Олье кралась по мешанине сухих веток, и под мягким кожаным сапожком не хрустнула ни одна. Дану шла след в след. Хотя и старалась ступать также тихо, как подруга, ее шаги все же было слышно. Дело в обуви. Дану — дочка лекаря, ей незачем в лес ходить, кроме как за травками-корешками. Те не сбегут. А вот у охотницы должна быть не обувь, а вторая кожа! Чтобы не только бродить по валежнику, но и лазать по деревьям. Олье легко, как белка, вскарабкалась на ближайший дуб. Дану ждала, запрокинув голову. Вниз упала коряная пыль, она смахнула ее с лица. Олье оглядела тихий лес и спустилась. Молча указала на восток, в распадок. 

Олье поклялась, что сегодня принесет оленя. Дурачина Кен уже надоел со своими смешками про кроличью повелительницу! Так что никаких кроликов сегодня, только олень. Мама говорила, что видела, как стадо спускалось ночевать у ручья. Конечно, олень потяжелее кролика, но вдвоем с Дану уж можно донести тушу до деревни.

Распадок полнился ранними сумерками, приходилось полагаться на слух. В гуще кустарника, на звериной тропе, послышался шорох. Охотницы замерли, чутко внимая лесным звукам. Невесомо и медленно ступая, обогнули клубок черных ветвей и вышли на прогалину. 

На берегу узкого ручейка стояла пара оленей. Оба крупные, с рогами. Животные будто не слышали людей и не чуяли запаха. Олье с гордостью подумала, что не зря выветривала курточку и училась ходить так же тихо, как падает снег. Она вынула из-за спины лук и прицелилась в ближайшего оленя. Тот мерно жевал жвачку: в полутьме не было видно, как двигаются губы, но слышалось почавкивание. Тень головы второго склонилась куда-то, раздался тихий треск. Что они там едят? Ветки? 

Лучи первой луны пробились из-за туч на мгновение, осветив нечто длинное и блестящее, тянущееся от морды оленя. Олье опустила лук, вглядываясь. Олень снова наклонил голову к спине другого, раскрыл рот, вцепился, рванул в сторону, выдирая кусок плоти. Знакомо зачавкал. Тот что с окровавленной спиной стоял неподвижно и тоже жевал. С морды тянулись темные нити слизи. Оба оленя были покрыты жестокими ранами, шерсть пропитала кровь. Но животные словно бы не замечали этого… За плечом Олье тонко вскрикнула Дану. 

Так быстро Олье еще никогда не бегала и остановилась, только добежав до памятного дуба. Влезла на ветку и втащила наверх Дану. 

— Что это было? — подружка, кажется, напугалась еще больше Олье.

— Может, вернуться и убить их? — размышляла та. — Или подождать пока сами… 

Дану помотала головой, из-под меховой шапочки выбились волосы.

— Они наверняка больные! 

— Ты знаешь такую болезнь?

— Нет. Спрошу у папы, когда вернемся.

Девочки помолчали, оглянулись в сторону распадка. 

— А вдруг олени… заколдованы? Вдруг их прокляли маги? Говорят, они теперь нападают на людей.

Олье поежилась. Что делать магам в таком захолустье? Но все равно жутко. Кен может смеяться сколько влезет, есть вещи пострашнее его шуток.

Она спустилась с дерева и помогла слезть Дану. По дороге домой вынула из силка кролика, но убивать не стала. Не смогла — после увиденного. Теперь тот трепыхался в сумке.

У самой околицы со стороны леса раздался топот копыт. Олье с Дану закричали от ужаса и ринулись к спасительным огонькам домов.

***

Жертва трепыхалась отчаянно. Умирать парень не желал. Даже умудрился вывернуться из захвата, оставив в руке Цио прядь волос. Кинулся к стене, где висели кисточки-колокольчики для слуг. Бессмысленно: колокольчики Цио срезал в первую очередь. А слуги спят под действием чудного средства, вдунутого в их комнату через щель в окне. Орать можно сколько влезет, только охрипнешь. И дверь закрыта, а ручка аккуратно вынута и спрятана. Все так, милый, все так. От невидимок не уходят. Скоро на твоей ладошке будет клеймо… 

Лишняя возня сегодня была Цио на руку, и он не очень старался поймать свой заказ, который отчаянно метался по комнате, сбрасывая на пол вещи. Больше, больше следов борьбы! Пусть думают, что ты дрался как дикий зверь. Деньги уже заплатили. Большая их часть, как обычно, ушла в гильдию, но теперь все то золото, что Цио заработал за жизнь, пойдет на доброе дело: обеспечит жене безбедную жизнь. А Цио устал. Он выполняет свой последний заказ.

Парень бросился к окну. Цио ему не позволил. Хорошего понемножку. Вот так, сюда, милый, не дергайся, а то сломаешь себе шею раньше срока. Полежи пока на мягком ковре, отдохни. 

Невидимки не бессмертны. Лучше всех об этом знают сами невидимки. Все должно выглядеть естественно. Досадная случайность… Цио выставил перед собой левую руку, вынул из-за пояса любимый кинжал и крепче перехватил рукоять, примериваясь. Один точный взмах — и на месте мизинца срез. Главное — самому не заорать… Цио поднял свой еще теплый палец. Прощай, мы любили друг друга, это — необходимая жертва. Невидимки не бессмертны, но для смерти нужна уважительная причина. 

Из голенища плотно прилегающего сапога является другое лезвие — зеленовато и влажно блестящее. Его нельзя трогать голыми руками. Сначала в состав макается мизинец, и осторожно кладется туда, откуда поднят — капли крови укажут, что все произошло совершенно естественно. Теперь можно завершить заказ. Отравленный нож входит в бесчувственное тело жертвы — парень даже не успел глаз открыть. И не откроет.

Цио падает на пол, ползет, оставляя кровавые отпечатки ладони. Распахивает окно. Внизу шумят волны океана, ветер ласково гладит лицо. Теперь Цио свободен от клятв и от всей прошлой жизни. Только доплыть до лодки и потом до островов — и свободен. 

Чужая тень свешивается с крыши, перекрывает лунный свет, и Цио не может выдохнуть: в горле торчат две спицы. Крест-накрест. Мир меркнет.

На правой руке Цио невидимка выжигает пятиполосное клеймо.