Горы запада были ниже, вовсю сгоняли с себя последний тусклый снег и украшали склоны цветами: весна уже пришла сюда, а до столицы доберется не раньше, чем через пару двулуний. Воздух был не колко-холодным, а густым, влажным, с привкусом трав и соли. Где-то за буро-зелеными вершинами расстилался невидимый океан, которого Шилуа еще ни разу не видел. Когда гладь воды раскрылась до горизонта, он обомлел. Сине-зеленая полоса показалась стеной, но через миг глаза привыкли, стена рухнула плашмя, ослепительно сверкающая и безграничная. Взгляд шарил по текучим теням облаков и бликам волн, пытаясь зацепиться хоть за что-то, мозг отказывался вмещать саму возможность такого простора. Тоири тоже чувствовал себя неуютно. Его память подсказывала: где-то вдали есть еще земля, но мысль о том, чтобы лететь к ней через море ужасала его так же, как Младшего. Вероятно, потому, что тоири не умеют плавать…

«А ты умеешь, Младший?» — насмешка была незлой.

«Меня учили в детстве, в бассейне в садах. Но проверять, помню ли я науку, что-то не хочется».

Дикарь резко упал вниз, чиркнул кончиком крыла по воде, окатив брызгами седока. До Небесного с Шилуа донесся его веселый крик и смех Гау. Горбатая тоже снизилась, но повторять подвиг вожака не решилась. Отражения больших птиц шли рябью в волнах. Летуны обогнули мыс и увидели обитель клана Ула Бо, самого крупного на западе. Воду здесь покрывали лепестки парусов, сгущаясь в сплошную пеструю полосу у берега. Дворец спускался к городу ярусами. Немного похоже на Белую Цитадель, но, в отличие от нее, белого тут не было совсем. Дом Ула Бо поражал обилием ярких красок. Казалось, каждый камешек в стене разнился оттенком с соседями, и все это покрывала пышная цветущая зелень, что росла в огромных каменных горшках. Город, раскинувшийся внизу, походил на продолжение дворца обилием растительности и разноцветных крыш.

Шилуа опасался, что в них станут стрелять, но обошлось: видно, вести уже добрались до здешних хито, и они взирали на степенно приземляющихся тоири хоть и с опасливым изумлением, но без панического ужаса. Птицы выбрали широкую полукруглую террасу, вымощенную ярким узором. По краю ее шелестели веерообразными листьями незнакомые деревья.

«У них вкусные ягоды. Жаль, созревают лишь осенью».

Шилуа ощущал голод Небесного, но сейчас следовало сосредоточиться на хозяевах дворца, появившихся в выходящей на террасу галерее. Кто знает, как они расценят визит… Может, уже разделили меж собой земли, и вмешательство Мол’Эт им сдалось, как дрохх — циеновый венок.

Ула Бо были изумлены не столько легендарными птицами и представителями неведомого им прежде древнего клана, сколько тем, что кто-то из столицы явился с целью разобраться в происходящем. И не просто кто-то, но некоронованный король Око Кумэ. Уверившись в том, что глаза не обманывают его, Ран Ула Бо — крепкий седобородый мужчина — тотчас приказал слугам разослать гонцов к соседям, а также выставить на столы лучшие кушанья и всячески ублаготворить невероятных гостей.

— Сотни тысяч локтей полета вам и вашим спутникам, ваше высочество, — глава Ула Бо встал на колени и коснулся губами полы дорожного плаща Шилуа.

— Мы благодарны за теплую встречу, — склонил голову Шилуа, — прошу, прикажите накормить наших крылатых братьев и сестру.

Ран покосился ему за спину с благоговением и смущенно спросил:

— Что подать птицам? Зерна?..

— Тоири всеядны, но предпочитают мясо, — вступил Гау. — Откормленного буру или двух кабанов в день на каждого будет достаточно, еще десяток огэ овощей и много пресной воды.

Распорядитель дворца Ула Бо, стоявший тут же, понятливо кивнул и убежал раздавать приказания.

Еще не дойдя до тронного зала, Шилуа вспотел. Северные одежды не годились для теплого климата побережья. Хорошо, что он взял с собой более легкую перемену. Вещи были строго официальных голубых оттенков: прежде всего необходимо поддержать пошатнувшийся авторитет клана Мол’Эт. Долго еще не придется надевать чего-то иного…

Закат залил море оранжевым огнем, острые, похожие на плавники паруса кораблей и лодок казались черно-алыми в свете заходящего солнца. Шилуа смотрел из окна покоев и не мог насмотреться. Море дышало как странное живое зеркало. Жаль, в этот раз не будет времени спуститься и потрогать эту воду рукой. Говорили, она такая соленая, что щиплет глаза. Интересно, почему тогда рыба, выловленная из моря, нуждается в дополнительной засолке?

За ужином царило веселье. Младшие отпрыски клана Ула Бо не сдерживали любопытства, а Гау и Дин охотно общались с детьми, рассказывали и про птиц, и про то, как живут дети за хребтом Ченао. Говорили и о сражении за Цитадель.

Шилуа не очень-то представлял, в чем удовольствие от общения с несмышленышами, но видел, как его испытывают другие. Когда-нибудь и он научится, ведь рано или поздно у всех появляются дети. Даже если не постигнет искусства радоваться этим разговорам, то хотя бы станет делать убедительный вид, в отличие от собственного отца, который не снисходил и до этого. Но пока Шилуа не решался сам начать разговор, а малыши робели его статуса почти-правителя и близко не подходили. К тому же постоянно приходилось следить за левым рукавом, чтобы не показывать волшебной перчатки. Зато можно было, не отвлекаясь, отдать должное кольцам жаренных в масле блинчиков, начиненных невероятно ароматными кусочками морских тварей.

Когда детей увели, а стол очистили от яств, среди оставшихся хито на какое-то время воцарилось недоверчивое молчание. Беседа началась сызнова, но куда менее оживленная. Прибывшие представители других двух кланов побережья проявляли куда меньше энтузиазма, чем Ула Бо. Однако понемногу лица становились светлее. Недоверие сменялось надеждой. Когда Шилуа упомянул детали из прочитанных докладов, то увидел улыбку старшего сына Ула Бо. Наверное, он помогал писать то обращение.

— Если бы мы сами знали о причинах происходящего, то сказали бы вам, — говорил ото Ран. — Но все, что мы имеем, это лишь последствия. От степных рыбаков доходят слухи. С побережья Ралбоннда, которое поразила та же беда. Не смотрите на меня так, ваше высочество, — вздернул голову глава клана, — я не казню своих подданных за дружбу со степняками. Открытое море всех превращает в друзей, ибо люди борются против стихии!

— Вы неверно истолковали мой взгляд, — слегка улыбнулся Шилуа. — Это не осуждение, а скорбь по тому, что доводится переносить народу в эти смутные времена. Я бы не стал диктовать вам, как управляться со своими людьми, если это не попирает законов Око Кумэ: ведь со Степями официально подписан мир. И вы правы, в борьбе против общей беды лучшее решение — сплотиться.

— Я пошлю с вами своего сына, Зэра, — склонил голову глава Ула Бо. — Он сам ездил по пораженным местам, он же рисовал рисунки для докладов и покажет вам все.

Ночью Шилуа слышал глухой шум. В тиши уснувшего города волны бились о скалы. Это походило на пульс колоссального сердца, бившегося даже до того, как на землю пришли Древние.

***

Зэра Ран Ула Бо сидел за спиной Дин. Он был выше нее, хотя уже чуть ли не в половину: сущая щепка. Волосы парень заплетать не стал, не зная, что после полета придется долго разбирать колтуны, и теперь пряди летели позади, как темный флаг. Всадники держали курс на северо-восток, и помалу аккуратные узоры засеянных полей то тут, то там засерели проплешинами. Покинутые деревни бросались в глаза неестественной для весенней поры неподвижностью; зелень из покинутых садов выплеснулась на пустые дороги. Когда миновали очередную гряду, Зэра указал вправо, и Шилуа увидел город. Вернее, то, что от него осталось. Сожженные дотла остовы домов, оплывшие от невыносимого жара стены храма… русло реки, перечеркнутое баржей днищем вверх, заваленное бревнами, которые она, видимо, везла. Мутная беспокойная вода теперь текла в обход, разбив ограды и выворотив камни из улиц.

