Рида был изумлен сверх всякой меры. Его обалделое до тупости лицо смешило Джунвара весь день, и после при одном воспоминании губы сами собой растягивались в улыбку. Мальчишка лепетал, мол, и не думал, что такое возможно, а вернее, такое совершенно невозможно. Связать человека с чем-то неживым. И чтобы он еще и выжил!

— Наверное, дело в самом артефакте, — наконец, нашел себе успокаивающее объяснение Рида. — Но все равно нужно подробно записать! Такое открытие! Как ты додумался? Как вообще решился?

— Может, не знал, что это невозможно? — усмехнулся Джунвар.

Теперь его нельзя было отрубить — вплавив артефакт в свое тело, Джунвар оказался связан с Источником намертво. Неприятные последствия не заставили себя ждать: светящиеся нити искажали зрение, в пространстве ощущался малейший след магии, чувствительность к ней возросла, и под кожей словно все время ползали крохотные муравьи. С трудом задремав в первую же ночь, Джунвар едва не спалил свою свежесколоченную кровать в попытке избавиться от несуществующих паразитов. Спать получалось короткими урывками, которые, казалось, не приносили отдыха.

Адиантовой цепочки оказалось недостаточно. Пришлось выложить почти все оставшиеся деньги за тяжелый ошейник, в какие заковывали в Академиях провинившихся учеников. Но и это не помогло: адиант ограничивал Джунвара в творении чар, но магия внутри оставалась нетронутой и текла по венам вместе с кровью. Надеть ошейник означало не выпускать силу вовне, ощущая ее — словно посреди богатого пиршества завязать себе рот и умирать с голоду и жажды. Однако эти неудобства — мелочь по сравнению с безопасностью, которую дарил артефакт мертвых богов. Значит, придется привыкать жить, как есть.

Он то и дело вспоминал краткий миг безмолвия — тогда, на дне морском — и стискивал кулаки, пробираемый дрожью. Не было на свете ничего прекраснее, ничего желаннее. Другие люди не понимали, каким сокровищем владеют, не ценили тишину, покой внутри разума. Возможность заполнять его тем, чем хочется, а не мешаниной знаний, которые нельзя вместить и в сотню голов… Или не заполнять вовсе ничем — как Дикотка.

Дурень гонялся за мотыльками, ловил их за темно-зеленые крылышки и выпускал, слюняво смеялся, глядя на радужные брызги воды. Джунвар потянул за тоненькую нить… усмехнулся, когда большое тело неуклюже плюхнулось в реку. Через мгновение на вопли испуганного Дикотки прибежала его мать; охая, стала помогать выползти на берег из бурного потока.

Дурман-трава, к счастью, влияла на сознание как и прежде — можно было отдохнуть от всего, погрузившись в тихое, медленное марево. Не полноценный сон, но близко к нему. Однако проводить в таком состоянии долгое время Джунвар не смел: если понадобится, непросто в единый миг выйти из забытья. Дверь в комнаты обзавелась толстыми засовами, а саму створку покрыла адиантовая фольга — управляться с этим металлом, не касаясь голыми руками, можно было так же, как и с любым другим. Ошейника хватило, и теперь никто не смог бы подкрасться и чарами открыть дверь снаружи.

Люди работали: вскапывали землю, собирали драконий камень, варили сыр, мыли полы и ступени. Тил с другом отыскали в тени западного склона рощицу ивняка и под руководством Валлы плели из него корзинки. Одна из неудачных стала стулом для Арикке — девчонка догадалась ее перевернуть. Позже такими колченогими, но легкими сидениями обзавелся каждый.

Хросья с Дикоткой приносили воду для купания в покои Джунвара. Чтобы наполнить круглую ванну, требовалось подняться по лестнице двадцать пять раз. Воду он нагревал сам, простыми чарами. Позже Хросья получала свою награду: подавала полотенце, норовя прикоснуться к чешуйкам и гребням на спине. Облизывала пухлые губешки, вздыхала. Тянуться ниже пояса не пыталась после того, как пару раз получила по рукам — синяки еще не сошли.

Волосы снова отросли до пояса. Кере бы понравилось. Кера бы гордилась тем, что он смог сделать; признала, что Джунвар — не никчемный братец-неудачник. Тот умер давно, в пламенном дыхании драконов.

