Утром погода оказалась гораздо лучше, чем вчера: солнце жарко припекало спины, необычайно расщедрившись на тепло, которое не мог отобрать и влажный хвойный лес; они скинули куртки, повеселели, хотя по-прежнему не знали, куда идти. Лес шелестел вокруг на разные голоса, скрипел старыми ветвями, иногда отзывался издали и гулкими птичьими вскриками, и щебечущим перекликом. При взгляде на поросшие седым мхом старые деревья, впрочем, уже не было так жутко, будто бы за ночь лес признал в них своих.

— Вот здесь должен быть Асаирош, — с набитым ртом проговорил Дир, масляными от жира пальцами тыкая куда-то в карту. — Главное, ров перейти, а там видно будет. Течение быстрое, берега крутые…

Обкусывая с разных сторон крыло, он вглядывался в символы, которые начинал вспоминать все точнее. Птицу, с которой он сейчас расправлялся, подстрелил Ян еще на рассвете — на спор, раззадоренный Владом, которому, конечно, хватило бы одного движения рук, чтобы птичья тушка, теряя темные перья, свалилась им прямо в руки. Лениво и сонно прикидывая, с какого расстояния Ян попал, Дир тогда уважительно присвистнул. Сейчас же инквизитор молча чистил револьверы, сидя напротив Дира, но внимательно прислушивался к его болтовне. Было у Яна такое поразительное свойство слушать любого — или хотя бы делать вид.

Они не говорили о том, что Ян рассказывал ночью, просто как будто забыли. Дир предпочел про себя обдумывать все, постепенно свыкаясь с новой правдой, медленно воскрешая в памяти поблекшие моменты детства: вместе с именем матери возвращались понемногу и старые сказки, которые он слушал в свете свечей, плачущих воском, и рассказы об отце… Гвардейцы предпочли не заводить разговор об этом, оставили наедине с воспоминаниями. Им нужно было идти дальше и глубже в лес — искать тропы, которые выведут к городу.

— А Влад есть не будет? — в очередной раз уточнил Дир, потянувшись за остатками мяса. — Точно?

— Говорит, ему не надо, он мертвый, а нам больше достанется, — безнадежно махнул рукой Ян, вглядываясь в утренний лес: Войцек с Ройсом решили искать дорогу и скоро обещали вернуться. Вдали что-то взвыло по-звериному, и оставалось только гадать, не налетели ли они на какую хищную тварь или это лес сам живет и грызется изнутри. — Ешь на здоровье, — хмыкнул Ян, возвращаясь к револьверам и с громкими щелчками заряжая барабаны.

Дир ненадолго замер, задумываясь, когда ему последний раз говорили что-то такое, но потом, расплывшись в несколько идиотской улыбке, принялся обгладывать птичьи кости, с хряском проезжаясь по ним клыками. Настоящего мяса он не видел уже давно, то перебиваясь какими-то отбросами на Девятом, то сухпайком — терпеть уже не мог вяленое мясо да сухари… Если и было что хорошее в глухом лесу, в котором они пропали, так это еда.

Совсем рядом неожиданно полыхнуло черным насыщенным огнем, и перед лицом мелькнула оскаленная драконья морда — татуировка Влада. Давясь мясом, Дир вспышкой подумал, что проклятый Войцек всегда появляется неожиданно, но Ян, видимо, привык: только вздохнул. Дожидаясь, пока откашляется Дир, Влад ехидно улыбался. Он оттирал выступившие на глазах слезы, зло глядя на мага, но тот и не собирался извиняться.

— Ты специально, — укоризненно вздохнул Ян.

Отложив револьверы, он чуть двинулся, освобождая Владу место. Тот уже вырыл из валяющейся рядом сумки старую флягу, которую им настойчиво вручила демоница с постоялого двора, отпил из нее, страшно перекосившись и вздрогнув, как от болезненного удара, а оставшееся запросто выплеснул на кострище. Диру могло и показаться, но пепел зашипел.

— Да, специально. То есть я думал, все уже привыкли, — отмахнулся Влад. — Не важно. Хорошая новость: я нашел дорогу до города, ей тут до нас кто-то ходил постоянно, — бодро зачастил он, — следы ауры четкие, по ним пройти — раз плюнуть. А все потому, что я у вас молодец…

— Обожаю, когда он просто исчезает, а мне нужно через заросли продираться, — раздался позади недовольный голос Ройса — Дир едва шею не вывернул, оборачиваясь на дрожащие кусты, из которых выбирался бес. Он с закинутым на плечо ружьем вывалился из чащи, с неподдельной мукой на лице осмотрел свою изодранную понизу и на рукавах рубашку: — Шить, конечно, никто не умеет?

— Только на людях, — любезно предложил Влад. — И то кривенько. К тому же, нечем.

— Да тебя бы я и близко не подпустил.

Дир улыбался, наблюдая за тем, как они переругиваются. Эти трое беспрестанно несерьезно огрызались друг на друга, но, удивительное дело, ничуть не обижались на это и продолжали слаженно собирать вещи — спохватившись, он подумал, что и ему надо бы помочь. После сна на промозглой голой земле страшно ломило все тело, боль растекалась огнем по спине, плечи страшно ныли, а впереди еще ждала дорога в седле, после которой он точно не разогнется. Дир готов был выть, вспоминая кровать с мягким матрасом на пустом постоялом дворе, но держался из последних сил, сцепив зубы. Лагерь они сворачивали быстро, оставляя после себя лишь выжженное кострище…

— Так что это за Провал такой, про который я постоянно слышу? — живо поинтересовался Влад, вскакивая в седло и взмахом вспыхнувшей магией руки успокаивая заплясавшего коня.

Они уступали ему дорогу молча, позволяя вырваться во главу небольшого отряда, а Войцек, раскинув руки, уже накидывал путеводное заклинание — как будто в красных нитках запутался пальцами. С неодобрением Ян следил за его движениями, опасался, как бы Влад не перетрудился и опять не рухнул без сил — Дир его беспокойство разделял, да и Ройс хмуро чесал рога и криво усмехался. Но они понимали, что даже с картой иначе не выберутся, а заплутают еще больше.

— Вообще я слышал, что маги-наемники такое Разломами называют, — поделился Дир. — Провал — это по-деревенски. Я и не сразу сообразил.

