Закатившееся солнце еще торчало самым краешком из глади Нерр, хоть по ощущениям ему впору было подниматься. Кера сидела в кресле, растирая свои гудящие бедра: беготня по лестницам внутри замковых стен получилась долгой — сначала в город, потом из города. Тот, кто строил эту сложную систему тайных ходов, явно рассчитывал, что пользующийся ею будет достаточно тренирован и тощ. Если чутье не подводит — это не последняя вылазка. Надо немедленно начать снова нагружать тело, как в Башне — иначе можно окончательно омедузиться и однажды застрять в проходе. Роудеру повезло бежать лишь в одну сторону и не пришлось, как Кере поначалу, ошибаться в поворотах.

Сельвин сидел на лавке у стены приемной, напряженно сцепив пальцы, и смотрел в пол.

Мастер Роудер хмурил брови, что-то беззвучно шептал, водя руками над телом Наместницы и сидящим подле, сжавшимся в комок Тианисом.

— Ткани в области сердца… там все стало другим, — наконец изрек маг. — Не знаю… пока не могу определить. Заклятие было соткано заранее, а потом рассыпалось, как узел боевого мага. Это сложная система, такая готовится не один день.

— Но как могло оно пробить заслон? — спросил лекарь. — Я не силен в волшебстве, однако знаю, что госпожа Ранельда не пренебрегает защитными чарами.

Мастер Роудер потер подбородок и криво улыбнулся, рассеянно глядя в пространство. Через некоторое время удивленно ахнул:

— Эти чары… Теперь я вижу. Они не разрушали, а укрепляли защиту! Понимаете? — он резко опустил руки и сделал шаг назад. — Невероятно… Чары заслона не распознали беду, потому что нападение было замаскировано. Это не уничтожение, не проклятие — не регресс, а напротив, — маг покачал головой. — Очень хорошо рассчитанный удар. Представьте, что может статься с человеческим органом, если его укрепить… без меры.

— Что? — простодушно спросила Кера.

— Сердце… Его стенки стали жесткими, и оно не в силах больше сокращаться. Сердце, легкие, печень — повредить таким образом можно что угодно, но сердце — это удар наверняка. 

После нескольких кордов пораженного молчания, Ози проворчал:

— Но все же — как? 

— Заклятье могло быть активировано через вещь… или даже касание руки, если маг уверен, что сможет справиться с отдачей, а она немалая. — Роудер присел рядом с Тианисом и заглянул ему в лицо: — Может, Ее Светлости подарили что-нибудь? Или она встречалась с кем-то незнакомым?

Тианис с видимым трудом вник в вопрос, светлые брови сошлись в черту.

— Нет… Ничего необычного. Я бы почувствовал мага.

— Если на нем не висело таких же амулетов, как ваши, — заметил Ози.

Тианис упрямо мотнул головой:

— У Ранельды не было назначено никаких дневных аудиенций, а в вечерних Экор стоял первым в списке. Никаких новых людей или вещей она не трогала. По крайней мере, не при мне… 

— Ребенок! — воскликнула Кера, вскочив с кресла.

— Что?!

— Ребенок, — повторила она, — Я стояла на площади, со всеми! Там был младенец, которого передали поверх конвоя!

— Младенец?! — мастер Роудер побледнел. — Какой ужас… Конечно… кто бы мог предположить, — волшебник страдальчески сморщился, прикрыв ладонью рот, словно борясь с приступом тошноты. 

— Он… погиб? — спросил побелевший как стена Сельвин.

— Скорее всего, ребенку выжгло нутро еще в тот миг, когда Наместница держала несчастного в руках. Возможно, чуть позже. Кто бы это ни совершил, он очень, очень жесток.

— Кто виноват, меня сейчас не волнует, — прохрипел Тианис, прерывая речь мага. — Главное — что делать? Как спасти Ранельду? Я не могу, не могу потерять еще и ее… — он всхлипнул звонко, как мальчишка.

Роудер откашлялся:

— Сельвин, друг мой… Мне кажется, жизнь заставляет применить твой талант. — Сель испуганно вытаращился на мага. — Твое сердце. Оно ведь рабочее. Осталось лишь дособрать его. 

— Нет! — в ужасе воскликнул Сель. — Это теория! У меня никогда ничего не работало как следует! Ни разу! Я не могу взять на себя такую ответственность!

— Другого выхода я лично не вижу.

— Но оно не готово! — Сельвин так яростно замотал головой, что Кера испугалась — не повредил бы шею. — Нет, никогда! Возможно же, наверняка возможно просто исцелить ее!

— Нельзя, — скорбно поджал губы маг. — Любое дополнительное вмешательство лишь ухудшит положение. Нити и так переплетены слишком плотно, этот узел можно извлечь только вместе с органом. Ситуация… 

— Ситуация приставила мне нож к горлу, — выдохнул Сельвин. — Но я не смогу.

— Что за сердце? — подал голос Тианис. — О чем речь?

— Сель… господин Экор изобрел механическое сердце и сейчас как раз оканчивает сборку, — пояснила Кера.

— Ты не один, у тебя есть мы, — продолжал маг. — Как минимум Фимз и я. — Роудер вновь обратился к секретарю: — Сколько вы сможете продержать стазис? 

— Не знаю.

— Давайте я этим займусь, вы же… боевой маг, так? 

— Я не рискну ни одним драгоценным дохом, — упрямо набычился Тианис. — Чары срабатывают не мгновенно! Я буду держать сколько могу, — прошептал, не отрывая взгляда от тела Наместницы.

