Вернувшись домой, я решил: всё, хватит, завязываю с этими опасными делишками! Пенис я его увидел, «тайну» узнал, незачем больше думать о том, что меня не касается.

      Но — увы! — после того, что произошло в доме учителя, ни о чём другом я думать уже не мог. Я наивно полагал, что этим моё любопытство удовлетворилось, но… невольно снова и снова прокручивал мысленно во всех деталях то, чем Морган заставил меня с ним заниматься. И чем больше я об этом думал, тем больше убеждался, что забыть об этом не могу. Вернее, не хочу забывать. Как бы я мог забыть лицо учителя в тот момент! Или его губы, влажные, дрожащие частым дыханием, едва сдерживающие томный стон и выговорившие: «Как же хорошо…»

      Я бухнулся навзничь на кровать, раскинул руки, поражаясь тому, что в голове так пусто, словно из неё выветрилось всё, что в неё запихивали все мои почти восемнадцать лет жизни, кроме образа учителя. Я закрыл глаза и погрузился в липкую развратную дрёму. Кажется, ладонь всё ещё ощущала твёрдую пульсирующую плоть…

      Мысли вяло перетекали одна в другую: «Ещё дальше зашли, а ведь завтра урок истории… Нет, на этот раз точно не смогу ему в глаза смотреть!»

      Учитель вдруг навис надо мной и грозно сказал:

      — А домашку-то не сделал?!

      Я подскочил с криком и проснулся. Отец тряс меня за плечо:

      — Просыпайся! Утреннюю молитву пропустил! В школу опоздаешь!

      Я кинул взгляд на часы и издал невнятное восклицание: опоздаю, точно опоздаю! Школьный автобус давно ушёл, придётся ехать на обычном, а он тащится, как черепаха, по городу. И домашку не сделал. Как это я вообще умудрился заснуть, даже не переодевшись? Я метнулся в ванную, оттуда на кухню. Отец с матерью неодобрительно качали головами, наверняка припоминая подходящий стих из Писания, но из дома я вылетел пулей и услышал лишь тревожное восклицание матери мне вслед:

      — Под машину не попади! Лучше уж опоздать, чем…

      «Не лучше, — подумал я, припустив по улице к остановке, — первым-то уроком как раз история. Хуже и придумать нельзя!»

      Даже несмотря на то, что я успел заскочить в уже отходящий от остановки автобус, я всё равно опоздал. В саму школу мне удалось прошмыгнуть, но в класс — увы! Морган был в этом плане строг и опаздывающим поблажек не давал, так что учебный день для меня начался в коридоре возле класса. А когда историк разрешил войти и вызвал меня к доске, чтобы я мог себя реабилитировать, то выяснилось, что домашнюю работу я не сделал. У учителя побелели кончики ушей — верный признак того, что он злится!

      Он влепил мне двойку и мрачно велел:

      — Останешься после уроков.

      В общем, день с утра не задался и прошёл кувырком. Дальше было только хуже. На физкультуре я свалился с турника и разбил себе колено, и физрук тут же отправил меня в медпункт. Уж куда-куда, а в медпункт мне идти не хотелось, ведь там был доктор Форд! А после того, что было вчера… Я бы слинял по дороге, но физрук самолично довёл меня до медпункта и сдал из рук в руки доктору. Я вжался в угол кушетки, боясь лишний раз на него взглянуть.

      — Показывай, что у тебя там, — велел доктор Форд, подвинув стул и сев напротив меня. В руках у него были бинты и зелёнка.

      Я отвёл ладонь от колена. Доктор критически осмотрел ссадину, качнул головой и откупорил склянку с зелёнкой. И без того было больно, ещё и доктор не осторожничал: обрабатывал он мою ссадину довольно грубо, не церемонясь. Должно быть, злился за вчерашнее. Но у него такое лицо, что по нему никогда ничего не поймёшь: абсолютно невыразительное лицо.

      — Что-то сказать хочешь? — нахмурился доктор, заметив мой взгляд. — Или спросить?

      Я поспешно отвёл глаза:

      — Нет.

      — А вот я, пожалуй, кое-что спрошу. — Он сжал моё колено и стал его бинтовать. — Что-то у тебя с Морганом намечается, верно?

