Порядка в том, что происходило первые полдня в тронном зале, было ненамного больше, чем во вчерашнем заседании совета. Разве что еще и в глазах рябило от богатых вышивок и драгоценных каменьев, в которые облачилась знать, то ли желая впечатлить деревенщин-захватчиков, то ли явить свое могущество узурпатору. Одежда самого Шилуа была темно-синего цвета: он решительно отказался надеть официальный голубой, по крайней мере до того момента, как все формальности с документами не будут утрясены. Трон оставался пуст, помятый венец все так же лежал на сидении. Шилуа принимал людей сидя в кресле, которое слуги принесли из зала совета. Нужно было улыбнуться каждому просителю, выслушать хвалебную оду, щедро перемежаемую намеками, жалобами и просьбами. Многие пользовались случаем вручить Шилуа очередную драгоценную безделушку, а писарю — донос на собственных врагов и уходили, кланяясь до земли и сладко улыбаясь.

В какой-то момент в тронный зал вошли Гау с племянниками, постояли, слушая и разглядывая происходящее, потом молча удалились. Старейшина Ун Джум Тао напоследок бросил сочувственный взгляд на Шилуа, который не имел права даже повести бровью в ответ.

Небесный охотился где-то за отрогами, добывая еду для младшего брата.

«Теперь ты построишь гнездо?»

«Я буду не один, — ответил тоири. — Красавица летит ко мне».

Шилуа улыбнулся так искренне, что очередной проситель удивленно умолк на середине фразы.

После обеда Шилуа вышел на большую террасу, куда величественно опустился Небесный. Придворные битком набились на балконы и галереи, чтобы воочию наблюдать, как наследник призывает грозную птицу, а та позволяет ему сесть себе на спину и несет в небо, к свету. Теперь каждая их встреча будет проходить напоказ?

«Люди быстро привыкнут и забудут».

Шилуа крепко прижался к прохладным перьям и закрыл глаза.

***

На белом мраморе уже замыли пятна, подмели крошку. День выдался морозным, стекла покрыли узоры инея, пушистые, сужающиеся к кончикам завитков. Эти перья Тикаэла мог бы убрать, лишь выбив напрочь все окна.

Главная пиршественная зала ломилась от гостей. Северяне нашли собеседников среди здешней знати. Шилуа и сам бы на месте любопытных придворных вцепился в возможность узнать что-то новое и скандальное из первых рук. А может, ажиотаж вызывало то, что имя Ал’Рей теперь было вписано в книги великих кланов.

Шилуа позволил себе передышку, убедившись, что его отсутствие не слишком заметно. Четверо Белых Стражей, одетых по всей форме, неслышно следовали за ним по пустынной галерее. Шилуа поплотнее закутался в меховой плащ, остановился в промежутке, где не горели факелы, и стал смотреть в звездную черноту. Вдалеке послышались шаги. Шилуа обернулся и увидел Тэя. Его также сопровождали стражи, а сам он был в темной одежде и казался на их фоне простолюдином, которого ведут в заключение. Шилуа хотел пойти навстречу, но вдруг вспомнил то, что случилось на террасе и смутился. Тодо, увидев наследника, сбился с шага, но все же подошел и поклонился.

— Ты в порядке? — неловко поинтересовался Шилуа. — В смысле, я должен был спросить об этом сразу, но… тебя не ранили в бою?

Тэй бросил взгляд на ногу, что не ускользнуло от внимания Шилуа.

— Пустяк.

Конечно. Он бы ответил так же, если бы ноги не осталось вообще. Это та же, больная, или уже другая? Шилуа не мог вспомнить и ощутил укол стыда. Тэй терпел пытки из-за него. Сражался ради него. Собрал стражей, убедил их идти на Цитадель, проливал кровь и рисковал жизнью. И сейчас тоже занимается охраной, всей этой запутанной системой взаимоотношений между стражами и солдатами. Удалось ли ему поспать? Поесть? А что Шилуа сделал за это? Хватит ли «спасибо», и можно ли вообще хоть как-то оплатить такой громадный долг?

— Я хочу чтобы ты был моим тар-чонхан, и прикажу вручить тебе золотые крылья. — выпалил Шилуа. — Ты достоин их носить более, чем кто-либо.

Тэй распахнул глаза, не столько изумленно, сколько испуганно и покачал головой.

— Но, ваше высочес…

— Никаких «но», — отрезал Шилуа. — И никаких высочеств, от тебя я этого не потерплю, так и знай. Мне это назначение нужно больше, чем тебе. Я никому больше не доверяю… — Тодо все еще мотал головой, словно упрямый осел.

— Я не могу принять такое!

Шилуа шагнул ближе и тряхнул упрямца за плечи.

— Можешь. И примешь. Я так хочу.

Тэй стиснул челюсти и резко отвернул лицо, Шилуа вдруг осознал, что они стоят в позе, которой весьма недалеко осталось до объятия, отшатнулся было, но заставил себя не убирать рук и заглянул стражу в глаза.

— Никогда не думал, что о таком нужно будет просить… Пожалуйста? — улыбка дрожащими губами наверняка вышла жалкой.

— Ладно, — неожиданно сдался Тодо. — Если тебе это необходимо.

Шилуа облегченно выдохнул и отошел обратно к окну. Он хотел сделать хоть что-то для Тэя, но в итоге, уговаривая его, осознал: тар-чонхан, которому можно всецело доверять, и правда необходим прежде всего самому Шилуа.

— Это все? Я могу идти, Ваше Высочество?

В голосе не было насмешки, только усталость. Шилуа стиснул кулаки, звезды впились в глаза белыми иглами.

— Нет. Не все, — он обернулся, бросил быстрый взгляд на стражей, замерших по обоим концам коридора. — Мне неловко за тот случай на террасе. Я не должен был тебя толкать, просто это… так неожиданно вышло…

Тэй отвел глаза.

— Ну что вы, ва…

— Я просил без титулов.

— Это моя вина, я не должен был… я не хотел!

— Не хотел? — озадаченно поднял брови Шилуа. — А зачем тогда?..

Тодо залился краской.

— Тебе так нравится издеваться надо мной? — тихо спросил он, глядя в сторону.

Шилуа едва не зарычал от досады на себя. Да что же это, может он сделать хотя бы такую ничтожную малость, как сказать слова от чистого сердца?

— Тэй. Я не знаю, что надо говорить, чтобы не обидеть тебя. Этого мне бы хотелось меньше всего, поверь. Я обязан тебе столь многим, и бесконечно благодарен… У меня почти никого нет на всем свете. И нет человека дороже, чем ты.