— А потом вы умрете, и она умрет тоже, — проворчала Кера.

— Одно мгновение ничего не решит, ведь в любом случае стазис надо будет снять, — возразил Роудер. — Клянусь оправдать ваше доверие. Я уважаю и люблю госпожу Кеното, и сделаю все, чтобы она была жива и здорова.

— Нет, — сжал зубы Тианис. — Я не так слаб, как вы думаете. — он покосился на цепочку с медальоном, лежащие на полу. — Уберите это подальше. Особенно адиант. Чтобы не коснуться… случайно.

— Что это за амулет? — Роудер брезгливо отодвинул ногой адиантовую цепь, поднял серебряную и с любопытством стал рассматривать сверкающий камень, внутри которого — теперь отчетливо заметно — переливался крошечный алый огонек. — Здесь тоже очень сложное плетение, никогда такого не видел.

— Это медальон Рундела.

— Как?! — воскликнул чародей.

— Ранельда дала его мне, — губы Тианиса искривила усмешка. — Прямиком из сокровищницы. Сказала, чем просто пылиться в шкатулке, лучше пусть приносит пользу государству. 

— Потрясающе, — благоговейно выдохнул Роудер. — Вы же помните, что с помощью именно этого артефакта Рундел Белобородый путешествовал по Темным Землям во времена, когда людей-магов туда не пускали! Великая редкость. И какая тонкая работа с чарами! Вы позволите мне изучить?

— Может, после? — осведомилась Кера.

— Действительно, — спохватился маг, — Время! У нас его нет.

— А я должен велеть Лодди отменить остальные встречи. — прошелестел Тианис. — Благо, не в первый раз...

Перед уходом Роудер поставил у всех дверных проемов охранные заклятия, а у секретного лаза в стене — ловушку. Кера удивилась — она думала, природные маги не творят таких вещей. Боевые маги потому и боевые — что могут воевать, убивать и причинять вред. Отдача не успевает добраться до них до того, как заклятье бесследно рассыплется. У природных иначе. Но оказалось, ловушки — даже смертельные — это не прямое нападение, и чародеи могут спокойно жить, расставив хоть сотню таких. Вообще-то можно было и догадаться: Кера ведь сама пару раз видела, что происходит с угодившими в оставшиеся с войны волшебные капканы. 

***

Во дворце официально объявили, что Великий Наместник снова в Днях Раздумий. Тианису пришлось оставить свою госпожу, которую перенесли в ее спальню, и выйти к людям. Никто не должен был заметить неладного, особенно гвардейцы. И пока все оставалось спокойно. Два раза в лето Великий Наместник имел право на половину черночи тишины. Ранельда Кеното в такие дни часто отправляла вассалам подарки собственного изготовления: чаши, блюда и кувшинчики.

— Лучше всего ей думалось за гончарным кругом. У нас есть немного чаш, которые она не успела обжечь и отправить. Я умею это делать, хотя Ранельда меня прибьет, конечно… Хоть бы прибила, — добавил Тианис вполголоса.

Сейчас было важно сохранить общий порядок дел, чтобы даже посыльные не заметили, что Дни Раздумий в этот раз уж слишком тихие.

Секретарь проводил у постели Наместницы все доступное время. Кера хорошо представляла, как тяжело ему дается удержание контроля над заклятием на расстоянии, во время занятий другими делами, да еще с непривычки. Мастер Роудер часто маячил поблизости на тот случай, если кто-то из гостей-магов ощутит силу и захочет проследить ее исток. Хотя, казалось, страх разоблачения отступил под натиском иного — страха смерти госпожи.

Роудер уже несколько раз применял к Тианису какие-то чары, Ози пичкал его укрепляющими отварами. У Керы иногда руки чесались врезать секретарю как следует, чтобы встряхнуть внутри белобрысой башки рассыпавшиеся в прах мозги, заставить вспомнить себя и вернуть на лицо прежнюю высокомерную гримасу. 

— Ешь.

— Я не голоден.

— Мне придется связать тебя и кормить с ложки.

— Кто ты такая? — устало спросил Тианис, глядя на нее. — Откуда ты взялась?

— Съешь половину — расскажу.

Тианис со вздохом забрал у нее тарелку. В кухне без удивления относились к тому, что в Дни Раздумий следует доставлять Вечному Наместнику яства прямо в покои.

Кера порылась в кармане и, вынув, положила на стол очки-стеклышки:

— Ты опять забыл их в секретариате.

— У магов не бывает болезни глаз.

Кера некоторое время размышляла над этими словами, потом подняла стеклышки и посмотрела сквозь них. Тут же часто заморгала — аж слезы выступили.

— Дополнительная маскировка, — криво усмехнулся секретарь. — Я привык, даже голова уже почти не кружится. — Он протянул ей пустую тарелку. — Теперь выполнишь обещание?

— Не-а, — ухмыльнулась Кера. — Оставим до следующей тарелки.

— Так и думал, — вздохнув, пожал плечами секретарь. — Тогда расскажи мне о сердце, которое мастерит Экор. Я хочу знать все.

Пока Сельвин с друзьями колдовали над изобретением, Кера присматривала за магом. Казалось, он не против компании. Он много говорил о Ранельде Кеното, и Кера слушала очень внимательно. Еще бы не приходилось каждые три корда терпеть его трубные сморкания в платок... 

