В понедельник двадцать четвертого октября две тысячи девятого года случилась самая настоящая трагедия:
Педагогический совет санкт-петербургского лицея имени господина N. с углубленным изучением химии напомнил родителям о проведении праздника в последний день месяца.
Тридцать первого октября в день всех мертвых.
Бу.
***
Горел камин. Огонь обогревал находящийся в кабинете директора родительский состав N-ого класса, холодный осенний вечер радовал природу морозным ливнем и только внутри этого кабинета можно было сохранить летнее тепло.
— Послушайте, — привлекла внимание обсуждающих что-то мам и пап светловолосая женщина в платье, хлопнув по коленям. — У нас есть целая неделя для обдумывания! Неужели мы правда не можем позволить себе решить все у себя дома и тихо-мирно отпраздновать в воскресенье?
Множество пар глаз направились в ее сторону — люди вокруг словно задумались на мгновение, замолкли, а затем вновь поднялся гул обсуждений и предложение мадам попросту потерялось в кипе других предложений.
— Я предлагаю обсудить это дело в детьми, — заявил тощий высокий мужчина, блеснув очками. — В конце-концов, банкет устроен в честь них.
— Да, но дресс-код семейный, — отпарировала пухленькая дама в розовом с другого конца, всплеснув руками. — И одежда должна быть подходящая!
— Кто установил этот дурацкий дресс-код? — запротестовала другая дама. — Мишенька, — обратилась она к мужчине рядом, тот шустро к ней наклонился. — Позвони директору и пусть срочно все отменит!
— Но, дорогая…
— Дресс-код нужен для сближения с детьми, — донеслось из угла, где сидел мужчина средних лет, он улыбнулся. — Одинаковая одежда даёт чувство единения.
— С кем? С монстрами? — раздалось из глубины кабинета. — Я не хочу, чтобы моя сладкая Олеся одевалась во что-то подобное!
— Мой Андреас тоже не будет щеголять в костюме вонючей мумии, ишь чего захотели, — фыркнула женщина с каре, замахав рукой. — Ни за что, просто ни за что!
— Тем более и костюмов недостаточно.
— Да, да! Костюмы! Нет костюмов, похожих на семьи. Кто-нибудь знает что-то этакое?
— «Семейка Крудс»? — наступило гробовое молчание. Взгляды толпы устремились в сторону предложившего несчастного мужчины. Тот стыдливо опустил голову. — Простите…
— Что-нибудь менее идиотское есть?
— «Франкенштейны»?
— «Коралина в стране кошмаров»?
— Да, да! Коралина подойдёт! Мишенька, — разулыбалась все та же дама с мужем, ткнув его в бок. — Запиши на листочек варианты, будем вытягивать на удачу!
— Может ещё «В поисках Немо»? — повторное молчание наступило слишком быстро — взгляды устремились на все того же несчастного человека, пуще прежнего покрасневшего от вины.
— Как мы будем переодеваться в рыб, идиот? — выдохнул один из присутствующих, громко шлепнув себя по лбу. — Нужно что-то другое.
— Жеребьевка!
Единогласное «да» ознаменовало начало пытки.
***
Семья Дагбаевых ничем не отличалась от любой другой семьи.
За исключением колоссального состояния, сотен принадлежащих им компаний, весомой позиции на рынке и нескольких сотен скелетов в шкафу, среди которых наркоторговля, торговля людьми, нелегальная вырубка леса, контрабандизм и прочие шалости жизни. Ничего особо необычного. В семье Дагбаевых дети, как и положено обычным законопослушным гражданам обычной страны, ходили в школы и слушались родителей. А семье Дагбаевых слушаться родителей было нерушимым правилом, которое нарушали чрезмерно часто — иронично, не правда ли? Так что не было ничего удивительного в том, что на слова своей матери дети — ее дети, Дагбаевы — отреагировали слегка…
— Нет! — воскликнул младший из них, стоило маме только предложить.
Горел камин, теплая комната хорошо закрывала от холода дождя за окном, полумрак и золотые отблески огня дополняли очаровательную картину.
— Ты не можешь этого сделать! Мам! — продолжил тот же ребенок, вскочив с места и подойдя к сидящей на кресле матушке. Он положил ладони на ее плечи, заглянул требовательно в глаза. — Это же совсем глупо, давай мы придумаем что-нибудь другое!
— Глупо — это твое поведение, Алтан, — спокойно отпарировала девочка в кресле неподалеку; темное каре, аккуратная одежда, книга в руках и беспристрастный взгляд, которым она наградила братца. — А мама права, нужно выкручиваться из ситуации.
— Из какой такой ситуации?! — вспыхнул Алтан моментально, обернувшись к ней. — Почему мама просто не может отказаться?!
Ох уж эти дети… Госпожа Дагбаева вздохнула, опустила руку на плечо своего сына, улыбнулась:
— Потому что мы не должны убегать просто из-за того, что кто-то хочет нам насолить, — проговорила она, сажая его рядом с собой. — Таша, ты уже взрослый мальчик, тебе целых двенадцать лет, — усмехнулась она, ткнув его в носик. — Ты должен понимать, что иногда взрослые тоже бывают противными…
На слегка как раз непонимающий взгляд она смогла только засмеяться. Ее младший ребенок — Алтан, точная копия своей сестры, — был гораздо наивнее, чем она могла подумать. Настоящий тепличный цветочек.