Рыбаки раньше не пасли скот, да и о выращивании хлеба знали немногое. Еда неумолимо кончалась. Старики снова и снова повторяли себе и другим, что на будущий год все наладится, если весной вовремя посадить семена, но самый лучший кусок земли, присмотренный под поле, заполонили желтые цветы алеэнны. Валла говорила, довольно одного ядовитого семечка — и через пару черночей справиться с расползающимися во все стороны корнями и побегами становится очень сложно — а здесь алеэнна росла не первую зиму. Сок ее обжигал кожу до волдырей, даже всеядные козы обходили желтые пушистые цветки стороной.

— Выжечь надо бы, — неловко переминаясь, сказал Каун. — А то у людей все руки пооблезут корчевать. Поможете, хозяин?

Хозяин помог: золотисто-желтое поле ссыпалось в реку едким черным пеплом. Но людям все было мало… Повадились клянчить еще зерна, трав, меда и пива. Угомонились, лишь когда Джунвар выпустил на волю рычащего зверя. Не полностью — хватило одного лица с зубастой пастью.

***

— Достань мне ягоды!

Джунвар открыл глаза, повернул голову, глядя на девочку. Арикке показала наверх. На крохотном скальном уступе ютился ягодный кусток — собрат тем, что росли внизу, у жилых пещер. Джунвар отвернулся, снова позволяя солнцу расслабить каждую мышцу.

— Ну достань!

— Тебе надо — ты и доставай, — отмахнулся он, не открывая глаз.

Через некоторое время послышалась возня. И стук осыпающихся камешков. Тишина. Потом — тонкий крик и удар. Плач. Джунвар поморщился. Плач не утихал. Увидев, что хозяин пошевелился, Арикке заплакала громче. Джунвар сел и посмотрел на нее. Девчонка сидела у скалы, баюкая руку.

— Вылечите скорее, господин, мне больно!

— Теперь “господин”? — ухмыльнулся Джунвар. — Больно, говоришь? Ты дура, ведь с самого начала было ясно, чем это кончится.

— Я не дура, я просто маленькая! — вскинула подбородок девчонка. — А ты — взрослый, я думала, ты меня поймаешь!

— В другой раз думай лучше. Это глупости, про детей и взрослых. Сказки для тех, кто может себе позволить растить безмозглых питомцев. Есть просто более или менее умные люди. — Он поднялся, подошел к Арикке и улыбнулся, показав клыки: — Хочешь жить — будь умной.

***

Чашку Тил строгал осторожно: каждую щепку нужно было беречь. Что не сгодится на мелкие поделки — пойдет на растопку, если вдруг Шенн не уследит за горящим драконьим камнем в горшочке. Это ее обязанность, одна из многих, как и у каждого. Тил вот раньше не умел обращаться с деревом, и корзины делать, и кучу всего. Пришлось учиться. Хозяин не соврал — здесь была река, земля и каменные дома — пусть и в пещерах. Но как же трудно дается весь этот переезд! А еще интересно, что там, за горной грядой, куда нельзя выходить… Засмотревшись, Тил копнул стамеской слишком глубоко. Теперь придется ровнять.

Рядом сидел Хедик, чистил зелень и сидукку на обед. Небо над долиной серело, с вершин спускался влажный холод. Драконы вели себя тише обычного, забились вглубь пещер. Должно быть, ночью придет гроза. 

Грозы в ущелье совсем не страшные — они не несут с собой огромных волн, норовящих смыть не только сети и лодки, но и сами домишки на берегу. А грохот, эхом отдающийся от скал, можно и потерпеть, от дождя — спрятаться в теплой комнатке с Хедиком, разжечь очаг с драконьим камнем и сидеть плечом к плечу, завернувшись в одеяло, пока сон не сморит.

Хруст камешков под шагами рассказал, что идет Рида. Тил не стал оборачиваться: ему хозяйский помощник не нравился, Морское Дно знает, почему. Ничего плохого он, вроде, не делал — бродил по долине, таскался за господином с бумагами, на ходу что-то записывая. Если деревенские просили помочь — колдовал по мелочи, болтал с мальчиками, шутил с женщинами… Наверное, поэтому и не нравился. Зубоскалить с Хросьей или там Валлой — ладно, но чародей пытался беседовать с Шенн. И даже привез ей яркий атласный платок взамен обтрепанного. Шенн понравился!

Но ведь платок ей уже не нужен — в долине незачем прятать лицо. Тут Шенн чувствовала себя уверенно, никто не смеялся над ней, не стал бы бросать камни или юбку задирать, как дома. Теперь волосы Шенн свободно развевались на ветру, схваченные шнурком, свитым из кусочка старого платка, а лицо загорело. И им можно было любоваться сколько угодно.

Рида уселся на ближайший валун и стал смотреть, как друзья работают.

— Помочь? — спросил он Тила, когда стамеска снова поехала не туда.

