Мороз, казалось, высасывал из тела все тепло подчистую. Джунвар никогда так сильно не мерз, как в этот конец золета. Хотя в горах хлад наступал резко и рано, принося в ветряных потоках крики птиц, летящих над океаном прочь, к далеким островам; морозными порывами превращая горные пики в сверкающие острия мечей. Кусты ягод пожелтели. Ступени, неимоверно расплодившиеся между ярусами пещер, с утра покрывал тонкий предательский ледок, и слуги посыпали их песком. 

Новые люди были больше обузой, чем помощью: их нужно кормить и где-то содержать. Наскоро высеченные залы получились сыроваты, но сойдет и так. Деревенские смотрели на новеньких свысока. Посовещавшись с хозяином, отправили мужчин строить мост через реку — каменный, удобный, вместо связанных бревен, служивших переправой до того. Люди не прекословили. Им давали еду, кров и занятие — что еще нужно?

Любимое и единственное меховое одеяло Джунвара не вернулось в покои. Валла с Хросьей лишь разводили руками — было, сушилось, напитываясь свежим холодком — и пропало. Пришлось ложиться, завернувшись в два потоньше, у самой жаровни. Не стоило и говорить, в каком дурном расположении Джунвар проснулся с утра. И совершенно не смягчился, узнав, кто именно оказался виновником.

— Вы уж простите глупышку, хозяин, — Каун держал Арикке за руку чуть выше локтя, а девчонка хмурила брови, глядя в сторону. — Она же дите совсем… Вот зачем, зачем ты его взяла? — спросил старик у внучки, явно не впервые. — За каким рожном тебе одеяло понадобилось?!

— Для зарга! Мы играли с Отаном! И я вернула потом!

— Вернула, — Каун отвесил девчонке легкий подзатыльник, — с дырой!

— Мне надо было просовывать голову.

Арикке вскрикнула, когда ее подняло над землей. Дед опустился на колени:

— Господин, помилуйте… Господин…

— Заткнись! — бросил Джунвар, глядя девчонке в глаза. — Ты понимаешь, мне довольно пальцем шевельнуть, чтобы?..

— Господин жадина? — склонила голову Арикке. Она ничуть не боялась. — Это всего лишь кусок шкуры.

— Я не играю с тобой!

— Вот и зря, мне тут поиграть почти не с кем! Отпусти меня, дедушка боится, ты же видишь.

— А если не отпущу?

— Отпустишь. Ты же не злой.

Джунвар расхохотался, опустил девочку на пол, качая головой. Слишком глупа, чтобы блефовать, девчонка правда не верила, что господин способен без сожалений свернуть ей шею. Верил ли в это он сам? Вот дед Каун — явно нет. Рассопливился, едва внучка оказалась в его объятиях.

— Подними меня снова! — Арикке быстро надоело обниматься, — Только повыше в этот раз!

Каун увел ее поскорее прочь.

***

Тайна о дитяти Древних жгла изнутри. Ни один другой секрет не был столь ценен, и ни один не хотелось рассказать так сильно. Обсудить, выговориться. Нельзя, нельзя. Джунвар должен быть осторожен, должен продумывать каждый свой шаг. Ведь он уже этому научился? Так?

Драконы отреагировали на новость странно: в этот раз не били хвостами в возбуждении и не катались по скале Троицы, выражая восторг. Они замерли и молча слушали — сначала Джунвара, и — через него — отголоски голосов Владык. Даодех слушал дольше всех, после сказал:

— У зародыша Владыки есть имя: Асжи, — после чего уполз в самую глубину пещеры.

Перед закатом ящеры, все до единого, поднялись в воздух и покинули ущелье. Это не осталось незамеченным.

— Ты их за чем-то послал? — спросил Рида.

Джунвар не ответил. Что, если драконы не вернутся?! Он не сомкнул глаз всю ночь, прислушиваясь. А на рассвете небо снова заполнили разноцветные крылья, спустились в долину; после раздались крики, шум.

Козы боязливо мекали, забравшись на каменные отвалы у стены, а на по-золетнему желтом лугу копошились, вставая на ноги, люди. Десятки людей. Оглядывались по сторонам, жались друг ко другу. Некоторые так и остались лежать.

— Тебе нужна живая сила, — голова Саэра перекрыла выход из общей пещеры, дракон смотрел Джунвару в глаза. — Мы принесем еще. Мы будем делать все, что ты попросишь. Даодех сказал, нужно четыре сотни живых. Разбуди Асжи.

Несколько дней над головой беспрестанно хлопали крылья, а луга усеяли кучи барахла. Ящеры не имели представления, что действительно ценно и необходимо, и тащили все подряд. Впрочем, в хозяйстве любой вещи найдется применение: даже оглобле при отсутствии ракн. Оглобля — это все еще дерево, а дерево в ущелье было главной ценностью после еды.

Мертвых сбросили в реку, и она унесла тела прочь, смолола в каменных жерновах. Живые слишком боялись драконов и не желали снова угодить им в лапы, а потому не роптали. 

Всем нашлось занятие: новых жителей надо было худо-бедно устроить, исцелить тех, кого порвали драконьи когти. Джунвар обратился за помощью к Дагуре и ее магам — чем раньше приступить к лечению, тем больше жизней сохранится. Женщина так недовольно поджала губы, словно он попросил ее сиськи показать, а не помочь с ранеными, но просьбу все же исполнила.

Странная фраза, сказанная Саэром, не давала покоя. Четыре сотни людей? Почему именно столько? Получается, они нужны для дитяти Владык? Может, чтобы ухаживать за зародышем? Он должен быть большим, если судить по родителям.

Джунвар быстро содрал одежду, обернулся и взлетел к скале Троицы. Никто не останавливал его, напротив, молодые ящеры поспешно убирались с дороги. Даодех лежал вглуби пещеры, и двое младших драконов грели ему бока.

— Что значит четыре сотни живых? Зачем?

Даодех оскалил клыки и завибрировал горлом. 

— Тебе хочется все знать… Все и сразу. Ты слишком человек.

— Драконы не менее любопытны, — Джунвар прилег рядом.

— Не так. Нам интересно наблюдать, но не спрашивать. Рассказывать тоже не интересно.

— Ты знаешь, как оживить Дитя?

Даодех помолчал, играя кончиком хвоста лежащего рядом голубого дракона, поймал его зубами. 

— Возможно. Я знаю многое, я — старейший из живущих.

— Расскажи.

— Не хочу, — ящер зевнул. — Не теперь. Я стар и могу позволить себе любой каприз. А теперь оставь меня, искрородный, я хочу отдохнуть.

***

— Натравить драконов на Ралбоннд?! Да это безумие какое-то!

— Государственный переворот может раскрыть для нас все двери.

— Он сумасшедший, и вы не лучше. Мы простые солдаты.

— Не прибедняйся, Ансир.

— Я не верю ни одному его слову.

— Но ты видел, как он управляет ящерами! И его эта штука. Ты воображал подобное?! Я — нет. 

— Что-то странное в его нитях. Он не лжет про Древних, готов поклясться. Вы ощущаете?

Джунвар сказал им то, что было необходимо, и не более. А теперь сидел, развалившись на высоком уступе над общей залой, где ужинали маги, и слушал их споры. Дагура стояла у стены, сложив руки на груди и уперев подбородок в воротник потрепанного камзола. Молчала: позволяла своим подчиненным выговориться, прежде чем что-то решать. Правильно. Древние боги, драконы, а до этого — черночи потерь и бегства. Слишком много событий для людей, привыкших спокойно жить.

— Хватит, Лида. И ты угомонись. У тебя есть другие предложения? 

— Отпустите меня. И я уйду. Пусть он меня выпустит! Выпустите отсюда!..

— Успокойте его, во имя Звезд. Что за истерика?!

Вошли Валла, Хросья и Арикке и стали собирать с каменных столов пустую посуду. Пожилой маг, Гирей, встал рядом с Дагурой и повысил голос:

— Мы получили шанс. Это большая ответственность… Согласен, она страшит. И, — он взглянул на Джунвара, — мы не знаем всех тонкостей. Однако мы живы, а это уже очень много. У нас появилась возможность изменить обстоятельства. — Он снова повернулся к возвышению: — У меня есть связи. Я могу попробовать достать нужные вам ресурсы. — Гирей запустил руку за пазуху и вынул нечто сияющее, похожее на кольцо. Чародеи зароптали, кто-то вскочил на ноги.

— Артефакт переноса! И ты молчал?! Предатель!

— Неправда! — вскинул руку Гирей. — Думаете, я бы не отдал его вам, если бы он действительно мог помочь?! Этот артефакт настроен только на одну локацию — особняк сенатора Кадеха! Пользоваться им весьма рискованно, ведь мы понятия не имеем, кто теперь на какой стороне! Я пойду один. Если не вернусь, значит, меня убили. 

— Нет, — возразил Джунвар. — Я не позволю.