      Моё лицо вытянулось. Это я должен был о таком спрашивать! Я невольно покраснел, но всё же выдавил:

      — Не понимаю, о чём вы, доктор Форд.

      — Всё ты понимаешь… — Он затянул бинт так, что у меня едва слёзы из глаз не брызнули. — Не понимаешь только, что связь с тобой его скомпрометирует.

      — Нет у нас с ним никакой связи, — пробурчал я. — И вообще, вы его сами компрометируете.

      — Вот как? — протянул доктор.

      Я вжал голову в плечи. Этого говорить явно не следовало. Доктор Форд сделал мне жест убираться, я не стал заставлять себя ждать. Похоже, в лице доктора я приобрёл себе врага.

      День был испорчен. Колено болело, настроение было на нуле, да к тому же оставили после уроков за невыполненное домашнее задание…

      Морган едва на меня взглянул и пальцем указал мне на первое от учительского стола место. Там уже лежал раскрытый учебник истории и моя собственная тетрадь. Может, отделаюсь лёгким испугом: сделаю домашку и…

      — Чего ты добиваешься? — вдруг спросил историк.

      — Я? — растерялся я.

      — Специально меня из себя выводишь, да?

      — Вовсе нет! — испуганно возразил я.

      — То есть ты не специально ничего не сделал из того, что я задавал на дом? — вприщур разглядывая меня, уточнил Морган.

      — Честно слово, не специально!

      — Вот как? — протянул учитель почти с той же интонацией, что и доктор Форд там, в медпункте.

      Я уткнулся носом в тетрадь, стараясь сосредоточиться на задании, но не мог написать ответ, даже имея перед собой раскрытый учебник.

      — А я-то думал… — пробормотал учитель с усмешкой.

      Он не договорил, а я тут же разволновался. Что он хотел этим сказать? Быть может, он счёл, что я специально опоздал, чтобы получить выговор и остаться с ним наедине после уроков? А если он на самом деле так подумал, то что он теперь думает, когда я сказал, что сделал это не специально?

      Я поднял глаза от тетради и взглянул на Моргана. Он читал какую-то книгу, подперев подбородок ладонью, и на его лице было блаженное выражение полного удовлетворения жизнью. Я почувствовал холодок внутри: он был такой сексуальный в этот момент, а я теперь на подобное быстро реагировал. Учитель вдруг отвёл взгляд от книги, наши глаза встретились. Я смутился и снова уткнулся в тетрадку. Лёгкий смешок.

      — О чём ты думал, глядя на меня так?

      — Ни о чём… — выдохнул я.

      — Да неужели? — фыркнул историк. Кажется, он больше не злился.

      Я с грехом пополам доделал домашку, сдал тетрадь на проверку. Морган к ней не притронулся. Он задумчиво глядел поверх тетради, потом посмотрел уже прямо на меня:

      — А может, поиграть с тобой немного? Что скажешь? У меня есть немного свободного времени, и если мы пойдём ко мне домой прямо сейчас, то за обеденный перерыв успеем и поиграть, и обратно вернуться.

      Я задохнулся и отчаянно помотал головой.

      — Да ладно тебе, не ломайся, — усмехнулся Морган, и его рука скользнула вдруг мне на ширинку. — Думал же об этом, разве не так?

      — Не так, — залившись краской, возразил я.

      — Боишься? Остаться со мной один на один? — предположил он.

      — Не пойду ни за что, — выдавил я, пятясь от него.

      Я ведь уже почти решил со всем этим завязать, прекратить лезть в неприятности…

      Учитель преградил мне дорогу:

      — А если прямо здесь? Вокруг полно людей, всегда можешь закричать, если я вдруг с катушек начну слетать…

      — Вы это серьёзно? — не поверил я собственным ушам.

      — Вполне.

      Мужчина энергично скомкал мою ширинку, помял… Я задышал, всем телом задрожав в ответ на эту грубоватую ласку.

      — Всё с тобой понятно, — опять усмехнулся Морган, взял меня за руку и завёл в подсобку.

