Вернувшись во Францию, я распрощался с Мишоном и «Versailles». Пожалуй, он меня надул, выплатив меньше увольнительных, чем я рассчитывал, но оспаривать я ничего не стал: так мне хотелось поскорее отделаться от него и от этой части моей жизни — или моего прошлого.

      Вот теперь смело можно было сказать, что я готов начать жизнь с нуля.

      Прежде чем заняться поисками подходящего помещения, я решил поехать и попрощаться с «Ailes de papillon» — чем бы он теперь ни являлся. Я сел в машину и поехал на Монтень. Я так давно не был на этой улице, что она казалась чужой.

      «Ailes de papillon» поделили надвое, из чего я сделал вывод, что помещение продали по частям — двум разным людям. Справа теперь располагалась булочная: под неё отошла та половина салона, стёкла в которой высадил стулом Шин Джин-Чо. Слева витрины остались старые, но вывески, которая занимала всё пространство от левого до правого угла здания, — уже не было. Кажется, эту половину купили под парикмахерскую: за крайней витриной просматривался угол, заставленный коробками с оборудованием, ещё не распечатанными, и сложенные в штабель кресла, вернее, только сиденья от кресел (спинки ещё не были прикручены). Новую вывеску на дверь пока не прикрепили, да и вообще было похоже, что внутри ремонт: часть витрин была заклеена старыми газетами.

      Я решил заглянуть внутрь и, если обнаружу там рабочих, спросить о новых владельцах. Дверь оказалась заперта, но у меня всё ещё был ключ — вход в старый салон располагался как раз здесь, а замки ещё не успели поменять. Оглянувшись на всякий случай — всё-таки с моей стороны это незаконное проникновение, — я вставил ключ в замочную скважину и повернул его, с ностальгической грустью услышав знакомый скрип механизма замка.

      Я вошёл и… с изумлением уставился на двух парней в перепачканных краской комбинезонах, которые сидели на перевёрнутых вёдрах и пили кофе, заедая его круассанами, вероятно, из той самой булочной, что открылась по левую сторону. Они в свою очередь уставились на меня.

      — Марлон? Люк? — поразился я, потому что это было они. — Что вы тут делаете?

      Представить себе, что они могли сменить профессию и стать малярами… Какая дикая мысль!

      — Ждём тебя, — сказал Марлон и как ни в чём не бывало протянул мне стаканчик с кофе.

      — Что? — переспросил я. — Что это значит?

      — Мы выкупили половину, — сказал Люк. — Знаешь, всё-таки десять лет с «Ailes de papillon» — не пустой звук.

      — Но… откуда вы взяли деньги? — выдохнул я и привалился к стене.

      — Я продал квартиру, — сказал Марлон. — Теперь живу у Люка.

      — А я машину, — сказал Люк. — Теперь Марлон меня подвозит.

      — Да вы с ума сошли! — воскликнул я, глядя на них круглыми глазами.

      — Да ладно, все мы тут немного не того, — фыркнул Марлон. — В общем, мы выкупили эту половину, и это всё тот же «Ailes de papillon», правда, в уменьшенном масштабе. Нужно ещё ремонт сделать… и вывеску новую заказать. Продавать уже нечего, так что… — Он пожал плечами и кивнул на их с Люком комбинезоны.

      — Возвращайся, а? — жалобно сказал Люк. — Без тебя «Ailes de papillon» — это не «Ailes de papillon». Аренда теперь вполовину меньше. Выкрутимся как-нибудь.

      Я никак не мог справиться с полученным шоком. Продать квартиру, машину… только чтобы сохранить хотя бы кусочек нашего общего прошлого? Я отлепился от стены, на деревянных ногах прошёл к двери.

      — Серж? — испуганно сказал Марлон мне вслед.

      — Что же вы все со мной делаете… — глухо сказал я, берясь за дверную ручку. — Мне определённо нужно напиться.

      — Но ты ведь вернёшься? — с надеждой спросил Люк.

      — Пусть только попробует не вернуться, — свирепо оборвал его Марлон. — А ради кого мы всё это затеяли?

      Напиваться я не пошёл. Мне наоборот нужно было… протрезветь. Я вернулся домой, не раздеваясь, зашёл в душ и включил на полную мощность холодную воду. Из них всех — Марлона, Люка, Джей-Си, даже Коджи с Рином — я единственный ничего не сделал, чтобы что-то изменить.

