Загорелся тусклый рассвет. Громкий гул колоколов сотряс город. Беспокойный чугунный гомон обрушился на спящих, вместо того чтобы поднять, заставить по тревоге вскочить с постели — вжал в кровати, в старые пружины — прямо костями, до боли. На разные голоса тяжелые колокола завывали над городом, бесновались, словно знаменовали вновь наступивший конец света — теперь уже всерьез, без всяких шуток, готовый стереть их в мелкую пыль… И Пятый ангел вострубил — и дан ему ключ от кладязя бездны…

Из горла Кары вырвался жалкий хрип, тело болезненно выгнуло судорогой. Очнувшись от забытья, она не смогла открыть глаза, испугавшись страшной боли в висках. Ее разум еще был там, во сне, где виделись безбрежный райский сад, ободранные коленки, кислющая клюква во рту и улыбка товарища, с которым она коротала бесконечно одинаковые дни своего ангельского детства, — Кристофера. Крис тряс ее за плечи все сильнее и сильнее, кричал что-то на ухо. Во рту было солоно уже не от клюквы, которую он с болот приволок в плетеной корзинке, а от крови. Голос Кристофера утих, поменялся, перестроился, зазвучал переливчатыми женскими тонами, серебряным тревожным перезвоном, за которым скрывались горькие слезы.

Удерживая ее за плечи, Ишим умоляла о чем-то, но Кара не могла понять из-за колокольного надрывного грохота. Она едва держалась в собственном теле, цеплялась за него остатками души, но чувствовала, что вот-вот сорвется куда-то вниз. Она пришла в себя и в тот же миг осознала, что какое-то время слепо глядела в потолок широко распахнутыми глазами и захлебывалась густой темной кровью. Попыталась вскочить, резко и порывисто, как и всегда, но только бессильно заперхала, заваливаясь на бок. По подбородку текло — горячо и вязко, на белых накрахмаленных простынях расплывалось яркое алое пятно. Голова закружилась от резкого и ржавого запаха собственной крови.

Последние дни маги слишком сильно нагрузили ее ауру. Аду нужен был кто-то, кто будет контролировать силу — непреложный закон магии. Она знала, как нужно: баш на баш, ее еще на Девятом этому научили. Тогда у них было больше времени все те жертвы — невинные жертвы резни в Ленвисе, жертвы, отданные изнанке. Король умер (увы — еще нет), да здравствует король. Кто бы еще знал, что на нее, исцарапав и исколов, натянут тяжелую корону, шипастую в пародии на терн, и взвалят на плечи атлантову ношу.

Влад говорил, скоро силы восстановятся, скоро они закончат перековывать магию — тогда Кара сможет повелевать кругом и захлопнет ловушку, как Люцифер сделал это с ними. Влад говорил, это сначала только так тяжело, что дышать нечем, что воздух по сжатому спазмом горлу не поступает в легкие. Но все уже не было важно; время закончилось, вытекло через угловатую пробоину в песочных часах. Звон мог значить лишь одно: они не успели, враг уже встал у города и готовится штурмовать.

Сил хватило, чтобы соскочить с залитой кровью кровати и начать торопливо одеваться, путаясь в тряпках, царапая руки тяжелой пряжкой ремня, привязывая пальцы к шнуркам на берцах. Она нагнулась, чтобы их затянуть, и из горла полился снова кашель, привязчивый, какой-то собачий, глухой. Пытаясь заткнуть себе рот ладонью, Кара содрогнулась: пальцы стали липкими и влажно блестящими в неровном свете. На миг это пошатнуло ее уверенность, она почти рухнула носом в пол, убитая и обессиленная.

Вместо этого Кара поднялась упрямо, доковыляла до сабли, схватила за рапцы, неловко принялась крепить ремешки к поясу. Руки страшно дрожали, на нее накатывала и снова исчезала какая-то отупляющая тяжесть.

— Ты там умрешь! — прорезался из окружающей мути звонкий голосок Ишимки. — Кара! Кара, не смей!

Она, справившись с саблей и уняв каким-то чудом кашель, неровно поплелась к двери. Слышала, как на улице уже вовсю гремят, воют и кричат. Бестолково, глупо растрачивая силы — жители города; отрывисто и четко, пронзительно — военные. Огни запылали ярко в рассветных сумерках, словно бы город уже горел.

Отчаявшись докричаться, Ишим бросилась к ней, рухнула на колени — доски пола протяжно заскрипели. Ткнулась мокрым от слез лицом ей в бедро, обхватила ноги дрожащими руками, повисла, видимо, решив не дать ей уйти.

При взгляде на Ишим становилось легче от какой-то странноватой, притупленной болью нежности. Словно бы смотря на нее в последний раз, Кара находила в себе силы улыбаться, говорить что-то…

— Солнце мое, — устало скрипнул голос. Кара осторожно коснулась острых рожек, уколола ладонь. — Так надо, это моя битва, это моя армия, мои солдаты, я не могу прятаться за четырьмя стенами, пока они умирают. Ишим, пусти, — с неожиданным железом в голосе отчеканила она — да железа-то как раз хватало, она сглатывала кровь. — Я не умру, Гвардия не умирает. Чем ярче свет…

Оборванный кашлем девиз заставил Ишим болезненно содрогнуться и завыть в голос.

С горем пополам выпутавшись из ее ослабевших рук, Кара выпала в коридор, на ходу набрасывая тяжелящую подрагивающие плечи куртку. Спустилась на первый этаж, будто бы падая с лестницы, совершенно не думая о том, что и впрямь может нелепо свалиться и приложиться со всей силы головой о ребра ступенек, расквашивая лицо. После такого ей не в битву идти, а в лазарет прямиком, вот смеху-то будет…

Мимо мельтешили какие-то солдаты, не понять, ее или местные. Переброска войск закончилась еще вчера, сейчас здесь должно быть… Три, четыре тысячи? Все еще недостаточно. Числа давались с трудом; Кара нахмурилась, потерла лоб, виски зашлись тупой ноющей болью. Ее, закачавшуюся, вдруг аккуратно подхватили чьи-то сильные руки.

— Кара, ты охуела? — спросил Влад, приобнимая ее, чтобы было удобнее стоять. — Почему твоя женщина звонит мне, когда я пытаюсь следить за распределением войск, и орет, что ты сошла с ума? Ты что вообще тут делаешь, нужно к Ровэну…

— Не дойду, — сухо шелестнули губы; помогло только то, что она повисла на Владе, шепча ему в ухо. — Не могу, ничего не осталось, Влад, дышать нечем…

Глаза смутно жгло, но слез давно уже не было. Последние несколько дней она держалась из последних сил, считая, что еще немного — и Восьмой круг будет отрезан от всего остального Ада, как и Девятый. Еще недавно этот блок был их мучением, запирая Гвардию на Девятом, а теперь только эта старая магия могла спасти их от новых подкреплений Люцифера, которые разнесут Навирош по камешку…

Крики утихали, уплывали, и Кара вдруг оказалась одна. Нет — с Владом. От него разило огненным магическим жаром и пахло крепкими сигаретами его инквизитора.

— Эту ночь мне нужно твердо стоять на ногах, — требовательно, цепко стиснув пальцы у него на плечах, рявкнула Кара — неожиданно прорезался голос. — Не просто стоять, но держаться в седле и быть способной отрубить голову тому генералу, который решил напасть на этот — наш — город. Слышишь, Влад? Плевать на меня, плевать на твою глупую подругу и названную сестру, всем этим солдатам нужен командор Черной Гвардии, Принц Ада, Мессия и Мессир, за которым они привыкли идти в темноту — во имя одного лишь упрямого противоборства свету. Колдуй! Только эта ночь, мне больше ничего не нужно. Нельзя позволить нашей борьбе заглохнуть тут, в пограничном городе, в какой-то рядовой битве. Я прошу тебя, я умоляю… — лихорадочно шептала Кара, заглядывая в знакомые стальные глаза.