Не позволяя себе промедления, он обхватил Тэя руками, прижавшись щекой к холодному кожаному нагруднику, и зажмурился. Страж замер. Казалось, прошло несколько жи. Потом твердые пальцы взяли Шилуа за подбородок, рывком заставили поднять лицо. Глаза у Тодо вблизи оказались не черными, а темно-серыми, словно зимнее небо. Долго стояла тишина. Затем в этой тишине к Шилуа прикоснулись чуть жестковатые губы, двумя продольными росчерками полоснувшие по его собственным — большим и мягким. Мысли перемешались в голове, но все их заглушил внутренний крик: «Не смей! Не смей снова делать ему больно, остолоп! Стой смирно!».

Вот так. Лучше вообще не шевелиться. Пальцы отпустили подбородок, прошлись по щеке, обхватили за шею. Шилуа так долго не дышал, что выдох прозвучал стоном. Вторая рука стража оказалась позади, и медленно, но упорно подталкивала ближе.

Что ж… если так Шилуа сможет отдать малую толику долга — пусть. Тикаэла не раз говорил, что на большее младший братец не способен. Шилуа нервно хихикнул, тут же испуганно умолкнув, но Тэй, кажется, не заметил заминки, беззвучно шепча что-то свое. Губы стража коснулись верхней, потом нижней, Шилуа ощущал его теплое дыхание, видел полосы ресниц.

Недоверчиво прислушался к себе. Противно вроде не было, и совсем не мокро, во всяком случае, пока. Стыдно. Непривычно. Немного пахло вином и лепестками шану, которыми посыпали печенье.

Зачем люди это делают и почему именно это? Почему не трутся носами, например, или не сцепляют пальцы на ногах? И отчего так много любовной лирики посвящено поцелуям? А может, ничего не происходит потому, что никто еще не целовал Шилуа в губы, никогда. И он попросту не знает, что полагается ощущать. Может, это требуется распробовать, ведь нно тоже с первого глотка ни у кого не вызывает восторга. Он снова приоткрыл глаза и посмотрел на Тэя. Тот прикасался уже гораздо смелее, ресницы дрожали, а сердце билось так, что слышно было сквозь нагрудник.

— Любимый мой…

Вот теперь стало мокро. И, пожалуй, горячо. Поцелуй сочился страстью, настоянной до огненной жгучести, почти болью. Сильные руки притянули ближе, на мгновение сдавили крепко… этого мгновения хватило. Тело решило, что с него довольно, и помимо воли забилось, высвобождаясь.

Это все потому, что внутри живет страх, который поселили там грязные ледяные прикосновения. Почти год прошел, а как будто вчера… Братец был бы доволен: его клеймо не позволяет теперь никому подходить слишком близко.

Тэй смотрел с ужасом на то, как Шилуа задыхается, повиснув на подоконнике.

— Что я сделал?.. Больно?!

Шилуа судорожно втягивал воздух, не в силах выдавить ни слова.

— Не… ты, — наконец просипел он и выпрямился.

Выражение глаз стража стало жестким. Благо тот, на кого была направлена эта ярость, сидел в темнице под надежной охраной.

— Не уходи. Прости меня, что я опять… — Шилуа уткнулся в ладони и судорожно рассмеялся.

Тэй сел рядом на подоконник, аккуратно отвел выбившуюся прядь с лица Шилуа; прочертил по щеке медленно, словно боясь спугнуть. Он с усилием разжал стиснутые челюсти, позволил себя развернуть и обнять. Все хорошо. Это Тэй. Он страж Цитадели, один из лучших воинов Око Кумэ, и скорее горло себе перережет, чем причинит Шилуа вред. Он любит его, один на всей земле. Не противиться этой любви — это осознанное решение самого Шилуа. Если кому и довериться, то Тэю. В кольце этих рук должно быть не страшно, а хорошо и мирно. Самое безопасное место на свете. Напряжение все не отпускало, но в конце концов выгорело, как масло в лампе, и в голове воцарилась пустота, похожая на покой. Хотелось закрыть глаза и свернуться калачиком прямо на этом подоконнике.

— Отвести тебя в комнаты?

— Какие комнаты? — прошептал Шилуа. — Мне надо возвращаться на ужин, я и так отсутствовал слишком долго.

Тэй провел рукой по его спине, поцеловал в волосы.

— Когда ты пойдешь спать, то знай: я буду за дверью.

Шилуа встал и оправил одежду, наконец, решился прямо посмотреть на Тэя. Тот выглядел очень непривычно: пропала складка меж бровей, по губам блуждала мягкая улыбка, щеки румянились, как у мальчишки. А от его ответного взгляда Шилуа смутился и сделал вид, что нужно срочно поправить край рукава.

— Разве пристало тар-чонхан стоять у дверей покоев, словно обычному стражу?

— Ну ты ведь еще не пожаловал мне должность, — сверкнул зубами Тэй.

Проходя мимо своего эскорта, Шилуа украдкой изучал их бесстрастные лица. Видели. Слышали. Что думают? Сам он так и не понял, что чувствует. Тепло и ласковые касания — это приятно. Почти забытое наслаждение, оставшееся в детстве. Смущающее чужое восхищение. И это счастье на лице Тэя… Из-за Шилуа. Хоть кого-то он сумел сделать счастливым… Значит, поступил правильно.

«Люди странные. Он не снесет тебе яиц».

— Надеюсь, — фыркнул Шилуа и вошел в гудящий голосами зал.

***

Снегопад не прекращался несколько дней, все дороги и даже главный тракт оказались завалены слоем в человеческий рост высотой, от троп помельче и следа не осталось. В Дон Хуа воспользовались затишьем, чтобы окончательно очистить город и вернуть ему сверкающее великолепие. Более того, вернуть первозданный вид, уже забытый людьми, чей век столь короток, а память и того короче. Теперь на плоских полукруглых выступах хлопали крыльями тоири, а внизу не осталось ни одного закрытого двора. Двухсотлетнюю кладку выломали, отреставрировав высокие косяки проходов и удобные для птиц пороги, с которых можно было прыгать в головокружительную пустоту долины, где поблескивала никогда не замерзающая река.

Выступающие из стен колонны в зале совета казались гигантскими оплывающими свечами: в них отражался огонь десятков настоящих свечей, красил мраморные изгибы теплыми оттенками.