Кера притаскивала в покои Наместницы кипы бумаг с работы: пришлось притворяться больной и в красках повествовать, как хорошо трудиться в собственной уютной каморке с компрессом на лбу и ведром у кровати. Старуха Мина одобрительно цокала языком, глядя на такое рвение. Тианис ворчал, что потайные ходы придумали для других целей, и зря Роудер снял ловушку. Но не сидеть же без дела? Да и Тианиса даже не беря во внимание наказ лекаря одного боязно оставить…

— Чайка ходит по песку, 

Моряку сулит тоску, 

А тоску зальем вином,

Крепкой айкою.

Есть бутылочка вина,

Есть девчоночка одна, 

И пошла б себе тоска

Вслед за чайкою…

— Так сколько лет ты служишь Наместнице? — спросила Кера, прервав тихое пение.

— Двенадцать. 

— Двенадцать?!

— Знаю, что выгляжу моложе, чем есть. Это семейное: когда отец гуляет с моей сестрой, его часто принимают за ее брата. — Он помолчал — С Ранельдой мы хорошо сработались. — Кера с трудом подавила вздох, готовясь новому слезливому приступу воспоминаний, — Она знаешь, мне… 

— Нашел! — в комнату ворвался Сельвин, за ним — Роудер. — Он нашел источник энергии!

— Вероятный, — поправил Роудер. — Но надежда есть.

— Нужно только отыскать человека…

— Лучше всего — ребенка лет двух-трех, — снова вмешался чародей, — чей магический потенциал столь ничтожен, что бесполезно ждать инициации. Направить энергию Источника в одну сторону и определенным образом заключить нити в систему… — он взмахнул руками, словно стоя перед учениками, но тут же смутился и после паузы сказал: — Это ничем не навредит ему. Ну, не должно, по моим расчетам, — прочистил горло и продолжил: — У меня тоже есть свои проекты, которые не было случая воплотить. Так что, по сути, это старое исследование, и я теперь смогу его закончить.

— О боги и звезды, и Дева Морская милосердная, — Тианис преобразился на глазах. — И как скоро можно ждать убедительного результата? — он прищурился в свойственной ему неприятной манере.

— Мы пока не… — начал Сельвин, но маг бесцеремонно задвинул его себе за спину и сказал: 

— Ребенка мы отыщем, такие часто рождаются в семьях, где уже был зарегистрированный волшебник. Механизм же… Несколько дней. Максимум — треть черночи. Но как бы мы ни старались, это все же слишком долго для активной поддержки чар. Я вновь предлагаю вам передать мне стазис, господин Тианис.

Кера пыталась подметить момент перехода, но у нее не получилось. То ли Роудер был так искусен, то ли Тианис раздул свои опасения попусту — но у Наместницы не шевельнулся ни один волосок.

Первым делом секретарь рухнул на длинную обтянутую атласом кушетку и проспал целую ночь и еще день — хотя потом страшно ругался, что его не разбудили. А после снова нацепил свой артефакт и развил бурную деятельность. Он успел поговорить со всеми остальными работниками Наместницы, включая распоследнюю служанку и заткнуть даже самую малую дырочку, в которую могло проникнуть сомнение. В покоях Наместницы появился еще один тайный гость — начальник гвардии, лысоватый, обманчиво безобидный, капитан Гре. Можно ли называть тайной то, о чем уже известно столь многим?

— Те, кто это сотворил, скорее всего, думают, что покушение удалось, и мы просто тянем время, — Гре говорил тихо, приходилось вслушиваться в каждое слово. — Вот-вот начнут приходить официальные запросы. О том, что тут творится, не знают даже союзники — и любой из них может невольно сыграть на руку врагам, и хорошо бы господин Экор поторапливался… К тому же именно он — тот, на кого хотели все это повесить, и сейчас — единственное неизвестное.

Кера нахмурилась:

— Если Наместница умерла — то почему Сельвин не в цепях и разгуливает по дворцу? А если осталась жива — то почему никому до сих пор не открутила голову?

— Верно. И этот туман связывает им руки. Действовать наугад опасно.

— Но можно же пока вычислить, кто это был!

— Нет, — Тианис решительно вскинул ладонь, — Слишком рискованно. Ранельда сама сделает то, что должно.

В этом был свой резон — если хозяйка не посвящала своих приближенных во все дела, то можно ненароком наворотить еще худших. Хотя вот так сидеть и ждать в бездействии было тяжело. И не только Кере — Тианис тоже носился по дворцу как заводная игрушка с перетянутой пружинкой. Кера невольно восхищалась тем, сколько вещей одновременно может удержать в себе эта светлая голова. Ясно, отчего Наместница его так ценила. Осталось понять, почему Тианис настолько предан ей. Ведь дело явно не только в артефакте. Удастся ли удовлетворить любопытство и узнать Ранельду Кеното получше? Хорошо бы — иначе всех ждет незавидная участь… 

***

Фимз не особо удивился тому, что теория внезапно и срочно трансформировалась в практику. Разумеется, толстячку не говорили, чья грудная клетка станет домом для механического сердца, но намекнули, что главный и ожидаемый результат работы теперь не великое имя в научных кругах, а спасение реальной человеческой жизни. Мастер попросил "слегка подлечить" ему глаза, а Роудер возмущенно удивлялся, что тот так долго ходил полуслепым.

Изобретатели днем и ночью отливали, шлифовали и подгоняли детали под увеличительными линзами всех мастей. Кера бегала между их логовом у Фимза в доме и спальней Наместницы, где дневал и ночевал Тианис. 