Пока они медленно тащились дальше, Дир пытался объяснить как мог, ничуть не профессиональным, простецким языком демона, никогда не соприкасавшегося с вихрем настоящей, подлинной адской магии, никогда не видевшего ее поразительной силы. Сначала, слушая его неуверенные и смутные объяснения, Влад иронически улыбался, но как только смысл их начал до него доходить, снисходительная гримаса с его лица стерлась вмиг, уступив тревожной задумчивости.

— Мда, местная Зона, получается, — заключил он отрешенно. — Гайки у кого-нибудь есть, народ?

Тихо улыбнулся в ответ только Ян, да и то как-то неуверенно. Ройс что-то проворчал себе под нос.

— Разломов боятся звери и птицы, так что мы точно узнаем, если будем приближаться к нему, — пояснил Дир. — Тогда лошади будут волноваться. Но, думаю, Влад и без того скопление магии почувствует.

— Если меня конь сбросит, я определенно это замечу, — безрадостно согласился Ян и погладил по шее своего неприметного серенького скакуна. Тот обычно вел себя тихо и даже не участвовал во взаимном рычании друг на друга, которое устраивали остальные жеребцы, так что его агрессия и правда была бы… мистической.

— Не расстраивай его, инквизиторство только научился в седле держаться, не то что раньше, — улыбался Влад, обернувшись. — Я же говорил, ничего сложного, это почти так же, как трахаться…

— Ради всего несвятого, почему именно эта аналогия? — проворчал Ян.

— Потому что там и там нужен ритм?

— Ритм много где нужен! Почему не танцы? Марширование? — Ян замолчал, поглядев на едва сдерживающих смех Дира и Ройса. — С кем я разговариваю… — скорбно вздохнул Ян.

— Ты в армии, инквизиторство! Здесь все шутят отвратительные, мерзкие шутки про еблю.

— Не обязательно это делать тебе, — прошипел Ян. — Мы же… — он растерянно оглянулся на Ройса, словно ища в нем поддержку. Возможно, это было что-то человеческое — они любили все усложнять. — Это неприлично, учитывая обстоятельства, — чопорно заявил Ян.

— Я знаю, что вы спите вместе, — хмыкнул Ройс, явно наслаждаясь тем, каким смущенным Ян выглядит. — Вся Гвардия знает. И да, мне наплевать. Я вообще-то был в группе, это были восьмидесятые, мы пили все, что горит, и курили все, что курится. И неплохо играли панк-рок! Конечно, я спал со всеми подряд. Это не очень хорошо окончилось, ну и что?

Влад ликующе рассмеялся:

— Эй, Дир? Нужно твое мнение!

— Насчет того, можно ли вам с Яном спать вместе? — испуганно уточнил он. — Конечно! То есть… не думаю, что хотел бы это видеть, но… То есть я вообще не против! Когда я жил с другими наемниками, я всякого там насмотрелся, — вспомнил Дир, и в память сразу вернулись тесные комнатушки, громкие ссоры, вечно чьи-то крики, то как он пытался уберечь от всего этого Ист, свою младшую сестренку… Ему не хотелось бы снова оказаться в том месте. Тогда и он спал со всеми без разбора — за еду и за дозу. — Я рад, что вы заботитесь друг о друге, — пробормотал Дир, уткнувшись взглядом в лошадиные рога. — Вы самые хорошие друзья, которые у меня были. И, ну, я за вас счастлив.

— Мнение эксперта по демонической морали учтено! — довольно воскликнул Влад.

— Вот всегда он так, — закатил глаза Ройс. — На самом деле он благодарен, — шепнул бес, чуть наклонившись к растерянному Диру, и подмигнул.

Дир счастливо вздохнул, посмотрел на переплетение ветвей над их головами. Здесь, вдали от войны, легко было поверить, что мир может быть таким: спокойным, мирным, солнечным. Таким, где он просто едет куда-то с друзьями и перебрасывается с ними шутками или слушает, как Влад о чем-то вдохновленно рассказывает — ему нравилось помногу говорить, и они привыкли к его пространным речам. Ян все еще смущенно багровел щеками — человеческий румянец оказался забавным, — а Ройс ворчал, что не взял с собой гитару, чтобы перебить болтовню Войцека. Дир улыбался, глядя перед собой.

Когда он обернулся, почувствовав, что кто-то наблюдает за ними, лес оказался тихим. Только ветер шелестел в листве, возились птицы, перепархивая над головами. И все же Дир чувствовал тянущую тревогу в лопатках. А своим крыльям благодаря Каре он научился верить.

***

Когда-то река, может, и была кипящим рвом с кровью, и в ней, конечно, мучили грешников, истыкивая их вилами, но сейчас вода в ней бежала на редкость прозрачная — каменистое дно просматривалось легко, — хоть и пенная, бурлящая, с шумом перекатывающаяся по высоким порогам. От реки разило странным пробирающим холодком, неожиданно перебившим тепло солнечного дня. Ян поежился, но, понаблюдав за бесстрашно спустившимися к самой воде Диром и Ройсом, скоро понял, что это почудилось ему одному. А поток, не обращая внимания на сгрудившихся на скате гвардейцев, бежал быстро, бурлил, омывая пусть и разгладившиеся за века, но все еще крутые берега. Они придержали загарцевавших коней, переглянулись молча.

— Во-он там по гряде можно перейти, — широко махнул рукой влево зоркий Дир, но тут же сам добавил: — Хотя скользко очень должно быть, оступишься — все, считай, уже мертвый. Еще и с лошадьми… Свалимся, повезет, если не все сразу. А там течение уже завертит.

— Хуево как-то звучит, — удрученно кивнул Влад. — Осмотреться бы.

Река продолжала свой ход, и только теперь, спешившись и став совсем близко к ней, Ян смог понять, что его насторожило больше всего: на водной глади не отражалось ничего, только и темнело дно. Он склонился над отмелью, поддавшись искушению, на секунду зачерпнул воды и едва не взвыл: обожгло таким холодом, что пальцы едва не онемели. Мертвая, неживая вода — и прикосновения у нее такие же призрачно-холодные.

Они медленно пошли вдоль реки, до рези в глазах всматриваясь в воду, в камни, которые оказались необычно острыми. Остановившись резко, словно споткнувшись, Ройс едва не отпрыгнул вдруг от воды: там, на дне, покоилось что-то темное. Одежды, кости, проржавевший меч, почти рассыпавшийся в бурую труху. По спине опять пробежал холодок: вот она, цена ошибки.