— …нужно послать туда кого-то значительного, письма не работают, сколько бы печатей на них ни висело!

— Сейчас путешествовать опасно, кто согласится тащиться через полстраны из-за какого-то суеверия?

В который раз за последнее время собирался Большой Совет, куда входили представители всех кланов страны. Два места, принадлежавшие западникам, многозначительно пустовали, зато прибавилось еще одно кресло для новоявленного клана Ал’Рей. В нем сидел Чор, и было очевидно: помощник старейшины Ун Джум Тао отдал бы все, лишь бы избавиться от чести быть запертым в душном зале с крикливыми южанами.

Шилуа слушал спор, водя пальцем по краю стеклянного рога. Подгорный проход в одной из восточных провинций стал странно себя вести: оттуда порой доносились жуткие завывания, словно в тоннеле поселился один из эно. Люди боялись пользоваться этой дорогой и добирались до соседней долины в обход, делая немалый крюк по самой границе Степей. Старые записи утверждали, что такое уже случалось и дело всего лишь в необыкновенно морозной и ветреной погоде и ледяных наростах, что заставляли потоки воздуха стонать и выть. Однако престарелый глава клана не сумел справиться со столь пустяковой проблемой и продолжал слать однообразные доклады и жалобы. Члены совета негодовали.

— Что, прикажете мне поехать туда, взять кирку и собственноручно выломать эти клятые ледышки?!

— С каждым днем люди все более убеждают себя, что правы, и страх только растет. Вести с запада тревожат всех, Гур Эн — не исключение. Люди заперты в долине как в клетке, и ладно сейчас, зимой, но придет весна…

— Что будет с посевами? Они берут зерно в Зао!

— Проблема не в суеверии, а в глупом старике, что потакает выдумкам и не в силах справиться со своими подданными.

— А может, Ал Гур Эн как раз не глуп, а весьма умен и преследует собственные цели.

Нароа Ди’О задержал взгляд на руке Шилуа и тот смущенно отдернул ладонь от рога. Этот жеманный жест принадлежал прошлой, вернее, позапрошлой жизни, которая как раз походила на бесцельные круги вдоль золоченого ободка.

Прежние легкомысленные манеры вызывали у министров оторопь, подхваченные у северян простые жесты и выражения — возмущение. Шилуа почти не носил цветов клана, выбирая темные «рабские» оттенки, хотя у рабов не бывает атласных одежд с серебряным шитьем. Но даже это личное предпочтение вызывало у жителей Дон Хуа вопросы. Шилуа никак не мог встроиться в дворцовую жизнь заново, словно кусочек мозаики, что упал в воду, оброс известью и теперь не желает занимать предназначенного ему места. Следовало выработать какую-то совершенно новую линию поведения.

Рабы, слуги, жители города, придворные, министры, члены больших кланов смотрели на него. Что они видели? Чего ждали от бывшего почти-тиджи, приведшего в город суровых смуглых северян? На эти вопросы не было однозначного ответа. Шилуа и сам не слишком представлял, чего ждать от самого себя: совсем недавно он совершал вещи, на которые считал себя неспособным. А чего ждать и требовать от других, не представлял и подавно. В голове толклось слишком много мыслей, а в руках оказалось слишком много власти. Весь мир казался зыбким, не устоявшимся, как и эта самая власть. Она сейчас держалась лишь на инстинктивном преклонении перед силой. На обещании, данном старейшинами северных деревень: остаться в Дон Хуа до того момента, как на голову Шилуа наденут венец жрецы Четверых.

Наследники Мол’Эт, что находились в Цитадели, пришли чуть ли не на следующий день после битвы и официально отказались от своей очереди наследования в пользу Шилуа. Еще несколько похожих писем добралось до Дон Хуа к концу двулуния. Любопытно, отчего наследники не сделали этого раньше, при Тикаэле, тем самым укрепив его статус и, возможно, заслужив расположение и весомые подарки? Неужели боялись Шилуа больше, чем старшего братца-тирана?

— Как продвигаются поиски принцев? — Шилуа воспользовался паузой в обсуждении, и все головы повернулись к нему.

— Пока вестей нет, ваше высочество, — вздохнул чонхан Мор, пошлепав полными губами.

— Можно ли доверять тем, кого выбрали для поисков?

— Его ве… то есть, Тикаэла Мол’Эт лично отбирал кандидатов, и это действительно лучшие из лучших, — твердо сказал чонхан. — Но вы, разумеется, вправе послать дополнительный отряд, хотя людей у нас сейчас катастрофически мало.

— Непременно послать, — кивнул Шилуа. — Можете принять это как приказ к исполнению. Не дело, что в правящем клане бесследно пропадают дети, тем более, из королевской семьи.

Мор коротко поклонился, хоть не счел нужным скрыть недовольство. Интересно, насколько этот толстяк предан смещенному королю… Надо скорее сделать Тэя начальником Мора, но это совершенно невозможно до момента, когда на голове Шилуа окажется крылатый венец.

— Ваше высочество, — поднял руку Гане Ма’И, министр связи. — Мне тяжко это говорить, но если принцы не найдутся в очень скором времени, то перед нами встанет необходимость принять тяжелое решение… Нельзя вечно держать клан и страну в подвешенном состоянии. Ваши союзники не станут оберегать Цитадель вечно, и кому-нибудь может прийти мысль устроить не просто внутриклановый переворот, но сместить Мол’Эт!

— Помилуйте, Ма’И, больших кланов всего шесть, — вмешался Мор, — и мы знаем, что происходит в каждом из них! Они лояльны…

— Не будьте так самоуверенны.

— Никто не решается заключать серьезных торговых сделок, народ ждет твердого слова и с опаской смотрит на пустой трон, — поднялся ото Ли Че, главный казначей. — Будет ли у Око Кумэ новый король или нет? Вы согласитесь принять крылатый венец?

Шилуа сглотнул под их взглядами и заставил себя выпрямить спину.

— Да, если это нужно Око Кумэ.

Голос треснул в самом конце, едва слышно. Но все сделали вид, что не заметили. Гане Ма’И важно кивнул:

— Ваше высочество мудры. Но перед тем, как короновать нового короля, старый должен умереть.

— Что?! — распахнул глаза Шилуа.

— За свои преступления, — отчеканил Ли Че.

