— Ты бы повременил с убийством мальчишки, Актёр. 

Кажется, этот громкий и полностью властный голос окутал весь ближайший лес, отзываясь звонким эхом. Арсений стоял, мелко пошатываясь, крепко сжимая в руках ещё раскалённый после выстрела пистолет. Полные ужаса глаза мужчины блуждали средь деревьев, выискивая лицо того человека, голос которого заставил выйти из тяжёлого транса. И как он только не заметил слежку? Неужели настолько сильно был погружён в свои мысли? Но именно сейчас, прямо перед ним, целясь в его лицо из дробовика, стоял короткостриженый мужчина в квадратных очках с тонкой оправой и чёрном военном обмундировании. Лишь приглядевшись к форме, Арсений понял, что она явно не является ни военной, ни полицейской.

— Эмир, дружище, мне кажется, ты его пугаешь, — вновь раздался тот самый голос, который звучал минутой ранее. И этим человеком был кто-то другой. Тот, кого сейчас не было видно. Он звучал с явной усмешкой, и это не могло не вызвать злость. — Арсений, опусти пистолет и брось его куда подальше. Посмотри, что ты уже натворил с этим мальчишкой. Ах, а какие пламенные речи ты задвигал...

И, кажется, только сейчас наёмник вспомнил о том, зачем вообще оказался здесь. Встреча с другими бандитами настолько сильно выбила его из колеи, что Арсений не сразу осознал, что буквально в двух метрах от него стоит на коленях человек, от которого ему было поручено избавиться. Мужчина медленно перевёл взгляд на Антона... его испуганные и полные слёз глаза неотрывно смотрели только на своего похитителя. Но этот взгляд — словно загнанная лань, которую не один час преследовал лев, а в самый последний момент, когда когти которого уже впились в тонкую шею, раздался выстрел охотника. Мальчишка сидел на земле, испуганно прижимая к груди костлявые колени в грязных джинсах и что было силы, зажимая плечо, на котором некогда чистая ткань пропиталась багряным цветом. 

Но мальчик был жив. 

<center><i>Арсений промазал. </i></center>

Наёмник разжал пальцы, и оружие с глухим звуком упало на жухлую листву. Актёр сделал шаг назад, когда из-за соседнего дерева вышел еще один мужчина — выше него самого чуть ли не на голову: светловолосый, голубоглазый, с кудрявой рыжей бородой. В отличии от первого, который явно имел не русское происхождение, этот создавал впечатление чисто русского молодца, на манер богатыря из древних былин. И глаза у него были добрые, малость даже печальные. Вот только пистолет-пулемет в его руках как бы намекал, что и с ним шутки плохи. Блондин легко выбил оружие из-под ног Актёра. Тот улетел так далеко, что даже Попов удивился его силе. И только сейчас, когда он был безоружен и взят на прицел сразу с двух сторон, перед ним показался тот, чей голос помешал убийству младшего Шастуна. 

Арсений узнал его сразу. И как только он не догадался, услышав манеру речи говорившего. 

— Стало быть, узнал меня? — худой мужчина, одетый в тёмное пальто, был известен всем, кто хоть как-то причислял себя к бандитской династии. Он наклонился, поднимая оружие, отброшенное из-под ног наёмника своим человеком. Медленно покрутил его в руках, касаясь ещё не успевшего остыть ствола, и улыбнулся, поднимая взгляд. 

— Добровольский... — тихим басом ответил Арсений, сжимая челюсть так сильно, что, кажется, можно было услышать, как скрипят его зубы.

В мыслях крутились всевозможные варианты развития событий. В какой-то мере Арсений уже успел попрощаться с жизнью — он прекрасно понимал, что находится сейчас в крайне неудачном положении. Добровольский или же «Снежок» по прозвищу(по слухам, он был связан с торговлей кокаином), был такой же дрянью, как и Шеминов. Хотя, в отличии от Хозяина, чаще предпочитал более мягкие пути решения своих дел. <i>«Вёрткий, словно глист»</i> — постоянно твердил Станислав Владимирович, когда тот снова переходил ему дорогу. И правда, впервые увидев врага своего начальника лично, Арсений однозначно отметил изрядную худобу мужчины, впалые щёки, выступающие скулы и удивительно большой нос на таком непропорциональном лице. И двигался он резко, в какой-то степени даже манерно. 

— А ты, как я полагаю — Актёр. Ам... — он на секунду задумался, стуча пистолетом о свой острый подбородок, словно стараясь что-то вспомнить. — Арсений Попов, точно! 

— Откуда вы знаете, кто я... 

— Кто же не знает лучших шавок Шеминова, — рассмеялся мужчина, поправляя короткую чёлку. Он поднял руки, загибая пальцы всё тем же пистолетом, словно насмехаясь над Актёром. — Родился в Омске, в семье простых рабочих; ещё мальчишкой прошёл Чечню; уехал учиться в Петербург и попал под вербовку бандитов. А потом перешёл во владение Шеминова и служишь ему верой и правдой последние лет десять. 

Добровольский улыбался, словно гордился тем, что знает всю историю Попова. Он наконец-то убрал пистолет в карман, когда его неожиданно отвлек тихий жалобный стон. Бандит обернулся к мальчишке, встречаясь с его испуганным взглядом. 

— Макар, глянь, что там с этим. 

— Есть, — коротко ответил бандит-блондин и тут же без промедления шагнул к Антону, даже как-то слишком уж жёстко хватая его за худую руку, выворачивая плечо, чтобы лучше разглядеть ранение. Несчастный вновь задрожал, как осиновый лист, и застонал от боли. Богатырь отвечал коротко и по делу. — Плечо. Пуля прошла навылет. Вроде, ничего не задето. Жить будет.

— Перевяжи его побыстрее. А то ещё окочурится от потери крови, вот обидненько будет. 