Колени дрожали; она почти готова была рухнуть так же, как Ишим. Влад вздохнул; почему-то в этом выражении глаз она увидела больше любви, чем услышала от него за все их долгое знакомство. Влад взмахнул чуть дрожащей рукой правее от ее лица, оглушительно щелкнул пальцами у уха. Он тоже едва держался. Кара прикрыла глаза, чтобы бешеная яркость красок не ослепила; в голове стало оглушающе трезво, мысли распутались из разноцветного нелепого клубка, соткались в ровное узорчатое полотно. Щелчок его пальцев словно включил свет у Кары в голове, перевел часы на нужное время, засинхронил ее с бегущим куда-то оголтелым миром.

Она открыла глаза, увидела на щеке Влада брызги своей темной крови, но так и не вспомнила, в какой именно момент закашлялась. Протянула руку, с удовольствием отмечая, что ее больше не колотит дрожь, бережно стерла алые потеки. Погладила его щеке, а потом вдруг потянула к себе и оставила отпечаток губ на лбу, как будто кровавую метку. Влад скривился.

— На битву тебе сил хватит, — сухо бросил Влад, отворачиваясь. — А там, может, и не нужно будет. Жить, я имею в виду.

— Что? — мысли вдруг снова отупели, запутались.

— У нас где-то десять тысяч под стенами, — ровно заявил он. — Полный легион. Они уже здесь, а наша магия еще не готова… Прости. Маги и так загибаются, пытаются закончить, чтобы на нас не посыпались еще легионы…

— Думаю, и одного легиона на нас хватит.

***

Чем дольше Кара смотрела на вставшую возле них армию, тем сильнее ей хотелось проснуться — стойкое ощущение, что все это только кошмар, не отпускало, дарило блаженную надежду. У леса шумело темное пятно вражеской армии. Расползшееся широко, сияющее редкими огнями, движущееся, оно напоминало древнее чудовище из Тартара, готовое жрать их души — тех, у кого они еще были.

— Магам сказать, чтобы укрепили щиты и продолжали закрывать пути к городу, — бросила Кара, отвернувшись от вражеского войска и уставившись на бледнющие лица местных военачальников. Не было сил кривляться и изображать привычный оскал, все осталось где-то позади. Впереди — только гибель.

В какой-то момент хотелось сдаться, смысла сражаться не было, руки не удержали бы ни саблю, ни револьвер. Но что еще им оставалось? Она сама хотела бесконечной, тотальной войны, да только не стоило просить о ней у Дьявола. Бойтесь же желаний своих…

Она только понимала: смысл бороться — это смех Ишим, блестящие от какого-то слишком мальчишеского восторга глаза Влада, беззлобно огрызающийся на него Ян. И бедняга Ройс, с которым они коротали время у адских ворот, и невезучий наемник Дьярвир со своей обретенной сестрой, и Габриэль, и Рахаб, и еще сотни имен, вспыхивающие у нее в голове.

— Не лучше ли обеспечить магическую атаку… — вернул ее на стену голос и вжал в каменные зубцы ребрами. — Зачем тратить силы на эти барьеры, если ваш боевой маг может их сжечь?

Самый молодой из гарнизонных офицеров. Слишком самоуверенный. Все последние дни Кара следила за местными солдатами, изучала их и видела, что его рота следует беспрекословно за своим командиром; видела, что и он сам готов идти со своими солдатами в бой в первых рядах. Но Ровэн приказал им оставаться в стенах, и это злило демона.

— Лучше не допустить, чтобы следом к нам кинули следующий легион, а потом еще и еще, — сквозь зубы процедила Кара. — Всех не сожжешь.

Они неуверенно переглянулись. Кара потерла лоб, глухо застонала: магия Влада помогала, но все равно еще накатывало что-то неприятное, гадостное.

Глухой, липкий страх. Даже обида — за то, что ее битва может завершиться, не начавшись.

— Остается только продолжать, — хмыкнула Кара, удивляясь, как это у нее легко получается. — Если сейчас закрыть порталы, отрезать их от Люцифера, им будет некуда бежать, понемногу добьем здесь.

Десять тысяч солдат. На ее стороне всего-то около четырех, и то — по большей части вдохновленные революцией новички, которых они набирали на Девятом, потому что больше некому было сражаться. Она верила, что им не откажет отвага, что они готовы идти в последний бой, — но ведь случиться он должен был не так…

— Добьем?! — истерически уточнил тот, молодой. — Их вдвое больше, чем нас. Нас перережут, как скот.

Кара кивнула. Снова повернулась, склонилась над пропастью, прищурилась. Острого ангельского зрения, может, хватило бы, чтобы рассмотреть знамена над правым крылом легиона, но из-за темноты и издевательски мелькающих огней не получалось. Нервно кусая губы, Кара искала развевающиеся на ветру полотнища, вглядывалась.

— Я бы стала атаковать, когда солнце встанет, они как раз со стороны горизонта подошли, — прикинула она. — Да, пожалуй. Пусть все будут готовы, как небо посветлеет. Я хочу видеть стаю, а не напуганных щенков, это — ясно?

Она чеканила приказы, пусть для них ее слова и выглядели сущим безумием, пусть, когда она прикажет открыть ворота с двух сторон и выпустить кавалерию, они подумают, что командор окончательно сошла с ума от ужаса, увидев напротив легион Люцифера, лучшие, отборные войска.

Кара прекрасно знала, что там стоят по большей части несмышленые юнцы, которым месяц назад показали, как стоит держать меч, а командуют ими точно такие же молодые идиоты — с той лишь разницей, что им повезло родиться в богатой семье Высших демонов. Все достойные командиры, которых она знала, или полегли в битвах с ангелами или Тартаром, или сбежали в мир людей, как только появилась возможность. Эти учились на ходу — все же учились, этого она не могла не признать. Крохотный шанс был…

Нет, не только молодые генералы, Люцифер решил наконец-то выпустить на нее что-то посерьезнее, как только у него появилась возможность. Кара наконец увидела сигил демона, ведущего правое крыло. И, несмотря на то, что все они сегодня могли погибнуть в безумном бою, широко улыбнулась.

***

Солнце золотило сталь их оружия так, что болели глаза. Тишина стояла мертвая, гулкая, прижимающая к земле предсмертным ужасом; ветер веял полотнищами ткани с древними сигилами беззвучно и безучастно. Армия замерла, ожидая, когда светило выползет над лесом полностью, дотащит свою тяжелую тушу до определенного места. Потом раздался вдруг, раздробив вдребезги тишину, дикий рев горнов; с деревьев взметнулись потревоженные галдящие птицы, заорали на все небо и сгинули где-то там, в синеве.

Погода стояла удивительно хорошая, теплая, только ветреная немного. День обещал быть прекрасным, да только две армии твердо решили сразиться и пожрать друг друга, щедро обливая землю липкой кровью, и ничего уже не могло им помешать.

Строй разорвался, лишился нескольких идеально выстроенных рот, которые неотвратимо поползли к стенам ощерившегося стрелометами города.

***

Жизнь пошла настолько быстро, что Диру совершенно не хватало времени, хотелось отдышаться, остановиться ненадолго, перевести дыхание и обдумать все, что свалилось на него, но разбуженная Карой буря снова подхватывала его и несла все дальше. Из Ленвиса в горы, на Восьмой, в приграничный торговый городок Навирош, а потом сразу же в битву. Он прекрасно знал, что это и близко не одна из тех степных стычек с крохами сил, которые Люцифер пробивал сквозь заслоны Девятого, что не будет того дикого, безумного адреналина и нездорового веселья, пугающего крика, подхваченного десятками других всадников, и быстрой схватки на поющих, пьяных от крови саблях. Нет, в этот раз они приготовились умирать, и он слышал скорбный плач в колокольном звоне — хоть и прекратился давно, стоял в ушах.

Они собирались поспешно, хватали легкие кожаные доспехи и защитные амулеты: Кара всегда ставила на скорость и маневренность; века громыхающих рыцарей прошли, настало время ее легкой смертоносной кавалерии. Лошади недовольно выли и вскидывали рогатые головы высоко к окрашенному в светлые тона небу. Дир долго приплясывал около своего коня, проверяя седло, чтобы не свалиться с расшибленной тяжелой когтистой лапой головой.