— Ну? Что? — в который раз звучал этот вопрос, заданный с горячей надеждой?

— Корпус готов, Роудер обрабатывает его каким-то снадобьем, говорит, чтобы… как бы это сказать… мясо вокруг считало, что сердце — тоже мясо. А Фимз и Сель сегодня спорили о густоте крови, еще о какой-то перегонке, Фимз хотел переделать уже готовый кусок, но Сель сказал “работает — не трогай”. И еще искали материал для особой трубки.

— Нашли?

— Да. Сок атласного дерева, только его надо как-то хитро сварить.

— Трубка из ткани? — с сомнением нахмурился Тианис.

— Если ты будешь пытаться контролировать еще и их, я больше не стану ни о чем докладывать! — Кера сложила на груди руки. — Уж Сель-то точно понимает во всем этом куда лучше всех, в том числе лучше тебя!

— Все хочу спросить, а когда мы, собственно, успели перейти на “ты”? — поднял брови Тианис.

— Когда ты рассказывал, как познакомился с Ранельдой, — вздохнула Кера, решив не глумиться и не напоминать о трех подряд мокрых платках.

Секретарь опустил взгляд и смущенно откашлялся:

— Я… Что ж… Благодарю за доклад, можешь идти.

***

Господин Ози выглядел спокойным и сосредоточенным, как и две его помощницы. Они без спешки и молча готовили комнату к предстоящему. Едва забрезживший рассвет выделял узор колец разложенных инструментов, коварно скрывая наточенные лезвия. Одно из них темнело черненой сталью и отличалось длиной. Почти кухонный нож… Тело Ранельды Кеното покоилось на соседней застеленной тканью столешнице. В воздухе стоял сладковатый запах курения, с которым Кера по указке лекаря обошла всю комнату.

— Кера, ты не должна, — Сельвин судорожно стиснул ее руку, гораздо сильнее, чем, очевидно намеревался. — Это ведь… Будет неподходящее зрелище для дамы.

— Я не боюсь крови, — Кера улыбнулась уголками губ. — А господину Ози нужны лишние руки. Мы уже договорились.

— Ты наверняка не представляешь…

— Сель, — перебила она, — Не переживай об этом. Правда. Ты ведь не лекарь и не солдат. Ты вовсе не обязан сохранять хладнокровие при виде того, как кромсают чьи-то внутренности. А обо мне не беспокойся.

Глаза у Сельвина расширились, он что-то булькнул и медленно, шумно выдохнул.

— Ты опять меня защищаешь, — почти беззвучно шепнул он, опустив ресницы, — Когда должно быть наоборот.

— Херня. Когда все кончится, ты будешь героем, а я — всего лишь подавальщицей тряпок и мойщицей посуды.

В комнату вошел удивительно просто одетый Тианис, а с ним мастер Роудер, выглядевший непривычно без длинного балахона мастера Башни. Он нес драгоценную шкатулку с механическим сердцем. Сельвин покосился на вошедших, продолжая сжимать Керино запястье. Медные волосы в сером рассвете казались черными, а лицо — синеватым. Кера накрыла его ледяную ладонь своей, слегка погладила. “Все получится. Ты сделал, что мог. Все будет хорошо”. Иногда такие наивные слова очень помогают. Только она опоздала сказать их вслух.

Тианис, молчаливый и сосредоточенный, занял место сбоку, где с подставки торчали трубки еще одного насоса.

— Начинаешь по моему знаку, — уловила Кера голос Ози. — И качаешь в ритме пульса. Сейчас ты будешь ее сердцем.

Над столом повис яркий огонь, в его свете люди показались черными тенями. Кера отошла подальше: ее услуги пока, вроде, не требовались, а вокруг Наместницы и так было не протолкнуться. Слышалось звяканье металла, отрывистые фразы лекаря. Потом сквозь дымок курений начал проступать все более тяжелый запах крови.

— …полая вена… второй конец… прижечь вот здесь. Насос!

Послышался шипящий и какой-то скользкий ритмичный звук.

— Налей сюда из зеленой бутылки, — обернувшись, велела Кере помощница лекаря, — Нужно больше раствора лисенянки.

Кера бросилась в угол, где выстроился ряд бутылей и банок разнообразных форм, налила из зеленой в миску. Стараясь не дышать, передала лекарке: ну и едкая вонь у этой самой лисенянки…

— Нож.

Вот и пришло время для того черного лезвия. Интересно, что Ози будет им резать? Не кости же? Может, хрящи?

— Сердце!

В подставленный обок таз шмякнулся бесформенный ком плоти, звякнула пружина открывающейся шкатулки. Света стало больше: механическое сердце светится? Или это какая-то другая магия? Не удалось разглядеть через чужие спины. Главное, чтобы все сработало…

Там, где стоял Сельвин, произошло волнение. Кера успела поймать друга до того, как он осел на пол. Сель не был в обмороке, но очень близко к тому. В образовавшийся просвет на миг стала видна залитая ярким светом картина разверстой грудины и переплетенных стеклянных трубочек. Показалось, что крови там удивительно немного.

— Я… думал, что смогу. Но…

— Посмотри на меня, — Кера схватила друга за вновь обросший щетиной подбородок. — Это просто механизм. А смазочное масло — красного цвета, только и всего.

Сельвин задышал ровнее, потом бледно улыбнулся:

— Скорее вода… вода для мельницы.