— Клянусь, что… 

— Клятвы без заклятья ничего не стоят, — отмахнулся Джунвар и спрыгнул вниз. — Я могу отрубить тебя и заставить поклясться молчать… Согласишься? Ради блага всех остальных?

Гирей побледнел, отступил на шаг, сжимая артефакт. Маги притихли.

— Мы пойдем вместе, — вмешалась Дагура. — Ты, я и он. — подошла, схватила Джунвара за рукав: — Заложниками здесь останутся мои люди. Я не предам.

***

Сенаторский дом утопал в алых и желтых золетних вьюнах. Сверкающие черепицы крыши словно подсвечивали изнутри и без того яркие листья. На полукруглом холме, покрытом короткой зеленой травкой, стояли кресло, большой ящик и деревянная тренога с укрепленным на ней куском холстины. Человек с зачесанными в хвост седыми волосами увлеченно тыкал в него кистью. Он не обернулся, когда за спиной возникли трое магов. Оставил на полотне еще несколько мазков и лишь после отложил кисть.

 — Мне жаль, что все так повернулось, — сказал он, по-прежнему глядя на мешанину красок на ткани, в которой едва угадывался желто-красный дом. — Но теперь уже ничего не поделаешь. Я не стану сообщать гвардии, но вам лучше уйти, откуда пришли. И сидеть тихо. Может, вас и не найдут.

Удивительно, но он совсем их не боялся. Трех магов в своем доме. Хотя вокруг этого человека Джунвар различал какое-то сложное плетение. Быть может, мог бы разорвать эти чары, но пока незачем. Сенатор снова взял в руки кисть и дощечку с красками.

Дагура внезапно выскочила вперед:

— Вам жаль?! Жаль?! Бездна и ее проклятые твари, это все, что вы можете нам сказать?!

Сенатор обернулся. Глаза у него были ледяные, Джунвар с удивлением подавил желание поежиться.

— Ты хочешь услышать от меня оправдания, Дагура Фьола?

— Хотя бы объяснения!

— Ладно, — помедлив, кивнул сенатор Кадех. — Хотя, полагаю, о многом вы и так догадываетесь. — Он стал вытирать руки покрытой разводами тряпицей, внимательно оглядывая каждый палец, — Провокации должны были выявить слабости врагов, заставить совершать ошибки. Но вместо этого выяснились наши собственные слабости, — он вздохнул. — Сейчас ситуация стабилизировалась, мы обошлись малой кровью. — Дагура снова дернулась, и Кадех вскинул взгляд: — Если ты еще раз откроешь рот, клянусь звездами, крови прибавится. — Он отшвырнул тряпку и стал спускаться по склону к дому, вынуждая следовать за собой. — Зачем вы явились? Я не могу дать вам убежища. Только денег. Хотите?

Гирей придержал за локоть Дагуру, которую, казалось, вот-вот хватит удар.

У покрытой витражными окнами стены стояла изысканно украшенная кованая беседка, в ней на столике сверкал поднос с бокалами. Под кувшином горела крошечная жаровня, пахло нагретым сладким вином. Дагура и Гирей шептались: старик успокаивал свою командующую.

— Мы пришли с предложением о сотрудничестве, и лучше выслушайте. Ради вашего же блага, — сказал Джунвар. 

Кадех остановился, посмотрел на него и усмехнулся без тени тепла. 

— Моего блага?.. Кто ты? Тебя я не видел раньше. И отчего ты прячешь лицо в капюшоне?

— Господин, дело в том, что в этом противостоянии появилась третья сила… — попытался перехватить инициативу Гирей, но Джунвар перебил:

— Что вы знаете о Древних?

Сенатор удивленно поднял брови, но жестом пригласил магов сесть. Сел сам, взял в руки один из золоченых бокалов, налил дымящегося вина.

— Надо признать, почти ничего. Кроме того что, судя по последним событиям, они способны и из могилы доставлять существенные неудобства. — Кадех коснулся края бокала, поморщился, отставляя в сторону все еще кипящее питье. — Сволочной шторм, который породил проклятый Древний, не утихает уже которую черночь. Он унес несколько кораблей, перевозивших оружие, и это тоже сыграло свою роль, — сенатор устало потер виски. — Счет стал неравен, пришлось сдавать позиции.

— А драконы? — спросил Джунвар. — Что вы знаете о драконах?

— Вы это серьезно? — хихикнул Кадех.

— Вполне, — Джунвар сбросил с головы капюшон, позволяя рассмотреть себя как следует.

Сенатор, приоткрыв рот, пялился на его лицо. О да, там было на что полюбоваться: лиловые чешуйки на скулах и огненные глаза с вытянутыми зрачками. 

— Драконы… научились обращаться людьми?

Джунвар расхохотался. Потом спросил:

— Что, если бы некто мог управлять ими? Использовать как военную силу? Скажем… три десятка для начала?

Сенатор оперся локтями на стол, сложил пальцы в замок и несколько мгновений молчал.

— Я бы очень серьезно подумал о его словах. И попросил предоставить доказательства.

— Какие?

Кадех поманил, а когда Джунвар приблизился, прошептал в самое ухо. 

— Это несложно, — усмехнулся он.

***

Тридцати драконов, разумеется, не понадобилось — хватило и трех. Небо чернело от густого дыма, море сверкало отражениями бесчисленных больших и малых огней; щетинилось иглами щепок и тонущих осколков мачт. От кораблей не осталось ничего. И никого: их потопили далеко от берега, на полпути меж островами и континентом. Ни одной шлюпке не удалось уйти, ни одному крупному куску дерева. Ящерам понравилась охота в воде. Почти как охота на рыбу, но рыба слишком мелка и юрка, люди — же в самый раз. Весело пускать по океанской глади огненные языки, пока очередной человечишка не прекратит пытаться всплыть…

Вернувшиеся домой драконы были довольны. В беседке при особняке сенатора Кадеха появилось письмо.

“Теперь ваш счет сравнялся? Вы готовы к сотрудничеству?”

Губы сенатора тронула усмешка. Письмо с хлопком рассыпалось.

— Вполне. 

***

Тил грелся в одеяле и вспоминал самый счастливый день в своей жизни — охоту на большого ската. Никто не верил, что его можно изловить — сколько лучших рыбаков пыталось! И тем более никто не верил, что это сделает Тил. Он потратил много времени, чтобы выследить свою рыбу и понять, где она кормится и как часто всплывает. Смастерил новую крепкую донку, наловил мелкой рыбешки, спал на каменистом берегу, сторожа ловушку.

Скат-гигант попался перед рассветом, воткнутый в песок шест зазвенел и Тил, толком не продрав глаза ото сна, ринулся в воду. Успел как раз вовремя: скат был слишком крупным, не поместился в сеть целиком и застрял там лишь одним крылом. Тилу пришлось заключить добычу в объятия, чтобы удержать. Крылья трепетали и бурлили за спиной, у лица разевалась полукруглая пасть, азарт заставлял кровь кипеть совсем как взбаламученную борьбой воду… 

Морская Дева была благосклонна: кожу ската Тил продал за хорошую цену Жуде-трактирщице, а мясо они с Хедиком и Шенн ели еще долго. 

Здесь рыбу ловить толком негде, хотя, рассказывали, хозяин обещал цветенний нерест и наказал готовиться к нему загодя, чтобы после накоптить-насушить жирного алого мяса.

Пещера обзавелась хорошей дверью, и внутри по ночам стало тепло, даже жарко. А если выйти наружу, щеки защиплет морозец. Тилу нравилось счищать пальцем изморозь с жестких зеленых растений, похожих на крохотные розочки, что росли меж камней у входа. Ледяные иглы осыпались, обнажая округлые листики, словно бы превращая одно в другое. Если лед падал на ладонь — тек водой, и нужно было поймать щекочущие капли до того, как проберутся в рукав. От этих воспоминаний хотелось еще туже замотаться в одеяло и спать в тепле вечно.

Вставать было ужасно лень, но кровать Хедика пустовала, и, наверное, нужно проверить, куда тот исчез. С некоторых пор каждое утро Тил выдумывал себе причину, чтобы вылезти из постели, пусть в этот раз и такую глупую. Он лениво поднялся, накинул на плечи широкий кусок шерстяной тканины, заменявший зимний плащ, и вышел.

— Чего ты тут торчишь с утра пораньше? — сонно спросил у темного силуэта на ступеньках.

— Риду жду.

За ночь на кустике образовались новые щетки кристаллов, Тил тронул их пальцем.

— Ты опять за свое? — вздохнул. — Нужен ты ему со своим нытьем.

— Я опять, — набычился Хедик. — Потому что ты опять всю ночь скулил как рыба-шар, из которой воздух давят. — Он обернулся и умоляюще сложил руки: — Ну пусть он тебя полечит, а? Если надо, я перед ним на колени встану!

— Еще не хватало. Я здоровый. Мне тогда просто голову напекло, и все. Мы сто раз говорили!

