Гау дал свое запасное седло, кто-то из помощников старейшины крепил его на Небесного. Тоири стоял неподвижно. Ему не терпелось снова ощутить двойную радость полета с Младшим, пусть и летят они в этот раз вовсе не веселиться. Старейшина объяснил, как использовать ремни, если потребуется брать груз или еще одного человека. Если… От этой мысли становилось тревожно.

Шилуа впервые надел летную маску. Она принадлежала Жэнь Ян и изображала нечто похожее на горного козла, только с клыками. В прорези для глаз были вставлены стекла, наверняка зачарованные — уж слишком необычный по ним шел перелив с зеленоватыми сполохами.

— Не обмерзают и не туманятся, — подтвердил его догадку Гау. — И сквозь них видно на ярком свету или в темноте.

Впервые нечто волшебное оказалось так ужасно близко, но этот страх отступал перед гораздо более реальным: «Если». Если удастся проникнуть в Дон Хуа, найти Тодо, если он жив, если получится вернуться из цитадели.

Сквозь прорези дышалось свободно, маска пахла кожей и воском, так же, как нагрудник и щитки для рук. У пояса тускло блестела рукоять длинного ножа. Шилуа не учили сражаться таким, но попросить меч было нельзя: его не отдают запросто в другие руки. Впрочем, Шилуа очень надеялся, что доставать оружие не понадобится вовсе — он бы и самым лучшим мечом немного навоевал.

Жэнь Ян протянула Шилуа маленькую фляжку и перчатки:

— Наверху холодно.

Об этом Шилуа знал очень хорошо. Повезло, что не замерз насмерть во время прошлого перелета через Ченао. Тогда они с Небесным оставляли ужас позади, теперь же снаряжены куда лучше, однако направляются прямо ему в зубы.

В клонящемся к закату солнце золотились облачные реки на месте глубоких долин. Из белого марева торчали пики настолько острые, что на них не задерживался снег, серо-золотистые с одной стороны и черные — с другой. Когда-то Шилуа и подумать не мог, что наденет черное. Он хорошо помнил тот раз, в Ло До… То удивление, почти ужас, словно цвет одежды должен был изменить нечто в самой сути тринадцатого наследника. Тогда он с тоской вспоминал свою комнату при спальне, целиком отведенную под наряды: одних поясов целая стена, блестящая, словно радуга. Теперь Шилуа вообще едва замечал, что на нем надето, лишь бы только не продувало ветром на мостиках Ун Джум Тао и не мешало работать. А десятки нарядов и блеск атласа стали казаться ненастоящими, словно вся эта роскошь принадлежала кому-то иному.

Тоири мерно взмахивал крыльями. Хребет громоздился впереди шипастой спиной гигантского ящера. Каких только чудовищ нет в складках платья Великой Матери! Шилуа с Небесным — крошечное темное пятнышко в пронизанном солнцем тумане, и одни боги знают, что ждет впереди. Осознание опасности нахлынуло внезапно.

«Храните нас, Четверо, не оставьте! Мать-Небо и Дочь-хранительница света, Богиня войны, смилуйтесь!»

Пальцы до боли стиснули луку седла, Шилуа уткнулся в нее лицом и закрыл глаза. Поворачивать назад уже поздно.

Солнце во второй раз ушло за край земли. Луны еще не поднялись, лишь звезды смотрели на всадника и его тоири, когда впереди на фоне отрога засветлела Цитадель. На стенах ровно горели точки огней. Шилуа направил Небесного вниз, к левому водопаду, который отделял от тела Дон Хуа массив скалы. Там у прачечных, где стирали белье для слуг, находились грубо вырубленные в камне ходы: то ли недостроенный тоннель под водопад, то ли площадка при стройке, о которой позже просто забыли. Только слуги пользовались ею для тайных свиданий. Стражам туда заглядывать без надобности — в прачечные и недостроенные ходы не попасть иначе как из Цитадели.

Небесный опустился на край площадки мягко, лишь взвилась водяная пыль. Шилуа сполз вниз, снял маску и встал на темный от воды камень. Коснулся перил, и те обожгли ладонь ночным холодом. Это словно выдернуло из сна — в реальность. Шилуа понадобилось несколько мгновений, чтобы перестать судорожно цепляться за перья тоири другой рукой. Небесный вздохнул, послал ему волну тепла. Миг — и его уже нет: отлетел за выступ и растворился в темноте. Но он по-прежнему рядом. Внутри.

Шилуа шел медленно, долго решаясь перед каждым поворотом. В этой части дворца не жгли огней, ночью прачечные не работали, в коридорах было тихо и темно. Вот наконец и знакомая лестница во двор, примыкающий к нижним казармам стражей, где жил Тэй. Какая радость, что на ней нет часовых, они там и не нужны. Хорошо, это не центральные казармы, где располагается гвардия короля и охрана покоев членов клана! Туда бы Шилуа так просто не попал.

Он спустился вниз и прижался к стене, передвигаясь мелкими шажками, стараясь ощутить себя таким же невидимым и неслышимым, как затаившийся среди скал тоири. Огни наверху, по периметру стены, и нижние окна казарм светились ярко, тени стражей сплетались на серых плитах, уже слышны были разговоры и смех. Шилуа добрался до стены, притиснулся к ней, почти не дыша, ощутил ладонью шершавые круглые пятнышки мха. Ну и что дальше? Просто войти и спросить?!

Упершийся под подбородок клинок избавил от пустых размышлений. На тринадцатого наследника хмуро смотрел Мерута.

— Ото Шилуа? Зачем вы крадетесь? Вас могли принять за шпиона и убить. Что вам тут надо? — холодно спросил он и медленно опустил меч.

Шилуа выдохнул, едва не рассмеявшись от облегчения.

— Мерута… Где Тэй?

Страж слегка склонил голову на бок, словно размышляя, отвечать ли на вопрос.

— В темнице, конечно. — Шилуа закусил губы: на сей раз сдержать нервную улыбку было еще труднее. Тэй жив, это главное. — В той, что возле пыточной камеры, — неумолимо продолжил Мерута. — Вы пришли посмотреть? — прищурился он.

— По… смотреть? Зачем? — растерялся Шилуа. — Я… — он услышал шаги за углом и испуганно метнулся в тень.

Мерута бесшумно последовал за ним, схватил за плечо и направил дальше, в какой-то совсем уж крохотный закуток со стенами, заросшими жесткими пучками травы. Надо же, выходит, не все тайные уголки Дон Хуа были известны Шилуа…

— Так его величество не знает, что вы здесь? — недоверчиво спросил Мерута.

— Нет, и не должен, — выдохнул Шилуа.

Глаза стража расширились.

— Зачем же вы вернулись в таком случае? Вы знаете, что происходит в цитадели? — Шилуа помотал головой. — За ваше мертвое тело назначена награда.

— Видно, небольшая, если мы все еще стоим и разговариваем, — фыркнул он. — Так ты можешь отвести меня к Тэю? Я вернулся за ним.

Страж медлил. Эта подозрительность, и вопросы на грани наглости… Шилуа даже на мгновение забыл, что боится.

— Чего ты ждешь? — раздраженно прошипел он. — Исполняй!

— Стражи более не обязаны вас слушаться, — скривил губы Мерута. — Ваше имя вычеркнуто из родовых хроник по приказу короля. Здесь многое изменилось, пока вас не было, — тихо закончил он.