      — Да что ж это такое? — трясясь от холода, выговорил я. — Что происходит, а? Как вы все можете быть такими… такими…

      Голос у меня сорвался во всхлип, я скорчился и присел, закрывая голову руками.

      Лезть под холодную воду было совершенной дуростью: у меня подскочила температура, и я провалялся в постели до полудня следующего дня, мрачно размышляя о жизненных перспективах.

      «Пора уже и мне сделать хоть что-то», — подумал я. И сделал.

      Когда температура немного спала, я поехал в автосалон и продал Ламборджини. Иметь её в моём положении было ненужным роскошеством, но я никак не решался её продать. Я ведь на ней вёз Рина к себе в студию в тот памятный вечер. И если уж что-то менять, то нужно начинать именно с Ламборджини.

      На вырученные деньги я заказал вывеску для нового «Ailes de papillon». Её привезли и установили. Я доехал до салона на автобусе и увидел, что Марлон и Люк стоят возле двери с раскрытыми ртами.

      — Мой вклад, — сказал я, подходя к ним сзади.

      Они разом, как по команде, обернулись.

      — Серж, но откуда ты взял деньги? — настороженно спросил Марлон. — Опять влез в долги?

      — Нет, продал Ламборджини, — пожал я плечами.

      — Что?! — поразился Марлон. — Ты что сделал?!

      — Продал Ламборджини, — повторил я спокойно и показал ему автобусный билет. — А так выходит даже дешевле.

      — Но ведь ты ей так дорожил! — выдохнул Люк.

      — Пора расставлять приоритеты, — повторил я слова Джей-Си. — И если поставить на весы машину с довеском прошлых воспоминаний и «Ailes de papillon», то перевесит, конечно, последний. Пусть это будет и не совсем тот «Ailes de papillon», который я знал.

      — И кто из нас сумасшедший? — ухмыльнулся Марлон. — Ещё бы теперь тебе его из головы выкинуть…

      — Марлон, — предупредительно сказал я.

      Он поднял руки, будто сдаваясь, и сообщил:

      — Он кстати о тебе справлялся. Куда ты вообще пропал? Я к тебе раз двадцать домой заходил, всё никак застать не мог.

      — Работал на «Versailles», — ответил я, и их реакция была точно такой же, как и у всех прочих.

      — Ушам не верю! Зарабатывал очки для конкурентов? — возмутился Марлон. Тут же он осёкся, прищурил глаза: — И ещё кстати. Видел в газете статью, как Мишон хвастался корейским «трофеем». Это ты для него заработал?

      Я кивнул.

      — Хм. И опять-таки кстати: в статье и имя Джей-Си упоминалось, будто бы он тоже участвовал и даже взял «серебро». Ты с ним виделся? Разговаривал?

      — Хм, — неопределённо протянул я.

      — И? — нетерпеливо подтолкнул меня Марлон.

      — Ну… Он приедет в Париж в начале будущего года. Вероятно.

      — «Вероятно»? — переспросил Марлон. — Какого хрена ты его с собой не приволок?

      — А какого бы хрена я его с собой поволок? — вспыхнул я.

      — Бесишь ты меня всё-таки, — яростно взъерошил волосы Марлон. — Ну, переспали вы хотя бы, а? Что, нет?! Пристрой тогда уже свой член в монастырь, Офелия!

      — Марлон, я тебе врежу, честное слово, врежу, — пообещал я. — То, куда я свой член пристраиваю, не твоё дело.

      — Ну, ну, — примирительно сказал Люк, хлопнув нас обоих по спине, — не ссорьтесь. Давайте лучше втроём сфотографируемся на фоне новой вывески.

      — Дверь бы покрасить для начала, — буркнул Марлон. — Краска облезла вся, страшенная!

      — Отфотошопим, — возразил Люк, доставая телефон. — Главное, чтобы вывеску было видно.

      Мы сфотографировались и зашли в салон. Я окинул взглядом коробки и мебель.

      — Что ещё нужно? — спросил я. — Надо бы навскидку накидать список. Деньги у меня ещё остались, не так уж дорого и обошлась новая вывеска.