Мужчина достал из одного из многочисленных карманов, которые были у него по всей жилетке, плотный бинт, снова разворачивая к себе мальчишку и накладывая плотную повязку, которая уже больше напоминала жгут, чем классический бинт. Антон старался даже не дышать, чтобы не дай б-г лишний раз никого не разозлить. Он до сих пор не мог поверить, что остался жив, ведь буквально пять минут назад он уже успел попрощаться с жизнью и свыкнуться с тем, что останется навсегда в этом чёртовом лесу. А теперь он полностью зависел от людей, которые явно не были лучше того, кто его сюда привёз. Мысль, промелькнувшая у него в голове, пугала ещё сильнее: <i>«А вдруг, они правда еще хуже...»</i>

— Вы оба идёте с нами, — весь добродушный манер главного бандита моментально пропал. Голос Добровольского звучал жёстко и требовательно.

— Не убиваете сейчас, чтобы пытать потом? — Актёр сам не понимал как, но всё-таки собрал все силы, чтобы задать вопрос, который совершенно не давал ему покоя. — Шеминов меня в свои планы не посвящал — я лишь выполнял его приказы.

— Посмотрите-ка, как заскулила собачонка, — в голосе наркобарона вдруг снова появилась ухмылка. 

— Иди давай, — вдруг подал голос нерусский, вновь тряся перед Арсением дробовиком. 

Попов сглотнул, поднимая руки на головой, и наконец-то взглянув на испуганного мальчишку. Выглядел он, честно сказать, паршиво. И в какой-то мере Арсению стало за это стыдно. Но что он мог, ведь ему просто нужно было выполнять последний приказ... 

Добровольский шёл впереди, ступая вальяжно, словно не по непроходимому лесу, а ковровой дорожке. Он всё сильнее казался Арсению слишком странным, нелогичным и слишком радостным в те моменты, когда этого не требовалось. Но причина столь странному поведению раскрылась немногим позже, когда они наконец-то добрались до машины. Пока Арсений вместе с бандитом, которого, кажется, звали Эмиром, ждал, когда из леса выйдут Макар с Шастуном, Добровольский начертил дорожку некого белого порошка прямо на своем телефоне, вдыхая его через нос, даже не беспокоясь о том, что он тут не один. Попов следил за ним исподлобья, стараясь не привлекать внимание. 

— В багажник их, обоих, — скомандовал бандит, садясь на заднее пассажирское сидение роскошного «BMW». 

Попов покорно повернулся спиной, когда ему связывали руки и так же покорно устроился в багажнике. Он прекрасно понимал, что сейчас совершенно не в том положении, чтобы даже пытаться как-то выбраться. Всё-таки не с теми людьми он играет, чтобы предпринимать такие глупые попытки — пристрелят и не дрогнут. 

И, только когда на мужчину свалилось ещё одно тело, Арсений понял крайнее неудобство своего положения. Антона буквально кинули на него сверху и, как Попов не пытался отползти глубже в багажник, получалось максимально не удобно. Конечно, грех было жаловаться — не по частям и то спасибо, но вот именно сейчас, когда над ними захлопнулась крышка багажника, мальчишку стало жалко ещё сильнее. Из-за его роста, который даже превышал рост наёмника, Шастуну приходилось сгибаться буквально в три погибели. А ещё, мужчина даже на расстоянии чувствовал запах крови, которая уже полностью пропитала наложенную бандитом повязку. Мальчишка старался молчать, но его стоны, постепенно становились всё чаще, и Арсений понимал, как тому больно. 

— Прости... — тихо процедил Актёр, когда машина тронулась с места. — Теперь мы с тобой в равных условиях.

Антон ничего не ответил. Возможно, не услышал, будучи сосредоточенным на своих болевых ощущениях, а может, просто не захотел. В конце концов, Арсений прекрасно понимал нежелание мальчишки хоть как-то с ним контактировать — он должен был только что от него избавиться. Смогли ли бы вы в подобной ситуации мило болтать со своим несостоявшимся убийцей? Да и ситуация к общению мало располагает.

Дорога до конечного места остановки заняла огромное количество времени. Жаль, что Арсений не мог дотянуться до своих часов, но он бы точно мог поклясться, что прошло не меньше двух часов. А ещё, он точно был уверен, что мальчишка несколько раз терял сознание. Это было ясно по тому, как сильно в какие-то моменты наваливалось на бандита его тело и замолкали стоны. В целом, вся поездка в багажнике представлялась Актёру не самым приятным занятием, и он всячески старался не думать о том, что будет, когда они доберутся до места. В те моменты, когда рёв машины прекращался и из салона доносились обрывки каких-то фраз, наёмник пытался различить хоть что-то, но ничего конкретного расслышать не удавалось. Оставалось лишь гадать, <i>что будет дальше. </i>

Наконец-то, когда Арсений собрал своими костьми все кочки, через которые автомобиль, стало быть, пробирался, они остановились. И именно сейчас прежнее волнение, смежное со страхом, снова дало о себе знать. Мальчишка, кажется, полностью отключился, и оставалось надеяться, что не умер — уж слишком не хотелось наёмнику находиться рядом с его трупом. 

С улицы снова раздались голоса и хлопки дверей. Шаги приближались к самому багажнику, уже через мгновение крышка открылась, и Арсений был вынужден зажмуриться от яркого искусственного света. Тот самый светловолосый бандит, Макар, ловким движением рук перехватил Антона, закидывая его на своё плечо; второй — Эмир, потянул на себя самого Арсения, резким рывком заставляя его вылезти из машины. Всё тело ужасно ломило, и потому ему стоило достаточно больших усилий удержаться на ногах и не свалиться прямо на... чистейший кафельный пол. Только когда до него дошло, что находятся они явно не в тёмном подземелье, Попов огляделся по сторонам. Машина стояла в весьма богато обустроенном гараже, а рядом с «BMW», в которой они приехали, стоял новенький ярко-красный спорткар. 

— Макар, мальчишку в гостевую и позаботься о том, чтобы он не заляпал мне все простыни. И позвони Греку, пусть приезжает немедленно — за ним должок.