У Шилуа онемел язык, из горла вырвался какой-то сдавленный звук, далеко за толщами стен тревожно вскинул голову Небесный. Больше нет имени. Нет имени. Нет клана. Нельзя думать сейчас о том, что это значит, какое счастье, что можно пока сосредоточиться на сиюминутном: не упасть мешком, прекратить цепляться за траву, встать ровно. Добраться до темниц, вытащить Тодо. Мерута ждал и смотрел, казалось, с жалостью. Нужно взять себя за шкирку и хорошенько встряхнуть, но для этого необходима хоть капля уверенности, толика злости. Шилуа отчаянно искал в себе крупицы того раздражения, что ощущал еще несколько вдохов назад, и не находил.

— Тогда я тебя просто прошу, — шепот срывался, главное не расплакаться, только не сейчас. — Я пришел за ним. Я должен… Тэй всегда… в тот день он хотел мне помочь…

— О, неужели? — насмешливо поднял бровь Мерута. — Никто из нас не думал, что вы способны заметить такую мелочь. Я пытался его остановить, — со злостью чеканил страж. — Все пытались! Вы и пальца командира не стоите! Нет, я не поведу вас к нему. Сначала я должен понять, на чьей вы стороне.

Шилуа опустил голову и сжал кулаки, чтобы сдержать дрожь в руках.

— Пусть я не знаю, что здесь творится, но я точно не на стороне Тикаэлы, — твердо сказал он.

Еще мгновение посверлив его взглядом, страж кивнул:

— Идем.

Шилуа доверял опытности своего бывшего охранника, послушно замирал, когда тот делал ему знак не дышать, и по другому знаку бежал вперед, ступая след в след. Наконец, дворцовые галереи и переходы остались позади, чем ниже к реке, тем меньше попадалось людей. Кажется, заговорщиков никто не заметил.

Ярус с темницами был незнаком Шилуа, пожалуй, единственный из всей громады Цитадели. Его никогда не тянуло поглазеть на запертых за решетками узников. Мерута уверенно шел по лестницам и коридорам. Воздух становился все более тяжелым, Шилуа старался дышать пореже и говорил себе, что это ничуть не хуже запаха загона для скота. Лежалая солома, сырость, моча, дерьмо и пот. Но не кровь. Главное — не кровь. Когда впереди от стен отразился огонь факела и послышались голоса, страж остановился и обернулся.

— Вы сказали, что вернулись за командиром. Куда вы собираетесь его отвезти и как выбраться? По тому, что даже вам удалось проникнуть в Дон Хуа, можно понять, что за бардак творится сейчас с охраной дворца. Но выйти обратно, да еще и с раненым… на каждой тропке торчат посты солдат.

— Моя птица ждет нас. И унесет так далеко, что никто не сможет достать.

Мерута смотрел почти растерянно, потом сделал рукой знак, отгоняющий зло.

— Это не магия, — покачал головой Шилуа. — Это наша история, которую мы забыли. Ты сказал «с раненым». И… сильно? — едва слышно спросил он.

Мерута отвернулся.

— Командиру не повезло. Других, что были хоть как-то связаны с вами, убили быстро.

Убили. Быстро. Старую Адгу, мальчишку, что чистил платья, смотрителя ярнунов. Девушку, что расстилала постель. Раба-полотера. А Тэю не повезло. Очень не повезло, что он оказался знаком с бывшим тринадцатым наследником. И что этот мальчишка оказался ему небезразличен. Мальчишка, который сейчас идет по коридору и думает, как бы поскорее оказаться на свежем воздухе. Которому станет дурно, когда он увидит кровь. И он оскорбит Тэя еще и этим. Нет. Не должен. Нельзя.

За дальнейший путь Шилуа старался подготовиться. Лица еще двух стражей плыли рядом светлыми пятнами. Кажется, один из них — Йен. Тяжелые двери, мимо которых они проходили, были закрыты, в каждой темнело окошко со створкой. Идущий впереди страж с ритмичным лязгом закрывал их одну за другой. А потом, ближе к высоким воротам в конце коридора, двери сменились решетками. Две камеры пустовали, а последняя…

Готовился Шилуа тщетно. Кисло-медный запах мгновенно ударил под дых. Шилуа окаменел, не в силах сделать еще один шаг, и тупо смотрел на тело, лежащее на полу, так густо покрытом пятнами, что казалось, его поливали из ведра. Кто-то сквозь зубы помянул Бездну и сильно хлопнул по спине меж лопаток, заставив втянуть воздух от неожиданности. И начать дышать. Черные мушки перед глазами испуганно разлетелись, и Шилуа понял, что все совсем не так ужасно. Пятна действительно были — подсохшие и свежие — и отвратительно влажно блестели в дрожащем свете факела, но почему-то располагались ближе ко входу, а не к тому месту, где лежал узник. Лицо Тэя осталось почти нетронутым, только на скуле темнел треугольник засохшей… Нельзя. Из-под замызганных тряпок, в которые превратилась форма стража, кое-где проглядывали тонкие края белых повязок, а солома прикрывала плотную циновку из стеблей умма. Такие можно стлать даже на снег. Кто-то заботился об узнике и старался, чтобы этого не заметили. Наверняка помогали стражи из его отряда, а вот кто мог приходить сюда «посмотреть»…

Йен и Мерута спорили шепотом, Шилуа почти не разбирал слов, но понял, что они обсуждают его самого и можно ли ему доверять. Он вовсе не благородный спаситель, а всего лишь меньшее из зол. Незнакомый белый страж склонился над Тэем, достал из-за пояса фляжку и влил ему в рот несколько капель.

— Эй, — шепнул Йен в ухо Шилуа. — Ото, где этот ваш… тоири?

Йен смотрел с сомнением. А ведь они были в Дон Хуа в тот день и сами все видели! Хотя Шилуа хорошо знал чувство, когда увиденное настолько разнится с привычным, что хочется убедить себя: это всего лишь причудливый бред помраченного ума.

— Нам нужно к водопаду, где прачечные. Птица прилетит, когда я позову. — Шилуа вспомнил, как Лун ощупывал его самого в пещере и спросил: — У него ничего не… сломано? Чтобы лететь.

— Как же? — оскалился Мерута. — Без хруста костей — разве это веселье?!

Йен успокаивающе положил ладонь ему на плечо и ответил сам:

— Лучше, чем сейчас, не будет. Только хуже, если ничего не сделать.

Третий страж и Йен подняли Тэя, раздался даже не стон, а хрип, от которого у Шилуа похолодело в животе. Глаз Тодо не открыл. Яростно зашипел факел, потушенный в ведре с водой.

Назад шли в темноте, Впереди Мерута с мечом наготове, за ним Йен — самый сильный из всех — с Тодо на руках, потом Шилуа, и позади — третий страж, что со знакомым лязганьем снова открывал заслонки окошек. Он не пошел дальше, и Шилуа остался замыкающим. Мерута свернул не наверх, в цитадель, а в сторону, к выходу на внешнюю тропу. Старая и перекошенная на вид дверца открылась на удивление бесшумно. Хорошо, что лето, а то узкая каменная полоска под стеной была бы непроходимой. Хотя страшно и так: стоит кому-то из часовых глянуть вниз — и все пропало.

Наконец, огни стены остались позади, зашумел морозной прохладой водопад. Развернувшиеся огромные крылья в свете взошедших лун показались ярко-серебряными. Мерута метнулся назад, едва не сбив Шилуа с ног.