Немолодой уже казначей последние три двулуния перед битвой за Цитадель провел в тюрьме, окончательно поседев и едва не отдав там от холода душу Великой Матери. Как только утих бой, а Шилуа начал принимать посетителей, за помощью прибежала жена казначея и бросилась в ноги, умоляя отпустить ее ни в чем не виновного мужа. Она горько плакала, убеждая, что Ли Че пострадал по ложным обвинениям завистников, а Тикаэла далеко не всегда утруждал себя проверкой доносов. Это было очень похоже на братца… Новоназначенный им казначей покинул Дон Хуа во время сражения, нужно было, чтобы кто-то взял на себя эти обязанности. Шилуа без колебаний велел освободить старика Ли Че и вернуть ему должность.

Совет загудел, почти каждый желал высказаться или пожаловаться на обиду, причиненную Тикаэлой либо его прихвостнями.

— Он растратил неприкосновенный запас казны на свои прихоти, и теперь мы практически безоружны перед грядущими невзгодами, — продолжал Ли Че. — Молитесь Четверым, чтобы Они пощадили Око Кумэ, — министр сложил руки и глубоко вздохнул, промокнув рукавом глаза.

— Тогда нужно будет устроить суд, — сказал Шилуа.

— Верховный судья Тан, к сожалению, не пережил битвы. Нового еще не выбрали, половина законников в бегах, вторая половина не смеет принять сколько-нибудь важного решения… И вы же знаете этих крючкотворов, — закатил глаза чонхан Мор.

— А как же убийство принцев?! — воскликнул кто-то. — Лишь королю это было выгодно!

— Каждый день мы теряем не только время, но и союзников, — с нажимом сказал Гане Ма’И, хлопнув ладонью по столу.

— По поводу принцев ничего пока не доказано, — возразил Шилуа. — И нельзя просто взять и убить кого-то! — он тут же понял, как глупо это прозвучало в свете последних событий.

— Вы правы, ваше высочество, — неожиданно вступил Нароа Ди’О, до того молча наблюдавший за обсуждением. — Нужен суд, соблюдение законов и традиций, и не важно, сколько времени это займет. Мы не дикари.

Зал совета снова возмущенно загудел, огни на колоннах дрогнули, поползли пятнами.

— Не вы ли сами говорили, что здесь все ясно как день? — едко заметил кто-то.

— Колебаться сейчас — просто преступно! Непозволительная слабость!

Шилуа вспыхнул, встретился взглядом с министром земледелия.

— Я выступаю за суд, пусть и останусь в меньшинстве, — сказал тот твердо.

— Хорошо, — Шилуа глубоко вдохнул и побарабанил пальцами по столу.

— Если малышей не отыщут до конца двулуния, то… сделаем все необходимое, чтобы привести ситуацию к равновесию.

***

В серебряной глади подноса отражался потолок и кусочек полога кровати. Шилуа неподвижным взглядом смотрел на две половинки печенья, рассыпанные розоватые лепестки шану… и тонкую иглу, торчащую из сладкого теста. Счастье, что это печеньице он не стал запихивать в рот целиком, а решил откусить, растягивая удовольствие. Интересно, это привет от союзников заключенного в тюрьму короля или угроза от тех, кто уже успел разочароваться поведением тринадцатого наследника?

Служанка тихо плакала в углу, ее загривка касалось лезвие меча одного из Белых Стражей. Тэй ворвался в покои вихрем, одним движением смел со стола все блюда и чашки, оставшиеся от завтрака.

— В допросную ее! — прорычал Стражу, указывая на скорчившуюся женщину и повернулся к Шилуа: — Уже вызвали лекаря?

— Зачем? — поднял глаза тот.

— А вдруг там были еще? Вдруг ты… — Тэй побледнел, подскочил и, осторожно взяв Шилуа за плечи, оглядел его, словно пытаясь проникнуть взглядом вглубь. — Ты уверен, что не успел проглотить другую?

— Никто не может быть в таком уверен, — хихиканье вышло слабым, — и даже лекарь уже не спасет меня. Игла ползет там внутри, прямо к печени…

— Замолчи, — возмутился Тодо, — Как ты можешь дурачиться с такими вещами?!

— Да ладно тебе, — вздохнул Шилуа и аккуратно высвободился из его рук, отошел к окну и распахнул створку, впуская свежий морозный дух в натопленную комнату.

— Я буду лично контролировать твои покои, проверять каждую тряпку поломойки! И приносить тебе еду.

— Вот еще этим ты не занимался, — фыркнул Шилуа. — Да и толку нет, не можешь же ты постоянно меня пасти, словно овцу! Я сам должен защитить себя, и не мечом, а правильными решениями. И показать, что доверяю людям, не смотря на… это. — Он обернулся и взглянул на рассыпанные кушанья на ковре. — Всегда находятся люди, желающие королю смерти… Даже если он ещё не король.

— Я найду этого мерзавца, будь уверен, — проскрежетал Тэй, глядя на пол таким взглядом, словно намеревался спалить им крошки, ковер и камень под ними. — Найду и затолкаю ему в глотку сотню игл.

Шилуа передернуло.

— Думаешь, это мужчина? — спросил он. — Скорее уж, женщины имеют отношение к швейным иголкам. Какая-нибудь жена обиженного придворного. Может, ока королевы… Или сама королева.

Тодо покачал головой.

— Королева находится под неусыпной охраной в покоях и не общается ни с кем, кроме стражей. Нет, женщины предпочитают иные способы убийства. Гнусная тварь имеет член между ног, и это так же верно, как то, что я стою перед тобой. Поверь, я разбираюсь в таком.

Он поднял взгляд, Шилуа невольно отшатнулся. Такой, с узкими черными точками зрачков на светло-серых радужках, он был страшен. Тэй резко развернулся и вышел. Сквозь дверь донесся его голос, отдающий стражам приказы.

В шкафах лежали стопки одежд, которые успели сшить: и подбитые бархатом укороченные халаты по последней моде, для дворцовых покоев, и теплые плащи, чтобы выходить на улицу. О множестве перемен нижних одежд и говорить не стоило… А ведь Шилуа никого не просил все это шить. Должно быть, ото Ла распорядился с присущей ему предупредительностью. И самоволием: в тканях преобладал голубой и синий, на несколько тонов светлее, чем выбрал бы сам Шилуа. Он вынул короткий плащ мехом внутрь и накинул на плечи.

Под громкое эхо шагов конвоя поднялся по лестницам наверх, к самой крайней башне у левого водопада. Дальше охранники не пошли. С крыши открывался вид на остальные спускающиеся ярусами мраморные дуги, на всю Белую Цитадель. На нижних крышах виднелись следы пребывания птиц, хотя полноценными гнездами это назвать было нельзя. А вот Небесный выстроил свое на совесть: плотное кольцо выше человеческого роста.