— Сам справлюсь, — буркнул Тил и добавил: — Надо же как-то учиться.

— Уважаю, — махнул светлыми патлами маг. — Ну, а тебе? — кивнул он Хедику.

— Мне немного осталось. Спасибо.

Пять клубеньков взмыли над плошкой и упали в нее, очищенные от жесткой кожуры.

— Хедик, ты обещал научить меня жестам, чтоб говорить с Шенн!

Тил бросил стамеску и посмотрел на друга. Тот покраснел и отвел глаза.

— Ну, обещал… Что такого? — спросил он, бросив взгляд на Тила. — Чем больше тех, с кем поболтать, тем Шенн будет веселее.

— Угу, — буркнул тот, снова берясь за стамеску. Ладонь жгло от свежих мозолей. — Только у Шенн жених есть, не забывай!

— Жених? — поднял брови Рида. — Кто же? И где он?

— Да нету никакого жениха, — пожал плечами Хедик. — Она его придумала после того, как ее… ну…

— Что?

— Ну, это все знают. Ее однажды чуть не утопили пьяные мужики. А она же сирота, некому заступиться. Мы маленькие были еще. Вот и не говорит с тех пор. А придумала, дескать, имелся парень, который очень ее любил, обещал доплыть до островов и привести ей свадебный подарок. Ну и ждет. 

— Может, и не придумала, — вставил Тил. — Может, был! Никто не знает всего. И пока он не вернется, Шенн ни за кого замуж не выйдет!

Хедик вздохнул и снова пожал плечами.

— От такой придури нет вреда. Ну, хочется ей ждать — хорошо. И чего ты злишься? Мне вот все равно. 

— Ну пускай ждет, — улыбнулся Рида, задумчиво глядя вниз, на берег, где полоскали белье женщины. — А говорить с ней ты меня все равно научи, ладно?

***

Приходилось много учиться, слушать Древних и рассказывать Риде про народы и земли, каких давно уже нет на свете. Прорва бумаги, которую тот вынудил купить, кончалась. Мальчишка соорудил в глубине горы еще одну комнату, которую гордо именовал библиотекой. Туда и складывал свои писульки, аккуратно подшитые и завернутые в куски козьей кожи.

Зверь требовал внимания, тянул к себе силу, приказывал оборачиваться чаще и охотиться больше. После долгих дней, в которые они ели только мясо, от запаха простого супа с зернами или водорослевой браги мутило. Даже от меда! Маги не болеют заразными хворями. И отравить их не так легко. Дело было в драконе.

Теперь Джунвару нужно было торопиться. Сделать то, что хотел, пока еще мог делать хоть что-то. Попутно искать в круговороте знаний Древних не только ключи к власти, но и знания о том, как помочь себе самому. Кто бы мог это знать, если не Они?!

***

Вход в провал меж огромных валунов скрывала мешанина из серых наростов, напоминающих глазчатку из Низкого леса, но более плотную и какую-то больную, с кривыми, разбухшими ветками, окрашенными в лилово-черный цвет гниющего на жаре мяса. В отличие от своей далекой южной родственницы, она, пусть и неохотно, но поддавалась огню. Прорубать путь быстро тупящимися топорами было слишком долго, рушить ветки магией — глупо: неизвестно, чем окончилось бы колдовство. Поэтому днями и ночами струился вверх дым. Ветра разметывали эту темную колонну, лишь когда она поднималась выше отрога. Огонь поддерживали по очереди, дежурили, не смыкая глаз.

Джунвар ждал, то в полной апатии, которая пугала спутников даже более жгучей ярости, то в сводящем нутро предвкушении с оттенком ужаса. 

Круглая прожженная дыра провалилась ночью. Он словно бы увидел это во сне, ощутил еще до того, как треснула и сломалась последняя прогоревшая ветка. Открыл глаза, схватил заранее приготовленный инструмент, сбросил толстое меховое одеяло и, не одеваясь, вышел из палатки наружу. Падал снег. Вовсе не странно — снег в конце жаро — если ты стоишь у могилы Древнего. Несколько ударов сердца — и Джунвар внизу, на дне похожего на острие меча ущелья. Снежинки опускаются на черную копоть и шипят, пропадают… Черное всегда поглощает белое.

— Господин, принести вам хоть… — он резко оборачивается, и Хедик испуганно съежившись, все же договаривает: — …сапоги?..

