Погребальных костров было два – в одном, набросанные без разбору, валялись трупы мертвяков и чудищ, в другом, бережно закутанные в промасленный лен, покоились погибшие жители Редклифа. Халиль настояла, чтобы тело Йована положили вместе с ними, и отходную молитву над разгоревшимся горклым пламенем, жирный пепел от которого въелся в мантию и корни волос, прочитала сама. И не запнулась ни разу.

Винн смотрела странно, но молчала, взяв на себя переговоры с банном Теганом. Даже Изольда в ее компании не истерила, была предельно вежлива и приятна – но только на некотором расстоянии. И обрадовалась она совершенно неприкрыто, когда отряд не стал задерживаться в замке, а собрался за сведениями об Урне: времени, пока маги получат сообщение и примчатся с помощью, как раз хватило бы на дорогу до Денерима и обратно.

Теган даже дал им лошадей: то ли помогал спасти брата, то ли торопил покинуть Редклиф и не показываться на глаза без результата. Халиль устала выверять улыбки и фразы даже больше, чем от проведенного в седле дня: тягучее нытье в мышцах было честнее и проще аристократических приблуд, так же, как честнее любого обещания Изольды было даже откровенное несогласие Стэна или закатывание глаз Зеврана.

Каждому в отряде она была безраздельно благодарна. За немую поддержку, тепло, отобранное у нее дежурство и помощь с лошадьми. Особенно с ними нравилось возиться Лелиане: она смеялась и травила байки, пока скармливала тонконогим кобылкам мелкие в кислинку яблоки, и Халиль, подставляя за компанию ладони под теплые бархатные губы, тоже улыбалась.

Вот тогда-то – в первый лагерный вечер после Редклифа, - Винн и позвала ее поговорить. В палатке чародейки даже на марше царил безупречный порядок – аккуратно разложенный спальник, проглядывавшие из приоткрытой сумки складка к складке упакованные вещи, издевательски ровный ряд пучков собранного в пути корня для новых порций зелий. Не сразу Халиль поняла, найдется ли ей здесь место, и даже когда Винн похлопала рядом с собой, на спальнике уселась с самого края, поджав ноги и нервно сплетя пальцы на коленях.

- Девочка моя, уж просвети старуху, - если бы их окружали не походные условия, а уют Башни и книжные стеллажи в кабинете самой чародейки, она бы обязательно разлила чай по своим любимым, с голубыми розами, чашкам, подтолкнула мисочку с хрустким медовым печеньем и даже камин запалила пожарче, чтобы не приходилось кутать ноги в мохнатый плед. Но костер был снаружи, одеяло в скатке лежало в углу, и улыбка Винн показалась дрогнувшей от холода… И будто вымученной. - Что за заклинание ты использовала на Йоване?

Халиль знала, что рано или поздно придется ответить. Заранее перебрала возможные варианты и даже попыталась придумать что-то совсем фантастическое. Быть может, даже попробовать промолчать – но не с Винн. С кем угодно, но не с ней.

- «Взрыв разума». Модифицированный. Мне Рам показал, как с энтропией сочесть, - рубленные фразы облегчали ложь – каждый раз, когда сдавал голос, Страж попросту молчала, будто подбирала слова. – Не знала, что на раненных это подействует… Так.

Шнуровать вход Винн нарочно не стала – света ранних сумерек и костровых переливов хватало, чтобы им не приходилось щуриться в палаточной полутьме. Отчетливо чародейка поджала губы, покачала головой – неправильный ответ, и Халиль почти ойкнула, стремясь исправиться и снискать одобрения наставницы…

Почти. Если бы ей могли сниться хоть сколько-то хорошие сны, в них она опять бы корпела над эссе в библиотеке Башни и пила травяной чай из чашек с синими розами. Но в ее крови была скверна, в кошмарах – Архидемон, а среди страхов давно не осталось ужаса перед ошибкой в учебе. И даже дрожь, даже желание сильнее вжать голову в плечи и постараться придумать другой ответ осталось всего лишь привычкой.

- После Остагара у меня было время выяснить, как же так случилось, что ты попала к Стражам. Признаться, крайне, - едва слышно Винн скрипнула зубами, будто проглатывая что-то, - странная история, до сих пор не верится. Но Лиль, дорогая, у меня на глазах шайка Ульдреда едва не уничтожила Круг, уж поверь, я узнаю магию крови, как бы ты ни маскировала ее. Признайся, этому… тебя тоже Рам научил?

- Нет, - сглотнула эльфийка. – Это не то, что вы думаете… То есть, все было не так…

- Раньше ты не лгала мне, - покачала головой Винн, и Халиль свою виновато опустила, не понимая, желает больше сгореть от стыда или провалиться под землю от того, что ее все-таки раскусили. С того самого дня она знала, что этот разговор случится однажды, но все надеялась на отсрочку. На милостивого Создателя, который, отняв любимого и прошлую жизнь, не оставит без наставницы…

Без матери? Ведь именно скорбь почти родительская сделала тени на лице чародейки такими острыми и тяжелыми. Смотреть на них было невыносимо – Страж и не смотрела, ссутулилась, скорчилась внутрь себя, снова мотнула головой, вслепую отрицая любой вопрос.