Справа шумел тихий смех: Ист и Ройс, необычно быстро сдружившиеся, дожидались его, несобранного с утра. У них обоих эта битва не вызывала страха, только отчаянную, бессмысленную отвагу: они не боялись смерти и отчасти хотели встретить ее лицом к лицу. Дира же трясло, и его ужас передавался чуткому адскому коню.

Его пугало то, что названная сестра, едва оправившись от ран, отправилась вслед за Гвардией. Сказала, что хотела сделать ему сюрприз, потому не рассказала заранее — появилась с очередным отрядом, улыбнулась Диру, когда он застыл, потрясенный. Ему казалось, что он видит призрак… Он не мог отправить ее назад силой, но должен был беречь в бою… Хотя у него и с лошадью-то не получалось справиться, потому что упрямая тварь почуяла дикие завихрения магии на изнанке, а Диру не хватало совести ей пригрозить.

— Видишь, инквизиторство, не у одного тебя проблемы с живностью, — веселился рядом Влад, увивающийся вокруг привычно серьезного Яна. — Эй, Дир, тебе помочь, может? Да чего ты шарашишься, я ж от чистого сердца!

— У тебя нет сердца, кому ты врешь, — тихо заметил Ян, поправляя кобуру револьвера.

Дир все же затряс головой, отказываясь. Выговорить что-то и не заикнуться он не смог бы и с тихой завистью смотрел на других гвардейцев, к его удивлению, заходящихся живым хохотом.

Гвардейцы шли к своему концу с легкой улыбкой, как будто устали от всего и втайне хотели бы отдохнуть. Потому не было этой дикой тоски, какая гуляет над армиями перед началом безнадежного боя, потому они с вызовом смеялись и беседовали с друзьями, ожидая, пока ворота откроются и выпустят их в бесконечное море — там волнами бушевали солдаты Люцифера. Вокруг царила жаркая, какая-то лихорадочная суета, в казармах бегали и кричали громогласно командиры. Ист судачила о чем-то с бесом, благосклонно ему улыбаясь, показывала что-то на ружье, которое она крепко держала. Где-то впереди полыхала огненным ореолом волос Рахаб, но Дир не мог ее рассмотреть, уследить. Все двигалось и сходило с ума, горело утреннее солнце.

Он ухватился за поводья, вцепился, чувствуя, как кожаные ремни режут ладонь. Сердце бешено заходилось стуком. Страх смерти преследовал его всегда, но когда он работал, выслеживал цель и убивал точным ударом в шею — это одно, а мчаться в неизвестность в составе идущей на погибель армии — совсем иное. Ненадолго Дир случайно перехватил взгляд инквизитора.

Да, он тоже боялся, рука его, стиснутая на спасительной рукояти сабли, чуть подрагивала, но Ян хрипло отвечал что-то Войцеку, нервными, несмелыми движениями поправлял ему вечно взлохмаченные вихры. Чуть наклонился к нему — отросшие пряди светлых волос завесили лицо, но Дир знал, что он улыбается. Старается прожить настолько долго, насколько возможно. Этот мальчишка, человек — хотя насколько он еще им оставался, задачка не для недодемона с черными ангельскими крыльями, — был храбрее, чем те генералы, что вели на них войска.

Демоны, мелькавшие рядом, кивали Яну, кто-то крикнул насчет пушек — его определили на стену, контролировать оборону. Но никому не казалось, что он оказался под защитой огромных стрелометов только из-за того, что он мужчина Войцека, правой руки командора, — по крайней мере, Дир таких размышлений уже пару месяцев не слышал, а если уловил бы, наверняка пошел и разбил нос этим болтунам. В Яна верили, и тот скромно кивал, обещая сделать все, что в его силах.

— Я тоже на стену, — небрежно прощался Влад, ухмыляясь, хотя все и знали, как его изматывают заклинания. — Инквизиторство, осторожнее, не вздумай унести нас в могилу. — Ян молча усмехался. Еще полчаса назад он с рыком доказывал Владу, что может сражаться со всеми, но сейчас отошел и успокоился — признал, что от него многое зависит и что Каре на стене нужны надежные солдаты, помимо гарнизонных вояк. — Ройс, следи за вашим новобранцем, что-то он бледный, колером с волосами сравнялся почти, — напоследок бросил Войцек.

Дир понял, что это он о нем, только когда донельзя самоуверенный маг испарился бесследно.

Он был бы рад умереть в компании этих гвардейцев. И даже Ист решила последовать за ним, словно пытаясь доказать: она больше никуда не уйдет, они всегда будут вместе. Может, это лучший способ встретить свой конец.

Войско бесперебойно шумело, будто они не на бой шли, а по-прежнему сидели в природнившейся таверне в Ленвисе и с гоготом обсуждали захваченную на границе добычу, стащенную с остывающих тел столичных аристократов. Оглядываясь, замечая все больше знакомых лиц в свете разгорающегося дня, Дир выпрямился в седле, увереннее впился ботинками в бока тихо фыркнувшего коня.

Стоило перед ними, на крыше какого-то дома, встать Каре, как все взгляды обратились на нее и разговоры почтительно затихли: они стали той самой отлаженной боевой машиной, а не сборищем полусолдат и полуразбойников. Хотя, оглядываясь, Дир видел и ветеранов из Гвардии, и солдат с Девятого, уже потрепанных в боях за степь, и убийц, и неопытных новобранцев. Но с высоты Кары они наверняка казались огромной армией.

Она стояла, расправив быстрые легкие крылья, и лопатки Дира слабо, отголоском, заныли. Тело тоже желало ввинтиться в небо, в ветер и теплые солнечные лучи, а он упрямо приковывал себя к земле. И, словно в издевательство, раздались громкие слова Кары:

— Вы никогда не думали, что хорошо научиться летать можно, лишь пытаясь выбраться с дна? — вдохновенно начала она. — Поздравляю: мы пали в самый низ Ада, и у нас остается только один выход. Взмыть в небо. Возможно, полет наш будет последним; возможно, крылья наши сгорят, едва коснувшись Солнца. Сегодня я не хочу умирать, потому что война только-только началась, потому что мы почти ничего не успели свершить, а дорога только начата, но для меня честь погибнуть среди и ради вас. Ради тех, кто пошел за мной и вверил свои жизни. Я готова идти в эту битву, зная, что за спиной моей те, кто безраздельно доверяет мне. Нам имя легион, дамы и господа! — расхохоталась она. — Даже если мы будем разбиты, дело наше будет продолжено и завершено, я верю. Тот, кто однажды дойдет до Дворца, не забудет наши имена. Все наши имена…

Дир не знал, почему все застыли, пораженно глядя на нее, обращая блестящие глаза на крылатую фигуру. Он не понимал, откуда вообще берется эта магия, которая заставляет их идти за ней.

Ист слева скалила острые зубы и нервно перебирала гриву своего коня. Она пошла в Гвардию, потому что ей больше некуда было идти и потому что Дир упрямо отказался покидать отряд; ее приняли со скрипом, дали ту защиту, о которой она когда-то просила еще до похищения Влада. Гвардейцы добились от нее нерушимых клятв на крови, но Дир знал, что Ист никогда не пошла бы против них, как пошла против Мелеха: уже однажды обожглась, научилась не бросаться в омут. Теперь ему было жаль, что он тащит ее в смертельный бой, опять утягивает за собой на глубину.

Ворота открывались быстро, распахнутые магией, но с душераздирающим страшным скрипом. Внимательно — как будто в последний раз — оглянувшись, он светло улыбнулся Ист; она смотрела ввысь, волосы завесили бледное лицо. Кони тревожно фырчали, дергали рогатыми башками, царапали брусчатку.

В нем уже не было страха, только какая-то упрямая уверенность. Та же, что наверняка горела сейчас в глазах Кары, вскочившей в седло и махнувшей рукой. Он не способен был рассмотреть ее, слишком далек был отряд новобранцев, затиснутый в тыл, но мог ярко вообразить себе голодный хищный оскал. Гвардейцы подобрались; тревожно ныли лопатки. И ему не жаль было отдать свою жизнь за них. Вместе с ними. Дир был абсолютно уверен, что те же мысли гремят в головах и других гвардейцев. И будут написаны на их намогильных крестах, поставленных в издевку.

