Пальцы Фимза уже не столь ловко управлялись с мелкой отверткой, как раньше. Глаза быстро уставали от лупы. К концу рабочего дня начинало казаться, что стекло запылилось, а то и вовсе исцарапалось. Когда Фимз в пятый раз подряд брался за тряпочку, чтобы протереть свой “третий глаз”, понимал — пора закрывать мастерскую, лавку и идти ужинать.

Крохотные винтики и пружинки нужно было аккуратно разложить по ящичкам, чтобы стол остался идеально чист. Это очень приятно — приходить в мастерскую с утра и видеть прибранный стол. Сразу накатывает вдохновение, хочется доделать вчерашнего заводного петушка или раскрасить партию солдатиков, что ждут своей очереди на полке. А то и приняться за нечто совершенно новое!

Ужин у Греты всегда чудесный — она умеет так готовить, чтоб и вкусно, и красиво. Фимз поднялся по лестнице, мимоходом ополоснул руки в кухне, полной ароматов, и прошел в крохотную столовую. Грета уже ждала, как и блюдо с пирожками. Птички, рыбки, цветы… даже жаль есть такую красоту.

— У нас какой-то праздник? — поинтересовался Фимз.

— Захотелось порадовать тебя, — улыбнулась Грета, на пухлых щеках проступили ямочки.

— Благодарю, дорогая моя. Сегодня и правда великолепный день, и завершение должно стать не менее великолепным. Твои мясные пироги — чудо из чудес!

Фимз сел за стол, степенно расправил салфетку. Грета налила в чашку бульон. Она любила готовить и наводить в доме уют. Как здорово, что теперь ей не нужно считать каждую медяшку и пытаться изобрести достойный ужин из голых костей, мешочка крупы и горсти эрреи! И очень жаль, что успех пришел к Фимзу так поздно — на пятом десятке… Теперь, когда над мастерской не маячит хищная тень сборщика налогов, а в тайном сундучке в подвале хранится внушительная сумма — можно наконец спать спокойно и ничего не бояться. Если бы Фимз был хоть на десять лет моложе и чуть здоровее! Тогда бы он немедленно предложил Грете выйти за него. Но старый игрушечный мастер уже сам — заржавевшая жестяная игрушка, и ремонту, увы, не подлежит: видит все хуже и хуже, и скоро не сможет делать ничего нового — лишь собирать старые модели на ощупь. Все в жизни случается так невовремя…

Фимз откусил пирог и прикрыл глаза от удовольствия.

— Грета, твой будущий избранник должен будет ежедневно целовать тебе руки, создающие такую благодать!

Хозяюшка покраснела и опустила глаза, тоже принялась за еду. Не ответила. Неужто уже встретила этого самого избранника? Когда успела? На выходных? Сердце сжалось, аппетит пропал.

Фимз вздохнул, тихонько достал из кармана заводную ими, подкрутил пружинку. Незаметно выпустил игрушку, делая вид, что весьма занят рассматриванием фигурно нарезанных овощей в бульоне. Грета рассмеялась, когда цветная ящерка пробежала по столу, звонко цокая хвостиком о бокалы, и поймала ими рукой, не позволив упасть с края.

— Прелесть! Просто волшебная!

Фимз нахмурил брови. 

— Ни капельки волшебства! — возразил он гордо. — Я хоть и стар, но достоинства своего не уроню, пойдя по легкому пути покупки чужих эликсиров!

— Вы совсем не стары, — улыбнулась Грета. — Седые волосы лишь у висков немного… 

Он отмахнулся салфеткой и спрятался за чашкой бульона. Тот был восхитителен.

Раньше в лавку игрушек Фимза забредали только три категории людей: случайные посетители, которые быстро разочаровывались, понимая, что игрушки не умеют бегать и прыгать по приказу: их требуется завести ключом или даже — простите старые Боги — самостоятельно двигать, чтобы играть. Странноватые коллекционеры-ценители немагической механики. И бедняки — поглядеть-полюбоваться, ведь стоят игрушки Фимза хоть и дешевле волшебных, но все же дороже соломенных кукол… 

Для детей с оборванными рукавами и голодными глазами у Фимза в углу всегда стоял ящик с забавами из тех, что попроще. С ними разрешалось играть на полу в лавке, но нельзя было уносить с собой. 