— Ну вот видишь!

Он завозился в ее руках, вставая:

— Я должен смотреть… Правый нижний клапан, его надо подключить…

Кера убедилась, что друг твердо стоит на ногах, потом тихонько вытащила из-под стола таз, заменив чистым. Отнесла использованный подальше и накрыла тряпкой. Страх как хотелось ткнуть пальцем в окостенелое сердце, однако осторожность пересилила любопытство: мало ли, вдруг эта колдовская пакость заразна? У стола что-то тихо говорил Сель, ему отвечал Ози.

Кера закрыла шторы, чтобы полуденное солнце никому не било в глаза. Ози громко потребовал иглу. Уже закончили? Или еще нет?

Голос Роудера, произносившего заклинания, отличался от обычного — он словно пел какую-то жутковатую песню. По спине забегали мурашки. Руки мастера с тонкими длинными пальцами едва заметно подрагивали. Плетение очень сложное, так он утверждал. Теперь нужно дождаться конца еще и этой работы…

Кера вздрогнула, когда шипение насоса внезапно смолкло. В наступившей тишине Ози сосредоточенно во что-то вслушивался, держа бледную руку Наместницы в своей, а мастер Роудер молчал — вероятно, созерцал невидимые потоки нитей. Кажется, маги видят их цветными…

— Оно бьется, — с радостным изумлением сказала одна из помощниц Ози.

— Работает, — просипел Сельвин, цепляясь за стоявшего рядом мага. — Работает же?

— Да, друг мой, — с усталым довольством подтвердил Роудер. — Она жива. Дышит.

— Можно зашивать. Не помешает общая регенерация, если вы не против.

— Пожалуй, теперь это можно.

***

У постели ожившей Наместницы теперь дежурили лекари, а вокруг покоев — целый отряд гвардейцев под предводительством Гре. Наконец-то можно было расслабиться. Кера поужинала щедрыми остатками мясных плюшек в теплой и почти безлюдной кухне, как следует вымылась в тамошних уютных банях. Вернулась к себе и собиралась одеться в ночную рубашку, чем обыкновенно пренебрегала — ведь после больше платить за стирку! Но тут решила побаловаться, тем более, что в приоткрытое окно задувал северный ветер. Впервые за долгий напряженный период Кера намеревалась проспать ночь целиком и в собственной кровати.

Она успела накинуть на голое тело халат, разложить рубашку на постели и с удовольствием провести по мягкой ткани, когда в дверь постучали. В коридоре, неловко переминаясь, стоял слуга в дворцовой ливрее. 

— Вам записка, госпожа Та'Гат.

Плюнув на нижнее платье и чулки, Кера надела только верхнее, кое-как стянув корсаж, и накинула на плечи шаль, надеясь, что так ее распутный вид будет не очень заметен.

Дверь в покои господина Экора снова оказалась не заперта. Подавив вздох, Кера прошла по темной гостиной с черным зевом погасшего очага. Под ноги попался бокал, больно стукнул донцем по щиколотке. 

В еще более темной спальне металась невнятно бормочущая тень. Кера нащупала на столике коробку хлоратных палочек и запалила двусвечник. Тень прянула вперед, словно притянувшись к свету. Искаженное лицо Сельвина мелькнуло и сползло вниз; руки обхватили Керу за юбку. Он замер, громко дыша ей в колени. Растерянная Кера тихонько провела по спутанным рыжим кудрям, попыталась вырваться из хватки, отступив, но Сель пополз за нею следом, так же пряча лицо в складках ткани.

— Что стряслось? — с замиранием сердца спросила Кера. — С Ее Светлостью?..

— Оно работает! — Сель наконец поднял голову и глянул с такой яростью, что Кера испугалась. — Механизм идеален. Стучит, качает кровь, оно… совершенно. Лучшее, что я создал. Единственное, что я создал!

— Хвала звездам, — выдохнула Кера. — Тогда в чем беда? Я собиралась спать, и тебе не помешало бы.

— Нет! — рявкнул Сельвин и, вскочив, снова забегал. — Я не могу. Я теперь никогда не смогу… — вцепился в волосы и осел на край постели. Помолчав, тихо сказал: — Если бы это была моя дочь. Мое дитя! 

— Умерший младенец? Сель, ты…

— Живой, — он схватил ее руку. — Я говорю о живом ребенке. Которого… который… которого мы использовали, — выдохнул он наконец и умолк, глядя в одну точку.

— Но с ним ведь все в порядке, — с недоумением возразила Кера. — Роудер сказал…

— Я бы отдал? Своего ребенка? Под действие неопробованных чар. Если бы это было… необходимо. Не для спасения чьей-то жизни. А для завершения эксперимента. Чтобы увидеть… увидеть свою машину живой. Я бы отдал? — он посмотрел на Керу и взгляд его был — чистое страдание. — Я не могу. Я не могу ответить на этот вопрос. Может, ты мне ответишь?

— Сель. Милый, — Кера отчаянно искала слова, но не находила, чувствуя себя раздражающе беспомощной. — Но… ведь все закончилось хорошо. Все остались живы. И мы, и Наместница, и этот ребенок. — Сельвин шумно втянул воздух сквозь зубы и вырвал руку, обхватил себя за плечи, глядя в сторону. Кера, не решаясь коснуться его вновь, сцепила пальцы. — Хватит. Тебе нужно поспать. 

— Не могу. 

— Хочешь, я утащу вина с кухни. Или даже айки, видела там пару бочонков.

