Мы открыли «Ailes de papillon» через пару месяцев. Событие это прошло незамеченным, в прессе не освещалось. Нам было не до конкурсов или выездных мероприятий, мы всеми силами подтягивали хвосты: ещё нужно было сделать кучу всего, чтобы с уверенностью заявить, что ремонт завершён полностью.

      Клиентов было мало, даже меньше, чем раньше. Люк предложил подыскать ещё и девушку-маникюршу, чтобы расширить перечень предлагаемых услуг и «приманить» клиентуру. Женщины чаще делают маникюр или педикюр, чем укладку. Идея была хороша, и мы начали подыскивать мастера маникюра.

      На пару дней в гости наведался Коэн, который был проездом в Париже: летел с пересадкой в Сидней и решил заглянуть в гости. Новый салон он оглядел со всех сторон, порасспросил о том о сём, потом поинтересовался:

      — А Шин Джин-Чо где?

      — В Сеуле. Как будто ты и сам не знаешь, где он. Ты же с ним созванивался, — буркнул я.

      — Ага, какая осведомлённость… Значит, ты с ним всё-таки встречался, — пробормотал Коэн.

      — Сколько у меня проблем из-за твоего корейца!

      — Ну, ну… — засмеялся Коэн, поднимая руки. — Если ты тогда говорил серьёзно, то я готов выписать тебе чек за разбитую витрину. Сколько?

      — Да иди ты! Не надо мне твоих денег, — дёрнулся я.

      — Что ты дёргаешься, а? — прищурился он. — Ты прямо-таки комок нервов. Когда мы в последний раз виделись…

      — С тех пор много воды утекло, — поморщился я. — И я не дёргаюсь.

      — Я тебя отчего-то раздражаю, — догадался Коэн. — Потому что приехал без предупреждения? Или потому что заговорил о Шин Джин-Чо?

      Я поджал губы. Этого я и сам не знал, но Коэн действительно вызывал во мне чувство раздражения. Может, он слишком хорошо выглядел: загорелый, позитивный, успешный, летит в Сидней, чтобы провести там отпуск, причём первым классом летит, и только что готов был выписать мне чек…

      — Может, мне стоит на всякий случай уточнить, — предположил Коэн, — что лечу я не с ним и не к нему? В этом дело?

      Я вспыхнул.

      — Ага, выстрел попал в цель, — удивился Коэн. — Слушай, а ведь это ревность самая настоящая.

      — Не дури, — фыркнул я, — какая там ревность… Плевать я хотел, что у вас там с ним было. Какое мне до этого дело?

      — Хм, не то что бы было… — начал Коэн.

      — Было, значит? — невольно вырвалось у меня, и я озадачился этому обстоятельству.

      Коэн расхохотался:

      — Спалился! Нет, почти ничего не было. Учеников я не трахаю, взимаю «плату» за обучение минетами. Он отлично сосёт… Ага, да ты уже в курсе? Ну да, ротик у него умелый… для актива. Почти так же хорошо, как ты. Не разучился ещё, а?

      Я с трудом сдерживался, чтобы не взять его за шиворот и не вышвырнуть из «Ailes de papillon». Он говорил всё это, не стесняясь присутствия Люка и Марлона, которые из деликатности делали вид, что заняты сортировкой красок и лаков и ничего не слышат.

      Чудачества Коэна всем были хорошо известны. Тех, кто хотел у него чему-нибудь научиться, он предупреждал сразу: по отсосу за урок. Кто-то отказывался, кто-то соглашался. Я согласился. Из любопытства. В минете я не видел ничего зазорного, во время прелюдий это было обычным делом — отсосать партнёру. Правда, расплачиваться минетами за приобретение профессиональных навыков…

      — И сколько уроков ты ему… дал? — спросил я.

      Он показал на пальцах:

      — Девять. Видишь ли, объём информации, который он хотел от меня получить, был колоссальный…

      — Твоя «школа» в его стиле заметна.

