Самолёт вылетел из аэропорта ровно в шесть. Никаких воздушных ям или облаков с низкой видимостью, террористы самолёт не захватили, крылья не отвалились — в общем, начало поездки можно было считать удачным. И всё-таки у Марка было как-то неспокойно на душе. Как будто он что-то забыл. Потом его осенило: а вдруг Дан позвонит ему домой? Анжелика-то ничего не заподозрит, но она может сказать, что мужа нет, улетел по делам в Вегас.

      Стюардесса отвлекла его от мыслей, спросив, не желает ли он чего-нибудь выпить. Марк сказал, что не отказался бы от порции коньяка. Глотая этот терпкий напиток, Марк думал, обрадуется ли Дан сюрпризу, или — как заметил Алекс — его самого ждёт какой-нибудь сюрприз? А ещё можно сделать так: приехать и позвонить ему на мобильник. Говорить, говорить, а потом позвонить в дверь. Дан скажет: извини, там кто-то пришёл, сейчас открою и продолжим. Откроет — а там Марк. Вот он удивится!

      — Уважаемые пассажиры, наш самолёт заходит на посадку…

      Марк выглянул в иллюминатор, который был почти рядом с ним. Там клубились весёлые пушистые облачка. Это было красиво, особенно когда на них падал свет солнца. Тогда они искрились всеми цветами спектра и будто струились вокруг корпуса самолёта.

      Сел самолёт благополучно. Марк легко, забывая про набранные за эти полгода килограммы, сбежал вниз по трапу. День был замечательный. «И жизнь тоже замечательная!» — подумалось Марку. Такси ему удалось поймать с первой попытки, так что всё складывалось как нельзя лучше. Он назвал адрес, и весёлый темнокожий таксист повёз его по улицам Вегаса к дому Торески…

      Таксист остановился у дома Торески. Марк расплатился и вылез из машины. Такси, подмигнув зелёным огоньком, отъехало от дома.

      Дверь не была заперта.

      «Ох уж эта самонадеянность и беспечность! — покачал головой Марк, запирая дверь на замок. — Ведь дело случая…»

      Он оставил чемодан в холле и заглянул на кухню, гадая, дома ли Дан, а если дома — то где именно. На кухне никого не было, но на столе стоял недопитый бокал. Обычно Дан не оставлял недопитого вина; возможно, его что-то поторопило, возможно, он уехал куда-нибудь по делам. Но тут Марк обнаружил зажигалку Дана на холодильнике и все сомнения отбросил: Торески всегда носил эту зажигалку с собой, и не было ещё случая, чтобы он оставил её дома, а сам куда-нибудь уехал. «Значит, дома», — сделал вывод Марк и отправился наверх. Тут к нему опять нагрянуло какое-то мерзкое ощущение, что что-то не так. Марк даже поёжился, настолько неприятным оно было.

      Когда он взялся за ручку двери в спальню, в сердце что-то ёкнуло. «Что это со мной?» — удивился Марк и, открыв дверь, сделал шаг внутрь. Но шага не получилось — только полшага. Глаза Марка широко раскрылись. То, что он увидел, было как пощёчина или как ведро холодной воды на голову.

      Ещё ничего не произошло, но войди он несколькими минутами позже — произошло бы. Дан и Стэн… ещё одетые… на кровати… целуются. Стэн, пытающийся расстегнуть пояс на штанах Дана… и Дан, запустивший пальцы ему в волосы. Марк никогда не ругался, но теперь да. Он крепко ругнулся и, едва не налетев на дверь, вышел из спальни.

       Дан оттолкнул Стэна и бросился следом за Марком:

      — Марк, подожди!

      Марк уже был внизу. Он остановился, зажав лоб ладонью, и не мог сообразить, что ему делать дальше.

      — Марк! — Дан, спускаясь, на последней ступеньке споткнулся, ойкнул и сел прямо на лестницу. — Марк, послушай…

      — Послушать? — Марк в бешенстве перевернул журнальный столик. — Вот это весело! Это ты так скучаешь? Просто замечательно!

      — Марк, прости…

      — Что всё это значит, а? Я чего-то не понимаю? Или, может, у меня галлюцинации?

      Торески закрыл лицо руками и ничего не ответил. Из его губ вырвался вздох. Потом он поднял голову и глухо спросил:

      — Я тебя потерял, да?

      Марк, наконец, посмотрел на него. В глазах Дана были слёзы.

      — Всегда так. Я говорил, что не умею любить. Оно никогда не выходит как надо. Но это худшая из моих потерь. Я так боялся, что… полюблю кого-то… и потеряю. Так оно и есть: я тебя потерял.

      Дан хотел встать, но тут же упал назад, схватившись за щиколотку, и его лицо исказилось болью. Марк присел рядом:

      — Что такое, Дан?