— Нет. Нет. Не могу ничего ни есть, ни пить. Ничего… 

Кера цокнула языком, придвинулась и решительно обхватила Сельвина руками, вжавшись лбом в плечо. Его била дрожь, но кожа была горячей. 

— Кера, — тихо позвал он через какое-то время. — Я мог бы… Попросить тебя…. кое о чем?

— Конечно. Что угодно.

— Я тебе клялся. Мне… О Бездна, я и так уже на твоем дне, тонуть некуда… — он резко развернулся и посмотрел ей в глаза: — Кера, ты не могла бы… побыть со мной? Я имею в виду… рядом. 

Он потянулся и вынул из-под подушки ленту. Кера покачала головой.

— Просто побудь рядом. Прошу. Знаю, я, вероятно, тебе омерзителен… Но так даже лучше.

Вопреки тому, что в прошедшую вереницу черночей Кера нет-нет да и подумывала об умелых руках Сельвина, теперь она ощущала только печаль. Желание не распалить, а утешить, успокоить, стереть со лба капли едкого пота, мягко накрыть пересохшие губы своими — лишь раз, прохладно-влажно и умиротворяюще, как лекарство. Провести пальцем по колючей от щетины, налившейся болезненным жаром границе между кожей и гладкой лентой.

Кера сидела чуть в стороне от постели, куда не достигал свет двусвечника. Глядела на липкий блеск кожи, на торопливые, рваные движения, каждое — словно украдено у совести, но тут же оплачено мукой удушья. Считала вдохи и выдохи, непроизвольно задерживая свое дыхание вместе с чужим. Почти слышала стук заходящегося — живого — сердца. Снова испытывала позабытый уже страх и время от времени напрягалась в предельной готовности вскочить и выхватить дорогую ей жизнь из лап смерти.

Потом дыхание выровнялось, стало тише. На месте удавки отпечаталась полоса ярко-закатного розового. Кера выпутала проклятую ленту из расслабленных пальцев, сняла петлю с рельефного столбика кровати и закинула поглубже под нее, в пыльную тьму. Задула свечи, бережно вытерла уголком простыни кожу в побледневших рябинках. Укрыла обнаженное тело одеялом.

***

Наместница сидела у распахнутого окна. Лицо ее было бледным, но глаза — живыми, казалось, проникающими насквозь. На столе перед Наместницей стоял бокал с темно-красным вином. Кере очень хотелось облизнуть пересохшие губы, но она сдержалась. 

Правительница неспешно рассматривала пеструю команду: безупречно выбритого Сельвина в ало-голубом жилете, Гре в начищенной до зеркального блеска кирасе, Роудера в парадной мантии, Тианиса, у которого острые уголки модного воротника спускались едва не до пояса, Ози с помощницами в белоснежных халатах. И Керу. 

Нужно было надеть синее платье, а не серое, но на синей юбке утром обнаружилось пятно. Кера рассудила, что Наместница зовет гостей не для того, чтобы присудить награду самому модному, поэтому предпочла чистое — красивому. А теперь, глядя на остальных приглашенных, жалела. Пятно не так уж и бросалось в глаза… 

— Итак, — наконец, улыбнулась Ее Светлость, — Это и есть герои Ралбоннда. Вы спасли куда больше, чем мою жизнь. Прошу прощения, что не могу принимать вас стоя, как того требуют этикет и моя безграничная признательность. Господин Экор, — Сельвин опустил глаза, кланяясь. — Благодаря вашему гению, теперь никто не сможет похвастаться тем, что разбил мне сердце! Ото Ози… 

— Я лишь выполнил свой долг, госпожа, — склонился лекарь. — Прошу, не нужно…

Наместница сказала что-то на кумэи, Кера не успела разобрать — что именно, но Ози улыбнулся.

— Мастер Роудер, — Наместница склонила голову, — Мне сказали, ваша работа также была необыкновенно трудоемкой. Однако, как мне известно, простейшие заключенные циклы энергии выдерживают до тридцати лет использования. Что же вызвало сложность?

Маг откашлялся. Он выглядел несколько смущенным.

— Ваша Светлость, мне… Я должен признать — теперь уже вполне официально — что некоторые узлы чар природных магов — особенно простые — в последнее время подвергаются некоему… пока необъяснимому воздействию. Они расплетаются самопроизвольно, не удается спрогнозировать, какой будет следующим, и отследить, что именно к этому приводит. Потому я и осмелился воскресить старую разработку, которая в свое время многим казалась избыточно сложной и даже бессмысленой… Впрочем, сейчас не об этом. Я применил иной способ получения энергии движения, подключив поток напрямую от Источника, что в текущих условиях куда надежнее. Крохотного канала, которым обладает Бэер, хватает для этой работы.

— Вокруг дома девочки установлена круглосуточная охрана, — вмешался Гре.

— Так это девочка? — задумчиво спросила Наместница.

— Да, Ваша Светлость. Я жду приказа касаемо ребенка… и семьи. Для вашей безопасности я бы порекомендовал как можно скорее заключить их под стражу.

— Нет, храбрый мой Удимир, — покачала головой Наместница. — Здесь мне придется не послушать твоего совета. Разумеется, если отбросить эмоции, так было бы разумнее и надежнее, однако я не хочу лишать это дитя жизни. — Она помолчала, поглаживая бокал с вином. — Не подумайте, я бесконечно ценю то, что вы все сделали. Однако это тонкий вопрос. Я уже немолода и не рассчитываю жить вечно. Главное — успеть разобраться с нынешними бедами, а там… сколько боги отпустят. Благодаря всем вам наши шансы возросли и мой срок увеличился, однако дразнить судьбу я не считаю разумным. Девочка — как вы сказали, Бэер? — здорова, жива, и станет жить свою жизнь, как посчитает нужным.