— Мама хочет сказать, что до сих пор верит, что у тебя есть мозги, — не отвлекаясь от книги подняла голос девочка и фыркнула на строгое родительское «Юма! Не оскорбляй своего брата!». — Я не оскорбляю, — скучающе произнесла она, — я просто говорю, что он не понимает очевидного. — а затем, словно сжалившись, прояснила, глядя прямо на него. — Эти придурки взрослые разыграли случайным образом костюмы на Хэллоуин для семей, чтобы никто не пришел в одинаковом. Мама вытянула «Семейку Аддамс». Она хотела поменять, потому что «Гомеса» у нас, как видишь, нет, — Алтан нахмурился, Юма услышала обиженное «не очень-то он и нужен…», но продолжила: — Но ей не дали. Ты же знаешь как мадам Корнеева не выносит нашу маму. Вот она и настояла, чтобы ничего не изменилось. «Все же по-честному», — скривилась Юма, изобразив рвотные порывы. А затем вздохнула: — Так что мы не можем не пойти. Если не пойдем, это будет значит, что мама принимает оскорбление мол у нас папы нет… А, если придёт одна, все будут ее жалеть. Фу.
Алтан замолк.
— Твоя сестра права, — спустя минуту молчания ответила госпожа Дагбаева, — теперь ты понимаешь почему я раздаю такие роли? Я знаю, что ты хотел быть Чеширом в этом году, цветочек.
Гадство.
Если мама не придёт на праздник, а только отправит их с Юмой, эти стервятники получат карт-бланш на свинство и будут и дальше донимать ее… А, если придёт без «Гомеса», то их «жалость» будет только отравлять вечер.
— Но это не значит, — вскочил Алтан вновь, указав рукой налево, — что ты должна брать на роль Гомеса — его!
Сидящий в углу с книгой в руках Вадим Дракон, телохранитель их семьи, нервно проглотил кусок яблока от окатившей его волны внимания.
***
Когда Вадим соглашался на условия старика Дагбаева и вместо крутой погони по городам с перестрелками получил в лицо тихое цветущее проживание в Петербурге в роли хвостика его дочери, он не думал, что все будет настолько… Настолько. Просто настолько. Работа при госпоже Дагбаевой не была пыльной. Вернее была, но слегка в другом смысле — тихий, не особо разжитый особняк, живость которому приносили только дети: Алтан-шило-в-жопе и мисс лицо-кирпич года Юма. Так что Вадим был в принципе доволен своим положением. Когда не задумывался о том какие финты он мог делать, отстреливаясь от врагов, как в классных боевиках… Роль игрушки для детворы ему не особо нравилась, но была достаточно терпимой. Двенадцати- и четырнадцатилетняя мелкотня не приносила особо проблем. Только «понеси», «подай» да «попрыгай на одной ноге».
Трудностей не было, более того, к своей неожиданности он и правда ладил с ними. Спокойная, всегда в своей голове Юмжит могла просто прийти к нему в комнату, сесть на постель и делать свои уроки, не проронив ни звука. А шумный и слегка очаровательно наивный Алтан наоборот лез прямо на него, восторженно крича в ухо все, что он узнал за день. Они оба были по-своему хороши и оба не имели никаких претензий к Вадиму.
Фактически… он был их любимчиком из всей команды охраны. Единственным любимчиком. Помеченным так сказать. Вадима, конечно, стебали за это, но за спиной, а то в глаза говорить — себе дороже. Фавориту детей госпожи многое было позволено; молокососы своим отношением развязали ему руки и теперь Вадим мог присутствовать даже на таких семейных собраниях. Есть яблоко и читать книжки, краем уха слушая про дела в лицее.
Единственное что. Пришлось сильно отвлечься от чтения, когда Алтан указал на него, сидящего неподалеку и занятого своими делами, что-то громко вскрикнув.
— Ты не можешь взять его на роль Гомеса! — повторил тот матушке, заставив Вадима вскинуть брови.
Какого ещё Гомеса?
— Милый, ну что ты в самом деле, это же один вечер, — внезапно для Вадима вымученно простонала Дулсан, откинувшись на спинку диванчика, — никто ни за кого замуж не выходит.
Замуж? Кто выходит замуж?
Он перевел взгляд на Юму, как на единственное адекватное существо, та лишь пожала плечами и отвернулась к Алтану, все так же стоящему в позе оскорбленного бобра.
— Ты же не думаешь, что чтобы сыграть женатиков мама с Вадимом пойдут жениться, да? — кинула она, Алтан открыл было рот, весь покрасневший, взволнованный, но названный Вадим очухался именно в тот момент.
— Куда жениться? — тупо переспросил он. — На ком жениться?
