Вычисление предателя заняло, на самом деле, не так много времени, тем более с помощью не менее умной, чем сам Тони, подружки, но вот казалось, что ушла вечность.

Отслеживание систематического копирования всех файлов, так или иначе касающихся Освободителей, и отсылки их на сторонний сервер привело Тони к агенту, досье которого немедленно появилось на экране вместе с фотографией. С неё смотрел молодой парень, ничем не выделяющийся и не привлекающий внимания. И Тони был уверен, что, проходя по коридорам базы, не раз встречался с ним, но запомнил не благодаря этому. Именно этого агента он поймал у двери в кабинет и отправил за кофе перед тем, как помочь в поисках Уилсона.

Осознание, что был близко к предателю, что, возможно, в тот самый момент тот сливал информацию, что из-за него под угрозой оказалось столько человек и он сам, ввело Тони в ступор. Он просто стоял не шевелясь и смотрел в глаза на фотографии, пока Росс рядом не приказал по телефону заблокировать выходы из здания и срочно разыскать агента Хиггса, если это, конечно, было его настоящее имя.

ПЯТНИЦА подключилась к камерам наблюдения и теперь пыталась найти его местоположение. Процесс оказался недолгим, и уже через считанные секунды фотография на экране сменилась видео. Хиггс выходил из тренажёрного зала, в его руке отчётливо можно было рассмотреть пистолет, который тот убрал в кобуру. Нетрудно догадаться, что он им воспользовался, но в самом тренажёрном зале камеры отсутствовали, и узнать сейчас, что там произошло, было невозможно.

Подсознательно, на самых глубоких и затаённых инстинктах Тони рванул к выходу, по пути активируя перчатку. Он лавировал по коридорам, обходя встречающихся на пути людей, стараясь сдержать зарождающуюся панику. Она затопила мысли внезапно, без какой-либо причины, просто обрушилась, заставляя бежать вперёд. Тони знал, что у дверей в зал этого агента уже схватили и повязали, так что ему самому быть там нет нужды. Но…

Чёрт бы побрал это самое «но».

Оказавшись на месте, он замер и, стоя недалеко, наблюдал, как Хиггс вырывался из захвата и кричал ругательства и обещания рано или поздно довести дело до конца, ведь начало уже положено.

Сердце на этих словах больно ёкнуло и замерло.

Тони не был тем, кто пытался всегда понять причины тех или иных поступков людей, потому что и сам не очень хорошо разбирался в людях, и не видел особого смысла. Иногда причин как таковых просто нет, ты всего лишь что-то делаешь или не делаешь.

Но здесь и сейчас он не мог понять, что толкает людей не просто к ненависти, а к таким действиям. Что именно этому человеку сделали такого, что он смог взять в руки оружие и, главное, использовать его.

Впрочем, стоило только в мыслях проскочить Земо, как такой вопрос потерялся в воспоминаниях.

Оказывается, не так порой много и нужно, чтобы встать на тропу войны. И это в какой-то степени огорчало и заставило разочароваться. И в себе самом, и в человечестве в целом. Потому что, какими бы мы себя высоко цивилизованными и развитыми ни называли, в душе остаёмся дикими безжалостными зверьми, которые готовы в любую секунду забыть о человечности и проливать кровь.

При мыслях о крови в нос ударил сильный запах железа. И только спустя секунду Тони понял, что он реален. Когда увидел, как из зала медики выкатывают каталку, на которой лежал Стив.

Стив в насквозь пропитавшейся красным футболке, без сознания и непривычно бледный.

Ноги подкосились, и Тони прислонился к стене, тупо моргая и смотря за тем, как Стива увозят в сторону медотсека и каталка скрывается за углом. Он оттолкнулся и пошёл к дверям зала, сам не понимая, зачем это делает. В проёме, услышав сквозь стук сердца в ушах голос Роуди, он остановился и ухватился за косяк. Взгляд замер на лужице крови, тёмно-красной, почти коричневой, рядом с подвешенной боксёрской грушей.

Там, в Сибири, она была такого же цвета? Почему-то Тони помнил только ярко-красный, почти пульсирующий, такой осязаемый и острый, режущий до самых костей.

Тряхнув головой и отбрасывая всё лишнее из головы, он обернулся и посмотрел на Роуди.

— Поезжай домой, приятель, — сказал тот тихо и положил ладонь на плечо, чуть отталкивая от двери, после чего закрыл её. — Тут и без тебя справятся. Поезжай и отдохни, — шёпотом повторил он. Тони лишь кивнул, опуская взгляд под ноги, но не двигался с места. Тело словно превратилось в неподъёмную бесформенную массу, которая ещё чуть-чуть — и растечётся по полу. — Давай, Тони, пошли, — Роуди подталкивал Тони, держа руку между его лопатками, и медленно шёл рядом. Он довёл его до машины и, приказав ПЯТНИЦЕ довезти Тони до дома и попрощавшись, закрыл дверцу машины.

