* 20 декабря, 00.07
Сидели в машине Жальцева. Оба, не сговариваясь, смотрели не друг на друга, а в метель за лобовым стеклом.
Филипп пытался понять, почему так не хочется отдавать коробочку с осколком круга. А Жальцев... Тут никогда нельзя быть до конца уверенным, о чем он думает, как сказку рассказывая во тьме зимней полуночи:
- Йоль, праздник, посвященный зимнему солнцестоянию. Даты плавают, но нынче самая длинная ночь в году придётся с двадцатого на двадцать первое декабря. Предание гласит, что в ночь Йоля Великая Богиня Мать рождает ребенка, который становится новым Солнечным Богом. Он умирает каждую ночь Самайна, но в каждую йольскую ночь появляется на свет заново. Чтобы поприветствовать новорожденного Бога-Солнце изо всех миров выбираются всякие существа и духи, вплоть до самих всадников Дикой Охоты. В полночь гасят все огни в доме, даже пламя в очаге, чтобы потом зажечь их заново. Это символизирует смерть бога на Самайн и его рождение на Йоль. В такую ночь вся власть над миром принадлежит духам.
Почему? - продолжал думать Филипп, привыкший скрупулёзно, по кирпичикам разбирать любые свои сомнения, чтобы либо покончить с ними, либо перевести в разряд уверенности. Потому что Жальцев отдавал это как "подарок", - сложился вывод. Если бы сказал просто, что отдает на хранение, то и отношение к вещи было бы иным. Детскость собственного отношения вызывала досаду. Он приготовил к этой встрече массу вопросов, но так и не задал ни одного. Да и к чему вопросы, когда на самом деле и так всё понятно.
- Вам необходимо хоть немного поспать, Филипп Даниилович, - неожиданно выдал тёмный, - Следующая ночь обещает быть беспокойной.
- Непременно, - отмахнулся Филипп, - Как только вы расскажете мне о том, кому хотите показать... ваш подарок. И для чего.
Жальцев усмехнулся. Филипп с трудом успел поймать его холодный, наблюдающий взгляд через зеркало заднего вида. Когда же он бывает настоящим, неприкрытым? Когда сюсюкает и лебезит? Когда потчует пирожками? Когда предлагает сотрудничество? Или когда вот так, расчётливо, пытается водить за нос? А ведь он вовсе и не обязан... как это? хранить верность?
- Я вам завтра расскажу. Обязательно. Обещаю.
Обещания-то он выполняет, тут ничего не возразишь. Вот только...
- Завтра, это двадцать первого? Сейчас ведь уже двадцатое, по времени.
На сей раз собеседник расщедрился на смешок.
- Филипп, - сказал он, и светлый замер от неожиданности, - Мы ведь с вами совсем не так долго знакомы. Но уже успели побывать в паре-тройке переделок. Надеюсь, что я могу рассчитывать на... некую долю доверия?
Вот как. Филипп мысленно пожал плечами. Что ж, пусть будет, как вы решили, Евгений Александрович. Расстегнул карман куртки на груди и достал коробочку с куском камня. Молча передал Евгеше. Тот принял и поблагодарил кивком, больше похожим на поклон. Убрал в карман своей дурацкой дублёнки.
- Так я вам больше не нужен? - как бы невзначай бросил Филипп, берясь за ручку дверцы, - Тогда пойду посплю, как вы советуете.
Они впервые за эту странную встречу посмотрели один на другого, кажется, оба не ожидая, что получится одновременно - столкнуться неподготовленными к тому взглядами.
- Двадцать первого мы с вами уж точно переговорим как следует, - очень серьёзно пообещал Евгеша, обрывая странно повисшее молчание, - Если вы, разумеется, к тому будете настроены.
- Можете не сомневаться. - непроизвольно глядя немного исподлобья на собеседника, ответил Филипп, - Очень буду настроен.
Он покинул автомобиль Жальцева, окунувшись всем телом в мороз и пургу. И с полминуты безропотно терпел разошедшуюся стихию, глядя, как выезжая со двора, пропадает в городских улочках чёрное авто.
Куртку он купил себе продуманно очень тёплую, длиной почти до колен, с глубоким, отороченным мехом капюшоном, тёмно-серую, почти чёрную. Он привык всё в своей жизни контролировать, а о холоде здешних зим был наслышан. Контроль, постоянный контроль над каждым словом и жестом, каждым взглядом, любыми отношениями. Когда же, чёрт возьми, всё это успело сломаться и начать давать сбои, один за другим? И вряд ли стоит прятать от себя давно понятный ответ.