— На маме! — вспыхнул младший Дагбаев, всплеснув руками и указывая на свою мать. — Ты женишься на моей маме! Точнее не женишься! Я не дам! Мам!
Юма вновь тяжело выдохнула, взглядом великомученика окатив всех присутствующих, зарылась в свою книгу и среди общего шум-гама Вадим пропустил момент, когда, собственно, соглашался на ком-то жениться. Алтан продолжал что-то шумно доказывать, госпожа Дагбаева слушала его в надежде, что через пару минут лёгкие сына выдохнуться и он наконец даст ей хотя бы слово вставить, но Алтан даже не думал останавливаться или сбавлять речитатив. Он расхаживал вдоль зала, размахивал руками, и раз за разом описывал какой Вадим кошмарный вариант для женитьбы. Пока у Вадима не сдали нервы:
— А никто, черт возьми, не хочет спросить у меня согласен ли я жениться? — громко выдал он, встав со стула и скрестив руки на груди. Госпожа Дагбаева, как ему показалось, облегчённо вздохнула, стоило лишь Алтану замолкнуть и, покраснев сильнее, поджать губы.
— Только идиот откажется жениться на моей маме, — тихонько съязвил он, показывая язык и убегая к Юме.
Вадим уже ничего не понимал, но мозги нагрузились порядочно и, если бы не взявшая голос хозяйка, так ничего бы и не понял.
— Это не то, что ты думаешь, — прервала она его, махнув ладонью. На вопросительный взгляд только улыбнулась устало. — Через неделю у детей праздник в школе костюмированный, мне тоже там надо быть. Нам выпала роль семьи Аддамс, я Мортиша, Юма Уэнсдей, Алтан Пагсли, — «пусть Вадик будет Пагсли!» — моментально отреагировал тот и Юма тюкнула его по лбу. — И мне нужен Гомес, — закончила госпожа Дагбаева, подперев рукой подбородок. — Какая Мортиша без своего Гомеса?
Вадим хмыкнул, взгляд его остановился на безучастной Юме, окрысившемся Алтане, который прятался за ее креслом и прожигал в Вадике дыру. Затем глянул на Дулсан и та пожала плечами.
— Значит Гомесом вы предлагаете быть мне? — выдал он задумчиво и та кивнула. — Что же…
— Отвратительно, — шикнул Алтан тихо, — просто кошмарно, хуже выбора нельзя придумать. Может он лучше Рукой будет, мам? — с надеждой обратился он к весело хмыкнувшей матери. — А мы скажем, что твой муж уехал в отпуск.
— И оставил свою любимую жену дома? — отреагировала Юма. — Ты что, фильм не смотрел? Гомес скорее под землю провалится от горя, чем уйдет хотя бы на день от своего обожаемой женушки.
Ситуация складывалась странная: Вадим не то чтобы был близок к госпоже Дагбаевой. Вернее даже они общались хорошо: она чуткая, эрудированная женщина, с ней и перекинуться словами можно было и по утрам не словить тапком по лицу по причине плохого настроения. Уставала иногда и Вадим вызывался выслушивать ее ворчание по поводу всего на свете. Они могли даже чокнуться чашками кофе, если внезапно оказывались одни на кухне и ловили общее настроение спокойного вечера. Хорошая женщина, приятная. Но прямо «близки»? Нет, подобного не было. Она ему в матушки годилась, вот что. Или в тетушки. Но суть оставалась одна: ни жениться, ни что-либо ещё с этой дамой он не собирался ни за какие деньги, собственная холостячья жизнь была милее всего на свете, а присутствие кольца на пальце могло быть только в его самых ужасных ночных кошмарах.
Но, если дело не в женитьбе на женщине, а в помощи, скажем так, как хорошей знакомой и дорогой приятельнице…
— Хорошо, — через некоторое молчание проговорил Дракон, ухмыльнувшись, — я побуду вашим Гомесом.
И тут показалось, что с плеч упал огромный такой булыжник, который до этого держал только Атлант. Алтан чуть было не подорвался к ним, но Юма потянула его за воротник и заткнула рот рукой, пока мама поднималась, чтобы на радостях взять ладони Вадима в свои.
— Я знала, что ты мне поможешь, — радостно улыбнулась она, — завтра возьмём мерки и сошьем тебе костюм, Вадим. А пока можешь уходить отдыхать.
Он усмехнулся:
— Как прикажете, cara mia, — и, склонившись, галантно поцеловал ее ручку под сдерживаемый смех хозяйки.
— Иди уже, mon cher, — хохотнула она, подтолкнув его к выходу. — Детишки, вам тоже пора. Всем спать!
Это был кошмар.
Это был просто ужас.
Немыслимый ужас.
Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы мама сыграла Мортишу для Гомеса Вадима.
Алтан был в ярости.
