Сознание возвращается мгновенно и крайне болезненно, потому что Дин обнаруживает, что выкашливает свои лёгкие из горящей огнём груди, лёжа на песке.

Сесть — практически непосильная задача, но как только он делает попытку приподняться, его сразу подхватывают и помогают угнездиться, опереться спиной о чью-то широкую, горячую грудь.

Чью-то.

Ха.

Дышать трудно, в горле саднит, в голове тяжесть, но хуже всего то, что ему чертовски холодно, несмотря на уютное тепло сзади. Он нащупывает руки брата и заключает себя в их кольцо.

Тот придвигается ещё ближе и обхватывает крепче.

— Как ты? Можешь говорить?

— Не уверен…

Голос скрежещет, с трудом продираясь сквозь саднящее горло. Мучительный кашель периодически встряхивает всё тело.

— Что… случилось?

— А что ты помнишь?

— Леди Гамильтон не понравились… кха-кха… мои домогательства…

Сэм тепло дышит в шею, слегка мазнув губами по коже, когда раздвигает их в улыбке. У Дина от этого лёгкого прикосновения все волоски на шее встают дыбом, а кожа — там, где она не скрыта тканью гидрокостюма — покрывается мурашками.

— Не мог не пристать к девушке, а, Дин?

Старший Винчестер снова кашляет и только кивает — голоса нет. И не только из-за саднящей боли в горле. До его организма начинает доходить, что он всё ещё жив. Выброс адреналина, кажется, достаёт все клетки в теле, и каждую оставляет в нервно-возбуждённом состоянии. Организм хочет доказательств, что он не прекратил своё существование, и близость брата вообще никак не способствует восстановлению спокойствия.

Но сидеть вот так — греться в крепких объятьях — это пока что всё, о чём он мечтает.

Он вытирает рукой щеку и обнаруживает на пальцах полувысохшую розовую пену. Потрясающе. Получается, что он фактически утонул. И 100% пропустил искусственное дыхание «рот в рот»… Ничего. Наверстаем.

— Так что случилось? — скрипит Дин.

— У тебя фонарь погас. Я дёргаю верёвку, а она выплывает вообще без сопротивления. Пришлось прыгать в воду и плыть туда, где в последний раз был виден свет. Второго подводного фонаря нет, в воде абсолютно ничего не разглядеть, не представляю, на что я вообще надеялся и как собирался тебя искать… Шансов же практически никаких — тебя нигде не видно, зато где-то там мстительный дух, а мы посреди озера, ни солью посыпать, ни железом ткнуть, самому бы на поверхности удержаться… И тут тебя просто суют мне в руки.

— Чего?!

— Я не знаю как ещё объяснить. Раз — и ты у меня в руках. Как посылка. И по-моему, пока я тебя до берега тащил, тебя поддерживали и слегка подталкивали, иначе я ни за что не успел бы вовремя…

— Тогда какого хрена кха-кха-кха меня сначала утопить пытались?!

Кашель сворачивает разволновавшегося Дина вдвое, но одна крепкая рука держит его поперёк живота, а вторая поддерживает за грудь, и он вскоре выпрямляется, слегка задыхаясь.

— А вы попробуйте сами сохранять спокойствие, когда какой-то неизвестный ворует ваши кости с неопределенной целью!

В следующую секунду Винчестеры уже стоят на ногах, с дробовиками, направленными в сторону слегка шелестящего женского голоса.

— Идиоты, — роняет голос с такими знакомыми интонациями, что оба опускают дробовики, а Дин тянется почесать в затылке.

— Леди Гамильтон? — осторожно спрашивает Сэм.

— Совершенно верно, джентльмены.

Она проявляется перед ними.

Полупрозрачная, но даже в таком состоянии элегантная, с аккуратной причёской, в длинном, струящемся платье, закрывающем лодыжки.

— С кем имею честь?..

— Сэм Винчестер, миледи. А это мой брат Дин.

Старший Винчестер с изумлением наблюдает, как младший отвешивает церемонный поклон, а призрак наклоняет голову в ответ.

Пока Дин раздумывает, не сделать ли ему книксен в этой плохой пародии на салон 19-го века, Сэм решает окончательно взять разговор в свои руки.