Прекратив пронзительный скрип, ворота замерли, дрогнули, а потом Кара без единого слова вдарила по белоснежным бокам взревевшего коня. В несколько мгновений все пришло в движение: конные кинулись следом, настигая ее, как будто бы добычу, в сосредоточенном молчании. Ветер тяжело ударил по лицу, давя крик, закружил голову простор необъятных полей Восьмого круга.

Впереди шумели высланные вперед полного легиона полки, гремели железом и боевыми заклинаниями. Неотвратимые и голодные, готовые поглотить отряд конницы и долго пережевывать косточки… Кара выхватила саблю — наверное, первой. Загремел крик, рык, вой на архидемонском, непонятный, ничего не выражающий, кроме пугающей дикости. Хриплый голос Дира смешался с сотнями других.

Когда он летел в битву, чувствуя ошеломительную, поразительную силу их общей ярости, слыша удары конских лап о землю, слыша стук сотен чужих — своих — сердец, ему на миг показалось, что он все-таки расправил крылья и взмыл в светлое утреннее небо. А потом они врубились в пехотный строй на полной скорости, на лихом крике, на пике отчаянной смелости. Сбились, сшиблись и сразу ринулись наотмашь бить, не щадя никого, рвясь искупаться в крови. Магия взвыла, когда запылали сотни амулетов одновременно, в утробе адской земли что-то довольно взрыкнуло.

Над головой с жаром прокатилось пламя, упавшее со стен.

***

Со стены прекрасно видно было, как две группы всадников с разных сторон вылетели из-за мощного защитного кольца, кинулись на полном скаку к медленно движущейся люциферовой армии — нелепая попытка окружить, помять мощными лапами диких адских коней, да только их было едва ли шесть сотен против легиона. Смешно и нелепо так умирать, но Ян чувствовал, что это бой не последний. Что Кара знает, на что идет, клином вбиваясь в выступившие ей навстречу полки.

Вокруг тоже кипело, но без крови, без резких выкриков, как где-то далеко внизу. На стене суетились, клали мощные стрелы на торсионы, скрипя зубами, натягивали тетиву; подкатывали ядра к пушкам. У каждого громадного, широкого стреломета крутилось по трое демонов, подвывающих от натуги; дерево скрипело страшно и грозно, обещая не выдержать и брызнуть во все стороны смертоносными крупными щепками, впиться в тела. Ян шел по стене, хотя мог бы раздавать указания по амулету, цепко осматривал каждый стреломет, в душе смутно жалея, что человеческих сил не хватит, чтобы помочь. С пушками было попроще, и он тоже помогал поджигать фитили, когда они тренировались стрелять холостыми, но стрелометы были разрушительнее.

На мощных древках стрел сверкали навязанные боевые амулеты; не так страшна была сама деревяшка с тяжелым наконечником, как магия. Ян рявкнул демону на правом орудии, и тот торопливо кинулся закреплять отвязывающиеся тесемки амулетов, сам Ян склонился над краем. Еще один полк внизу двинулся быстрее к своим, которых била и топтала Гвардия. Кара брала напором, он видел, с какой бешеной целеустремленностью рубятся гвардейцы. Гарнизонные офицеры приказали брать дальше, на приближающееся к месиву боя подкрепление.

— Огонь! — хрипло каркнул кто-то.

Оказалось, он сам. У Яна от шума войны чуть кружилась — восхищенно, опасно увлеченно — голова; он метался среди демонов, прилаживающих стрелы и подкатывающих ядра, отдавал отрывистые команды, кричал, чтоб делали быстрее. Внизу грохотало, звенела сталь. Так громко, он не думал, что это будет так близко, будто гвардейцы умирают у него под ногами… Его семья. Прямо там, внизу. В голове гремело, перекатывалось лавиной одно только слово: «Огонь». Огня-то вокруг было много, жаркого, всепоглощающего, но ему было не привыкать гореть.

Только приказывать странно; больно уж непривычно, когда кто-то кидается исполнять твои слова так торопливо и порывисто. Гарнизонные офицеры щерились, но подчинялись. Не привыкли к чужим и наглым. К Гвардии. Ян и не понимал сначала, почему демоны, вдвое выше и шире его в плечах, беспрекословно слушаются. Но потом увидел, как они относятся к гвардейцам — к ним относились как к безумцам, с которыми лучше не спорить.

Выстрелы снова раздались, теперь все разом, словно что-то взорвалось — Ян чуть пригнулся, но тут же устыдился своего страха, ошалелой гарпией кинулся командовать следующим зарядом. Один амулет неожиданно разорвался еще в полете, с громом полыхнул на весь горизонт, и лицо Яна, стоящего у самых зубьев, на краю, овеяло жаром. Он заслонил глаза рукой, боясь обжечься; яркое магическое пламя бесновалось в небе, как мифический дракон, так же злобно ревя. Но Ян прекрасно знал, что амулетов мало: только что разорвался еще один, прямо на стене, и камень широко лизнул огонь — благо, успели быстро потушить, не успел он даже вспомнить жар, когда-то грызший руку… Грохотом ответил еще десяток взрывов внизу, среди прорвавшихся сквозь Гвардию солдат, приближающихся к стенам, — остальные стрелы достигли цели, впились в землю и разорвались мешаниной пламени и деревянных щепок, напичканные боевыми заклинаниями. Пушки проредили подступающие отряды легионеров, расшвыряв солдат.

— Стоять, заденем наших! — заорал Ян, жестом останавливая демонов, накручивающих заряд стреломета. Он глядел на окончательно перемешавшихся солдат и видел только бурую землю и черную кровь. — Пушками давай! По дальним отрядам! Живо!

На перезарядку уходило многовато времени, демоны бегали медленнее, потратив силы. Они били по очереди, медленно прорежая строй легиона, стараясь не задеть гвардейцев. Ян тихо бормотал под нос, подсчитывая. Пушками — метров до семисот; прямо до стоящих войск Люцифера, будто бы безучастно наблюдающих за резней. Ян стискивал зубы, сам, чуть не спотыкаясь, носился от пушки к пушке вместе с гарнизоном. Но у них были огненные заклинания, а у него — только факел.

Кара приказала бить в левое крыло, но до правого, вставшего недвижимо в стороне, они бы и не достали. Пара ядер только взрыхлила черную землю, выбила глубокие воронки в зелени травы, но остальные переломали тела — по бокам от Гвардии, чудом не задевая. А может, и задевая. Может… Ян старался не думать. Только отдавать приказы. Крики слышались издалека, человечьих глаз не хватало, чтобы разглядеть подробности, но память сама подкидывала отвратительный запах паленого мяса. Вился, чадил дым над полем, рядом перезаряжали орудия.

На поле боя темнели проплешины. Там — оплавленное железо оружия, перемазанные в черной крови тела, и все это дело рук его. Ян смотрел вниз, смотрел долго и неотрывно, но сердце колотилось не скорее обычного.

— Еще раз! — рявкнул он. В ушах шумным прибоем бились голоса офицеров.

Это война, здесь всегда так: одни отдают команды, другие гибнут десятками и сотнями, целыми отрядами. Ян бы рад не стоять на стене и не хрипеть команды в перепуганные лица, но больше некому взвалить это на плечи. Лучше бы с ними в бой, туда, где гвардейцы издалека на полном скаку обстреливают легион из ружей, почти не попадая, где мелькает пегий коник Ишим, где она, сама как стрела, носится средь рядов и ведет отряды кругом, бесконечным колесом, диким гоном вокруг пары отрезанных от армии полков, пытаясь зайти со спины.