Оскаленная пасть служит внятным ответом. Господину не нужны сапоги, не нужно ни белья, ни плаща, ничего, кроме заточенной кирки. Нет времени на то, чтобы ощутить иные неудобства, кроме жажды удовлетворения застарелого желания, столь острого, что от близости облегчения трудно дышать. Нога ступает по раскаленным углям, потом опора исчезает, и он падает, ниже, ниже… на дно. Дальнейший путь как в бреду. Зов гонит вглубь земли, словно червя, пытающегося скрыться от лопаты садовника.

И вот наконец цель перед глазами. Замах, удар, еще десять, двадцать — и уже можно нащупать тонкую полоску. Руки вплавляются в лиловую журчащую эхом громаду, и вся сила покидает его в один миг, словно отхлынувшая волна. Остается только человек, слабый, кричащий от ужаса, но скоро и это кончится. Достаточно щели с волос толщиной. Хватит даже сил человека.

Внутри головы взрывается черная звезда, затапливает нездешней, невыносимой болью, но ее заглушает огромное, как вся вселенная, сознание выполненного долга. И тишина. Миг совершенной тишины. Он знает: после станет еще хуже, но ради этого краткого мига готов отдать все.

В этот раз приходить в себя было труднее. Джунвар видел обрывки картин, где он то летал над каким-то лесом, то лежал на земле, и под затылком в шею впивалась сосновая шишка. Размытые лица людей. Сверху, снизу, запах крови, крики. Огонь. Снова кровь. Снова лица. Некоторые были знакомы. Некоторые звали его по имени и “господин”.

Окончательно очнулся в теле своего зверя, лежа на берегу незнакомой речки. Вокруг торчали обугленные остовы еще дымящихся деревьев. Под лапы подкатился череп. Джунвар огляделся, выдохнул из ноздрей набившийся пепел и взлетел. Нужно было вернуться к провалу, забрать своих людей и лететь домой.

Чем больше информации он поглощал, тем лучше понимал ее. Части цеплялись друг за друга, притягивались и складывались в стройные системы. Но Джунвар пока не говорил Риде о том, что узнал от Бинна. Даже о старых войнах и вымерших видах насекомых. Молча бродил по выбитым ветрами тропам высокой гряды над ущельем драконов, порой останавливался и смеялся, и эхо смеялось вместе с ним. 

Никто не знал. 

Никто. 

Ему же, после трех невыносимых пыток, стала известна главная тайна Древних Богов. Их было пятеро, и в рассказах они всегда назывались “он” и “они”. Но среди жутких тварей высотой в гору оказались не только самцы. Возможно, в одной из двух оставшихся могил находилась капсула, где в чаянии лучших времен спал плод; окутанный адиантом, законсервированный во времени и пространстве. Ожидая, когда родители вернутся и начнут кормить свое дитя чистой магией…

Древний малыш. Найти и вырастить его — самое могучее существо в мире — и приручить. Иметь на своей стороне Древнего… Сложно вообразить такую мощь, по сравнению с которой собственная, едва обретенная, снова показалась ничтожной. “Ложки” — безделицы, когда есть возможность иметь дело с живым, дышащим богом. Он исцелит своего адепта, дарует власть и исполнение желаний. Древний станет высасывать магию из мира, и люди-чародеи, возможно, вовсе перестанут рождаться. О том, что четвертого раза можно и не пережить, Джунвар старался не думать. Как и о том, что мало щелки, толщиной в волосок — нужно разбить вход полностью, вытащить яйцо, перевезти его в надежное место… Как? Но все эти тревоги — не теперь. Гораздо интереснее представлять, что будет потом.

***

Дагура крутила в пальцах значок, снятый с лацкана. Форма действующих боевых магов сильно отличалась от ученической: никакого золота, шнурков, нашивок. Лишь черный цвет и чистая сталь. Значок норовил выскользнуть из дрожащей руки, а потом в траве его найти будет трудно, особенно теперь, когда тончайшие волоски на морде ойрага забились копотью и грязью. Почти невидимые для обычных людей, для магов эти тусклые и крошечные, меньше пуговицы, кусочки металла сияли заключенными внутри данными о том, кому они принадлежат. Сколько доблестных подвигов чародей совершил. Сколько заданий выполнил. 

Дагура нервно усмехнулась, облизнула сухие губы. Хотелось пить и плакать, но оба желания тщетны. Воды осталось мало, ручьев не попадалось давно. И нельзя давать волю слезам, когда на Дагуру Фьолу смотрят ее солдаты. Ее отряд… Мятежники. Предатели.

Пальцы задрожали сильнее, пришлось сжать ойрага в кулаке, иначе точно бы уронила. Слезинка все же скатилась по щеке. Лучше не вытирать, привлекая внимание, и надеяться, что капля не видна на фоне грязи.