— Простите нас, миледи. Мы пытаемся выяснить, почему здесь было так много смертей.

— И вам помешали мои кости?

— Мы думали, что это ваших рук дело, и хотели сжечь ваши останки.

— Идиоты, — повторяет она с той же непередаваемо-знакомой интонацией, от которой сразу появляется желание опустить глаза в пол и начать оправдываться.

— Впрочем… Один из них действительно мой.

— Что вы имеете в виду?

Дин, оставленный в стороне от разговора, настораживается и аккуратно перехватывает дробовик.

— Одного из них действительно утопила я. Других спасала. Некоторые при виде меня начинали паниковать и ещё быстрее шли на дно… Тем не менее, абсолютное большинство тех, кто вернулся из озера живым — вернулся благодаря мне.

Дин переступает с ноги на ногу и чешет дулом дробовика в затылке.

Сэм, помолчав, продолжает:

— Что в этом озере, миледи? Какой-то галлюциноген? Опасные примеси?

Она печально усмехается.

— Вы думаете, мой муж мирным путём выкупил это место у индейцев?

Винчестеры переглядываются, и Дин вступает в разговор:

— Что, какое-то древнее индейское моджо?

— Моджо?..

— Ну… заклинание.

— Хм. Именно. Как вы выразились, древнее индейское моджо. Очень мощное проклятие. Озеро должно было забирать всех белых, кто решит в него войти.

— И почему же не забирало? Вам ведь не всех плавунов спасать приходилось?

— Плавунов… Вы очень забавный молодой человек.

— Чуть не ставший очень мёртвым молодым человеком… — ворчит себе под нос Дин.

— Я прошу у вас прощения. Я не знала ваших целей и не знала, как ещё вас остановить. Меня нельзя убирать из озера.

— Почему?

Сэмми сейчас похож на ищейку, взявшую след.

Дин старается не улыбаться.

— Моя кормилица была индианкой. Она подсказала, что проклятие можно сильно ослабить, если по доброй воле стать стражем озера.

Она пожимает полупрозрачными плечами.

— Ну… я и стала.

Сэм резко выдыхает, но молчит.

Ох ты ж…

Добровольно прыгнуть в озеро, обречь себя на вечные блуждания в виде призрака, и всё ради того, чтобы спасти хотя бы часть людей… Чем-то этот сценарий Дину очень знаком.

Он подходит ближе к брату и кладёт ладонь ему на спину, чтобы напомнить, что он рядом. Всегда рядом.

И вздрагивает — Сэм насквозь мокрый.

Ну конечно — он прыгнул в озеро, не теряя времени на раздевание. И с тех пор так и ходит в мокром. А Дин еще об него грелся… Спина начинает ныть при одном воспоминании о потерянном блаженном тепле.

— Этот идиот мой лорд-муж вообще не хотел меня слушать. Я просила не продавать озеро, хотела сделать здесь закрытую территорию. Но Морган считал всю индейскую магию детскими сказками.

У них есть что-нибудь сухое? Сэмми нужно срочно переодеть…

— Вы сказали, что одного всё-таки утопили…

Точно! Есть же его собственная одежда! Раз он пока что в гидрокостюме.

— Да… Я не горжусь этим. Но был шанс закрыть озеро, когда здесь в прошлый раз брали… пробы? Правильно? Ваши учёные всё-таки нашли какие-то опасные примеси, но прежний руководитель заповедника решил «потерять» результаты, чтобы не закрывать озеро. И захотел на собственном примере показать, что здесь можно вполне безопасно купаться. И я разозлилась, признаю. Я прошу меня простить.

Чёрт, где же его одежда… Вроде, где-то тут раздевался…

— И вы не могли никому показаться и всё объяснить, потому что ваши кости были в озере. А сейчас Дин забрал их часть с собой, поэтому вы можете быть здесь и говорить с нами…

Бинго! Нашёл!

— Совершенно верно. Я не могу покидать воды озера, пока мои кости там. А в воде говорить не получается…

Дин бесцеремонно встревает.

— Сэм, снимай одежду.

— Чего?!

— Леди, отвернитесь, он стесняется.

— Чувак, что на тебя нашло?

— Ты мокрый. Либо сейчас же раздеваешься и надеваешь мою одежду, либо я тебя вырублю и сделаю это сам.