Как только Арсений услышал знакомое прозвище, он вздрогнул. Не в этой компании наёмник рассчитывал услышать это имя... Арсения снова прошибло потом, а Добровольский выглядел так, словно был совершенно не заинтересован в том, что происходило вокруг него. Он до безумия спокойно наблюдал за отключившемся мальчишкой и прибывающим в полном ужасе Попове. Видимо, действие кокаина, которым он закинулся сразу, как только они добрались до машины, начало спадать. Либо же, его организм настолько сильно привык к употреблению, что отличить состояние «под кайфом» от обычного, «чистого», было не так просто. 

— Босс, а с этим что делать? — подал голос чернявый, дёргая Арсения за ноющее плечо. 

— А этого пока заприте в подвале. Мне нужно подготовится, перед разговором с ним, — Добровольский загадочно улыбнулся, и у Актёра по спине пробежался холодок. 

Бандит хотел подтолкнуть заложника вперёд, но Попов, собрав последние остатки ловкости, вывернулся, бросив пересохшим голосом <i>«Я сам пойду»</i>. Бандит не протестовал. 

Место, в которое привели Арсения, не было простым подвалом. Оно, скорее, представляло собой настоящий бункер, с решётками на окнах и небольшими комнатками-камерами, словно специально предназначенными для того, чтобы содержать в них одного-двух людей. В одну из таких комнат закрыли и Арсения, предусмотрительно приковав цепью к железной трубе, ведущей к потолку. Буквально через минуту Эмир вернулся, принеся ему пластиковую бутылку воды и, оставив рядом с сидящем на полу мужчиной, снова молча ушёл. 

К брошенной бутылке наёмник присосался так, словно не пил последние несколько дней. Всё горло пересохло настолько, что ощущение такой живительной влаги причиняло чуть ли не физическую боль. Какие бы ужасы Попову не приходилось видеть на войне и даже на заданиях, которые курировал лично и в числе других людей, ему всё ещё было ужасно страшно от неизвестности, ведь просто невозможно было предугадать, что задумал такой неоднозначный человек, как Добровольский. Одно было ясно на сто процентов: не стоило ожидать ничего хорошего. Шанс того, что сейчас вернётся Добровольский и начнёт свои ужасные пытки, о которых весь бандитский мир Петербурга был наслышан, оставался слишком высоким. Вот только проблема в том, что Арсений для Шеминова на самом деле был лишь простой шавкой, выполняющей приказы, и никаким образом не влияя на их обсуждение. 

С момента заточения прошло ещё около часа, когда дверь камеры снова открылась и в неё вошел всё тот же брюнет. В его руках по-прежнему было оружие, но и без этого Арсений не стал бы с ним спорить — послушно ждал, пока тот снимал цепь, плотно зацепленную за крепко связанные руки и, когда услышал тихую команду, вышел из камеры. 

— Куда ты ведёшь меня, кавказец? — хриплым басом протянул Попов, поднимаясь по лестнице на первый этаж. 

— Я кабардино-балкарец, — коротко протянул Эмир, схватив заложника за плечо и толкая вперёд. — И лучше тебе вопросы свои попридержать. 

Дом оказался нереально большим. Актёр даже перестал считать повороты и двери, которые встречались им по пути. Единственное, в чём мужчина был точно уверен — этот дом был жилым и, судя по всему, принадлежал самому Добровольскому. Об этом чётко говорил семейный портрет, который Попов заметил в одной из комнат, когда его проводили мимо. На нём, невинно улыбаясь, были изображены четверо человек: сам Добровольский, красивая женщина с небольшими азиатскими чертами лица и двое детей — мальчик и девочка. Но тогда появлялся ещё более интересный вопрос: а зачем наркобарону Добровольскому вести его в самое сердце своей семьи?

Они остановились у большой двери, сделанной из цельного массива тёмного дерева. Она была намного помпезнее тех, что вели в другие комнаты в доме. То, что за ней ждал хозяин дома, было само собой разумеющимся. Прямо перед дверью, одетый в чёрный классический костюм, полностью отличающийся от тех, в которых были ребята из машины, стоял мужчина средних лет. 

— Счастливчика привёл? — усмехнулся тот, что был у двери. 

— Я с тобой лясы точить не собираюсь, Батруха. К боссу можно? — процедил Эмир, кивнув куда-то за чужое плечо. 

— Можно, — с мерзкой улыбкой произнёс тот, открывая дверь. — Павел Алексеевич, к вам гости. 

И Попов оказался в таком же пафосном и вычурном, как и весь дом, кабинете. По центру — огромный стол с резными ножками в форме лап льва, позолоченные у выпущенных в блестящий паркет когтей — первое, что бросилось в глаза. Такое ощущение, словно у этих баронов был какой-то фетиш на странные блестящие вещи. У Шеминова — носы его туфель, у Добровольского — ножки стола. А за ним, лениво перебирая какие-то бумаги, сидел Добровольский. Мужчина явно не терял времени и переоделся. Попов даже не мог представить, сколько стоит его костюм из темного бархата. Потом взгляд перебежал дальше по кабинету: по стенам книжные шкафы с резными переплётами, какие-то явно дорогие картины, зеркала. Как во дворце, чёрт возьми! В самом центре кабинета стоял стул. Выглядел он намного проще, чем всё остальное убранство, но всё равно полностью повторял общий антураж дома. 

— Попов, я успел соскучиться, — улыбнулся худой мужчина, откладывая бумаги в сторону. — Присаживайся, — он кивнул на пустой стул. — Эмир, развяжи нашему гостю руки. Наверное, они изрядно затекли за то время, что мы добирались сюда. 

Бандит вытащил откуда-то из-за пазухи нож и одним движением разрезал путы, из-за которых Актёр уже не чувствовал свои собственные запястья. Только когда веревка была снята, он в полной мере ощутил всю ту боль, которая копилась в затёкших руках всё это время и, следом за ней, нереальный кайф от покалывания в кончиках пальцев.

— Подожди за дверью, Эмир. Хочу с господином Поповым поговорить с глазу на глаз. 

Попов рухнул на предложенное ему место. Сил спорить с Добровольским совершенно не оставалось. Да и, если честно, этого совершенно не хотелось.

— Извини, конечно, Арсений, что немного жёстко обошлись с тобой, но, сам понимаешь, — безопасность превыше всего. Ну так что, может, хочешь чего-нибудь выпить? Я недавно как раз приобрёл хороший коньячок, что скажешь?