— Но ты с тех пор ползаешь, а не ходишь! — возмутился друг. — Как полумертвый! Даже рыбу свою любимую не выглядываешь в реке! Вдруг у тебя опять зараза?

— Какая зараза, — отмахнулся Тил. — Откуда ей тут взяться? От соленой хвори меня излечили. Все хорошо.

Он попытался улыбнуться, хотя это в последнее время и давалось непросто. Но нужно было успокоить Хедика: тот и так постоянно корил себя за то, что летом малодушно бросил друга умирать в одиночестве.

Шенн появилась рядом почти бесшумно, улыбнулась своей особенной, светящейся улыбкой, потерлась носом о щеку одного, потом другого. 

Шенн отдалилась от друзей, ну или Тилу так казалось. Теперь она много времени проводила с этим хозяйским выкормышем, Ридой. Он ей буквы показывал, и еще всякое. Небось, станет ученой и вовсе перестанет здороваться со старыми-то приятелями, задерет нос. Хотя Шенн бы не стала, конечно. Она хорошая. Но Дно, как же трудно было отогнать от себя гаденький вопрос о том, на сколько ярусов спустилась Шенн этим утром — на один — от женской залы? Или на два — от комнат магов?

— А ты-то чего так рано вскочила? — проворчал Тил. — На кухне теперь и без тебя есть кому работать.

Шенн вынула из-за пазухи связку сухих былинок, что росли на лугу, и сунула Тилу в беззащитную шею сбоку. Он рассмеялся, пытаясь оттолкнуть ее руку так, чтобы не получилось грубо.

— Щекотно же! — он выхватил букетик, — А вот я тебя тоже!..

Хедик наконец, рассмеялся.

Вот, хорошо, все довольны. Может, все и правда хорошо? И мир не изменился, это просто показалось.

***

Существо в углу мало походило на человека: длинные, до пола, руки, кривые ноги, лохмы, свисающие на глаза. Джунвар сделал шаг, и тварь попыталась повторить движение, однако развалилась, истаяла.

— Не надо создавать, только скопировать, это же проекция! — Рида резко встал из-за заваленного книгами стола, лампа покачнулась.

Подошел, стал сплетать чары. В углу появился второй Рида, вслед за настоящим покачал головой, погрозил пальцем. Джунвар махнул рукой, и не-Рида расползся на две половины, после чего колдовство распалось.

— Я все делаю правильно, но не выходит!

— Очевидно, не все. Ты должен держать перед внутренним взором схему зеркальных чар. Когда она стабильна, можно пустить по узлам дополнительное плетение… Вот так. — Рида внезапно ахнул, нелепо взмахнул руками. — Это что сейчас было?!

Джунвар пожал плечами.

— Как ты это сделал? — продолжал допытываться Рида. — И что ты сделал?

— Рассеял твои чары?

— Нет! — Рида аж подпрыгивал от возбуждения. — Ты их поглотил! Вместе с энергией! Как? Где ты о таком прочитал?

— Нигде, — пожал плечом Джунвар. — Оно как-то само.

— Откуда? От Них, да?.. — Рида умолк. Потом все же спросил: — Научишь?

— Я не умею учить.

В знаниях Древних можно было найти и крупицы практической пользы, это радовало. Рида хмуро ворошил свои бумаги на столе, одном из пяти, стоявших в библиотеке. Джунвар хрустнул шеей, потянулся за плащом: на сегодня довольно занятий. Он уже коснулся двери, когда услышал вопрос:

— Это твоя работа? Ты его отрезал от Источника?

— Кого? — обернулся Джунвар.

— Я не дурак, — мрачно усмехнулся Рида. — Он же был магом. Можно было развить дар, зачем…

— Это всего лишь сосунок, который и читать не умеет. Мне надо было проверить, что чары работают.

Рида помолчал, губы дрогнули, он опустил взгляд на бумаги, потом тихо спросил:

— И какие еще чары ты решишь… на ком-нибудь проверить?

— Хочешь знать? — улыбнулся Джунвар.

— Нет. Это твое дело.

Он отошел от двери, ощутив страх Риды. Дракон внутри презрительно шипел, но следовало вести себя мудрее. Рида полезен, он — пока единственный, с кем Джунвар мог шутить за чаркой вина у очага. Он задал первый пришедший на ум вопрос:

— Ты поселил ее в спальне? Ту рыбачку, Шенн?

— Нет, она просто так заходила, — кажется, Рида еще больше испугался: пальцы, складывавшие записи в стопки, подрагивали.

— И как она тебе?

— Шенн хорошая, — осторожно ответил мальчишка, бросив быстрый взгляд на Джунвара. — Ее считали ненормальной, но она просто не говорит. А с головой у нее все в порядке.

— Но нужна-то тебе не голова, — развеселился он.

Рида снова опустил взгляд:

— Шенн не такая. И с ней так нельзя.

— Нельзя? — удивленно переспросил Джунвар. — Здесь тебе можно что угодно. Я не рассержусь, — добавил он.

Рида поджал губы, поправил фитилек у плошки в лампе.

— Я бы хотел взять Шенн куда-нибудь. Погулять…

— В ущелье есть где погулять. Пожалуй, даже устанешь.

— Я не о том… Но я тебя не прошу.

— И правильно.

Беседа не клеилась и очевидно повернула не туда. Все потому, что Рида реагировал как-то странно. И что говорить или делать дальше — непонятно.

— Ты мог бы попросить кого-то из взрослых магов учить тебя, — неожиданно сказал он. 

— Тебе надоело? — небрежно поинтересовался Джунвар.

— Нет, — испуганно-поспешно. О Бездна, да почему от него так разит страхом?! Джунвар ведь ничего особенного не делает! Наоборот, старается сблизиться… Дракон раздражался, и это раздражение по капле перетекало и в человека. — Я просто и правда недоучка, и многого не знаю. Они уже опытные… И полезнее для тебя.

— Я решаю, что для меня полезнее. — Получилось резче, чем хотел.

— Да. Конечно, господин.

Рида сгреб наконец свою писанину, прижал к груди и так же, не поднимая глаз, выскочил в дверь.

Страх — это хорошо. Это почтение низшего к высшему.

Человек не ответил дракону. Было горько, невесть почему.

***

Людей в ущелье прибавилось, и они разделились, словно слои в выломанной скальной породе: рабы, слуги, работники. Маги. И хозяин.

Для бедных счастье — мир, крепкий достаток, хорошая еда и вино; для богатых — власть, раз прочим успели пресытиться. Ради ее достижения походя лишают бедных их простых удовольствий.

Некоторым очень влиятельным господам Ралбоннда были выгодны волнения, грозившие сменой Вечного Наместника. Сторонники Наместника — в том числе сенатор Кадех — жаждали ослабления позиции “рогачей”, как называли свернов. Джунвар с его чудесами мог быть полезен обеим партиям. Не все были довольны таким положением дел, и каждый старался переманить нового союзника на свою сторону. Соперничество обернулось выгодой: к Джунвару в руки потекли деньги и даже артефакты. Он понимал, что вся эта построенная на взаимной ненависти конструкция рано или поздно развалится, но нужно было успеть воспользоваться выпавшей удачей. Обрести собственную власть, о которой не подозревали люди.

***

Сверху могила Эаяна выглядела впечатляюще: сплошное сияние и радужные блики, рассыпающиеся далеко вокруг. Однако нужна была осторожность: место захоронения окружали чары, к счастью, лишь по линии земли. А еще там были солдаты и зверь учуял их, хотя не видели люди. Ралбонндцы не дураки и поняли: происходит нечто. Необходимо успеть до того, как они поймут — что. 

Можно было посмотреть лишь издали. Джунвар натянул только штаны — ведь скоро снова раздеваться — и стоял на песке босиком, вглядываясь в далекое мерцание на фоне темной громады океана. Дагура молча сплела нити, скрывая присутствие обоих магов, Джунвар не стал возражать, хотя сам бы поостерегся колдовать даже на столь большом расстоянии от могилы.

— Какое заклинание ты используешь, если попадем туда? — спросила она.

— Никакое. Это требовалось лишь в первый раз, после голоса нанизываются, как бусины.

Чародейка помолчала, рисуя носком сапога в песке. Она казалась чересчур спокойной. Джунвар помнил ее в самом начале: злобную, как тысяча порождений Бездны. Может быть, она отоспалась, убедилась, что никто не собирается причинять ей вреда, и успокоилась. А может, хитрит.

— Почему ты взял меня с собой?

Потому что Рида бы обязательно выдумал отговорку. Джунвар знал это почти наверняка и не стал даже спрашивать.

— Если мы собираемся работать сообща, надо познакомиться получше, — он оглянулся к ней.

— Верно. Тогда расскажи о себе. Ты никак не мог быть военным, но умеешь сражаться.

— В этом мире те, кто не умеет сражаться, долго не живут, — скривил губы Джунвар. 

— Ты точно не учился в Академии? Говоришь, как мастера, — фыркнула она.