***
Этого нельзя было допустить ни в коем случае. Никогда. Ни за что. Даже подумать о том, чтобы подумать, что Вадим будет играть мужа мамы — это… Худшее развитие событий из всех возможных! Хуже этого только атака подкроватных монстров в летний вечер, когда ты лежишь и ножка так чуть выглядывает из-под защитного тонкого одеяла. Алтан не мог и представить, чем закончится весь этот кошмар, если Вадим проведет один день в его лицее в лице Гомеса Аддамса, отца Пагсли Аддамса, которого играет Алтан. Его же одноклассники засмеют! Все до единого! А взрослые будут думать, что у его прекрасной, очаровательной, чудесной, доброй, милой, ласковой мамочки есть хоть какие-то отношения с этим… Этим… Слов на его нет!
Алтан совершенно не понимал, что с этим делать, но ясно знал одно — у него есть неделя на то, чтобы найти маме другого Гомеса и не дать этому наглому ящеру провести с ней весь день в танцах!
Всю неделю он отчаянно старался испоганить костюм — на следующее же утро приносили новое, пока в конце-концов матушка не предупредила, что ещё одна такая выходка — и она оставит Алтана дома в праздник. Одного. С чудовищами. Алтан недолго обижался, но принял условие и пообещал больше так не делать.
Но ничего другого же он не обещал…
А на войне все средства хороши, аля гер ком аля гер, господа. Он подкладывал червяков, которых откапывал на заднем дворе территории особняка, не подпускал Вадима к маме лишний раз, сам бегал между ними, а в лицее старательно игнорировал одноклассников, когда те пытались выпытать, что упало ему и Юме во время жеребьевки с костюмами.
— Ничего, — резко отвечал он, — отстаньте.
Все мысли были только об одном — не допустить сближения мамы и Вадима, чтобы они даже наедине больше никогда не оставались. Алтан научился вставать рано и применял свои знания о звуке их шагов чтобы точно понимать, кто подходит к кухне и помешать злополучной встрече. Он превратился в ниндзя. Он был тих, аккуратен, жесток и неумолим. Он создавал катастрофы. Он был гением тактики, ставящим железные палки в хлипкие колеса своих врагов.
Он был непобедим.
И поразительно неловок.
Поэтому когда в один день Вадим в шутку поинтересовался чего это Алтан пуще прежнего за ним по пятам шумно топает, тот от неожиданности настолько сильно покраснел, что не выдержал и убежал к себе на весь оставшийся день, оставляя удивленного Дракона в подвешенном состоянии.
Наверное единственным человеком, способным выяснить, что такого трагичного было в этом одном несчастном дне костюмированной вечеринки, была одна только Юма.
Юма.
Что же… Юма всегда была умной девочкой. Достаточно мозговитой, хитрой и не по годам наблюдательной, чем заслужила расположение строгого деда и уважение Вадима, который считался лучшим среди новичков. Так что Юма, казалось, быстро смекнула что и как, когда увидела психанувшего братца. Но собственная теория была… Хрупка.
Будем честны: Юма проводила с Алтаном почти девяносто процентов своего времени, даже если этим обозначалось простое нахождение в одной комнате. Она знала своего брата, просто не совсем вдавалась в подробности.
И она очень даже видела, что Алтан является любимчиком Вадима. Так же как и Вадим являлся любимчиком Алтана среди всех взрослых, не считая мамы. Она не ревновала, нет, ей было даже хорошо в таком положении: с Вадимом она могла посидеть, помолчать, почувствовать себя в безопасности и он готов был принимать ее под крыло без лишних слов, чем она и пользовалась. Но подобное ощущение четких границ между собой и другими людьми было отличным. Так что Юма видела многое из-под его крыла: и отношение Алтана в том числе.
Алтану очень нравился Вадим. Очень. Он постоянно тянулся к нему, постоянно крутился рядом по возможности и подобное странное отношение к внезапной идее притянуть Дракона с ними на Хеллоуин в лицей… Ну, это было странно. Вроде бы Алтан должен радоваться, что его любимый взрослый будет с ними развлекаться. Но вместо этого он заперся и никого к себе не пускал. Юма решила, что на правах старшей сестры имеет все шансы узнать в чем дело.
Это был последний день перед праздником, когда она постучала в комнату к запершемуся Алтану. Вообще-то она планировала поговорить с ним раньше, но учеба была такой нудно-долгой, что не удавалось никак выцепить как будто специально ускользающего братца. Висела ночь во дворе, Юма переминалась с ноги на ногу, в пижаме, с, позорно сказать, плюшевым крокодилом в руке, которого так обожал Алтан. Они у них парные вообще-то, выграны когда-то ею в парке аттракционов и предполагалось, что братец не откажется от небольшой взятки — он же тут главный любитель плюшевых игрушек.
Она вздохнула, постучала и тут же из комнаты раздалось глухое «никого не принимаю, уходите!»
— Это я, — произнесла она, вновь постучавшись, — давай, мелкий, поспим сегодня вместе. Ты же не хочешь, чтобы тебя жуткий птица-бог забрал?
Спустя полминуты копошения дверь отворилась и выглянувший Алтан цокнул недовольно:
— Птице-бога не существует, ты меня не напугаешь этим.
Юма юркнула внутрь, моментально поднявшись на его кровать.
— Вот когда он придет, тогда и посмотрим, — хмыкнула она в ответ.