Не прошло и пары дней после последнего “доблестного подвига”, в котором отряд лишился троих. Немыслимая цифра. Боевые маги обычно не воюют отрядами, их распределяют среди батальонов пехоты и берегут пуще глаза. Но теперь все, все неправильно, все не так, как должно быть. А самое страшное что, сколько ни думай и ни раскладывай по полочкам случившееся — придешь к тем же выводам, что и раньше. Дагура точно знала: она принимала единственно верные решения. Но если они верны — то как она и все эти люди оказались вот здесь?!

Сзади послышался надрывный кашель. Дагура сжала челюсти. Яст успел поставить одинарный щит, но его не хватило: огненное колесо противника пронизывали ветряные лезвия. Теперь Яст умрет… И никакие чары исцеления не помогут тому, в чьи нити намертво вплелись смертоносные куски чужой злой воли. Злой ли? Ведь те, другие, — выполняли приказ Наместника. Они были абсолютно уверены, что поступают правильно — так же, как в том, что небо — вверху, а земля — внизу. Они даже не пытались вступить в переговоры, сразу напали, умело заключая бунтовщиков в клещи. Вырваться удалось чудом и страшной ценой потерь.

— Яст! Нет, нет, пожалуйста!

— Ниме, тише. Тут не поможешь.

— Яст! Я-а-а… 

Плакать под аккомпанемент чужих рыданий было легче. На Дагуру, вроде, никто не смотрел.

— Госпожа Фьола.

— Я слушаю.

Ансир потоптался за плечом, вздохнул.

— Мы разделили хлеб. Гирей нашел ручей. Я принес поесть.

Для жалких крупиц гордости было большим искушением прибавить к ним еще хоть одну — отказавшись от еды и воды в пользу других. Но командующей нужна ясная голова, и в Бездну гордость. На Дагуру надеются остальные, хотя звание офицера Фьолы теперь — лишь формальность. Их всех исключили из списков, разжаловали. И приговорили к смерти. До сих пор неясно, какой Бездны все так обернулось?!

Ралбоннд трепали волнения: кроме бедствий на Юге и невнятной политической ситуации с Темными Землями, конфронтация между фракцией свернов и боевыми магами снова обострилась. Обыкновенно лояльность влиятельных домов, поддерживающих магов, негласно принадлежала Вечному Наместнику. Сверны же были оппозицией, которую проще сдерживать, занимая делом — например, в условиях войны. Но войны давно не случалось, поэтому сверньи рога разрослись и кончиком едва не поддевали трон Наместника. Разумеется, в открытую никто не желал гражданской войны… И боевые маги, что прежде выполняли тихие приказы своих покровителей, оказались виноваты. Господа заигрались, преступив границы разумного, и кто-то должен за это заплатить. Разумеется, не господа.

Когда солдаты пришли к Мангеду, который жил рядом, Дагура верила, что все это — досадная ошибка. Она видела, как его уводят прямо с улицы, и совсем не беспокоилась. Но Мангеда отрубили тут же, за углом, и убили, по высочайшему приказу. 

Потом работал только инстинкт самосохранения, перебивший даже привычку бездумно подчиняться. Дагуру преследовали, и она бежала на север. За границей Центрального Округа встретила Ансира — знакомого, сильно схуднувшего со времен учебы, но все еще большого. После — Лиду, Зола. Таких же растерянных, с глазами загнанных зверей. Яста с Ниме. Остальных. Своих от чужих отличало беспокойство, неуверенность, отчаяние. Непривычные слабости для закончившего Академию боевого мага. Все беглецы были детьми крестьян или мелких дворянчиков, почти все — северяне. Порой ядовитое семя сомнений царапало острым ростком, и Дагура спрашивала себя: вдруг всех их выбрали не случайно? Таких, как они, можно сбросить с доски без последствий… Но подобные мысли нужно давить, давить нещадно, потому что пестуя их, можно сойти с ума.

Почему теперь самообразовавшийся отряд вела Дагура? Наверное, потому что первой предложила мелкое решение мелкой проблемы. Даже не вспомнить — какой. И на офицера Фьолу с облегчением возложили обязанности командующей, ведь намного проще надеяться не на себя, а на кого-то другого. Нравилось ли ей это? Разумеется, нет. Но она (да и никто иной, зачем врать себе?) не сможет их спасти. Стычки с посланными Наместником ищейками учащались, отряд редел. Дагура не желала бы остаться последней, кого отрубят и прикончат, но скорее всего, так и случится.