Левее темнела гряда: острые обломки камней, выступающие из воды, словно позвонки какого-то древнего чудовища; Дир все же полез к ней ближе, вслед ему ворчал быть осторожнее Ройс. Отойдя подальше от реки, Ян пригляделся к деревьям: они занимали его еще тогда, когда они выехали из леса к речному обрыву. Кора была не такая грубая, как у исполинов в глубине чащи, ствол в обхват гораздо тоньше, листья не казались излишне блестящими и будто бы пластиковыми. А еще были какие-то руны, выцарапанные на деревьях, от изломанных дуг которых Ян не мог оторваться: они казались знакомыми и чужими одновременно.

— Один с картой своей расстаться не может, другой по деревьям читает, — насмешливо бросил Влад, остановившийся у него за спиной. — Не компания, а мечта. Что пишут, инквизиторство?

Несмотря на балагурно-веселый тон, смотрел он на Яна внимательно, цепко. Тот хотел не то спросить что-то, не то огрызнуться, но вместо этого в каком-то полусне, почти не по своей воле скользнул рукой по чуть шершавой коре, едва не царапаясь. Пальцы знакомо закололо — как от татуировок Влада, как от сильных амулетов; печать мягко начинала светиться, напитываясь древней магией.

— Летопись, что ли, — задумчиво проговорил Ян, с изумлением понимая, что может разобрать витиеватые символы, что они складываются в почти привычный архидемонский. Только еще более древний, еще более темный язык, от которого ломит кости, а порезы на дереве сочатся странной силой. — И сражались семь ночей, и кровь напитала лес, и… Разлом… Магия перевернула… — он скользнул пальцами ниже, закусил губу. В ушах волнами шумели чьи-то тихие, разнотонные голоса, шепчущие одни и те же слова на чужом языке речитативом, закольцованным, страшным. — Искалечила магия, и стал день черен, а земля кровава, а небо — цвета холодной стали… — хриплым шепотом выдохнул он — каким-то не своим голосом. Теми, другими.

Ноги дрожали, почти подламывались; Влад аккуратно перехватил его руку и отнял от теплого, будто бы живого дерева, оттащил на метр, тревожно блестя глазами. Встрепенувшись, Ян заметил: контрактная печать разом угасла, шепот в ушах утих, упокоился, ушло больное странное тепло, сковавшее тело. Он испуганно оглянулся:

— Ты слышал?

— Слышал. Плохое место, слишком много демонов умерло, — быстро ответил Влад. — Смерть и магия — самое сильное сочетание, которое может двигать мир и ломать его на окровавленные кусочки. Ехать бы отсюда побыстрее.

Речь его угасла так же неожиданно, как и началась; Влад помолчал, наступил на валяющуюся под ногами ветку тяжелым ботинком, прокрутил ее, дробя в мелкие обломки. В странном оцепенении Ян наблюдал за этим и, кажется, забыл, как дышать — или раньше, еще когда коснулся шершавой коры, забыл?..

— Ты как? — осторожно спросил Влад.

— Как человек, который за два дня спал часов шесть, — вымученно улыбнулся Ян. — Я привык, не волнуйся.

Около реки коротко вскрикнул Дир, едва не оступившись, но Ройс успел подхватить его за шкирку и не дать ухнуть в бурлящую воду, хоть и сам опасно покачнулся. Двинув демону по уху, он оттаскивал его от скользких камней. Влад на их громкую возню даже не оглянулся.

— Ты во сне шепчешь на архидемонском, — сказал он. — Недолго, но бывает. Хотя я сам вообще истерически смеюсь, кто б говорил, да?.. Хорошо, что после такого вообще получается заснуть, я по себе знаю. Хотя мертвым спать не надо, даже когда меня вырубает, снов я не вижу, просто… темнота.

Слушая его сбивчивые объяснения, глядя на привычно резкие и беспорядочные взмахи рук, Ян неуверенно улыбнулся. Соврать бы что-нибудь, успокоить привычной и самой страшной ложью человечества: «Я в порядке», но не получилось, тяжелые от неискренности слова резали горло. И дело было даже не в контракте — в том, как отчаянно Влад словно пытался убедить себя, что все хорошо, но именно сейчас Ян не чувствовал себя хоть сколько-то нормально. По-человечески. Нервно прикусывая губы, он вздохнул…

— Если что-то не так, ты всегда можешь мне рассказать, — самозабвенно пояснял Влад. — Я дурак, я знаю, напугал тебя, но если тебя какая-нибудь херня волнует, ты всегда говори…

Что-то — предчувствие или взрощенное тяжелой инквизиторской работой безотказное чутье, много раз спасавшее его жизнь — заставляло Яна постоянно оглядываться, прислушиваться. И вот где-то рядом прошуршало. Он чутко вскинул голову; знакомо и коротко щелкнуло… Он бросился к Владу змеиным коротким рывком, подбивая его под колено и роняя на землю, в побуревшую от солнца, выцветшую сухую траву и речной песок. Без единого вскрика Войцек рухнул не под его тяжестью — куда там, — но от неожиданности; ударился спиной о камни, вздрогнул, сдавленно простонал что-то на резком языке Ада. От реки донесся тревожный крик Ройса.

Обернувшись, Ян увидел, что и ожидал: впившуюся в дерево длинную стрелу с обтрепанным оперением; она вонзилась как раз в символ, означавший не то «свет», не то «день», переломив его пополам, уничтожая старый язык и превращая в бесполезное вырезание по дереву. Молча Ян следил за тем, как в глубине леса мелькают какие-то тени. Крики все приближались, над головой мелькнула еще пара стрел и канула куда-то в небытие с резким свистом.

— Инквизиторство, ты дурной, магический щит для кого придумали? — прохрипел Влад, выворачиваясь из-под него. — Слезь, пожалей мои старые кости…

Они вдруг рассмеялись устало и совсем не к месту, разом поднимаясь и срываясь в бег к оставленным у воды товарищам, сразу — как будто в полет, чувствуя, как земля уходит из-под ног, и слыша, как, с треском ломая кусты, за ними кидаются тени из леса. Наскоро махнув руками, сбрасывая уже заранее произнесенные заклинания, Влад кинул что-то через правое плечо, не оглядываясь. Судя по вспышке, там стал надежной стеной обещанный щит, но Ян не стал оборачиваться и тратить время. Позабыв про свои опасения насчет лошадей, он тут же взлетел в седло, натянул поводья…

Перед ними бушевала река, а за спиной гремели крики и слышался лязг оружия. Развернуться и принять неравный бой, — а за ними было несколько десятков оборванного, кажущегося полубезумным демонья — или попытаться прорваться по ненадежной, рассыпающей гряде?.. Ян задыхался, слыша, как стучит пульс в голове, неумолимо отсчитывая время. Он выхватил револьвер, едва прицелившись, выстрелил в первых выступивших из леса. Не попал; руку неловко дернуло отдачей.