А потом они увидели дракона. Шилуа тихо ахнул. Тут было не так, как с доспехом Древней. Тот не получалось охватить единым взором, потому он не вмещался и в мысли, казался нереальным. Дракон лежал перед ними целиком, от рогов до кончика хвоста, лишь откинутая лапа тонула в поднимающейся вечерней мгле. И от этого чудовище казалось страшнее. Живее. Вот-вот зарычит и встанет, затрещат иссохшие ребра, в пасти заалеет смертоносное жерло…

Тварь была мертва давно, стервятники успели снять с костей большую часть плоти, оставив лишь колышущиеся на ветру паруса темной кожи. Рогатая голова с распахнутыми челюстями внушала трепет своими размерами: не на всякую телегу можно было бы ее погрузить. Обеспокоенные тоири сели поодаль от трупа, но запах разложения долетал и туда.

— Жители Сюэна защищались храбро, — тихо сказал Зэра, глянул на дракона и сделал жест для отвода зла. — Тварей было несколько… удалось убить лишь эту. Город это не спасло: до нас добралось едва ли три десятка выживших.

Шилуа с жадным любопытством рассматривал тело, раскинувшееся поперек бывшего тракта; обвисшую на длинных костях крыльев гнилую кожу, похожую на разлезшееся вязание. Вопреки всему хотелось подойти и взять в руки хоть чешуйку, просто чтобы осознать, что это — реальность. До сего дня драконы существовали лишь в сказаниях.

«Я же показывал тебе прошлое!»

«Это не то, что видеть самому».

«Люди ничему не верят, пока не потрогают руками… Здесь все отравлено огнем ящеров. Так воняет, что еда просится наружу».

— Сколько же городов сожжено? — спросил Гау.

— Только Сюэн. Еще два крупных селения ближе к югу полностью опустели, как будто жители испарились или ушли куда-то… точно таких же деревень — семь. Еще одна, почти на границе, поражена болезнью, от которой наши лекари не знают лечения. Мор словно пришел из-под земли. Дороги туда перекрыты, и мы уже не знаем, остался ли в живых хоть кто-то.

Дин резко повернулась в сторону, куда утекала река, сощурила глаза.

— Там лежит Древний.

— Да, — кивнул Зэра. — Недалеко отсюда. Но все было тихо много сотен лет, вблизи даже есть селение на отроге Цан.

— Что-то изменилось, — сказала Дин дрогнувшим голосом. — Я не знаю. Но… Я чувствую. Мне…

Она внезапно пошатнулась и присела на корточки, Зэра кинулся к ней прежде всех, поддержал и помог опуститься на землю. Обеспокоенный Гау подошел, хромая, и протянул побледневшей племяннице бурдюк с водой.

— Мы должны лететь, — сказал он. — Дин принадлежит нашей Древней, близость другого может повлиять непредсказуемо!

Шилуа прислушался к себе. Он ведь тоже летал с Дин за адиантом. Но внутри, вроде, ничего не екало, не холодило загривок никакое предчувствие, только в животе сладко теплел остаток выпитого утром медового отвара. Может, для крепкой связи с мертвым Древним одного визита недостаточно? В таком случае Шилуа готов был пасть ниц перед Матерью-Небом в благодарность, что побывал в том страшном месте всего однажды.

Ветер изменил направление, поднял речной туман. Зэра помог Дин сесть в седло, хотя сам с трудом сумел вновь забраться на большую птицу. Горбатая явно беспокоилась за бескрылую сестру и все время оглядывалась, не облегчая всадникам задачи. Назад летели над зубчатыми темными скалами, что разделяли широкий простор прибрежной долины и остальную часть Око Кумэ. В душе у всех поселилась тревога. Зэра придерживал Дин, которая лежала в седле, безвольно опустив руки. Было странно и тоскливо видеть ее слабой.

Новый порыв холодного ветра пришел откуда-то снизу, из узких ущелий, словно вырубленных гигантскими когтями. Небесный хлопнул крыльями, выравнивая полет, и раздраженно мотнул головой. Темные отроги обвили серые плети мглы, солнце укололось о черный зуб и кануло, погаснув. Тоири инстинктивно сблизились, крыло Небесного почти касалось крыла Дикаря.

Гау сдвинул маску на лоб и что-то крикнул. Слова унес ветер, но Шилуа уже и сам услышал странный звук, вскинул взгляд к наползающим с юга тучам. Показалось, там, в брюхе надвигающейся грозы, что-то шевельнулось…

«Ящеры!!!»

У Шилуа встали дыбом волосы, резким морозом продрало по хребту. Он успел услышать еще один крик Гау, заметить силуэт наверху: узкий и длинный, словно летящее копье. Яркий свет ударил в глаза, Небесный испуганно вскрикнул, Шилуа сжался, зарылся в его спину лицом… Его мотнуло, по шлему и наручам застучали частые градинки снега.

Ярко-оранжевый свет покрывал сугроб, а сразу за ним — округлый край белой крыши. Только в Дон Хуа был такой мрамор. Резко обернувшись, Шилуа увидел за спиной безмятежно-закатное небо и расстилающуюся далеко внизу долину. В городе уже зажглись первые огоньки. Рядом хлопали крыльями Дикарь и Горбатая.

«Гау открыл нам Врата. Мне было страшно, но Дикарь приказал лететь за ним».

Шилуа, все еще оглушенный, отстегнулся и сполз на крышу. Все-таки магия бывает полезной… Очень-очень полезной… В Небесном ощущалось желание как можно скорее оказаться в родном гнезде, рядом с Красавицей и птенцом, что немало смущало тоири.

«Лети, брат, — улыбнулся Шилуа. — Все в порядке, мы оба дома».

А вот Дин, по-видимому, была оглушена не образно, а по-настоящему: опасаясь уронить ее с седла, Зэра звал на помощь; Горбатая переступала лапами и тревожно чирикала. Гау с небывалой прытью спешился и стал успокаивать птицу, вмешался и Небесный. Горбатая паниковала и неизвестно, чем бы кончилось, но тут Дин, наконец, перестала безвольно висеть в руках сына Ула Бо и очнулась.

— Живо лапы убрал, южанин!

Шилуа расхохотался, Гау с облегчением присоединился к нему. Зэра смутился, не зная, куда деть руки, прижал их к груди и растерянно смотрел то на веселящихся внизу, то на разъяренную горную кошку рядом с собой. Дин лихо съехала по крылу; проходя мимо дядюшки, шутливо толкнула его в плечо и ухмыльнулась. Шилуа окончательно успокоился. Пора было спускаться во дворец и осмысливать все произошедшее. И отправить весточку клану Ула Бо, а то еще подумают, что их наследника умышленно похитили, и тогда прости-прощай едва обретенная лояльность.

Интересно, насколько быстро летают драконы?

***

— Скажи, как ты управляешь людьми? Как можно ими управлять без того, чтобы наказывать?!

Гау сидел на постели в своих покоях с чашей медового взвара в руках и наблюдал за Шилуа, который метался от стены к стене. Он не пытался успокоиться. Он не хотел, будь все проклято, успокаиваться! Напротив, дать волю гневу и приказать повесить этих чванных, тупых и жадных вельмож, которые, не иначе, как по недосмотру Великой Матери все еще принадлежали к великому правящему клану и Совету!

Разбуженный посреди ночи старейшина не пытался утихомирить гостя и не возмущался его появлению. Просто сидел, грел ладони о принесенную слугой чашу и наблюдал. А Шилуа даже стыдно не было: все чувства поглотила злость. Наконец, он остановился, топнул ногой и повторил:

— Как?!

Гау вздохнул, покачал головой.

— Если ты ждешь, что я открою тебе какой-то великий секрет, то ошибаешься. Каждый правитель рано или поздно сталкивается с трудностями, которые и не снились простым людям. Решения, что ты принимаешь…

— Я спросил не об этом! — прорычал Шилуа.

— Думаешь, мне не хочется порой сбросить какого-нибудь зарвавшегося купчишку со скалы? — прищурился Гау. — Я не делаю этого по двум причинам: на его место придет другой, возможно, куда злее, и мне вновь придется тратить время — узнавать слабые места и хитрые трюки. И у каждого из них есть близкие, которые обратились бы против меня и моей семьи. Таким образом, я избегаю лишних проблем. Не только трудолюбие, но и лень порой может быть полезной, — улыбнулся Гау.

Шилуа застонал и прижал ладони к пылающему лицу.