Послышался выдох, полный искреннего облегчения, и Кера знала, кому он принадлежал.

— Однако этот ребенок крайне важен!

— Разумеется, я не отрицаю. Семья в курсе?

— Нет, Ваша Светлость, — кашлянул Роудер. — Я проводил соединение без огласки. Хоть это и не вполне… отвечает чародейскому уставу.

— Никто не знает о ребенке, кроме присутствующих здесь, — уточнил Тианис. — И лишь Роудер и Гре видели девочку.

— Пусть так и остается, — кивнула Наместница.

— Я все же прикажу присматривать за этой семьей, — упрямо насупил брови Гре. — Кера невольно улыбнулась. Ранельда Кеното, казалось, в совершенстве владела искусством расположить к себе каждого. — А что предпринять касаемо заговора? Госпожа Корне должна сидеть в застенках!

Наместница подняла руку, слегка поморщившись.

— В данный момент неразумно принимать скоропалительные решения. Корне — явно не главная фигура в этой игре. Я еще не пришла в себя и могу допустить ошибку. Сколько глупостей можно натворить, отвлекаясь на сражение с болью… — она досадливо цокнула и покачала головой, улыбаясь: — И конечно, наговорить ерунды. Я была рада вас видеть, и мы увидимся еще не раз в ближайшие дни, а пока прошу меня извинить.

***

Кера шла по коридору, и огоньки настенных светильников, отражавшиеся в полированном полу, казались светящимися рыбками в толще воды. Тианис нагнал Керу у самого выхода из дворца.

— Идем, — коротко велел он и, оглянувшись на пустую галерею, потянул в сторону стенной ниши, за которой снова открылось темное переплетение тайных коридоров.

Кера услышала приглушенный голос Наместницы, Тианис приложил палец к губам.

— Уберите это красное вино, наконец, и принесите чаю.

— Но Ваша Светлость, врач велел…

— Не прикажете же пить его и вместо воды?

— Да, Ваша Светлость. То есть нет, Ваша Светлость… 

Когда лекарка вышла, Тианис нажал на один из выступающих камешков, оказавшийся ручкой. Дверь распахнулась прямо в спальню Ранельды Кеното. Та сидела на постели, укрывшись одеялом, волосы были уже распущены. Она выглядела усталой старой женщиной, совсем непохожей на гордую правительницу огромной страны.

— Можешь идти, мальчик мой.

— Но…

— Ступай.

Кера поежилась. От такого тона она бы бежала, сломя голову… Тианис недовольно зыркнул на нее и вышел в другую дверь.

— Сядь, девочка моя, — Наместница похлопала по покрывалу возле себя. — Самая загадочная из всех, — она улыбнулась. — Гре вывернул наизнанку и своих, и чужих шпионов, однако почти ничего не отыскал. Кто ты?

— Я Кера. Кера Та’Гат.

— Это я уже поняла. Интересно, — прищурилась Ранельда. — А выглядишь коренной степнячкой. Пожалуй, с юго-востока.

— Верно, госпожа, — кивнула Кера. — То есть Ваша Светлость.

— Здесь только мы, оставим церемонии. Зови меня Ранельда. Расскажи мне о себе.

— Что именно?

— Что хочешь, — пожала плечом Ранельда. — Где ты родилась? Росла?

— Моя деревня была на границе Темных Земель.

— Как она называлась?

Кера запнулась, смущенно отвела взгляд.

— Не знаю. Не помню, госпожа. В шесть лет я очнулась в обозе пленных, одна, но раньше…

— Понимаю, — теплая сухощавая рука ласково провела по ее спине. — Тогда многие потеряли близких, и я не исключение. Мой старший брат погиб на поле боя. Что было после?

Кера кусала губы, упорно глядя на носки своих туфель, выглядывающих из-под юбки.

— Я… не из благородных, госпожа.

— Ранельда.

Кера страдальчески вздохнула. Наместница тихо рассмеялась и прикрыла глаза, явно утомленная этим усилием. После снова заговорила:

— Со смерти короля Диркена с его прихвостнями в Ралбоннде нет официальной аристократии. Хотя кое-кто и пытается вернуться к этому укладу, — вздохнула она. — Твое происхождение не имеет никакого значения. Только то, что ты в итоге смогла из себя сделать. Ты окончила учебу в Башне, это мне известно, как и последующее.

Она замолкла в ожидании ответа, но Кера упорно молчала, ощущая как загораются щеки, уши, вся кожа — до слез. Если она не заговорит…

— Простите, госпожа. Я не умею рассказывать о себе. Там не было ничего особенного. Правда. Ничего… чем я могла бы гордиться.

— Вас продали в дом утех? Я не стала бы судить тебя за это.

— Нет, — передернулась Кера. — Нет, — она подняла глаза и посмотрела в лицо правительницы: — Я понятия не имею, что нужно говорить. И как. Я никогда раньше…

— Я тоже никогда раньше не умирала, — усмехнулась Ранельда. — Все когда-то да бывает в первый раз. Иди ко мне, поближе. Вот так, — она накрыла Керину ладонь руками. — Вижу, ты привыкла сторожиться людей. Меня ты можешь не бояться — и не только из-за моей благодарности. Я в целом предпочитаю не рубить сплеча. По крайней мере, таких хорошеньких девушек, — подмигнула она.