      — Да я не о парикмахерском деле говорил, — чуть пожал Коэн плечами.

      — А о чём тогда?

      — Хочешь узнать, у него и спрашивай, не у меня.

      Так ничего толком и не объяснив, Коэн путался под ногами ещё с час, потом заспешил в аэропорт.

      — Пойду прогуляюсь, — сказал я нервно.

      После ухода Коэна между всеми нами возникло неловкое молчание: они услышали то, что их не касалось, а мне совершенно не хотелось ни искать оправданий, ни объяснять что-то.

      — Заскочи в магазин, купи лампочки, — спохватился Марлон. — Третья справа мигает, пятая перегорела.

      Я кивнул, распорядился, чтобы они закрыли салон — до вечера возвращаться не планировал, — и с облегчением выскочил из «Ailes de papillon». Они наверняка будут обсуждать услышанное, при этом я присутствовать не хочу: Марлон опять начнёт задавать ненужные вопросы, которые меня смущают и на которые я до сих пор не знаю ответа.

      Я забежал домой, переоделся и отправился ужинать в дешёвый ресторанчик невдалеке от моего дома. После купил коробку лампочек и вернулся в «Ailes de papillon». Салон уже был закрыт, я воспользовался собственным ключом, включил половину ламп и достал стремянку, чтобы выкрутить перегоревшие и заменить их на купленные. Потолки были высокие, я едва доставал даже стоя на самой верхней ступеньке.

      Дверной колокольчик звякнул.

      — Мы уже закрыты, — не оборачиваясь, сказал я, выкручивая очередную лампочку из патрона.

      Шаги по направлению к стремянке я ощутил спиной: тихие, осторожные, но всё же звук их отдавался в полупустом помещении салона. Я повернулся, чтобы ещё раз сказать, что мы уже закрыты. Может, не расслышал, а если из мигрантов, то и не понял, а если грабитель, то плевать он хотел на мои слова. Нога соскользнула со ступеньки, я бы грохнулся на пол, но тот, кто вошёл, меня подхватил и довольно ловко подкинул на руках, устраивая поудобнее.

      — Шин Джин-Чо? — опешил я.

      Да, это был он. Небольшой чемодан стоял у порога.

      — Осторожнее, — сказал кореец.

      — Что ты тут делаешь? — удивился я.

      — Знаю, года ещё не прошло, но… прости, не выдержал просто… — несколько смущённо ответил Джей-Си. — Но ведь ты уже устроился, так что всё в порядке, да?

      — Хм… а… ну… — промямлил я, не зная, что сказать.

      Его неожиданный приезд выбил меня из колеи, в которую я и так с трудом влез.

      — А тут всё переменилось, — заметил кореец, разворачиваясь. И по-прежнему держа меня на руках.

      — Обновили интерьер… И вообще, поставь меня на ноги! Сколько ты ещё меня таскать собираешься? — спохватился я.

      — Да хоть всю жизнь, — негромко ответил он, и мы оба смутились.

      На ноги он меня всё-таки поставил и сам полез на стремянку менять лампочку. Поскольку он был выше меня, ему это удалось легко.

      — Теперь все горят, — сказал он, ловко садясь на верхней ступеньке и упираясь ботинками в ступеньку ниже.

      — Да, спасибо, — нервно отозвался я, соображая, что с ним делать дальше. — Джей-Си… ты планируешь остаться у меня?

      — Конечно, — удивлённо ответил он. — Не волнуйся, вещей у меня немного.

      Я не это хотел от него услышать, а утвердительный ответ, что он не передумал, или отрицательный, что передумал-таки и предыдущий разговор можно считать закрытым раз и навсегда. Не знаю, какой бы из ответов я предпочёл услышать, правда, не знаю. Всё было слишком странно — вся эта ситуация, начиная с неожиданного приезда Коэна и до появления корейца. А может, они вместе и прилетели? По времени совпадает, да я ведь и не уточнял, откуда именно Коэн отправился в Сидней. Может, из Сеула. И насчёт Шин Джин-Чо тоже поэтому расспрашивал… Чёртов Коэн!