— Но наказание — это урок для остальных!

— Если ты уверен, то зачем пришел?

— Неужели за все время правления ты ни разу никого не казнил?!

Старейшина нахмурил брови, опустил взгляд.

— Однажды один проклятый всеми силами неба и земли несчастный умыкнул со двора на скале ремесленников маленькую девочку…

— Не продолжай, — взмолился Шилуа, подошел и сел на кровать рядом с ним.

Тихо потрескивал фитиль в лампе, расписанной бегущими цветными котами.

— Но мы всего лишь старейшины небольшой деревни, а ты пытаешься править королевством, — мягко сказал Гау, приподнялся и накинул Шилуа на плечи теплое покрывало. Из-под одеяла показалась культя, похожая на голову лысого младенца.

Легче не стало. Понятнее — тоже. Но злоба почти улеглась, сворачиваясь темными кольцами.

— Расскажи, что случилось на вашем Совете? — спросил старейшина и протянул ополовиненную чашу с отваром.

Слишком сладко — до горечи, но Шилуа осушил ее до дна.

Он ждал, что после полета на берег все сразу станет ясно, однако в итоге лишь появились новые вопросы. Дин сказала, нечто изменилось, нечто, связанное с Древними, и не было причин не верить ей. Возможно, перепады погоды тоже имеют отношение к происходящему, и точно имеют — сбои в магии. Хвала Четверым, последнее для Око Кумэ не особенно опасно, и даже (да простят Ал’Рей) выгодно. Потому что ослабевшие заклятья делают уязвимым близкого недруга — Ралбоннд, чьи боевые маги являются главной военной мощью Степей. Но вот драконы… почему они повадились бесчинствовать там, где их не видали много лет? Выели все на своих обычных охотничьих угодьях? Что же, с этой проблемой еще можно было как-то сладить. Грубая сила против грубой силы.

— Нужно заготовить большие баллисты, подобные тем, что строили здесь. Только не из дерева, а из металла, так как ящеры дышат огнем. Установить их в каждой крепости, на каждом удобном отроге западных долин. У нас ведь есть военные инженеры? Пусть займутся. Велеть всем замкам и большим домам заготовить запас воды на случай пожара. И главное — иметь план того, как спасти максимальное количество людей.

Когда Шилуа замолк, то ощутил всей кожей сгустившуюся тишину. Совет смотрел на него тремя десятками глаз. Шилуа прочистил горло и продолжил:

— Нужно решить, какие провинции поделятся с пострадавшими, и что может дать казна. Требуется срочно восстановить Сюэн и оснастить его армией и оружием как передний край обороны.

— Ваше… высочество, — наконец, подал голос главный казначей. — Казна находится в плачевном состоянии, у нас просто нет таких возможностей!

— Однако на праздник коронации уже выделена куча золота! — поднял бровь Шилуа. — И это вовсе не обязательно.

— Вы не можете подать на стол лепешки и воду из реки, это статус клана! — возмутился Мор.

— Прикажите принести все документы из казначейства, — не слушая его, сказал Шилуа. — До этого я лишь слышал от вас о хищениях, но хочу сам оценить ущерб.

Ли Че хихикнул, прикрыв рукавом рот.

— Ваше рвение похвально, однако управляться с деньгами и счетами учатся годами. Вы ничего там не поймете.

— И все же я попробую, — Шилуа начинал сердиться. — Если уж сумел разобраться в письменах тоири, то в книгах с цифрами подавно разберусь! Возьму из ваших подчиненных кого потолковее…

Ли Че окинул глазами Совет, так проворно, что Шилуа не успел заметить, кто встречался с ним взглядами.

— Ладно… хорошо, — сказал казначей. — Сколько вам требуется? Назовите сумму и вы ее получите.

У Шилуа пропал дар речи.

— Мне?! — наконец, просипел он. — Сколько нужно мне?!

Он обвел сидящих взглядом, словно видел впервые. Вскочил, прошелся за их спинами, слушая тихий тревожный шепот. В голове медленно и неохотно вставали на место части головоломки.

Наследник остановился у крайнего кресла, ткнул в сухонького мужчину в алом халате:

— Вы! Министр по делам иноземцев, так?

Мужчина вскочил и поспешно склонился:

— Да, Ваше Высочество!

— В совете дяди ваше место занимал ото Рани. Кто вас назначил? — Министр поднял голову, испуганно глядя на Шилуа. — Тикаэла?

— Н-нет, наследник.

— Тогда кто?!

— Позвольте, ва… — вступил Ли Че.

— Не позволю! — рявкнул Шилуа. — Совет окончен!

Министр по делам иноземцев умолк, лицо покраснело, не понять, от страха или гнева. Шилуа собрал остатки самообладания и, повернувшись, молча покинул зал Совета.

— Понимаешь, что получается? — с усталой злостью спрашивал он, кутаясь в одеяло. — Вполне возможно, что казну растратили те сволочи, которые и сейчас сидят на шее Око Кумэ! Дядя умер — они распоясались. В Совет, который я помню, входили только Нароа и Мор! Ли Че был казначеем, но не поднимался до советника! Остальные… Мне даже страшно разбираться в документах, я почти уверен: они совпадают с расследованиями Тикаэлы. И что там найдутся… оправдания его указам, пусть не по жестокости, но… — Он осекся, Гау неопределенно повел бровями, но ничего не ответил. Шилуа натянул одеяло на лицо и глухо проговорил:

— Нароа был прав, когда выступал за суд.

— У тебя с братом имелись старые счеты, понимаю, — ровным голосом проговорил старейшина. — Шилуа резко вынырнул из своего одеяльного убежища, Гау пожал плечами: — Сплетни ходят. — После неловкой тишины добавил: — Мы улетаем домой. Все уже слишком долго отсутствовали. Крыло Краснокрылой зажило, Чор рвется в Ун Джум Тао. Меня ждет жена. А у Хен нет никого, она оставила своих людей без главы. Най и Оддо временно назначили вместо себя приемную дочь, но она совсем молода… как ты. И переживают за нее. Но не бойся, до условленного часа здесь останется довольно птиц. Да и после кое-кто решил задержаться… Например, Лун, — усмехнулся старейшина. — Тихий далек от восторга по поводу промедления, но племянник не успокоится, пока не вытащит из ваших врачей все жилы. Дин с Горбатой тоже полетят домой, но прежде отнесут к берегу Зэру.

Шилуа удивился:

— Я уже приказал вернуть его семье, отослал Ула Бо срочное известие по сигнальным башням, Зэре готовили сопровождение… Теперь, получается, все можно отменить. Но как она на это согласилась?

— Я ее и не уговаривал, — улыбнулся Гау. — Дин не бунтует на пустом месте, она умная девушка.

— Нужно построить цепь башен через Ченао, — задумчиво проговорил Шилуа. — Я должен иметь с вами связь.

— Уж прости за прямоту, но это нам решать, — сказал старейшина. — Пока дорогу в Ун Джум Тао знаешь лишь ты один, и тебе мы доверяем. Но не всем по душе здешние порядки, и далеко не все желают, чтобы любой знал где искать стаи тоири.

***

Праздник Весенних Огней разукрасил город. Дон Хуа днем и ночью блистал, переливался и звенел: поперек улиц были натянуты шнуры с цветными фонариками, на подоконниках сияли светильники, замысловатостью которых жители соревновались друг с другом. Каких только чудес не изобретали руки ремесленников! Металлические, стеклянные, глиняные звери, герои сказаний, боги, птицы; изогнутые деревья со свисающими плодами-лампадками, и все украшено бусами, детскими поделками и талисманами на удачу… Немалая часть праздника посвящалась любованию этими чудесами: люди бродили по улицам, заглядывая в пышно убранные окна, добавляя к звону ветряных колокольчиков гул голосов и смех.

Дворец тоже пестрел украшениями, на каждом повороте дымились благовония из курильниц Богини Огня. Проходя, придворные роняли в выемку прядь волос, каплю крови, крошку хлеба — и жертва вспыхивала веселым огоньком, принятая Богиней. На площадях выступали младшие служители Богини, показывая чудеса укрощения пламени; воины соревновались в искусстве во славу Ее. Жрецы благословляли победителей, раскрашивая им лица алыми узорами. Краска держалась на коже целое двулуние, показывая доблесть бойца.