Им некуда идти и негде спрятаться. В Горном Королевстве чародеев ненавидят, да и затеряться среди узкоглазых горцев все равно не выйдет. Карран… Туда они просто не успеют дойти. По одиночке, быть может, еще оставался шанс, но после трех черночей плечом к плечу никто не смел заговорить о таком. Никто бы не сказал вслух, но они приняли решение умереть вместе, умереть с честью. Умереть за то, что хорошо выполняли приказы.

Больно и страшно осознавать: те, кому ты присягал на верность, не клялись в ответ.

Дагура досадливо тряхнула головой, словно прилипчивые мысли были мухами. Нельзя выводить из происходящего никаких однозначных заключений — она солдат, а не политик! Что вояка может понимать в тонком плетении интриг? Конечно, мир куда сложнее, чем кажется, и у Вечного Наместника есть разумные, логичные и благородные причины. Вот-вот из-за деревьев покажется отряд со знаменем, и Дагуре все объяснят, наградят, вернут домой… 

Когда отряд и правда показался, Дагура потянулась к Источнику, сплела заклятие. Теперь ее не ощутит никакой другой маг. Она подала знак. Люди побежали прочь, вглубь леса. Ансир крепко стиснул ладонь, чтобы дать Дагуре больше силы. Его артефакт — единственный усилитель, имеющийся в отряде — позволил Дагуре укрыть больше магов, выиграть им хоть какое-то время. Тело Яста укажет гончим путь, но вдруг удастся схорониться в чаще, прожить хоть немного… Дождаться, когда все кончится. Все разъяснится.

Теперь у них не осталось даже ракн, оставшуюся поклажу бросили и испепелили. Еды там уже не было, остальное — ненужная роскошь для полутора десятков живых мертвецов. Но они упрямо брели вперед, сквозь густеющий золетный лес, кажущийся обманчиво-теплым и уютным. Листья укрывали их следы мягким золотом с тревожно-багровыми прожилками, словно намечающими будущее: по этим листьям скоро прольется кровь. Снова кровь… 

Ансир отпустил ее руку, остановился, покачнулся. Дагура сердито зашипела:

— Зачем довел себя до такого?! Дурачина!

— Простите. Я давал, сколько мог. Исто... чник не… возьми… — он отщелкнул от пряжки перевязи усилитель, и это последнее, на что Ансира хватило.

Дагура смотрела, как лишившийся чувств маг грузно заваливается на мягкую подушку опавших листьев, не пыталась поддержать. Она так устала, что уже не сможет его поднять. Никто не сможет. Они все едва стоят на ногах. Но бросать еще живого товарища никто тоже не станет, значит, здесь будет поставлена последняя точка. Дагура оглянулась по сторонам. Неплохое место: рядом со звериной тропой — трава, по которой ползут пухлые вены корней, связываясь живописными, расцвеченными мхом узлами. Сквозь деревья на южном конце узкой поляны можно разглядеть кусочек тускло блестящей реки внизу. Отряд поднялся довольно далеко в предгорья. Хотелось бы еще солнца, чтобы превратить весь этот лес в сказочный светящийся чертог, увидеть что-то яркое перед концом, но стремительно темнеющее вечернее небо покрывали серомахровые полосы туч. 

Сбоку повеяло теплом: Гирей зажег костер. Все верно: лучше согреться, ни в чем себе не отказывать в последнюю свечу-полторы. Дагура сжимала в ладони усилитель, ощущая яркие звездочки у реки. Девять… Двенадцать. Ого. И еще простые пехотинцы, которых она не чувствовала, но знала, что их не меньше полусотни. Достаточно с лихвой.

***

Седок нервировал зверя, и порой ему удавалось отомстить за это, резко разворачиваясь или встряхивая шеей. Рида стал привязывать себя к роговым наростам после того, как Джунвару разок пришлось поймать мальчишку уже в воздухе.

Они возвращались домой на закате пасмурного дня, летели по самому краю облачной завесы, и дракон с удовольствием рвал зубами тонкие вуали сероватого тумана. Джунвар ощутил нечто внизу, на поросшем лесом склоне. Там колдовали, и колдовали много. Он не встречал ничего подобного прежде, даже у Академии не чувствовал такого количества чар одновременно. Первым желанием было скрыться, подняться выше облачной завесы — страх на уровне инстинкта, оставшийся со старых времен. 

Сделав осторожный круг, он приземлился восточнее, на другой стороне горы, и обратился.

— Ты видел?! — Рида чуть не подпрыгивал от возбуждения. — Боевые маги! Они сражались… — он потер подбородок, нахмурившись, и неуверенно закончил: — Друг с другом?! Странно. 