      — Коэн? — переспросил Джей-Си удивлённо.

      Я сообразил, что ругнулся вслух, и неохотно спросил:

      — Ты разве не с ним приехал? Он заходил днём.

      По щекам корейца поползли красные пятна.

      — Не с ним, — отрывисто сказал он. — И хватит уже спрашивать о Коэне. Я же не спрашиваю тебя о… — Он осёкся. — Прости, я не хотел.

      — И ты, — отвёл я взгляд. — Просто не слишком у нас с ним удачно сложилось сегодня. Но я, конечно, не должен на тебе срываться.

      — Он… тебе что-нибудь рассказал? — напряжённо спросил кореец.

      — Да не переживай ты так, — возразил я, легонько хлопнув его по плечу. — Я в курсе, что ты ему отсасывал за уроки. Я тоже. Ничего такого в этом нет.

      Он стал красным как рак.

      — Ты… ему… — выдавил он.

      Я взглянул на часы:

      — Поздно уже. Давай закроем салон и пойдём домой. По дороге поговорим.

      Я выключил рубильники, запер двери и опустил внешние жалюзи на витринах. Шин Джин-Чо ждал меня на тротуаре и явно нервничал. Из-за упоминания о Коэне или потому что мы ехали ко мне домой?

      — Предметы личной гигиены привёз? — мимоходом осведомился я.

      — Презервативы? — переспросил он и ещё сильнее покраснел.

      — Дурак… Зубную щётку и полотенца.

      Он страшно смутился, выпустил ручку чемодана и отвернулся, закрывая лицо руками. Я подождал, пока он справится со смущением, и предложил ему зайти в супермаркет, чтобы купить необходимое, если нужно.

      — А как же автобус? — промямлил он, отводя руки от лица.

      — Ушёл, — со вздохом сказал я, взглянув на часы, — последний на сегодня автобус уже пять минут как ушёл.

      — Метро? — предположил он и, получив отрицательный ответ, вздохнул.

      Ни зубной щёки, ни станков для бритья Шин Джин-Чо с собой не привёз. Пока он бродил по магазину, выискивая всё, что ему было нужно, я задумчиво стоял у стенда с презервативами. Если он первым делом упомянул презервативы, то, значит, рассчитывал на секс прямо сегодня или в ближайшее время. Захватил ли он с собой или планировал купить на месте? Один был у меня в кармане, я всегда его с собой таскал, но покупал я его под себя.

      — Какой у тебя размер? — спросил я, когда Джей-Си пробегал мимо к полкам с бритвенными принадлежностями.

      — Размер чего? — не понял он, тут заметил, у какого прилавка я стою, и покрылся густым румянцем. — Я… у меня…

      Парень-кассир поглядывал на нас с интересом, это только добавило корейцу смущения. Вслух он ничего не сказал, промаршировал к стенду, схватил коробку презервативов и сунул её в корзину к остальным покупкам. «Такой же», — машинально подумал я, взглянув на маркировку упаковки.

      До моей квартиры мы дотащились едва ли не к одиннадцати вечера.

      — Ты, наверное, устал с дороги, — сказал я, — давай ляжем спать.

      Провисло неловкое молчание. Кровать у меня была, разумеется, одна, и мы стояли как раз напротив неё. Я вытащил из шкафа ещё одну подушку и одеяло — для Джей-Си. Спать мы легли, даже не раздевшись и повернувшись друг к другу спиной.

      Утром, проснувшись по звонку будильника, я потянулся, машинально переворачиваясь на другой бок. Кореец лежал с открытыми глазами и смотрел на меня.

      — Доброе утро, — растерявшись, сказал я.

      Он придвинулся ближе, прихватил мою скулу ладонью и прижался губами к моим.