Попов лишь неуверенно кивнул, наблюдая за тем, как мужчина быстро поднимается со своего места, плавной и уверенной походкой направляясь к одному из шкафов, заставленных книгами. Лишь только сейчас Арсений заметил, что на одной из полок был устроен настоящий мини-бар — куча бутылок, как в магазине. Выбирай — не хочу. Добровольский взял одну из склянок, сразу за ней два снифтера <footnote>классический широкий бокал на короткой ножке, предназначенный преимущественно для коньяка</footnote> и, поставив на стол прямо на недавно просмотренные бумаги, разлил по небольшой порции. Один из бокалов Павел Алексеевич протянул Попову, а второй взял себе, тут же залпом выпивая его. 

— Ух, хорошенький! Не обманул, падла, — словно кому-то третьему, невидимому, ответил мужчина, ставя бокал обратно на стол. 

Арсений чуть помедлил, но тоже залпом избавился от своей порции напитка. Коньяк обжог горло и на мгновение чуть не вызвал приступ кашля, но всё-таки удержался. 

— И так, Арсений, — тон мужчины вновь стал максимально серьёзным. — Тебе наверняка интересно, что именно произошло сегодня. Сегодня я и мои ребятки спасли тебя от ужасной ошибки. Этот мальчишка, — он вдруг сделал паузу, указывая пальцем куда-то вверх, через потолок. — Не просто «заказик», который нужно убрать. Он — единственный сынок Шастуна. Ты знал это? 

Арсений молча смотрел на Добровольского, стараясь даже моргать как можно реже. Молчание затянулось длительное время, и, кажется, хозяин дома был этому явно не рад. Актёр чуть не выронил бокал из своих и без того бьющихся мелкой дрожью рук, когда мужчина громко застучал по своему столу обеими руками — все ручки, пепельница, бокал и даже лампа, вместе со всеми другими предметами, лежащими на нём, затряслись в ужасном танце, и что-то даже звонко упало на идеально ровно выложенный паркет. 

— Я спрашиваю: знаешь ты или нет?! 

— Да! — чуть громче, чем следовало бы, ответил наёмник. Но, кажется, Павла Алексеевича даже такой ответ полностью устроил. 

— Это хорошо... — его тон снова стал спокойным и в какой-то мере даже ласковым. — Так вот, Шеминов попросил тебя избавиться от него, потому что считает, что так сможет проучить Шастуна за то, что тот, по его мнению, перешёл некоторые границы. Но я бы поспорил с данным утверждением. В более ловких руках этот мальчишка может стать куда эффективным оружием. И я могу с уверенностью сказать, что эти самые ловкие руки принадлежат мне, — мужчина сел в своё кресло, откидываясь на спинку и демонстрируя наёмнику свои запястья. Арсений сразу же отметил, настолько тонкие и длинные у него пальцы. и эти руки сейчас чуть не разбили столешницу в неожиданном приступе ярости. Этот человек в целом напоминал змею <footnote>или как говорил Шеминов — глиста, хах</footnote> — худую и ловкую, плетущую какие-то свои козни, обходя лежащие на дороге камни. 

— А я здесь при чем? — стараясь звучать как можно спокойнее, подал голос Актёр. Добровольский снова улыбнулся, глядя на него чуть ли не с жалостью. 

— Знаешь ли ты, что Шеминов собирается избавиться от тебя сразу, как только ты вернёшься к нему?..

Словно ножом полоснуло по сердцу. Арсений смотрел на Добровольского, который выглядел так, будто сорвал джек-пот. Как бы Попов не старался выглядеть как можно спокойнее, змеюка чувствовал, что попал в точку. О таком развитии событий наёмник даже не думал.

— Он не будет убивать меня — я хорошо выполняю свою работу, — закусывая щёки дальними зумами, цедил наёмник. 

— Возможно, ты прав, — задумчиво произнёс Добровольский. — А может быть, прав <i>я</i>. Кто знает... Ведь пока ты не вернёшься, это никак не получится проверить, верно? 

Попов снова напрягся. Он совершенно не понимал, что происходит вокруг него и в насколько ужасную историю теперь он оказался втянут. 

<center>***</center>

<i>«...мы инсценируем убийство. Сделаем такие фотографии, от которых кровь будет стыть в жилах даже у такого человека, как Шеминов. От лица мальчишки ничерта не останется. А ты вернёшься к нему с ними и скажешь, что дело выполнено. Если я не прав и Шеминов никак не планировал твоё убийство, просто отойдёшь от дел, как и планировал. Не беспокойся о том, что обман раскроют — я сделаю всё так, что даже лучшие шавки никогда не разведают правду. А ты уедешь в свой Омск или куда ты хочешь, и чёрт там ногу сломит, не то что сучки Шеминова. А если я всё-таки оказался прав... То ты вернёшься ко мне и отплатишь за то, что я тебя спас маленькой услугой. Поверь, мне не нужна твоя вечная служба, как «этому». Я лишь хочу уничтожить его...»</i>

<center>***</center>

Арсений сидел в своем «BMW» напротив набережной Обводного канала, куря уже третью сигарету подряд. Он не мог поверить, что с ним происходит. Было просто невозможно, что, во-первых, он попался; а во-вторых, что согласился на эту опасную авантюру против Шеминова. Мужчина который раз листал в руках фотографии, которые всего несколько часов назад передал ему Добровольский. До сих пор кровь стыла в жилах от одного только выражения лица, когда он вручал наёмнику снимки. На вопрос Арсения, как им удалось сделать такие правдоподобные кадры, Павел совершенно легко ответил, что снимки полностью настоящие. И именно тогда Попов, несмотря на весь свой криминальный опыт, почувствовал себя безобидным и зелёным. На фотографиях, полностью изуродованный, лежал самый настоящий бездыханный труп молодого человека, который, как две капли воды, был похож на младшего Шастуна. И вот сейчас, когда Арсений более-менее пришёл в себя, продумал все слова, которые скажет своему хозяину, было совершенно невозможно заставить себя встать с сидения и пойти туда, где будет решаться его дальнейшая судьба. Но никакого пути назад не могло быть. 