— Что странного? Когда мы прилетаем в город, ты не вылезаешь из пивных, но вообще слушаешь, что говорят люди? — Рида недоуменно таращился. — Дурень, — отмахнулся Джунвар. Прошелся по узкому уступу, присел, зачерпнул рукой каменную крошку, а потом позволил каждому отдельному осколку упасть в туман. — Мы должны отгрызть этот кусок! — он обернулся к Риде, нервно усмехнувшись. — Если придумаем, как. Вытащим их — разживемся союзниками.

— Кого — их? — спросил Рида. — То есть, я имею в виду, отряда-то два.

— Тех, что отходят вверх — их меньше, да и солдаты идут снизу. Скорее всего, эти маги — беглые. Нарушители закона.

— Какого?

— Какая разница?

— Но ты не сможешь одолеть всех, даже учитывая то, что выучил! Мы не сможем, — поправился Рида. — Их много… Разве только… они не ждут дракона?

— Но тогда и я буду как на ладони, — возразил Джунвар, — Глупо так рисковать.

Рида решительно вздернул подбородок:

— Я сделаю нам хорошую защиту. В четыре плетения, как раз недавно прочитал. Особенно если ты позволишь взять часть силы… Два заклятья я сумею удержать.

Несмотря на то, что решение принимать надо было быстро, Джу раздумывал несколько лишних дохов. Неприятно подпускать кого-то к своему артефакту, но настоящей опасности нет — нельзя направить силу против проводника. Все-таки в учебниках и правда немало полезного.

Он взял столько, сколько смог удержать с учетом новых знаний о регуляции мощности заклятья. Дракон был больше прежнего в два раза, и это неожиданно повлекло за собой трудности — подняться в воздух едва получилось. Но, взлетев, зверь снова ощутил уверенность. Казавшееся теперь совсем крохотным тельце Риды цеплялось руками за роговые наросты у основания шеи. Прикосновение давало возможность коснуться и артефакта, объединить силы, и ощущалось это столь же мерзко, словно мальчишка запустил руку Джунвару в штаны.

Маги не ожидали нападения сзади, и тем более — с воздуха, поэтому прежде, чем они успели обернуться, десятерых чародеев и половину шедших широкой цепью солдат охватил огонь. Вверх полетели крики. Стрелы. Джунвар расхохотался, дракон зарычал, топорща чешую на горле, и зашел на второй круг. 

Теперь они поняли, увидели и ощутили, кто перед ними. Почувствовали всю его мощь. Ничтожные куклы на службе у властолюбивых богачей! Он сделает все сам, разметает их прах по свету, чтобы и следа не осталось. Зверь, ликуя, ринулся к добыче. Рида что-то кричал, но это было не важно — дракон шевельнул плечом, и мальчишке нашлось лучшее занятие вместо пустых воплей: попытаться удержаться верхом. Дракон купался в свободе, ничто не сдерживало его. Сейчас это была свобода убивать.

Боль проткнула крыло, выдернув из обжигающе приятного марева; ринулась холодом к сердцу. Воздушный таран достал их не в полную силу, но довольно, чтобы зверь заскулил, теряя высоту. Крыло хлопнуло, задев верхушки деревьев, но полет удалось выровнять. Куда делся проклятый щит?! Джунвар осознал, что к силе артефакта больше никто не прикасается. Наверное, это Рида и пытался сказать: Джунвар, на миг потеряв контроль над зверем, инстинктивно отрезал мальчишку, лишив щита обоих. 

Крыло болело, но рана не смертельна. Щит восстановился, Рида снова крепко сидел на спине. Пора было заканчивать этот бой. Они развернулись и снова полетели туда, где полыхали вспышки чар.

Джунвар шел по выжженной земле, скользкой от растопленного жира живых факелов, некоторые из которых еще умудрялись издавать звуки. Скоро и они умолкнут, а сожженый прах смешается со сладкой пылью золетних листьев. 

Слева полыхнуло заклятие, Джунвар инстинктивно отпрянул, однако магическое плетение целилось не в него, а в мага, который прятался за деревом. Джунвара тот не видел — вероятно, уже был измотан боем. Зато видел того, кто только что пытался убить. Двое чародеев одновременно вскинули руки, готовясь померяться силой, но Джунвар успел раньше — и государственный боевой маг в униформе превратился в статую, которая рухнула, следуя наклону земли, покатилась, ударилась о узловатые корни и разбилась на куски. Его противник — оборванный, с бледным, покрытым разводами копоти лицом смотрел на Джунвара со страхом. И снова готовился напасть.