Ройс рядом тоже стрелял, задел кого-то в ногу, заставляя припасть на колени и — Ян не поверил глазам — упрямо встать и пойти дальше. Влад же застыл неподвижно на секунду, показавшуюся вечностью, выпрямился в седле, раскинул руки. Вывернул запястья, жутко изогнул пальцы, зашептал себе под нос что-то, постепенно говоря все громче и громче, срываясь на рычащий крик, и его голос гремел у Яна в ушах. Соскальзывая в боевой транс, в многоцветие аур и магии, другой, изнаночной жизни, Влад, видно, ненароком зацепил и его: лес вмиг показался черным, масляно-смолистым, дышащим своей страшной жизнью, откуда-то справа тянуло пульсирующей, как будто в сердечном ритме, болью и кровью — Разлом. Река перед ними рассыпалась брызгами, гремела зло и взбешенно, но оставалась такой же бесцветной…

Краем глаза Ян взглянул на ауру Влада, готовый тут же отвернуться, чтобы не ослепнуть от ярко-алых всполохов магии, не выжечь глаза неподвластным обычному человеку, но неожиданно замер, пораженно на него глядя. Среди красных насыщенных цветов, привычно непримиримых, полыхающих словно бы всем наперекор, тонкими прожилками сияло чистое серебро.

Ян только хватанул обжегший глотку воздух, пытаясь что-то сказать, приглушенно слыша ругань Дира и Ройса, готовящихся к схватке. Кривая сабля легко и знакомо легла в руку, Ян полуразвернулся, наблюдая, как из-за деревьев вылетают на берег демоны в темных одеждах, чуть крутанул рукой — любимым, немного показным оборотом клинка, разминая запястье. Демоны были будто перевязаны тонкими нитями — не между собой, но прикованы к чему-то далекому и могущественному. Большего он заметить не успел: земля крупно вздрогнула, застонала, заревела из глубин страшными голосами, и вода вдруг отхлынула в разные стороны, как на каких-то ветхозаветных картинах, будто разделенная ребром ладони напополам. Нависла над их головами, зашумела, но не рухнула — удержалась, забилась пойманным зверем, диким и непокорным.

У Влада болезненно дрогнули руки, пылали нечеловечески алые глаза — все, что Ян различил, прежде чем ненадолго застывшее, ставшее вязким время снова пришло в движение и сорвалось сразу в обрыв.

— Я долго не удержу! — хлестнул по нему дикий, страшный вопль Влада, огрел, словно плетью. — Быстрее, ну!

Они кинулись сразу — в карьер, загоняя лошадей до хрипа ради отчаянного рывка, чтобы пересечь удивительно короткую полосу камней. В спину летели вопли и стрелы, отражаемые щитом, истлевающие в прах еще на полете с ослепительными вспышками. Мокрые, скользкие камни разлетались в разные стороны из-под лошадиных лап, а сквозь толщу воды, застывшей грозной волной изогнувшейся над ними, ослепительно преломляясь, сияло солнце. Оглушительно грохотнул рядом выстрел: Ройс, вывернувшись, стрелял кинувшимся вслед демонам, поскальзывающимся на бегу. Зазвучал тонкий, жалобный вой.

Они врубились в лес, толком не успев понять, что только что совершили, а за спиной с шумом рухнула вода, расплескалась, заревела оскорбленно и зло, но Влад не сбавил скорости, а они просто неслись за ним. Неслись, видя, как по бокам возникают демонские фигуры, слыша, как с щелчком срываются стрелы с арбалета. Их ждали и на этом берегу, надеясь взять в тиски, но вряд ли готовы были к такому самоубийственному маневру.

А впереди сияло черным — боевой транс еще не спал, полыхал вокруг, показывая мир то привычным человеку, то всполохами изнанки. Перекрученная магия, напоенная смертями на тысячелетия вперед, визжала и ревела так, что у Яна темнело в глазах, что он бешено цеплялся за коня, лишь бы не слететь на головокружительной скорости. Злое, не человеческое и не демонское существо, одна сущность, подалась к границе Разлома, приникла к ней, навалилась, — а они неслись в раскрытую ее пасть, уповая на спасение…

— Влад! — проорал Ян, захлебываясь криком, выпадая из трясущегося в бешеной скачке мира. — Мы же…

Влад ехал вполоборота, оглядываясь на преследующих их демонов. Те валили всем скопом, крича, как на охоте, увлеченно, ничуть не сомневаясь, что догонят. Как и Ройс с Диром рядом, они не видели того, что различал втащенный в транс боевого мага Ян, и не боялись, — а его колотила дрожь, потому что в той мясорубке им всем было не выжить. Никому не выжить, оно сожрет их, раздерет в клочья и не оставит ни капли крови — настолько оглушительным был этот голод.

Стрелы бились о щиты, те отзывались чугунным гулом, но Ян откуда-то твердо знал, что надолго их не хватит, что края уже крошатся и истончаются. Он ненадолго слился с ошеломленно несущимся в неизвестность адским зверем, дрожал от предвестия смертельной границы и давился стучащим где-то под горлом сердцем. А Влад, изловчившись, бросил коня вбок, к Диру, что-то проорал ему на ухо, что Ян не различил. Он увидел лишь лицо демона, бледное и решительное, бесстрашное, и едва не завыл от ужаса.

Чудом минуя деревья, они неслись по лесу, уводя за собой отряд в пару десятков вооруженных, ничуть не отстающих демонов. Земля ложилась под лапы коней, Ян отмерял время уже не секундами — ударами сердца. Еще десятка два — и граница живого с мертвым, и…

— Вправо, живо! — Он не сразу понял, что крик зазвучал в голове, в мыслях, потрясая глубже, чем мог бы простой человеческий вопль.

Просто подчиняясь, бездумно, отчаянно, желая верить, что у Влада есть какое-то подобие плана, он бросился вслед за ним, вслед за Ройсом прочь, как можно дальше от страшного Разлома, в кусты, которые с силой исхлестали его по лицу до крови. Глубокие царапины горели огнем, кровь лилась в глаза, но он видел, оглянувшись, как Дир продолжает нестись вперед и вперед в жаркие объятия гибели.

