В те часы, что Марк спал в эту ночь, ему снились кошмары, в которых были выстрелы и кровь. Утром, где-то часов в девять, Марк проснулся ещё более разбитым, чем накануне, и больше не заснул. Он пролежал с час, прокручивая в голове то, что было вчера. Да, Торески не ангел, но ничто не могло убить в Марке любовь к нему.

      Марк осторожно наклонился к любовнику. Дан был прав: лицо у него распухло, нижняя челюсть была сплошным синяком. Но даже несмотря на это его лицо было прекрасно. Марк поцеловал его в губы с той стороны, где синяка не было, потому что боялся причинить ему боль. Дан так хорошо спал, Марку не хотелось его будить. Торески не проснулся, разве только веки слегка задрожали.

      Марк встал, надел боксеры и спустился вниз. Он решил сделать себе и Дану кофе, хотя и не знал, любит ли вообще Дан кофе, но решил попробовать наудачу: сварить на свой вкус, может, Торески и понравится. Он этим увлёкся и вздрогнул, когда неожиданно появился Эван.

      — Привет, — сказал он. — Не ожидал тебя тут увидеть.

      Марк ему кивнул, а сам почувствовал себя неловко: он ведь был почти раздет.

      — Ты по делам или ради него? — поинтересовался Эван, но тут же сам себе ответил: — Ну, естественно. А где Дан?

      — Спит, — ответил Марк, пытаясь припомнить, когда это они успели перейти на «ты».

      — Он на самом деле болен, или это так, слова?

      — На самом деле.

      — И что с ним?

      — Лихорадит.

      — Ясно. — Может, Эван и не поверил, но вида не подал. — Я тут оставлю бумаги… Ты потом передашь ему?

      — Разумеется.

      Эван собрался уйти, но потом вернулся:

      — Извини, можно спросить?

      Марк кивнул.

      — У вас что, в самом деле всё так серьёзно?

      Марк опять кивнул.

      — Ну и ну, — сказал Эван, — я не думал, что у вас будет «продолжение».

      — Я и сам не думал.

      — Желаю удачи, — просто сказал Эван и ушёл.

      Марк взглянул на часы: стрелка была уже практически на десяти. Самое время для кофе и, может быть, ещё для чего-нибудь. Марк поставил кофе на поднос, захватил документы и пошёл наверх. Марк думал, что Дан спит и надеялся разбудить его ароматом кофе, а ещё лучше — поцелуем. Но когда Марк вошёл, то обнаружил, что Дан уже не спит. Он сидел, пальцами распрямляя спутавшиеся волосы, и зевал.

      — Доброе утро, — сказал Марк.

      Торески посмотрел на него и рассмеялся:

      — Доброе утро. Очень мило с твоей стороны — кофе в постель… А что за бумаги?

      — Эван принёс.

      — К чёрту! — Торески сполз в горизонтальное положение с согнутыми коленями и потянулся. — Лучше честно скажи мне: как я выгляжу?

      — Великолепно. — Марк поставил поднос на кровать и поцеловал любовника.

      — Не обманывай. Судя по ощущениям, выгляжу я ужасно.

      — Ты преувеличиваешь. Я не знаю, какой кофе ты любишь…

      — Абсолютно всё равно, лишь бы сладкий.

      — Сколько тебе сахара?

      — Пять.

      Пока Марк размешивал сахар, Торески всё-таки вскрыл конверт и прочёл документы.

      — Что-то важное? — спросил Марк, отдавая Дану одну из чашек.

      — Глупости, как и всегда. — Торески засунул все бумаги обратно в конверт и небрежно швырнул его на тумбочку. — Это всё может подождать.

      — А что не может? — смеясь, спросил Марк.

      — Отгадай с одного раза, — предложил Дан.