Голос был сиплый, мучил слух. Как будто он разом выкурил целую пачку адских тяжелых сигарет; а на самом деле уже давно не притрагивался. Когда вокруг столько боли и смерти, просто не успеваешь забивать ее никотином и горьким, сводящим скулы алкоголем. Ян забивал эту жуть ехидными фразами Войцека и теплотой серых глаз и был рад цепляться за него (печать сейчас светилась белым: Влад наверняка шагнул глубоко-глубоко в боевой транс, играя с древней магией). Если бы не эта тонкая контрактная нить, Ян сошел бы с ума еще на первом выстреле; демоны же на стене заряжали пушки пятый или шестой раз. Отлаженная работающая машина, которой он чеканил счет. Смерть, палач, инквизитор…

Навстречу кавалерии вылетели несколько отрядов с крючьями, надеявшиеся содрать всадников на землю и прибить к ней же, пришпилить, довершив дело парой ударов. Лошади визжали громче, чем слышались демонские голоса у орудий. Ян боялся высовываться, но ему смертельно хотелось увидеть, убедиться, что Гвардия еще не разбита и не размазана по земле.

«Все хорошо, инквизиторство, ты нам строй держишь, — шепнул Влад, ненадолго появляясь в шуме голосов; он не знал, выдумал этот успокаивающий голос или Войцек правда окликнул его ненадолго. — Еще немного, измотаем их и отступим, все будет…»

Хриплый приказ сам сорвался с губ.

***

Внизу гремела резня такая, будто Кара решила крестить каждого солдата в черной гнилой крови, окунуть по макушку, заставить нахлебаться полной грудью. Влад видел, как ее конницу пожирают высланные навстречу отряды, но больше смотрел на стоящие у леса неподвижные роты. Те затаились и следили за кровавым маршем Гвардии, ранеными волками закружившей вокруг сбившихся в кучу врагов. Они тоже ждали — усталости, ошибок, отступления.

С высоты Влад видел, как Ровэн и другие Высшие заперлись в городской ратуше, где до этого вели долгие переговоры с Карой. Жалкие трусы, которые не отважились выплюнуть Люциферу вызов — ну и что, что с выбитыми зубами и кровавой слюной, главное — свобода. Нехорошее что-то, темное рычало в душе Влада, когда он думал о хозяевах Восьмого. Выволочь бы их под стены города, привязать к столбам и отдать дикому пламени и голодной магии. Изнанка напилась бы кровью и стала ласковой, как разомлевшая кошка, а враги их увидели бы, на что Гвардия способна.

На стене гулял пронизывающий и громко ревущий ветер, но маги, стоящие длинной цепью, не размыкали рук, замерли, гордо подняв головы. Влад криво усмехнулся, отойдя от них в сторону, разводя руки для заклинания. В круге все общее: мысли, чувства, память, боль… Во всех мирах были лишь двое, кому Влад мог бы доверить свою душу, потому упрямо встал в стороне.

Шагать в боевой транс становилось все легче и легче, это затягивало, увлекало, и он наверняка однажды не сможет остановиться, останется в этом мире, на изнанке, более полной и яркой, насыщенной. По сравнению с ней Ад потом казался скучным и серым, не было всех этих поразительных цветов, запахов, завихрений ауры, переплетающихся причудливыми нитями. Да, останется… если кто-то с инквизиторским упрямством не прекратит вытаскивать его обратно и учить просто, по-человечески, жить.

Может, это помогало держаться. Они прощались внизу, среди толпы солдат. Ян обернулся, коротко кивнул — его способ сказать: «Все нормально, я справлюсь». Он стоял прямо, лицо бледное. В лучшие дни, когда на Влада нападало поэтическое настроение, он думал, что глаза Яна отражают небо над Петербургом, но сейчас они показались совсем другими: пронзительными и синими, как осколки льда с Девятого круга. Безжалостные глаза снайпера.

Магия горела внутри, жарко растекалась по венам, плавила тело. Он закрыл глаза, отдаваясь инстинкту и продолжая двигать руками в выученных жестах, выкраивая из магии нужные куски, спарывая чужие имена и возводя новые. Во славу нового владыки Ада, как с горькой иронией говорила Кара, сгибающаяся пополам от боли. Они все знали, что это необходимо.

Где-то рядом тяжело, со скрипом творили ту же магию другие, менее сильные и смелые — Ян бы сказал: безрассудные и дикие, — в круге. Возле еще навязчиво, раздражая слух, звякали украшения на хвосте Астарте, поднявшейся к ним на стену, тоже соблаговолившей помочь. Но гулким шепотом лились в уши речитативы, заставляли забыться и успокоиться…

Неожиданно чьи-то руки требовательно обвили шею, к телу прижались — гибко, горячо, как в лихорадке. В нос резко ударили какие-то приторно-сладкие, тошнотворно-тяжелые духи, он захлебнулся, задохнулся. Губы были тоже сладкие, липкие, жадные, а глаза узкие от довольного прищура и темно намалеванных стрелок.

Сила голодно взвыла, чувствуя биение полубожественной мощи рядом, но человек в отвращении отпрянул, брезгливо перекосив лицо — и все равно, не получилось вырваться из паутины рук. По бедру скользнул позвякивающий украшениями хвост, по скуле мазнули губами — он все-таки вывернулся.

Влад широко взмахнул рукой, возвращаясь в свой мир; всевластие боевого транса ошметками спадало, слезало, как старая кожа, все тело болезненно ныло. Нелепо-ощутимое, без увлекательной изнаночной легкости, вырванное из круговерти магии; но он был несказанно рад, что до сих пор способен чувствовать себя человеком.

От ее приторных духов мутило. Астарте хищно улыбалась, вплетала пальцы с тяжелыми перстнями ему в волосы — больно, деться некуда. Маги в пульсирующей силой цепи слепо смотрели в никуда, а совсем рядом разверзалась бездна, начинался обрыв.

— Отойди, — резко бросил он. — Иштар, хватит.

То ли громко, с раздраженным рыком произнесенное древнее имя заставило ее покривиться, то ли сама мысль, что ее вообще могут не хотеть. Он ненавидел ее абсолютно всей душой, помнил, как дважды смыкалось на горле ее заклинание, и в кошмарных видениях иногда мелькал довольный прищур полукошачьих глаз, потому с большим удовольствием швырнул бы ее сейчас вниз со стены.

Руки еще были раскинуты, и Влад недвусмысленно набросал боевые заклинания, оставил лишь один жест — прежде чем они сорвутся с ноющих от напряжения пальцев, вминая наглую демоницу в камень.

— Ты всегда хотел силы, маг, я могу тебе ее дать, — шепнула она. — Но не сейчас, когда я слаба. А человеческая душа… На что ты ее хранишь? Такая мощь в одном маленьком камушке… Нам ведь она нужнее.

— Не нужно мне твоей силы, — хрипло рассмеялся Влад. — И ты никому не нужна, Иштар, смирись, твое время вышло.

Она скользнула пальцами по шее, по груди, сквозь рубашку наткнулась на серебряную подвеску. Ее и искала, оголодавшая, дико стремящаяся к любой силе. На миг Влад замер, словно его пробило невидимой молнией насквозь, он подавился бешено стучащим, с перебоями, сердцем, а в ушах оглушительно раздался рык — его собственный. Не успела Астарте шевельнуться, понять ошибку, как боевое заклинание когтями ударило ей прямо по лицу. Чистой, невидимо обжигающей силой.

С криком Астарте отлетела в сторону, ударившись спиной о высокие зубцы стены, не смогла подняться. Маги еще заунывно читали свои заклинания, не видя их и не слыша, и это давало полную, неотвратимую свободу. Демоница вдруг оказалась ниже, слабее, испуганно сжалась, заглянув ему в лицо, а Влад, ошалев от ярости, шагнул к ней, крепко ухватил за золоченые рога и нагнул над стеной, ощутимо тряхнув худое тельце. Она прикусила губу, мотнув головой, закапала кровью вниз.

— Самое время пожелать, дорогая, чтобы я не швырнул тебя вниз, — рявкнул Влад. — Ты ведь этого сейчас хочешь, а? Ты боишься смерти больше всего на свете. Не можешь смириться с тем, что ты давно уже упокоена и ввергнута в забвение, богиня, — с откровенной издевкой пролаял он в ревущий ветер последнее слово. — Если еще раз я увижу тебя рядом, поверь, я покажу, на что способен Высший боевой маг и без твоей гнилой силы. А за долгом — к Каре. Ясно?!