Они остановились, когда со стороны Разлома, куда вслед за Диром понеслись увлеченные погоней демоны, тонко, беспомощно завизжала лошадь, а потом взвились дикие крики. Не смолкали они еще минуту — потом оборвались. Окончательно и страшно.

Бледное лицо онемевшего Ройса маячило где-то рядом, но бес, согнувшись, как от резкой боли, приникнув к лошадиной шее, молчал уничтожено. Выждав и убедившись, что за ними не гонятся, Влад остановился на поляне, спешился, достал откуда-то из седельных сумок пачку сигарет и закурил, глядя в сторону Разлома. Не помня, как оказался на земле, Ян бросился к нему, разъяренный, дрожащий от ярости, ухватил за плечи, вцепился до боли, задохнулся тяжелым табачным дымом.

— Да как ты можешь?! — набросился на него Ян. — Ты… Ты его убил! Ты, блядь…

Ловко перехватив занесенную руку, чтобы Ян не врезал ему по скуле, Влад успокаивающе улыбался, а его всего колотило от боли, от отчаяния: да как так, что совсем недавно Дир сидел напротив и говорил что-то, строил планы, шутил, ничуть не собирался умирать, а теперь он где-то там, среди переплетения агонии и одичавшей магии. Ему, может, хотелось бы разрыдаться, но слезы давно кончились.

У Влада глаза были уже не алыми, а человеческими, серыми — цвета питерского неба, знакомо-теплыми, не глазами человека, способного бросить товарища в бешеный Разлом…

— Тише ты, инквизиторство, — с дымом ласково выдохнул он, и Яну снова сдавило сердце. — Смотри на небо.

Он резко задрал голову и едва успел отлететь — почти отпрыгнуть в сторону. С неба рухнул кто-то, и Яну на безумное мгновение показалось, что их нашла Кара, слишком уж привычно было видеть именно ее растрепанные черные крылья. Сейчас все казалось ему ирреальным месивом, почти сном, и он уверовал бы во что угодно. Но перед Яном, тяжело дыша, упал на землю Дир и так и остался лежать, ошеломленно улыбаясь, а потом и вовсе сорванно хохоча во все горло.

Странным контрастом смотрелись снежно-белые волосы и черные крылья — самые обычные, какие ожидаешь увидеть у Падшего… но не у демона, конечно, не у обычного обитателя Ада с остро отточенными рогами. Затаив дыхание, Ян следил за тем, как самодовольно Влад усмехается, как понемногу сползает с лошади Ройс и на подламывающихся ногах бредет к ним. Лающий сиплый звук — это бес рассмеялся, глядя в небо, из которого упал Дир.

— Я опять один ничего не знал, да? — не своим, ломким голосом, обреченно, но не в силах удержаться от счастливой улыбки спросил Ян. И тут же поник, испуганно взглянув на затаптывающего сигарету Влада: — Прости, я…

— Я бы на твоем месте даже орать не стал — сразу б бил, — неохотно признал Войцек. — Времени объяснять не было, прости. Я бы пацана не отдал так просто.

Протянув лежащему Диру руку, Ройс помог демону встать; тот, быстро приходя в себя, отряхнулся, ловко сложил крылья, словно ничего и не было. Глядя то на черные рога, пробивающиеся сквозь отросшие белые волосы, то за спину Диру, Ян молчал.

— Они и не поняли, куда я делся, — ликующе улыбался Дир. — С седла вспорхнул и в небо, а эти идиоты вбились в Разлом с размаху. Сверху видно, как их там в ошметки разметало… — Пыл его слегка поугас, но Дир все равно рад был чудесному их спасению, по-ребячески блестел зелеными яркими глазищами. — Лошадь только жалко, мы с ней с самого начала войны ездили.

Дир и говорил, как гвардейцы: не «на ней», а «с ней». Но все равно теперь в нем появилось нечто чужое, какая-то неразгаданная тайна, заставляющая Яна с инквизиторской дотошностью приглядываться к нему.

— Чтобы сразу покончить с загадками… Сам скажешь или я? — тихо спросил Влад.

Болезненно посмотрев на них, потом на Ройса, молча ожидающего за спиной, Дир кивнул:

— Да, я… я сам скажу. Мой отец — тот, кто называет себя Первым Падшим и ведет против нас войну.

Повисла тишина: не верилось, никак не хотелось доверять таким совпадениям, но не Диру — Дир проговорил это резко, брезгливо, словно сам хотел бы задушить Мелеха. Дир, в конце концов, много раз доказывал, что не неизвестный Падший, вдруг грянувшийся на Ад новой бедой, но Гвардия стала ему семьей. Ян беспомощно оглянулся на Войцека: улыбается, зараза, знал все…

— А на сей радостной ноте, — вклинился Влад, оглядев их ошарашенные лица, — предлагаю в темпе продвигаться к городу, пока на нас не вылезли еще демоны. Сомневаюсь, что фокус сработает еще раз.

***

Забывая, когда он последний раз курил, Ян вытаскивал из пачки уже третью сигарету и никак не мог успокоиться. Пальцы шкрябали по дну пачки; сигарета в руках была предпоследней, и ее совсем не хотелось выкуривать торопливыми урывками, как две предыдущие.

Они ехали неспешно; вместо убитой лошади Диру Ян отдал свою, сам же теперь, шипя и ругаясь, цеплялся за куртку Влада, чтобы не сползти с крупа его норовистого коня. Солнце уже почти не пекло, не жарило спину, а заползало куда-то за грань горизонта, напоследок окрашивая деревья в ярко-рыжий. Словно они горят, устало подумал Ян, словно в самом жарком адском пламени плавятся, брызжут колючими всполохами… Влад, полуобернувшись, досадливо вздохнул, заметив, что Ян снова достал зажигалку из кармана.

— Свалишься, — мрачно пообещал Влад. — Надо было через холку перекинуть, и все довольны…

В ответ несильно ткнув его под ребра и добившись только того, что конь вильнул в сторону, а самому Яну пришлось снова хвататься за довольно выговаривающего что-то Войцека, он все же передумал и убрал обратно в пачку сигарету: пусть будет на потом. К счастью, дорога проходила спокойно, так что это «потом» было не таким уж недостижимым.

— У тебя сигарет не осталось?

— Не, откуда, — развел руками Влад. — Только в городах можно найти, это ебаное средневековье…

— В средневековье нас бы сожгли, — не особо печально заметил Ян.

Влад тихо рассмеялся, и от этого стало немного лучше, хотя пальцы так и подрагивали от желания вытащить пачку, горло ныло, горело. Сколько ни хотел бросать, так и не получилось; все стало только хуже.