<center>***</center><right><i>– Вот так бы сразу, Арсений, – с ухмылкой медленно говорил Шеминов, поджигая толстую сигару, зажатую между пальцев. – Просто и без сожаления. Разве так сложно без пререкания делать то, что от тебя просят? </i></right><right><i>– Прошу прощения, Станислав Владимирович. Больше этого не повторится. </i></right><right><i>– Я знаю, что не повторится, Арсений. </i></right><right></right><right><i>Мужчина поднял голову, встречаясь с глубокими карими глазами своего хозяина. На его лице зависла ужасно мерзкая улыбка, от одного вида которой хотелось плеваться. </i></right><right></right><right><i>– Мне кажется, что срок твоей службы мне подошёл к концу. </i></right><right></right><right><i>Брови наёмника дрогнули, сползаясь к переносице. Мужчина сильно напрягся, поднимая выше нос. Впервые за долгие годы службы Арсений не знал, как реагировать на слова своего хозяина. А еще более ужасным было то, что Добровольский, сука, оказался прав. </i></right><right></right><right><i>– Что вы конкретно имеете в виду? </i></right><right><i>– Я предлагаю тебе игру. Если сможешь убить Цая – дам тебе свободу. </i></right><right><i>– А если не смогу? </i></right><right><i>– Тогда Цаи убьёт тебя.</i></right><right></right>

<center>***</center>Арсений привык жить, оглядываясь по сторонам. С его-то «профессией» это было в пределах нормы. Но никогда раньше мужчина так быстро не гнал по автостраде, стараясь приехать к точке, адрес которой держал исключительно в своей голове. Сейчас надежда была только одна — что за ним нет погони. Потому что плутать узкими проездными дворами, стараясь сбить неизвестно вообще существующую ли слежку, было бы очень опрометчиво в данный момент. Больше всего сейчас хотелось как можно скорее вернуться туда, откуда он уехал некоторое время назад — в логово наркобарона, в тонких и цепких руках которого сейчас полностью была вся жизнь Попова. 

Добровольский был прав: он знал то, о чём Арсений даже не догадывался. Информация, которой он поделился, была настолько конфиденциальной, что Актёр даже представить себе не мог, кто мог слить её. Значит ли это, что у Добровольского есть шавки даже среди людей Шеминова? Да и вообще, с чего бы Павлу Алексеевичу идти навстречу Попову и предупреждать его о планах хозяина? Было до сих пор совершенно не ясно, почему тот решил удружить именно Попову. Возможно, всё дело в том, что именно ему было приказано избавиться от мальчишки? Возможно. Но почему-то его было просто не убить? Сколько же было шансов, пока он брёл под дулом Эмира — что в лесу, что дома. В общем, в голове созревало огромное количество вопросов, которые хотелось задать лично и как можно быстрее. 

Машина подъехала к чугунным воротам и остановилась у домофона. Арсений приоткрыл окно, собираясь было что-то сказать, но неожиданно раздался тихий писк, и ворота разъедались в разные стороны, пропуская его машину в богато украшенный внутренний двор. На входе его уже ждал Макар вместе с двумя другими мужчинами, которых Арсений видел впервые. Он вышел из машины, поднимая руки в жесте капитуляции <footnote>руки вверх</footnote> и осторожно подходя ближе. Двое «других» уже держали его на мушке, а бородатый ухмыльнулся, смерив всё тем же немного печальным взглядом. 

— Павел Алексеевич говорил, что ты быстро вернёшься, но я даже не думал, что настолько, — бандит громко рассмеялся, пропуская наемника в дом. — Проходи, дорогу ты уже знаешь. 

На удивление, все трое остались там же на входе, пропуская Арсения одного. Благо, память мужчины была достаточно крепкой, от чего он с легкостью нашёл дорогу до кабинета. Там, у дверей, его встретил тот же мужчина в костюме, безоговорочно пропуская к начальнику и даже не подкалывая своими мерзкими фразочками. Вот только Добровольского на своем месте не было. Арсений прошёл к тому стулу, на котором сидел в прошлую их встречу, и устроился, нервно закинув ногу на ногу. 

Буквально через минуту входная дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет влетел совершенно счастливый и, кажется, нанюхавшийся в очередной раз, Добровольский. 

— Сколько лет, сколько зим, Арсений! — он обошёл наёмника по кругу, похлопал по плечам и сел на своё место за письменным столом. — Ну что, я был прав? — с улыбкой спросил барон, складывая руки на столешнице и переплетая пальцы в плотном замке. 

Арсений коротко кивнул. Ему всё ещё было не так просто привыкнуть к такому необычному поведению. Шеминов, в отличии от Добровольского, всегда придерживался какой-то одной линии поведения. Он говорил тихо, спокойно, размеряно... Словно тигр, обходя добычу по кругу, шепча на ушко что-то убаюкивающее, и отходил, позволяя своей шавке воткнуть нож в самое сердце жертвы. А вот Добровольский — полный контраст. Он кричал, сильно жестикулировал руками, улыбался и даже кривлялся в какой-то мере. Арсений, привыкший почти всегда молча соглашаться со своим хозяином, впервые столкнулся с тем, что кто-то подобного статуса старается вывести его на разговор. 

<i>Попов кивает. </i>

— Ну, так может быть, ты хочешь теперь узнать, зачем ты нужен мне? — Арсений кивает снова. Добровольский кривится, недовольно фыркая. — Тебе Шеминов язык отрезал напоследок? 

— Нет, Павел Алексеевич. Простите, я просто...

Худой мужчина, совершенно неожиданно для Арсения, резко переваливается через стол, оказываясь к наёмнику ещё ближе, заглядывая в серьёзные голубые глаза. Его голос опускается так низко, что Попову с трудом удаётся его узнать. Если бы не видел лично, когда бы не поверил. 

