— Возьми вот этот лерс. Смотри, узор набит хорошо, плотненько, и цвет тебе к лицу! 

Ройе закатила глаза:

— А как насчет соли?

— Обижаешь, — поджала губы Хирата. — Эту ткань можно хоть черночь полоскать в морской воде, ничего с ней не сделается!

— Да я не о том, — проворчала Ройе. — Разводы… После дня на солнце все шмотье пропитано потом насквозь.

— Поэтому я и предлагаю узорчатый лерс — он хорошо дышит и довольно пестрый, чтобы скрыть подобные вещи.

— А не слишком? — Ройе недоверчиво протянула ткань меж мозолистых пальцев. — Я же все-таки в море хожу, а не в балагане кривляюсь. Что матросы подумают? Не боцман, а… 

— Капитан Дарида недавно купила целый моток. Говорила, собирается пошить жилеты всей семье.

— Ну ладно… Возьму, пожалуй, два шага и локоть — мне да Пирто. Цвет и правда хорош. Маэрине бы… понравилось… — Ройе запнулась, но тут же решительно взяла себя в руки.

Сухонькая теплая ладонь Хираты легла на ее плечо, погладила.

— Ее кровь течет в море.

— Ее кровь течет в море, — эхом отозвалась Ройе.

В лавке звякнул колокольчик, и дверь распахнулась, впуская пеструю и шумную процессию. Ройе узнала молодую госпожу Экор. Впереди бежали двое рыжих, как день, девчушек.

— Зенна, не смей прятаться в мотках! — воскликнула их мать, но близняшки уже с восторгом исчезли в глубинах пестрого разноцветия и шуршащей вышивки. 

— Я присмотрю, госпожа, — в лавку вошла нянька, за ней дюжий парень-охранник.

У входа стало тесновато, Хирата поспешила встречать дорогих покупателей. Ройе обменялась с ними короткими приветствиями и снова отвернулась.

Девчушки у Экоров получились хорошенькие, похожие разом на отца и на мать, а больше всего — друг на друга. Как их родители различают? Ройе и Маэрина тоже были похожи… 

— Этот зеленый атлас горский или степной?

— Горский, госпожа Экор, в Ралбоннде не умеют делать такой блестящий.

— Это пока, — Ройе сдержала улыбку, услышав нотку ревности в голосе жены главы торговой гильдии.

— Атласные кусты хорошо прижились на севере Ралбоннда. Конечно, однажды и степные мастера станут делать достойную ткань.

— Что ж, я пока подожду с выбором. Покажите вон те льны, я думаю о платьицах для девочек к жаро. Да и Элу не помешает легкий костюмчик.

— Да, госпожа, — Хирата бросила извиняющийся взгляд на Ройе.

Та терпеливо дожидалась подругу, со смешанными чувствами наблюдая за детьми, то появлявшимися, то исчезавшими в ворохах свисающих материалов. Девчонки успели порыться в корзине лоскутков и связали из них длинную цветную змею, которую теперь таскали по полу.

Ройе передернуло. В легендах о Морской Деве часто упоминались донные змеи. По Ее воле они могли утопить корабль или предать пламени береговое поселение. В сказках кораблем владел страшный злодей, а в сожженных селах обитали сплошь лжецы и жестокосердцы.

Шдер Скалистый тоже сожгли змеи, хоть большинство были о двух ногах, и лишь одна — с крыльями. Вместо плавников. Эту тварь хорошо запомнили в порту. Именно она спалила “Иляную Госпожу”, а с судном и капитана. Маэрину. 

Сестра обожала наряды и духи, могла полдня таскать Ройе за собой по лавкам, рассматривая ткани, кожи, нюхая десятки флаконов. У Ройе уже на пятом напрочь отшибало нюх. Ее одеждой всегда занималась сестра, Ройе терпела это ради нее, хотя порой терпению приходил конец. Теперь все время думалось: надо было в тот день не кривиться, не отговариваться от очередной прогулки по душистым прилавкам. Тогда, может быть, Маэрина не вернулась на корабль так скоро, и осталась бы жива. Или они вернулись бы вместе, и вместе ушли в Бездну.

— О, какой красивый лерс! — госпожа Экор с улыбкой погладила кусочек ткани, лежавший перед Ройе. — Вам очень пойдет. Это будет платье?

— Жилет, — кашлянув, ответила Ройе.

— Как продвигается строительство корабля?