Тони посмотрел, как Роуди идёт к входу в здание и скрывается за дверью, и закрыл глаза, полностью доверяясь ИИ.

В голове стояла пустота, будто произошёл взрыв и уничтожил всё, оставляя только вакуум. Даже пространство-время исчезло.

За закрытыми веками мельтешили пятна от лучей солнца, пробивающихся сквозь ветки деревьев. От этого закружилась голова и начало тошнить, и Тони откинул спинку кресла, опуская её почти горизонтально.

Когда же всё прекратится? Когда жизнь перестанет подкидывать всякое дерьмо и позволит выдохнуть хотя бы немного?

Потому что уже не осталось сил бороться с действительностью, пытаться справиться со всё новыми и новыми проблемами, уступать, мириться, жить как на кружащейся карусели. Что-то искать, находить, стараться удержать, но раз за разом терять. И болеть, болеть нехорошо, мерзко и противно, находясь на тонкой грани, у самого края, как калека с рождения, надеясь урвать ещё немного.

Казалось, что это не он, а кто-то другой жил так, прозябал в холодном пустом мире, где только стены и нет света, где каждый вздох сопровождался болью и страхом, что станет последним. И больше ничего не существовало, весь мир сосредоточился в одной точке, а после совсем исчез, оставляя одного в нигде.

И ведь не кто-то туда отправил, приговорив к бесконечным и невыносимым мукам, а сам. Сам себя загнал в ловушку и теперь сгорал в агонии.

Можно выбраться, и силы ещё есть, как раз на последний рывок хватит, и свет есть, уже давно появился, однако разглядеть лишь сейчас получилось. Но почти опоздал — не совсем опоздал, так что можно освободиться, даже нужно. Потому что жизнь так коротка.

Теперь Тони это понял. Увидел и почувствовал, что время уходит, ускользает меж пальцев, растворяясь в вечности, осознал, что каждый момент может стать последним и для этого совсем не нужно подвергать себя опасности. Смерть за каждым поворотом ждёт, когда оступишься.

И если не сейчас, то потом может и не быть.

Если сейчас не отпустить всё больное и не простить, то потом, возможно, уже и некого станет прощать. Это трудно, но не невозможно, это ломает, но не разрушает, а даёт надежду на новое, чистое, незаляпанное и неисковерканное. Только решиться, не испугаться и сделать шаг, не через себя, а через боль и холод, оставляя их в прошлом.

И так хотелось сделать этот шаг, ступить в светлое, идя на поводу чего-то лёгкого, поселившегося за рёбрами, но Тони одёрнул себя, решая, что не сегодня. Ему была нужна ещё ночь, возможно, день, нужен ясный и светлый рассудок, потому что он чувствовал: это что-то важное. Настолько, что перевернёт жизнь.

Следующим утром по пути на базу, чтобы пройти осмотр, Тони так и не смог найти смелости пересилить глупые страхи. Это просто, как с пластырем, но в то же время совсем непросто.

Выйдя из кабинета, он заметил в другом конце коридора Сэма. Тот разговаривал с врачом, стоя у палаты Стива, скорее всего. Даже отсюда можно было рассмотреть, как он устал и вымотался, наверняка не спал всю ночь, проведя её здесь.

Тони хотел развернуться и уйти, даже если и, возможно, волновался о состоянии Стива, потому что остаться сейчас — это и будет тот самый шаг навстречу. А он не готов, по крайней мере, не так внезапно. Подобный поступок должен быть взвешен и обдуман, чтобы потом не сомневаться: правильно ли поступил? И чтобы винить было некого, кроме себя.

Но, видно, мнение Тони не играло роли.

Врач, с которым говорил Сэм, шёл в его сторону, и, разумеется, Сэм посмотрел ему вслед и заметил Тони. В другой ситуации он бы, несмотря на это, всё равно ушёл, и плевать, что о нём подумают. Да и сейчас было абсолютно всё равно, что кто-то посчитает его ужасным человеком. Но не было всё равно, что он сам себя сочтёт за такой поступок слабаком и трусом.

Подойдя к Сэму, Тони кивнул и, садясь на диван, спросил:

— Как он? — Он успокаивал себя, что это только вежливость и желание заполнить неловкое молчание, но тревога в голосе промелькнула. Надеясь, что Сэм от усталости её не уловил, Тони чуть подвинулся, уступая ему место.

— Состояние стабильное, он уже пришёл в себя и сейчас спит. Врачи говорят, что причин для опасений нет, — Сэм опустился рядом и потёр лицо, опуская голову. — Сыворотка спасла, хотя он и потерял много крови.