<i>— Шеминов избавляется ото всех, чья сила и значимость начинает превышать его собственную... Он просто боится, что его собственные шавки прокусят руку, которой он кидает им мясо... </i>

<center>***</center>

Как только Арсений вошёл в комнату, лицо мальчишки вытянулось в гримасе полнейшего ужаса. Антон до сих пор не мог забыть, как этот человек собирался убить его. Мальчик, выросший в полном вакууме, до встречи с Арсением совершенно не знающий, что вокруг него может происходить что-то настолько ужасное, просто до сих пор не мог свыкнуться с тем, что его жизнь никогда не будет прежней. В его голове, самое страшное, что могло с ним произойти — отравление дешёвым алкоголем или неудачный приход от смешанной с химией травки. Но никак не похищение, попытка убийства, а потом все эти люди, которые выглядели так, словно вышли из очередной серии «Улиц разбитых фонарей».

Плечо, боль в котором была настолько сильной, что не помогало даже обезболивающее, которым заботливый бритый доктор обколол всю его руку, снова напомнило о себе, как только он встретился с голубыми глазами, цвета ледяного океана. Антон в полном ужасе смотрел на своего убийцу и просто не верил, что остался жив после встречи с ним. А ведь если бы не Павел Алексеевич, он бы сейчас точно гнил где-нибудь в глубокой могиле, всё в том же лесу. 

— <i>Антося</i>, что за взгляд? — голос Добровольского, который вышел из-за спины наёмника, мгновенно вернул к реальности. — Ой, да не смотри ты на него так, — ещё более ласково произнёс мужчина, проходя в комнату и садясь на кровать рядом с сидящим на ней испуганным Шастуном. — Арсений просто выполнял приказ своего прежнего хозяина. А сейчас правила игры изменились, и теперь Арсений выполняет <i>мои</i> приказы. 

Добровольский провёл ледяной и потной ладонью по лбу мальчишки, убирая в сторону его спутанную и изрядно отросшую кудрявую чёлку, и широко улыбнулся. 

— А мой приказ сейчас только один — сделать всё, чтобы с тобой, мой мальчик, всё было в полном порядке. Я надеюсь, что вы забудете все свои разногласия и сможете подружиться, — ещё более испуганный и полный непонимания взгляд Антона устремился прямо на Добровольского. Тот покачал головой, словно разговаривал с детсадовцем. — И даже не думай отнекиваться. Арсений — хороший боец, меткий стрелок и честный человек. Если он дал мне обещание помочь сохранить тебе жизнь, он его выполнит. Вот только прямо сейчас вернуть тебя домой мы пока не можем, поэтому придется чуточку подождать. 

Добровольский поднялся с кровати, поправляя свой бархатный пиджак. Он снова посмотрел на Арсения, который мялся в дверях. 

— Только жить вы будете не здесь, а на специальной квартире. Не хочу, чтобы вы мне лишний раз перед глазами мотались. Собирай вещи, Шастун. Ах да, Арсений, с машиной своей можешь попрощаться. Пусть пока у меня в гараже постоит до лучших времён. 

Антон медленно поднялся с кровати, держась за своё плечо. 

— Павел Алексеевич... Мне нечего собирать, — тихо, почти шёпотом ответил парень. 

— Ну, тогда пойдём прямо сейчас, — ещё более радостно ответил Добровольский, махнув за собой рукой. 

<center>***</center>

Арсений забрал из своей машины всё, что только могло ему пригодиться — из бардачка блокнот с записями и номерами телефонов (оба телефона, которые принадлежали Антону и Арсению, пришлось отдать людям Добровольского с целью последующего уничтожения), с заднего сидения прихватил свои тёплую куртку и худи, из багажника вытащил свою сумку с вещами и рюкзак Антона. Худи он сразу протянул мальчишке, потому что тот дрожал как осиновый лист, и уже через десять минут они оба сели в тонированную машину, за рулём которой сидел тот самый мужчина в костюме, которого Эмир назвал Батрухой, что стоял у двери кабинета Добровольского, и направились к новой жизни, в которой им придётся выживать <i>вместе</i>. 

Квартира, которую Добровольский выделил для жизни своих подопечных, оказалась в старом доме на Васильевском острове. Арсений прекрасно знал этот район и потому прекрасно понимал, куда именно их привезли. Дом, в котором им придётся жить, населяли в основном всякие маргиналы, но большинство квартир были пустыми — их жильцы либо съехали, либо умерли. Повезло, что квартира, которая досталась им, была не такой ужасной, как подавляющее большинство. Три комнаты, свой санузел и кухня; окна, выходящие одновременно во двор и на торец дома, выходящий на проезжую часть. Около одного из окон — пожарная лестница — хороший план для возможного отступления. Комнаты хоть и обустроены старенько, ещё по-ленинградски, зато вся мебель имеется и даже плотные шторы на окнах, чтобы не выдавать появление новых жильцов. 

— Павел Алексеевич сказал, что врач придёт завтра с утра. Он принесёт лекарства мальчишке и продукты. Все просьбы и передачки исключительно через него. А сегодня питаетесь этим, — мужчина протянул Арсению полупрозрачный пакет, в котором явно только что купленные хлеб и докторская колбаса. 

Попов протянул пакет маячившему рядом мальчишке и кивнул в сторону кухни, чтобы тот разобрал продукты и наконец-то оставил взрослых наедине. 

— И еще кое-что, — снова продолжил мужчина. — Надеюсь, ты знаешь, что с этим делать. 

Он достал из внутреннего кармана своего пиджака пистолет и протянул его Попову. Тот ловко выхватил оружие из рук и прокрутил на указательном пальце, открывая магазин и проверяя количество патронов — полный. 

— Стрелять только в самом крайнем случае — если кто-то целится мелкому в затылок. Старайтесь быть тише воды, ниже травы — это точная формулировка Павла Алексеевича, которую он попросил передать. А ещё, напоминаю, что пездюка ты защищаешь ценой собственной жизни. Уж не облажайся, а то Добровольский будет в гневе. А я бы не рекомендовал тебе видеть, какой он бывает, когда что-то идёт не по его плану. 

— Понял. 

— Вопросы остались?

— Тебя как звать?

— Тимур Тахирович, — усмехнулся мужчина, важно поправляя ворот своей кипельно белой рубашки. — Ну всё, бывай.