Шилуа смотрел в окно, на светящуюся змею широкого тракта, по которому двигались ищущие развлечений в нижнем городе в праздничную ночь, и сам город. Служанка укладывала последние пряди в узел на затылке, закалывая узкими вилочками, чтобы волосы не растрепались в полете. Рассвет приближался с каждым ударом сердца.

— Ото, желаете подровнять кустик?

— Что? — он очнулся от задумчивости.

— Я могу постричь и закрасить бровь так, что он будет незаметен.

— Не нужно.

Служанка поклонилась и вышла. Шилуа встал и поморщился от того, как звенит при каждом движении. На поясе, манжетах и сапогах висели крошечные драгоценные камни сихай, прозрачные, словно слезы Водного Бога. Ото Ла со своей армией швей превзошли сами себя. Бело-голубые одежды покрывали узоры в тон: облака, горы, птицы.

Ткани, предназначенные как для украшения дворца, так и для нарядов королевской семьи, изготовлялись тут же, в Дон Хуа. Иметь их у себя было редкой привилегией, мелкие дворянчики-гости Цитадели частенько попадались на попытках кражи дворцового текстиля. Шилуа вспомнил свадебный пояс, что дожидался Хара дома. Нужно попрощаться с другом до того, как северяне улетят.

Небесный, ждущий на ярко освещенной центральной террасе, гордо взирал на людей, стоящих почтительным кругом. На нем тоже красовалась новенькая сбруя: из выбеленной кожи, с голубым нагрудником, покрытым серебром. Там сцепились в схватке белая птица и сверкающий дракон. Когда Шилуа вышел, все ахнули. Наверное, это и правда было великолепное зрелище, не зря слуги украшали его полночи, как праздничную лампаду. Он надел белоснежный, обрамленный крыльями шлем, повторяющий очертаниями забрала благородную голову тоири. Каждое резное кожаное перышко было опылено кристаллами сихай и блестело ярче, чам сам крылатый венец.

— Летим.

Небесный согласно наклонил голову, ударил крыльями.

Разубранный храм Богини возносился кверху десятками тонких резных колонн, словно копьями, насквозь прошивших такую же кружевную крышу. Изнутри бил ало-оранжевый свет, доносились песнопения жрецов. Блики огня падали на лица толпы. Когда Небесный приземлился на скальный уступ недалеко от храма, та восторженно взревела. Солдаты теснили паломников, сохраняя проход к дверям, где ждал верховный жрец Богини. Шилуа медленно спускался по вычищенной от снега лестнице в скале. Руки дрожали. Там, все эти люди… они казались одним существом с тысячей глаз, рычащим от голода. Шилуа снял шлем, что вызвало еще один шквал восторгов, отдал его в руки подоспевшему Тэю, ощутив мимолетное пожатие ладони. По обеим сторонам возникли Белые Стражи, все при полном параде и вооруженные до зубов. Стало немного спокойнее.

— Добро пожаловать в дом Огненной Сестры, — проговорил жрец, ладони его вспыхнули двумя пламенными языками. Шилуа знал, что это вовсе не волшба, а ловкость и умение обращаться с горючими веществами, которыми славились адепты Повелительницы Света.

Богиня благосклонно приняла жертву, в святилище было тепло. Этот храм воздвигли совсем недавно, и он отличался от прошлого, сгоревшего. Никто уже не вспомнит, каким тот был: мимолетность, обращенная в пепел — жертва, угодная Богине.

Можно было вдохнуть запахи воска, масла и смолистого свежего дерева; на краткий миг представить, что нет никакой толпы фанатиков за тонкими стенами, нет ничего, кроме света разгорающегося весеннего солнца…

Богиня окрасила снеговые пики розовым, даря людям ясный, безветренный праздничный день. Шилуа старался не слушать приветственных криков, не смотреть на протянутые сквозь кордон стражников руки, слепо шарящие в воздухе, словно плотоядные щупальца… но и под ноги таращиться не годилось. Пламенеющие рассветом облака заставляли глаза слезиться.

«Младший, я сумею защитить тебя от всех. Я рядом».

Небесный не презирал человека за безосновательный страх, лишь беспокоился. Шилуа почти взбежал по каменным ступеням, но у самого стремени был перехвачен сильной рукой.

— Неудивительно, что они у твоих ног. Ты прекрасен, как сам свет, — Тэй прижался поцелуем, сжал зубами губу, отпустил, — но ты — только мой свет. Да?

Шилуа обхватил его руки ладонями, впитывая такое необходимое сейчас тепло, спрятал лицо на широкой груди. Тэй вел себя неподобающе и губа саднила, но те, ревущие от любви внизу… были куда страшнее.

— Да. Твой.

Внезапно Тэй отшатнулся, Шилуа не сразу понял, почему, но тут же увидел у своего лица сначала клюв, а потом и янтарно-золотой глаз с длинными белыми ресницами.

— Он что, ревнует? — хохотнул Тодо.

Шилуа молча полез в седло.

«Лети выше. Еще…»

Мешанина туч сверху смотрелась застывшим бушующим океаном. Они ни разу не поднимались так высоко, восторг переполнял все существо, все одно на двоих сознание.

«Насколько возможно».

«Выше нельзя, Младший».

Вдалеке темно-синий грозовой столп медленно распадался тонкими линиями невесомых облаков.

«Тогда прямо к горизонту».

Дух захватывало, в груди что-то сжималось от странной тоски. От того, что эта небесная красота еще мимолетнее, чем роскошь храмов Богини и не предназначена для людских глаз. Буруны облаков горбили спины, вспыхивали искрами молний в лучах восходящего светила.

«Ты задыхаешься. Я спускаюсь».

Пережитый восторг оставил чувство утраты, да еще при вираже заложило ухо, и теперь часть звуков слышалась словно из-под воды. В Цитадели на верхнем ярусе крыш собрались готовые к отлету птицы: пока всего пятнадцать, но остальные тоже скоро отправятся в путь... Всадники крепили к седлам последние свертки. Увидев Небесного с Шилуа, они почтительно склонили головы. Тот спешился, подозвал крутившегося у выхода слугу:

— Попроси принести из моих покоев белый сверток у окна, — и поспешил туда, где мелькали яркие перья Краснокрылой.

Прощание с Хен вышло ожидаемо грубоватым, но в этот раз хлопанье по плечу хотя бы не привело к порче рубашки. Старейшины Йоаке Као совершенно неприлично чмокнули его в обе щеки, Гау же Шилуа лишь кивнул: они все уже сказали друг другу. Хар нашелся тут же, к этому времени подоспел и запыхавшийся от быстрого бега слуга.

— Передай это от меня Ли, пусть будет подарком на свадьбу.

Хар развязал золоченые шнуры свертка. При виде набора заколок из панциря вэи брови у него сложились грустным домиком.

— Она не носит такие? — встревожился Шилуа. — Думаешь, не понравятся?

— Понравятся, — вздохнул Хар, вновь заворачивая ткань. — Просто куда моему подарку до такой роскоши…

— А что за подарок? — полюбопытствовал Шилуа.

— Кресло, с подножкой и подставкой для всякого, чтобы удобно было читать и вышивать. Ли любит вышивать…

Шилуа едва не ляпнул «Знаю», но вовремя прикусил язык.

— По моему, чудесный подарок, Хар.

— Простой… И еще неизвестно — вдруг ей это кресло вовсе не нужно, а вот украшения не бывают лишними!

— Ну замуж-то она выходит все равно не за меня, а за тебя, — улыбнулся Шилуа.

Лицо парня посветлело. Сверкнув улыбкой, он лихо подпрыгнул, дотягиваясь до стремени, и оседлал своего тоири, отсалютовал другу, глядя сверху вниз.

Вскоре осталось лишь смотреть вслед удаляющемуся клину.

***

К ночи Цитадель стала казаться гулкой, пустой. Шилуа сидел на своем любимом месте: подоконнике, и смотрел на строки любимой в детстве поэмы о приключениях речного духа в мире людей. Но озорства сына Водного Бога не развеивали тяготы, как когда-то… Может, потому, что в прошлом не было никаких настоящих тягот. Шилуа задул лампу, поморщился, потрепав ладонью ухо: внутри все еще покалывало и слух не совсем восстановился. Вздохнув, отложил свиток, направился к кровати. Сбросил мягкие домашние туфли, упал щекой на приятно-прохладную подушку.