Красавица встретила гостя приветливым воркованием, из-за ее бока показался птенец, хорошо отъевшийся и пушистый. У Шилуа дыхание перехватило, так он походил на Небесного в их первую встречу.

«Я был крупнее».

Пахнуло ветром, Небесный приземлился позади, Шилуа бросился к своей птице и зарылся лицом в мягкий упругий пух под сгибом крыла. Небесный ласково потерся о макушку Младшего, сводя на нет все утренние усилия служанки. Шилуа снял с растрепавшихся волос заколку и рассмеялся, по щекам потекли слезы, неожиданно для него самого. Небесный встревожился, принялся тут же копаться в воспоминаниях человека.

«Здешние люди не такие, как в Облачной Деревне. Играют изуродованными тоири. Им нравятся существа, у которых отняли память и волю?! Хотят убить Младшего. Давай улетим отсюда».

«Я не могу, Небесный. Какими бы они ни были, но это… моя стая».

Небесный был категорически не согласен, но зарождающийся спор прервало звонкое «Чон!» Красавицы: малыш, испугавшись отголоска сильных эмоций, едва не выпал из гнезда. Он скучал по матери с отцом, побаивался других тоири и людей, хотя был разумен. Шилуа ощущал подспудную тревогу и неуверенность Небесного, который, не имея собственных птенцов, стал главой семейства.

«Как думаешь, ваш отец вернется к нему?»

Тоири сверкнул золотыми глазами.

«Не может не вернуться! Это же его кровь и память! Птицы никогда не отказываются от своих птенцов!»

Сомнения Младшего вкупе с воспоминаниями о полете в ущелье у Ло До причинили Небесному боль. Он опустил голову. Шилуа погладил птицу по щеке, почесал под клювом.

— Как-нибудь мы справимся со всем этим. Вместе.

***

Вечером Шилуа приказал принести в покои доклады от западных кланов, те самые, которые Тикаэла счел выдумками. Свеча в зеркальной лампе давала яркий ровный свет. От убористых строчек веяло жутью, сухая манера, в которой неизвестный писец излагал факты, лишь добавляла беспокойства, углы спальни казались темнее обычного. К докладам были приложены даже рисунки: очень точные изображения выловленных из моря двухголовых рыб, скелеты нескольких тритонов, омерзительно подробно нарисованные язвы на чьей-то руке. Обугленная, наполовину съеденная туша овцы. В деревнях ближе к Степям появились айла, целыми полчищами бежали от берега в горы, подчищая на пути все мало-мальски съестное, и свирепо сражались своими крошечными каменными топориками со всеми, кто пытался им помешать. Даже опытные воины не могли противостоять множеству мелких тварей, острыми зубками буквально рвущих человека на куски.

И драконы… Ящеры не просто утащили свинью-другую, как изредка случалось раньше, а прилетели стаей и уничтожили несколько стад подчистую, а после — целый город! Похищали и людей… Описаний таких налетов в докладе было всего два, но это тревожило, учитывая то, что Шилуа знал о драконах от тоири.

Необходимо проверить, что происходит у западных границ. Но кого послать и как долго посланник будет добираться до берега Черного океана? Потом путь назад… А тамошние люди уже и так уверены, что помощи не дождутся. Со дня на день главы кланов объединятся и отколют кусок страны. Страдающий, разоренный, но все же плоть от плоти Око Кумэ. Нельзя разбрасываться землями, кромсать одеяние Богини Неба… Шилуа лег спать и проснулся с этими мыслями.

Рассвет едва брезжил, а в двери уже кто-то ломился.

— Что случилось? — спросил Шилуа, наскоро накинув халат на длинную ночную рубаху.

На пороге спальни стояли Нароа Ди’О, Тэй и смотритель дворцовых покоев Ла. В коридоре слышались и другие голоса.

— В нижний город пришли паломники, — взволнованно взмахивал рукавами Ла, — несколько десятков добрались и до нас. Я велел накормить их и отправить восвояси.

Шилуа расслабился. Всего лишь верующие, а не воины какого-нибудь отколовшегося клана…

— Отчего же такая паника? — зевнул он. — Какие паломники? Путь Света еще не скоро.

— Эти люди пришли не для поклонения Четверым, — тихо сказал Тодо. — Они желают лицезреть обещанное чудо… верхом на птице.

Шилуа подавился очередным зевком.

— Они хотят войти в Цитадель, — продолжал Ла, — и весьма… настырны. Солдаты перекрыли тракт и заперли ворота, послали гонца в Дон Хуа.

Все смотрели на ошарашенного Шилуа.

— Тогда… может… впустить их? — наконец, неуверенно спросил он. — Пусть войдут и увидят, что в птицах и их наездниках нет ничего необыкновенного.

— Ваше высочество, их интересует один-единственный наездник. И их слишком много… Тысячи, — сказал Нароа.

— Ты…сячи? — распахнул глаза Шилуа.

— Нельзя пускать фанатиков в Цитадель, — решительно вступил Тэй. — Я сейчас же пошлю подкрепление охранным отрядам.

Он коротко поклонился и вышел.

— Нужно успокоить людей в городе, — увещевательно проговорил Нароа. — Возможно, целесообразно дать пришедшим желаемое… Хотя бы показаться им.

— Нет, — Шилуа облизнул пересохшие губы. — Я не хочу, чтобы они создали себе какое-то новое божество. Четверо покарают и меня, и их за отступничество.

Нароа нахмурился, Ла вздохнул.

— Судя по всему, они уже его создали, — откашлявшись, сказал смотритель. — Над людскими умами никто не властен…

— Но должен быть! — гневно воскликнул Шилуа. — Кто, как не король, должен направлять мысли народа в верное русло? Я знаю, что надо делать, — он расправил плечи. — Совсем скоро праздник Весенних Огней. Я прилечу в нижний город и публично принесу жертвы Огненной Богине. Это подаст всем хороший пример.

— Ваше высочество мудры, — склонился Ла.

— Предупредите жрецов. И я напишу обращение к этим людям, — продолжал Шилуа. — Его зачитают на всех площадях. Нужно принять меры уже теперь, чтобы избежать беспорядков в мое отсутствие.

— Отсутствие? — встревожился Нароа.

— Я должен отправиться на запад и выяснить, что там происходит.

