— Если после этого я не помолодею на двадцать лет, то херня вся твоя магия.
— Добурчишься, я тебе повязку с драконом не дам.
Две пары глаз — серые и алые — встретились в молчаливой битве. Алтан махнул флисовой зелёной повязкой в руке, на которой действительно красовалась морда дракона между забавных ушек, и Вадим, лежащий на хозяйской кровати, поднял белый флаг. Цокнул, по-нашенски.
— То-то, — победно хмыкнул Алтан и ненадолго шустро перелез на его колени.
Черт его знает как они пришли к такому, хотя уж Вадик-то свои многочасовые размышления помнит от и до. И как во время «очистки территории» слушал в наушнике книгу по психологии «Как осознать свои чувства», и продолжительные подкасты на тему «Что делать, если у вас близится кризис среднего возраста», и долгие недоверчивые взгляды Алтана в его сторону. С явным вопросом какого черта ты молчишь второй час подряд. Все, дед, сломался? На которые Вадик отшучивался и возвращал своим дебильным поведением спокойствие в багряных глазах.
Мысли о том, с каких это пор ему стало важно сохранять спокойствие и мир в душе Алтана, тоже были в новинку. В принципе все было в новинку. Этот же говнюк два метра сорок сантиметров ростом в жизни своей, кроме матушки и Леди Гаги, ничего толком и не любил.
А тут вот тебе раз! Младшенького Дагбаева красивым внезапно посчитал. Не сексуальным, не соблазнительным — этого добра по голову, даже по головку хватало — а именно красивым. Ходит тут, адская змеюка, ядом плюется, волосы взъерошенные дыбом встают. На него смотришь — сердце радуется. Ну какой, а… Подлюга бешеная, как им не любоваться?
Вот тебе два! — подумала судьба и окунула Вадика в неизвестные с далёкой молодости чувства, под заковыристыми названиями «любовь», «желание заботиться», «волнение» и даже, с ума сойти можно, «помолчать в компании». Вот последнее уж совсем странно. Вадим же молчать добровольно привык только под пытками, и то под определенными, а тут что-то как-то… Как-то вроде и не заставляют, всё-таки год за годом одни угрозы от Алтана, а ни один не выполнил, но помолчать нежданно захотелось. И сидеть приятно было.
Он смотрел на Дагбаева, лёжа на его кровати, подложив под голову вместо новомодной подушки с ручками, которую тот активно Вадику впахивал, какую-то непонятную подушку с лягушатиной. Смотрел и запоминал, с каким сосредоточением Алтан замешивал ингредиенты, которые заранее притащил из санузла. Здесь, за семью замками, за толстыми дверьми, без проникающего света, вечером, но с включенной лампой, он мог позволить себе валяться в разношенной любимой кофте, черных просторных штанах, с распущенными волосами, в очках и босыми ногами. Он сидел на кровати рядом с лежащим Вадиком, кисточкой кашеварил в блюдце. Тонкие черные брови были сдвинуты к переносице, запутанные локоны забавно падали на плечи и, когда Вадик потянулся погладить по ним, Алтан даже не пискнул. Сделал вид, будто собирался увернуться, но только согнулся сильнее для удобства и продолжил свое важное дело, пока Дракон, зарывшись пальцами в смольные волосы, аккуратно поглаживал.
Было в этом что-то всё-таки. Необычное, что-то новое. Что-то магическое, быть может. Разливающееся теплом по жгучим открытым ранам, наносимым жизнью. Как будто Алтан, наконец натягивающий на него повязку с драконом, вместе со свисающими короткими волосами задвинул назад и возможные проблемы. Кисточкой наконец нанося прозрачный гель на лицо Вадика, смывал ею существующие реалии.
— Пахнет отвратительно, — хохотнул он.
Дагбаев тут же отозвался тычком в плечо.
— Не нравится, встань и уйди! — Шикнул истой змеюкой, только гремучки на хвосте не хватало.
Но, конечно, оба понимали, что Вадик не уйдёт, что бы ни случилось. А, если попытается, да хоть и в шутку, Алтан ему таких лещей даст, что у того желание двигаться из этой комнаты хоть куда-то на всю оставшуюся жизнь выветрится. Будет лежать смирной сосиской и принимать ухаживания босса, лениво улыбаясь. Глаза прикрыты, а ласковые тонкие пальцы с черным маникюром отбросили кисточку и уже руками принялись мазюкать гель по скулам и гладко бритым щекам. Проходились аккуратно, холодные, грелись в тепле, по подбородку, над губой, по горбинке носа. Вадик приоткрыл один глаз и лицо Алтана было так близко, что ехидная усмешка сама налезла.