— Так это правда, о Господь земли и великая Мать! — воскликнул Йен.

«Не пугай их», — попросил Шилуа.

Небесному было смешно. Младший подошел и коснулся рукой грозного клюва, пригладил перышки на щеке. Обернулся к стражам.

— Что будет с вами? Пропажу ведь заметят.

— Многих невинных бросили в темницы и казнили нашими руками, — мрачно отозвался Мерута. — Теперь стражи покинут Белую цитадель. Мы не палачи. Стражи впервые за триста лет разделились. Мы приносили клятвы, и клан Мол’Эт клялся нам, но нарушил договор.

— Весь клан? — не сдержал язык Шилуа.

— Не цепляйтесь к словам, — раздраженно бросил Мерута. — Что начато, уже не остановить. — Одни боги знают, что дальше. Командиру будет где угодно безопаснее, чем в Дон Хуа. Летите, с благословением Четверых, а мы уйдем этой же ночью.

Удивительно, но руки совсем не дрожали, когда Шилуа помогал обматывать переломанное тело в теплое покрывало и пристегивал его ремешками сбоку от седла. Тэй больше не стонал, но дышал судорожно, неровно, и Шилуа закусил губу, стараясь отогнать мысль о том, что страж может не выдержать пути. Он даже не знает, что его спасают… неужели не узнает? И все зря? Надел маску и вскарабкался на спину тоири, закрепил собственные ремни. Спохватившись, обернулся к стражам:

— Спасибо.

Они делали это не ради него, а ради своего десятника. Шлем приглушил звук, нужно было бы сначала снять его или не надевать совсем, но Шилуа вечно все делает не так, и… Крылья ударили по воздуху, примеряясь, и Небесный прыгнул в бездну, почти сразу же взмывая ввысь.

Мерута сказал, стражи уйдут сегодня. Что же наделал Тикаэла? Шилуа знал, какие клятвы приносят белые стражи и какие — берут. Они защищают Белую Цитадель и членов правящего клана ценой своей жизни и подчиняются приказам короля. Но эти приказы никогда и не при каких обстоятельствах не должны обращать стражей друг против друга. Для чего это было сделано? Кого защищали стражи первой стороны, а кого — второй? Что творится в совете министров? Хотя Шилуа-то все равно ничего не может сделать. Особенно теперь…

Шилуа тряхнул головой, стараясь выгнать страшную мысль.

Стражи уйдут сегодня, сейчас. Можно сделать для них хоть самую малость: создать сумятицу, в которой любую подозрительную деталь заметят позже. Небесный уловил мысль и согласился, резко взял влево и снова упал вниз. Могучие крылья расправились только у самой цели, сдули пламя с огней, сбили несколько жаровен. Громадная тень ураганом пронеслась над стеной и растворилась в ночном небе. Крики догнали их через мгновение, но Шилуа с Небесным были уже далеко.

Нижняя рубашка присохла к телу и стала шершавой от высохшего пота. Не холодно, только неприятно, и поясница ныла от долгого напряжения. Шилуа постарался расслабить мышцы и растекся по седлу, положив голову на локоть. Вокруг плыла ночь, окутывала звездным шаром, словно они обратились в фигурку внутри детской игрушки из темного стекла. Когда хребет остался позади, горные цепи внизу начали мерцать: то светлели, то темнели, от этого мутило. Шилуа не сразу понял, что дело в маске. Он стащил ее с головы, в первый миг задержал дыхание от ледяного ветра, ударившего в лицо, зато очертания земли и редких облаков обрели четкость. Что-то плохо заколдовал стекла неведомый маг… А может, просто срок действия чар истек, кто знает.

Шилуа склонился над Тэем, осторожно поправил одеяло, натянув сползший край, чтобы укрыть от мороза. Снял перчатку и опасливо провел ладонью над лицом Тэя, ловя дыхание. Пальцы сразу начали неметь, Шилуа поспешно снова натянул перчатку, и тут внезапно страж открыл глаза. Светлые губы шевельнулись.

— Я… сплю?

Шилуа едва расслышал его. Тэй безо всякого удивления посмотрел на два полумесяца над собой, потом — на Шилуа.

— Нет, — прохрипел тот и откашлялся, — не спишь.

Страж шевельнулся и поморщился, потом рука неуверенно поднялась, потянулась, как бы нащупывая путь в потоках ветра. Шилуа запретил себе уклоняться, только крепче вцепился в луку. Холодные шершавые пальцы коснулись его щеки. Рука обессиленно упала, Тэй закрыл глаза и вдруг улыбнулся.

— Сплю.

«Я чувствую смерть».

— Что?! — вскричал Шилуа. — Нет! Только не сейчас!

«Она летит рядом».

— Но ты быстрее!

Шилуа сам не мог бы сказать, откуда в нем вдруг родилась такая уверенность, но она передалась и Небесному, во взмахах крыльев появилась новая сила и ярость. Шилуа приник к спине тоири, стараясь слиться с ней, нашарил руку Тэя и сжал в своей.

***

Деревянный пол был теплым: день выдался очень солнечным и доски впитали жар. Шилуа поднялся, запахнул полы и на цыпочках прошел по коридору, остановился у двери, из которой падала полоса света. Дремлющий в кресле Лун тут же поднял голову. Лицо Тэя на подушке казалось серым, Шилуа прислушался к чужому дыханию, задержав свое.

— Иди домой, я посижу тут, все равно не могу уснуть, — прошептал он.

— Сегодня третья ночь, — покачал головой лекарь. — Если переживет ее — будет жить. Но я должен быть наготове.

Оба выглядели немногим лучше Тэя: Лун не спал ночами, выхаживая стража, а Шилуа с переменным успехом пытался помогать.

— Ты и так много сделал и вовсе не обязан проводить тут все время.

— Нет, не обязан, — слегка улыбнулся Лун и откинул косу за спину. — Но мне интересно лечить людей, иначе я бы не стал этим заниматься.

Все, что Шилуа мог — это приносить лекарю нужные порошки и травы, кипятить воду. Лучше всего было входить в комнату сразу после перевязки, пока все бинты еще оставались белыми и пахло мазями, а не… Нет.

Его все еще мутило от вида свежих алых пятен, от запаха, который мгновенно превращался во вкус и сочился внутрь. Это ужасно злило, но контролю упрямо не поддавалось. Хотя поблекшие разводы уже не пугали так сильно, и Шилуа даже мог собирать использованные сухие бинты и тряпочки в мешок и относить девушкам, которые стирали их вместе с другим бельем из лекарской вотчины Луна.

Тэй пережил третью ночь. Кожа обрела хоть какой-то цвет, даже губы порозовели: одно из зачарованных снадобий влило в вены Тэя новую жизнь взамен утраченной. Лун говорил, возможно, в будущем Тодо будет немного прихрамывать. Его левую голень трем лекарям Ун Джум Тао пришлось собирать по кусочкам и на каждый наносить волшебный состав для сращивания костей. Другие раны были проще, их лишь аккуратно зашили: там останутся всего на всего шрамы. Некрасиво, но не мешает.

На седьмой день Тэй открыл глаза и принялся разглядывать свою заключенную в лубок правую руку. Шилуа растерялся и побежал за Луном. На половине лестницы остановился. Больному стало лучше, а не хуже — зачем же звать лекаря? Шилуа вернулся и вошел в спальню, присел на край кресла.