Заснуть помешало онемение, расползающееся по шее и лицу, словно он залежал щеку. Но ведь не прошло и десятка дэ! Шилуа сел, в недоумении тронул угол челюсти и тут же ощутил, как кончики пальцев потеряли чувствительность. Закричал во весь голос, призывая слуг.

Серые одежды замелькали по комнате; зажглись все настенные светильники. Онемение уже доползло до плеча, когда явился лекарь. Услышав о симптомах, он кивнул и, покопавшись, вынул из сундучка нужный флакон. Противоядие оказалось приторно-сладким. Надев провощенные перчатки, врач намочил тем же составом кусочек ткани и осторожно обтер кожу на щеке и шее Шилуа. Серые уже меняли постель, обернув руки тряпками.

— Ваше высочество правильно сделали, что сели, — сказал лекарь, — иначе яд проник бы выше. Густые волосы защитили вас. Нужно промыть их тоже, постарайтесь не шевелиться, пока принесут еще флакон, — он подал знак помощнику, который заглянул в спальню и тут же исчез.

— Что это такое? — спросил Шилуа, когда сердце перестало колотиться, мешая дышать.

— Слизь алул, сухопутных лягушек, — ответил врач, обводя беспокойным взглядом комнату. — Особенно ядовита именно сейчас, в самом начале весны, когда алул только проснулись от спячки. Нужно проверить, не оставил ли отравитель рептилию здесь, — поднялся и заглянул под свисающее с постели одеяло, взял лампу и прошлепал ночными туфлями к окну, где по сторонам висели занавеси, отвел ткань.

— Это было бы глупо, — хихикнул Шилуа.

— Травить кого-либо этим ядом глупо изначально. Если бы ваше высочество припозднились за книгами, то, возможно, совсем ничего не ощутили бы.

— А если бы лег сразу? — прошептал Шилуа.

Лекарь пожал плечами.

— Зачем думать о страшном? Мать-Небо уберегла вас. Перетряхните всю комнату, — распорядился он, глянув на слуг, — алул могла забиться в какой-нибудь темный угол.

В двери вбежал помощник лекаря с бутылью и выпалил:

— Все старые алул на месте, а новых слуги еще не считали!

— Что? — удивился Шилуа.

— Яд применяется в медицине, — степенно склонил голову старик, — Мы только что собрали новый улов лягушек для дворца. Слизь может лечить воспаления определенных нервов, болезнь пенных припадков или применяться как противосудорожное, в том числе для снятия спазма у молоденьких тиджи… — он откашлялся и закончил: — Всякое лекарство в неумеренных дозах — яд, а каждый яд в своей сути содержит лекарство.

Из кабинета послышался гомон, через мгновение слуга внес на вытянутых руках полупрозрачный комок ткани. Внутри что-то трепыхалось, посверкивая мокрой шкурой. Шилуа брезгливо сморщился. Тот, кто подложил ему на подушку эту склизкую рептилию, определенно желал, чтобы владелец постели умер если не от отравы, то от отвращения. Лекарь одобрительно кивнул слугам и продолжил прерванную мысль:

— Как раз вчера мы обсуждали свойства алул с Луном Ал’Рей, ведь на севере этого средства совсем не знают…

«Гнусная тварь имеет член между ног, и это так же верно, как то, что я стою перед тобой.»

«Тэй любит тебя… слепой… жестокий…»

Полный ревности взгляд племянника Ал’Рей.

Шилуа вскочил с кровати, забыв о наказе не шевелиться.

— Великая Мать! — вскричал он, вновь перебив старика. — Так вот оно что! Лун мог…

— Не мог! — раздался знакомый голос от дверей.

В спальню вошел Тэй. Посмотрел на Шилуа и тихо сказал:

— Слизь алул теряет свойства очень быстро. В то время, когда здесь находился преступник, Лун был со мной.

Шилуа приоткрыл рот от удивления.

— Ото, купальня готова, — пискнула серая от дверей.

— Да, хорошо, — он оторвал взгляд от непроницаемого лица стража и последовал за служанкой.

После того, как Шилуа несколько раз окунулся в прохладную воду с резким сладким запахом противоядия, сон окончательно слетел. В спальне было тихо и чисто, влажный пол блестел, отражая неподвижно стоявшего Тодо.

— Я объясню, — сказал он.

Шилуа кивнул, тронул ладонью чистую сухую подушку, сел на кровати, обхватив колени руками.

— Лун пришел ко мне поговорить. Только поговорить. Я сказал ему, что теперь… что мы…

Смотреть на растерянно подыскивающего слова Тодо было невыносимо.

— Я понял. Хорошо, — резко оборвал его Шилуа.

— Лун не убийца, для него человеческая жизнь ценнее всего на свете. Я хорошо знаю его.

— Только Четверо знают глубины душ, — Шилуа посмотрел стражу в лицо, приметив дрогнувшие губы. — Ты говоришь, что Лун был с тобой, и я верю. Ты сейчас единственный, кого я не подозреваю.

Через один удар сердца Шилуа уже стискивали в объятиях.

— Да, я не бог, и это моя вина; я не должен был оставлять тебя без присмотра и на одно дэ, — шептал Тэй ему в макушку, — должен был лично проверить, как выполняется расписание караулов, проверить каждого бойца до третьего рода, каждого слугу… Все, кто были у твоей двери и у лазарета, уже в цепях, но что бы это изменило, если… Я не могу! Я убью любого, кого прикажешь, но я никогда не управлял таким количеством людей, а ведь это лишь одна Цитадель. Ши, — он отстранился и посмотрел в глаза, — ты не должен назначать меня тар-чонхан. Я не справлюсь.

Шилуа слабо улыбнулся, глядя на это искреннее отчаяние.

— Я тоже политик не из лучших. Чувствую себя не вершителем справедливости, а рыбой в сети. Но мы всему научимся. Если выживем, конечно.

— Мы?.. — расцвел Тодо и тут же прижался к губам поцелуем, опрокинул на подушки.

Послышался звон пряжки: на пол соскользнули плащ и перевязь с мечом. Шее стало жарко от прильнувших губ. Шилуа отдернул голову, жадно вдыхая прохладный воздух. Тэй замер. Потом прошептал:

— Он мертв. Ничто не стоит между нами.

— Да. Я знаю. Прости.

Страж вздохнул, отодвинулся и увлек его за собой. Голова Шилуа оказалась лежащей на твердом плече.

— Твой убийца еще не пойман, а я хочу от тебя любви, — невесело усмехнулся Тодо.

— Дело не в этом, — поспешно возразил Шилуа. — Я размышлял над тем, что чувствую. В трактате Циен темпераменты подразделяются на типы. Может, я и не «камень», но точно не жарче «воды». А ты наверное, «ветер» или даже «огонь». — Тэй гладил его по голове, пропуская влажные пряди сквозь пальцы. Порой какой-нибудь волосок, зацепившись, вспыхивал крохотным огоньком боли. — Думаю, мне просто надо привыкнуть, — смущенно закончил Шилуа и привстал на локте. — У меня ведь на самом деле никогда ни с кем…

— Знаю, что все сплетни о тебе — ложь, — перебил Тэй. — И дам столько времени, сколько потребуется. Я так долго не смел и надеяться, что даже год и два ничего не изменят. — Он притянул его обратно, щекотно поцеловал под подбородок и рассмеялся: — Ты правда читал Циен? Какую часть?

— Весь целиком, — вспыхнул Шилуа. — Я всегда дочитываю книги, их ведь писали не затем, чтоб потом кто-то бросал на середине!

Тэй присвистнул и поднял бровь, улыбаясь во весь рот.

— И какие… уроки… тебя заинтересовали? Хочешь что-то попробовать?

Шилуа понял, как сглупил, упомянув о трактате. Ощущая, что еще чуть — и о его щеки можно будет зажигать свечи, поспешно отвернулся к окну.

— Не задумывался, — ответил он, стараясь говорить ровно. Перекинул через плечо волосы и вцепился в них, как в спасательную веревку. — В то время мне просто было любопытно, и все.

Тодо сел, уткнулся сзади в шею.

— Ох, Ши, ты — настоящий пламень. Только не всякому раскроешься. И так сильно стыдишься своей красоты… — Шилуа недовольно дернул плечом, страж усмехнулся: — Даже самого этого слова. За что ты себя так не любишь?.. — Не дождавшись ответа, Тэй выдохнул: — Но ничего, ведь я люблю за двоих. Жаль, что сейчас мне нужно идти.