Филипп накрыл наконец посвежевшую голову капюшоном и поспешил домой. Поспать хоть немного - это хорошо. Только даже до собственного подъезда добраться не успел. Звонок. Он со стоном вздохнул и принял вызов.
- Филипп, - сказал в трубке Николай, - Всё готово, как вы просили.
- Хорошо. - ответил он и отключился.
Рановато. Но будет время прогуляться и подумать. Проверить мысленно всю цепочку ещё раз. Закончить всё побыстрее. Чтобы оборвать наконец и забыть все эти глупости.
Он начал понимать Гесера с Завулоном. Была во всём этом некая романтика - пытаться обыграть оппонента за его спиной, утереть нос. Только вряд ли сам Филипп в итоге будет чувствовать от успеха хотя бы мало мальский подъем.
Окружив себя легкой защитной сферой от метели, Филипп медленно побрёл в сторону городского музея.
* 20 декабря, 10.16
Андрея сморило под утро. В таком странном месте, каким показал себя Дозорный СИЗО заняться было совершенно нечем. Дмитрий решил, что находиться они будут, в ожидании приказов от начальства, в комнатёнке на первом этаже, в самом конце коридора. Андрей не спорил. Он и так спорить был не любитель, а теперь и подавно. Только вот Леночка... Она будет переживать, если папа не придёт вовремя с работы.
- Папа.
Андрей подскочил на уютном диванчике. Сна ни в одном глазу. Леночка стояла рядом и теребила за коленку.
- Доча, ты откуда тут? Как? - Андрей тупо поморгал, не вполне ещё вернувшись в реальность.
- Мне дома одной страшно. Я не хочу одна.
Ну вот, курточку не застегнула как следует, шапка набок, ухо голое, шарфик как попало повязан. Торопилась, видать. Андрей принялся поправлять одёжки. Вопрос: как она его нашла? - очень быстро исчез на задворках сознания.
- Одна, через весь город... Ленка, ты меня с ума сведёшь! А если б заблудилась? А если простудишься?
Она не слушала:
- Пойдём домой, папа. Пожалуйста!
Андрей оглядел комнату. Димы нет. Пошарил по карману, достал свой простой сотовый. Позвонить Филиппу и попроситься домой? А вдруг откажет?
Где-то за пределами комнаты слышались голоса, отдалённый спор. Может, это Филипп и есть? Можно бы было проверить через сумрак, вспомнил он запоздало, так и не привыкший пользоваться "иными" способностями по поводу и без. Но не вышло. Здешние стены глушили магию. То есть он чувствовал, что Димка где-то там, и направление, конечно, найдет. Но вот, кто другой рядом с ним - уже не понять. И ещё чувство неведомой опасности, как шершавым кошачьим по загривку.
- Лена, посиди тут, - велел Андрей, осторожно выбираясь за дверь.
Но упрямая дочка его, разумеется, не послушала. Ухватилась за край куртки, покралась следом.
Андрей знал, что камеры находятся на подземных этажах. Дмитрий объяснил. Там защита нехилая, и всё такое. А ещё где-то там, в одной из камер, сейчас должен находиться Иван Юрьев, задержанный Филиппом недавно. Три надземных этажа имели скорее отвлекающую функцию. Комнаты для охраны и обеденная располагались на первом.
- Папа, не ходи! - Ленка задергала его за рукав и потянула в другую сторону, - Может, там другой выход есть?
Но сбегать вот так? Тайком от Димки? Как нерадивый школьник с уроков? А если у Димки сейчас неприятности?
- Погоди, доча...
Он сделал ещё несколько шагов, прислушался.
- Совершенно бессовестно! - возмущался незнакомый мужской голос, сильный, грозный, привыкший к подчинению всех окружающих, - Бросил родной город! Ради чего? Чем тебя так впечатлил этот московский выскочка? Самоуправством своим? Я заметил, что вы тут все делаете, что хотите. Ну да я это безобразие скоро пресеку.
- Григорий Денисович, - это Димкин голос, - Вы не понимаете. Его нельзя выпускать...