Попов кивнул, выпуская мужчину из квартиры. Как только дверь захлопнулась, провернул оба замка и проверил, закрылось ли. Сразу следом быстро и неимоверно ловко поставил оружие на предохранитель и спрятал его за пояс, накрывая сверху своей футболкой, и повернулся в сторону гостиной. По прямой от него, придерживаясь за круглый стол советской модели, стоял мальчишка, всё ещё испуганно глядя на своего спутника. 

— Я убрал продукты...

— Ну молодец. 

***

— ...к окнам не подходи; двери никому не открывай; телевизор смотри только на минимальной громкости; на телефонные звонки даже трубку брать не смей. Связываться ни с кем даже не думай. Для всех сейчас ты умер. Если появится информация, что ты зашёл в хоть какую-то социальную сеть, то вся история, которую так заботливо придумывал Павел Алексеевич — пойдет по одному месту. Пока не будет никаких распоряжений от Добровольского — никакого самоуправства. Во всем слушаться меня. Беспрекословно. Если скажу ползти — ползёшь; скажу плясать — пляшешь. Если скажу заткнуться и свернуться калачиком под кроватью, то ты как хочешь, хоть в три погибели свернись, но чтобы из-под кровати и пятки не торчало. Всё понял? 

— Да... — голос Антона дрожал. Попов кивнул в ответ, глядя на испуганного мальчишку. 

— Ты боишься меня? 

Антон молча кивнул, ещё сильнее сжавшись на табуретке. 

— Не бойся. Павел Алексеевич верно сказал: я не мог ослушаться приказа. Сейчас мне нет никакого смысла причинять тебе вред. Давай, не дрейфь! Сейчас взрослые дяденьки уладят свои дела, и отправишься домой к мамке с папкой, — Попов резко встал из-за стола и подошёл к плите, которая стояла тут, кажется, с самого момента постройки дома, и выглядела, к слову, соответствующе. — Есть хочешь? 

Мальчишка снова вздрогнул, но очень быстро закивал. Кажется, только сейчас он вообще вспомнил о существовании своего желудка, который, такое впечатление, что уже полностью прилип к рёбрам с внутренней стороны организма и ссохся до размера горошины. 

— Хочу. 

— Разносолами нас не балуют, но как-никак, еда и в Африке еда. 

Арсений открыл один из ящиков, висящих на стене. Покопался в нём, гремя кружками и какими-то блюдцами, пошуршал зачем-то заткнутыми между посудой, пакетами. Выбрал самую чистую на вид ёмкость и поставил на стол перед мальчишкой два гранёных стакана. Потом ещё чуть помедлил, снова взял их, быстро сполоснул под проточной водой — якобы это поможет добавить им хоть немного чистоты, и поставил обратно. Благо, в одном из ящиков нашёлся чай. Правда смотреть дату изготовления совершенно не хотелось — судя по слою пыли, который находится в квартире буквально везде, можно было предположить, что не жили здесь как минимум несколько лет. 

Мужчина быстро поставил кипятиться чайник, из принесённых продуктов соорудил бутерброды. Перед мальчишкой положил целых четыре, ибо тот и правда выглядел слишком голодным. Складывалось впечатление, словно он не ел как минимум неделю. А себе сделал в половину меньше — кусок еле лез в горло. А вот чай оказался очень даже кстати. И, если не думать, что по этим чайным пакетикам могло бегать... да что угодно, было достаточно сносно. 

<center>***</center>

Первый день на тайной квартире выдался самым сложным. Оказалось, что у Шастуна дико болит плечо и тот не может думать ни о чём, кроме как о нарастающей боли. Однако, ничего, кроме просроченной «ношпы» в доме не оказалось, а выходить из квартиры, даже в аптеку, было строго-настрого запрещено. В общем, мальчишку пришлось уложить в постель и вкинуть в него несколько таблеток сразу, наивно надеясь, что это хоть как-то поможет. Но, пока Антон корчился в спальне, изображая подобие сна, у Арсения было достаточно времени, чтобы разведать всю возможную информацию про то место, в котором им придётся существовать. 

Таким образом, разбирая альбомы, всевозможные блокноты и документы в одном из книжных шкафов, что стояли в гостиной, стало известно, что раньше квартира принадлежала бабульке-блокаднице, которая умерла лет «цать» назад. А потом, её квартиру унаследовал внук-алкаш, который и пропил столь дорогое имущество буквально год назад (если судить по газетам, дата последних и совпадала с выводами Попова), и с тех пор квартира стояла нетронутой. Каким образом она попала во владения Добровольского — загадка, в которой, если честно, совершенно не хотелось разбираться. Арсений просто старался не думать над тем, что происходило в этих стенах до того, как квартира потеряла своего хозяина... Хотя, слоило отдать должное — она практически не создавала впечатление бывшей в употреблении алкоголика и почти полностью сохранила антураж бывшей хозяйки, хоть и не сохранила никаких ценностей.

Ближе в полуночи, Шастуну становилось всё хуже. Мальчишку постоянно бросало в жар, и пот стекал с него сплошным потоком. Попову пришлось вспомнить всё, чему его учили в армии: нашёл самую чистую тряпку в доме (даже сполоснул её с содой, которую нашёл на кухне), набрал таз холодной воды и буквально каждую минуту протирал лицо несчастного, сталкиваясь с его совершенно обезумевшем взглядом. Именно сейчас Антона было настолько жалко, что в какой-то момент Актёр был готов наплевать на запрет Добровольского и всё-таки быстренько добежать до соседней аптеки... Но, к счастью, всё закончилось так же быстро, как и началось. Шастун наконец-то уснул, крепко сжимая в своих длинных руках огромную перьевую подушку. 

Попов улёгся на диване в гостиной, ещё около получаса глядя в маленькую щёлку между плотных штор, в которую проглядывал свет фонаря. Он совершенно не мог представить, что вся эта история с его последним, как хотелось, заказом, обернётся столь страшной историей. 