Кровать снова колыхнулась, и наступила тишина. Спустя какое-то время Шилуа понял, что сжимает кулак. Раскрыл руку и удивленно уставился на повисшую мертвую черную прядь.

***

На близящееся торжество в Цитадель стали съезжаться представители кланов Око Кумэ. Теперь время будущего короля занимали в основном бесконечные вереницы вельмож, спешащих выразить почтение наследнику в тронном зале, официальные обеды и чуть менее официальные, но необходимые, ужины. Шилуа старался не думать о делах, которые пришлось отложить ради всех этих церемоний, и смиренно играл свою роль. После выходки на Совете было страшновато туда возвращаться, хотя встречающиеся в коридорах дворца министры и вели себя безукоризненно вежливо, словно ничего не случилось.

Глава клана Та’Мун привез с собой четверых своих дочерей, хотя это было вовсе необязательно: обычай требовал представлять лишь мужскую половину семьи. Все дочери Та’Мун были одеты по последней столичной моде. Особенно выделялась младшая, которая мало того, что не выказывала никакого смущения перед наследником, осмеливаясь глядеть на него прямо и едва сдерживая улыбку, но и склонилась перед троном так низко, что казалось, еще миг — и пышное содержимое дорогих тканей вывалится прямо на мраморные ступени. Шилуа с трудом оторвал взгляд от предоставленных ему на оценку сокровищ и почувствовал, как теплеют щеки, когда встретился с черными насмешливыми глазами девушки. Только бы не покраснеть всерьез. Хотя лучше бы кровь прилила к лицу, а не… О, она отлично знала, что делает. И даже пухлую губку прикусила в притворном смущении. Шилуа взглянул на коленопреклоненного ото Та’Мун, прочистил горло.

— Чистого неба вам и вашей семье. Мы рады приветствовать вас в обители Мол’Эт.

Обычная дворцовая круговерть не позволяла сосредотачиваться на врезавшейся в память картинке из тронного зала, но вечером, когда Цитадель затихла в ожидании следующего утра, воспоминания вернулись, принеся с собой троекратно увеличенное смущение. Приказав слугам оставить покои, Шилуа вылез из купальни, накинул на плечи полотенце. Нужно было ложиться спать, ведь правители, даже будущие, встают до свету.

С мученическим вздохом он понял, что просто так уснуть сегодня не выйдет. Уперев руки в бока, с раздражением окинул взглядом ту часть тела, что спать совершенно не желала. А желала вернуться в тот миг, когда манящие белые округлости оказались на расстоянии вытянутой руки. Шилуа вздрогнул, подумав, что прямо сейчас можно проверить кое-что. Отбросив мокрые волосы за спину, зажмурился, постаравшись выкинуть из головы все посторонние мысли и, затаив дыхание, коснулся себя. Впервые за почти год. Словно в самый первый раз…

Стоило лишь сжать ладонь крепче, как все кончилось. Отдышавшись, он открыл глаза, старательно вытерся полотенцем. Голышом добрался до постели и с наслаждением завернулся в одеяла. Сердце постепенно замедляло ритм. Ничьи мерзкие ледяные пальцы не тянулись к нему из тьмы, ничей шепот не отравлял слух. Шилуа даже засмеялся тихонько от маленькой, стыдной радости. Словно выздоровел от болезни. Может, теперь и с Тэем все пойдет на лад?

Эта мысль принесла неожиданно острое чувство вины. Неужели он способен вот так распущенно себя вести? Дарить поцелуи одному, а смотреть при этом на других?! Может, он и правда шлюха… как о нем сплетничали. Видели то, что самому Шилуа было недоступно в силу природного эгоизма. С другой стороны, у короля должна быть рождающая наследников королева, и рано или поздно этот вопрос придется решить. Конечно, случалось, что у монарха был супруг-мужчина, но это не отменяло обязанности обладать девушками-тиджи и получать наследников от них. Правитель не имеет права на чувства, его тело принадлежит государству… Шилуа перевернулся и уткнулся в подушку лицом. Снова его решение ни на что не влияет, каким бы важным оно ни было для него самого. Венец на голове не дает свободы, а напротив, забирает последнюю.

***

Птенцу пришла пора пробовать свои силы в воздухе. Он вырос в полтора роста Шилуа, но еще не дотягивал до зрелого тоири. Бегал по всем ярусам крыш Цитадели, спрыгивая вниз и вспархивая наверх, и с каждым днем дольше задерживался на самом краю, смотрел на дно долины все смелее. В первом полете молодого тоири должен сопровождать отец. Небесный ждал… Но время шло, и тянуть становилось опасно для растущих крыльев. Полететь с братом означает окончательно признать, что отец их бросил. А ждать дальше уже бессмысленно. Младший постоянно ощущал беспокойные мысли Небесного и говорил с ним каждый вечер, хотя встретиться вживую и, тем более, полетать вместе теперь доводилось не так часто, как хотели оба.

«Знаешь кто приходит поиграть с Белобровым? Твой защитник».

Шилуа так сильно удивился, что выронил писало, и оно оставило кляксу посреди документа.

«Тэй?!»

Небесный подхватил мгновенно возникшую мысль о связи между этими двумя, но был не уверен в ответе.

«Мы ведь мало знаем о том, как образуется мыслесвязь. И когда именно это происходит. Узнаем, рано или поздно. Но они ладят».

Он показал, как Тодо бросает птенцу некий предмет, в котором с трудом распознавался большой полувыпотрошенный мяч для игры в хат. Малыш тоири бросался в сторону, прыгал, трепеща крылышками, ловил его в воздухе и ворковал, довольный собой.

***

С самого утра злополучное ухо разболелось так, что при каждом биении пульса звезды вспыхивали перед глазами. Скрежеща зубами, Шилуа велел серому позвать лекаря. Старик пришел не один. При виде Луна Шилуа обреченно прикрыл глаза. Представать перед племянником Ал’Рей в таком состоянии совершенно не хотелось. Впрочем, вследствии недавних событий Лун был последним, кого хотелось бы видеть в принципе, даже не смотря на его невиновность. Но не выгонять же, посвящая весь дворец еще и в эти дрязги…

Наследника ощупывали в четыре руки, тормошили и расспрашивали, обмениваясь жутковатыми названиями то ли трав, то ли болезней.

Рядом бесшумной тенью возник Тэй и присел у постели.

— Что с тобой?

Шилуа поморщился, не имея силы воли открыть рот и успокоить стража.

— Полагаю, это обыкновенная простуда, — заключил старик.

— Не похоже, — возразил Лун. — Когда это началось?

То, с каким усилием он старался не смотреть на Тэя, было бы видно и слепому.

— После… праздника Огней. Кажется, — прошипел Шилуа.

Каждый произнесенный звук отдавался в виске россыпью горящих углей.

— Вы с Небесным поднимались высоко, да?

Шилуа согласно наклонил голову, избегая резких движений.

— А когда в последний раз летали?

— Позавчера.

— Я прав! — преувеличенно-жизнерадостно кивнул молодой лекарь. — У летунов такое случается от сильных перепадов высоты. Я приготовлю капли, их нужно принимать каждые три жи, и на ночь накладывать на лоб мазь, она у меня с собой.

— Выпейте, — старик протянул бутылочку с темной жидкостью, — это приглушит острую боль.

Его прервали голоса, в комнату вошли двое серых и Йен. Он замешкался на пороге:

— Сотни тысяч локтей полета, Ваше Высочество. Ото Тодо, есть новости…

— О чем? — спросил Шилуа, тут же пожалел об этом. Скривившись от горечи, проглотил обезболивающую настойку и жестом попросил слугу налить воды.

— Ты назначил меня главным, чтобы с делами разбирался я, — натянуто улыбнулся Тэй. — Отдыхай.

— Если тебя пришли искать ко мне в покои, значит, что-то важное, — возразил Шилуа. Лекарство действовало поразительно быстро. — Говори, — приказал он стражу.

Йен послушно стал рассказывать:

— Один из слуг, что работали в покоях вашего высочества, сознался в незаконной связи с тиджи. — Шилуа поднял брови. Это, конечно, нарушение, но сущая безделица. — Он говорит, что парень из королевского гарема соблазнил его. — Это уже серьезнее, ведь гарем короля неприкосновенен и обоих ждет смерть. — Сначала тиджи просил взять его с собой в покои ото, по словам допрашиваемого, только чтобы посмотреть, как живет наследник. Слуга клянется, что не спускал с любовника глаз. Через половину двулуния тот снова явился, дал сверток с алул и наказал оставить в вашей постели. Угрожал рассказать, что его изнасиловали.