— Я вам не враг.

— Тогда кто? — сипло спросил маг. — Ты сжег Мила и Рона!

Джунвар пожал плечами.

— Это была случайность.

— Кто ты? — повторил парень.

— Ваш спаситель.

***

Маги, обожженые, измученные, держались особняком и даже выставляли у своей комнаты караулы на ночь. Деревенские косились на пришлых — теперь довольство делили на большее количество людей. Впрочем, роптать не решались ни те, ни другие. Рыбаки быстро смекнули, что к ним пожаловали благородные господа, да к тому же волшебники — и понятливо заняли единственно верное положение: положение слуг. Немного золота, что маги принесли с собой, было разумно распределено на нужды всех, и это слегка подсластило рыбью селезенку.

С командующей отрядом Джунвар встретился через несколько дней, когда новички уже перестали походить на кучку вшивых бродяг. Она была одна в большом общем зале, стояла у выхода, глядя на красноватую горную гряду. Обернулась, услышав шаги.

— Я не доверяю ни тебе, ни твоему недоучке, — баба сразу взяла сверна за рога. — Джунвар? Ты полукровка?

Крепкая, темноволосая, глаза — как уголья. Дракон внутри зашипел, чуя немалую силу.

— Да, полукровка. Я бы тоже никому не доверял на твоем месте, — улыбнулся он, присаживаясь на скамью.

Женщина смотрела, прикусив губу, о чем-то раздумывая.

— Откуда такой взялся? Карранец здесь, в горах? Да еще и это — она кивнула на вырез его сорочки, откуда струился свет.

— Долгая история, — склонил голову набок Джунвар. — Ты точно хочешь поговорить обо мне? Не о вас для начала?

Она раздула ноздри, резко выдохнула.

— Мы исполняли приказы, но потом… что-то сломалось. Политика — гребаная шлюха, — она сплюнула. — И сверны с ней… Ты знаешь кто это такие?

— Да.

— Раньше мы не убивали посланных за нами, только бежали. Теперь… Нам идти некуда. Так что, наверное, спасибо. Что спас хотя бы кого-то. Я Дагура Фьола, офицер… бывший.

Она протянула руку в солдатском приветствии. Джунвар, усмехнувшись, пожал суховатое твердое предплечье. 

— Теперь рассказывай, зачем ты все это устроил и что здесь происходит, Джунвар-полукровка. Но не жди, что я поверю каждому слову!

— А у тебя есть выбор?

***

Дракону понравилось быть могучим — как тогда, в бою над лесом. Но Джунвар упрямо обращался в свой привычный размер: он и так дал зверю слишком много силы. Контроль над сознанием давался труднее, телесные изменения проявлялись ярче прежнего. Когда однажды вечером Джунвар вернул обратно любимый им пышный ягодный пирог, то был вынужден признать то, о чем догадывался уже давно: тело изменилось необратимо. Оно более не принимало человеческую пищу. 

Трапезы превратились в неприятную игру-угадайку: что Джунвар еще мог есть, а что — нет. Регенерация не спасала от тошноты и болей в стремительно растущих мышцах и костях. Джунвара это уже начинало пугать. Он не представлял, что будет вот так: думал, все ограничится внешними изменениями. Неприятно осознавать, что предостережения о вреде оборота оказались правдой, причем именно тогда, когда у Джунвара наконец-то вышло вырваться из замкнутого круга собственной ничтожности.

Зато наконец удалось отыскать в книжном ворохе том, в котором рассказывалось о чарах отсечения. Джунвар выучил формулу наизусть, и ледяные мурашки стекали по спине каждый раз, когда он повторял ее про себя.  

На берегу озера Дикотка раскладывал сушиться очищенные от коры прутья. Тил удил, стоя на камне. Солнце играло в мелких волнах, трава, растущая со дна, трогала голые ноги мальчишки, и он то и дело поднимал и тряс то одну, то другую. Наверное, ему было щекотно. Джунвар смотрел, как камень покрывается аккуратными рядами блестящих рыбок. Потом сплел нити и произнес заклинание в полный голос: он стоял далеко, все равно бы никто не услышал.

Тил пошатнулся, потом рухнул в воду, скрывшись с головой. Странно. Он ведь не инициирован — значит, не должен был даже ничего заметить! Впрочем, какая разница? Главное, чары сработали! Это наполняло восторгом и немного — ужасом. Джунвар развернулся и направился по тропе к жилым пещерам. Сзади неслись невнятные вопли испуганного Дикотки. Может, он вытащит Тила. Может, и нет…