось, слова доктора подтвердились. Экстремис и правда начал действовать в полную силу. Вероятнее всего, из-за стрессовой ситуации и кризисного состояния, в котором оказался организм во время приступа, вирус активизировался и приступил к перестройке всех внутренних органов, поэтому Тони и не приходил в себя, а когда процесс завершился и тело обновилось, очнулся.

Подкалываться больше не было необходимости, но всё же медики настойчиво просили ещё некоторое время, как и раньше, носить с собой ампулу и шприц, если внезапно начнётся приступ, хоть и вероятность была мала.

Так что Тони с довольной улыбкой называл себя свободным человеком, несмотря на ежедневный осмотр и наблюдение, которые скорее были вызваны научным интересом докторов, чем какими-то опасениями.

Беседа между Тони, Роуди и Виженом текла по-домашнему спокойно, пока все остальные в комнате были напряжены. И вроде неудобно присутствовать, словно вторгаться в что-то очень личное, семейное, и в то же время уйти никак, потому что…

Стив не мог говорить за всех, но наверняка каждый хотел увериться, услышать от Тони, что теперь с ним всё в порядке, что больше нет причин для волнения. Все они виноваты перед ним, и это чувство заставляло теперь молчать и сидеть тихо, сомневаясь, есть ли вообще право хоть как-то интересоваться им. Ужасное чувство, но этого не изменить, всё зависит лишь от Тони, захочет ли он, позволит им сделать шаг навстречу.

Спустя некоторое время Роуди, сославшись на работу, которая никуда, увы, не исчезает, ушёл, и Вижен вместе с ним. Похоже, у него остались какие-то вопросы, задать которые лично Тони ему было некомфортно.

Стив заметил, что Тони хотел пойти с ними, в его глазах мелькнул какой-то детский страх, словно он ребёнок, в первый день оказавшийся в новой школе.

От этого сердце ёкнуло. Не хотелось, чтобы Тони уходил, не так скоро, ведь он провёл тут всего ничего. А теперь, когда и Сэм был спасён, и Тони в порядке, когда ещё они встретятся вот так, без серьёзного повода…

Клинт, всё это время сидевший как на иголках, встал с кресла и пошёл к раковине, заметно нервничая. Стив знал, что тот хотел извиниться, помнил разговор в джете и прекрасно понимал, как это непросто. Он и сам не мог решиться подойти к Тони и попросить прощения около недели. Страх и неуверенность, что извинения вообще ему будут нужны, сомнение и волнение, и в то же самое время знание, что нужно. Нужно поговорить, потому что был не прав.

Сев за стол через стул от Тони, Клинт тяжело вздохнул.

— Я… хотел извиниться за те… за то, что тогда наговорил, — произнёс он негромко, заламывая пальцы, и Стив мог поклясться, что ещё никогда не видел Клинта таким растерянным и неуверенным. — Я был… идиотом, прости. — Тони слушал его, сжимая в руках кружку и смотря в стол, без каких-либо эмоций. После повернулся и взглянул ему прямо в глаза, криво улыбаясь:

— Похоже, в последнее время это с тобой часто случается. — Он поднялся и, оставив чашку на столе у раковины, пошёл к двери. — Передавай привет жене и детям.

Клинт молча смотрел ему вслед, не решаясь больше ничего говорить. Глупо, конечно, было полагать, что Тони простит, но это так или иначе больно. Ещё больнее понимать, что сам всё испортил. Стив знал это чувство и невольно перенимал его снова, пусть и был сейчас совершенно посторонним.

Как только Тони скрылся за дверью, он тоже встал, намереваясь пойти за ним. Он и сам не понимал, зачем это нужно, просто тянуло, сильно и неудержимо. Быть рядом, поддержать, если необходимо, хотя вряд ли его поддержку приняли бы.

Выйдя из кухни, он заметил, как Тони пошёл к окну в конце коридора и опёрся руками о подоконник. Колеблясь несколько секунд, Стив всё же решил, что не время поддаваться глупым страхам и сомнениям, откладывать на потом, набираясь сил. Они не появятся волшебным образом ни завтра, ни послезавтра, никогда. В конце концов, если Тони не захочет слушать, то не станет, а развернётся и уйдёт. Но хотелось верить, что выслушает и развеет гнетущее.

Все эти четыре дня Стив боялся, что, очнувшись, Тони просто не вспомнит тот разговор под завалом или будет помнить его какими-то несвязными урывками. Конечно, такой вариант не стал бы катастрофой, Стив не опустил бы руки, а снова попытался наладить с Тони контакт. Но это было бы гораздо сложнее, потому что тогда, в критической ситуации, они оба открылись, позволили себе не прятаться за масками. Подобное вряд ли повторится снова, а пробиваться через стены вокруг сердца Тони неимоверно сложно.

Стив встал рядом, но не нарушая границ личного пространства, подбирая слова. Многое, даже слишком многое хотелось сказать, но так сложно сделать это правильно, так, чтобы поверили в искренность и не сочли ложью, лестью. И Стив отчаянно жалел, что нельзя просто поделиться своими чувствами, распороть грудину и вручить сердце в чужие руки. А там уж пусть решают, что с ним делать: оставить себе, вернуть или растоптать.