Винн вздохнула и коснулась плеча.

- Покажи руки, Халиль.

Не совет и не предложение – требование. Распознать было легко – и по полному имени, и по тону, от которого мурашками окутало спину и затылок. Можно, конечно, попытаться выбраться из палатки – наверняка впопыхах запутавшись в стенках, веревках и спальнике, превратив бегство в посмешище, - и Винн (Халиль точно знала) не стала бы преследовать.

Но потребовала бы завтра.

И послезавтра.

И в каждый день после, превратившись из наставницы в стоящую за спиной тень возмездия.

Очень медленно, путаясь в застежках и все оттягивая до судорог в прилипшем к хребту животе – она ела, честное слово, просто после мертвецов кроме яблок в рот ничего толком и не лезло, - Страж ослабила туго охватывавшие рукава, закатала левый почти до локтя, правый – только до середины, чтобы не оголять самый свежий, саднящий след. После Тени заживало медленнее, хотя остальные превратились в белесые полоски, чуть перламутровые в слабом мерцании.

Винн устала ждать, перехватила крепко запястья, вгляделась в редкую сеть шрамов, стиснула зубы – и почти отшвырнула от себя руки эльфийки. Как написанную ради самого факта работу первогодки, или как подложенную на стол в качестве розыгрыша муляжную крысу, или… Или хуже – Халиль, слишком мало прожив вне Башни, не могла найти подходящее сравнение. Все ее мысли вертелись вокруг воспоминаний об учебе, хотя в глубине она прекрасно понимала – в Круге чародейка никогда не поступила бы так даже с самым наглым и дерзким учеником.

А с ней – легко. Брезгливо оттолкнула, пырнула взглядом по нутру - Страж сглотнула и прижала ладони к груди. Молча: скулы свело горечью так, что даже взвыть не вышло бы, только проскулить – но уж на это ее выдержки хватило.

- Не ждала от тебя такого, - как на похоронах, строго и скорбно процедила Винн. – Уж мне казалось, ты лучше других понимаешь, как опасна магия крови, как она может разрушить изнутри. Выходит, когда ты плакала, опасаясь собственного дара, когда просила помощи – тогда ты меня тоже обманывала?

- Нет, что вы, наставница, - Халиль затрясла головой, взглядом упершись в натянувшуюся на коленях ткань. Пальцы дрожали, как ни прижимай, как ни стискивай, да и голос трепетал, будто переломанный. Эльфийка вскинула голову – от резкого движения на миг перестало жечь глаза, - почти закричала, негромко, но пронзительно, надсадно, сквозь спазм. – Я никогда не лгала вам до этого! Вы просто не видели… Рама. Он у меня на руках умер, понимаете? На руках. Я…

- Так и знала, что он тебя испортит. Всегда говорила Ирвингу, но он не видел гнильцы в нем, считал, что талант выше отношений.

- Вы не можете так говорить! Вас не было, когда он умер, защищая меня!

- А пришлось бы ему умирать, если бы ты не попыталась сбежать? – с все той же холодной, выцеженной как яд брезгливостью отрезала Винн, и Халиль дернулась от словесной пощечины. – Ты всегда соглашалась, как важно магу с твоим… Прошлым оставаться в Башне. Верила в это. Какая я была дура, что считала эти речи искренними.

- Я верила. Правда верила, - почти безразлично опустила голову эльфийка, зашептала скорее себе – оправдываясь. Она не виновата, что Рам погиб, не виновата, он хотел, как лучше, она пыталась…

Не смогла, не спасла, не сделала.

- Я верила, - как заведенная повторила Страж, до кости прощупала собственное запястье, пытаясь успокоиться, не разрыдаться на глазах оледеневшей наставницы. – Если бы Круг убил меня, было бы не страшно. Но это уничтожило бы его. Нашу любовь. Вы хоть что-то знаете о любви, наставница?

Она не могла поднять взгляд – плечи и затылок залили свинцом, - только покосилась сквозь упавшие пряди, поежилась, увидев в ответ все тот же холод и презрение.

- О любви? – Винн приподняла в вежливой издевке брови, кивнула. – Да, я знаю кое-что об этом. О преданности дому и учителям, которые тебя взрастили. О верности магам-товарищам, которых ваше бегство подставило. О любви к Создателю, которую ты отвергла, обратившись к гнуснейшему из искусств. Ты предала всех, кого могла, Халиль – меня, Круг, Создателя, - и теперь пытаешься оправдаться тем, что сделала ради любви?

- Но вы же знаете, что это не так! – кажется, даже суставы в ее теле научились гнуться против положенного – эльфийка, все также скорчившись, обернулась, полусидя, полупристав на колене затряслась от сухого сдерживаемого крика. - Я пыталась по-другому, пыталась, наставница, поверьте, пожалуйста, я не хотела, чтобы вышло так, но если я не защитила Рама – хотя бы их, - она мотнула головой куда-то в сторону костра, стихла, - защищу. Разве Создатель был бы против спасти их?