В глазах молодой женщины не было и следа вежливой скуки, и Ройе в который раз подивилась ее способности помнить о мелочах. Ведь что такое один не самый большой бриг для флота гильдии?

— Все хорошо, госпожа. Мы закупили снасти.

— Я обязательно буду на освящении судна, — белоснежная изящная рука легла на широкую и покрытую шрамами руку Ройе. — И Сельвин, конечно…  если вскоре вернется. — На лице появилась тень беспокойства, но тут же растворилась в новой улыбке.

— Благодарю за честь, госпожа Экор, — Ройе вскинула ладонь, отдавая морской салют.

Интересно, что сказала бы Маэрина на эту покупку? Воспоминания о прошлом вызывали и боль, и радость. Ведь кусочек сестры, вложенный в другого человека, все еще жив и, Морская Дева помилуй, пусть остается жив долгие лета. Интересно, как он там? Тот, кто, в отличие от Ройе, никогда не отказывался от приглашений Маэрины прогуляться за покупками… 

Ройе и Маэрина знали Нисса — улыбчивого и тоненького, как тростниковый паучок — еще подростком: выполняли несколько перевозок для его родителей. Нисс с восторгом слушал рассказы сестер и с еще большим — впитывал крутые моряцкие ругательства. Мать Нисса была кружевницей, отец — торговцем кружевом и тканями. Родители не особо одобряли дружбу сына с двумя взрослыми тетками, однако после того, как сестры несколько раз побывали у купцов в гостях и стали жаловать семье Нисса ощутимые скидки, ворчать перестали. Ройе и Маэрина искренне полюбили мальчика. Маэрина за худобу и светлые волосы звала его солнечным лучиком, а Ройе — серебрыбкой из сказки, вернее, мальком. Подрастет — и сможет исполнять любые желания. 

С Маэриной Нисс взахлеб обсуждал шмотье и звенящие океаны бутылочек и баночек всех мастей. Она и правда была ему как родная тетка. Ройе скорее выступала в роли грубоватого дядюшки, привозившего с островов сувениры и моряцкие сплетни. Именно она первой узнала, что Нисс — самородок. Способности проявились поздно и весьма неожиданно. Он очень боялся и не хотел судьбы боевого мага… 

— Ройе, все готово, — Ройе со смущением поняла, что Хирата уже не в первый раз пытается всучить ей сверток с отрезом ткани.

— Спасибо, — о прилавок звякнули монеты.

Ройе вышла из лавки, усмехнувшись, окинула взглядом улицу, пестрящую разодетой публикой всех сортов. Сама боцман Ройе должно быть, смотрелась здесь неуместно. Но это ничего, она обязательно научится отличать яичный белый от цвета морской пены. 

В толпе мелькнули две головы — темноволосая и светлая, словно выжженное морским соленым солнцем дерево. Как знакомо… 

Нисс отчаянно сопротивлялся намерению родителей отправить его в Академию. Сестры-мореходы предлагали помочь семье тайно уехать — в тот же Карран. Четверым посвященным в секрет взрослым оставалось лишь с тревогой наблюдать, как мальчик принимает самые важные в своей коротенькой жизни решения.

Нисс начал отделяться от семьи, несмотря на вздохи отца. Маэрина порекомендовала Нисса портному в лавке готового платья — у мальчика ощущались талант и вкус. Сестры очень за него переживали, но Нисс оказался крепким малым: учился хорошо и держал себя в железном кулаке. В свои пятнадцать он следовал четкому расписанию (Ройе не раз говорила, что из парня вышел бы лучший в мире старпом), каждое порученное ему дело исполнялось безукоризненно. Но все равно мальчонка долго так не протянул бы — и Ройе с Маэриной под страшным секретом и за не менее страшные деньги привезли Ниссу островитянку — природную волшебницу. 

Лучше уметь хоть что-то и управлять силой, чем позволить ей кипеть внутри и однажды вырваться неконтролируемым взрывом. Чародейка, пусть и была природной, а не боевой, научила Нисса некоторым полезным штукам. И сделала для него амулет, могущий временно скрыть способность касаться Источника.