<center>***</center>

Утро началось в девять утра от неожиданного звонка в дверь. Попов вскочил с кровати, хватая пистолет, что всю ночь провёл под подушкой. Как можно тише передвигаясь по старинному паркету, он прильнул к входной двери, вглядываясь в маленький глазок. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть в мутном стекле знакомую лысину. Наёмник спрятал оружие за пояс и быстро открыл дверь. 

— Долго открываете. Не ждали, что ль? 

— Позов...

Врачом, которого прислал Добровольский, оказался тот самый Грек, которого Арсений знал достаточно близко. Он быстро закрыл за ним дверь, всё ещё не веря своим глазам. 

— Что зыришь так, словно призрака увидел? — мужчина протянул Актёру полный пакет продуктов, снял со своего плеча сумку и следом за ней, вешая одежду на вешалку в прихожей, чёрное пальто. 

— Ты же, блять, клялся, что больше в бандитских разборках не участвуешь... Что у тебя жена, дети... Какого чёрта я узнаю, что Добровольский тебя к Шастуну приставил?! — Арсений закипал, сжимая пальцы, крепко держащие шуршащий целлофан. 

— Я правда хотел это закончить, Арс. Но сам понимаешь, что быстрый уход — это только могила. А я помирать пока не намерен. Слушай, давай я сперва сделаю то, зачем пришёл, а потом уже поговорим. Иди продукты разбирай. Надеюсь, ты не разучился варить кофе? 

И Позов, совершенно игнорируя негодование наёмника, взял свою сумку и пошёл по квартире в поиске больного. Мальчишку он обнаружил сразу, в первой же комнате, словно знал, где его искать. Антон проснулся от звонка в дверь, хоть с кровати и не поднялся, полулёжа на ней и испуганно глядя на пришедшего.

— Давно не виделись, Антошка, — улыбнулся мужчина, присаживаясь рядом с ним. — Как чувствуешь себя? 

— Рука болит... — выдавил из себя парень, до боли прикусывая губу и не поднимая уставшего взгляда. 

— ...у него ночью была лихорадка. Еле сбросил ледяной водой, никаких лекарств нет, — раздалось откуда-то из-за спины. Антон мгновенно встрепенулся и, кажется, сильнее вцепился в надетую на себя чужую кофту. 

— Так, Арсений, оставь нас и иди кофе вари, — строгий голос Позова всё-таки смог заставить наёмника покинуть помещение, при этом достаточно тихо прикрыв за собой дверь. — Пугает он тебя? — спокойно спросил врач, помогая Шастуну снять рукав худи. 

— Ага... — честно признался несчастный. 

— Бывает. Меня тоже пугал раньше. Так, ну, давай, показывай, что там у тебя, — и Грек принялся за осмотр ранения. 

<center>***</center>

— ...повезло, что ничего лишнего не задел. А так, просто нужно время и постоянное лечение. Пострадает ещё недельку-другую и придёт в себя. А вот что делать с тем, что он боится тебя до безумия — я не знаю, — Позов поставил маленькую чашку с ароматным горьким кофе на грязный стол.

— Я вот чего не понимаю... Какого чёрта здесь именно ты? — наёмник поднял на Грека суровый взгляд, буквально просверливая его насквозь. — Насколько я помню, в последний раз ты клялся Шеминову в вечной службе...

— Некоторые вещи меняются, — легко ответил врач, поглаживая подбородок, покрытый короткой щетиной. — Насколько помню я, <i>ты тоже</i> служил ему верой и правдой, сколько я тебя знаю. 

— Шеминов натравил на меня Цая. 

Глаза Грека округлились, чашка чуть не выпала из онемевших пальцев. 

— ...что он сделал?!

— Натравил Цая. 

— Это я услышал. Что ты такого сделал, что он решил столь радикально избавиться от тебя?!

— Видимо, срок службы подошёл к концу. Такое случается, — Арсений поднял свою чашку, которая, кажется, когда-то давно была частью очень дорогого сервиза, и сделал небольшой глоток. — А вот от тебя Шеминов не стал бы просто так отказываться. 

— Пришлось немного поиграть на обоих полях. Арс, Шеминов бы не отпустил меня просто так. Поэтому, пришлось принять некоторые предложения Добровольского. Если бы не он, то Катя с детьми уже бы точно...

— Дим, — голос Арсения стал тише, мужчина старался заглянуть в самую душу. — А если он узнаёт?

— Не узнает. Моя семья под личной охраной Добровольского. Многие могут такому только позавидовать. Я не лезу в его планы, поэтому не знаю, чего именно он хочет. Хотя нужно быть идиотом, чтобы не знать, что он хочет убрать Шеминова с дороги. Да и знаешь, в сущности, ничего страшного, в отличии от тебя же, я не делаю! Просто лечу некоторых людей, которых попросит Павел Алексеевич. Поставить мальчишку на ноги — моё последнее задание. А потом я уеду в Воронеж к Кате и детям. И смогу зажить нормальной жизнью. Арс, — он снова сделал небольшой глоток кофе. — Тем, кто ступил на этот кровавый путь, рано или поздно приходится платить по счетам. В моём случае, этот счёт не столь велик, и я его уже почти выплатил. В конце концов — я врач. Я давал клятву Гиппократа и должен лечить несчастных. А то, что чаще всего эти несчастные не самые благочестивые люди этого мира, для меня, в сущности, ничего не меняет. Все имеют право на жизнь. 

Мужчина сделал небольшую паузу, глядя куда-то за тонкую шторку на окне. Арсений пытался переварить всю информацию, которую вывалил на него старый знакомый. 

— ...и пора бы мне уже идти, а то засиделся тут у вас. Ты это, Арс, не забывай кормить мальчишку, а то его, того и гляди, ветром сдует. Давай, поиграй в хорошего папочку, — Грек ухмыльнулся, вставая со своего места и ставя пустую кружку в грязную раковину. — Да и прибрался бы ты тут. Павел Алексеевич всё равно раньше, чем через месяц, вас отсюда не выпустит. Я приду завтра после обеда. Принесу кое-какие лекарства, будешь уколы мальчишке в задницу колоть. Тебе надо что?

— Принеси сигарет. И побольше.