Она знала эту комнату наизусть, каждый сантиметр был отпечатан в ее памяти. А уж брат ее тем более был предсказуем, как концовка типичной российской мелодрамы. Так что когда он полез обниматься и накрыл их обоих тяжёлым теплым одеялом, Юма покорно прижала его к себе и устроилась удобнее.
Так обоим было гораздо спокойнее. Алтан притерся к ее плечу, уложил голову на ее руку вместо подушки, переплел ноги и ткнулся лицом в грудь, закрывая глаза.
— Ну давай, я не для того перелась сюда, чтобы ты отказывался говорить, — шепнула Юма, ладонью проведя по его макушке. — Тебе же нравится Вад, чем он тебя сейчас так разозлил?..
Только молчание служило ей ответом. Было видно — Алтан скорее откусит себе голову, чем просто так сдаться, так что она решила ждать. Время всегда помогает.
— Если не скажешь, — хитро шепнула она, — я не смогу тебе помочь.
И он сдался. Никогда не умел сопротивляться ей. Кожа потеплела, налилась краской, руки на талии сестрёнки сжались, а голос выдавал безнадегу:
— Если он останется с мамой и будет играть с ней влюбленную пару, — зашептал Алтан тоскливо, — то наверняка влюбиться в нее… И она в него тоже… Они поженятся и нам придется называть Вадика «отцом», — поморщился он от одной мысли.
— Что за чушь, с чего ты это взял? — фыркнула Юма нахмуренно. — Вад и так постоянно за ней ходит, если бы он мог влюбиться, то влюбился бы уже давно. Или её в себя влюбил. Да и, если они женятся, я не собираюсь его папой называть, фу, Алтан, как ты можешь такое думать, это же отвратительно…
Нет, эти двое точно не могли стать парой, это было бы абсолютно проклято, просто кошмарно, унизительно для детей. Они же такие разные! Мама заслуживает лучшего!
— Но ведь они знакомы только по работе, — неловко отпарировал брат, подняв оленьи глаза, блестящие в темноте, — а тут вечеринка, костюмы, почти свидание! И Вадим, он… он, ну… Ну…
— Что ну?
— Он… — Алтан сглотнул, замолчал, Юма ткнула его в бок.
— Что ну? — настойчиво повторила она.
— Он же очень умный… — шепнул он, отведя взгляд. — Он наверняка очарует ее, если они там останутся. И вообще всех. И все будут смотреть и говорить «о-о-о, Дулсан Баатаровна, ваш муж такой молодой, а уже так много знает». Ещё они будут пить коктейли и танцевать, и Таисия Кирилловна скажет, что Вадик очень красивый и маме повезло с ним… А потом он будет называть ее «кара мия», а она его «мон шер». И мама тоже не устоит. Влюбиться в него, а потом они поженятся, заведут ещё детей и буду жить долго и счастливо! Юма, так нельзя! Мы не можем допустить этого! — к концу Алтан совсем потерялся, приподнялся на кровати, схватил ошарашенную сестру на плечи, встряхнув. — Мы не можем допустить, чтобы мама увидела какой Вадик красивый и умный! А Вадик увидел, какая она красивая и умная! Юма!
Юма моргнула, наверное, впервые в жизни упав в астрал от слов Алтана — ее лицо вытянулось, брови сдвинулись к переносице, уголки губ совсем опустились, и Алтан тряс ее как в последний раз.
— Подожди, подожди, подожди! — воскликнула она громким шепотом, заставляя брата замереть и прислушаться внимательно, едва уши не задвигались к ней. — Что за глупости ты говоришь? Откуда вообще эти мысли в твоей пустой голове?! — она зашипела, присела рядом и, глядя во в надежде раскрытые глаза Алтана, авторитетно произнесла: — Ваду никогда не понравится наша мама! Поверь мне!
— Почему ты так уверена? Мамочка такая хорошая, она не понравится только последнему идиоту!
— Так Вадик-… — Юма прикусила язык. Ей не хотелось говорить, что она сама месяц назад прижучила Дракона, заставив его отвечать на вопросы и угрожая тем, что всё скажет маме и дедушке, если он откажется говорить. Там такие вопросы были, что сам Вадим удивился, но отвечал без лишних требований — чем бы дитя не тешилось. — Так Вадик и есть тупой! — от неожиданного серьезным тоном сделанного заявления Алтан сперва широко глаза раскрыл, а потом нахмурился, но Юма закрыла его рот ладонью. — Я хочу сказать, что Вадик никогда не согласится жениться на ней! Он сам так сказал! Мама не в его вкусе!
«Как мама не может быть в его вкусе?» — донеслось приглушённое от Алтана, и сестра закатила глаза.
— Так, придурок, — цокнула она, — Вадиму нравятся девушки жёстче. Когда они могут его заткнуть, он мне сам это сказал, так что на маму он даже не посмотрит, у него мозгов не хватит. А, учитывая, что строгой руки у нас тут нет, ждать Вадиму свою жёсткую Мортишу ещё долго, — и тут произошло непонятное:
Юма, пока говорила, даже не заметила как Алтан притих. А потом увидела поползшие с щеки на плечи красные пятна и блеск в глазах непонятного происхождения… Братец замер в ее руках, даже не сопротивляясь, уставился в одну точку, а сам едва дышать не забыл, моргая запоздало.
