Лимон оставляет кисловатое послевкусие, от него щиплет нёбо и язык. Кофе — горчит, от шоколада становится сладко во рту. У всего на свете есть послевкусие. У победы тоже. Золотая медаль оказалась тяжелее, чем я предполагал.

      После закрытия Олимпийских игр участники разъехались по домам, мы с Виктором тоже, но нельзя сказать, что на этом всё закончилось, наоборот, всё только начиналось.

      Публичным человеком я никогда не был, а теперь на меня буквально обрушилась популярность. Интервью, фотосессии, приглашения на телешоу на национальном телевидении, показательные выступления — нас забросали запросами и заявками, телефон в агентстве прямо-таки разрывался. Виктор к подобному был привычен: за свою блистательную карьеру он выиграл столько кубков и медалей, что ни один спортивный репортаж без упоминания о нём не обходился даже теперь. Я привыкал тяжело.

      Больше всего я боялся, что во время интервью что-нибудь спросят, а я не смогу ответить, растерявшись. Могли ведь быть какие-то каверзные вопросы! К примеру, о нас с Виктором.

      Немного странно было, что «инцидент» с помолвкой пресса обходила стороной, как будто замалчивала. Намёков было больше, и общая картина составлялась по косвенным «уликам». Насчёт зарубежной прессы не знаю, но японская помалкивала. В сети, наоборот, эту тему бурно обсуждали, особенно на фанатских сайтах.

      Жёлтая пресса иногда тявкала, но выходило беззлобно. Получались примерно такие заголовки:

      «Сенсация! Держались за руки при выходе из ресторана!»

      «Шок! Заселились в номер с двуспальной кроватью!»

      Сомнительного качества фотографии прилагались, значит, по нашему следу шли папарацци, но открыто никто никаких заявлений не делал.

      На интервью меня тоже никто расспрашивать не торопился.

…

      Интересно, что приглашали нас в совершенно разные телешоу. Меня всё больше в спортивные или медицинские программы, что и понятно: моё восстановление и триумфальное возвращение в спорт — отличный способ повысить рейтинг программы. А ещё в кулинарные и семейные шоу. Если верить Виктору, это потому, что у меня подходящий типаж: я очень милый, домашний и уютный. Не сказать, чтобы его слова меня порадовали.

      Сам Никифоров был нарасхват и успел засветиться в дюжине популярных программ (в жюри конкурса молодых исполнителей, к примеру), был даже приглашённым гостем в шоу «Гокон в эфире», и вот после этого самого «Гокона в эфире» наша ситуация поменялась кардинальным образом.

      Перед тем как представить участников, ведущий пару минут болтал с Виктором о том о сём, потом спросил:

      — А может, Виктор, сам поучаствуешь в шоу? Холостой мужчина в расцвете сил — не пора ли найти себе пару?

      Тут же ведущий осёкся, смутился, массовка на зрительских трибунах начала шептаться, но Виктор… Ох уж этот Виктор! Он, не моргнув глазом, парировал:

      — Мы с Кацуки Юри уже несколько лет состоим в отношениях, просто не афишировали этого, так что нет, спасибо.

      После этой ремарки мы с Виктором потеряли ценность для папарацци. В самом деле, какой смысл за нами гоняться, пытаться подловить на каком-нибудь пустяке — за руки они держались, ха! — когда прозвучало это вполне конкретное «состоим в отношениях»!

      А вот пресса несколько оживилась, но обсуждались не собственно упомянутые отношения, а не пиар ли это всё, не игра ли на публику, не способ ли подогреть интерес и поддержать и без того фонтанирующую популярность новоиспечённого олимпийского чемпиона?

      Виктор тоже этому способствовал. Не знаю, с умыслом или нет, но в блог он иногда «вбрасывал» фотографии, которые — за уши притянуто, конечно, — можно счесть провокационными: например, фото «утреннего Кацуки» (он так этот снимок подписал), по счастью, спящего в пижаме, а не в голом виде, но и этого вполне достаточно! Или фотографию «левой коленки Виктора в ванной», по счастью, прочие части тела оставались за кадром. Или совместное селфи на празднике фейерверков, где очень хорошо просматривается, что он «в расцвете сил» (под юкату трусов не надевают), а рука его могла бы и чуть повыше быть, а не на моём бедре, фактически — в шаге от того, чтобы пощупать меня за задницу. Ещё бы они не думали, что это пиар!