— Вы не можете покинуть Цитадель сейчас! — ахнул министр. — И такие вещи должны обсуждаться на совете!

— Если я еще не ношу венец, то отвечаю лишь за себя, — свел брови Шилуа. — А если все считают меня королем, значит, я имею власть поступать как хочу.

Нароа горестно сложил руки и опустил голову.

— Увы, ваше высочество, — сказал он после паузы. — Каков бы ни был ваш официальный статус, теперь всеобщее благополучие зиждется на вас. И если в вашем сердце есть хоть капля сострадания к истерзанному смутами народу…

— Но затем я и хочу лететь туда! — вспыхнул Шилуа. — Я должен понять, помочь. Я чувствую, там подсказка ко всему, что творится в мире. Не только там, но и по всему Око Кумэ, даже в Степях! Магия разрушается… — он махнул рукой, не находя слов.

— Возможно, — Нароа поджал губы и вздохнул. — Возможно, в масштабах мира творящееся в Степях и правда важнее происходящего здесь, в Цитадели. На все ваша воля, а я лишь ничтожный рендэ и не смею указывать будущему монарху.

Оставшись один, Шилуа сел в кресло у постели. Под спину попалось приготовленное серыми платье, он раздраженно отшвырнул его на пол и оперся локтями на колени, потер пальцами виски. Он снова разочаровал министра земледелия. Тэй тоже наверняка посчитает, что Шилуа выдумал несусветную и опасную глупость. Он больше не принадлежит сам себе. Он так много должен всем вокруг…

Мир за пределами спальни ослеплял белым, придворные скрывали глаза под повязками. Шилуа шел по галереям, щурясь, и жалел, что пренебрег такой предосторожностью.

В зале Совета шумели. Шилуа вошел и сразу понял: все уже в курсе. Он понимал причину и не мог всерьез обижаться на Ди’О. Но все же…

— Вы вправду думаете ехать на запад? — сразу взял буру за рога чонхан Мор. — Это же займет несколько двулуний!

— Я полечу на Небесном, — возразил Шилуа. — Нет толку в том, чтобы тащиться по снегу на ярнунах.

— Простите, ваше высочество, — склонился чонхан, — Я глуп. Но не представляю путешествие наследника без подобающего сопровождения.

— Вы хотите оставить Цитадель без правителя второй раз, — гневно воскликнул кто-то с дальнего конца стола. — Это чересчур!

— Строго говоря, правитель у нас есть, хоть и заключен в темницу, — медленно проговорил министр связи. Шилуа вспыхнул, глянул на Гане Ма’И, тот ответил ему дерзким взглядом. — Думаете, у него нет сочувствующих во дворце? Даже тут, в Совете? — неумолимо продолжал министр. — Я готов поставить свой титул на то, что стоит вам сделать шаг за пределы Цитадели, как этим немедленно воспользуются.

— А вы все готовы отдать береговые земли тамошним хито? — раздул ноздри Шилуа. — Притвориться, что ничего не происходит, и продолжать прятаться, как вэи под панцирем? Если нам лгут, то нужно пресечь мятеж. Если же говорят правду, то скоро эта тьма дойдет и до Белой Цитадели! В любом случае, действовать требуется сейчас.

— Позвольте сказать, ваше высочество, — негромко проговорил Нароа. — Я не думаю, что кто-либо дерзнет оспорить у вас трон, пока у стен Дон Хуа стоит толпа страстных фанатиков, ждущих вашего появления.

Шилуа удивился: с этой стороны он никак не ожидал помощи. Совет зашумел, Ра Хо, ответственный за снабжение Цитадели, потрясал свитком с подсчетами убытков, ведь многие из пришедших за чудом несчастных не имели ни гроша за душой, уповая на милость «спасителя» или ловко притворяясь таковыми. В любом случае, нужно было выделить часть запасов, чтобы к празднику Весенних Огней нижний город не завалили тела умерших от голода и холода…

— Вы же были против моей вылазки, — почти не разжимая губ, шепнул Шилуа министру земледелия.

Тот вздохнул, расправил на тощем животе вышитый зеленым пояс.

— Вас нелегко переубедить… Еще чуть — и вы настроили бы против себя слишком многих. Я счел необходимым сбавить напряжение, хотя лишь Великая Мать знает, чего это будет в итоге стоить.

***

Трое воинов в потрепанных голубых куртках стояли на коленях перед Шилуа, за ними тяжко отдувался после подъема по лестнице чонхан Мор. Шилуа невольно задумался о том, что пояс толстяку шили по отдельному заказу. Можно ли выткать кусок такой длины или швеи просто соединили два? Когда они вошли, Шилуа уже догадался, что услышит, поэтому мог позволить мыслям блуждать, где вздумается, в детской попытке отодвинуть неизбежное принятие тяжелого решения.

— …не явились на место сбора. Может, их убили, но мы не знаем наверняка, — говорящий поднял голову, облизнул потрескавшиеся от мороза губы и снова опустил взгляд в пол.

— И никаких следов принцев?

— Никаких, ото.

— Ты обращаешься к будущему королю, солдат, — прошипел Мор.

— Простите, ваше высочество, — покорно проговорил воин.

Было ясно, что он, как и его соратники, едва жив от усталости.

— Вы хорошо послужили Око Кумэ, — ласково сказал Шилуа. — Можете идти отдыхать и скажите в казначействе, что я приказываю дать вам по десять серебряных монет сверх жалованья.

Разведчики молча коснулись лбами пола и вышли. Мор удалился следом. Но не успела закрыться дверь, как слуга объявил:

— Ото Ме, писарь Совета!

Хрупкий длинноносый писарь робко вошел. В его руках был свиток с голубыми шнурками: это не могло являться ничем иным, кроме официального прошения Совета. У Шилуа похолодели пальцы, он долго не мог справиться с узелком. Среди голубых шнурков не было зеленого, не оставляя сомнений касаемо того, кто не скрепил документ печатью. Единственный рендэ Совета. Пробежав изящные строчки глазами, Шилуа провел по лицу ладонью — она была такой холодной, что казалась чужой.

Совет обязуется поддерживать теперешнее положение вещей на время отсутствия тринадцатого наследника. Тот может отправиться в путешествие на Запад при условии, что вернется в установленный срок и… при условии, что еще до отлета в Око Кумэ останется лишь один претендент на престол.