Вырвавшись вперед, Ройс и Дир мелькали на достаточно далеком расстоянии, их силуэты можно было рассмотреть среди узора из веток кустарника, но угадывались они не сразу. С тоской наблюдая за ними, Ян жалел, что быстрее на одной лошади ехать не получится: оставаться в лесу вторую ночь подряд он не хотел больше всего; сейчас Яна после бессонных часов сильно клонило в сон, но тряска и ноющая боль во всем теле помогали сосредоточиться.

— Я понятия не имею, что мы делаем, — вдруг признался Влад. — Не знаю, куда мы приедем, и остается только надеяться, что это будет Асаирош.

— Ну, ты всегда любил импровизацию, — беззлобно проворчал Ян. — Развлекайся вот. Лучше скажи, чем таким фонило от демонов? Они действовали не совсем по своей воле, эти нити…

Он не видел лица Влада, но почувствовал, как болезненно напряглась его спина. Словно почуяв неладное, конь, хоть и уставал от двух всадников, инстинктивно двинулся быстрее, догнать ушедших далеко от них демона и беса. Нет, дело не в том, что он как-то пошел за Владом в боевой транс — это давно перестало их удивлять…

— Я бы сказал, что это может быть связано с кольцом Соломона, — признал Влад. — Оно у Люцифера, и он, должно быть, в отчаянии, после того как потерял три круга. Там, на Восьмом и Девятом, стоят надежные барьеры — сам ставил, знаю, — без всякой гордости, усталым и убитым тоном заметил он, — и магия кольца демонов там не достанет. А этот круг все еще во власти Сатаны, он может приказать кому угодно, если знает истинное имя.

— И Ишим? — встревожено перебил Ян. — Один удар, и Кары нет…

— Думаю, кольцо действует только если его хозяин рядом. А близко его к Ишим не подпустят, будем надеяться, — сказал Влад. Но это были лишь его предположения.

Они замолчали, каждый думая о своем. Ян прекрасно помнил это кольцо, совсем неприметное, кажущееся обычной дешевкой, которую и на людях надевать стыдно: тусклое золото, широкое кольцо, только внутри какие-то неразборчивые руны, почти вытершиеся за долгое время, — и не подумаешь, что легендарный артефакт, принадлежавший знаменитому царю Соломону, чью Песнь Песней по вечерам в заплывающем закатным маревом Петербурге как-то читал Влад. Он держал кольцо в собственных руках, чувствовал ненормальное, лихорадочно-больное тепло, исходящее от металла, но так и не отважился его надеть. Вместо того продал за жизнь Влада Люциферу вместе со своей пропащей душой.

— Из-за меня… — прерывисто вздохнул Ян, но не закончил. Фраза обреченно повисла в воздухе.

Явно жалея, что не может вывернуться к нему лицом, Влад мучительно вздохнул, перебирал в руках поводья.

— Из-за меня, если уж на то пошло, — не терпящим возражений тоном сказал он. — Да и не важно это: пусть лучше так, чем если бы это проклятое кольцо попало в руки крестоносцев. Представляешь, что сейчас бы творилось? Нет — судьба… — он помедлил, но добавил почти зло: — Замысел, блять, божий. Отдать самый могущественный артефакт в руки человека, который не может колдовать даже простенькое заклинаньице. Который заложит его в обмен на полусумасшедшего мага. Вот уж есть у Него чувство юмора…

Ян отстраненно смотрел на него, вслушивался в слова — слова, слова; Влад говорил много, привычно: вспышками, торопливыми потоками речи, но руками вот сейчас не взмахивал, боясь сбить мерный шаг коня. И говорил он, самое ужасное, правду, ту, о которой Ян знал сам.

— Я когда-то думал отдать тебе это кольцо, — признался он. — А ты не искал его, не спрашивал… Но сила самого могущественного артефакта была так рядом, что ж ты… его не выбрал?

— Я человеком быть выбрал, инквизиторство. Я выбрал быть с тобой наравне.

От куртки Влада пахло кожей и намертво въевшимися в нее порохом и кровью. Под одеждой — смертоносные печати, расползающиеся по спине древними символами неведомых языков, оккультные круги по ребрам да между лопатками, изломанная кривая букв — по позвоночнику. Та сила, за которой Влад всегда гнался, намертво отметилась на нем, сияла грозной магией — Яну сейчас казалось, руку покалывает от близости этих печатей.

Ян помнил, как Влад тихо рассказывал ему значения всех заклинаний — хищной, голодной силы, а он заворожено слушал, вникая в сложные магические рисунки, в енохианский многозначный алфавит, в гортанное звучание языка. И многоугольные печати, расползающиеся по ребрам, тончайшая работа — Sigillum Aemeth, кажется (Ян видел его в книгах и раньше, чем-то неумолимо отличающийся от рисунка на мертвецки-бледной коже; Влад поправил тогда: «Emeth — истина» и, чуть подумав, добавил небрежно: «Только слегка доработанный»).

Глубоко задумавшись, Ян не заметил, как лес остался позади: просто вмиг оборвался, и они вырвались на широкую мощеную дорогу. Ветер, неожиданно резко и хлестко вдаривший по лицу, с воем прокатился по громко шумящей траве на обочине, обтрепал какие-то мелкие яркие соцветия, вспыхнувшие разными цветами, сгинул в лесу. Поежившись, Ян успел только пожалеть, что сам куртку не надел, но потом забыл о холоде: взглянул не на зеленое колышущееся море, а на город.

— Смотри, наша импровизация не так плоха, как могла быть, — улыбнулся он.

Асаирош блистал яркими огнями в сумерках, и — стало понятно, когда они подъехали ближе к городским стенам — над ним реяло поднятое кем-то вместо флага с падающей звездой черно-серебряное полотнище.

***

Несмотря на то, что Вацлав был мертв, он чувствовал себя очень, безумно старым. Спина ныла после того, как он несколько дней провел в библиотеке Пятого круга, перетаскивая пыльные тома до читального стола, чтобы пролистать несколько страниц и со вздохом понять, что они полностью бесполезны. Оказалось, что, пока у тебя есть ощутимое тело, спина будет страдать.

Узнав, что его брат решил использовать кольцо Соломона, Андрамелех не испугался, хотя Вацлав на его месте встревожился бы: найди Люцифер какие-нибудь сведения о наемниках, которые часто заключали контракты и подписывались в них истинными именами, и Мелех мог в одночасье лишиться всех офицеров своей небольшой армии. Однако пока они были в безопасности, отделенные несколькими кругами от грызни на Седьмом, и Мелех пожелал, чтобы Вацлав сплел ему такое же заклинание, которое может подчинить — не только демона, но и Падших.