— Дин, это ты у нас только что тонул. Так что лучше переодевайся сам.

— Нет, вы посмотрите на него — не слушается старших! — Дин разводит руками и поворачивается «за помощью» к леди Гамильтон.

— Слушайтесь старшего, молодой человек, — в её голосе явно чувствуется улыбка.

— Вот видишь! Гидрокостюм водооталкивающий, в нём тепло. А тебя выжимать можно. Раздевайся.

— Ты спятил, — убеждённо говорит Сэм.

— Именно. А с сумасшедшими спорить опасно.

— Оставлю вас ненадолго, джентльмены.

Призрак исчезает.

Винчестеры стоят, в упор глядя друг на друга.

Наконец Сэм фирменным движением закатывает глаза, раздражённо выдыхает и начинает переодеваться.

Дин незаметно переводит дыхание.

И уже не столь незаметно наблюдает, как лунный свет мягко оглаживает выточенные из мрамора мышцы, прежде чем они снова скрываются под слоем одежды.

Он сглатывает. Адреналин всё ещё никуда не делся, и его телу по-прежнему нужны доказательства собственного существования. А гидрокостюм совсем не оставляет места для стояка, и это, господа джентльмены, очень и очень больно…

Если бы не призрак…

Дин снова сглатывает. Раздеть мелкого и беспрепятственно любоваться переливами света и тьмы на его коже… Заняться сексом здесь, на берегу пещерного озера, под светом звёзд… под любопытным взглядом мёртвой леди… Бррр.

Он приходит в себя и обнаруживает, что Сэм снова стоит перед ним, как-то обречённо глядя в глаза — мол, что ещё придумаешь, старший брат?

Но Дина гораздо больше занимает открытая полоска кожи на животе у мелкого, там, где слишком короткая футболка не достаёт до края слишком широких, висящих на бёдрах джинсов.

Он протягивает руку и касается её самыми кончиками пальцев, с удовлетворением замечая, как вздрагивает Сэм, и как его скулы слегка окрашиваются румянцем.

Дин с сожалением убирает руку.

— Давай заканчивать здесь, Сэмми.

Тот кивает и зовёт призрака.

Они закапывают на берегу три взятые из озера кости, чтобы леди Гамильтон могла появляться и здесь, и при необходимости отпугнуть любителей купаться. Впрочем, озеро всё равно будет закрыто для купания на всё время проведения расследования.

— Мы вернёмся, миледи. Найдём обратный ритуал и вернёмся, — говорит Сэм.

Леди Элеонора провожает их грустной понимающей улыбкой.

***

Воздух в машине чуть не потрескивает от напряжения. Парни молчат. Мокрая одежда Сэма кучей свалена на заднем сиденье.

Старший Винчестер всё ещё в гидрокостюме, поэтому за рулём младший.

Дин периодически поглядывает на сосредоточенный профиль брата.

Его по-прежнему не отпускает. Все нервные окончания словно оголены, и под кожей толпами маршируют мурашки.

Впрочем, в том, что он сейчас не за рулём, есть и свои преимущества…

Он кладёт руку Сэму на бедро, и тот от неожиданности выворачивает руль в сторону. Импала взвизгивает покрышками, резко мотнувшись влево и вернувшись обратно, когда Сэм выравнивает руль.

— Дин!!!

— Тише, Сэмми, тише… У тебя в руках руль и обе наши жизни. Следи за дорогой.

Дин ведёт ладонь выше, с удовлетворением замечая, как меняется выражение лица брата, и как тот, бросив взгляд на старшего, закусывает нижнюю губу, поудобнее перемещая вес на сиденье и крепче обхватывая руль.

Ха.

Ты ещё не знаешь, на что согласился…

Ладонь Дина добирается до молнии на его собственных джинсах. Он проводит большим пальцем по уже обозначившемуся бугру и чуть не стонет сам — чёртов гидрокостюм.

Он добирается до ремня — единственного, что держит его джинсы на узких бёдрах Сэма — и расстёгивает его.

— Дин… ты уверен? Может, я остановлю где-нибудь?