Ночью Шилуа не сомкнул глаз. Сперва ходил от одной стены до другой при свете лампы, потом, после того, как выгорела свеча, в сером мареве поднявшихся лун. Когда устали ноги, лег в постель, не раздеваясь, лишь развязал пояс. Больше всего хотелось пойти в храм Великой Матери Неба, встать у алтаря и повторять слова молитв, пока не онемеют от твердости мраморного пола колени. Но нужно было сделать это сразу — тогда его визит в храм расценили бы как благородное желание обрести благодать Матери и помолиться за душу казнимого. Теперь же, среди ночи, это будет смотреться трусостью и неуверенностью. Шилуа принес жертвы в ритуальной вазочке хои и теперь, лежа в кровати, бесконечно трогал кончики пальцев Матери, лежащие на его плечах. Линии шрамов ощущались прилипшими к коже дохлыми червями.

Можно было спуститься на этаж ниже, туда, где обитали северяне — он давно не говорил ни с кем из Ун Джум Тао. Там бы приняли его с радостью, можно было бы скоротать время за беседой, отдохнуть от придворного этикета и вымученных улыбок. Спросить, как деревенским живется во дворце, есть ли вести из-за хребта, благополучно ли добрались тоири с припасами… Хотя если бы что-то пошло не так, то он бы уже знал. Сейчас у северян все хорошо, а «не так» как раз-таки у него, Шилуа. Наверное, они не поняли бы его метаний и не поддержали решения, но с другой стороны — этим решением он приближает день их отлета домой. Как только хито принесут ему клятвы, жители Облачной Деревни смогут лететь к родным и близким. А Шилуа останется.

Утром он позволил двум слугам облачить себя в темно-синее строгое платье. Те успели привыкнуть, что половину работы он делает сам, и потому поначалу вышла заминка. Но казалось, обрадовались, что ото наконец-то вспомнил о манерах и не мешает одевальщикам выполнять свою работу. Белый пояс туго сдавил ребра, узел волос стянула серебряная лента. Служанка принесла и ларец с драгоценностями, но Шилуа мотнул головой. Подумав, вынул из ушей даже деревянные шарики из скорлупы ореха, сложил их рядом с другими безделушками. Рука задержалась над шкатулкой на миг… и малодушно вынула из нее скрывающую глаза повязку от солнца.

Утес Доверия, Джичин Но Ива на старом кумэи, возвышался над пустым ущельем на треть обо*. Наверх вел долгий путь, который по традиции предстояло пройти пешком. Первыми по тропе поднимались Белые Стражи, затем конвой, окружающий Тикаэлу. За ними — все сопровождающие, включая Шилуа, и вновь замыкавшие процессию Стражи. Несмотря на то, что та двигалась медленно, чонхан Мор запыхался, не достигнув и четверти тропы. Слуги поддерживали толстяка под руки, он упрямо шел вперед. Шилуа старался смотреть куда угодно, кроме как на спину осужденного, но помимо воли вновь и вновь взгляд возвращался к ней. Черные волосы короля спадали едва не до пят, острым клином разрубая белый прямоугольник длинных одежд из простой ткани. Рук не было видно: их сковали спереди. Наконец, тропа сделала финальный скачок и вывела на плоскую серую вершину Джичин Но Ива. Здесь трудно дышалось уже всем. Лицо Нароа Ди’О приобрело сероватый оттенок, он так нервно стискивал руки, словно это его собирались осудить на смерть.

Писарь Совета, откашлявшись, развернул свиток и начал зачитывать обвинения. Шилуа не вслушивался: документ, который он подписал, и так врезался в память глубже, чем нужно. Растрата казны, оскорбление Белых Стражей, притеснения благородных семей, убийство принцев-наследников… С другого края площадки слышались сдавленные всхлипывания: там стояла молодая жена Тикаэлы с двумя служанками. Шилуа без стеснения рассматривал ее, пользуясь тем, что повязка скрывала, куда направлен его взгляд. Девушка была худой и высокой — под стать супругу. Зеленый с сиреневым наряд, неуместно помпезный, совершенно ей не шел. Интересно, что она оплакивает? Потерю своего положения или все-таки мужа? Неужто он способен внушить кому-то любовь? Шилуа посмотрел на старшего брата. Тот таращился прямо перед собой — в близкую бездну, синеющую за краем скалы, потом, словно ощутив взгляд, посмотрел в ответ и больше не отводил глаз. Кровь бросилась к щекам Шилуа, повязка не скрыла этого. Разве если бы он надел ту, что используют в бою… Все в обреченном короле казалось острым: пряди волос, локти уже освобожденных от цепей, сложенных на груди рук, подбородок, нос и обтянутые кожей скулы. Губы Тикаэлы едва заметно шевелились. Шилуа опустил голову, рассматривая собственные следы. Совершенно не хотелось знать, что за беззвучные слова, не долетая до него, падают на снег.

Раньше люди думали, Утес Доверия назывался так потому, что приговоренный к смерти хито должен был шагнуть в бездну сам, словно бы по своей воле. Палач за спиной не в счет. Однако птицы знали истину. Теперь ее знал и Шилуа, и все остальные. Приговоренный человек и правда должен самостоятельно сделать шаг, не только, чтобы спастись от бесчестной смерти труса, но и в надежде, что в падении его подхватит птица — ведь тоири видят сердца куда глубже и могут судить о своих бескрылых братьях точнее, чем сами люди… И, в отличии от них, неспособны лгать. В древности со спасенного птицей человека снимались все обвинения.

У Тикаэлы не будет такого шанса.

Писарь, наконец, кончил читать. На край утеса вышел палач в темно-синем, траурном цвете клана Мол’Эт. Неспешно вынул меч… А Тикаэла все смотрел на Шилуа, словно стараясь то ли вобрать в себя нечто, то ли напротив, безмолвно передать что-то свое. Светлые губы вновь разомкнулись, и он тихо, но отчетливо произнес:

— Никому не верь безоглядно. Некоторые люди вовсе не те, за кого себя выдают.

Истеричный смех поднялся и застрял где-то в горле, Шилуа кашлянул, но сумел сдержаться. Тикаэла отвел взгляд, сжал губы в линию, сделал семь ровных шагов до края и восьмой.

Шилуа услышал свое дыхание в абсолютной тиши, внезапно накрывшей утес. Палач глянул вниз, кивнул и сунул не пригодившийся меч в ножны. Можно было возвращаться. Шилуа подошел к кромке скалы, палач предусмотрительно придержал его за плечо. Там, на дне, все было белым. Шуи-чен покрывали нижние отроги утеса, терялись в тумане. Белое на белом не видно, а яркую кровь вберет снег.