      За доской был большой шкаф, встроенный в стену, — почти комната, — где хранились карты, книги и была вешалка для учительской верхней одежды. Морган включил свет. Я хотел юркнуть обратно в класс, но он перехватил меня за руку и притянул к себе:

      — А вчера ты был смелее. Чего ты боишься?

      — Но ведь нас могут застукать, — пролепетал я, не решаясь на него даже взглянуть.

      — А ты постарайся не шуметь, тогда и не застукают. — Морган огляделся, взял меня за талию и подсадил на стол, предварительно смахнув с него на пол какие-то старые книги. — Вот тут неплохое местечко для этого, что скажешь?

      — Неплохое для чего? — с подозрением спросил я.

      Морган рассмеялся, не ответив. Впрочем, долго мне гадать не пришлось: он взял меня за колени, придвинул ближе к краю стола и стал расстёгивать мне брюки.

      — Я только взгляну, — проговорил историк в ответ на мои протесты.

      — На что взглянете?

      Учитель всё-таки стащил с меня штаны, они повисли на щиколотке.

      — Хм, — протянул он, — а ещё говоришь, что не специально. Ты даже нижнего белья не надел сегодня.

      На самом деле я так торопился собраться, что забыл надеть трусы, но он бы всё равно мне не поверил, даже если бы я начал оправдываться. К счастью, учителя отвлекло моё колено.

      — А это что? — спросил он, дотронувшись до бинта кончиками пальцев.

      — На физкультуре разбил.

      — Больно?

      — Ну… так… — невольно смутился я. В его взгляде читалось неподдельное участие.

      — Это нам нисколько не помешает, — озорно сверкнув зубами в улыбке, сказал Морган.

      Он развёл мои колени, член провис, как сосулька. Я готов был сгореть со стыда: Морган с интересом разглядывал мою промежность, удерживая меня за колени так, чтобы я не смог свести их вместе.

      — Не смотрите! — взмолился я.

      — Смущаешься? Но я ведь уже видел тебя без трусов, — возразил Морган, посмеиваясь.

      Я захлопнул рот, даже зубы стукнули. То, что было тогда… Он снова хочет это сделать со мной?

      — Тебе ведь понравилось, да? — спросил он, будто догадавшись о моих мыслях.

      — Нет!

      — Вот врунишка, а ещё из пасторской семьи, — фыркнул Морган. — Не понравилось бы, не вставал бы при мысли об этом.

      Я опустил глаза и в ужасе увидел, что мой пенис топорщится вверх, задирая край рубашки.

      — Не надо, пожалуйста! — едва ли не заскулил я, зажмурившись. — Только не трогайте его…

      — Как пожелаешь, — тут же согласился Морган, что вызвало у меня большие подозрения насчёт искренности его слов. — Но кончить ты бы хотел, верно?

      Я помотал головой, кусая губы. С чего он вдруг встал? Я ведь почти и не думал о том, что тогда произошло… А ведь встал, конкретно встал, дальше вставать уж некуда! Морган наблюдал за моими метаморфозами с улыбкой.

      — Будь честен с самим собой, — сказал он. — Ты хочешь кончить?

      — Да, — вынужден был признать я, и моё лицо стало похоже на помидор — так покраснело.

      — Не позволишь ли помочь тебе с этим? — Его пальцы прокатились по внутренней стороне моего бедра, вызывая дрожь.

      — Да… да, пожалуйста…

      — Тогда покажу тебе одну штуку…

      Морган раздвинул мои колени шире, пошарил по карманам и вытащил баночку с кремом для рук. У него всегда была при себе такая: меловая вода сушила кожу, он часто мыл руки и смазывал их кремом, после того как писал мелом на доске или стирал написанное. Он ткнул средний палец в крем, повозил им круговыми движениями и поднёс его к ложбинке между моими ягодицами, чтобы теми же круговыми движениями втереть крем в анус. Я вздрогнул.

      — Не бойся, — ободряюще сказал Морган.