      — Инструменты новые. И умывальники ещё нужно установить, — сказал Марлон, кивнув на торчащие из стены заваренные трубы. — И ещё решить, на сколько персон делать зал. Места не так уж и много, если сравнивать с прошлым «Ailes de papillon», но всё же лучше, чем ничего. Как считаешь, Серж? Может, сюда поставить кресла, а сюда дополнительные кресла-фены?

      Мы долго спорили, предлагая что-то своё, но в итоге сошлись на том, чтобы расположить кресла по периметру, а центр помещения оставить свободным.

      На то, чтобы начерно закончить ремонт и переоборудование, ушло практически полгода.

      Мне было чем заняться и помимо этого. Я долго размышлял над тем, что сказал мне Шин Джин-Чо, и пришёл к выводу, что не могу позволить себе проиграть ему в решимости.

      Пассивным сексом я в своей жизни ни занимался ни разу. Максимум, что когда-либо побывало в моей заднице, — это инструмент для колоноскопии, и впечатления от процедуры остались мерзостные. Член в эрегированном состоянии — это не тонкая пластиковая «кишка», и запихивать подобного размера штуки…

      — Не станешь же ты этого делать, Серж Грамон, — пробормотал я, усмехаясь. — Если этот корейский мальчишка спятил, ты-то тут при чём? Чтобы кто-то тебя натянул…

      Я поморщился, пощупал себя за ширинку. Но если он действительно приедет и будет позволять себя трахать… «Натренировался быть пассивом»? Надо же было такое придумать!

      — Вопрос не в том, готов ли ты стать дыркой для этого мальчишки, — пробормотал я, — а в том, готов ли ты безоговорочно принять, что он согласился стать дыркой для тебя.

      Одно дело — продать машину или квартиру, чтобы выручить деньги и тем самым спасти салон. Но использовать собственное тело, чтобы получить человека, который не давал тебе никаких обещаний… Я ведь мог бы просто послать его или вообще никогда не приехать — и что бы он тогда стал делать? С разработанной задницей? Точно с головой не дружит!

      «Надо выпить», — решил я, понимая, что ни к каким определённым выводам на трезвую голову не приду, это уж точно. Абсурд должен твориться в абсурдном состоянии рассудка, а для меня единственный способ влить в себя немного абсурда — это напиться.

      Я пошёл в бар к Жюлю.

      — Давно тебя не видел, — сказал он, ставя передо мной стакан. — Выглядишь ещё паршивее, чем в нашу прошлую встречу.

      — А представь себе, как я буду выглядеть к закрытию бара, — предупредил я, фыркнув. — Виски. Двойной.

      Посетителей в баре отчего-то не было. Я почти залпом выпил виски, потребовал ещё один двойной.

      — Что-то случилось? — спросил Жюль.

      — Снова открываем «Ailes de papillon», — сообщил я.

      — Что-то не очень похоже на празднование открытия салона, — заметил бармен. — У меня складывается впечатление, что ты сюда пришёл с единственной целью — надраться?

      — О, мистер Шерлок Холмс, вы совершенно правы, — сказал я и потряс пустым стаканом. — Мне определённо нужно напиться. Но не в стельку. В стельку нельзя. Мне с тобой нужно серьё-ёзно поговорить.

      — Тогда с тебя хватит, — резонно заметил Жюль. — О чём ты хотел поговорить?

      — Не тут… — поморщился я, окинув бар взглядом. — Если войдёт кто-то, а я буду это всё говори-ить…

      — Ладно, — удивлённо сказал бармен, — я закрою бар.

      Он запер дверь и пригласил меня пройти в комнату за барной стойкой. Это была комната для персонала, обычная комната, где можно покурить во время обеда, попить кофе — такие везде есть: и в барах, и в кафе, и в ресторанах, и даже в парикмахерских.

      — А напарник твой? — спросил я.

      — В отпуске. Ну, что за важный разговор? — Он кивком пригласил меня сесть, налил себе апельсинового сока в стакан.

      — Неужели я это скажу… — пробормотал я себе под нос и сказал уже громко: — Слушай, Жюль, мне нужно, чтобы ты мне кое с чем помог. Ни к кому другому я обратиться не могу. Мы друг друга давно знаем, и ты знаешь, что я за человек.

      — Деньги нужны? — предположил бармен. — На новый салон?