      — Доброе утро, — ответил он после этого недолгого поцелуя, покрываясь румянцем. — Хочешь меня?

      — Нет, — категорично сказал я и тут же, заметив, как изменилось его лицо, добавил: — По утрам я сексом редко занимаюсь. К тому же пора в салон.

      Он кивнул, подавив облегчённый вздох. Облегчение, что я смягчил это категоричное «нет», или облегчение, что не пришлось заниматься сексом?

      Пока я на скорую руку готовил завтрак, Шин Джин-Чо распаковывал чемодан. Вещей у него на самом деле было немного. «Взял самое необходимое», — словно бы оправдываясь, сказал он. Я вскользь глянул на его одежду.

      — Ты ведь не собираешься работать в строгом костюме? — уточнил я. — Надень что-нибудь попроще. Выглядишь как сотрудник похоронного бюро, а не стилист. Без обид.

      Он переоделся в светлые джинсы и рубашку-поло.

      После завтрака мы — на автобусе — поехали в «Ailes de papillon». Выезжать приходилось на час раньше: автобусы на Монтень ходили по расписанию. С поездкой на собственной машине не сравнить! Но приходилось чем-то поступаться.

      — Жаль, что ты продал машину, — сказал вдруг Джей-Си. — Она мне нравилась.

      «Знал бы ты, почему я тянул с её продажей, она бы тебе тут же разонравилась», — машинально подумал я.

      Появлению в салоне корейца Люк и Марлон были удивлены — не ждали его так скоро, — а ещё больше тому, что мы пришли вместе. Но некоторую отстранённость между нами они, наверное, тоже заметили. Я по-прежнему не знал, что делать с Шин Джин-Чо. С его приходом зарплаты всем пришлось порезать, чтобы раскинуть деньги уже на четверых, а не на троих. Никто не возражал, а кореец вообще сказал, что готов бесплатно работать.

      — Не дури, — оборвал его я. — Ты ведь не думаешь, что я буду тебя содержать?

      Он густо покраснел. Марлон едва слышно присвистнул. Люк, почуяв неладное, тут же перевёл разговор на другое, напомнив, что сегодня придут на собеседование маникюрши, из которых нам нужно будет выбирать себе сотрудницу.

      Центр занятости обещал отправить к нам пятерых, но пришла всего одна. Остальных смутила низкая зарплата или исключительно мужской коллектив. Софи только-только закончила школу, получила сертификат мастера маникюра, всё ещё жила с поддержкой родителей, так что размер зарплаты был для неё не столь важен, как возможность набраться опыта: без определённого стажа работы в другие салоны попросту не брали. Строчка, которая бы появилась в её резюме — «Ailes de papillon», — определённо добавила бы ей очков при будущем трудоустройстве, и она не скрывала, что согласилась работать у нас именно поэтому.

      — И никаких сексуальных домогательств, — важно предупредила она, — а не то скажу папе.

      Мы все, за исключением Джей-Си, расхохотались. Марлон предпочитал женщин постарше. Люк был без ума от своей подружки, в прошлом месяце родившей ему очаровательного карапузика. Обо мне речи вообще не шло: сексуальную ориентацию побоку, я никогда не смешивал личную жизнь и работу (правда, с появлением Джей-Си устои явно пошатнулись: он собирался здесь работать, но в то же время собирался со мной спать). Кореец на неё даже не смотрел. Я подумал, что, быть может, он стесняется девушек.

      — Никаких сексуальных домогательств, — подтвердил я и добавил: — Рассчитываем на то же и с твоей стороны.

      Софи широко раскрыла глаза и тоже засмеялась.

      Я между тем представил ей всех нас поочерёдно. Она сделала ту же глупость, что и я при первой встрече с Шин Джин-Чо, правда, не японцем его посчитав, а китайцем. Её «нихао» он встретил ледяным молчанием. Пришлось уже мне, как некогда Коэну, объяснять, что Джей-Си из Сеула.