— Тебе принести что-нибудь? — наконец, спросил Тэя. — Есть? Нет, есть, наверное, еще нельзя. Пить?

Тэй смотрел так, словно ждал, что Шилуа вот-вот растворится в воздухе. Потом медленно покачал головой и закрыл глаза.

Шилуа так боялся, что Тэй не выживет, а теперь, когда страшное осталось позади, не знал, как себя с ним вести. Страж молчал, будто ему в темнице язык отрезали, хотя тот, по словам лекаря, точно был на месте. И рассудок тоже не повредился: ведь Тэй прекрасно понимал все, что ему говорил Лун, и слушался его. Может, просто Тэю Тодо нечего сказать тому, из-за кого он попал на пыточный стол.

Шилуа так боялся, что Тэй не выживет, и все эти дни не думал ни о чем другом, мысли ходили по кругу словно ослики, привязанные к шесту. Теперь этот круг разорвался, и в образовавшуюся брешь тотчас проникла та самая, страшная в своей бездонной черноте мысль: Шилуа Мол’Эт больше не Мол’Эт. Даже, может быть, не Шилуа. Без клана, без рода, не хито, не рендэ, ниже раба. И единственный человек, связывающий его с прошлой беззаботной жизнью, теперь с ним не разговаривает. И для него Шилуа тоже никто. Один-одинешенек.

«Есть я».

«Ты не человек».

«Я лучше».

«Тебе не понять!»

После долгого молчания тоири ответил:

«Я отказался от своей семьи ради тебя».

И исчез, закрылся, не оставив Шилуа даже тонюсенькой ниточки связи… Вот теперь он точно остался один. Душа уже забыла, как это бывает. Когда внутри нет теплого местечка, которое похоже на второе сердце. Небесный. Его птица. Его друг. Который знает все самые стыдные тайны и все же остается рядом. Оставался. Пока Шилуа не оттолкнул.

Таким вот заходящимся в рыданиях комком его нашел за домом мальчик-уборщик. Посмотрел бесстрастно, по-птичьи склонив голову набок, и сказал:

— Я с мамой улетаю на летний сбор трав. Это далеко, за горой. Так что теперь будешь мыть полы сам.

***

Сначала нужно взять метелку и смести весь мусор к двери. Потом собрать то, что не заметил. И во второй раз. Протереть мокрой тряпкой, сперва в самом углу, потом в середине, где лежат квадраты света. Снова к двери. Колени будут красные, руки пропахнут мокрой пылью. Но это успокаивает. Не нужно загадывать дальше следующей соринки на полу. Лестница уже не сказать, что чистая, но мокрая — точно. И кухня тоже. Может, следовало начать сверху и двигаться вниз, но какая теперь разница…

Он услышал за спиной странный звук и обернулся. Бледный и непривычно взъерошенный Тэй стоял, привалившись к косяку, и таращился то на Шилуа, то на тряпку в его руках. Словно злая насмешка над образом горделивого белого стража у дворцовых покоев… Шилуа смущенно убрал с лица мокрые волосы и попытался отряхнуть руки.

— Разве Лун уже разрешил тебе вставать?

— Чей это дом? — сипло спросил Тэй.

— Мой. Ну, то есть я в нем живу, — поправился Шилуа, все еще ошарашенный тем, что Тэй заговорил. — Думаю, это дом для гостей.

— Почему тогда вы… — тот указал на тряпку, — и эта одежда… слуг? — полуутвердительно сказал Тэй и свел брови. Шилуа задвинул злополучную тряпку себе за спину. Взгляд Тодо стал очень недобрым. — Где мы?

— В Ун Джум Тао, облачной деревне. Не бойся, — поднялся на ноги Шилуа. — Это очень далеко от цитадели.

— Очень… далеко?

Страж побледнел еще больше и сделал резкое движение, словно намереваясь куда-то бежать; потерял равновесие. Шилуа едва успел подхватить его. Все жилы взмолились о пощаде под таким весом, но каким-то чудом вышло удержаться на ногах.

— Что здесь происходит? — послышался раздраженный голос лекаря. — Какой Бездны?! Ты умереть хочешь?!

Вдвоем они уложили Тэя в кровать, преодолевая не такое уж и слабое сопротивление.

— Мне придется тебя привязать, глупый! — прошипел Лун.

— Попробуй, — оскал стража из-за посиневших губ вышел даже страшнее, чем он мог надеяться.

— Следи, чтоб не вставал! — рявкнул Лун и убежал в кухню, зазвенели склянки.

Шилуа опасливо косился на Тэя, не решаясь ни подойти к постели, ни выйти из комнаты.

— Как мы оказались здесь? — едва отдышавшись, спросил Тэй. — Вас держат силой?

— Конечно нет! — воскликнул Шилуа, — Нам спасли жизнь!

— Расскажите мне все, ото. Я должен знать все!

— Хорошо, ладно, только не дергайся, — попросил Шилуа. — Нас принес Небесный. Это мой тоири. Не бойся, король тебя здесь не найдет.

— Я боюсь не за себя! — вновь вскинулся Тодо. — Там остались мои люди!

— Никого не осталось, — успокаивающе поднял ладони Шилуа. — Мерута и Йен мне сказали, они ушли той же ночью, когда я забрал тебя из Дон Хуа.

Тэй закрыл глаза, тяжело дыша.

— Как… почему?

Шилуа хотел ответить, но тут вернулся Лун и, сев на кровать, приподнял покрывало. Поцокал языком, снова увидев расплывшееся по белому алое, и протянул дымящуюся чашу Тэю. Тот распахнул глаза:

— Катись в Бездну! — и отшвырнул ее от себя здоровой рукой.

У Луна на скулах зажглись пятна, но он смолчал. Подобрал чашу, закусив губы, и вышел. Шилуа замер у дверей, словно мышь между змеей и ястребом. Через несколько ударов сердца лекарь вернулся с новым питьем, сел на постель и поднес его к губам Тэя. Шилуа приготовился к очередной вспышке ярости, но ее не случилось: страж обхватил чашу поверх пальцев Луна и стал пить. Тот почти с нежностью убрал прядь волос с его лба, промокнул чистой тряпицей. Словно ничего и не произошло. Шилуа взял из стопки тряпку потолще, присел и стал вытирать длинную полосу разлившегося отвара.

Он совсем не знает Тэя Тодо. Он видел его много раз, вел с ним короткие беседы, подначивал и шутил. Видел, как Тэй дерется. Видел Тэя умирающим. Но совсем его не знает.

Уходя, Лун предупредил, что травы, которыми он напоил стража, могут подействовать как бутылка доброго вина. На ноги строптивый больной не встанет, но болтать может больше обычного. Или уснет. Шилуа надеялся на второе.

Как только за лекарем закрылась дверь, Тэй позвал Шилуа и потребовал рассказать все с самого начала, засыпал вопросами, не давая передышки. К концу Шилуа чувствовал себя совершенно обессиленным. Наконец допрос кончился, удалось взять кувшинчик с водой и сделать несколько жадных глотков.

— Ты знаешь, что случилось во дворце после того… после коронации? — спросил Шилуа.

Тодо покачал головой.

— Получается, я знаю меньше, чем вы, ото.

— Я больше не ото, — резко бросил Шилуа. — Не зови меня так.

— А я больше не страж, — бледно улыбнулся Тэй. — И не воин. Я не смог защитить вас. Стражи совершили глупость, а я не остановил их. Теперь все наши семьи… — он судорожно вдохнул и застыл, глядя в пустоту.