Ветряные потоки, шурша, гнали воздушные коробочки семян. 

— У тебя есть семья, Дагура Фьола?

— Моя семья — это мой отряд.

— Этому тебя научили в Академии?

— Не угадал. В Академиях пестуют не братство, а соперничество. Но если сквозь него прорастает дружба, то она по-настоящему крепкая.

— Так вы дружили с детства?

Она отрицательно покачала головой.

— Ты самородок. И жил до всего этого… один? Всю жизнь?

Он долго молчал, потом ответил:

— Да.

— Наверное, это трудно… 

— Мне не нужна мать! — презрительно бросил Джунвар.

Он ждал, что она ответит столь же резко, но Дагура только вздохнула.

— Приношу извинения, я не хотела. 

— У меня была сестра. Возможно, она еще жива.

— У меня тоже есть кровная сестра, на западе Центрального, у лесов. Хорошая девочка.

Снова шуршание ветра и переливы серовато-бурого песка.

— Ты будешь возвращаться в могильники за артефактами?

Дагура смотрела на светящиеся пятна на его груди.

— Вам надо — вы туда и лезьте, — раздраженно бросил Джунвар и стал стягивать штаны: все равно делать тут больше нечего.

Дагура молча приняла сверток с одеждой и сунула в сумку.

Маги не знали про Дитя, но знали о “ложках”. И жаждали заполучить их. Дагура, Гирей и еще несколько разумных магов отговаривали остальных, считая, что такой огромный риск не стоит своей цены. Джунвар не вмешивался. Если кто достанет себе артефакт — молодец. Все равно оставить себе “ложку” целиком никому не дадут — заставят разделить с другими. Джунвар знал, это возможно — даже когда его собственная “ложка” была еще отдельна от тела, он мял ее пальцами и мог легко отщипнуть кусок.

Степняки спохватились, и проникнуть к гробницам так просто, как раньше, было уже невозможно. Пятая располагалась очень далеко, за королевством горцев, и думать о ней пока рано. К тому же, когда капсула Асжи найдется, имеющейся живой силы не хватит, чтобы вынуть Дитя из-под земли и под мощной охраной доставить в долину. Для этого нужна целая армия, а ее неоткуда взять. Пока.

Внешний слой капсулы — адиант. Применять рядом с Дитятей магию категорически нельзя. Джунвар знал это так же твердо, как то, что на его руках по пять пальцев. А почему именно — и не интересовался. Главное — узнать что нужно делать, чтобы разбудить бога и заставить себе служить. 

Союзникам выгодно было скрывать свою деятельность от чужих глаз, поэтому условиям Джунвара они следовали беспрекословно. Оставляли и людей, и припасы на почтительном расстоянии от ущелья, с помощью односторонних артефактов переноса. Дальше вступали в дело драконы. Пришлось соорудить подобия сетей с удобными захватами для лап, а в точке встречи высечь в камне временное укрытие. 

Некоторые воспользовались возможностью тихо подготавливать собственные ополчения. В нижних пещерах теперь стало шумно: там ковали оружие. Наемные мастеровые были уверены, что они тут ненадолго — лишь окончить богатый заказ. Но Джунвар знал иную истину: он не выпустит ни единой живой души. Не после того, что они увидели. 

Хотя вскоре пришлось признать: тайна перестала быть тайной — по крайней мере, менее значимая ее часть. Дагуру, Гирея и некоторых остальных приходилось отпускать без надзора — потому что Джунвар не мог поспеть всюду, а время не стояло на месте. Но, пока всем сторонам было выгодно положение дел, оставалось рассчитывать на благоразумие союзников.

Сенатор Кадех прибыл совершенно неожиданно, вместе с очередной партией продовольствия. С ним были двое слуг — лощеные лакеи в расшитых золотом ливреях сгибались под тяжестью вьюков и ларцов. Этого союзника обижать не следовало ни в коем случае — и Джунвар самолично перенес сенатора в свое обиталище.

Зала, выходящая на выступ скалы, была преображена двумя слугами в мгновение ока: богатые ткани покрыли стены, сошлись к центру потолка изящным цветком; пол устлали ковры. У проема появились два столика с подносами, где в крохотных — едва ли больше наперстка — вазочках были разложены изыски, которым Джунвар даже названий не знал. Впрочем, чтобы не показывать свою немощь, он ел лишь проверенную пищу, которую мог переварить — виноград. Тот оказался в меру сладким и совсем без косточек.

— Вина? — предложил сенатор.

Джунвар отрицательно качнул головой. В свежем виде виноград годился, в кислом — уже нет.

— Оно не отравлено, уверяю, — усмехнулся Кадех, делая слуге знак принести бокал. — Впечатляет, — одобрительно кивнул сенатор, указывая на открывавшийся вид долины, где в синеватом предхладном воздухе парили ящеры. — Здесь прямо маленькое королевство. Интересно. Я бы действительно хотел познакомиться с тобой получше. Скоро я даю хладный бал — исключительно для близких. Захочешь стать почетным гостем?

— Это лестно, сенатор, — Джунвар с гордостью подумал, что наконец научился отвечать и “да” и “нет” одновременно.

Кадех пробыл в долине недолго, небрежно отмахнулся от вопроса о коврах и тканях.

— Прими эти безделицы в дар. А мои красавчики смогут тебе пригодиться? — спросил, подойдя к лакеям. — Они умелые слуги.

— Благодарю, у меня довольно своих. 

— Что ж…

Зрение зверя успело уследить, как в руке сенатора дважды мелькнула длинная спица. Человек бы не заметил. Оба парня повалились на пол, хрипя и дергаясь. Перекошенные рты и глаза текли алым. Кадех тщательно вытер свое странное оружие платком и отбросил тот на голый камень, попутно оттолкнув ногой лицо одного из покойников от белоснежной бахромы ковра.

— А вот эта штучка была отравлена, в отличие от вина, которое ты незаслуженно обделил вниманием. Оно превосходно. Попробуешь после, я оставил три бочонка. — Он взглянул на распластанные тела: — Я уважаю твое желание сохранить тайну от случайных людей, — улыбнулся. — Считай это знаком дружеского расположения.

***

Землю укрыл тонкий, как лучший горский атлас, слой снега. Рарош прилетела на выступ скалы, куда выходила вторая дверь покоев Джунвара. Ледок на клинообразной площадке послушно растаял от огненного дыхания. Самки не терпели ни малейшего неудобства. 

— Ты давал согласие. Пришло время его исполнить.

— Я помню, — Джунвар вышел в человеческом теле: двое драконов не уместились бы на выступе. 

Сначала взлетела драконица, черный ящер последовал за нею.

В обители самок царило оживление — в широкую пещеру влезли не все, остальные цеплялись за камни снаружи, весело пересвистываясь.

— Ты давал согласие, — повторила Рарош, когда черный дракон оказался в круге самок. — Мы желаем взять его сейчас.

— Чего вы хотите?

— Развлечения, — склонила голову голубая драконица и, изогнувшись, легла на пол, захлестнула хвостом хвост Джунвара. — Наши самцы либо слишком горды, либо тупы и привязчивы. Ты подойдешь. 

— Для чего? — спросил Джунвар, недоуменно глядя на свой хвост в плену чужого. 

Ты знаешь, чего она хочет. 

Зверь довольно урчал, в противовес поднимающейся в человеке панике.

— К тому же потомства от тебя не будет, — вмешалась алая драконица. — Значит, мы не нарушаем традиций.

— Нет, — он отступил, но на плечи зверю легли две головы самок, стоявших позади. 

— Мы убьем всех твоих людишек.

— Но Владыка…

— Нам плевать на Владыку, это дело самцов. 

— Ты сам согласился. Аолаш будет первой.

— Первой?!

— Ты не умрешь, трусливый человек — драконы способны доставлять друг другу удовольствие по многу закатов и восходов подряд.

Если он обернется сейчас, они его сожрут. Если он нападет и вырвется, его сожрут самцы. Если он останется, то умрет от омерзения.

Это не так. Ты лжешь сам себе. Мы уже не только человек. Закрой глаза.

— Благородные драконы спариваются в воздухе, — последняя попытка воззвать к их гордости.

Смех, рычание двух десятков огненных глоток.

— Нам это не нужно. Ты — просто объект подходящей формы и температуры. Ты будешь лежать в позе побежденного и давать то, чего мы хотим. 

Закрой глаза.

Вода в озере была ледяная, онемевшие пальцы зачерпывали со дна ил с песком, с острыми льдинками. Клейкая слизь плохо отскребалась, сходила в мутную воду кусками. Руки дрожали, не попадая куда нужно — на очередную скользкую полосу чуть выше пупка. В ней виднелись золотистые прожилки. 

Очень хотела, даже поранилась. Какая из них?

Джунвар сложился пополам и рухнул в ледяную воду, корчась на дне, выдыхая рывками. Блевать уже было просто нечем. Пальцы яростно драли когтями собственную кожу, желая отмыть, отчистить… 

Звук щелчков чешуи о чешую.