      Три дня пролетели совершенно незаметно, пора было возвращаться. Марк взял билет на самый последний рейс, чтобы хоть на пару часов оттянуть расставание. Но, в конце концов, всё равно пришлось вылезти из постели, одеваться и собирать чемодан. Торески, в одной только рубашке, сидел, поджав под себя ноги, и наблюдал, как Марк собирается.

      — Ты ведь меня проводишь? — спросил Марк.

      Дан открыл рот, но ничего не сказал и рот закрыл. Марк повторил вопрос. Волей-неволей Дану пришлось отвечать:

      — Да, хорошо.

      — Может, договоримся, когда снова встретимся?

      — А что, больше не хочешь мне «сюрпризов» устраивать? — весело спросил Торески, поманив его к себе пальцем.

      Марк опустился одним коленом на кровать. Дан обнял его и, целуя его лицо, сказал:

      — Навести меня как-нибудь перед Рождеством. Я припасу для тебя подарочек.

      — Ты для меня лучший подарочек, — сказал Марк. — Но это хорошая идея. Я постараюсь приехать к Рождеству.

      — Будет здорово. Мне всегда грустно в такие дни, — сказал Торески, положив голову ему на плечо. — Как-то тоскливо становится. Но до декабря ещё так далеко!

      — Мы будем звонить друг другу, верно?

      — Конечно. Только не звони днём, я могу быть очень занят.

      — Ладно, — согласился Марк, — в самом деле, нехорошо, если я тебя отвлеку от чего-то важного. А ты звони в любое время дня и ночи.

      — Ночи? — переспросил Дан. — Нет, ночью я тебе звонить не буду. У тебя могут возникнуть проблемы с женой. А я не хочу, чтобы из-за меня страдала твоя семейная жизнь.

      — «Моя семейная жизнь», — повторил Марк, покрепче прижимая Торески к себе. — Моя семейная жизнь — это иллюзия. Я просто обманывал себя всё это время: ни я её не люблю, ни она меня.

      — Можно вопрос? — Торески вдруг отодвинулся и опять подогнул под себя ноги.

      — Всё, что угодно.

      — Почему у вас нет детей?

      — Ну… она от перспективы продолжить род не в восторге, я бы так сказал. А почему ты спрашиваешь?

      Взгляд Дана стал прозрачным.

      — Я бы хотел, чтобы у меня появился ребёнок.

      — Ты можешь жениться и…

      — Не говори глупостей!

      — Почему глупостей?

      — Я не смог бы жить с женщиной, тем более спать с ней. — Торески помотал головой. — Я не ты, я изначально был таким.

      — Тогда усыновить?

      — Нет, это исключено.

      — Почему?

      — Слушай, лучше иди сюда! — Дан потянул его за воротник, и они оба свалились на кровать. — Тебе через полтора часа улетать, а ты тратишь время на чепуху. Со стороны тебя послушать, так…

      Марк подумал, что Торески странно отреагировал. Он читал, что некоторые гомосексуалисты усыновляли детей или как-то умудрялись заделать собственных.

      — Или ЭКО, — сказал всё-таки Марк, — подыскать суррогатную мать и…

      — Марк!!!

      — Почему нет?

      — Вырастет этот ребёнок и спросит: «Папа, а кто моя мама?» И что ему отвечать? Более дурацкой ситуации я себе и представить не могу. Или когда «парочки» усыновляют ребёнка. Ещё хуже! Знаешь, на какой вопрос им придётся отвечать? «Мама, а почему ты мужчина?» Ребёнок, у которого отец — гей, а матери нет вообще, или мать — это не мать, а «дядя Дик»? Да у него будет куча комплексов!

      — Но можно…

      Дан вдруг рассмеялся:

      — Слушай, у меня вдруг появилось такое ощущение, будто это мы с тобой собираемся ребёнка завести.

      У Марка тоже, и он, покраснев, сказал:

      — Забудем. А то договоримся неизвестно до чего.

      — Согласен. У нас ещё есть около получаса, давай проведём это время с пользой? — Торески обнял его.

      — Знаешь, чего бы я хотел? — сказал Марк, целуя его лицо, шею…

      — Чего?