Он тряхнул ее снова, за рога, ничуть не боясь — желая их сломать. Сломать, ударить сильнее; ненависть кипела слишком ярко. С шеи Астарте оборвалось что-то, какие-то золотые бусины, потонули в темноте… Демоница беспомощно проскулила, напуганно вцепляясь в зубцы, расцарапывая себе ладони. Умирать она не хотела.

Он отшвырнул ее в сторону от края, сам наклонился, часто, урывками, дыша.

— Ты тоже смерти боишься, маг, — сквозь зубы процедила демоница. — Чужой только — сильнее. От мальчишки до сих пор разит Тартаром. Смертью. Сколько, думаешь, ему осталось? Брал бы силу, пока еще не погасла душа.

Больше ничего она выдавить не смогла и бесследно исчезла, опасаясь новой вспышки ярости; да и та еще не унялась: руки трясло, перед глазами стояла безумная размытая муть, а мыслить получалось больше инстинктом, первым порывом.

Искушение швырнуть ее вниз было так велико, что он с шипением прикусил губу — и разгрыз ее до крови. К тому же, неприятно, в преддверии чего-то мрачного ныло сердце: что-то тихо было с той стороны, где Кара с разбойничьей отвагой налетала на отряды пехоты, сея больше ужаса, чем реального разрушения. У них тоже должны быть маги, но те пока позволяли понемногу рассыпать легион на части, дробить, словно бы копили силы для мощного заклинания.

Влад невольно оглянулся на угловой выступ стены, откуда били стрелометы и пушки, прикрыл глаза, нашаривая мерно пульсирующую красную нить. Он мог хотя бы почувствовать стук сердца инквизитора, и это успокаивало. Давало какой-то смысл сражаться.

Вдалеке ненадолго блеснуло что-то магическим неярким огоньком, и Влад настороженно оглянулся, набросал пару привычных защитных жестов, легко переводимых в боевые заклинания. Очевидно, долго вражеских магов ждать не придется.

***

Рука уставала рубить и колоть, все мешалось в пороховом дыму, копоти и грязи, в кровавом мясе. Звякали сабли, с грохотом разряжались револьверы, усыпая гильзами вспаханную землю. Они с трудом разбили высланные навстречу отряды, приближались к правому крылу, и у Дира кружилась голова и перехватывало дыхание: ему казалось, что вот-вот ему в бок вопьется шальная пуля, но ничего не происходило. Он был жив, жив в кипящей, штормящей битве. И понимал, что они почти наверняка обречены: слишком часто падали едущие рядом с ним, когда магические щиты разлетались на обломки.

Над головой свистела артиллерия со стен, и в груди Дира каждый раз испуганно ухало, когда черное, как кусок Бездны, стремительное ядро прорезало утреннее небо над ним. Он не должен был бояться. Только бить и бить. Впереди, озверев, бросилась на врага Кара, словно собака, спущенная с цепи, она вылетела из седла, металась на раскрытых крыльях по полю боя. Срывалась, билась прямо в отряды, размахивая и клинком, и свободной рукой — будто звериными когтями. Человеческий облик сползал с нее страшно, кусками, обнажая кривую демонскую рожу, острые зубы и рога, горящие звериным огнем глаза. Дир завыл в голос, наискось рубя замешкавшегося легионера. Не было времени думать и сомневаться. Черная кровь липла на руках.

Барьеры легионеров тоже загорались, ограждая от пуль, но не могли спасти от прямых сабельных ударов, от опьяневших в битве боевых коней. На его глазах мелькнувшая в круговерти Ист врезала кому-то по голове, сбив половину одним махом сабли; у нее сильно кровоточил порез на ноге, но демоница цеплялась за своего коня, жалобно скулящего от крепкого запаха крови. Вдалеке полыхали пожаром рыжие волосы Рахаб, неровно прицеливающейся из револьвера в кого-то издалека, к ней прибился Ройс, прикрывая со спины…

Дира едва не сбили, где-то совсем рядом с ним мелькнула пуля. Загорелась защита, рассыпалась — в мелкую крошку; он сам не заметил, как едва не лишился жизни, увлеченный схваткой. Где-то рядом запнулось несколько лошадей: жалобно завизжали, заплелись лапами, кувыркнулись и рухнули мордами в сырую от крови землю, погребая в мешанине тел и конечностей совершенно целых всадников. Из-под лошадиной лапы на Дира смотрел кто-то знакомый — слепым взором.

Легион накатывал понемногу, короткими волнами, как будто лишь раскачивался, чтобы уничтожить их окончательно. Большая часть стояла вдалеке, становясь целью обстрелов, которые скорее отпугивали, чем убивали. С седла целиться в колыхающиеся ряды, в заслоны меж поднятых магических щитов — задачка не из легких. Отдавая команды, вела за собой перестроившиеся отряды растрепанная в битве Ишим, но свистящие пули только отскакивали от заслона перед пехотинцами. Легион очнулся, отошел от их ошалелого набега и смог перестроиться, защититься.

Всего шесть сотен всадников, которых Кара вывела за собой в поле, потеряли едва ли не половину, и Диру слишком часто на глаза попадались колотящиеся, корчащиеся тела лошадей и демонов в черном. А где-то рядом слышался крик изувеченного зверя: Кара, слетев с коня, слетев с катушек, не щадила ни себя, ни врагов, пришедших ее убить. Солнце било Диру в глаза, в ушах стояли вскрики, визг лошадей и грохот орудий со стороны города, тихим отголоском — резкие команды по связному амулету. Он подчинялся отрывистым командам, его тело научилось двигаться вопреки, хотя внутри Дир ревел от ужаса. Где-то рядом, оглушая, вбилась в землю и разлетелась очередная стрела, увешанная амулетами, и глотку забил густой черный дым.

Кровь была на его руках и лице, на безучастных, мертвых лицах его товарищей, лежавших под лапами его коня. Кровь чернела на боках бешеного командорского жеребца, разукрашивая его страшно, на какой-то древний, человеческо-языческий манер. Оглядываться же на саму Кару Дир боялся и с медленно затухающей надеждой бросался в бой.

Легионеры, обогнув их и отдав на растерзание другим, штурмовали стены, вбивались в ворота заклинаниями, но не смогли взять их таким тараном; не успели и отступить, когда на них полился жидкий магический огонь. Над головами часто грохотали выстрелы орудий, взрывы рыли землю и выжигали солдат в пепел.

Кара успела перестроить конных к тому моменту, как ненадолго вой магии затих, явно давая понять: готовили что-то серьезное. Урывка времени хватило как раз для того, чтобы ненадолго отступить под стены, перегруппироваться. Чтобы блеснуло несколько порталов, перебрасывая к ним новые отряды — на свежих, не загнанных диким кружением лошадях, с ошарашенно оглядывающимися всадниками. Дир смутно догадывался, что это неопытные новобранцы с Девятого, нисколько не привыкшие к седлу, потому что больше у них никого не оставалось. Кара готовилась рвануть в последний бой в попытке отстоять ничего не значащую крепость.

Если бы она не ехала впереди всех, перекошенно сидящая в седле — должно быть, задели, — ей не подчинялись бы так безотчетно и беззаветно. Не шли бы за ней сейчас — навстречу смерти. Разбившись на несколько колонн, они метили в придвинувшееся к ним ближе левое крыло — уже почти полным составом. Правое стояло в отдалении, чуть у леса, на возвышенности, словно командиры их только наблюдали за битвой и ждали, когда они изничтожат друг друга, чтобы только тогда медленно выдвинуться навстречу и окончательно втоптать в землю оставшихся в живых… Дир почувствовал, что ухмылка рвет пересохшие губы. Вот как они закончат.

Колонна с Карой во главе устремилась в центр приближающегося войска, две — по бокам, остальные в арьергарде должны были добивать — или ехать дальше по телам товарищей, улыбаясь протянувшей к ним руки Бездне.

До того конные вгрызались в легион с краев, налетали и снова кидались врассыпную. Отвлекали, оттаскивали от стен, но кружить бесконечно нельзя было; кидаться же прямиком на мечи, грудью навстречу пулям — самоубийство. Их защита поистрепалась, а магов внизу убивали первыми. Те же, кто стоял на стене, могли разве что погрести их под воющим пламенем — может, так было бы милосерднее. Сейчас было уж поздно об этом думать, когда они сначала рысью, а потом галопом ринулись вперед.