- Молчать! - рявкнули в ответ, - Даже Серапин понимает, что вы тут дичь творите! Сколько лет ты с Иваном в одном Дозоре, бок о бок? А стоило этому Кларенсу вздумать повесить на Ивана свои грешки, ты уже веришь? Кому? Избалованному мальчишке, который привык за счет дедушки все проблемы решать? Пусти. У меня разрешение от Дневного.
Пауза.
- Я не имею права позволить вам это сделать. - Дима не спорил, не повышал голоса, говорил совершенно спокойно, - Юрьев - преступник и убийца. Его нельзя выпускать.
Сарский глава недовольно выдохнул, посопел. Велел кому-то:
- Петя, озаботься.
Андрей обмер. Димку что, бить будут? Ведь магия здесь так себе действует, а охрана вряд ли будет вмешиваться в разборки, которые их не касаются.
- Папа, не ходи! - Ленка почти всхлипнула.
- Не бойся, доча. Папа - дозорный. И там дядя Дима, ему надо помочь.
Андрей сжал напоследок холодную ладошку дочери и пошёл в сторону, где был главный вход в здание. Он сейчас не думал, сколько настоящей заботы было в Диме, когда он защищал его, носил Леночке подарки. Это сейчас не важно. А важно то, что для самого Андрея, Дима - всё-таки друг. Несмотря ни на что.
Разумеется, бить упрямого дозорного особо никто не стремился. Два шкафообразных мага, сопровождавших усатого мужчину, больше похожего на слесаря с какого-нибудь завода, чем на главу Дозора, слаженно оттеснили Димку в сторону.
- Слава, Кеша, вы беду делаете, - попытался Дима напоследок.
Его не слушали. Драка вышла короткой. Невзирая на подготовку Сазонова, двоих для него оказалось слишком много. Удар под дых, заломили руки. Оттащили, освобождая путь начальнику. Андрей пораженно хлопал глазами. И это Дима? Та самая несокрушимая скала, какой он раньше казался?
- Эй! - сам вышел на свет, - А ну быстро отошли, лоси!
Откуда только что взялось в прежде робком и нерешительном дозорном, без приказа стесняющимся и шаг сделать?
- Ты кто такой? - обернулся к нему Григорий Денисович.
- Вы с ума все посходили? - продолжил Андрей, а у самого всё внутри замирало и пальцы левой руки плели между собою нервные узоры, как когда-то в детстве, если нападали задиры-одноклассники, - Своего, светлого... Вы же дозорные! Отпустите, говорю...
Дима с трудом распрямился, глянул в глаза и хрипло велел:
- Андрюха, беги.
Бежать? Да куда он побежит? Он сейчас просто позвонит Филиппу, и тот всё разрулит. Но ему не позволили. Один из боевиков ловко развернулся и выбил телефон из руки. Допотопная "Nokia" разлетелась на куски, ударившись о бетонный пол. А Григорий Денисович, удовлетворённо кивнув, прошел к двери ведущей на минусовые этажи.
Дима вновь попытался вырваться. Андрей кинулся было на помощь... И понял только, что получил в ухо пудовым кулаком...
В голове звенело. Боль с затылка расползалась на виски. Правое ухо горело огнём. Андрей перевернулся на бок, попробовал сесть, припираясь к стене, о которую только что зашибся. Зрение рябило и расплывалось. Чужие голоса звучали так, словно у каждого на голове по кастрюле надето.
- Спасибо, Григорий Денисович. Вы же понимаете, я не имел права на сопротивление. Он ведь всё-таки глава Дозора. Мне пришлось подчиниться.
- Какой из него, к лешему, глава? Бузотёр и карьерист. Всё, парни, в машину.
- А этих? - третий голос.
- Этих? А повяжем! Пусть-ка тоже будет "сопротивление главе Дозора при аресте". Верно, Иван?
Перед Андреем опустился на корточки Иван Юрьев. Бледный, худой, обросший, но довольный. А в глазах злое безумие.
- Вставай, дозорный, я помогу.
Андрей хотел оттолкнуть чужие руки, но тяжёлая голова слишком уж запоздало отдавала приказы телу.
Все вместе они выбрались на крыльцо. Морозный воздух оказался даже приятен. Стало значительно легче, зрение прояснилось окончательно. Только мутило слегка. Димка, где он?
Андрей огляделся. Сазонова выволакивали подмышки из дверей на крыльцо те самые боевики. Выглядел он неважно. Юрьев крепко держал под локоть самого Андрея, и от этого затошнило ещё сильнее.