Кера смутилась еще больше. Тут в комнату, постучавшись, вошла лекарка с двумя дымящимися чашами. Травяной чай оказался с легкой кислинкой, но в целом приятным.

— Ты, верно, удивлена, что я хочу узнать тебя получше? 

Кера неуверенно кивнула, хлюпнув чаем.

— Ты много встречала в жизни людей, которые, попав в переплет, не размазывались кашей по тарелке, а принимали обдуманные решения? Предпочитали не рассиживаться, а действовать или хотя бы делать, что могут? На которых ты могла положиться? 

— Нет. 

— Ты думаешь тут, во дворцах, иначе? Все то же, — Ранельда несколько раздраженным жестом отставила чашу на столик и откинулась на подушки. — Верных, разумных людей мало, и за них надо держаться изо всех сил. Тиан мне многое рассказал, — она улыбнулась.

— Я всего лишь помогала…

— Здесь нет “всего лишь”. Предоставь мне судить о твоих достоинствах. 

Кера, не сдержавшись, фыркнула, и Ранельда протянула ей салфетку.

— Странно, что господин Тианис вообще упоминал какие-то достоинства…

Ранельда покачала головой:

— У тебя есть недостатки, Кера Та’Гат, но и задатки тоже есть. С тобой надо работать. Считай это капризом своего Наместника, но далеко я тебя пока не отпущу. Ты способна приносить пользу — себе и другим, если направить тебя, — она усмехнулась. — Если ты, конечно, не против служить мне.

— Я не против, — быстро сказала Кера.

— У меня никогда не было детей, и уже, конечно, не будет. Но был Тиан. Теперь еще ты. Посмотрим, что из этого выйдет… Подойди к столу у окна, открой верхний ящик. 

Кера сделала, как велели. В ящике лежали несколько гребней для волос: узкие металлические зубцы, сверху украшенные различными фигурками из тонкой керамики. Рука потянулась к самому красивому, где из-под строгого узора белых цветков полевны сверкали изумрудные шипы. Один пробил плотный лепесток, там сияла крошечная слезинка сока. Кажется, она была сделана из стекла и приклеена отдельно. Кера поняла, что украшение словно само по себе переместилось ей в руки, и поспешно положила его обратно на бархатную подушечку, рядом с набором более мелких заколок.

— Он твой. Я слепила эти вещицы, когда впервые надела маску Вечного Наместника. Символ Степей — зарг в окружении полевны — очень глубок. Может, она его защищает, а может, сдерживает. Мне нравится эта двоякость. Теперь хочу подарить один из гребней тебе. Иди сюда, я вплету тебе в волосы. На рыжем будет вовсе красота. Позволишь?

***

В комнате жарко, бревенчатые стены источают запах смоляной сладости. В окно задувает свежий ветерок, и маленькая Кера ловит прохладу, подставляя потоку лицо. Косичка опять разлохматилась, отец будет ворчать, что у Керы невозможные волосы. Громкие голоса несутся со двора: мать ругается с соседкой. Ее мелкие гаденыши снова оборвали кустики красношки, вдобавок и рошаль обтрясли. Кере красношку тоже нельзя: она для продажи, а семье после сбора достаются только примятые или укушенные слизнем ягоды. То еще удовольствие собирать ароматные алые кругляши, давясь слюнями и не смея съесть ни одного... Но иначе не будет денег на новые сапожки, и на ярмарку тоже не получится съездить. Кера все понимает, она уже не несмышленыш, хотя мама порой так называет. 

Визги со двора летят в дом, Кера залезает на лавку, а оттуда на подоконник, и свешивает голову наружу. А там, прямо на грядке, копна чужих светлых волос, голая спина и цветастая драная юбчонка. Кера скрипит зубами, оглядывается в сторону очага, где чернеет тяжелая кочерга, но в итоге решает обойтись без оружия. 

Стоит подкрасться, как соседская девчонка оборачивается и протягивает щедрую горсть Кериной же красношки. Зубы, губы, щеки — все в красном соку. 

— Попались, обжоры! — страшная сила хватает обеих девочек и поднимает к небу, прямо в яркую голубизну, которой можно захлебнуться, как страхом высоты. — Вот я вас!

Дедушка смеется. Глаза его — без того узкие глаза горца — превращаются в щелочки.

— Дедушка Ло! Отпустите! Дедушка Ло! Кера, скажи ему!

Кера вскочила на постели, давясь сухими рыданиями. Это просто сон. Просто глупый сон, не имеющий никакого отношения к реальности. Красношка росла в огороде ровными рядами, и почти каждый день вечером нужно было выполоть тоненькие стебельки сорняков, пока они не успели превратиться в толстые… У мамы волосы темные — в деда. А нос совсем как у Керы — даже легкая горбинка такая же. Маму убили самой первой, и лукошко красношки растеклось по груди кровью.

Кера запалила лампу, дрожащими руками потянулась к зеркалу. И не решилась взглянуть. Вдруг вместо собственного лица там будет что-то совершенно чуждое?

“Та’Гат… Что-то из северных кланов”. 

“Интересно. А выглядишь коренной степнячкой”.

Какая разница, что за кровь течет в жилах? И почему эта разница теперь так ранит? Слезы иссякли только под утро.