      — Если бы ты был женщиной, я бы бросил жену и женился на тебе.

      — Это что, намёк? — хохотнув, спросил Торески.

      — Какой ещё намёк?

      — Хочешь, чтобы я лёг на операцию по смене пола?

      — Дан, — ошалело сказал Марк, — что ты такое говоришь!

      — Я этого делать не собираюсь. Я себя вполне комфортно чувствую в этом теле. Но вот если бы я мог заново родиться, то я бы родился женщиной. В самом деле, как жаль, что от нас это не зависит! — Он сел, освобождаясь из рук Марка, и потёр нижнюю челюсть. — Но ты ведь умный мальчик, ты так не поступишь, правда?

      — О чём ты?

      — Надеюсь, ты не будешь настолько глуп, чтобы и в самом деле уйти от жены?

      — Я никогда об этом не думал, Дан, но…

      — Никаких «но»! Обещай, что не будешь делать глупостей.

      — Каких глупостей, Дан?

      — Сейчас ты скажешь, что я дрянь… Наши отношения закончатся когда-нибудь. Нужно жить реальностью. И Анжелика — это твоя реальность, а Вегас и я — это приключение, авантюра. Однажды перегорит.

      — Дан, ты всеми силами стараешься меня убедить в том, что ты дрянь, — заметил Марк, — но у тебя плохо получается. И ничего у нас не перегорит. Я не прочь продолжать эту, как ты сказал, «авантюру» всю жизнь.

      — А обо мне ты не подумал?

      — В смысле? Тебе хочется трахаться с кем-нибудь, вроде Стэна, каждый день, не дожидаясь Рождества? — Марк опрокинул его на кровать и прижал его руки к кровати.

      — Это ты сказал, не я. Я другое имел в виду, — возразил Торески, не сопротивляясь. — Я не прочь продолжать всё это… таким вот образом. Но я был бы тебе весьма признателен, если бы ты ослабил хватку: мне больно.

      — Да ну? — Марк запрокинул ему голову поцелуем, и оставшиеся двадцать минут они провели вполне неплохо.

      Потом Торески выскользнул из рук любовника и стал одеваться.

      — Я отвезу тебя в аэропорт, так уж и быть, — сказал Дан.

      — А может, послать к чёрту этот самолёт? — предложил Марк.

      — Это дурно скажется на твоей работе. Одевайся! — Дан бросил ему рубашку. — Знаешь пословицу? Чем быстрее от меня улетишь, тем скорее ко мне вернёшься. А если ты не уедешь, то и приехать ко мне не сможешь.

      — Мне бы твою непосредственность, — сказал со вздохом Марк, надевая рубашку.

      — Бери, если хочешь. — Дан рассмеялся и накинул на плечи кожаный пиджак.

      У зеркала он долго смотрел на себя, потом с огорчением потёр скулу и сказал:

      — Нескоро ещё это пройдёт.

      Марк опять живо вспомнил то, что произошло три дня назад, и обеспокоенно сказал:

      — Дан, тот… Клайд… опять к тебе заявится?

      — Нет. — Торески повернулся к нему. — Я не говорил? Его арестовали.

      — За что?

      — Кто-то позвонил в полицию и сообщил о незаконном хранении и ношении оружия.

      — И ты знаешь, кто это?

      Дан приподнял и опустил плечи, но Марк по его лицу понял, что это сам Торески и позвонил в полицию.

      — Так что, — вполне весело сказал Торески, — на какое-то время я избавлен от его домогательств.

      — А потом?

      — А что потом?

      — Ну, когда он выйдет?

      — А потом он опять за что-нибудь сядет. Так всегда бывает, Марк, — таким тоном сказал Дан, словно это была аксиома. — Не о чем волноваться.

      — Немного же ты в этом случае ему заплатил! — предположил Марк, вставая и одеваясь.