      — Нет, не деньги. Деньги я раздобыл, продав машину. Просьба эта вообще салона не касается. Никоим образом. Это больше личная просьба.

      — Ну? — удивился Жюль. — Заинтриговал…

      — В общем… чёрт, да неужели я это скажу?.. мне нужна небольшая… хм… тренировка. Па-па-па-па… да, тьфу, чёрт, выговорить бы ещё… Пассивно.

      — Что? — не понял Жюль.

      — А-а! — Я взъерошил волосы. — В общем, мне нужно, чтобы ты какое-то время — может, пару недель — меня трахал. Начиная с сегодняшнего дня.

      Бармен, который в это время делал глоток, поперхнулся, отставил стакан, едва не расплескав сок, и уставился на меня стеклянными глазами:

      — Тебе нужно, чтобы я — что?!

      — Разработал мне задницу, — угрюмо повторил я. — Надо привыкнуть. Анус ведь можно растянуть, чтобы член без проблем входил?

      — Ущипните меня, — сказал Жюль потрясённо. — Ты же мне, помнится, нос сломал, когда я тебе предложил перепихнуться подобным образом. А теперь ты меня сам просишь, чтобы я… Что на тебя нашло? Зачем тебе это вообще?

      — Ну… так вышло, что и он и я активы… и…

      Бармен присвистнул:

      — Да ну? Как же ты его любишь…

      — Я? — поразился я. — Да ничего подобного.

      — Ха-ха, конечно. Просит, чтобы я «тренировки ради» его в зад трахал… Зачем тебе вообще эта «тренировка» сдалась?

      — Чтобы в нужный момент не скулить как сучке…

      Жюль издал непонятный смешок.

      — Что? — раздражённо спросил я.

      — Поверь, — сказал он, делая мне знак, чтобы я упёрся руками в стол и снял штаны, — ты всё равно будешь скулить как сучка, каким бы растянутым ни стал твой анус.

      — Прямо сейчас? — сглотнув, спросил я и ватными руками взялся за ремень.

      Бармен пожал плечами, расстегнул ширинку и приспустил штаны. Его член выпрямился, качнулся, он потёр его ладонью и усмехнулся:

      — Ещё бы не встал! Одной мысли хватило: трахать тебя целую неделю… Снимай уже штаны.

      Я развернулся к нему спиной, спуская штаны до ляжек, положил ладони на край стола и прогнулся вперёд. Я столько раз трахал парней в этой позе… Жюль заставил меня прогнуться ещё ниже, я почти опустился на стол животом.

      — У тебя ведь, конечно, есть презерватив? — невнятно пробормотал я.

      — Ну ещё бы… и презерватив, не один даже, и смазка… — На стол полетели разноцветные пакетики, салфетки, тюбики с кремом. — Не волнуйся, дырку твою обслужу по первому разряду…

      Жюль прихватил пальцами мои ягодицы, раздвинул их. У меня по коже побежали мурашки: струйка прохладного воздуха прокатилась по ложбинке, когда он с лёгким присвистом подул на неё. Вообще-то считалось, что это возбуждает, но, признаться, я никакого возбуждения не почувствовал. Будто сквозняком обдало.

      — Об этой девственной дырочке я мечтал ещё со школы, — сказал Жюль. — Дрочил даже на тебя, когда ты в раздевалке мылся после физкультуры. И как так вышло, что в ней никто не побывал до сих пор?

      — Я актив, — нервно отозвался я, — я бы никому и не дал…

      — Даже если бы это был тот японец? — уточнил бармен, приставляя член к моим ягодицам и водя по ним туда-сюда головкой.

      Я вздрогнул — отчасти от этого прикосновения, отчасти от мысли о возможности… Нет, такое мне даже и в голову не приходило. Ни разу.

      — Не дал бы.

      — Тогда мои предположения верны. Кто бы это ни был, но ты его любишь, хотя, быть может, сам ещё этого не понимаешь. Поэтому и стоишь тут, подставив мне задницу, ждёшь, когда я тебя отымею, чтобы «растянуть»… Господи, Серж, да ты точно спятил! И я вместе с тобой, раз согласился.

      Жюль засмеялся, хорошенько шлёпнул меня по левой ягодице ладонью.

      — Вовсе нет. Просто это… ответная вежливость, — выдавил я.