      В общем, день прошёл оживлённо — непривычно оживлённо для «Ailes de papillon». Я ушёл пораньше, чтобы заказать дополнительную вывеску с перечнем услуг, теперь включающим и маникюр. Джей-Си я взял с собой: в салон я уже не планировал возвращаться, а он самостоятельно домой вряд ли бы смог вернуться. На то, чтобы запомнить маршруты, нужно было время. К тому же по-французски он читал хуже, чем говорил.

      Завернув по дороге в ресторанчик и поужинав, мы вернулись домой.

      — Займёмся сексом? — едва ли не с порога спросил кореец.

      Я критически взглянул на него. Он стоял у кровати и уже успел раздеться донага. Щёки его пылали. Тело у него было подтянутое, поджарое, с фантастически длинными ногами (я в который раз подумал, что ему бы в модели идти с такой фигурой).

      — Тебе ведь самому не слишком хочется, — заметил я.

      — Мы непременно должны, — напористо прервал он меня.

      — Так уж и «непременно»?

      — Если ты это сделаешь со мной, это будет означать, что мы меня принял, — глухо сказал Джей-Си, — что я гожусь… тебе…

      Сказав это, он залез на кровать и лёг ничком, по-лягушачьи сгибая ноги. Ягодицы его чуть подрагивали напряжённым ожиданием. Я разделся, залез к нему на кровать, вставая над ним на коленях и проводя ладонью по чёткой линии, разделяющей его задницу на две половинки. Ягодицы были упруги, мускулисты. Ладонью я ощутил бегущую по его коже дрожь, она прокатилась и замерла в районе лопаток, их острые выступы шевельнулись и снова замерли. Я перевернул ладонь ребром, вклинился между двумя тугими половинками, неспешно растирая спрятанную в них ложбинку, сдвинул ладонь ниже, на приплюснутую к кровати мошонку, потёр и её. Она и без того была набрякшей, а теперь и вовсе налилась. Из губ Джей-Си, кажется, вырвался вздох. Я продолжал исследовать его нижнюю половину, приподняв ягодицы и чуть их раздвинув. Кожа в промежности была чуть темнее остальной. Анус, который я пощупал пальцем, был туго сжат и слегка задрожал, втягиваясь. Достаточно продолжительного созерцания хватило, чтобы возбудиться. Я помял пенис в ладони, натянул презерватив, огладил его, густо нанося смазку.

      Когда я взял его, Джей-Си не издал ни звука, только глубже уткнулся носом в подушку и задышал сквозь плотно сжатые зубы. Лицо его покрылось пятнами, рука дёрнулась в сторону и стиснула простыни, по позвоночнику покатились капельки испарины. Стоило бы проявить снисхождение, но его анус был возбуждающе тесен, а я не привык быстро кончать. Я практически лежал на нём всем телом, вплетая пальцы в его влажные волосы, и двигал лишь тазом, прилагая максимум усилий, чтоб втолкнуться как можно глубже в тугой, узкий канал. По пояснице бродил холодок, отдавался трепетом в промежности, подстёгивая эрекцию.

      Оргазм был яркий и продолжительный. Я стиснул пальцами мокрые плечи корейца, не в силах остановить ставшие практически непроизвольными движения: член ходил ходуном, беспорядочно толкаясь внутрь, иногда выскальзывал, и я тут же отправлял его обратно. Звуки хлопков и хлюпов, которые издавали наши тела, соприкасаясь, наполняли комнату.

      — Ну что, — выдохнул я, останавливаясь, когда почувствовал, что полностью иссяк, — трахали они тебя так, эти близнецы?

      Не знаю, почему я спросил именно это. Неподходящий вопрос. Джей-Си с трудом разжал зубы — даже скрипнули слегка — и выговорил:

      — Так — не трахали.