Шилуа обмер. Ну конечно, как ему не пришло это в голову! Гарантией повиновения стража выступает его семья. А если теперь их всех убьют? У Тэя есть мать, он ведь говорил. Чтобы вспомнить, пришлось приложить усилие, от этого стало неловко.

— Может, они предупредили своих родных? Должны же были о них подумать. Твои бойцы так переживали за тебя, они точно не бросят твою мать на расправу солдатам.

Складка меж бровей Тэя не разгладилась, но лицо дрогнуло, перестало быть таким пугающе-застывшим.

— Я давно ее не видел… Меони нашла мне невесту еще до того, как я принес клятвы. Я хотел поступить на службу, потом вернуться, порадовать ее внуками. Женатые стражи служат три двулуния через одно, холостые — полгода. Меони ждала меня, каждый раз готовила гого — это такие шарики из мягкой кислой травки, что растет у нас. Их жарят в масле.

Шилуа пересел на кровать, Тэй вздрогнул, словно очнулся, и умолк.

— А потом? — спросил Шилуа.

Тэй усмехнулся невесело.

— Зачем вам знать?

— Мне интересно. Это я не из вежливости, — поспешно добавил Шилуа. — Но только если хочешь, конечно. И зови меня по-простому, я ведь… Я теперь хуже, чем раб. — Это прозвучало так жалостно, что Шилуа рассердился. — Не желаешь — не рассказывай, но тогда и начинать не стоило! — и он, отвернувшись, сложил руки на груди.

Кровать слегка задрожала. Страж беззвучно смеялся.

— Это правда вы. Я… я долго думал, вы мне мерещитесь. Но теперь убедился, что не сошел с ума. Вернее, сошел, но давно… Когда впервые вас увидел, таким, как сейчас — сердитым и обиженным. А через мгновение вы уже смеялись. Тогда я понял, что домой не вернусь.

Шилуа сидел на постели, стискивая руки и ощущая себя так, словно его медленно окунали в кипяток: с пяток до макушки. Последнее, чего он ожидал — это признания. Трава, что дал Тэю Лун, и правда оказалась забористая… А Тэй все говорил.

— Вернуться и выполнить желание меони было бы нечестно по отношению к той девушке. Она ничем не заслужила…

— Я ничем не заслужил, — вырвалось у Шилуа. — Ничьей любви или преданности. Я никогда ничего не делал для этого.

Может, действие отвара заразно?

— Да, — кивнул страж. — Знаю. Это и не было любовью. Скорее, одержимостью, когда так сильно хочешь чего-то одного, что все остальное блекнет. Я хотел излечиться от вас, как от болезни. Вызвался ехать в серую крепость, чтобы увидеть вблизи и понять, что вы того не стоите. — Тэй помолчал, глядя в потолок, провел пальцем по лубку на правой руке. — В Ло До я увидел, какой вы на самом деле. И полюбил всем сердцем.

— Что?..

Но страж уже спал.

***

Пришел сезон сбора орехов. Два больших яруса на краю южного «острова» окружали каменные, поросшие лишайником стенки, почва там была мягкая и жирная. Ее каждый год пополняли новым слоем, который приносили из долин; заботливо удобряли и просеивали. Там выращивали земляные орехи — огромные, с две ладони, мягкие плоды желтоватого цвета с острым запахом влажной земли. Они предназначались тоири, чтобы подкреплять силы на дальних перелетах или зимой, в период высиживания птенцов.

Через каждый десяток он-у* стоял высокий расширяющийся кверху столб, с которого тянулись к земле тонкие нити. На верхушках столбов лежали амулеты. Нужно было ступать аккуратно: во время дождя по нитям стекала вода, насыщенная волшебством. Осторожности требовало и извлечение плодов из-под земли: не приведите Четверо оставить на пока еще мягкой скорлупе зарубку лопатой. Руки Шилуа потемнели, а вязкая земля упрямо отказывалась вычищаться из-под ногтей.

Из высушенной толстой скорлупы делали разные мелочи, от ложек до украшений. Плоские бусины, которыми были расшиты одежды Жэнь Ян, ее муж выточил из этого же материала. Ли подарила Шилуа такие сережки, и он берег простенькие затычки больше, чем все дорогие побрякушки, что у него когда-либо были. Ему нравилось знать, что у сережек есть история: сначала бледно-розовые ростки орехов, потом темные комки, что вынимает из земли лопата; руки человека, режущие очищенную скорлупу, создают из нее шарики, прилаживают к каждой паре серебряный стерженек.

Поначалу ныло все: и плечи, и спина. Работая на открытом воздухе, Шилуа загорел, однако кожа принимала в себя солнце спокойно, не вздуваясь волдырями, как у Хара. Тому приходилось несладко, но парень не унывал и скрашивал тяжелый труд болтовней. На соседнем участке работала Дин. С того дня, как Шилуа привез Тэя, она всеми силами избегала гостей деревни и явно была не в восторге, что приходится видеть одного из них ежедневно на поле. Шилуа уже устал думать об этом и принимал ее отношение как неизбежное зло, вроде холодной росы, что заливается в сандалии, стоит утром сделать шаг за порог.

Хотя другие работники тоже были не очень-то веселы. Орехов, да и зерна, в этом году уродилось меньше почти на треть. Плетущиеся заросли бобов поразили желтые гусеницы, и амулет не помог. Люди шептались: магия слабеет. Что станет с деревней, чье благосостояние во многом держится именно на ней? Старейшины успокаивали народ, Чор взял несколько испортившихся амулетов и полетел в Ралбоннд разбираться с поставщиком. Всего лишь нужно было приструнить недобросовестного мага и получить качественный товар.

На закате Шилуа торопился вернуться домой. Тодо сначала возмущался, что наследник работает, словно простолюдин. Они вообще много спорили первое время, Шилуа с удивлением заметил, что защищает здешние порядки, еще недавно казавшиеся дикими ему самому. Он принес стражу из библиотеки несколько свитков о совместной истории птиц и людей. Сначала тот артачился, утверждая, что здешние жители могли понаписать каких угодно небылиц, выдавая их за правду. Но ничего не делать целый день оказалось еще хуже, и Тэй все же прочел их, а потом попросил принести другие. Можно было обсудить тексты и сравнить с теми, что лежали в библиотеке Дон Хуа. Тэй читал куда медленнее Шилуа, и тот успевал известись, дожидаясь, пока Тодо дойдет до нужного места.

Он не был уверен, помнит ли страж о том, что наговорил под действием отвара, и старался не напоминать: одно дело догадываться, а другое — услышать слова, не оставляющие места для сомнений. Это и грело, словно щепотка специй в бокале вина. Но и пугало тоже. Теперь они жили в одном доме, делили стол и спали, разделенные не больно-то толстой стенкой. Но в самом деле, не станет же страж накидываться на Шилуа! Тэй совсем не такой.

Напротив, радостно, что появился человек, который все понимает, с кем можно поговорить о прошлом; человек, для которого Шилуа хоть что-нибудь значит. Случайно обидеть Тэя он боялся не меньше, чем напомнить о том разговоре, так что подбирал слова тщательно, словно сидя на дворцовом ужине меж глав враждующих партий.

Поскольку магией лечили лишь раздробленную ногу, рука срослась намного позже. Но и после этого Лун продолжал навещать своего больного почти каждый день. Шилуа был только рад присутствию улыбчивого лекаря: оно разряжало обстановку.