      — Мы с ним изначально договорились на сорок тысяч в месяц, но теперь он хочет больше. А больше он не получит, уж поверь мне. Ты готов?

      Марк пошарил глазами по комнате:

      — Вроде бы всё, ничего не забыл.

      — Тогда едем. — Дан потянул его за руку вслед за собой.

      Машины у входа не было.

      — Мы на такси? — спросил Марк, ставя чемодан на асфальт.

      — Нет, сейчас я машину из гаража выведу.

      Несколько минут спустя Торески подрулил на ослепительно чистой красной «Феррари». Марк прежде не видел у него этой машины.

      — Новая? Когда ты её купил? — поинтересовался Марк, гладя «Феррари» по боку.

      — Нет, не новая, это моя личная машина. Все те, на которых мы с тобой прежде катались, — это авто компании. А эта к компании никакого отношения не имеет.

      — Я всегда хотел иметь такую классную машину, — сказал Марк.

      — У тебя нет?

      — Машина-то есть, «Пежо».

      — Тебя она не устраивает?

      — Устраивает. Но знаешь, у человека ведь должна быть какая-нибудь мечта.

      — Ну, поехали. — Торески нажал на газ, и «Феррари» сорвалась с места.

      — Надеюсь, скорость ты превышать не собираешься? — Марк пристегнулся.

      — Тебе не нравится скорость?

      — Я не хочу торопиться. Ты как будто хочешь выпроводить меня? — предположил Марк.

      — Я уже это слышал. — Дан резко притормозил на светофоре, оба они качнулись вперёд. — Я могу сбавить скорость, если тебе хочется.

      Пару кварталов они проехали медленно, но потом Дан опять прибавил скорость до семидесяти, а может, и восьмидесяти. Марку, несомненно, быстрая езда нравилась, но не нравились обстоятельства. Он был бы не прочь прокатиться по Вегасу, но в аэропорт хотел бы ехать помедленнее. До посадки ведь было ещё порядочно времени, и торчать в зале…

      — Ты хоть останешься со мной до самой посадки? — вдруг встревожился Марк.

      — Ладно, — согласился Торески, — до самого отлёта, как и в прошлый раз.

      Народу в зале ожидания было не так много, всё-таки один из последних рейсов. Дан бухнулся в кресло:

      — Посидим на дорожку, а?

      Марк сел в соседнее кресло:

      — Может, рейс задержат?

      — Не думаю. Вон, смотри на табло, никаких изменений. — Трески наклонил голову набок и с лёгкой улыбкой посмотрел на любовника. — Знаешь, что я тебе пожелаю? Чтобы последние твои часы в Вегасе были самыми… одними из самых сладких часов, что ты провёл здесь!

      — В смысле?

      Дан обнял его, совсем не заботясь о том, что на них могут смотреть другие «ожидающие», и, запустив пальцы ему в волосы, стал его целовать. Сначала Марк чувствовал себя неловко, потом забылся. Сладко, в самом деле, было целовать его сейчас: неизвестно, когда ещё он его снова поцелует. От мыслей об этом становилось холодно где-то внутри, но поцелуи были ещё желаннее.

      Наконец, диктор объявил посадку. Марк весьма неохотно оторвался от Торески:

      — Чёрт, как быстро! Уже пора.

      — Счастливо, — сказал Дан, гладя его по щеке и ещё раз целуя его почти взасос.

      Торески, вопреки собственным словам, проводил Марка до самого турникета и на прощанье сказал:

      — Удачи, Марк.

      — Береги себя.

      — И ты тоже. — Дан опять поцеловал его, на этот раз в щёку.

      Марк отправился по коридору, похожему на переход метро, к самолёту. Когда он украдкой обернулся на углу, то увидел, что Дан по-прежнему стоит у турникета. Заметив, что Марк оглянулся, Торески кивнул и помахал ему рукой — всё, как в их прошлое расставание. Но в отличие от прошлого расставания, в нынешнем была надежда на встречу. Как знать, может быть, и скорую.