      Чтобы вытащить из него член, пришлось снова приложить усилие: тугие мышцы крепко сжали ствол внутри и сокращались. Я плюхнулся на свою половину кровати и несколькими движениями ладони отвёл с лица прилипшие волосы. Шин Джин-Чо всё ещё лежал лицом в подушке, его плечи и грудная клетка вздрагивали частым, тяжёлым дыханием, ягодицы тоже дрожали — редкими, осторожными движениями мышц сжимая половинки над истерзанным буйством секса анусом.

      — Ты как? — счёл нужным спросить я. Если уж ничего другого на ум не шло, то, по крайней мере, стояло проявить хоть заботу. Много чего он за эти тридцать с лишним минут вытерпел.

      Джей-Си вздрогнул всем телом, тут же сел, избегая прижимать копчик к кровати.

      — Нормально. Ничего страшного. Если ты хочешь ещё раз, то я ничего. Я вытерплю, — отрывисто сказал он.

      Я высоко вскинул брови на эту откровенную ложь. Лицо у него всё ещё было красное, на нижней губе отпечатался след от зубов — он закусывал губу, чтобы сдержать стоны, а скорее, крики. Руки, лежащие на коленях, дрожали, и, чтобы унять эту дрожь, он сжимал их в кулаки.

      — Да нет, — сказал я, снимая презерватив и вытирая член салфеткой, — мне и одного раза хватило.

      Кореец болезненно свёл брови у переносицы:

      — Тебе не понравилось?

      — Я не это имел в виду, — возразил я. — Ты ведь не считаешь, что французы трахаются, как кролики? Коэн, надеюсь, тебе ничего подобного не говорил обо мне?

      Он медленно качнул головой.

      — Один раз за ночь для мужчины моего возраста вполне достаточно, чтобы удовлетвориться.

      — Для мужчины твоего возраста… — машинально повторил Шин Джин-Чо.

      Я лукавил, разумеется. Возраст был ни при чём, я легко мог бы трахнуть его снова уже через пять минут передышки. И быть может, даже не раз. Его тело выглядело сексуально: набрякшие соски, сочащиеся усталым потом впадины подмышек и ключиц, слипшиеся волосы на лобке, следы от моих пальцев на ягодицах и предплечьях… Но второй раунд ему бы пользы не принёс, хотя я и не сомневался, что он бы и его «вытерпел».

      Утро лишь убедило меня в правильности моего решения: Джей-Си был совершено разбит. Но вечером, когда мы вернулись с работы, он, ни слова не говоря, разделся и опять улёгся ничком на кровать, предлагая мне себя. Я не возражал ни в тот вечер, ни в следующие пять, но всё ждал, когда он уже потребует близости и от меня. Недельные «смены»? Но нет, кореец и полунамёка мне не делал, что пора бы уже поменяться местами.

      На шестой вечер я, взглянув на его припухший, как пульпа, покрасневший анус, вряд ли уже способный принять меня без последствий, решил, что пора. Я похлопал корейца по ягодице:

      — Джей-Си?

      Он приподнялся на локте, поворачивая ко мне голову. Тело и вообще всё его существо уже было в напряжённом ожидании, и мой оклик несколько смутил его.

      — Хочешь как-нибудь по-другому? — краснея, предположил он.

      — Да, — кивнул я, — я уже почти неделю тебя трахаю. Тебе не хватит?

      Лицо его покрылось пятнами, он отчаянно помотал головой. Я пояснил:

      — Теперь твоя очередь. Хотя я и не уверен, что смогу давать тебе шесть дней подряд.

      Шин Джин-Чо взглянул на меня затуманенным взглядом, как будто не с первого раза понял, что я ему говорю, потом глаза его прояснились, загорелись.

      — Серж? — недоверчиво выдохнул он. Я кивнул.