Длинные сизые языки, оставляющие жгучую слюну там, где из-под пластин у основания хвоста снова и снова выползает член, буровато-белый, словно выросший на теле мерзкий гриб. Покачивание длинной шеи перед глазами, неравномерное хлопанье крыльев, каменная пыль ест глаза.

Волны острого удовольствия, от которых ежится зверь, потираясь спиной о выступы камня, жмурясь и поскуливая. Это словно кошмарный бредовый сон, только проснуться нельзя.

В холодной воде мыться получалось плохо. Нужно бы мыло и горячую ванну, но… никто не должен узнать. Никто не узнает, никто из людей, иначе… 

Я прав. Нам было хорошо.

— Замолчи! Заткнись!

Ты давно не делал этого. Твоему телу тоже нужно… 

— Нет! — Нет. Нет. Нет, — ноги увязают, пальцы теряют чувствительность от холода, но он упрямо ходит туда-сюда по мелководью, с чавканьем вытаскивая ступни из темного ила. — Не так!

Ты воюешь сам с собой. Это глупо.

— О боги! Закрой пасть. Я не могу…

Ты можешь все. Со мной ты можешь все.

Он рычит в отчаянии, в горле больно, горячо. Этот звук издает человек или зверь? Он не знает.

***

Джунвар шел в сторону жилых пещер пешком, стараясь удержаться от жалкой дрожи под холодными плетями ветра. Он не станет оборачиваться, нет, ни за что. Никогда и ни за что больше. Зверь тоже умел мстить: отступил в глубины сознания, и голоса Древних ударили в виски, словно двумя кузнечными молотами. Джунвар стиснул зубы до боли, мотнул головой. Он больше не станет делиться телом со зверем. Уж как-нибудь да выдержит… 

— Господин! Вы у нас редкий гость. Да еще и голый, Морская Дева! И правильно, так куда красивше.

Приторный голос и хихиканье знакомой мерзкой жижей текли в уши — и сейчас это ощущалось еще острее. Где-то рядом хлопало крыльями на ветру развешенное белье.

— А ты вовсе не такой скромник, каким хочешь казаться, да?.. Никого нет, мой господин, можно не стесняться, народ стирает за обрывом, где ветра поменьше… А чего… у нас тут побольше?..

Теплое, липкое прикосновение затопило разум выворачивающим наизнанку воспоминанием. Ужас. Бессилие. Унижение. Ослепляющей вспышкой выбелило мир, оставляя лишь штрихи резких теней. Выпуская зверя, которого хотел сдерживать из мести. Но месть — это ярость, а ярость — воплощение зверя.

Чужой крик не слышен за собственным рыком, высвобождающим душащий гнев, кровь брызгает на камни. Липкая тварь пытается вырваться, сбежать. Кричит снова. Зубы смыкаются поперек тулова, бедро громко хрустит, мясо вязкое, живое. Крик обрывается.

Зверь перехватывает добычу удобнее, клыки режут тваребрюхо; рывок головой, второй — белые простыни становятся темными и тяжелыми, им не взлететь. Оставшуюся часть можно проглотить. 

Потом другую. 

Язык проходит по морде, собирая кровь, уши слышат визг, глаза видят людей, что бестолково мечутся, тычут в него пальцами… 

Длинные волосы щекочут горло, это куда неприятнее, чем шерсть буру. Приходится отрыгнуть лишнее — голову целиком, и заодно куски ткани, в которые была завернута добыча. 

Вопли маленьких людей раздражают, но пламенного дыхания хватит на всех. 

***

Вся одежда пропахла дурман-травой, до отвращения. Джунвар несколько дней подряд просто лежал на ворохе богатых ковров и бросал мелкие камешки в потолок. Покидал покои только когда Дагура или Рида звали решать неотложные дела, раздавать очередные приказы, разрешать одно и запрещать другое. Иногда камешки застревали в складках ткани, заставляя провисать некрасивыми буграми. Слуги потом уберут.

Пытаться и дальше держаться за некие устои, делать то, что должен, а не хочется — зачем? Кера бы укоризненно покачала головой. Но Керы здесь нет, пора, наконец, с этим смириться.

Его боялись, встречая в переходах твердыни, отводили взгляды. Старались предупредить его желания, выучив на собственных шкурах, что кара за ошибки — это больно.

Пора признать: он, Джунвар — мерзкая тварь, что внутри, что снаружи. И вздохнуть с облегчением: сдерживаться незачем, это не приносит пользы, а только отнимает лишние силы.

Он поднялся, вышел, спустился вниз, оглядел залу, в которой работали наемные, потом другую — с рабами. Все они шили одежду для чужих воинов, с цветными нашивками, делали стрелы, и Бездна знает что еще. Где та девчонка, которую присмотрел себе Рида? Она не попалась на глаза. Жаль. 

Девушка с толстой пшеничной косой встала из-за стола, пучок перышек, которые она обрезала, выпал из руки. Соседи по столу стали у нее что-то спрашивать, девушка не ответила. Повернулась и пошла к лестнице, навстречу Джунвару. Свежая, молодая, и довольно. Заклятие внушения исключает неприятные эффекты вроде воплей и дерганий в самый неподходящий момент. Держать чары, чтобы дитя не понесла — лишнее. Тело хозяина не удовлетворить тем, чего хватило бы человеческому. Ему нужно больше, намного больше. 

Люди смотрели девушке вслед. Завтра ее вмерзшие в снег останки пожрут драконы.

***

Темный Ужас звали его теперь. Пусть так. Без ночи нет рассвета. Считали его порождением Древних, нечеловеком. Это почти правда.

Тело продолжало меняться, реакции обострились. Джунвар мог двигаться быстрее человека, однако после нагрузки нужно было очень долго отдыхать в неподвижности. Он радовался, что научился бытовой магии — теперь это позволяло шевелиться поменьше. Даже стук сердца зазвучал неуловимо иначе, дыхание стало чаще. 

Засыпал по-прежнему трудно. Чтобы расслабиться, мало просто лечь в постель — нужно было отключить голову: поиграть на оглее или повырезать по кости — дерева в долине по-прежнему было не так много как костей. А самое лучшее средство — ощутить прикосновения. Чужие прикосновения. Легкие, молчаливые, такие, как бывают у матери, баюкающей ребенка. Это можно было доверить не всякому. Довериться — тем более во сне — нельзя никому кроме тех, кто еще не научился ненавидеть достаточно сильно.

После снежного хлада, наконец, потеплело, и можно было выходить из протопленных покоев в человеческом теле без того, чтобы стучать зубами от холода.

Ахдарр не вернулся в ущелье после очередной вылазки. Небольшой горский город посмел дать отпор, утыкав драконьи брюхи огненными стрелами. Не простыми, а большими — из баллист, их, очевидно, отлили и подготовили специально. Рарош и другие драконы пришли в ярость. Ахдарр был одним из Троицы. Не прошло и трех дней, как ящеры совершили очередной налет и сожгли город дотла. Джунвар летел с ними: это было удачным поводом выплеснуть накопленный гнев, тоску и постыдную неуверенность. Раскрывая пасть для очередного смертоносного выдоха, Джунвар ощущал себя наравне с крылатыми повелителями небес. Частью стаи.

Драконы возвращались в мертвый город несколько раз, в жажде полюбоваться на наглядное свидетельство собственной силы и дерзости, после веков воздержания. И в один из таких визитов заметили нечто странное, о чем и сообщили Джунвару. 

И вот он здесь, в человеческом теле — так лучше ощущались нити Источника. Месиво гари и глины под ногами до сих пор воняло. Ахдарр лежал вдали, его разберут на части ветра и солнце. Останки людей давно унесла река и горцы, что пришли позже. Темный Ужас представлял, как они опасливо ходили по изуродованным улицам, со страхом поглядывая в небо, грузили своих мертвых на телеги и увозили прочь. Ему не было дела до этого копошения, но было дело до другого. 

Он явился скорее из любопытства, чем настоящего опасения. Магическую вспышку такой силы ощутили даже драконы. Пространство между двух отрогов еще хранило отголосок мощного заклятья. Таких немного. Здесь сработал амулет переноса. Или маг, способный без подготовки открыть портал. Первое предположение интересно, второе заставило зверя оскалиться, хотя внушало не страх, а азарт. Времена, когда они панически боялись магов, прошли. Но сочетание горцев и волшебства… Это очень любопытно.

Темнота окутала белую крепость в сердце гор, лишь сизая полоса над горизонтом, видимая с высоты полета, говорила, что солнце укатилось за край не так давно. В долинах стояла ночь. Джунвар никогда не залетал столь глубоко в Горное Королевство. Тонкие уколы огней на крепостной стене резали глаза зверя, их можно было сделать приятно-округлыми — раздуть каждый до пожара. Но пока незачем. 