Каждый раз, когда судно входило в порт Шдера, Ройе с замиранием сердца гадала, уж не встретят ли их убитые горем родители Нисса с известием, что того все же забрали в Академию. Или он случайно убил кого-то. Или его отрубили… 

Потом у Нисса родилась сестра и он, здраво рассудив, что риск становится слишком велик, ушел из дома окончательно. Парень уже был достаточно взрослым, умел не только скроить и продать неплохой камзол, но и управляться со счетными книгами. Маэрина очень скучала по Ниссу и радовалась редким весточкам, переданным через верных людей. Сколько лет прошло… Мальчик давно сменил имя, род занятий, но сестры знали наверняка, что внутри далекого, чужого господина Тианиса всегда остается маленький Нисс. 

Теперь письма станут приходить одной Ройе… 

***

Арикке нашла их на самом пороге мусорного отвала. Двое покрытых грязью айла почти слились с темно-серым камнем. Сначала Арикке показалось — они дохлые, и она сморщила нос, уже занося ногу, чтобы скинуть к прочему мусору внизу. Но потом один из айла шевельнулся. Бабушка ругалась вчера: “Тьфу, пакости нанесли с бочками”. Арикке видела, как дед, поймав, давил кого-то метлой в углу — думала, зернового червя, и подходить не стала. Оказалось, айла. Они, конечно, тоже жрут человеческую еду, несут грязь в дом и иногда портят вещи, но черви, например, куда противнее.

У айла были крохотные ножки, уродливые личики — как у неловко слепленных из глины кукол. Но эти куклы — живые. Арикке подобрала их фартуком, спрятав под него же, и унесла. Нашла в кухне пустой ящик и кувшин с водой и занялась своими новыми игрушками. Сначала следовало взять тряпочку и отмыть шерстку от грязи — осторожно, чтобы айла не успели укусить. Но они не шевелились — может, все же умерли? Арикке закончила мытье, выпрямила одному сломанные ножки, подумав, привязала щепочки. Кажется, так следует делать… Оставила в ящике кусок хлеба и воды в блюдечке и побежала на зов бабушки — та успела ее потерять.

Поздним вечером из ящика донесся тонкий писк. Арикке тихонько встала, прошла на цыпочках мимо бабушки с дедом и сдвинула тряпку, закрывавшую ящик. Айла были живы, но на ощупь — холодные. Наверное, замерзли тут на каменном полу. Арикке спала у очага и под толстой шкурой — половиной того злополучного одеяла хозяина. Она сгребла обоих айла и унесла к себе в постель. Пока они, вроде, не пытались ее укусить… 

Говорили, айла тупые и злобные, не приручаются и могут перегрызть яремную вену во сне. Арикке устроила своих гостей у края подушки, так, чтобы можно было дышать сквозь дырочку в одеяле, и негромко запела колыбельную. Ее айла не выглядели злобными, только очень больными и несчастными. Они повозились немного и легли близко друг ко другу, будто обнявшись. Может и правда обнимались, только как-то странно. Наверное, из-за больших голов и потому что тела у них немного походили на собачьи. 

На другой день Арикке с изумлением увидела, что лоскутки, оставленные ею в ящике, превратились в одежду. Она думала, придется шить ее, даже украла иглу и отмотала немного нити у швей, но айла справились сами. И щепочки лежали в углу ящика, айла-самец ходил по дну, хромая, но своими ножками. Как интересно! Жаль, эти существа, как и тритоны, не умеют говорить. 

Арикке приносила им вечером еду и воду, порой удавалось добыть каплю молока. Здорово, что для айла капля — целая чашка! Арикке очень давно не видела целой чашки молока.

Маленький айла размахивал ручками и пищал, Арикке подняла его на руку, хотя ей было немного противно. Она встала и подошла к окну, чтобы разглядеть зверюшку получше, но тут айла все-таки впился зубами ей в палец. Арикке взвизгнула от неожиданности и стряхнула зверька прямо в потухший очаг.

— Ты злой! Я тебя кормила!

Но тут же присела, обеспокоенно всматриваясь в кучу угля и золы. Айла выбрался оттуда с куском угля в ручках, спрыгнул вниз и принялся возить им по камню. Арикке хихикнула:

— Смешной ты!

Потом пригляделась. Арикке не умела разбирать буквы. Хотя вряд ли это те знаки, которые читал Рида. Вовсе непохоже. При взгляде на эти линии и спирали в голове словно что-то туманилось — как будто Арикке пыталась вспомнить что-то очень знакомое — и не могла. Она взяла уголек и нарисовала рядом цветок, чтобы показать, что тоже так умеет! Айла стер ее рисунок и снова принялся за свой. 