— Але?.. — шепнула Юма, ткнув его в плечо. — Земля вызывает Алтана, ты слышишь, нет?
Но он не слышал и казалось находился где угодно, но не в этой комнате. Напряжённый, но. расслабленный? Такой… Будучи четырнадцатилетней девушкой, вынужденной общаться со своими ровесниками в силу статуса своей семьи, Юма много что видела и много что понимала. Но сейчас она не понимала ничего. Алтан выглядел как застывшая статуя, но ощущался мягко и Юма все вглядывалась в его покрасневшие щеки, детские длинные ресницы, от которых из-за лунного света на щеки падали тени; короткие волосы «горшком» и абсолютно ошалелый взгляд.
— Что ты там бормочешь?.. — шепнула она озадаченно, когда заметила как его слегка приоткрытые губы едва видно шевелились и издавали совсем тихие звуки.
Но Алтан все ещё не слушал, а губы все ещё шевелились. Прочитать по ним было сложно, пришлось склониться к нему ухом, чтобы расслышать сливающиеся воедино слова:
«Я… хо-… …-тишей…» — донеслось до нее. Ничего не понятно, Юма склонилась сильнее: «Я… хочу… е-… …-тишей…».
— Ты хочешь что? — Устало вздохнула сестра, сосредоточенно поджав губы.
И Алтан смущённо пропищал:
— Я сам хочу быть его Мортишей…
…
Ох.
Ох.
— Поэтому… — протянула сестра, настороженно заглянув ему в глаза, чтобы случайно не ляпнуть глупость, — ты себя так странно ведёшь? То есть ты все это время ревновал не маму, а к ма-!.. — Алтан набросился на нее и Юма оказалась вжата в подушку лицом под возмущённо-смущенное «не говори так громко!». Она попыталась отпихнуться, Алтан присел на нее и изо всех сил прижал подушку, не давая даже слова промямлить.
— Молчи-молчи-молчи! — пропищал он, весь алеющий, нервно облизывающий губы. Глаза зажмурены, волосы растрепаны, пухлые детские щеки надуты. — Ты ничего не знаешь, помолчи-помолчи-помолчи!
Юма вновь постаралась дернуться, но все бессмысленно и единственное, что ей оставалось — раскинуть руки на кровати в ожидании когда Алтану надоест атаковать. Наверняка он готов был провалиться на месте. Юма никогда такого не чувствовала, но ее братец и правда был слишком наивным цветочком, чтобы успешно скрывать свои чувства. Она ощутила, как его руки перестали давить на подушку, Алтан расслабился и сел ей на живот, позволяя той убрать постельное белье с лица.
Секунда, вторая. Они посмотрели друг другу в глаза. Алтан — поразительно красный, словно переспелый помидор; Юма — неоднозначно спокойная, преисполненная в своем сознании.
— Ты идиот, — первым делом произнесла она и секунду спустя услышала как он взвыл, согнувшись, чтобы ткнуться лбом ей в плечо.
— Сама такая! — протянул он обиженно, пихнув ее в бок, но Юма только фыркнула.
— Нет, ты правда идиот, — повторила она. Ей не сложно, она старшая сестра, унижать младших — ее прямая обязанность. Но вместе с этим она позволила себе одной рукой провести ему по спинке и похлопать по плечу. — Но я тебя все равно люблю. Даже когда вижу, что у тебя мозги куриные.
Было видно, что Алтан едва сдерживался, чтобы не пихнуть ее сильнее.
— Ты считаешь, что я идиот, — заворчал он.
— Да, я именно это и сказала. Но ты мой любимый идиот, — в голосе Юмжит даже не было насмехательства, она только поцеловала его в макушку и перевернула их на бок, чтобы он мог устроится на ее плече снова, спрятав лицо в складках пижамы. — Я не одобряю твой выбор, Вадим тоже идиот.
И тут Алтан хихикнул, чем вызвал у нее самой смех.
— Да, он придурок, — погано протянул братец.
— Значит он недостоин быть Гомесом для мамы, — продолжила Юма.
— Именно, я это и хотел сказать!
— Значит нам нужен другой Гомес.
— Угу, только кто? Я пытался найти, но у нас даже толком соседей нет, а мама с мужчинами почти не общается…
Юма задумчиво прищурилась.
— Нужно найти кого-то благородного, — заявила она авторитетно, отстранилась, в глаза Алтану заглянула. — Кого-то, с кем мама хорошо общается. Кого-то, кто её очень любит и очень о ней заботится. И кого-то, с кем у этих тупиц не получится развести скандал на счёт «тайной связи». Но при этом, с кем мама могла бы спокойно веселиться и не смущаться при комплиментах. Знаешь кого-нибудь такого?
Они задумались на мгновения оба. Юма внимательно всматривалась в брата и по мере того как она продолжала это молча делать, даже не моргая, Алтан напрягался все сильнее и сильнее. Сильнее. И сильнее. Пока пот холодный не протек по виску, а конечности не одеревенели.