      — Ну, каковы бы ни были причины, я-то в выигрыше остаюсь, — заметил бармен и опять постукал меня членом по ягодицам. — Если, конечно, ты вытерпишь… и не сбежишь после первого же раза. Когда ещё представится возможность трахнуть такого красивого мужчину? Хотя бы и один раз.

      Он взял презерватив, надорвал упаковку, чуть отошёл в сторону, чтобы показать мне, как натягивает резинку на член. Вены на стволе набрякли, головка уже налилась кровью, презерватив сел как влитой.

      — Сверхтонкий, — сообщил Жюль, погладив ствол пальцами. — Ощущения максимально приближенные к…

      Он как будто рекламировал какой-то товар. Я прикусил губу, чтобы не расхохотаться абсурдности всей ситуации. Я с голым задом стою перед мужиком с эрегированным членом, который в любую минуту мне засадит…

      — Вхожу, — предупредил бармен, приставляя головку к моему анусу.

      Я крепко стиснул зубы, но крика сдержать не смог.

      — Да ладно, — сказал он, — я и дюйма в тебя не просунул ещё. По-моему, недели тут не хватит, слишком уж ты узкий… Так, ещё немного смазки добавим…

      Он медленно проталкивался всё глубже, дюйм за дюймом, потом провозгласил:

      — Ну, вошёл. Как тебе?

      — Хреново, — сквозь зубы отозвался я. По ощущениям — как запор, только наоборот.

      — Ладно. Тогда я подвигаюсь. Ещё хреновее будет, — предупредил Жюль. — Всё ещё хочешь продолжить?

      Я проскрипел:

      — Раз уж начал…

      — Ну, потом не говори, что я не предупреждал… — пробормотал бармен.

      Он неторопливо подвигал бёдрами, его пенис заходил внутри, как поршень. Зубы я стиснул так, что у меня едва челюсть не свело. Это было откровенно больно. Бёдра Жюля задвигались быстрее. Я опять не смог сдержать крика.

      — Лучше стони, — посоветовал бармен, — стоны возбуждают. Ему понравится, если ты будешь стонать, когда он тебя трахает.

      — Кому? — проскрипел я.

      — А я-то откуда знаю? Ты мне его имени не называл. Тому, ради кого ты всё это затеял. Не кричи, Серж, я ещё не трахал тебя по-настоящему. Сейчас начну.

      — «Начнёшь»? Твою мать, а что было до этого? — морщась всем лицом, спросил я.

      — Так, разминка. Сейчас увидим, какая из тебя выйдет «сучка»…

      Бармен крепко сжал мои ягодицы и с силой вогнал член в анус, раздался звук стукнувшихся друг о друга яиц. Я задохнулся, в глазах потемнело. Ещё раз, так же резко и глубоко, и ещё раз, и ещё, пока отрывистые движения не превратились в непрекращающийся ритм. Задница горела огнём.

      — Слушай, — выдавил я, — пассивы, когда мы их… они чувствуют то же самое, что и я сейчас?

      — Ну… да, в общем-то… — пропыхтел Жюль.

      — Твою мать…

      Что там стоны! Какой там «скулёж!» Я едва ли не в голос орал, пока Жюль не засунул мне пальцы в рот, тогда уже выходило какое-то мычание. Член его методично ходил туда-сюда, иногда заходил глубже, иногда выскальзывал почти полностью, исключая головку. Бармен стонал. Ему-то это точно было по кайфу.

      — Давай, — подтолкнул он меня, хорошенько шлёпнув по ягодицам, — скажи что-нибудь.

      — Что? — выдавил я, давясь слюной.

      — Что хочешь ещё. Что у меня большой. Что хочешь глубже. Тебе ведь нравилось, когда пассивы тебе это говорили во время полового акта? Сейчас ты сам пассив, так что давай, вспомни что-нибудь из грязных словечек… Ну?

      — Господи, да я хочу, чтобы это поскорее кончилось… — процедил я сквозь зубы. — Долго ты ещё?

      — Дольше, чем ты думаешь. Но я мог бы кончить раньше, если бы ты мне что-нибудь простонал своим развратным голоском. Ты знал, что у тебя очень развратный голос? Стоило тебе засадить, чтобы его услышать. Если бы я не трахал тебя прямо сейчас, у меня бы точно встал… Говори, говори, Серж, скажи мне что-нибудь развратное. Дай себе волю.