Мелех любил давать безумные поручения. Возможно, он и не верил в успех этого испытания, но желал посмотреть, как Вацлав сходит с ума, пытаясь хотя бы немного приблизиться к легендарному плетению ангелов. У него не хватило сил сказать, что это слишком сложно, что он не справится, что он всего лишь мертвец. Мелех готов был дать ему столько силы, что у Вацлава руки сгорят, когда он начнет колдовать.

Но найти хоть что-то, связанное с кольцом Соломона, в библиотеке не удалось. Демоны презирали все ангельские тексты, их магию, их культуру. Ненависть была настолько сильно, что Вацлав встречал вырванные страницы, бахрому с обожженными краями, в старых книгах — кто-то истреблял все о светлокрылых.

Нужно было сосредоточиться на составных частях: контроль, истинные имена, слом воли. Несколько подходящих книг Вацлав обнаружил и перетащил в свою каморку, где подолгу сидел, надеясь хотя бы примерно накидать плетение. Время для мертвеца было ничем; свечи плакали, прогорая, быстрее, чем он вспоминал о том, что их нужно менять. На магические светильники Вацлав не тратил силы, чтобы ничего не отвлекало его от заклинания, о котором мечтал Мелех.

Если не дать Андрамелеху то, что он хочет, он его уничтожит. Так же, как Шакса.

Ничего не получалось — снова. Вацлав стиснул руки в кулаки, царапая ладони крепкими ногтями. В глаза ему бросился нож на столе, захотелось схватить его, вогнать поглубже, провернуть… будто боль ему поможет. Он сипло рассмеялся.

Истинные имена пугали его и завораживали. Власть, которую они могли дать. Но никто уже точно не помнил, как ее обрести, остались только бесполезные суеверия, демоны, которые сокращали свои сложные имена до рычащих прозвищ, чтобы неизвестный враг не добрался до них и не наложил порчу. Люди верили в это еще меньше — только в преданиях и осталось…

Иногда истинное имя не совпадало с данным при рождении. Ненадолго Вацлав задумался: а что если Мелех даже с обретенным древним заклинанием не сможет околдовать командора? Вдруг подберет не то имя? Но все звали ее Карой. Кара небесная, как же…

С ним все было ясно — Вацлав Стшельбицкий. Его имя всегда устраивало. Только в детстве, лет до десяти, мать звала его Вацеком, а потом перестала, решив, что он уже стал взрослым для таких нежностей.

— Шакс? — позвал Вацлав в задумчивости.

Демон, спавший на стуле в углу, испуганно встрепенулся. Его глаза часто моргали, и вообще он напоминал разбуженную днем сову, только не недовольную, а сильно зашуганную. Вацлав вздохнул. Чтобы околдовать Высшего демона, наверняка придется вписывать в заклинание его сигил. Впрочем, с Шаксом это может и не понадобиться: из-за голодного нетерпения Мелеха ментальной защиты у него совсем не осталось.

— Что-то случилось? — шепотом спросил Шакс. В единственное окно глухо смотрела ночь, было уже слишком поздно.

— Нет, ничего. Подай мне ту книгу, — велел Вацлав, указал на большой том на полке, возле которой Шакс сидел. Тот кивнул; безропотно подчинился.

Книга не была ему необходима, хотя и понадобится позже. Ему просто… захотелось окликнуть Шакса, позвать его. Имена значили много, и Вацлав чувствовал, как сила пощипывает его язык, когда он зовет Высшего. А может быть, ему просто нужно было убедиться, что он здесь не один… Он слишком много работал. Даже мертвым нужно отдыхать.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, как бессмысленно все, что мы делаем? — негромко спросил Вацлав, когда Шакс положил книгу на угол стола. — Я могу сколько угодно латать дыры в твоем разуме, но Мелех не остановится, пока не наделает новых.

— Мне жаль… — пробормотал Шакс, поежившись.

— Чего тебе жаль? — огрызнулся Вацлав, вдруг почувствовал, как его внутренности лижет огонь чистой ярости. — Что ты позволяешь ему так с тобой обращаться?

— Что я отвлекаю тебя от работы, — вздохнул Шакс.

Вацлав только отмахнулся. Он не сплел бы заклинание быстрее, даже если бы не отвлекался, штопая ауру Шакса. Это была приятная задачка для младшеклассника после того, как он ломал зубы о нерешаемый логарифм высшей математики.

— Иди спать, — сказал он Шаксу немного вкрадчиво. — Мелех тоже спит, так что никто тебя не тронет.

— А что будешь делать ты? — наивно спросил Шакс.

— Вести разговоры, которые тебе знать не положено. Военная тайна, — честно ответил Вацлав.

Убедившись, что демон и правда отправился в свои комнаты, обставленные слишком роскошно — как будто Шаксу до сих пор дело было до этой красоты и изысканности, — Вацлав выдвинул ящик и вытянул оттуда припрятанную бутылку вина. Ему хотелось напиться, найти себе какую-то женщину, очутиться в душном человеческом клубе среди потных жаждущих тел, да хотя бы застрелиться — что угодно, лишь бы не думать больше о плетении тайного заклинания. Посмертный шрам на шее от веревки заныл. Вацлав помнил, как затягивал петлю — крепкую, тугую. Он подписал короткое завещание, распорядившись передать все его имущество или деньги, вырученные с его продажи, Инквизиции, а потом открыл глаза уже в Аду, в пустыне, которая хлестнула ему в лицо жаркий алый песок.

Вместо того, чтобы снова покончить с собой, Вацлав выбрался в сад, вдохнул запах цветов. Хотя бы что-то он продолжал чувствовать. За садом никто не ухаживал, Андрамелеху и дела не было до пропавших трудов сбежавшего садовника, поэтому растения разрослись буйно и неудержимо. Причудливые цветы ночью клонили тяжелые головы к земле, словно отворачиваясь от Вацлава.

Он устроился на скамейке, нагрел магией горлышко бутылки, заставив пробку вылететь. Амулет в его руке зажегся, потеплел, и Сарт на той стороне откликнулся. Вацлав потребовал отчет, отпил вина. Он не пьянел и ненавидел смерть за это. От вина остался только вкус.

— Ист нам верна? — уточнил Вацлав.