— Сэмми, ещё полчаса в этом гидрокостюме, и у меня крыша поедет. А если я сейчас не сделаю хоть что-нибудь, у меня поедет всё. Мне надо, Сэм. Пожалуйста.

Тот коротко кивает и расслабляется, сосредоточенно глядя на дорогу.

Дин смотрит на брата, и что-то огромное, жгучее и ошеломляющее, чему нет названия, клокочет внутри него. Оно ищет выход, и Дин возвращается к прежнему занятию, хотя знает, что этого будет недостаточно. Никогда не будет достаточно. Возможно, оно успокоится, если впитать Сэма полностью, чтобы всегда был с ним. Неотделимо.

Но тогда нельзя будет сделать вот так…

Рука Дина ныряет за пояс джинсов и ложится на уже натянутую ткань боксеров. Член под его ладонью дёргается и быстро увеличивается в размерах. И всё равно в джинсах достаточно просторно для того, чтобы он беспрепятственно смог поправить его и начать медленно оглаживать сквозь ткань боксеров, от основания до головки.

Сэм резко втягивает в себя воздух, но никак не комментирует.

Дин не торопится. Им до мотеля ещё минут пятнадцать, и ему нужно, чтобы к тому времени как они приедут, все части Сэма были в полной боевой готовности.

Вот только он сам…

О.

О!

Дин отвлекается от своего занятия, чтобы извлечь из бардачка достопамятную пробку и тюбик со смазкой, с недавнего времени поселившийся там на постоянной основе.

Он предъявляет их Сэму, получив в награду полувздох-полустон сквозь сжатые зубы:

— Дин…

Старший Винчестер удовлетворённо хмыкает и тянется за спину — расстегнуть неудобную молнию. Она заканчивается немного ниже талии, и дальше приходится попотеть, чтобы просунуть руку со смазанной пробкой ниже, пробираясь между кожей и неохотно уступающей тканью. Зато как только он правильно располагает игрушку у входа в анус — рука там больше не требуется. Давление плотного, малоэластичного неопрена медленно, но верно вдвигает пробку внутрь.

Дин переводит дыхание. В ушах уже шумит, а ведь он только начал.

Он опускается на колени возле ног брата — господи благослови цельные сиденья импалы — и наконец расстёгивает на джинсах пуговицу и молнию, выпуская наружу полностью отвердевший член. Рот наполняется слюной — до того хочется ощутить на языке эту гладкую тяжесть, и Дин не отказывает себе в удовольствии.

Он втягивает ноздрями воздух. Сэм пахнет мускусом, озерной водой и чем-то неуловимо знакомым и бесконечно родным. Кончик языка касается расщелины на головке, и Сэм вздрагивает.

— Тише, тише, — шепчет Дин прямо в отверстие уретры, обдавая головку тёплым дыханием, и наконец вбирает её в рот.

Он чуть не стонет. Эта знакомая тяжесть, знакомый вкус и запах делают с Дином что-то такое, чему нет названия, и он полностью отдаётся ощущениям.

Пробка, похоже, уже вошла почти наполовину, медленно развигая тугие мышцы. Он старается расслабиться, чтобы облегчить работу неопрену, хотя хочется наоборот — сжаться изо всех сил вокруг тёплого металла, прочувствовать каждый миллиметр давления на стенки.

Так же медленно он вбирает в себя член Сэма, посасывая, проводя языком вокруг, исследуя выпуклые венки, входя в какой-то блаженный транс…

— Дин… — ещё один полувздох-полустон немного вырывает его из затуманенного состояния.

Пробка больше не двигается — ткани не под силу протолкнуть её дальше, поэтому Дин одним движением заканчивает эту работу и от неожиданно острых ощущений стонет с членом в горле.

Сэм чертыхается и выворачивает руль, резко тормозя на обочине.

Дин смотрит на него затуманненными глазами, не совсем понимая, где он и что происходит.

Сэм обеими руками осторожно поднимает его голову, заставляя выпустить изо рта член.

— Дин… Я за рулём. Нужно, чтобы хотя бы один из нас оставался в сознании. Если ты продолжишь, мы точно разобьёмся.

Дин заторможенно кивает.

Сэм помогает ему снова расположиться на сиденьи, потому что с пробкой внутри это не так легко.

Дин пристраивается в уголке между сиденьем и дверью и закрывает глаза.