      Ведущие немного осмелели, и во время одного кулинарного шоу спросили:

      — А дома кто обычно готовит? Ты или Виктор?

      Вопрос был задан обыденным тоном, между делом. Таким же тоном ведущий минуту назад спрашивал, какие специи я предпочитаю класть в готовое блюдо. Никакой подоплёки. Не то, чему следует смущаться. Просто ещё один вопрос. К тому же я сражался с филе лосося, так что отвлекаться на подобные пустяки времени не было.

      — Обычно? — переспросил я, пиля ножом по куску рыбы. — Мы вместе готовим. Вот Виктор бы вам сейчас это филе отлично приготовил, он всегда сам рыбой занимается…

      Разговор переключился на наши предпочтения (я сказал, что обычно мы покупаем лосося, но мне и форель нравится), потом на способы варки риса (рисоварка — наше всё!), потом на текущее блюдо, которое мы с ведущим готовили…

      Виктор в тот же день на той же студии участвовал в программе, посвящённой косметологии, и, когда ведущая похвалила состояние его кожи и попросила поделиться секретом, брякнул:

      — Лучше секса средства нет…

      Конечно, считается, что активная сексуальная жизнь способствует улучшению состояния кожи, но японец проявил бы сдержанность и никогда не произнёс подобного в эфире, учитывая, что это было дневное телешоу, а не рейтинговое, да ещё и прямой эфир. Сказывалось различие менталитетов. Ведущие это замяли, но незамеченным не осталось, конечно же. Жёлтая пресса немножко взбрыкнула: «Сенсация! Никифоров в прямом эфире признался, что помешан на сексе!» — хотя ничего подобного он не говорил.

…

      Однажды, когда мы вдвоём выходили из отеля — дело было в Нагано, куда мы приехали, чтобы принять участие в ледовом концерте, — нас поймали репортёры и засыпали вопросами, смысл которых сводился к одному: пиар или не пиар?

      Виктор ухмыльнулся. Я насторожился. Обычно ни к чему хорошему это не приводило, когда он так ухмылялся! Но было уже поздно: он быстро привлёк меня к себе за талию и поцеловал — взасос! — прямо на глазах у всех. Это было так неожиданно, что они даже забыли щёлкнуть камерами, чтобы это заснять. Я отпихнул мужчину от себя, сгорая со стыда.

      — Совсем сдурел! — зашипел я, толкнув его локтем в бок.

      — Вот это была игра на публику, — нисколько не смутившись, объявил Виктор. — Чистой воды пиар, который можете использовать как угодно. Всё остальное вас не касается.

      Жёлтая пресса, конечно, порезвилась на эту тему, но вопрос так и остался открытым.

…

      Вообще, если подумать, Виктору всегда удавалось выкручиваться, у него это так легко выходило — прирождённый увиливатель! Если ему не хотелось отвечать на вопрос, ничто на свете не могло его заставить это сделать. Он лучезарно улыбался и неизменно отвечал: «Моя не понимать». Не понял, мол, вопрос, отстаньте. Репортёры бились как рыба об лёд, пытались переформулировать вопрос, использовали по максимуму простые слова и конструкции… «Моя не понимать» — и всё тут. Обычно репортёры сдавались и переключались на что-нибудь другое, и Никифоров тут же возвращался к нормальному японскому. Но стоило им снова заикнуться о чём-то, что Виктору не нравилось, — и опять: «Моя не понимать».

      Да, в этом плане Виктору было легче: что взять с не-японца? Мне приходилось лепетать: «Без комментариев» — или что-то подобное, когда речь заходила о неудобных вещах.

…

      Но не только пресса стала проявлять ко мне интерес после Олимпиады. Звонили из Ассоциации японского фигурного катания и выразили сожаление, что я выступал под олимпийским флагом. Звонили представители разных зарубежных агентств, предлагали миллионные контракты, при условии, что я буду выступать за их страну в следующих международных соревнованиях (переход или покупка спортсменов в команды других стран — обычное дело).

      Объявился и мой бывший тренер. Поздравил. Заставил подать ему руку для рукопожатия. Его присутствие было мне неприятно, но из вежливости пришлось поддерживать разговор.

      — Пора бы тебе вернуться, Кацуки, — сказал он.

      — То есть?

      — В команду.

      — Ха? — невольно вырвалось у меня.