— Я знаю, кто будет идеальным Гомесом для мамы, — шепнула Юма, не дёрнув и мышцей.
Алтан нервно сглотнул.
— Да?.. — почему-то переспросил он, сжав в ручке ее пижаму. — И кто?..
Расползающаяся словно в замедленной съёмке улыбка на лице сестры выглядела как оскал тысячезубого чудовища из тех самых страшилок про черный-черный дом на черной-черной улице.
***
На следующее утро Вадим проснулся от настойчивого стука в дверь своей комнаты и, едва он, сонный, открыл, чтобы увидеть, кто дёрнул его аккурат вместе с природным будильником, как некто всунул ему в руки стопку одежды и сурово произнес «хозяйка сказала, что ты должен переодеться в это!». Вадим не стал концентрироваться на том, что голос вообще-то прозвучал детский; он принял стопку, хмыкнул и, переодевшись и приведя себя в порядок, вышел из особняка к ожидающей на свежем воздухе госпоже Дагбаевой.
Осеннее прохладное утро. Костюмированная вечеринка, если он правильно помнил, начиналась вечером, но у детей в лицее был освобождён целый день на развлечения и сближение друг с другом. Европейский стандарт, все такое — больше отдыха, меньше нагрузки. Так что он не особо удивился, когда увидел Дулсан Баатаровну, словно школьницу, покуривающую, пока дети не вышли.
— Утро доброе, хозяюшка, — театрально-галантно склонился он, — шалить изволите?
Только вот она, вместо того, чтобы привычно пожурить его или наоборот ответить на колкость, кинув на него взгляд, замерла с зажженной сигаретой в руке.
— Что с твоей одеждой? — выдавила, шустро справившись с удивлением на лице — всосанный с молоком матери талант.
Вадим нахмурился, оглянул себя: вроде все в порядке, нигде нет дырок, грязи или чего-либо из ряда вон. Даже кроличьего хвостика, который ему прикрепили на джинсы на прошлое первое апреля нет. Обычные штаны, обычная чёрно-белая в полоску майка и, коротковатые чутка, но совершенно обычные черные шорты.
— А что с ней? — хмыкнул он недоуменно. — Вы же сами все в последний момент поменяли.
Дулсан нахмурилась, она совсем не понимала о чем он говорил и только собиралась парировать, как входная дверь открылась с грохотом и заставила ее быстро выкинуть сигарету в ближайшую лужицу воды, притоптав.
— Cara mia! — прозвучал горделивый вскрик голосом, который она тут же узнала.
Ее взгляд встретился со взглядом Вадима, тот пожал плечами, лица их, одинаково удивлённые, чудом пришли в порядок и госпожа Дагбаева тут же направилась навстречу этому требовательному маленькому человеку.
И замерла на месте не в силах выдавить из себя хоть что-то:
Великоватый фиолетовый в полоску пиджак. Галстук-бабочка. Лакированные туфли. Мини-трость. Зализанные волосы и…
— Кара миа! — воскликнул Алт- Гомес, шагнув навстречу и протянув Мортише руки; он пошевелил верхней губой и его накладные закрученные усы забавно колыхнулись; Дулсан не смогла сдержать дрожащей улыбки, беря его крохотные ладони в свои. — Посмотрите на нее! — продолжил Гомес восторженно, картинно покрутившись от охвативших чувств. — О, Тиша! Ты единственный кактус в цветнике моей жизни!
Госпожа Дагбаева всё-таки прервалась на тихую поражённую усмешку.
— Mon cher, — наигранно расстаявше произнесла она, сверкая глазами, — не казни себя, Гомес, — засмеялась, — это моя работа.
И Вадим наблюдал как Алтан, простите, Гомес, счастливо улыбнувшись, сначала обернулся на вышедшую сестру в платье и с косичками Уэнсдей, а затем почему-то кинул на Вадима в, как он уже понял, костюме Пагсли, победный взгляд и провел Юму вместе с мамой к машине.
— Поторопись, — язвительно ухмыльнулся он, выглядывая из окошка; глаза были сощурены, улыбка на пол лица, тон едкий, — сынок.
— Да, поторопись, — неожиданно поддержала сидящая рядом с ним Уенсдэй таким же голосом, но с абсолютно беспристраным лицом, — братец.
Вадим так бы и стоял в прострации, сломанный из-за подобного обращения, но госпожа Дагбаева на переднем пассажирском опустила стекло и он понадеялся, что хотя бы она не будет вести себя настолько унижающе по отношению к нему, двадцатидвухлетнему взрослому парню.
— И правда стоит побыстрее выехать, — он очнулся от ее обычного, слава богу, тона, вздохнул устало-позабавленно, уголок губ приподняв, но стоило ему лишь сесть наконец за руль, как Дулсан продолжила, растягивая змеиную ухмылку на губах: — мой дорогой сын.
Вадим ударился лбом о руль, когда над ухом раздался коллективный издевательский смех.