Кого же имел в виду брат, расщедрившийся на последнее наставление перед смертью? Нароа?

***

Гау сидел в библиотеке, не на резной скамье, что располагались вдоль столов, а в покойном кресле, которое, вероятно, принесли сюда специально для него. На столе высилась груда свитков и книг, по другую ее сторону что-то сосредоточенно писал Лун. Шилуа давно его не видел. Лекарь теперь сделал прическу по моде Дон Хуа, собрав волосы в аккуратный пучок, обернутый золотой лентой-заколкой. Свободные от косиц вьющиеся пряди, лежащие на плечах и столе, блестели, отражая свет лампы. Лекарь поднял глаза, увидел Шилуа, в первый миг недовольно поджал губы, но тотчас овладел собой, встал и учтиво поклонился. Тоже по обычаю Дон Хуа. Гау обернулся, приветливо кивнул.

— Как твоя спина? — спросил Шилуа, присаживаясь на скамью. 

Длинные пышные полы одежд никак не желали укладываться на слишком простое и гладкое сидение, шуршали бесконечно, соскальзывая слой за слоем. Шилуа раздраженно перехватил рукав рукой, дернул и прижал локтем. Гау наблюдал за ним с улыбкой, в которой, впрочем, не было ехидства, скорее, толика жалости.

— Я готов к путешествию, как и Дикарь. Мы оба желаем разузнать о причине наших бед и побыстрее вернуться к семье. 

Шилуа улыбнулся.

— Волнуешься за Жэнь Ян? Уверен, она отлично справляется.

Старейшина усмехнулся и вздохнул.

— Не волнуюсь. Я скучаю. Мы никогда не расставались так надолго.

— Кого еще ты возьмешь с нами? 

— Дин, — ответил Гау. — Чор останется здесь за главного, ему не впервой. А Лун… 

— Мне нужно еще многое успеть переписать, — перебил его племянник, выглянув из-за кучи книг. — Каждый потерянный жи — это потерянные знания.

— Ты мог бы приказать скопировать нужные тебе тексты писарям, — озадаченно поднял брови Шилуа. — Для этого они и дежурят в библиотеке.

— Мне нужно не просто копировать все подряд, а понимать и выжимать лишнюю воду, — Лун раздраженно отбросил волосы за спину и снова взял самописное перышко. 

Шилуа решил не спорить. Они разговаривали напрямую впервые со дня последней перемены повязок. Не стоит делать без того натянутые отношения еще хуже.

— Тэй тоже остается, — сам не зная, зачем, сказал Шилуа и поднялся, возможно, излишне торопливо. — Тогда встретимся на рассвете, Гау.

В спальне его уже ждал страж. Стоило войти, как он порывисто шагнул навстречу, Шилуа скрипнул зубами, оказавшись притиснутым к острым клепкам белого доспеха. Впрочем, Тодо тут же разжал хватку.

— Я вернусь всего через несколько дней, не успеешь соскучиться.

Тэй смотрел ему в лицо словно лежащему на смертном одре. Это и смешило и пугало. Но не годилось показывать ни того, ни другого. Шилуа улыбнулся, положил руки стражу на плечи. Это давало иллюзию контроля над близостью объятий, хотя ясно: пожелай Тодо сделать… да что угодно, Шилуа не сможет противопоставить ему ничего, несмотря на все тренировки. Он старался не задерживаться на этой мысли. 

Тэй покачал головой, взял его лицо в ладони и коснулся губами лба. Затем вынул из кармана на поясе сверток и осторожно развернул. Сначала показалось, что это браслет, но затем Шилуа разглядел петли. Перчатка? Вещица была увесистой и приспособление сверху выглядело не украшением, а механизмом. Тэй расщелкнул крохотные тонкие дуги. Получился арбалет, больше похожий на хрупкую детскую игрушку. Три петельки с боков “браслета” содержали в себе тонкие болты из какого-то незнакомого материала. Камень? Металл? Шилуа осторожно потрогал одно острие. 

— Я хочу, чтобы ты надел ее на руку сейчас и не снимал, пока не вернешься. Я покажу, как пользоваться. Можно стрелять прямо сквозь рукав с десяти-пятнадцати шагов. Доспех выстрел не пробьет, но голое тело — да, а болт вернется в ложе.

— Но как это возможно? — вскинул глаза Шилуа. 

— Я не знаю, как это сделано, — нехотя выдавил Тэй. — Знаю лишь, как этим убивать. Смотри, предохранитель снимается вот так. Надави. Потом наведи на цель и сожми кулак. Запасные стрелы нужны на случай, если ты их обронишь, возвращается лишь та, которой выстрелили.

Тэй взял Шилуа за запястье, задрал пышный рукав, надел петли на пальцы и застегнул кожаные ремешки. Шилуа довольно долго молчал от удивления. Он всю жизнь считал, что магию используют лишь в Степях и Карране. Его учили: волшба — путь к безумию и смерти. Ладно еще северяне, но… Белый Страж?!

— Окуда у тебя такое? Как оно вообще называется?

— Долгая история, — отвел глаза Тэй. — Арбалет принадлежал моей матери, до нее — деду. Можно назвать семейной реликвией, — криво усмехнулся он. 

Еще непонятнее. Шилуа поднял руку, рассматривая приспособление. В тонких детальках была строгая красота, холодная, выверенная, без излишеств. На ремешках виднелись вытертые полоски: перестегивая арбалет на руку Шилуа, Тэй сдвинул дырочки туже.

— Не показывай никому без самой крайней нужды, — добавил Тэй тихо. — Возвращайся скорее.

И снова притянул его к себе, на этот раз не ограничившись целомудренным поцелуем в лоб. Шилуа уже научился отвечать, размеренно двигая губами. Тэй держал его за талию осторожно, более не предпринимая попыток крепче прижаться, как в тот первый раз. Шея заныла от неудобной позы, Шилуа шумно втянул воздух носом, и страж сразу оторвался, провел чуть колючей щекой по его щеке.

— Прости. Каждый раз чудится, что я сейчас проснусь, и… Мне тяжело отпускать тебя.

— Я никуда не денусь, честное слово. Спасибо за это, — Шилуа указал на руку с перчаткой. — Впрочем, надеюсь, мне не придется ни в кого стрелять. К тому же у Гау есть волшебный амулет, если понадобится, мы мигом окажемся в Дон Хуа.