— Когда я еще так близко увижу южан? — говорил Лун. — Вы совсем другие.

Возвращаясь на закате, Шилуа услышал голоса с заднего дворика у дома и тихо обошел вокруг, прячась за кустами. Тэй и Лун сидели на траве. Наверное, лекарь помог Тэю спуститься. А теперь что-то втолковывал ему, демонстрировал медленные, довольно странные движения и водил пальцем по недавно зажившему предплечью. Слов было не разобрать, но Лун говорил просительно, а страж — все более раздраженно. В конце концов Тэй вскочил, вернее, попытался, а лекарь громко выругался и удержал строптивца от падения навзничь. Тодо что-то тихо проговорил и вдруг резко оттолкнул Луна. Шилуа ощутил, как горят щеки от стыда. Лун ведь хочет помочь… И вовсе не заслужил такого обращения!

Шилуа отошел прочь и направился по тропке к двери, из которой ему навстречу вышел хмурый лекарь.

— Доброго вечера, — улыбнулся Шилуа. — Что, не ладится лечение?

Лун покачал головой.

— Я понимаю: мало приятного, когда с тобой обходятся как с немощным стариком. Но я и хочу, чтобы сила вернулась к нему скорее, а он уперся, словно баран на переправе!

— Тэй — страж Цитадели, — вздохнул Шилуа. — Их учат быть лучшими из лучших. Воину сложно показывать свою беспомощность. Он и мне тоже не позволяет себе помогать.

Очень хотелось извиниться за поведение стража, но как это сделать, не выдавая, что подглядывал?

Лун усмехнулся, складки на лбу разгладились.

— А я боялся, что это я ему не по нраву. Мне-то не впервой, с дядей бывало и круче. Растягивать поврежденные мышцы нужно правильно, если сразу дергать, выйдет только хуже. Сильные мужчины в болезни отчего-то более склонны превращаться в капризных мальчишек. Сегодня нам обоим нужно остыть, а завтра попробую еще раз.

Шилуа нашел Тэя на кухне. Тот стоял у глиняного горшка и цедил воду из ковшика. Он точно слышал шаги, но обернуться не соизволил. Капризный мальчишка, именно так. Пришлось быстро отвернуться, справляясь со смехом. Небесный бы непременно спросил, что такого смешного. Он не всегда понимал человеческие шутки. Но делиться сокровенным больше не с кем. Никто не поинтересуется, отчего это Шилуа веселится на пустом месте.

— В деревне около пяти десятков мужчин, обученных держать в руках меч. А еще у них есть арбалеты, намного тяжелее наших. Они крепятся к седлу птицы. Склад оружия, вероятно, находится на центральной скале, где точно, пока сложно сказать.

— Как ты узнал? — удивился Шилуа.

Тэй обернулся и повесил ковшик на крючок.

— Я могу отличить бойца, если увижу, как он двигается, — пожал плечом он. — Что мне еще делать целый день, если не пялиться в окна? Разговорить Луна тоже оказалось просто. Порезы от меча — не редкость в его лазарете. Кое-что было написано и в свитках.

— И зачем ты говоришь это мне? — растерянно спросил Шилуа.

— Чтобы и вы знали. Они не просто земледельцы, и они что-то скрывают. Вы все еще член правящего клана, хотя бы по крови. Что произойдет, если вы однажды решите покинуть деревню?

Шилуа поморщился.

— Тэй, эти люди не желают нам зла. И ты больше не обязан защищать меня и везде искать подвох. Никто не станет ловить нас…

— Но ведь мы и бежать пока не пробовали, — спокойно возразил Тэй. — А о своих обязанностях позвольте мне судить самому.

Захотелось стукнуться лбом о косяк или стукнуть стража, хотя бы вот этим самым ковшиком.

— Позовите своего тоири, и посмотрим, до каких границ простирается добродушие клана Ал’Рей.

— Тоири — это тебе не осел, чтоб подставлять спину по щелчку, — раздраженно ответил Шилуа. — А Небесный… — из груди вырвался жалкий вздох. — Я обидел его. И теперь он не хочет со мной разговаривать.

Они помолчали.

— Ты сможешь сам подняться в комнату? — после увиденного во дворе голос звучал неуверенно.

— Да, — хмуро ответил страж.

— Ладно, — поспешно отступил Шилуа, — я потом принесу тебе еду.

***

В общинном доме стоял гул взволнованных голосов, люди толпились у колонны справа. Один из волшебных шаров висел серым и тусклым, словно огромное паучье яйцо. Шилуа прошел к столу старейшин. Гау только кивнул: он был занят разговором с одним из мужчин, а Жэнь Ян задумчиво рисовала пальцем узоры на столе. Казалось, она вовсе не заметила, что напротив сел кто-то еще.

Ужин прошел более шумно, чем обычно: люди обсуждали случившееся, строили догадки, спорили. Многие считали произошедшее просто совпадением.

— …или такова воля Древней, — хмуро пробурчала Дин.

Лишь жена старейшины все так же молча рассматривала деревянные узоры столешницы. Ее тарелка осталась нетронутой до самого конца трапезы. Шилуа помимо воли прислушивался к голосам вокруг, хотя вся эта болтовня не имела смысла — никто доподлинно не знал, что именно случилось. В деревне, живущей торговлей с магами, не было ни одного мага. Но совершенно ясно: дело может быть куда серьезнее парочки испорченных амулетов.

На следующий день прилетел из Степей Чор. Маг молча вернул ему деньги и дал другие зачарованные камни. Это показалось странным: волшебники много воображали о себе, и этот не был исключением. И тут такое смирение… Хотя, может, дело в том, что помощник старейшины оказался не единственным возмущенным покупателем.

Остаток первого осеннего двулуния прошел спокойно. Потом настало время праздника урожая. Шилуа с любопытством ждал его — в Дон Хуа равноденствие, с которого начинался отсчет холодных ночей, считалось, скорее, торжеством страха, нежели радости. Хотя придворным кутилам все равно, по какому поводу напиваться…

Тэй к тому времени окреп достаточно, чтобы самостоятельно добраться до общинного дома. В праздничный вечер главную площадь расчистили от палаток рынка. Посредине разложили лакомства для птиц: зерно, орехи, целые горы фруктов и, конечно, свежее мясо. Тоири кружили над деревней, купаясь в закатном солнце. Одни приземлялись, заглатывали угощение и снова поднимались ввысь. Другие толпились на площади, звонко щебеча.

Страж остановился, глядя на ворох крыльев, медовых глаз и сверкающих клювов. Шилуа с удивлением понял, что Тэй… боится. Спрятал улыбку и осторожно потянул его за собой. Страж, казалось, не стыдился или просто не замечал, что его держат за руку, словно маленького, зато почти не вздрагивал, когда над головой с шумом разворачивалось огромное крыло или рядом клацали о камень когти. Шилуа знал, что тоири ни за что не наступит на человека, но стражу этой уверенности взять неоткуда. Взойдя на высокое крыльцо, Шилуа еще раз оглянулся на площадь. Небесного среди птиц не было.

Общинный дом украсили венками из сухих цветов с яркими ягодами и связками пряно пахнущих трав. Над центральным очагом висел, побулькивая, огромный медный чан. К нему то и дело подходили, зачерпывали резным ковшом и переливали янтарно-прозрачное варево в рога. Пар, поднимающийся к потолку, дурманил не хуже самого напитка — густо-сладкого, зеленоватого и довольно крепкого: Шилуа после первого же глотка ощутил, как мысли в голове замедлились, а в животе стало жарко.