Он с трудом убедил Андрамелеха, что девчонка будет им полезна, отплатит за убитых союзников. Если она сможет убрать командора, Падший точно простит ей прошлые прегрешения. Как передавал Сарт, Ист хотела только одного — свободы для нее и ее названного брата. Вацлав молчал, глядя себя под ноги. Нехорошее предчувствие поселилось у него в животе, словно он ехал по ровной дороге и чувствовал, что вот-вот провалится в яму.

— Мы пока не уверены, что парень все еще жив, — признался Сарт. — От него не было знаков, хотя он мог бы попытаться долететь до города. Ист переживает…

— Он точно жив, — солгал Вацлав. — Наш господин чувствует кровную связь, он не может ошибаться.

— Конечно, — отозвался Сарт. В его голосе звучало сомнение.

Он не верил в Мелеха так фанатично, как некоторые Высшие, которые считали, что с ним они добьются большего, чем с разочаровавшим их Люцифером. Но Вацлав доверял тем, кто покупается за деньги, гораздо больше, чем фанатикам. Пока у них в карманах звенит золото, Сарт и его завербованные бойцы продолжат готовиться к внутренней атаке на Гвардию.

Сейчас был подходящий момент, чтобы ударить, когда Кара осталась без защиты своего ручного мага, но Ист отказывалась действовать без Дира, а Вацлав мечтал, чтобы Войцек своими глазами увидел, как все, ради чего он сражался, рушилось у него на глазах. Он передал Сарту, чтобы был осторожен и не привлекал внимания, договорился, что переправит деньги в зачарованный карман наемника — там изнутри были вышиты все нужные символы, и Вацлав мог перекидывать туда маленькие объекты. Кропотливая работа, прекрасно подходящая для того, чтобы отвлечься.

Он попрощался с Сартом, услышал глухое ворчание демона в ответ. Вино почти кончилось, Вацлав посмотрел на луну и захотел завыть. Чисто из вредности — надеясь, что Андрамелеховы окна выходят на сад. Но, прикинув расположение крыла, понял, что ничего не добьется.

— Недавно я думал… — раздался негромкий голос Шакса. — Возможно, нам не нужно убивать Кару. Незачем давать безумцам идол, на который они смогут молиться. Живой она может совершать ошибки, а вот мертвой…

— Надо же, у тебя прорезался рассудок, — жестоко усмехнулся Вацлав. — Я же говорил тебе не ходить за мной!

— Потому что хозяин может вскрыть любую мою мысль? — вынужденно вздохнул Шакс. — О чем ты таком разговариваешь со своими демонами, если боишься его гнева?

— Ни о чем. Я просто хочу немного свободы.

Шакс присел рядом, неловко улыбнулся, и Вацлав облегченно усмехнулся в ответ. Это определенно был демон, а не Мелех, дергающий его за ниточки, словно безумный кукловод, — так улыбаться мог только Шакс. Улыбка получалась кривой, склеенной.

— Я могу прятаться от него в мыслях благодаря твоим заклинаниям, — шепотом сообщил он. — Предлагаю ему пустоту, а сам ухожу.

— Если он тебя на этом поймает, то растопчет окончательно.

Шакс лишь пожал плечами. Ночная мантия, напоминающая дамскую ночнушку, расшитую узорочьем по груди, зашуршала. Он несмело потянулся за остатками вина, и Вацлав согласно кивнул: он не жалел, лучше отдать его демону, чем бесполезно тратить на себя. Он подумал, что Шакс хочет посидеть в тишине, подумать, но тот готовился о чем-то поговорить. Пусть и смотрел на прикрывшие лепестки бархатные синие розы, а не на Вацлава.

— Когда-то я мечтал о смерти командора, а теперь все стало так сложно… Война не остановится, Гвардия не бросит восстание на полпути — им некуда бежать. И… ты думал, что будет, если хозяин обретет это свое заклинание, которым он сможет сковать не только демона, но и вообще любое существо?

Вацлав наблюдал за ним, как за диковинной зверушкой. С таким Шаксом и впрямь было интереснее, чем с блаженным идиотом, который таскался за ним. И гораздо опаснее. Вацлав умел чуять, к чему все идет: к бунту, к сопротивлению на коленях, на карачках. Он слышал ворчание среди наемников, когда зачаровывал их оружие и передавал амулеты, купался в неодобрении офицеров, которые жаждали действия. Их легко было заткнуть жалованием. Высшие тоже роптали — они лишились большей части своего имущества, денег, положения, и повезло лишь тем, кто успел перетащить состояние на Пятый круг заранее, как Набериус. Он-то всегда умел держать нос по ветру.

Но то, о чем говорил Шакс, было серьезнее, настоящее сопротивление. Настоящее предательство. Вацлав мог бы отправиться к Мелеху и все рассказать. Он спасется; Мелех все равно узнает.

— Он всех сделает такими же, как я. Оно разве того стоит?

Вацлав вздохнул. Разговоры о спасении мира его выбешивали. Он вспомнил свою человеческую жизнь, суровых пасторов с каменными лицами, которые вышвырнули его из приходской школы за разноцветные ведьминские глаза, вспомнил инквизиторов, которые поголовно были убийцами не лучше тех, кого они ловили (он не хотел признавать, но Влад Войцек был вовсе не худшей тварью из них), вспомнил все, что творилось на улицах Праги в темные часы. Он помнил и тихие скверы, теплые вечера, успокаивающий запах ладана, женские улыбки и поцелуи, хорошие книги и вкусные вина — сентиментальными проблесками. Он не должен был решать, достоин мир страданий или нет. И Вацлав ненавидел всех, из-за кого оказался перед этим выбором.

Единственное, что он знал: ему будет жаль, если Мелех растерзает Шакса. Столько сил потрачено впустую.

— Может, и не будет у Мелеха никакого заклинания. Пока что у меня ничего не получилось, — сказал он, тщетно пытаясь отложить этот разговор. Может быть, завтра их обоих не будет, и тогда не придется выбирать.

Он повесился, как Иуда, но он не хотел предавать.

Шакс лишь грустно улыбнулся. Взгляд его снова размазался, сделался бессмысленным. Он не повернулся к Вацлаву, а зачарованно рассматривал дивные одичавшие розы. Вацлав стиснул зубы, ему захотелось закричать, вцепиться Шаксу в волосы, разбить бутылку об его рога… Но он пошел к себе, пошатываясь, зная, что не сможет уснуть. Мертвым сны не положены, им не о чем уже мечтать.

Вацлав думал, по ту сторону петли будет лучше, но нет мира нечестивым.