Даже не нужно было называть имя этого самого тиджи.

— Можешь идти, Йен.

Голос Тэя прозвучал пугающе-безжизненно. Страж встал и взялся за эфес, словно готовился рубить голову кому-то прямо здесь и немедленно. Лун шарахнулся к стене, закрывая собой старика-лекаря, а Шилуа положил свою руку поверх напряженных пальцев Тэя.

— Не надо.

— Не надо?! — потрясенно переспросил Тодо. — Этот выродок дважды пытался отправить тебя к Великой Матери! Ему не жить!

— Но не отправил же! Ашу не в себе, он и так настрадался. Пожалуйста, — Шилуа заглянул в лицо Тэю. — Я сам с ним поговорю.

— Поговоришь, — прорычал страж. — Когда он будет висеть на дыбе!

— Я сказал «нет», — раздул ноздри Шилуа. — Не вынуждай меня приказывать.

— Тогда я пойду с тобой.

— Даже если захочет, он ничего не сможет мне сделать. Зря ты, что ли, столько времени учил меня сражаться?

— Это совершенно не…

Видимо, осознав, что они не одни, Тодо осекся. Лун смотрел на их руки, закусив губу. Шилуа смутился и убрал ладонь. Старый лекарь шустро сложил свои баночки в сумку и засеменил к двери, кланяясь и бормоча извинения. Лун ушел следом, не оглянувшись.

— Я пойду и поговорю с Ашу. Это мое личное дело, — твердо заключил Шилуа.

***

От лекарской настойки немного онемело горло, словно от ледяной воды. Шилуа быстро оделся и перевязал волосы, не дожидаясь слуг с их церемониями. Подумав, все же сунул за пояс кинжал, хотя в Сады запрещено было входить с оружием даже королю. Посмотрим, посмеют ли охранники его задержать.

Не посмели.

Это плохо. За Садами тиджи не было присмотра с самой битвы за Цитадель, и что за бардак в них творится — один Господин Вод знает. Шилуа прошел между двух полукруглых бассейнов, несколько цветастых теней с шепотом рассыпались и скрылись за пышными кустами, растущими в каменных вазонах. Совершенно никакого порядка… И где, интересно знать, пропадает смотрительница?! Нужно заняться еще и этим…

За тонкой занавесью из бусин, отделявшей, собственно, Сады от самого гарема, наследника, наконец, встретила смотрительница — пожилая густо набеленная тиджи со связкой бус на шее. Поклонившись, извинилась за задержку:

— Слуг теперь мало, все приходится делать самой!

Шилуа хотел было язвительно поинтересоваться, что же такое ей приходится делать, тем более, когда никого из тиджи уже несколько двулуний не вызывали, но лишь отрывисто спросил:

— Где Ашу?

— В западном зале, ваше высочество, — удивленно взглянув, она взмахнула расшитым рукавом, указывая путь. — Но этот тиджи не готов! — она засеменила рядом, не решаясь, однако, придержать настырного гостя. — И выглядит неподобающе, несмотря на все мои усилия. Ваше вы…

Шилуа досадливо отмахнулся и ускорил шаг.

Западный зал был расписан закатными фресками, на окнах висели золотисто-оранжевые занавеси с тяжелыми алыми кистями. Еще две яркие птички с визгом упорхнули прочь при виде гостя. Осталась только одна, в самом дальнем углу у окна. И яркой ее трудно было назвать…

Ашу перебирал толстую кисть шторы, вплетая в красные нитки свои пальцы. Услышав шаги, повернул голову. Бледное лицо покрывали разводы свежих красок, которые явно пытались стереть.

— Ты избран Богиней-Небо, — ломким голосом сказал тиджи. — Так говорят. Ты бессмертен?

Шилуа стиснул зубы, глядя на него.

— Ты понимаешь, что между тобой и виселицей стоит только мой приказ?

— Так отмени его, — равнодушно отозвался Ашу, и снова вернулся к забаве с кистью.

— Но я не хочу.

Ашу сипло рассмеялся. Шилуа подвинул ногой подушку, сел рядом.

— Ты желал моей смерти. Почему? Я ведь никогда не делал тебе зла. — Тиджи зашипел, словно змея, которой наступили на хвост, и дернул занавесь, отозвавшуюся жалобным звоном колокольчиков. — Это не я тебя обижал. — Ашу потряс головой, обхватил свои плечи, сжался в комок. — Тебе нужно к лекарям, — продолжал Шилуа. — Возможно, к жрецам Водного Господина, что умеют врачевать души.

Он прервался, услышав всхлипывания. Ашу неожиданно повернулся и плюхнулся на живот, обнял Шилуа за ноги.

— Прости меня! Прости… Я так виноват… Я не знаю… — он поднял лицо: — Помнишь, как мы забирались на большое окно? Ото Зунэ дернул меня за пояс, и мы оба повисли…

— Помню, — вздохнул Шилуа. — Какие синяки я набил на коленях!

— Ты теперь король… — тиджи шмыгнул распухшим носом. — Ты возьмешь меня к себе? Ты будешь… меня любить?

Желание оттолкнуть его Шилуа подавил огромным усилием воли. Не меньшим — подступившую тошноту.

— Ты же сам этого не хочешь, — сказал он как можно ровнее, — Ты завтра же поедешь…

— Нет! — вскочил на колени Ашу. — Умоляю, не отсылай меня! Дон Хуа — это мой единственный дом!

— Хорошо, — поднялся на ноги Шилуа. — Тогда я велю врачам заняться тобой здесь. Но ты пообещаешь исполнять все, что они говорят и больше не станешь…

— Да, да, я клянусь! — тиджи прижал руки к груди. — Я буду хорошо себя вести. Я буду послушным!

Он закрыл ладонями лицо, плечи снова дрожали.

— Не строй из себя более безумного, чем ты есть, — Шилуа брезгливо отряхнул халат.

— Ашу запрещено выходить, даже во дворец, — велел он перепуганной смотрительнице, не сомневаясь, что та подслушала все от первого до последнего слова. — Разрешаю приходить к нему лишь лекарям и жрецам. Если Ашу удастся сделать хоть шаг за пределы Садов, ответите головой. А если разболтаете о том, что слышали…

Тиджи задрожала и уже готова была упасть в ноги, но Шилуа резко развернулся и направился к выходу.

***

Новость всколыхнула Цитадель сверху до низу. По галереям с неподобающей скоростью носились придворные, сплетницы шептались в углах, прикрываясь рукавами. Министры толпились у входа в зал Совета, хотя объявления о собрании не было. И все, кто с азартом, кто с радостью, а кто с недоумением, повторяли одно: «Наследники нашлись. Принцы живы».

Процессия уже шествовала по мосту, соединявшему Дон Хуа с долиной, ослики, везущие паланкины с послами, позванивали бубенцами. Верхом на двух ярнунах в центре ехали сверкающие начищенными шлемами всадники и придерживали закутанных в меха детей. Каждого ящера окружал десяток пеших воинов, одетых в белое и алое.

Шилуа смотрел вниз, стискивая парапет и надеясь, что никто не видит дрожащих пальцев под длинными модными рукавами. Алый и белый — цвета клана Ан’Ху, маленького, но состоятельного, сидящего на свинцовых рудниках на севере. А еще у Гане Ма’И жена урожденная Ан’Ху. Надо же, какое совпадение. Конечно, Шилуа скажут, что она не была дома уже двадцать лет, и сам Гане ни сном, ни духом не ведал о местонахождении принцев. И предоставят убедительные доказательства. Расскажут красивую сказку о спасении и путешествиях малышей в негостеприимных горах. Заверят: все вышло случайно, а что не случайно, то делалось для безопасности наследников трона. И вообще, радоваться надо, а не хмурить брови, ведь те, кого считали мертвыми — живы…

Ощущать себя мелкой разменной фигурой в игре оказалось… обидно до слез. Им просто было выгодно убрать Тикаэлу чужими руками. Захотят — уберут и Шилуа, если уже не сговорились об этом ввиду его строптивости и привычки лезть в каждое дело. Во рту стояла горечь и никак не желала сглатываться. Наверное, такова на вкус слабость.