Теперь же торговля волшебными игрушками столкнулась с трудностями, о коих ранее никто и не помышлял. Фимз особо не вникал, но слышал, что мелкие заклинания стали распадаться, приходилось вливать в заклятья куда больше сил, это влекло подорожание без того недешевого товара… А праздники никто не отменял, детей, жаждущих чудес — тоже.

Люди вспомнили о лавке немагических игрушек. Весь Герлион, кажется, перебывал у Фимза за несколько последних двулуний. Солдатика, что держал в руке колокольчик и кланялся входящим, пришлось убрать — у бедняжки переломился уж второй латунный хребет за черночь. 

— Мастер Фимз, вы почти ничего не ели.

— Грета, взгляни на мое чудовищное пузо! — Фимз звонко хлопнул по нему ладонью. — Я скоро перестану доставать руками до верстака!

— Никакое не чудовищное, — Грета встала из-за стола и подошла, опустилась на колени, повергнув Фимза в ступор.

— Э-э-э, — проблеял он, переставляя ногу подальше от подола ее платья, — У тебя ложка упала, милая?

Но Грета не полезла под скатерть, а прижалась к его животу лицом, обняла руками. Тот невовремя забурчал, требуя продолжения ужина, Фимз застыдился, заерзал. Грета хихикнула, крепче прижалась ухом, потом подняла лицо: — Ну почему вы, мастер, такой умный человек и такой глупый мужчина?

***

К кристальным зубам, растущим из могилы Древнего, можно было подойти без опаски лишь перед рассветом — они хоть немного остывали и воздух вокруг не дрожал от нестерпимого жара. Главное — успеть, пока солнце не взошло. 

Минна яростно пилила прозрачный нарост, срез поначалу полз жидким, но мигом схватывался, склеивал собой зубцы пилы. Минна яростно дергала ее туда и сюда. Лекарь, если полезет в свой сундук, придет в ярость, узнав, что его инструмент стащили, но вряд ли найдет вора.

— Я тебя еле нашел. Ты чего творишь?

Сум подошел сзади, зевая, и встал рядом.

— Не видишь? Хочу сувенир забрать — на память. А тут такая веточка удобная, третий день на нее смотрю.

— А за каким рожном она тебе?

— Элиду хочу подарок сделать.

Минна перестала сражаться с упрямым отростком, чтобы вытереть пот со лба.

— Не боишься? Командир строго-настрого запретил голыми руками трогать.

— Да что может случиться? — отмахнулась Минна. — Камни и камни, прозрачные, красивые. Кольцо ему сделаю или кулон на цепочку. Ты же меня не сдашь?

Сум помотал головой.

— Оно странное. Как будто живое внутри. Смотри! — он провел рукой рядом со стволом, не касаясь. Мелкие грани кристалликов сместились вслед за движением его ладони, словно притягиваясь. — И легенды эти, про Древних. Сама знаешь. Я бы не трогал.

— Ну и не трогай! — рявкнула она. — А мне не мешай, до рассвета всего ничего осталось.

В конце пила все-таки сломалась, но кусок откололся. Не иначе, силой Минниной злости.

— Завтракать идешь? — окликнул Сум.

Небо уже порозовело. Скоро прижарит. Минна отряхнула руки, покрытые едва заметно переливающейся пылью, ступая по травяным холмикам, а не по песку, сделала крюк, чтобы не поняли, откуда она идет на самом деле, и пошла наверх, к кострам.

Солдатская кухня — не шибко разнообразна, но сыт будешь. Минна взяла чашку похлебки, села рядом с Сумом. Отрывала от лепешки по куску, жевала жесткие сухие волокна супового мяса и думала о своем.

Кусочек отколупался крупный, из него можно огранить неплохой кристалл. Сверкать будет не хуже настоящих камней сихай, а то и лучше! Получится красивое украшение, падкий на блестяшки Элид оценит. Она прикидывала, где поблизости прикупить серебряной проволоки, пилку и кусок замши. Хотя шлифовать начисто надо уже дома, там все инструменты есть. До конца черночи успеет, благо руки у Минны откуда следует растут.

Миннин подарок понравится. Может, и сладится все у них, и будет… 

— Минна! Минна-а…

Почему это вдруг небо оказалось над лицом? Рассветно-алое, но все больше бледнеющее, словно бы покрывающееся кристаллами.

— Мин…

Голоса доносятся из далекого далека. Чего они орут? Так хорошо лежать и не шевелиться. Мир сияет, блестит, трепещет гранеными сполохами. Не ощущать, не думать. Спокойно. И все спокойнее… и спо…