Подумать что-то Дир не успел: натолкнулся на вылетевший на них отряд. Гвардейца рядом сбили выстрелом, пуля вонзилась под ключицу, и демон с сиплым, удивленным вскриком мешком свалился с коня. По нему проехались свои же, как Дир и ожидал, захрустели кости…

До столкновения оставалось всего ничего, когда земля вдруг отряхнулась, как лохматая собака — от воды. И в тот же момент заревела древняя, вжимающая в землю мощь со стороны легиона — это доплели заклинание их маги. Они развернули какое-то высшее огненное заклинание, сияние выжгло глаза, и Дир пригнулся к гриве коня, испугавшись, что кто-то снесет ему голову, пока он пытается проморгаться.

Разбивая камень вдребезги, заклинание врезалось в стену, сметя и защитный барьер, и стрелометы, и пушки, и тех, кто за ними стоял.

***

Когда стало понятно, что заклинание не остановят барьеры, кто-то с воплем кинулся вниз, прямо с обрыва: все лучше, чем заживо сгорать в магическом пламени. Ян застыл, глядя на приближающуюся волну, затаил дыхание. Рядом кричали и звали его, торопливо пытались укрепить щит…

Это смягчило удар заклинания, оказавшегося слишком сильным, гораздо мощнее, чем они предполагали. Стрелометы, эти громадные машины, с которыми едва справлялись рослые демоны из местных, вспыхнули, разлетелись вмиг, как игрушки. Вокруг прокатился единый вопль, исторгаемый одновременно сотней охрипших глоток.

Ян знал, что так кричат те, кто сгорает заживо. Видел перед собой пылающие фигуры, живые факелы, слепо срывающиеся со стены. Видел, как занимается — удивительно быстро — камень. Он не понял, спасла его наспех сооруженная защита, какой-то фокус Влада или просто счастливый случай; сжавшись под высокими каменными зубцами, он пытался отдышаться — но лишь нахлебывался горячего воздуха, насыщенного тяжелым запахом жареного мяса — и прийти в себя. Ему повезло: огонь прокатился над головой, не тронув, только чуть пахло паленым волосом — так, жаром облило. Цел, жив. В избавление не верилось, особенно когда вокруг стонали, сгибаясь, выжившие, когда кричали и выли на разные голоса.

Стоило ему, дрожа, подняться на ноги, как в стену что-то опять толкнулось. На этот раз гораздо ниже, в основании, в самой глубине земли. Ян и те немногие, кто еще мог стоять, не впал в беспомощное безумие, замерли, вслушиваясь. Это и было ошибкой: надо было сразу бежать. Но вряд ли бы это их спасло.

Он потерял равновесие, когда ровная широкая стена осыпалась прямо под ногами, увлекая за собой, с градом камней и кричащими демонами. Ян пробовал кинуться куда-то, ухватиться, удержаться… Сердце оборвалось, когда под ногами не оказалось опоры, он в ужасе вцепился побелевшими пальцами в острую грань скола. Крови не было: проклятие не давало пораниться, но печать голодно разгоралась белым неоном.

— Господин лейтенант! — сипло взвыл кто-то сверху — темная фигура, протягивающая ему руку. Когда висишь над пропастью, когда мышцы уже начинают ныть от напряжения, остается только надежда, отчаянная и глупая. Ян потянулся за подрагивающей ладонью, чуть ослабил хватку, обрадованный мыслью, что спасение оказалось так близко, так мучительно рядом.

И сорвался, не удержавшись, не поймав протянутой ему руки.

Ян падал с высоты крепостной стены, отчаянно размахивая руками, словно надеясь ухватиться за что-то. Однажды он так же летел, в ушах оглушительно шумел ветер, а тело судорожно изломилось в преддверии удара. В прошлый раз под ним была ровная, обманчивая спокойная гладь Невы, и шанс выбраться, пусть и нахлебавшись холодной воды, пусть и замерзнув до полусмерти; сейчас — только земля.

Он не мог умолять о помощи Влада: каким-то особым чутьем знал, что тот сейчас не услышит; на мгновение проклял свою слабость: когда сейчас он расшибется, контракт убьет и Влада, а он не смог, никак не смог разорвать связь, пока еще было время… Но спину вдруг ожгло, по лопаткам будто бы пробежало пламя, по забытой им татуировке, колко оплетающей лопатки. Не успел Ян взвыть от неожиданной боли, как вокруг зажглось уже знакомое защитное заклинание, когда-то закрывшее его от магической печати Андрамелеха и его наемников. От резкого, со всей силы удара оно разлетелось вдребезги, но сам он только тихо застонал: спина ныла. Но переломана не была.

Небо было поразительно чистым, безоблачным, только над разрушенной стеной поднимался столб черного дыма — это он понял, когда, лежа на земле, под ногами спешащих вокруг военных, смотрел вверх и пытался успокоиться после пережитого ужаса. Ян был уверен, что на нем после падения не осталось ни царапины, но поднялся с трудом, зашатался: ноги от пережитого ужаса не держали, подламывались. Еще несколько секунд назад он был уверен, что свернет себе шею.

— Ангел, блять, хранитель, — слабо выругался он, оглядываясь вправо. Где-то там, на еще целой стене, Войцек; вместо того, чтобы ставить защиту на город, тратил силы на него… Но вокруг горели здания, горел город, и с неба сыпались огненные кометы. Рев колоколов снова зазвучал над крепостью, путая и пугая мечущихся демонов все больше.

Около него пытался командовать кто-то из офицеров — рыжий демон из местных. Голос его дрожал, он неотрывно смотрел на наполовину снесенную стену, хрипел путанные приказы. Ян не понял, как смог собраться и кинуться к нему через паникующих демонов. За их спинами с грохотом рушился город. Слышались вопли.

— Защиту надо восстановить, есть свободные маги? — накинулся он на растерянного демона.

— Все на стене, телепорты закрыть… Командор приказала.

— Так вызовите кого-нибудь!

Как ему наскоро объяснили, амулеты связи не работали из-за того заклинания, сбившего им верхнюю половину стены и магическую защиту, так что пробиться к магам не было и шанса. Только бежать и докладывать, но в таком кошмаре — дойдет ли сообщение? Тем временем огонь в жилой части города, там, где скрылись все гражданские, полыхал все сильнее, никакие пожарные и войска не могли справиться с ним.

Ян не чувствовал Влада; необычно сильное заклинание оборвало всю магию, смешало ауры, разодрало их в клочья. Ян словно лишился какого-то необходимого чувства — вроде зрения или слуха, — но чувствовал, что Войцек еще жив. Или хотел в это верить?..

— Будет вам маг, — решительно отмахнулся от рыжего демона Ян, оглядываясь назад, чуть правее, на целую стену.

По улицам сейчас на коне не проехать, кругом баррикады, да и как отловить одну из лошадей, метавшихся под стенами, среди сбитых с толка солдат, он не знал. Кинулся пешком, медленно разгоняясь на бег, аккуратно минуя заграждения и мимолетно усмехаясь, устало и ядовито. Словно они смогут защитить, когда десятитысячная армия ворвется в город, громя все на своем пути. Не помогут ни запертые двери, ни занавешенные окна, ни кровать, под которой можно сжаться, затаив дыхание.

Спасения им не было; Бог бы смеялся навзрыд, глядя на них, но Ян Его убил — или вышвырнул из этого мира — собственными руками.

Пока Ян бежал по городу, ему казалось, что он уже опустел, вымер, сдался. Громкий взрыв прогремел рядом, буквально на соседней улице: огненный шар, ревущий и пылающий, обрушился с неба, грохнул в невысокое здание. Земля содрогнулась, тряхнулась, и он не удержал равновесие. Да и ноги дрожали еще давно: слабо и нелепо костлявое человеческое тело…

К счастью, не ударился головой, хотя в ней что-то загудело — или это были надрывающиеся колокола?.. Ян тут же попытался подняться, отскрестись от земли и упрямо двигаться дальше: впереди на стене виднелись всполохи магии — нашел, вскочил… Но неожиданно тяжелый, мрачный взгляд приковал его к месту, заставил беззвучно хлебнуть воздух раскрытым ртом. Справа раздался тихий задушенный рык, который заставил его выхватить из ножен пляшущую в руках саблю. Мысль еще не успела оформиться, но тело уже испуганно замерло, закостенело. Он узнал бы это рычание в любом состоянии.