Им просто любопытно, им нельзя открывать себя. Пока. Черной кожей обтянули скалу крылья. Со стороны белого города донесся необычный звук, похожий на щебет, драконий слух уловил его, пытаясь распознать… Ящер перелетел чуть ближе к городу. Глаза видели в темноте, но пришлось моргнуть, тряхнуть головой. Однако звук никуда не делся, напротив, повторился, прозвучал на тон выше.

Горцы и магия... Любопытно. Но огромные птицы — еще любопытнее. Ящерам новость не понравится. В небе у них оказались конкуренты. От этой мысли зверь фыркнул. Какие-то птицы, пусть и большие — что они могут? Лишь возня червей на дне лужи.

Стать драконом полностью — этого Джунвар хотел когда-то давно. Иметь силу, безопасность, совершенную свободу и не слышать никого в своей голове — никого, кроме себя. Чтобы тело покрывали сверкающие острые латы, которые может пробить лишь такой же великолепный зверь. Раньше он хотел летать, а не править, мечтал о крыльях, а не о короне. Но то было раньше.

***

— Уберите ее отсюда!

Рида растерянно хлопал светлыми ресницами.

— Убрать? Кого?

Джунвар тыкал пальцем в толпу рабов, не в силах больше выдавить ничего внятного. 

— Эту! — наконец, крикнул он. Рыжие волосы били по глазам, как будто в лицо сунули факел, теперь рыжими казались все, кто стоял внизу. Даже собственные волосы начали отливать солнечным блеском — Уберите, немедленно!

— В смысле… убить ее? — спросил Рида.

— Нет! Просто убери! — Джунвар прижал ладони к лицу, вдохнул и выдохнул медленнее, успокаиваясь. Проговорил, не отнимая рук, глухо: — Отпусти ее. Подальше, куда угодно, но не здесь.

— Хорошо, — после паузы сказал Рида. — Как прикажешь. 

— Скажи… скажи всем, чтобы никто не смел приводить сюда таких. Никогда, слышишь?! — он яростно отбросил волосы с глаз.

Рида кивнул, глядя с глубочайшим недоумением, но вопросы задавать разумно поостерегся. 

Как объяснить людям, что огненноволосым здесь не место? Проще убить, чем ответить на вопрос “почему”. Но уж точно никак не объяснить этого ящерам… 

***

Хорошо, что во время хлада растения теряют часть своих свойств, и яд не отравил Энгни так, как мог бы. Казалось бы — всего лишь сухой куст, через который она прошла, ища укромного места подальше от Теннета с ракнами — и вся рука от кончиков пальцев до плеча покрылась волдырями, болезненно лопавшимися от соприкосновения с одеждой. Проклятые леса… От боли даже забылось, за какой нуждой Энгни сюда полезла.

Теннет быстро понял, в чем дело, и достал ящичек с противоядиями. Сначала следовало удалить отраву, а лечить уже после. Все-таки Теннет был полезен, как бы Энгни ни сопротивлялась этой мысли, и доказывал свою полезность ежедневно — как и обещал. Она смотрела в сторону, пока охранник осторожно срезал рукав куртки и капал на алые пятна составом. 

— Сейчас станет легче, госпожа. Потерпите чуть-чуть.

Этого можно было не говорить. Несмотря на то, что Теннет научился худо-бедно контролировать свои слова, он остался болтуном. Однако звучание чужого голоса успокаивало. Одной было бы… не так. Она вообразила, что в этом ледяном лесу нет больше никого — лишь Энгни, ее ракна и проклятый куст — и невольно поежилась.

— Спасибо, — сказала она.

Теннет вытаращился так, словно у Энгни вторая голова выросла, и, помедлив, ответил:

— Пожалуйста.

Но прикосновение к злосчастному кусту отравило жизнь довольно сильно: пришлось задержаться в ближайшей деревне и отдохнуть. Селеньице не было богатым, по улицам свободно бродили собаки, овцы, у дощатых потемнелых от дождя заборов играли дети. Палки, лужи, черепки… Разве это игрушки? Но дети не выглядели несчастными, они визжали, смеялись.

Люди жили по-разному — кто богато, кто бедно — и не особенно стыдились последнего. Энгни это удивляло. В Карране нищета считалась позором, означая, что у тебя недостаточно мозгов даже для того, чтобы найти себе мало-мальски прибыльное занятие. Энгни никогда не жила в нужде.

Достаток семьи происходил не от изысканий отца — какие могут быть доходы от копания в старых свитках?! — а от материного рудника. Все исследования и поездки происходили за счет Ирьяд. Та обеспечивала мужа и дочь, не влезая в их дела. Не скрывая своей незаинтересованности… Энгни старалась не углубляться в поиск ответа “почему”. Ирьяд ее совсем не любила? Свое единственное дитя? Возможно, судила по себе и считала, что Энгни такая же — абсолютно самодостаточная, а опека будет раздражать и унижать… 

Отец же делал из Энгни инструмент для служения Каррану. И себе, разумеется. Она так гордилась им — за себя и за мать — и любила. Наверное, больше никого не любила в своей жизни, только отца. Однако что получила в итоге? После первой же ошибки ее выбросили, как сломанную безделицу.

Конечно, такие мысли — лишь последствие отравы и затраченных на излечение сил. Нужно сосредоточиться и выполнить свою задачу. Тогда все наладится, все станет как раньше…

Болтали, что в опустошенных деревнях оставались только люди с рыжими волосами. Причины этому никто не знал… Все-таки лежание в постели может принести и пользу — мозг думает и ищет варианты решений, и приходят поистине гениальные идеи! 

Ведь та девушка у берега Флеанн — она была рыжей. 

Энгни постаралась вспомнить ее внешность как можно точнее, спрашивала и Теннета — похожа? Не похожа? Тот лишь пожимал плечами. Но все равно план мог принести им удачу, и время скитаний по чужим землям наконец окончится!

Энгни бродила по северным городам в облике рыжей девушки, стараясь, чтобы ее увидело как можно больше людей. Хладные, потом цветенние ярмарки, любой повод для сборищ — Энгни с Теннетом побывали всюду. Удалось прикупить карранского изюма — здешний, высушенный непонятно где и как, Энгни пробовать опасалась — разве что сначала долго варить. Прилавки даже от мух не закрывали! Теннет на товары не смотрел, весь напряженный, как пружина танномера. Может его теперь так и звать — Тенномер?

В ясный цветенний день это наконец произошло. Энгни глазела на разноцветных овец в отдаленном загоне, пригнанных на ярмарку, когда ощутила за своей спиной присутствие — то самое. Теннет шумно выдохнул, но Энгни отрицательно качнула головой, потом медленно обернулась.

— Кто ты такая?

Маг оказался очень высоким и кутался в богатый переливчатый плащ. Энгни невольно вздрогнула, посмотрев ему в глаза — совсем нечеловеческие, огненные, похожие на змеиные.

— Мне нужно, чтобы ты поехал со мной.

Он улыбнулся:

— А мне нужно?

— Ты все равно поедешь, — вздернула подбородок Энгни.

— Откуда ты знаешь мою сестру?

Значит, все же сестра, не случайная попутчица!

— Получилось похоже? — усмехнулась Энгни.

— Нет.

Она сбросила иллюзию. Маг смотрел с любопытством, но без страха. Может, он просто не знает, на что способны прирожденные маги Каррана?

— Мы виделись, когда ты бросил ее на берегу Флеанн. 

Он помолчал, рассматривая то Энгни, то Теннета.

— Что она тебе сказала?

— Что ты для нее — никто.

Глаза мага потемнели. Энгни едва успела отразить атаку: гад оказался быстр. И очень, очень силен. Нужно было уходить отсюда, подальше от гуляющих людей. В Теннета прилетело проклятье — мастерски составленное, но не смертельное. Щит не позволил ему пролезть внутрь, но отшвырнул охранника прямо на овечьи спины. Энгни ответила магу, призвав ветер, и бросилась в сторону заросшей кустами россыпи крупных валунов, еще припорошенных снегом. 

— Не лезь! — рявкнула Теннету, который, выбравшись из загона с перепуганными животными, припустил за ней. Маг же словно растворился в воздухе, но Энгни знала: он вернется. — Нарушишь приказ — выгоню!

Полукровки куда слабее в магии, еще не хватало возиться с защитой охранника!

Белый молниевый шар взорвался прямо перед лицом, Энгни увидела высокую фигуру и быстро выткала земляные иглы — пускай-ка попляшет, мало кто ставит щит снизу… 

Она тренировалась, как и все, и доверяла своему дару, пропитывавшему каждую частичку ее существа, однако не сражалась ни разу в жизни. Это оказалось даже весело. Нужно быстро переключаться, соображать, предугадывать действия противника… По щеке больно резануло. Лезвия ветра? Не простые — простые не пробили бы защиту. Боль напомнила: это соревнование, приз за победу в котором — сама жизнь. 

Маг оказался довольно хорош, хотя его чары Энгни сочла простоватыми. Но они были наполнены мощью, и выполнены безупречно. Некоторые брошенные в него заклятья маг не просто рассеял, а словно всосал в себя… Такого Энгни вообще никогда не видела. 