      Через мгновение я уже валился навзничь, опрокинутый его глубоким, отчаянно страстным поцелуем. Рука его скатилась в мою промежность, стараясь отвести бедро в сторону. Я чуть толкнул его ладонями в грудь, заставляя приподняться, и перевернулся на живот. Лучше этой позы и не придумать: уткнувшись в подушку, я смогу заглушить крики, не покажу ему, как искажается от боли лицо… Такого уровня самоконтроля, как у Джей-Си, я так и не смог добиться, несмотря на все мои «тренировки» с барменом. Жюль даже надо мной подшучивал, говоря, что у меня прямо-таки зверское лицо, когда мне засаживают. Показывать его Джей-Си мне отчего-то не хотелось.

      Брать меня кореец не торопился: он долго ласкал меня, исследуя ладонями и пальцами каждую впадинку на теле. Расслабленное возбуждение, накатившее в процессе, было приятно, и тем острее я почувствовал боль, когда он всё-таки меня взял и тут же, не медля, закачался надо мной, методично вгоняя член едва ли не на всю длину. Я вцепился зубами в подушку, вжал ладонь ему в ягодицу, принуждая его остановиться. Джей-Си не остановился. Его тело продолжало качаться вверх-вниз, будто моя ладонь не остановиться его побуждала, а, наоборот, набрать темп. Размеренные, чёткие, непрерывные движения не давали ни расслабиться, ни сжаться, они отлично стимулировали его эрекцию. Член был твёрдый, горячий, пульсирующий кровью и нагнетаемой трением в головку спермой.

      Так же, как и я, прижимался Джей-Си ко мне всем телом, и его жестковатые затвердевшие соски тёрлись о мои лопатки. Руками он держал меня за предплечья, прижимая их к кровати, а подбородок вжал мне в плечо, тяжело и горячо дыша в моё ухо в такт движениям наших соединённых тел. Дыхание его становилось всё чаще, движения бёдер — быстрее, быстрее и вдруг разом остановились, теперь подрагивал лишь таз, короткими рывками двигая внутри обхваченный мышцами канала ствол. Продолжалось это довольно долго, потом его бёдра снова задвигались, мощными движениями вгоняя пенис внутрь и резкими рывками вытягивая его обратно, но член всегда оставался внутри, не выскальзывая. Темп кореец сменил несколько раз, чередуя движения тазом и бёдрами, которые не прерывались ни на секунду. В каждом его движении чувствовалось глубочайшее удовлетворение происходящим и желание продлить удовольствие как можно дольше. Моей заднице пришлось несладко, честно говоря. Истёртые мышцы ануса и сфинктера горели огнём, и я сильно сомневался, что смогу повторить это на следующий вечер, если Джей-Си потребует от меня интима в качестве пассива.

      Он кончил бурно, шумно, не сдерживая череды коротких стонов, сопровождающих последние дробные рывки, которыми он завершил половой акт, и какое-то время стоял надо мной на руках, держа меня в нанизанном состоянии. Капли пота падали с его подбородка мне на спину. Я едва мог пошевелиться, ноющая боль прокатилась по всему телу, сосредотачиваясь в растянутых вокруг твёрдого ствола мышцах. Кореец шумно выдохнул и повалился на меня, зарываясь лицом мне в волосы. Член его непроизвольно задвигался внутри, я заскрипел зубами, просунул руку и попытался вытащить его из себя самостоятельно. Кореец перехватил меня за запястье и ловко прижал мою руку к собственной ягодице, заставляя меня массировать и сжимать её. Член его продолжал трепетать, будто отзываясь на эти прикосновения, а скорее, повинуясь сокращениям ягодиц и моих собственных мышц ануса.

      Шин Джин-Чо пролежал так минут десять, потом осторожно потянул из меня член, упираясь запястьем мне в копчик. Я выдохнул, не скрывая облегчения, и выплюнул изо рта обслюнявленный край подушки. Нужно было отдышаться, но тело ходило ходуном, выколачивая сердце о грудную клетку, и воздух в лёгких не задерживался, шумными всплесками рвался из губ, превращая дыхание в сипение.

      Каким идиотом нужно быть, чтобы позволять делать с собой такое!