Та самая тартарская тварь, которую Кара щедрым жестом подарила Ровэну, теперь была без цепи на клыкастой пасти — видно, вырвалась в этом хаосе, кинулась в город. Псина подобралась, вжалась ребрами в разбитую брусчатку, смотрела глубокими алыми глазами точно ему на горло. Во всей ее позе читалось одно: она жаждала причинять боль, убивать, разрывать на части — тупой, первородный инстинкт. Морда ее была окровавлена: Ян точно не первый из тех, кто встретился ей на пути.

Смерть как будто бы не могла смириться, что инквизитор ускользает из ее рук и посылала ему все новые шансы погибнуть, с интересом наблюдая. Сабля дрожала, все тело трясло. Сейчас Ян неожиданно ярко ощущал, как ноют старые шрамы на ребрах и на спине, как не ныли уже очень много лет. Старые, белые, он никогда не думал, что они будут снова так сумасшедше болеть. Взгляд бешеной тартарской псины будил инстинкт и в нем — инстинкт сжавшейся в углу жертвы.

Он помнил арену в такой яркости, словно только вчера его швырнули на алый песок, впитавший моря, океаны крови, поставили перед озверевшей гончей. На потеху сходящим с ума от скуки Высшим демонам.

Когда она бросилась, у Яна не было никаких сил кинуться в сторону, попытаться спастись, только дрожь по всему телу и иллюзорный, забивающий легкие запах крови и песка арены. Гончая взвилась вверх, легко оторвалась от земли, словно бы взлетела по широкой дуге. Он отчетливо представлял, как тело рвут мощные белые клыки.

Неожиданно в гончую врубилось что-то, переломало, сбило с прыжка. Дикий взвизг отрезвил. Две тени схватились, сгрызлись в бешеной драке с лаем и воем, в стороны летели клочья черной густой шерсти. Ян не успевал следить за круговертью рычащих теней, видел урывками: более мелкий и отчаянно налетающий на противницу пес занес лапу, оглушающе врезал по тяжелой башке, проехался по глазам когтями, и раздался неприятный визг, от которого помутилось в уме. В следующий миг одна из гончих нависла над другой, удержала, крепко куснула в шею. Раз, другой… Темная лохматая туша дернулась пару раз, шкрябнула когтями по воздуху и наконец затихла. Спустя несколько секунд начала распадаться рассеивающейся тенью: то, что пришло из Тартара, в него и вернется…

В онемении Ян следил за тем, как победившая гончая мягко приближается к нему. Скользит, стелется, но не нападает, а пасть вся в темной густой крови, пугающе широко распахнутая. Чудом он разглядел на собаке темный ошейник с металлической пряжкой — и неожиданно узнал…

— Джек? — недоверчиво прохрипел Ян. — Ты за мной пришел?..

Пес умильно склонил голову набок. После драки он тяжело дышал, вывалил язык из пасти, словно бы улыбался, недвижимо замерев и глядя на него темно-вишневыми глазами. И что-то от этого бесконечно преданного взгляда, о каком он с едва заметным содроганием читал в книгах, перевернулось.

И Ян несмело протянул ему руку, находясь в каком-то полусне. Джек тихо тявкнул что-то, виляя хвостом, ткнулся влажным носом в запястье.

Колени подломились, он упал, доверчиво прижался к теплой черной шерсти, вслушиваясь в мерное и тихое дыхание пса. Он устал сражаться, слишком устал за этот едва начавшийся день. Ян твердо помнил, как его кусали и рвали на части, помнил точно такие же алые глаза — три пары, а не одна, как у Джека. Но теперь был уверен, что не забудет, и как гвардейский пес кинулся на тварь в два раза больше его, чтобы спасти глупого человека.

— Ян! — громко взвыло над головой. Влад, перепуганный больше него самого, бледнее обычного и какой-то ошалелый, кинулся к нему из коротко полыхнувшего портала. — Блядь, да почему с тобой всегда что-то происходит? Ян, все хорошо? Укусили? Лечить надо?..

— Да я цел, — неожиданно спокойно, прикрыв глаза, отозвался он. — Не мельтеши.

Ярко-синее небо крутанулось перед глазами, когда его резко рванули на ноги, и Ян вдруг почувствовал, как его крепко прижимают к груди, как в волосах запутываются пальцы, а на губах пляшет сбивчивое чужое дыхание, обжигающе-горячее.

— Ты чего это… — ошеломленно рванулся Ян.

Влад говорил часто, рвано, оглядываясь по сторонам:

— Ничего, ничего, идиот ты, инквизиторство, да как ты вообще жив еще, я же, знаешь, как увидел тебя у собаки, чуть удар не хватил, сердца у меня, блять, нет… — Влад блеснул глазами, покосился на жмущегося к ногам Джека. — Не… страшно?

— Нет, — искренне усмехнулся Ян. — Уже не очень.

Влад чуть склонился, пристально посмотрел Джеку в глаза взглядом настолько же звериным, насколько у самого пса. Потрепал по холке, усмехаясь:

— Охраняешь, да? Хор-роший… — Он снова хмыкнул, оглядываясь на Яна. — Спасибо.

Пес смотрел спокойно и умно, словно понимал каждое его слово.

— Защита… — неуверенно вклинился Ян.

Он тревожно смотрел на небо, готовый поверить, что на них вот-вот упадет огонь, погребет в пожаре… После всех его сегодняшних злоключений было бы вовсе не удивительно; он смутно чувствовал, что судьба его все равно настигнет.

— Ставим, все под контролем, уже магию восстановили, — широко улыбнулся Влад, словно рассчитывал, что его похвалят, но Ян еще ничего не соображал.

Он видел темные круги под его глазами, видел, что они алые после боевого транса. Бледность с Влада все не сходила — вряд ли это было связано с тем, что тот испуганно кинулся его спасать. Нет, это все заклинание, которое он выводил на протяжении недели, оно вытянуло из Влада все жилы, стерло весь блеск глаз…

— Долго будешь на меня смотреть, инквизиторство? — усмехнулся Влад. — Такое себе зрелище, да? Ничего, есть получше. Пойдем, обеспечу тебе лучшие места…

Он кивнул на стену, с которой слетел, сам двинул пальцами, быстро выплетая заклинание. Раздался грохот, когда огненный шар расшибся о надежно вставший над городом полупрозрачный стеклянный купол, напоминая про то, что битва еще не закончена. Ян испуганно поднял голову, непрерывно наблюдая, как огонь лавой растекается по щиту.

— Там… — пробормотал Ян. — Мы проигрываем, верно?

Влад мягко отнял его руку от сабли, за которую он снова схватился; пальцы окатило холодом.

— Давай покажу.

На стене, куда Войцек их запросто бросил, у него мгновенно закружилась голова. Не от высоты, с которой он недавно падал, но при взгляде на усыпанное телами поле, на схлестнувшихся в бешеной грызне гвардейцев и легионеров. Ян понимал: еще немного — и сплошная волна пехоты окончательно сметет Гвардию.

— Смотри внимательнее, — усмехнулся Влад, отчего-то очень гордо.

Воздев руки над головой, он запросто запалил какое-то ярко полыхнувшее заклинание.

***

Позади что-то загорелось алым, и Дир мимоходом подумал, что крепость слабо пытается им помочь. Бесполезно: ничто не остановит воспрянувший легион, не прекратит его наступления…

Правое крыло наконец двинулось, устремилось к ним, словно дождалось какого-то мига. Дир был уверен, что им ударит в лоб вместе вся армия, размозжит головы тяжело и уверенно. Но правое крыло легиона вдруг развернулось и вбилось в спины пехотинцам, сметя их быстро и неожиданно. Над полем прокатился ликующий вой — откуда-то рядом.

На вьющихся знаменах сиял сигил Вельзевула.