Арикке уселась на край окна и оттуда стала наблюдать за айла. Они странные и забавные. Ее маленькая тайна от бабушки. Но главное, чтобы хозяин не узнал. Арикке перевела взгляд за окно и невольно подалась внутрь комнаты, чуть не свалившись. Хозяин шел по нижней тропе. Волосы отросли, хотя еще совсем недавно были до плеч. Теперь хвост снова едва не метет по полу. При мысли о его настоящем хвосте с острыми, как ножи, шипами внутри у Арикке все замирало. Только бы не посмотрел вверх… 

Через шесть дней в ящике родился маленький айла. Надо же, как скоро. Вскоре этот домик станет им совсем мал. Арикке наклонила ящик, и айла забегали по комнате, очевидно радуясь свободе. Когда Арикке зашла в комнату позже, вместе с бабушкой, то не увидела на полу и следа своих друзей. Впрочем, скоро оказалось, что они не пропали, а только спрятались.

Арикке поймала самку-айла тряпкой и попыталась потрогать ребеночка, но ей не дали: самец наскакивал на колено, шипя и грозя щепкой. Потом несколько дней айла не показывались совсем — наверняка обиделись… В качестве примирения Арикке принесла большое сокровище — совсем почти не испорченную виноградину из хозяйского мусора. Положила на пол, попутно высыпав из кармана другой, ненужный мусор. Самец айла подбежал, обнюхал виноградину, но обрадовался не ей, а кривому гвоздю. Запищал возбужденно, схватил железку и уволок куда-то под кровать в темноту. Вроде бы айла видят в темноте?

Однажды Арикке проснулась ночью от того, что ее снова грызут за палец — но на этот раз не очень больно. Айла потыкал сделанным из гвоздя копьем куда-то в сторону выхода и выжидающе уставился на Арикке темными круглыми глазками. 

— Иду, — прошептала Арикке.

Бабушка и дедушка спали, умаявшись за день. 

В пещерах было тихо, Арикке кралась за своим крохотным провожатым, замирая у каждого поворота: вдруг там кто-то из магов хозяина? Или он сам? Но айла знал, куда и как идти, чтобы не встретить ни души, и привел ее к темной трещине в стенной нише. Та оказалась глубже, чем выглядела, и после пары шагов превратилась в узкий лаз. Взрослый бы сюда не протиснулся, да и Арикке пришлось вдохнуть поглубже. Лаз перешел в карниз над каким-то полутемным складом, потом снова расплылся в щель, по которой надо было ползти на коленях. На выходе пришлось отодвинуть пустую бочку и мотки каких-то веревок… 

Ход привел Арикке в кладовую с едой. В тонкие — с палец — проемы под потолком светили луны. На полках стояли банки, коряные коробы и шкатулки; свисали связки окороков, внизу покоились светлые корзины сыров, от которых пахло сеном и кислым молочным духом. В шкатулке, которую решилась открыть Арикке, лежали какие-то полупрозрачные кубики. Они пахли сладко. Очевидно, что это все предназначалось не рабам и не работникам — где расположено хранилище общей еды, Арикке знала хорошо. Это была еда для хозяина. Арикке в ужасе застыла, айла выбежал на середину прохода между полками и вопросительно пискнул. Арикке помотала головой, попятилась назад к лазу. Рука неловко наткнулась на берестяной короб, тот плюхнулся на пол. По камню растеклось что-то блестящее. Арикке поспешно присела, попыталась сгрести разлившееся обратно. Оно так вкусно пахло… Палец оказался во рту сам собой. Арикке зажмурилась от наслаждения. Ягоды, сваренные в меду.

Арикке очнулась, когда даже донышко берестяного коробка оказалось вылизано. В животе было так полно, как давно не было, но очень захотелось пить. Айла, разделивший пир, метнулся куда-то в сторону. Арикке разглядела бочонки, но покачала головой: вряд ли там вода, а пиво густое, горькое и кислое. Нужно было выбираться отсюда… 

— Спасибо, — прошептала Арикке своему провожатому, когда они оба вновь оказались в ее комнате, у постели.

Айла ничего не ответил, просто пропал в тенях. Арикке запоздало укусила совесть: она ничего не принесла бабушке с дедушкой. Но, может, в следующий раз… Если ее айла вернутся. Теперь им есть где бегать, ущелье для них — целый мир! Они свободны. Хотя бы они.