Винн была очень близко, ближе даже, чем в Башне, когда их разделял обычно в ровных стопках книг стол. Халиль трясло, потому что желания рвали пополам: она хотела сбежать подальше и, одновременно, упасть в объятья чародейки, прижаться к все еще пахнущей библиотечной пылью мантии, зарыдать – в голос, может даже завыть, - умолить ее хотя бы прислушаться и поверить хоть каплю.

Столько боли она выплакивала Винн за годы обучения – и обиды, и паники, и усталости, - и всегда получала поддержку почти материнскую, теплую и обволакивающую ласку ладони по голове, пару слов, от которых теплело на душе и переставал быть мерзким вкус воздуха Кинлоха.

- Наставница… - просяще потянулась к чародейке взглядом Халиль – и оборвалась. Застыла. Ее больше не ждали и вряд ли даже терпели рядом с собой – чародейка даже не вздрогнула и уж тем более не подобрела взглядом.

- Не зови меня так. Этому, - с новой порцией осуждения хлесткого, как плеть, покосилась на руки в шрамах Винн, – я тебя точно не учила.

Скупо Халиль кивнула – от жеста сложнее ее бы разметало в кусочки. Положение было ненадежно, но малейшее движение раскачало бы еще больше, она застыла, как подкосившаяся статуя над головами прохожих… Над своей собственной головой – невозможным парадоксом, но воплощением вполне реального отчаяния.

- Как скажете, старшая чародейка, - бесцветно, сквозь пустыню содранного о слова нёба прошептала она. – Вы теперь уйдете?

- В одном ты права, они, - едва обозначила жест кистью в сторону костра Винн, - не виноваты в случившемся. Должен же кто-то приглядеть за Лелианой и Алистером, - поджала она губы, задумчиво кивнула собственным мыслям. – Склонна скорее остаться, но не ради твоих ошибок. Мне надо будет подумать, пока можешь идти.

Указ был однозначен. Халиль неловко пошатнулась, оперлась на костяшки, приподнимаясь. Если бы хоть на миг чародейка дрогнула, если бы дала хоть чему-то сострадающему или понимающему проступить на лице, никуда бы эльфийка не ушла. На коленях вымолила бы услышать ее – ничего, она не гордая, не после Круга, - вцепилась бы в юбки и не отпустила, потому что она-то в помощи нуждалась гораздо больше, чем смешливая Лелиана или вполне довольный своей ролью Алистер, потому что ей как никогда важен был хоть кусочек прошлого – ее с Рамом прошлого, - который не осуждал бы…

Винн непреклонно отмахнулась, с видом полного безразличия вытащила из сумки книгу – с идеально белоснежной, без единого залома закладкой, - словно отослала прочь слугу-формари. Без излишнего гнева или пренебрежения, но как тварь безголосую и бесчувственную; как шавку.

Путаясь в ногах, Халиль выбралась из палатки – ничего не задев и не опрокинув, на удивление, словно телом ее на несколько минут владел кто-то другой, с холодной головой и немым сердцем. Огляделась – чуть потемнело, но красноватое зарево еще кутало макушки леса своей пеленой, - над костром кипел, плюясь запахом жаркого, котелок, рядом с палкой для помешивания наперевес перешучивался с Алистером Зевран.

Они посмотрели на нее – Ворон тревожнее, перехватил ветку, словно клинок, - но Халиль хватило сил вымученно улыбнуться и покачать головой. И ровно держа спину, дойти до своей палатки. И даже, глотая обиду и унижение, застегнуть рукава, переплести волосы в косу – волосок к волоску, как любил Рам, правда, он всегда их потом распутывал, как нарочно, наслаждаясь самим процессом, - и расправить комок одеяла, вытащенного из седельной сумки, и вот тогда-то ее прорвало, смело одним ударом оземь, полоснуло осколком рыданий по горлу.

Эльфийка скорчилась, вгрызлась в запястье, чтобы плакать беззвучно. На ощупь – перед глазами стелилась сплошная пелена, - вцепилась в холку Гвиндора, когда мабари, безошибочно почуяв ее настроение, залез в палатку, вжалась лицом в теплую, пахнущую землей и лесом шерсть…

И не заплакала даже, а тихо заскулила, как потерявший мать щенок. Пес ободряюще гавкнул, не добившись ответа, молча принялся слизывать испарину со лба и соленые дорожки с щек, тяжело задышал, грея и успокаивая, пока Халиль не устала настолько, что не провалилась в сон.

Заменить потерянную семью Гвиндор не мог. Но старался, как умел – и от его заботы становилось чуть легче. Будто Создатель услышал ее молитвы и впустил в сны Рама, дал ему хотя бы миг пообещать, что все наладится, что все будет в порядке…

Но исправно в кошмарах навещал ее только Архидемон.