      Пыхтя мне всё это едва ли не на ухо, Жюль продолжал в меня вдалбливаться. Бёдра его ходили без остановки, ладони то и дело шлёпали меня по заднице.

      Сказать ему что-нибудь… Разве обязательно что-нибудь говорить в процессе? Когда я трахал парней, они в основном просто стонали, иногда повторяли: «Да, ещё!» — но мне казалось, что с их стороны это была фальшь, показуха. Если они чувствовали то же самое, что и я сейчас, какое, к дьяволу: «Да, ещё»?!

      Перед глазами вдруг промелькнула та сцена в «Ailes de papillon», когда я трахал Рина прямо на столе, раскидав парикмахерские инструменты. «Oui, oui», — повторял он тогда и тоже просил: «Ещё!» — но не у меня, а у своего любовника, потому что во время секса он назвал меня его именем. Но его стоны фальшью мне не казались, и ничего грязного не было в этих отрывистых репликах, рвущихся с его губ. Может, потому, что он отдавался тому, кого любит — хотя бы и в мыслях? Не мне.

      Интересно, как бы вёл себя Джей-Си подо мной? Какое бы у него было лицо? Что бы я сам чувствовал, трахая его? Как бы звучал его голос тогда?

      — Oui… — невнятно произнёс я, словно бы пытаясь оценить, как это звучит.

      Может, я бы и «дозрел» до того, чтобы, скажем, назвать Жюля жеребцом или наградить его член подходящей метафорой… но он так глубоко мне засадил, что у меня дыхание перехватило и в голове стало совсем пусто.

      Кончив, бармен высвободился и с шумным выдохом опустился на стул, широко расставляя колени. Я попытался отлепить потные ладони от столешницы. Спина затекла, ноги были как деревянные. Я кое-как подтянул штаны, позеленев, когда они врезались в ягодицы швом, и тоже сел на стул, вернее, попытался сесть, но тут же подскочил как ужаленный: сидеть было больно. Помаявшись, я кое-как сел. Жюль, бросив на меня критический взгляд, поднялся, застёгивая ширинку, и принёс мне из бара стакан виски.

      — За счёт заведения, — сказал он.

      Я сделал несколько быстрых глотков, закашлялся. Сердце перекачивало кровь, как помпа: в ушах шумело, неприятно пульсировало в анусе.

      — Ну, хватило тебе? — выгнув бровь, поинтересовался бармен. — Понял, что к чему? Ты же актив, Серж, просто найдите компромисс.

      Я допил виски, выдохнул.

      — Завтра ты во сколько свободен? — буркнул я.

      Он широко раскрыл глаза, поняв, что я намерен продолжать несмотря ни на что, и назвал время.

      Жюль оказался прав: ни через неделю, ни даже через месяц я всё равно не смог воспринимать пассивный секс адекватно. Я научился лишь сдерживать крики, но наслаждаться сексом не получалось. Может, пассивы вообще лукавят, говоря о собственных ощущениях? Если они, конечно, не мазохисты: тем-то уж точно нравится! Но ведь моей самоцелью и не было научиться наслаждаться сексом в качестве пассива, а всего лишь разработать задницу, чтобы, если потребуется, дать Джей-Си без особых проволочек, и научиться терпеть, а с этим я справлялся неплохо.

      В конце месяца я решил, что с меня хватит. Растянул или нет — я узнал опытным путём, чего мне ждать от пассивного секса. Жюль выслушал меня с некоторым сожалением, потом заметил, что без регулярной практики анус приобретённые навыки быстро растеряет, и посоветовал мне купить силиконовый член в секс-шопе.

      — Да тебе просто хотелось трахать меня дальше, — заметил я.

      — Не отрицаю, — кивнул он. — Слушай, Серж, а если я это тебе предложу и, скажем, попытаюсь тебя поцеловать, ты мне снова нос сломаешь?

      — Наверняка.

      Бармен фыркнул, потрогал переносицу:

      — Тогда не буду. Останется только дождаться, когда ты сможешь применить полученные навыки на этот твоём… кто бы он ни был.

      Я пожал плечами.

      На самом деле я даже не представлял, что буду делать, если Шин Джин-Чо на самом деле вернётся в Париж. Полный разброд мыслей и чувств.