      — Ногу, кажется, подвернул. — Торески криво улыбнулся и внезапно уткнулся носом в плечо Марка. — Никогда в жизни не чувствовал себя паршивее. Это так мерзко! Так сложно терять кого-то…

      — Дан… — Марк почувствовал, что… совсем не злился на него. — Ты… не потерял меня.

      Торески поднял голову. В глазах его было недоумение, смешанное с надеждой.

      — Нет?

      — Если… ты мне объяснишь, какого чёрта… — поморщился Марк.

      — Марк… — Дан опять уткнулся носом ему в шею.

      — Знаешь, — проговорил Марк, — это, конечно, всё гадко, но нет худа без добра.

      — О чём ты?

      — Ты наконец-то сказал, что любишь меня. Хоть что-то приятное. Но если ты любишь меня, что делал в твоей спальне Стэн?

      — Не знаю. — Дан всё ещё не поднимал лица. — Прости… за это…

      — Ты спал с ним эти полгода? — поинтересовался Марк.

      — Ты забыл обо мне на эти полгода? — в ответ спросил Торески.

      — Тогда зачем ты позвонил, если…

      — Марк, — слабо постарался возразить Дан, — если… Ты простишь меня?

      — Если ты мне кое-что пообещаешь.

      — Всё, что угодно. Знаешь, так странно… Я, наверное, и в самом деле тебя люблю. Я готов делать всё, что ты скажешь.

      — Тогда пообещай мне: пока я для тебя хоть что-то значу, не спи ни с кем другим…

      — Это называется верность. Ох, Марк, наверное, я не стόю тебя. Может быть, я и в самом деле не тот, ради которого стоит бросать всё на свете. Я неплохой любовник, но плохой партнёр. Тебе стоит послать меня куда подальше… за всё это.

      — И не надейся. Я выдумал чёрт знает что, чтобы прилететь сюда, к тебе… Меня встретили холодным душем, признаюсь, но… этот огонь… Он ведь на самом деле горит? Или это только слова?

      — Марк… я не знаю, зачем я так поступил. — Торески поднял голову и погладил Марка по щеке. — Я… я…

      — Ну?

      — Я люблю тебя, Марк. Впервые в жизни я в кого-то влюбился. Но я совершенно дезориентирован. Мой мир раскололся, теперь это новый мир, и я больше не я. Мне хочется забыть о том, что было до тебя…

      — Забудь тогда, — предложил Марк и впервые увидел на лице любовника какую-то глубочайшую тоску.

      — Я хотел бы, но он меня в покое не оставит.

      — «Он»? О ком это ты?

      — Мне нужно щиколотку вправить, — перевёл разговор на другое Дан. — Ты не поможешь мне добраться наверх?

      — Надеюсь, его там уже нет. Иначе ему не поздоровится.

      Торески попытался встать. Марк опередил его, подхватил его на руки и понёс наверх:

      — Может, врача вызвать?

      — Глупости. Нужно переделать лестницу, у этой слишком коварные ступеньки.

      В спальне уже никого не было. Марк, прежде чем посадить Дана на кровать, с раздражением сорвал с неё покрывало: ведь на нём едва не… Торески, кажется, понял это. Он слегка улыбнулся и откинулся назад:

      — Ты ведь мне поможешь, Марк?

      — Вправлять вывихи мне ещё не приходилось, — признался Марк, — но стόит научиться, раз ты говоришь, что часто подворачиваешь ногу. Эта? — Марк осторожно коснулся левой щиколотки.

      Дан кивнул, но ничего не сказал. Лицо его было бледно, и Марк чувствовал, что Дана лихорадит. Марк осторожно потянул. Торески, морщась, сказал:

      — Нет, так не пойдёт. Дёргать нужно резко.

      — Но это больно?

      — Не больнее самого вывиха. Обычно я сам это делаю, но сейчас у меня просто нет сил.

      …Марк, наконец, вправил ему вывих. Торески не то потерял сознание, не то просто замер, закрыв глаза. Марк сел на кровать.

      С Даном всё было легко: он сумел удержать его — хотя Марк чувствовал, что всё ещё обижен, — не давал обещаний, наговорил столько разных вещей, что Марку захотелось простить ему все грехи на свете. Марк поцеловал бы его сейчас, но его сдерживал тот факт, что Дан только ещё полчаса назад целовался со Стэном. Марку было обидно, но ещё больше он ревновал. Он ни с кем не хотел делить Дана, хотя ясно понимал, что на расстоянии это сделать невозможно: через четыре дня они опять расстанутся, и нечестно обвинять Дана в том, что он ещё с кем-то встречался, ведь и Марк продолжал жить с женой, отодвинув Дана на второй план…

      — Ты меня презираешь? — вдруг спросил Дан (это значило, что он не потерял сознание, а просто лежал с закрытыми глазами). — Я это чувствую. Я тебе противен после того, что я сделал, да?