Он потерпит.

Наверное.

Может быть.

Он слышит звук застёгиваемой молнии, и Сэм возвращает импалу на дорогу.

Оставшиеся несколько минут до мотеля — самые длинные в жизни старшего Винчестера.

Но всё когда нибудь заканчивается, и дверь их комнаты наконец закрывается за спотыкающимся Дином, которого поддерживает под руку Сэм.

Он падает на четвереньки там, где стоял.

— Сэмми…

Брат издаёт какое-то рычание, но вместо того, чтобы взять его прямо у порога, как сейчас отчаянно нужно Дину, подхватывает его и, почти волоком подтащив к кровати, бросает на неё ничком.

Вместе, в четыре руки они кое-как сдирают непослушную ткань гидрокостюма до колен, даже не пытаясь снять его полностью.

Дин слышит звяканье ремня и звук расстегиваемой молнии — Сэм тоже не тратит время на то, чтобы раздеться.

Звук отщелкиваемого колпачка у тюбика со смазкой заставляет Дина закрыть глаза.

Он стонет и тянется рукой назад, чтобы вытащить пробку.

И не знает, от чего сейчас больше кружится голова — от внезапной потери тёплого мягкого давления на мышцы или от предвкушения того, чем это давление сменится.

Он чувствует, как матрас продавливается с обеих сторон от его бёдер, и тут же его таз вздёргивают вверх большие, горячие ладони.

Дин подтягивает к себе подушку и прячет в неё лицо и долгий, глухой, отчаянный стон, когда слышит хриплое:

— Дин, прости, я больше не могу…

И когда чувствует, как Сэм, раздвинув большими пальцами его ягодицы, одним мощным движением входит сразу до половины и продолжает двигаться дальше.

О боже.

О.

Боже.

Он ждал этого несколько часов.

Он мечтал об этом несколько часов.

Он постепенно умирал без этого несколько часов.

Он не кончает моментально только потому, что слишком поглощен эйфорией от того, что это всё-таки происходит.

Но Сэм двигается дальше, Сэм заполняет его до конца, Сэм с ним, Сэм в нём, Сэм, Сэм, Сэм, Сэмми…

Ещё один отчаянный стон — Сэмми… — и Дин изливается на простыню под собой, задыхаясь и вцепившись в подушку зубами.

О.

Боже.

Сэм останавливается, давая брату возможность отдышаться, но спустя буквально полминуты стонет не менее отчаянно:

— Дин, прости…

И начинает вбиваться в его тело так, словно они оба опять вампиры, и ничто не сможет причинить им вред.

Дин сейчас — тряпка в его руках.

Дин согласен на всё.

У него расползаются колени, и он благодарен за то, что Сэм поддерживает его за бёдра.

Он не в состоянии двигаться, и да, этот отчаянный натиск причиняет боль, но до тех пор, пока каждое движение Сэма проходится по простате, он — за.

Он всеми клеточками его измученного ожиданием тела — за.

Его член катастрофически быстро снова приходит в полную боеготовность, и Сэм, заметив это, обхватывает его горячей ладонью, сразу вводя в тот же ритм, с которым он сейчас вытрахивает из Дина всю способность связно мыслить.

Ещё буквально несколько движений, и они кончают практически одновременно.

Дин чувствует, как его мышцы бешено сжимаются вокруг члена брата, он чувствует выстрел горячей спермы внутри, и кажется, на пару секунд отключается.

Сэм лежит на нём, вдавив его в матрас и с трудом переводя дыхание.

Он всё ещё внутри, и пусть задница очень и очень саднит после такого, Дин мечтает, чтобы так оставалось навечно.

Сэм с ним.

Сэм в нём.

Сэм засыпает, так и не сдвинувшись ни на миллиметр.

Дин ещё целый час лежит, не зная — то ли растворяться в этом ощущении, в этом моменте, то ли опять молить всех богов, чтобы не посчитали это за слишком много счастья для одного конкретно взятого Винчестера.

Если бы Дин знал, что проснётся на боку, в знакомом коконе, и всё ещё единым нераздельным целым с Сэмми, он бы выбрал вариант «молить».

Но иногда мечты просто сбываются, и нас за это даже никто не наказывает.