Тэй сидел за столом обок с Луном. Они, вроде бы, поладили. Во всяком случае, Шилуа больше не видел, чтобы страж позволял себе грубость по отношению к лекарю. Сейчас Лун с готовностью подвинулся, давая ему место рядом. Старейшина Гау шептался о чем-то с Чором, Жэнь Ян занимали кувыркающиеся на циновке дети, и только Дин и Тэй сидели одинаково напряженные, она — недоверчиво глядя на него, он — на всех вокруг. Лун заметно оживился, когда пришел Тодо, и начал беседу, совсем не смущаясь, что страж едва разжимает губы для ответа. Но понемногу вкусная еда и зеленый напиток подействовали и на самых упрямых. Дин позволила брату втянуть и себя в разговор, даже пару раз улыбнулась.

Внезапно голоса притихли, послышался перебор струн. Середину зала освободили, туда выбежали трое полуобнаженных молодых мужчин в масках, похожих на летные, но чуть более изящных и не закрывающих глаз. В руках у парней были мечи — с рукоятью почти вдвое длиннее, чем делали на юге. Шилуа ощутил, как напрягся страж. Но вот парень, что стоял в центре, повел плечами, музыкант снова ударил по струнам, и все сразу стало ясно.

Танец был завораживающе красив, ничего подобного Шилуа не видел раньше, а уж в Белой Цитадели знали толк в развлечениях. Золотистые в свете огня тела, казалось, не имели ни костей, ни веса, а мечи плясали сами по себе. Взмахи лезвий струились сияющими линиями, складывались в узоры. Узоры же покрывали и тела танцующих. Дрожью пробрало от мысли, как это, должно быть, больно. И именно поэтому взгляд следовал за плотными выпуклыми белыми линиями и завитками, не в силах оторваться. Ужасно и прекрасно одновременно. Наконец-то можно было рассмотреть шрамы как следует. Теперь Шилуа мог понять многие из знаков, вплетенных в орнамент. Имена, клятвы и просто слова, которые имели особое значение, остававшееся тайным даже под взглядами сотен чужих глаз.

— Тебе не нравится? — вполголоса спросил Лун.

Шилуа обернулся, но Лун обращался не к нему. Тэй скривил губы и отпил из рога.

— Что здесь может нравиться? Воинское правило превратили в зрелище.

— В искусство, — возразил Гау. — Неужто лучше просто резать соломенные чучела?

— Это, может, не так красиво, зато куда действеннее.

— Когда почтенный воин выздоровеет, я буду рада доказать ему обратное, — резко бросила Дин.

— Она так шутит, — поспешно вставил Лун, умоляюще глядя на сестру. — Пойдешь со мной танцевать?

Девушка упрямо сжала губы и мотнула головой. Лун вздохнул.

— Я пойду, — поднялась из-за стола Жэнь Ян.

Гау улыбнулся жене, притянул за плечи и поцеловал, долго-долго. Шилуа смущенно опустил взгляд. Дядюшка никогда не позволял себе публично выражать чувства к своей Нэки, и вовсе не потому, что их не было. Просто, увидев, как чужие губы влажнеют, наливаются цветом от поцелуя, кто-нибудь другой тоже мог бы представить…

Кажется, пить уже хватит.

Воздух в общинном доме превратился в густое паркое марево от множества жаровен, ароматов блюд и разгоряченного танцами дыхания. Когда длинными шестами открыли верхние окна под крышей, стало легче, но ненамного. А может, просто Шилуа разморило от вина — ведь в последний раз он его пробовал еще в Белой Цитадели.

Ритм мелодии казался странным, почти рваным, но это добавляло ей красок. Лекарь двигался плавно, выверенно, как и жена старейшины, другие люди давали им место, останавливались полюбоваться. Чувствовалось, что это привычное развлечение. Лун то и дело бросал взгляд в их сторону. Шилуа улыбнулся ему и приложил ладонь к щеке в знак восхищения.

Вернувшись к столу, раскрасневшаяся Жэнь Ян выпила воды прямо из кувшина и вернула мужу горячий поцелуй. Все же нормы приличий на севере и юге сильно разнились.

Первая холодная ночь года в Ун Джум Тао явно являлась поводом одаривать друг друга теплом: детей в зале стало меньше, по циновкам, угловым скамьям и даже стенам уже разметались парочки. Те парни, что прежде танцевали с мечами, избавились от масок, но так и остались полуголыми и теперь были окружены поклонниками, бесстыдно подставляясь чужим рукам. Румяный хмельной Лун расстегнул рубашку, перекинул длинную косу через плечо и, что-то рассказывая, слишком уж близко наклонялся к Тэю.

— Пожалуй, мне пора в постель, — сказал Шилуа. — То есть… спать, — поправился он, ощутив, как краска заливает лицо.

— Я пойду с тобой, — неожиданно предложила Жэнь Ян. — У Гау разнылась поясница, нужно привезти ему кресло.

Тэй молча встал рядом, готовый идти. Кажется, Лун даже не успел закончить обращенной к нему фразы. Кажется, стражей вовсе не учат элементарной вежливости. Но лучше подумать об этом завтра, а сейчас Шилуа срочно требовалось оказаться на воздухе.

Проходя по общинному дому, который теперь полнился не столько разговорами и музыкой, сколько вздохами и стонами, смотрел под ноги и внутренне сжимался, готовился выйти на площадь и увидеть там… то, что когда-то показывал Небесный. Но птиц не было, лишь ветерок перегонял по каменным плитам клочки сена.

Шилуа, Тэй и жена старейшины молча дошли до гостевого дома, и тут Жэнь Ян придержала Шилуа за рукав.

— Иди, я сейчас, — кивнул он Тэю, и повернулся к ней.

— Что между тобой и твоим крылатым?

Шилуа пожал плечами.

— Небесный…. наверное, больше не хочет. Ну, не хочет всего этого, — спотыкаясь, попытался пояснить он. — Связи с человеком. Со мной…

Женщина помолчала.

— Ты думаешь, среди пар людей и птиц никогда не случается ссор и разногласий? — наконец, улыбнулась она. — Даже людям непросто понять друг друга. К тому же вы оба еще очень молоды.

— Я даже не думал об этом так, — растерялся Шилуа. — Но Небесный ни разу не попытался поговорить со мной!

— А ты?

Шилуа замер с открытым ртом. Жэнь Ян кивнула каким-то своим мыслям.

— Я хотела сказать и о другом. Дин порой видит то, что сокрыто. Древняя показывает ей прошлое и будущее.

— Знаю, она говорила, — кивнул Шилуа, поеживаясь от усилившегося ветра.

— Тогда ты должен понять… Дин видела, что двое прилетят из-за хребта на птице, и с этого мига начнется разрушение мира. Привычного нам мира, — с нажимом добавила Жень Ян.

— Но…

— Не торопись, — подняла ладонь женщина. — Никто ни в чем не собирается винить вас, случится лишь то, что суждено, многие погибнут, но многие и спасутся. Просто для Дин трудно принять то, что она видела — даже труднее, чем Чору, — она опустила голову, бусины в ее волосах отозвались печальным звоном. — Ун Джум Тао не останется в стороне от грядущих сражений, молодые покинут свой дом в жажде защитить его — и потеряют, как всегда бывает на войне. Дин знает, что будет сражаться, она сильна. Лун не боец, но дома не останется. Дин рассказала мне, что видела будущее, в котором Чор плачет по потерянному ребенку, и она уверена: это Лун. — Жэнь Ян резко вдохнула и выдохнула, но голос не дрогнул: — Дин так сильно любит брата, что не готова смириться с его судьбой. Чтобы спасти, она могла бы даже попробовать помешать будущему наступить.