Он сбросил плащ и стал менее напоминать человека. Слишком вытянутое тело, и эта чешуя… Взгляд неподвижный, как у следящей за добычей рептилии. Но парень просто еще не понял, что добычей является сам.

Энгни обернулась и поняла, что в пылу битвы они удалились на приличное расстояние: вокруг снова высился проклятый лес, уже начавший зеленеть первыми почками. Сколько времени прошло? Солнце укатилось за деревья. Синеватые сумерки делали кожу мага темнее, и Энгни внезапно поняла, что черты его лица походят на Теннета. Полукровка?! Так вот отчего его заклятья так хороши — карранский ему родной. Сплетать нити становилась все сложнее. Это тоже какие-то чары?.. Но вскоре пришлось признать: Энгни просто устала. Светоч ускользал.

Впрочем, ее противник тоже дышал тяжело. Стоял, не пытаясь больше колдовать. Длинные — к чему такие? — волосы растрепались, куртка разошлась на груди, и оттуда бил свет. Это еще что такое?.. Маг ощерился и вынул из ножен меч. Энгни кивнула, взявшись за свой — эта игра была тоже знакома.

Он был тяжелее, но она — изворотливее, мечи вскоре оказались закопаны в сухих листьях. По ним же валялись и двое противников. Воспользовавшись близостью угловатого камня, Энгни ударила кулаком изо всех сил. Голова мага мотнулась, по виску потекло, он сморгнул попавшую в глаз струйку, на миг теряя концентрацию. Нож Энгни вошел в его тело — раз, другой, третий, но он словно не замечал, все пытаясь придавить ее к земле и придушить. Свет из запазухи слепил. Его руки сдавили горло, пальцы были скользкими от крови — черной, словно напоенной гарью. Энгни бросила попытки содрать их с себя, нащупала рукоять и из последних сил снова воткнула клинок. Куда — уже не понимала.

Она открыла глаза. На груди неподъемным весом лежал маг. Дышал и смотрел на Энгни, но не шевелился. Она сбросила его с себя, с наслаждением услышав стон боли, и с не меньшим наслаждением вдохнула полной грудью. Черной кровью заплыло все вокруг, поодаль та уже смешивалась с подтаявшим снегом, бралась колючими серыми кристалликами. 

— Ты родился в Карране? — спросила она на родном языке.

— Какая разница? — шепнул он.

— Ты нужен мне. Нужен, чтобы спасти нашу страну, народ. Ты единственный, с помощью кого отец смог бы это сделать. Ты связан с Древними. 

— Спасти? — он сипло хохотнул и закашлялся, от уголка губ пролегла черная нить. 

— Отец хотел соединить Великий Круг и обрести знания, которые мы утеряли. Мы могли бы построить корабли. Не морские, а те, что летят к звездам.

— Мне не нужны корабли, чтобы летать.

Энгни вздохнула:

— Ты не понимаешь. Глупый человек.

— Глупая карранка.

С темнеющих небес посыпался снег — крохотные ледяные звездочки. Они опускались на язык благословенной прохладой.

— Закрыть Круг, говоришь… — маг со стоном повернулся так, чтобы смотреть на Энгни. — Сухие знания Древних… по большей части они бесполезны. 

— Сухая практика без теории также бесполезна, — Энгни собралась с силами и приподнялась на локте. Сорочка под спиной была насквозь мокрой, впрочем, вся одежда была мокрой от собственного пота и чужой крови. — Ты — неуч, что, не глядя, размахивает тонким прибором, как дубиной!

— И тебе все же не удалось убить меня, — усмехнулся маг. — Еще треть свечи — и я встану на ноги, а ты останешься здесь.

Энгни покачала головой.

— Ты не можешь постичь и половины тех богатств, что тебе достались.

— Я понял достаточно. Это все — прах.

— Для тебя! — возмущение придало сил, Энгни повернулась на живот и подползла вплотную, заглянула в прищуренные змеиные глаза, освещенные ядовито-голубым. — Для нас это шанс на новую жизнь, новое начало! Хотя Древних и не воскресить… 

— Кто тебе сказал? — хихикнул он.

Энгни отчего-то стало жутко. Может, этот, как и все прочие, сошел с ума? И что это, в конце концов, за свечение такое?..

Бросок настиг ее внезапно — маг двигался неуловимо быстро. Холодные жесткие пальцы снова сомкнулись на горле. Мир поблек, но потерять сознание во второй раз Энгни не успела: нечто кольнуло ее ниже ребер, лицо мага из торжествующего стало удивленным, потом его схватили за плечи и отшвырнули на угол ближайшего валуна. 

Теннет приподнял Энгни за грудки и встряхнул, оглядывая с беспокойством. 

— Госпожа, вы целы?!

Его меч до половины был измазан в черном. Энгни судорожно распахнула полы собственной куртки и увидела посреди темных разводов на животе алый росчерк. 

— Что ты натворил, дурень?! — взвизгнула она. — Ты его убил?!

Теннет уже накладывал на бесчувственного мага сложное плетение заклинания — многослойного, похожего на столбняк, но все же иного. Надо же, как он умеет! Вероятно, этим телом теперь можно будет управлять, словно куклой. Умно…

— Исцели его. Немедленно! — крикнула Энгни.

 — Сначала вас, госпожа! — обернулся Теннет.

— Делай, что я сказала, проклятый ты сын безликих!

Теннет неспешно подошел к Энгни и вдруг улыбнулся, уперев руки в бока. А потом иллюзия рассеялась. 

К лицу Энгни склонилась ухмыляющаяся рожа Урьхал.

— Вот почему Адельгейр не доверял тебе. И послал меня. Ты слабая. — Энгни попыталась подняться, но ее припечатало к земле простым столбняком. Урьхал не стала расходовать энергию впустую — чары подействовали только на ноги. Отошла к лежащему ничком магу, тронула сапогом его голову. — Но и папаша твой тоже безумец. Вся семейка как на подбор…

Она приставила острие меча к горлу мага.

— Нет! Ты не понимаешь, что делаешь!

От ярости расплести заклинание получалось быстрее, но не хватило бы времени. Энгни встала на четвереньки и бросилась Урьхал под колени. Ощутила, как лезвие меча входит в спину. 

— Я не слабая, — прорычала, впуская в кожу ищейки иглы воздушных кристаллов.

Урьхал, взвыв, отшвырнула Энгни и замахнулась мечом… 

— …госпожа? Госпожа, вы целы?

Этот вопрос она уже слышала сегодня… Теннет едва стоял, опираясь на собственный меч, как на костыль. Все лицо — сплошной ожог. В него бросили огненный шар?..

Урьхал лежала рядом с магом. Она была мертва. 

— Что во имя погасших углей здесь происходит?! — просипел охранник.

— Исцели его — кивнула Энгни на мага. — А потом меня, — и закрыла глаза.

***

Они отъехали вглубь каменистого предгорья, предварительно испепелив труп ищейки. На одну ракну Теннет погрузил мага, на другую усадил Энгни и сел сам.

Теперь над головой шумели густые сосны. Ноги приятно грело тепло костра. Маг пришел в себя и смотрел в пламя, нахмурив брови. Теннет не стал снимать с него наложенные Урьхал чары, и без прямого приказа маг не мог пошевелиться.

— Они послали за тобой ищейку, — Энгни размышляла вслух. — Но почему… — попыталась связать ускользающие хвосты мыслей. — Она должна была взять тебя живым! Как и я, — Энгни указала на грудь: — Это принадлежит Древним? 

Маг не ответил, Энгни протянула руку и коснулась его ладони, безвольно лежащей на заиндевелой траве. Вслушалась и почувствовала огромную тяжесть эха чужих, очень чужих сознаний. Даже нити Светоча дрожали от Их прикосновения.

— Ты и правда их слышишь, — прошептала в благоговении. — Невероятно! Как тебе удается выносить это?

— У меня есть мой зверь, — спокойно ответил маг даже с некоторой гордостью. — И однажды все это закончится.

 — Закончится? Как?

— Мы найдем способ. Мы поклянемся ему, и он излечит нас…

— Кто?

Но маг уже закрыл глаза. Может, снова отключился, а может, уснул. Раны на нем заживали невероятно быстро, такой регенерации Энгни никогда не видала. Хотя та последняя рана, что нанесла магу Урьхал, была очень серьезной. С такой дырой не попляшешь. Теннет со своими ожогами все еще выглядел устрашающе, хотя от них и следов не останется через несколько дней. Особенно учитывая, что Энгни велела охраннику воспользоваться лечебными снадобьями из сундучка, раз уж у самой не осталось сил на исцеление. 

Когда Энгни с Теннетом уже поужинали и собирались спать, маг вдруг тихо сказал:

— Отпусти меня.

— Нет. Ищейка накинула хорошие чары, и я их оставлю. Хочешь — добавлю стазис, и ты ничего не почувствуешь до самого Каррана.