      — Какие глупости! Давай забудем о том, что тут было недавно…

      — Марк… — Торески открыл глаза и сел. — Скажи честно, неужели ты сможешь простить такую сволочь, как я?

      Марк не ожидал таких слов и растерянно пожал плечами, но потом сообразил и сказал:

      — Я не считаю тебя сволочью.

      — Да ладно, так оно и есть. — Торески встал, закрыл лицо ладонями и заходил по комнате. — Всё, что я делаю…

      Марк почувствовал, что его нужно остановить, поэтому он встал, привлёк его к себе и сказал:

      — Ну, хорошо, если ты так считаешь… Всё равно я тебя люблю… какой бы сволочью ты ни был. Я ведь ничем не лучше.

      Торески уткнулся лицом в его шею и вдруг разревелся. Марк прежде никогда не видел, чтобы он плакал.

      — Дан, ну что ты?

      — Это… это… — со всхлипом ответил Торески, ещё сильнее прижимаясь к Марку. — Сейчас пройдёт, не… не волнуйся…

      — Тише… — Марк поцеловал его в висок. — Всё хорошо.

      Он чувствовал, как бьётся сердце Дана… Дан, наконец, поднял голову. Лицо его было мокрым от слёз, но он, кажется, уже успокоился и даже попытался улыбнуться. Марк перестал сдерживаться: покрыл его лицо поцелуями и завалил на кровать. Какое-то время они целовались, но когда Марк хотел перейти к чему-то большему, то Дан вдруг отстранился:

      — Нет.

      — Что такое? — обеспокоился Марк.

      — Не сейчас…. — Дан погладил его плечо. — Завтра. Сейчас просто побудь со мной, пожалуйста.

      — Ладно. — Марк привлёк его к себе. — Тебе нужно успокоиться, Дан.

      Торески кивнул и положил голову к нему на грудь:

      — Да, наверное. Завтра всё будет, как прежде у нас с тобой было. А про этот день просто скажем: «Чур, не считается!»

      Марк гладил его по спине и чувствовал себя абсолютно счастливым. Безобразная сцена, которую Марк увидел по приезде, отступила на второй план и уже совсем забылась. Тишину и идиллию нарушил телефонный звонок. Дан потянулся к трубке прямо через Марка, тот придержал его за талию, боясь, как бы он не свалился с кровати. Сейчас Марку показалось, что Дан тоже был полнее, чем в их предыдущую встречу, но когда тот снял трубку и повернулся на бок, то Марку уже показалось, что Торески, наоборот, осунулся.

      — Да? — сказал Дан. — Что? — Лицо его исказилось. — Я уже сказал тебе… Нет! Да плевать я хотел! — И он швырнул трубку на рычаг.

      — Что-то случилось? — встревожился Марк.

      — Нет, эти проблемы тебя не касаются. Не хочу тебя вмешивать. — Дан опять завалился на кровать рядом с ним. — Но все проблемы подождут. Ты хоть надолго приехал?

      — На четыре дня.

      — Четыре?! Это 96 часов, да?

      — Ага. — Марк рассмеялся, потому что Торески отказался от намерения отложить всё «до завтра» и скользнул рукой к нему под пиджак. — Как проведём это время?

      — Самым наилучшим образом! — Дан встал.

      — Куда ты?

      — Хочу принести вина. Ты же ведь не откажешься?

      — Ни за что на свете.

      — Я сейчас. — Торески оставил его одного.

      Марк сел и мотнул головой. Всё было так легко и просто. Вспомнив про «правило №1», Марк сбросил пиджак и опять улёгся на кровать, заложив руки под голову.

      Вернулся Дан с двумя бутылками.

      — Две? — спросил Марк. — И без бокалов?

      — Ничего лишнего, помнишь?

      — Разумеется.

      Торески залез на кровать и подал одну из бутылок Марку. Это было то самое вино. Марк с наслаждением пил его, зная, что когда он вернётся, то такого будет негде выпить.

      Пить вино из горлышка, ничем не закусывая, через каждые несколько минут целуясь, беспричинно смеясь, да ещё и на голодный желудок… Неизвестно как насчёт Дана, но Марк порядочно опьянел. Торески это заметил и забрал у него бутылку со словами:

      — Знаешь, оставим это на потом? Иначе, боюсь, мы так нарежемся, что ничем вообще не сможем заняться.

      — А чем бы тебе хотелось? — Марк перевернул Дана на спину.

      — Ну, ты ведь знаешь? — Он поманил его к себе.

      Всё, что было дальше, запомнилось плохо, но было великолепно.