— А такое… возможно? — едва слышно спросил Шилуа.

Жэнь Ян покачала головой.

— Это ее и удерживает. Но безнадежность и отчаяние — равные противники.

***

Тэй выздоравливал. Шилуа видел это не только по его движениям и настроению, но и по тому, что однажды нашел на подоконнике рисунок. Страж явно позаимствовал лист и писало со стола Шилуа, это не рассердило, а обрадовало. Пейзаж за окном вышел как настоящий, только не цветной: деревья, острые уголки крыш и бескрайнее небо с намеченными завитками облаков.

Вскоре Тодо взял мытье полов и прочие домашние обязанности на себя. И хорошо: он явно знал о такой работе больше Шилуа. Полы у него становились именно чистыми, а не просто мокрыми. Страж бы и в поле Шилуа выходить запретил, да только указывать ото что делать — непозволительно. Да, несмотря на сказанное ранее, Тэй звал Шилуа исключительно вежливой формой обращения низшего к высшему, а тот про себя все так же считал Тодо Белым Стражем.

Тэй вставал до рассвета и разминался во дворе с палкой вместо меча. Шилуа тихонько наблюдал за ним порой. И завидовал. Потеря звания ничего не значила: Тэй по-прежнему остался мастером в своем деле. Он и с палкой мог бы выступить против толпы разбойников и выйти победителем… Даже и без палки, наверное, смог бы. Он ничего не боялся. Даже пребывание в застенках у Его Величества не сломило его дух. Тэй окрепнет, вернет себе былую мощь. А Шилуа? Да, он больше не ощущает, что ест чужой хлеб зря, но работа лишь еще больше выявила все недостатки, неумения и слабости. Ему даже не хватило смелости расспросить Жень Ян о видениях Дин. При слове «война» чуть ужин не вытошнил ей под ноги со страху. Нет-нет, Мать-Небо милосердная, только не это. Что угодно, только не война с ее кровавыми реками.

Но как бы ни страшились и ни противились что Шилуа, что Дин, будущее неминуемо придет.

— Научишь меня сражаться? Не так, как в Цитадели учат, а по-настоящему.

Тэй закончил плавное, обманчиво-безвредное движение и обернулся.

— Я не слишком годный учитель, особенно теперь.

— Мне хватит, — криво улыбнулся Шилуа. — Даже хорошо, хоть не убьешь первым же ударом.

На лице стража отразился такой искренний ужас, что Шилуа рассмеялся.

— Мне это необходимо, — сказал он, снова посерьезнев. — Правда, Тэй.

***

Ноги висели в глубокой пустоте, собственные ступни казались ступнями великана. Вот он шагает на поле, и белые точки овец разбегаются в стороны, словно жучки… Шилуа склонил голову набок, глядя вниз. Один порыв ветра — и можно упасть туда. Руки невольно крепче вцепились в траву у края скалы.

«Я тебе совсем не нужен, да?».

Порыв ветра налетел, но не со спины, а снизу, едва не опрокинув навзничь. Золотистые глаза с белыми ресницами заглянули в лицо, Шилуа задохнулся от нахлынувших чувств, своих и чужих. Какие бы обиды ни душили их, но прикосновения хотелось обоим — глупо притворяться, когда все твои мысли прозрачны, как воздух.

Шилуа сидел у груди Небесного, зарывшись лицом в перья и слушал большое сердце. Пальцы нащупали вывернувшееся из глади перышко. Шилуа попытался вставить его обратно. Крылья прикрывали Младшего от мира — самое близкое подобие объятия, совсем неудобная поза для тоири, но сидели они так уже долго.

— Ты нужен.

«Я быстрее и удобнее больного дракона», — горечь, насмешка.

— Ты нужен не только поэтому! — полноценного возмущения не вышло: слишком хорошо было вот так, рядом, вместе.

«А почему?» — робость, страх.

Шилуа не мог сформулировать внятного ответа, но этого и не требовалось. Тоири видел его насквозь. Всегда видел. Он спрашивал Шилуа, если чего-то не понимал, и говорил, когда было что сказать. А Шилуа? Он хоть раз задал Небесному вопрос о нем самом? Не о великих предках, не о тонкостях связи, а именно о Небесном?

— У тебя есть самка? — Шилуа сам не знал, почему это пришло ему в голову.

«Нет. Те, о которых ты думаешь, в союзах с другими самцами. Они принесли мое семя в свои семьи. В этой стае нет свободных самок».

Шилуа устроился поуютнее, опершись на грудь птицы спиной. Небесный сложил крылья и склонил голову.

— Какое из гнезд на стене твое?

«У меня нет гнезда. Только пещера. Незачем строить, если нет самки или птенцов. Кого-то, нуждающегося в тепле холодными ночами».

— А для удобства?

Небесный соображал довольно долго.

«Я не думал об этом».

— Ты охотишься со стаей?

«У нас… иначе. Люди впустили тебя, дают еду, хотят, чтобы ты стал одним из них. У тоири место в стае нужно заслужить. Они не прогонят меня, но принять кого-то или просто позволять жить поблизости — это разные вещи. Я охочусь далеко, в иных угодьях».

— Хочешь, мы построим тебе гнездо?

«А ты умеешь вить гнезда? — смешливое чириканье. — Думаю, нет. Не надо».

Шилуа повернулся, запрокинув голову, чтобы встретиться взглядом.

— Хочешь, я расскажу тебе то, что выучил из вашего языка? Я никому не скажу, что это я тебя научил. Или посмотри мои воспоминания, если этого хватит.

Небесный распушился, дернул головой, немного рассерженный, но еще больше — смущенный.

«Слишком долго искать. Легче найти в воспоминаниях что-то яркое».

— То есть… ты хочешь, чтобы я тебя учил? — широко улыбнулся Шилуа.

«Я запомню все с первого раза, нужно лишь показать мне», — смирение, толика нетерпения и что-то теплое, больше всего похожее на нежность.

— А какие для тебя мои воспоминания? Я видел все, что ты показывал, словно бы твоими глазами. У тоири иначе?

«Твоя память — как ягодный куст. Какие-то плоды крупнее, какие-то мельче. Крупные срывать удобнее».

— Мы не говорили так много раньше. Почему?

Тоири не знал ответа. Шилуа вспомнил Тэя. С ним разговоров было ненамного больше… Может, все же дело в самом Шилуа? И стоит хоть чуточку интересоваться окружающими, а не только собой?

— Если тебе тут так одиноко… Ты мог бы полететь к своей семье, — нерешительно предложил Шилуа. — А я пока побуду здесь.

Чужие страх и неуверенность окатили Шилуа волной. А еще осознание: Небесный даже ни разу не подумал о том, чтобы улететь прочь.

«Они не отвечали мне с того дня, как я покинул гнездо… К тому же, это долгий путь».

— Ничего, я подожду, — улыбнулся Шилуа.

Упрямое перышко, наконец, легло как надо.

«Я не хочу один, — признался Небесный. — Я не знаю, что найду там».

— Тогда давай вместе.