***
Эпилог
***
Вечеринка для школьников была в самом разгаре. Дети отдалились от родителей, более спокойно проводящих время во дворике арендованного кафе, игрались и веселились, наслаждаясь празднованием забугорного Хеллоуина. Госпожа Дагбаева была довольна этим днём. К вечеру она совсем не устала, но предпочитала уже ни во что не ввязываться, попивая безалкогольный пунш рядом с Вадимом, традиционно сливающимся со всеми по долгу службы. Здесь ей было гораздо приятнее, чем среди группок болтающих родителей одноклассников и одноклассниц Юмы.
Внезапно появившаяся Таисия Кирилловна, размахивая не пойми зачем взятым веером в столь прохладную погоду, со звонким «Бу!» заставила ее вздрогнуть и чуть не пролить на себя сок.
— Прости, дорогая, — улыбнулась та едва ли виновато, — как вы? Как отдыхается?
Дулсан вдохнула, за мгновение вернула себе самообладание:
— Тася, какая встреча, — улыбнулась она, чмокнув воздух у щеки знакомой, — отлично отдыхается, сегодня такой… Жуткий день, если ты понимаешь о чем я. — Собеседница кивнула, они замолчали.
Неловко было говорить с ней. Обычно госпожа Дагбаева не поддерживала связь с родителями чужих детей. Свои все равно милее были, да и говорить им особо не о чем, кроме как об уроках… Но Таисия Кирилловна так не считала. Она поправила прическу, не глядя ей в глаза, и, будто бы совершенно не стараясь надавить, поинтересовалась:
— Да, день жуткий… Но, я видела, вы, прекрасная Мортиша, всё-таки привели своего Гомеса? — и усмехнулась так, что даже Вадим едва слышно кашлянул в кулак, стараясь сдержать хрюкающий звук на этот очевидный подкол. — Он тако-о-ой душка! Это же ваш младший сын, да? Занятный выбор.
— Да, это мой младшенький, — любовно ответила госпожа Дагбаева, окинув взглядом резвящегося Алтана. Несмотря на то, что праздник устраивал класс Юмы, приглашены были все близкие родственники-дети, да и куда бы пошла Мортиша без своего Гомеса. — Главный мужчина в моей жизни. Очаровашка, правда? — Таисия Кирилловна натянуто улыбнулась. — Копия своей сестры, — Дулсан указала ладонью в сторону сидящей у столика с остальными девочками Юмы. — Только характеры разные.
Собеседница повела глазами, вежливо закивала.
— Характеры… — едва слышно протянула она, бегая взглядом от одного к другому, пока не зацепилась за молчащего Вадима за ее спиной. — А этот, — охнула она, — кто этот симпатичный молодой человек? Неужели Пагсли? У него просто чудесные сходства с тем озорником. Это ещё один ваш сын?
И госпожа Дагбаева, обернувшись на старающегося сдержать ухмылку Вадима, ухмыльнулась сама. Ах да. Он.
— Иди сюда, — подозвала рукой его Дулсан, положила ладонь на плечо, едва Дракон приблизился, поздоровался с гостьей. — Это мой старшенький, — проговорила она, сверкая довольной улыбкой. — Ещё одна моя гордость.
— Милый Пагсли! — воскликнула Таисия, позволяя Вадиму пожать свою ладонь. — Вы выглядите просто чудесно в этом костюме, молодой человек. Но разве, — охнула, надломив трагично брови, взглянув на госпожу Дагбаеву, — Пагсли не должен быть младшим карапузом? Какое досадное упущение в канон-
— Вообще-то, — Таисия Кирилловна, поразившись наглости «Пагсли» прервалась на полуслове, уставилась на него; и Вадим позволил себе со всей несуществующей невинностью продолжить: — Пагсли Аддамс в каноне старше своей сестры Уэнсдей. Так что все канонично. Вы же должны помнить оригинал тысяча девятьсот тридцать восьмого года, верно? Ну, учитывая ваш почтенный возраст…
— Пом… нить?.. — промямлила его собеседница, не зная, что ответить на подобную дерзость. — Я пожалуй… Я отойду… Я…
Она вспыхнула подобно яркому маку, гордо вздернула курносый нос и, поправив свой костюм императрицы Марии Федоровны из «Анастасии», зашагала прочь.
— Ну и за что ты с ней так? — спустя недолгое молчание выдала госпожа Дагбаева, смотря той вслед.
— Она же вам не нравится.
— И поэтому ты ее оскорбил? — Дракон хмыкнул смешливо и Дулсан закатила глаза, пихая его незаметно локтем в бок. — Ты абсолютно ужасный. Мои дети не должны вести себя так некультурно.
— О, так я теперь официально ваш сын?
— Ни за что. Я не настолько старая, чтобы быть твоей мамой.
— Но как же так, маменька?
— Вадим, не смей.
— Но мамочка…
— Вадим!
— Мамулечка!
Она пихнула его ещё раз, одолеваемая собственным звонким смехом и Вадим, ойкнув, глухо засмеялся в ответ.
Эта семейка Аддамс определенно его приняла.