— Ты ведь хочешь исполнить волю Древних. Тогда отпусти меня. Только я могу это сделать.

— Мы сделаем это вместе, но чуть погодя.

— Нет. Отпусти меня. Пожалуйста. Пожалуйста… — он умеет умолять, а не только щериться, надо же! — Я открою тебе тайну. Только тебе, больше никому.

Энгни усмехнулась.

— Ты откроешь их все моему отцу. 

— Нет. Тебе. Ты сражалась достойно. Я доверил бы это только тебе. Больше ни один человек не знает… никто.

Энгни присела возле него, с любопытством дотронулась до чешуи на скуле. Он следил за ней своими странными глазами с вытянутыми зрачками. Поди пойми по ним — боится он или злится, и чего больше. Но сейчас Энгни контролирует ситуацию. 

Она встала, прошлась вокруг костра. Спина уже почти не болела — меч Урьхал вошел неглубоко. Какого проклятого беззвездного неба она, Энгни, раз за разом отдает себя на чужой алтарь?! 

Ей нужен свой. Она посмотрела на мага.

— О чем же эта тайна?

— О Древних, разумеется. Но сначала отпусти меня. Я обещаю, ты получишь все. Это знание изменит все.

Он казался почти красивым. Слабый. Склонившийся, осознавший, что вся его мощь сейчас ничего не стоит. 

— Рассказывай.

Он поджал губы. Потом внезапно дернулся, нити вспыхнули. Энгни напряглась, но тут же успокоилась: он еще слишком слаб, чтобы разорвать чары грубой силой. Но стазис необходимо будет добавить. 

— Дай мне воды, — попросил он, облизнув губы. 

Энгни зачерпнула из котелка изюмный отвар и поднесла чашку к его рту:

— Пей. А потом расскажи мне все, и я подумаю. 

Теннет собирался дежурить первым, но уснул, привалившись к сосне. Энгни улыбнулась, взглянув на своего охранника, и не стала будить. Сплела нити, шепнула — и вокруг нее и мага опустились чары тишины.

— Древние. Они погибли, их не вернуть. Но они были умнее, чем ты можешь себе представить. Они оставили Дитя.

— Дитя? Как?! — Энгни сгребла его за ткань рубахи, и маг зашипел от боли: там побывало острие меча. — Такой беззастенчивой лжи я еще не слыхала! Наглец!

Он усмехнулся.

— Я знаю Его имя. И как Его оживить. Только я. Неуч с дубиной. И знаешь что, глупая карранка? Так или иначе я это сделаю.

Энгни лихорадочно размышляла. О таком даже отец не догадывался! Даже в теории… Это безумие. Но если… правда?

— Капсулу нужно будет достать из-под земли. Это непросто — колдовать рядом нельзя.

— Рядом?

— В… радиусе, — он словно прислушался к чему-то незримому, — двух с половиной полей не должно шевелиться ни единой нити. Никаких артефактов.

Энгни хотела было посмеяться над явно непривычным для него умным словом, но осеклась. 

— Что такое радиус?

— Думаю, что-то о расстоянии, — сказал он. — Ты не знаешь?

— Где она? — в возбуждении спросила Энгни, — В Ралбоннде? У горцев? — маг молчал. — Мы могли бы… объединить силы. Каррану нужен шанс! — он смотрел с насмешкой. — Мне нужен шанс! — закончила Энгни вполголоса.

Маг едва заметно прикрыл глаза, раз кивнуть не мог.

— Хочешь помочь мне? — спросил он. — Только ты и я. И живое божество.

Энгни засмеялась.

***

Игла не сразу протыкает плотно свернутый край, приходится подталкивать ее пальцем. Истыканные наперстки быстро раскалываются, новые наскоро вытачивают из деревяшек в свободное время. Хотя дерево нужно беречь: тут, внизу, холодно, особенно по ночам, а лес растет далеко к югу. Так говорят. Юрра с нижнего уровня видел этот лес, рассказывал, что он мертвый и тихий. И деревья рубить там жутко: они старые, сухие и горят хорошо, но, словно неупокоенные злобные души, норовят пустить сучком кровь, упасть так, чтобы придавить ногу.

Темная нитка на темной ткани почти не видна, и Иянна шьет наощупь. Стежки должны ложиться ровно, подводить маму нельзя. Другие дети тоже помогают родителям, никто не сидит без дела. Детей немного. Мама порой жалеет, что умолила хозяина позволить взять Иянну с собой, а порой наоборот, смеется от радости, прижимая ее к себе. Темная нитка на темной ткани. Это будет рубашка, одна из десятков, что прошли через руки Иянны. В восточном углу яруса шьют штаны, в северном — плотные накладки под латы. Здесь с потолка висят водяные наросты, такие же поднимаются снизу. Когда-то они были белыми, теперь покрыты копотью и разводами плесени, что люди принесли с собой. На ярусе сыро и холодно, внизу гораздо теплее и по руслам течет раскаленная кровь самой земли. Чьи-то отцы, деды и братья куют там мечи и гнут латы для будущей армии хозяина. Другие зовут его Темным Ужасом, но Иянна никогда его так не зовет.

В пределах четырех ярусов можно бегать где угодно, главное — не воровать еду и не выходить наружу в одиночку. Иначе съедят Те. Иянна не нарушает правил, но гуляет по всем изломам горы и даже знает несколько окошек, в которые можно увидеть небо. Она бывала и внизу, где работают мужчины. Щурясь от жара, смотрела на алые светящиеся куски металла, из которых выбивают снопы звезд тяжелыми молотами, и они остывают медленно, чернеют, словно умирают. Некоторые из доспехов слишком большие, странной формы и явно предназначены не людям. Наверное, Тем, кто сторожит снаружи.

Говорят, хозяин хочет изменить мир. Иянна не очень понимает зачем и как, единственное, что ей хотелось бы изменить — это вернуться в свою деревню у границ Темных Земель, и чтобы Мару ожил и снова ходил с ней за рыбой на плоскодонке. Снова собирать береговые лилии. Мама тоже этого хочет, они часто шепчутся по ночам, вспоминают дом. Но рабов не спрашивают, чего те хотят.

Когда хозяин идет мимо, все опускают головы и замолкают. Он сам почти всегда молчит. Иногда останавливается у длинного стола, у того края, за которым сидят мать с Иянной. Тогда у мамы начинают дрожать руки, но прервать работу она страшится, и продолжает шить, на пальцах остаются мелкие дырочки от иголки, сочащиеся сукровицей. Хозяин делает Иянне знак встать и идти за ним. Она знает: бояться нечего и даже рада отдохнуть от бесконечных стежков. Говорят, что иногда Темный Ужас забирает кого-то и те не приходят назад, но Иянна ведь приходит. Он никогда не делал ей зла, никогда.

Потом они поднимаются по лестнице, узкой и длинной, закручивающейся, словно локон. Мама говорит, что в пещерах волосы дочери потеряли прежний блеск. Иянна так не думает: просто света здесь меньше, вот и все. Дверь открывается по взмаху руки хозяина, и они входят в комнату с высоким потолком и большим-пребольшим очагом в стене. Хозяин зажигает огонь, сбрасывает нагрудник и камзол и ложится на шкуру горного барса, закрывает глаза. Тогда он кажется Иянне совсем не страшным. И даже приходит крамольная мысль: Мару был похож на него.

Иянне не нужно говорить, что делать. Она берет с полки полированный гребень, садится рядом на пушистую шкуру и медленно проводит им по волосам, черным, словно горючее масло, что порой течет из береговых камней. Кажется, эти волосы поглощают свет. Даже красиво… Иногда они сильно спутаны, словно хозяин долго стоял на ветру, среди прядей прячутся хвоинки и листья. Порой гребень счищает с них бурую крошку. У Иянны теперь кудряшки совсем короткие. Мару дразнил плешивой подкоряжницей. А потом его съели Те, снаружи. Мама говорит, Мару не дождался и сглупил. Другие говорят, он того и хотел. Умереть. Устал ждать. Иянна порой злится, что он бросил их с мамой одних.

Иногда хозяин достает маленькую свистульку, какой не знают в береговом краю, и играет простые песни, которых там тоже не знают. Он не снимает при Иянне перчаток и поддоспешника. Если не приглядываться к лицу и, особенно, не смотреть в глаза, то можно подумать — он человек. Иянне порой кажется, что настоящий голос хозяина — это печальные мелодии из свистульки. Только не получается понять, о чем он говорит.

Хозяин засыпает, и Иянна засыпает рядом на шкуре, свернувшись у огня. И всегда просыпается в своей постели, с мамой. Как это происходит, она не знает. Мама потом долго-долго гладит ее по голове, так что даже больно немного, но Иянна терпит. Отчего все так его боятся? Иянне хозяин не причиняет боли, даже не смотрит в лицо, как будто понимая, что ей неприятен вид его глаз. Но даже если посмотрит… Чудовища снаружи куда страшнее.