***

«Чем спокойнее сердце, тем выше взлетаешь». Половина изречения на тоири с переводом на кумэи увенчало арку тронного зала. С другой стороны оставили гладкий камень, напоминающий о второй половине.

Великий день прошел в блеске последних снегов и жреческих песнопений. Ювелиры сделали точную копию крылатого венца чуть меньше размером и легче, чем тот, что носили Тикаэла и дядюшка. Со стороны это, разумеется, было совсем не видно. Но и легкий, он ощущался на голове посторонним предметом.

Усталость пришла непозволительно рано, задолго до большого пира. Особенно когда Небесный поделился собственным теплом в уютном гнезде и вечерней возней с Белобровым. Шилуа тряхнул головой, выныривая из потока ощущений птицы. Сонливость сразу прошла: он ведь все-таки человек и не ложится спать вместе с солнцем. Хотя и без этого Шилуа иногда с трудом держал глаза открытыми, потому что подолгу не мог уснуть ночью. Казалось, сквозь толщу стен проникает звук шагов и неразборчивый говор со всего дворца. Или напротив, что просачивается глубокая мраморная тишина, и тогда покои ощущались чересчур просторными… Смешно, но ему не хватало похрапывания Тэя из соседней комнаты.

Гостей было много, каждая семья старалась затмить роскошью остальных, выжимая все, что только возможно, из строгого подбора цветов своих кланов. В зале горели сотни светильников, позванивали зеркальные подвески, бросающие блики на изгибы мрамора. Пахло острой смесью притираний и подогретым вином. Витражные окна были распахнуты навстречу приближающейся ночи.

Шилуа подошел к дверям и увидел Нароа Ди’О, что шел в хвосте процессии министров. Старик склонился перед королем. Шилуа подал распорядителю знак пока не объявлять его выход и поманил Нароа к нише за колонной. Оставшиеся в коридоре вельможи глазели с любопытством.

— Сотни тысяч локтей полета, ваше величество. — Старик смотрел устало и грустно, несмотря на вежливую улыбку.

— Чистого неба, ото Нароа. — тихо сказал Шилуа и сразу перешел к делу: — У меня есть список назначений. Одно из них — ваше. Вы станете главным советником носителя Крылатого Венца?

Шилуа ожидал радости, облегчения, досады за то, что не сделал этого раньше… Но Нароа поджал губы и покачал головой:

— Я всего лишь министр земледелия. Мое дело — зерно и овощи, распределение запасов и жуки, что вредят плодовым деревьям. Я не принадлежу к клану воинов, мой отец даже не был чон-ша.

— Как и я, — заметил Шилуа.

— Вы — это другое дело, — усмехнулся старик. — Не делайте вид, что не разумеете. Советниками становятся тар-чонхан или министры связей…

— Мой тар-чонхан верен мне, но мы оба неопытны, — Шилуа нервно провел пальцами по безупречно уложенным волосам, все еще надеясь, что он понял Нароа неверно. — Мне нужен кто-то мудрее меня.

Ди’О вздохнул.

— Я рендэ, ваше величество. Клан Мол’Эт не примет меня в качестве советника Венца, они и так терпели мою близость к вам слишком долго.

— Вам кто-то угрожал?! — вспыхнул Шилуа. — Только скажите — кто!

— Нет, что вы. Но раздражать сильнейший клан в Око Кумэ стал бы лишь глупец. И потом… я вряд ли сумею принести пользу и вам, и стране.

— Кто, как не вы?! — срывающийся шепот прозвучал непозволительно громко, несколько ближайших придворных зашушукались.

— Буду честен с вами, — спокойно сказал министр. — Я не хочу диктовать вам свою волю, но стану пытаться это делать, потому что не обладаю выдающимся терпением. Вы сами должны закалить свой ум и сердце, принимая решения и анализируя ошибки. Этот путь надо пройти самостоятельно, никто не может передать опыт полностью, как и приставить свою голову на чужие плечи.

— Нет, нет, — Шилуа схватил Нароа за сухие костлявые ладони, — Я не справлюсь. Кто-то же все равно будет советовать мне, управлять мной… как уже случилось. Я не хочу…

— Ничем не могу помочь, ваше величество, — Ди’О глубоко поклонился и осторожно высвободился из его рук. — Вы вправе разжаловать меня, уверяю, я сейчас же покину Цитадель и не стану держать зла.

— Я этого ни за что не сделаю!

— Спасибо, — серьезно кивнул старик. — Сотни тысяч локтей полета, мой король.

***

Когда Шилуа пристегивал своему новому командующему армией знак отличия, Тэй сохранял серьезную торжественность. Но светился изнутри безо всякого золота, которого было много и на шлеме тар-чонхан, и на рукояти меча, и на веере крыльев. Шилуа видел сквозь непроницаемые лица Белых Стражей гордость за собрата. Теперь они станут больше доверять новому правителю. Никто из вельмож не рискнул выразить и тени недовольства, даже чонхан Мор, который, вероятно, метил на это место. Конечно, за стенами пиршественного зала будут перемывать кости и королю, и его фавориту, но это уже не важно.

После клятв и речей перед троном прошли цветные силуэты тиджи. Король едва взглянул на них: со списками тех, кого нужно оставить, перепродать или отпустить, пусть разбираются Ла и смотрительница Садов. А собственных наложниц можно набрать и позже… Или не набирать совсем.

— Ото нужно лечь.

Плиты пола блаженно расплывались, стоило перевести на них взгляд, рука Тэя у локтя казалась неприятно горячей. Шилуа попытался отпихнуть ее от себя и это повлекло потерю равновесия. Плиты опасно приблизились, но в последний момент удалось уцепиться за край подоконника галереи.

— Не-ет, ни в коем случае! — Шилуа хихикнул. — Если бы ты хоть раз напился так, как я сегодня, то знал бы. Стоит лечь — и начнет ужасно мутить. Нужно сначала просто подышать…

Он оперся на колонну у окна, глубоко вобрал прохладный воздух. Ладонь соскользнула, он рухнул грудью на подоконник, едва не вывалившись наружу, и расхохотался. Рука Тэя дернула назад. В далеком небе дрожали созвездия. Шилуа выпрямился, развернулся к своему тар-чонхан.

— Ты снова назвал меня ото.

— Простите, Ваше Величество, — склонил голову Тэй. Он улыбался.

— Величество от тебя — это совсем ужас, — прошептал Шилуа. — Богиня-Небо милосердная, от разговоров мне становится хуже, — он прислонился к стене.

— Я провожу.

Ши медленно покачал головой, поочередно прижимаясь к ледяному мрамору виском и затылком.

— Дай собраться с силами… я сейчас стеку по этой стене на пол. Не чувствую своих костей. У меня вместо крови — нно.

Резкий рывок заставил сглотнуть вскрик, ноги оторвались от пола. Тодо нес его… словно девушку. Но бороться со стражем было бесполезно и со стороны выглядело бы еще глупее, чем висеть тряпкой у него в руках. Шилуа покорно обхватил Тэя за шею и закрыл глаза, стараясь не сосредотачиваться на качке.

Его положили на кровать, сняли туфли и долгим поцелуем прижались ко лбу.

— Спи, мой свет. А я буду хранить твой сон.

***

В нишах снова шептались. Любителям поболтать точно по нраву правление нового регента, ведь не успеют они обсосать прошлое событие, как появляется новое. Это правление началось с крови. Весьма традиционно для клана Мол’Эт…

Шилуа смотрел на изумленно распахнутые глаза Ашу и тонкую алую линию, пересекающую его шею точно посередине. Тело лежало на постели и издалека казалось, что тиджи спит. Ни одной лишней капли крови не пятнало стен, а пропитанные багрянцем перина и подушка остались без единой царапины.

— Здесь работал настоящий мастер клинка, — тихо сказал смотритель Ла.

Шилуа перевел взгляд на руку бывшего друга, повернутую ладонью вверх. На коже чернело пятиполосное клеймо.

— Начальник Стражей здесь?

— Да, ваше величество, — прозвучал голос Меруты откуда-то слева. — Цитадель закрыта, если убийца не покинул ее сразу, то его отыщут.

Шилуа кивнул. Рвение нового начальника можно понять. Но невидимку не найдет никто. Ни разу за историю ни один не был найден…

Он не ощущал вины, не чувствовал печали. Только облегчение и легкую досаду от того, что его с похмелья подняли так рано.

«…Однако берегись слишком великого покоя: совершенный покой — это смерть».