- Вообще-то, я нисколько не сомневался, что так будет, - сказал Юрьев, негромко, для одного Андрея, - Ну что, пойдём? Нас ждут.
Он мотнул головой, указывая куда-то, через двор. Сердце ёкнуло и замерло. У самых ворот металлического ограждения, окружавшего здание из красного кирпича, он увидел странного вида старика: борода медная, с обильной сединой, в шапке-ушанке, надвинутой на глаза, затертой фуфайке и валенках. Рядом с ним, пряча руки в рукавах, а лицо в отороченном мехом капюшоне, сутулилась Марина Королёва. Старик сделал последнюю затяжку дешёвой сигареткой и бросил окурок на землю. Махнул Юрьеву рукой.
- Пойдем, - поторопил тот.
Андрей с трудом вывернулся и попытался отступить. Затылок прострелило болью.
- Никуда я не пойду.
Облизнул треснувшую губу. Вспомнить бы, когда он ещё и в лицо получить успел? И не вспомнил.
- Пойдёшь, - спокойно возразили ему, - Сам посчитай. Четыре трупа, из которых один - Димкин. Ты же не захочешь такого расклада?
Андрей поверил. От старика веяло такой невыразимой жутью, такой давящей силой, что четыре трупа - это ещё мало. Такой мог и полгорода снести одним щелчком своих черных, заскорузлых пальцев.
- Сволочь ты. - обречённо выдавил Андрей.
Грело только одно - Леночка осталась в здании, под защитой. Кто-нибудь взрослый найдёт её и поможет.
- Нет, - возразил Иван, тем временем уводя его в сторону ворот, в обход автомобиля и в ожидании распахнувшего дверцу Григория Денисовича, - Я просто иду к своей цели. А когда идёшь к цели всегда приходится выбирать. Выбирать меньшее зло. Верно?
- Иван, ты куда? - окликнул Сарский глава.
Но тот даже не счел необходимым обернуться. Его настоящий хозяин сейчас ждал у ворот. И он очень не любил ждать.
* 20 декабря, 11.30
Тумана отпустили, чтобы увезти родителей в Сарский аэропорт - они собирались встретить Новый год в Италии, у старого друга. Заботливо выделили от Дозора служебный автомобиль. И стоило Туману заикнуться, что если он тут нужен, ситуация ведь нестабильно опасная, а мама с папой могут и на такси уехать, Николай разве что за плечи его из Дозора не вытолкал, лично. Поезжай, мол. И назад можешь не торопиться. Обидно даже. То ли по привычке о его безопасности беспокоятся? А то ли чтоб под ногами не мешался? В любом случае, он решил вернуться поскорее. Бесполезным чмом себя чувствовать не хотелось. Надоело.
Мама без удержу вещала, что цветы следует поливать не реже раза в неделю, и что в холодильнике заготовлены запасы еды для вечно недоедающего сыночка. Что звонить будет каждый день. И не следует бегать по морозу без шапки, а то знаем мы тебя. На праздники много не пей. И когда только найдешь себе постоянную девушку? А то мы с папой рискуем не дождаться внуков...
Отец даже во время поездки успевал просматривать какие-то бумаги и письма, работы студентов из его института. Ворчал при этом и сокрушался, что ряды настоящих увлеченных историков катастрофически редеют, и на кого мы оставим отечественную науку?..
- Пап, - как только мать отвлеклась на телефонный звонок, заговорил Туман, - Что ты слышал о вампирах?
- О ком? - отец оторвал взгляд от бумаг и с интересом взглянул на сына, - Аристаша, ты что, решил заняться мифологией? То Ирландские легенды, а теперь ещё и вампиры?
- Да нет, я просто...
Туман бросил косой взгляд на заднее сиденье, мама болтала с какой-то подругой, тараторя на чистейшем немецком, и к их разговору не прислушивалась.
- Сейчас какое-то повальное увлечение, - осуждающе покивал отец, - Я читывал одну забавную книжку, русского, между прочим, писателя, где один вампир признаётся, что, дескать, вся человеческая культура так продумана, чтобы со временем, когда вампиры выйдут из подполья на свет, то люди бы их не боялись, а напротив, с радостью подставляли шеи под укусы красивых и благородных вампиров.*
- А по-твоему, вампиров быть не может? - спросил Туман.
Отец только глянул на него, проворчал:
- Вроде и не девочку рожали. Тебя что, так впечатляет готическая романтика?