— Ну, это хорошие новости, так ведь? — он слабо улыбнулся, поворачиваясь к Сэму. Тот, казалось, держался из последних сил, пытаясь не уснуть. — Ты бы пошёл отдохнул, а то выглядишь паршиво. — Сэм глухо засмеялся и покачал головой.

— Да, догадываюсь, но я, вообще-то, хотел… — он выпрямился и, нахмурившись, посмотрел Тони в глаза, — поблагодарить тебя. За то, что помогал искать меня…

— Только не помог, — перебил его Тони.

— Это неважно. Ты не должен был, но помог. И спасибо, что пошёл тогда со Стивом, что не бросил его. Я… не представляю, чего это тебе стоило, но спасибо. И если бы не ты вчера, то он бы… — Сэм устало выдохнул. — Интересно, он всегда находил на свою задницу всякую фигню?

— Ты и сам знаешь, что да, — усмехнулся Тони.

— Зайди к нему, — неожиданно сказал Сэм. Тони пытался отмахнуться и лихорадочно придумывал причины, почему этого делать не стоит, но все они казались до смешного нелепыми. — Он не будет против, точнее, будет рад и… — Он поднялся и повторил: — Зайди. — И ушёл, не дав возможности отказаться.

Тони ещё некоторое время сидел на месте, смотря на дверь палаты, но не мог заставить себя встать и войти туда. Это казалось и преступлением, и слабоволием. Он ведь не должен, не обязан никому и ничем. И не хочет находиться там. Или хочет, но боится признаться?

Он закрыл нижнюю половину лица ладонями и сильно зажмурился, ища ответ. Но в этом не было нужды, потому что как ни старайся, а вечно бегать от себя не получится. И вспомнилось всё надуманное вчера, тот страх и паника, понимание быстротечности жизни. И, может, пора бы уже взять себя в руки и перестать прятаться за маской человека, которым не являешься и никогда не являлся?

Резко поднявшись, Тони вошёл в палату и закрыл за собой дверь. Помещение встретило тишиной, нарушаемой лишь звуками аппаратуры. Негромко пройдя вперёд, ближе к кровати, он сел на стул и внимательно вгляделся в лицо Стива. Тот выглядел как обычно, может, немного бледнее, хотя это, скорее, освещение влияло, и разительно отличался от того, каким вчера его видел Тони на каталке. Ровное и отчего-то казавшееся чересчур громким дыхание заглушило все прочие звуки, и Тони невольно начал дышать в таком же ритме.

Он откинулся на спинку и продолжал молча смотреть на Стива ещё какое-то время, не находя слов. Всегда казалось, что это глупо — говорить с кем-то, кто или спит, или вообще без сознания или в коме. А сейчас Тони бы хотел сказать что-нибудь, что угодно, а слова не шли, только какие-то обрывки, незаконченные мысли, будто кто-то говорил взахлёб, проглатывая фразы.

— Ты придурок, Роджерс, — наконец произнёс Тони негромко, чтобы ненароком не разбудить. — Не понимаю, почему про тебя думают иначе… Капитан Америка, который всех спасёт… Какой ты к чёрту спаситель, если не смог увернуться от выстрелов какого-то… сопляка. У него ведь ещё молоко на губах не обсохло, а он тебя подстрелил и… — Тони раздражённо выдохнул и чертыхнулся. — Как же ты бесишь, ты бы знал. Бесит, что все тебя считают святошей, символом чести и мужества, справедливости, мать её. Бесит, что отец мой тебя таким считал всегда. Хотел бы я на него сейчас посмотреть. Видишь, не такой уж он и великолепный, твой Капитан Америка! Но знаешь, что выводит из себя больше всего? Ты ведь на самом деле поступаешь так, как считаешь правильным. Ты ведь на самом деле неплохой. Не такой, как о тебе говорят, но обычный хороший парень. И это просто… Просто… Блять. Как будто у тебя и правда грёбаный нимб над головой. Даже после всего, что ты натворил, после всего, через что заставил всех нас пройти, ты всё равно… Как у тебя это вообще получается, а? Почему не выходит тебя ненавидеть, злиться толком? Почему я готов тебя простить после всего, что ты?.. Чтоб тебя…

Тони еле удержался, чтобы не ударить по ножке кровати, и усмехнулся. Сердце колотилось о рёбра, а всё тело дрожало, как от холода. Он облокотился о колени и спрятал лицо в ладонях, пытаясь успокоиться.

Внезапно какой-то аппарат начал пищать громче и чаще, и Тони понял, что Стив проснулся. От страха пальцы заледенели, он резко поднялся, едва не роняя стул, и отскочил к двери, не хотел, чтобы Стив увидел его здесь и придумал себе всякую ерунду. Он коснулся ручки двери, как за спиной раздалось тихое, но отчётливое:

— Я знаю, что это ты, Тони.

Он вздрогнул, замер на мгновение, а после, не оборачиваясь, скрылся за дверью.