      А он как ни в чём не бывало рассуждал, каких вершин мы с ним вместе сможем достичь, какие идейки насчёт новых программ у него появились, когда он смотрел моё выступление, — в общем, вёл себя как мой тренер! Как будто и не вышвыривали меня из команды на произвол судьбы. Как будто и не было всей этой вылитой грязи, всей этой лжи… Просто отвратительно.

      — А Кан что же?

      Тренер поморщился и сказал, что Кан подался в шоумены, так что с его карьерой — а она у него была? — покончено.

      — Откажусь, — сухо ответил я и поспешил от него отделаться.

      Тренер не сдавался, забрасывал письмами и мейлами, суля горы золотые.

      Виктора это забавляло, но он всё же спросил и очень даже серьёзно спросил:

      — Ты ведь не собираешься соглашаться?

      — Господи, да нет, конечно! — сердито сказал я. — Как у него вообще совести хватает…

      — Совесть? Не слышал, — хмыкнул Никифоров.

…

      У Кана совести тоже не было. После того как он «подался в шоумены», он регулярно светился в прессе и на телевидении, в основном в репортажах с вечеринок и тусовок. Ходили слухи о его обручении с дочкой миллионера корейского происхождения. И вот он-то пиарился как мог и всё чаще за наш счёт.

      — Разумеется, у них это пиар, — важно заявлял он, принимая участие в ночном шоу. «У них» — это у нас с Виктором, разумеется.

      Если верить его словам, так мы с Каном были чуть ли не лучшими друзьями. И уж конечно он бы знал, если бы что-то подобное в жизни его лучшего друга происходило! У него никогда не возникало сомнений насчёт моей ориентации, никаких подобных наклонностей не замечалось, так что всё это пиар, потому что это сейчас модно — быть геем, лучший способ привлечь к себе внимание прессы и спонсоров.

      Ахинея сплошная, но зашло на ура, и пресса начала относиться к нам с Виктором несколько скептически. Можно было бы, конечно, официально опровергнуть слова Кана, но Виктор сказал, что всё это нам даже на руку: пусть думают что хотят, лишь бы не доставали.

…

      В сети мнения разделились, но большинство фанатов верили в реальность наших отношений. Они спорили больше о том, кто из нас кто: Виктор пассив или я? Там столько разных теорий на этот счёт было! В выражениях не стеснялись, приводили достаточно серьёзную аргументацию, прямо как теорему доказывали. Согласно правилу роста, к примеру, пассивом был я. А согласно какому-то невероятному правилу «разделённых на три четверти пробором волос» пассивом был Виктор. Никифоров читал и веселился, а я всё чаще ловил себя на мысли, что мне неловко об этом читать.

      Родители ведь тоже наверняка в курсе. Что они обо всём этом думают?

      Разговора у нас на эту тему никогда не заходило. Они звонили, поздравляли с победой, или справлялись о моём самочувствии, или передавали от кого-то привет, или что-то в этом роде. А у меня никогда не хватало смелости спросить у них самому. Всё было так ровно, почти параллельно. Виктору они тоже иногда привет передавали. Но что они думали на самом деле?

      Невольно, когда я начинал об этом размышлять, вспоминался момент из детства: однажды я осознал, что родители должны были заниматься сексом, чтобы я появился на свет. Для меня это было таким шоком, что я не мог есть несколько дней.

      А каково им сейчас, когда появляются все эти комментарии, когда легко можно представить, что скрывается даже за такой невинной фразой, как «состоим в отношениях»? Не говоря уже о статье, вышедшей после нашего возвращения из Нагано, в которой приводили слова горничной, что, мол, номер был в полном беспорядке, так что насчёт пиара можно не волноваться: никакой это не пиар, всё у них по-настоящему. А там нашлись и «свидетели» из Саппоро, которые подбавили ещё больше деталей, упомянув количество презервативов в мусорной корзинке и характерные следы на белье.

      После этих статей мы с Виктором решили, что в чужих местах сексом будем заниматься исключительно в ванной. Конечно, не слишком удобно, но если уж приспичит — придётся потерпеть: в ванной легко избавиться от каких бы то ни было следов.

      Конечно, можно было бы потребовать опровержения или подать судебный иск, но Виктор сказал, что это бесполезно: пресса — как гидра, отрубишь одну голову — вылезет ещё десять. Лучше игнорировать по мере возможностей, само утихнет.

      В общем, мы плыли по течению, не зная, что впереди нас ждут пороги.