- Меня интересует реальность, - обиделся Туман. Зря вообще заговорил об этом.
- А реальность такова, что любой биолог тебе на раз-два объяснит и на пальцах докажет: вампиризм, тот, который в книжках, физически существовать не может. То есть, кровь-то пить, конечно, можно, но вряд ли тебе от этого какой-то профит будет, в виде бессмертия и суперспособностей.
- Но есть же случаи в истории, - возмутился Туман, знавший не по наслышке, а очень даже на личном опыте, кто такие вампиры, и что физика с биологией тут совершенно ни при чём, - Свидетельства какие-то, специальные вампирьи захоронения находили...
- Ага. Ты ещё вспомни вансвитенских вампиров.
- Кого? - заинтересовался Туман.
- Балбес и неуч, - оценил отец, - Кого я вырастил?
Но стал рассказывать. Об императрице Марии Терезии, королеве Богемии и Венгрии, эрцгерцогине Австрии
. О массовой истерии в Сербии, пришедшейся на её правление. О надругательствах над телами усопших, когда их, во избежание перерождения в вампиров протыкали колами и отрубали головы. А байки о восставших упырях сводили с ума всех живых. Тогда из Вены в Моравию, про приказу Марии Терезии, прибыл на место Герард ван Свитен, известный врач и просветитель. Он стал проводить вскрытия захоронений, эксгумации предполагаемых вампиров, изучал приходские книги, опрашивал свидетелей. И по итогам привёз императрице исчерпывающий доклад, что это всё от "варварского невежества". И тогда Мария Терезия особым указом запретила осиновые колы и всё такое прочее.
- И всё? - Туман подумал, что надо бы навести собственные справки о том случае, уже через Дозорные данные.
- Ну, есть версия, что именно с Ван Свитена Брэм Стокер писал своего Ван Хельсинга. Но есть и другая.
- Какая, - насторожился Туман. И даже мама уже не болтала, а внимательно слушала.
- Ван Свитен вернулся ко двору уже будучи вампиром, - в глухой тишине салона голос отца звучал тяжело и грозно, - Потому и постарался замять странное дело, которое теперь его напрямую касалось. Возможно так же, что сама императрица была в курсе. Иначе, с чего бы такие суровые указы по странному поводу? Но сама вампиром вряд ли стала, поскольку успела произвести на свет шестнадцать детей, да и слишком публична жизнь владычицы, чтобы хранить такие тайны.
Выждав минуту озадаченного молчания, отец весело расхохотался:
- Ну вы чего? Серьёзно? А ещё цивилизованные люди!
- Тьфу на тебя, - сказала мама, - Понятно, почему тебя твои мальчики только что на руках не носят.
- И девочки тоже! - прибавил отец, тут же осёкся, упоминать жене о молоденьких поклонницах-студентках уж точно не стоило.
- Да уж, сказки рассказывать ты мастер, что мальчикам, что девочкам. Сама, было дело, на сказки твои и повелась, - заворчала мама.
- А зато, смотри, какой чудный результат вышел, - отец срочно принялся переводить тему, - Сказочный, можно сказать.
И потрепал Тумана по плечу. А потом принялся терзать допотопную автомагнитолу в поисках нужной волны. Корявое шипение прервалось бодрыми новостями с местной радиостанции. Женский голос буднично вещал:
- ... Сообщил о заложенной в здании музея взрывчатке. На данный момент все посетители и персонал из здания эвакуированы, район оцеплен. Идет проверка всех помещений. Очень надеемся, что это анонимное сообщение окажется чьей-то недалёкой шуткой, и с двадцать первого декабря городской музей вернётся к работе в штатном режиме...
Отец крутнул ручку настройки ещё раз, и успокоился, найдя Стинга, поющего о шляющемся по Нью-Йорку англичанине.
- Бардак, - вздохнул он, собирая всё своё бумажное добро назад в папку, - В наше время такой фигни не было. Сажать надо за подобные шутки.
Туман не ответил. Он понял - началось. Ему очень нужно вернуться в Заледеевск как можно скорее. Хотелось действовать, лезть в самое пекло. Зачем? Почему? А просто интересно, что скажет Артур Орлов, когда узнает, что его бывший подопечный Аристарх Туманов пострадал в ходе задержания опасного преступника? Туман вздохнул - не "когда", а "если". Орлова нет в городе. Орлову плевать.
* А. Белянин "Моцарт". Рекомендую.