Да и неважно, плевать, лишь бы Тони поверил, что это правда, что нет никакого подтекста, никаких тайн, только бы не закрылся снова, не прятался от всего мира, боясь снова обжечься, сгореть. Потому что Стив не позволит, сам сгорит, но не позволит ему больше болеть. Болеть постоянно и неизлечимо, лишь на время испытывая облегчение, а потом снова погружаться в пучину, где скручивает, дробит и разъедает.

Он открыл рот и глотал воздух, но не решался начать.

— Если ты снова начнёшь извиняться, я тебе врежу, — негромко произнёс Тони ровным голосом. — Серьёзно, Роджерс, твоя привычка каждый разговор начинать с «прости» бесит. — Стив чуть снова не начал просить прощения, вовремя замолкнув.

— Хорошо, больше не буду, — прочистив горло, ответил он. — Я… рад, что ты в порядке и… больше не нужны инъекции и… — скомкано пробормотал Стив, пальцами нервно отбивая по бедру.

Повисла напряжённая тишина, и он уже хотел просто попрощаться и уйти, понимая, что всё это глупо, что он сам дурак, который не в состоянии и двух слов связать. И ведь Тони ещё здесь, рядом, не ушёл, такая возможность может больше и не представиться…

— Слушай, я прекрасно помню, как сказал, что не ненавижу, — раздражённо бросил Тони, резко поворачиваясь лицом. — Но это не значит, что… После всего этого дерьма просто взять и мило общаться, как раньше, я не могу. И не уверен, что смогу… — он зажмурился и потёр лицо. — Я не могу простить, слышишь?.. А без этого… Что тебе вообще от меня нужно? Это самое прощение? Что ты… блять… — он снова опёрся о подоконник, низко опустив голову, и замолчал.

— Я знаю, что ты не простил, — прошептал Стив. — И не прошу… Я хочу, чтобы ты… отпустил, чтобы тебе не было больно и… Я и сам не знаю, зачем сейчас подошёл, — признался он, — не ради прощения, а просто… — И хотелось сказать: «Ты мне дорог, важен, я хочу всего лишь быть рядом, потому что иначе не могу», но звучало слишком… Слишком. Тони не поверит, сочтёт глупой шуткой, издевательством.

Он тоже опёрся на подоконник, опустив ладонь рядом с рукой Тони, ощущая тепло его кожи, которое шло куда-то в сердце и запечатывалось там, чтобы не потерять, не забыть.

— Как выбраться из этого, м? — едва слышно выдохнул Тони. — Я хотел послать тебя и всю вашу компанию на хрен, думал, что так смогу жить спокойно, только не выходит. И это такой грёбаный… Это нечестно, чёрт возьми. Я считал, что привык к этому — к тому, что мне всегда не везёт. Но эта херня… — он обессилено покачал головой и закрыл глаза.

Стив ощутил отголоски его усталости, огромной, неподъёмной, которая придавливает к земле намертво, а потом всё глубже и глубже. И ты не можешь выбраться, потому что страшно. Она уже стала настолько привычной, въелась под кожу, что отпустить сложно, кажется, что, кроме неё, ничего больше не осталось. Лишь она невидимым, вечным спутником ходит рядом. Но самое ужасное, что это неправда, что есть ещё столько хорошего в душе, еле заметного за тучами и полумраком. И надо найти силы их разогнать, да только страх, что опять будет больно, не даёт.

Идти против мира несложно и в одиночку, а пересилить себя в разы труднее, даже если кто-то есть рядом. Нужна поддержка, опора, нужен тот, кто протянет руку и, главное, не отпустит.

Действуя неосознанно, прислушиваясь лишь к какому-то внутреннему «надо», Стив накрыл ладонь Тони своей и несильно сжал. Тот дёрнулся и судорожно вдохнул, но не оттолкнул.

— Нечестно, я знаю. Всё, что происходит с тобой… со всеми нами, — это… несправедливо, но оно происходит. И не надо привыкать, Тони, потому что это значит, ты считаешь, что заслужил. Но ты не заслуживаешь такого, — Стив посмотрел на него. Тони всё так же стоял, не двигаясь и почти не дыша. — Ты… — с губ едва не сорвалось «прости», но он вспомнил про обещание. — Тони, мы… позволь помочь тебе справиться с этим, не отталкивай.

— И как же ты мне поможешь? — усмехнулся Тони, смотря Стиву в глаза. — Что сделаешь? Ты и сам-то…

— Я не знаю, — честно ответил Стив, — не знаю, но по одному мы не сможем. Не уходи, не закрывайся, прошу… У нас получится, я…

— Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать, Роджерс, — перебил Тони, нахмурившись, и одёрнул руку, которую накрыл Стив. — Ты многого просишь. Доверие… Слишком многого… — шёпотом повторил он, глядя куда-то сквозь Стива, и, развернувшись, ушёл.