Он дернулся, резко подался вперёд и ткнулся в кончик носа Дагбаева, тот ошалелые глаза скосил на след преступления и, прежде чем рот успел раскрыть, довольный Вадик во всю хохотал:
— Ты теперь тоже этим пахнешь! — Смеялся, засранец.
Гортанно, похрюкивая, довольный своей выходкой, лежал на подушке и язвительно смеялся в лицо. Алтан больно ущипнул его в титьку, растер другой рукой гель на носу и фыркнул:
— Ведёшь себя, как идиот, — а сам продолжил мазюкать уже по лбу и, отстранившись, шумно чмокнул в чистые губы. — Сиди, не дергайся, а то каланхоэ притащу.
— Это та болющая штука, которую ты мне в прошлый раз намазал? Убери ее к чертям, — моментально скривился Вадик, но за повторным поцелуем потянулся.
Алтан с усмешкой повторил сладкий чмок и отстранился к влажному полотенцу для рук.
— Она, — кивнул он с некоторой картинной угрозой в голосе, — ты же не хочешь, чтобы я ее мазал? Вот и слушайся. Хотя тебе действительно не помешало бы помолодеть на пару десятков лет…
Вадим картинно оскорблено приоткрыл рот, приложил ладонь к груди.
— Я не так уж и стар! Ещё совсем ого-го.
— Ты не ого-го, ты тю-тю совсем, — хохотнул Алтан, взяв в руки смоченые в растворе ватные диски.
Под ворчание Дагбаев провел по верхней губе, сложил диск и стер гель с подбородка.
— Так лучше? — Спросил он, избавившись от геля полностью.
Вадим склонил голову чуть вбок, принюхался мнимо, зажмурился и причмокнул.
— Все равно воняет.
На его язвительный взгляд Алтан стащил быстро сыровотку с кровати, пшикнул на лицо ворчуну.
— Так лучше? — Буркнул он с нажимом; отчего-то смущением обдало все лицо и под взглядом спрятаться захотелось, но Дагбаев не собирался пасовать перед своими с недавних пор улегшимися новыми эмоциями, точно такими же, как у Вадика, потому закатил глаза и приказным тоном отчеканил, накрыв лицо Дракона ладонью, лишь бы красных щек не показать. — У тебя впереди ещё скраб и пилинг, не беси меня.
— А наклейки с драконами остались? — Елейно протянул тот, сжал бок в ладони, пригладил.
— На ногти? — Вскинув брови, удивлённо протянул Алтан.
Вернул лицо в привычное бесстрастное состояние так же быстро, холодным тоном отыграл «ага», но Вадик уже зарокотал удовлетворённо, будто на внутренней стороне век был выгравирован портрет смущенного Алтана. На недовольное «сначала лицо твое очистим, потом все остальное» он только разулыбался, что аж захотелось эту улыбку на зло стереть.
— Лежи так, сейчас принесу кое-что.
— Слушаюсь и повинуюсь, царь-батюшка, — фыркнул Дракон, подложив руки под лягушачью подушку за головой. — Как пытать изволите?
Дагбаев потянулся за чем-то, но, видимо, не найдя, встал с кровати и пошлепал шарить по комнате. Возился недолго, почесывал макушку, пока Вадик следил за ним внимательно, схватил что-то маленькое и неприметное, и развернувшись, побежал к кровати.
— Подожди, ты что… — Начавшееся было полное ужаса комментирование прервал громкий задушенный стон боли.
Алтан, гадко ухмыляющийся, восседал на его животе, месте своего приземления, с видом царя горы. Откинул невозмутимо мелкую штучку Вадику на грудь и с полным ублюдочного удовольствия взглядом проследил как ему заранее становится ещё больнее от вида щипчиков.
— Нет, — просяще кинул Вадик, заглянув в беспощадные глаза.
— Да.
— Ну золотце…
— Брови должны быть ухожены. Даже твои.
Громкий, несдержанный и второй по счету стон боли разнёсся по запертой комнате вместе с самодовольным смехом.
Последовавшие за ними звуки поцелуев, быстрых, прерывистых, щекотных чмоков в губы и ерзанья на кровати заглушались подпевкой ло-фай мелодии из динамиков; в стекла снаружи бились серые бабочки, только окна были заперты и они так и не залетели.
Но это уже совсем другая история.