      Я замер, в голову полезла всякая чушь. В начала года, когда ученики проходили медосмотр, мои родители устроили скандал по поводу посещения проктолога. Отец сказал, что лучше умереть, чем попасть к этому богомерзкому доктору, что это пропаганда содомского греха, что врачи вообще все безбожники… В общем, визита к проктологу я избежал: чем связываться с пастором в ударе, лучше уступить, так школа и решила. Фишер мне по секрету рассказал, что во время осмотра делают, я бы и без того к этому врачу ни за что на свете не пошёл бы. По его словам, это было больно и противно, и он потом полчаса блевал и ещё неделю нормально в туалет ходить не мог. Может, и прилгнул, рассказывая, но общую атмосферу передал.

      Не собирается же Морган сейчас сделать со мной то же самое, что проктолог сделал с Фишером?!

      — Расслабься, — посоветовал историк. — Если будешь так сжиматься, то ничего не получится.

      — Не надо, — выдохнул я, пытаясь сдвинуть колени, — только не это! Ай!

      Его палец проник в меня, круговыми движениями пробрался глубже. Я замер, всем телом ощущая, как он движется внутри. По коже пошли горячие волны, будто даже кровь стала быстрее струиться по венам. Что-то его палец трогал там, внутри, и от прикосновения к этому чему-то мне в голос хотелось орать от непонятного блаженства. Но я сжал зубы и старался не проронить ни звука: учитель ведь предупредил, чтобы я не шумел. Палец двигался внутри всё быстрее, томление в члене стало просто невыносимо. Я поспешно ухватил пенис ладонью, задыхаясь, багровея от прилившей к лицу крови.

      — А, ты это чувствуешь? — протянул Морган.

      Я чувствовал, но понятия не имел, что это было. Если бы сказал об этом, посмеялся ли бы он надо мной? Я задёргал член, стараясь попасть в ритм скользящему внутри меня пальцу. Мышцы сходились судорогой, дыхание участилось. Через минуту выстрелила белая струйка, орошая мокрую от пота кожу живота. Морган подвигал пальцем ещё немного, вытащил его. Сфинктер истерично дрожал, мурашки бежали по телу от бёдер до самых лодыжек.

      — Понравилось? — спросил историк, доставая платок и вытирая пальцы.

      — Понравилось, — пробормотал я, — только не понимаю, почему.

      Взгляд у мужчины был с поволокой. Похоже, он сам возбудился. А если он «слетит с катушек»? Что вообще это может значить — «слетит с катушек»?

      — Почему? — рассеянно переспросил Морган. — Потому что, скорее всего, ты к таким вещам предрасположен.

      — Как это?

      Морган помог мне слезть со стола и даже натянуть обратно штаны.

      — Возьмём, к примеру, меня. Сколько мне не вставляй, я ничего не почувствую, у меня физиология такая. Другие заводятся от простого прикосновения. Поэтому есть пассивы и активы…

      Я не слишком понимал. Я вообще ничего не понимал и не хотел понимать: тело ещё было во власти оргазма, голова отказывалась соображать, отчего-то хотелось плакать. Возможно, учитель понял мои чувства: он вдруг привлёк меня к себе, поглаживая по спине. Запах его тела, запах его одеколона… Я с наслаждением зарылся носом в его одежду.

      Мы постояли так немного. Морган за плечи отодвинул меня, подтянул мой галстук, который совершенно сбился. На меня вдруг разом обрушились и неловкость и стыд, я попятился и выскочил из подсобки… и нос к носу столкнулся с доктором Фордом. Я застыл в ужасе на мгновение, успел заметить, что он смерил меня презрительным взглядом, тут же опомнился, прошмыгнул мимо него за рюкзаком и выбежал из класса. Возможно, он обо всём догадался или стоял и слушал, пока мы там, в подсобке… А быть может, и они прямо сейчас, если уж они, как говорил Маршалл, встречаются…

      Я и не заметил, как выбежал на улицу. Я остановился, перевёл дух и взглянул на школу. Морган стоял у окна, дымя сигареткой. Кажется, кроме него, в классе никого не было. Заметив меня, учитель помахал мне рукой. Я залился краской, но повторить его жест не решился.

      Доктор Форд нас почти застукал. Да, он мог стоять и слушать под дверью… Что он теперь обо мне подумает? Я зажмурился и отчаянно помотал головой, прогоняя ненужные мысли. Да какая разница! Важнее то, что произошло в этой самой подсобке между мной и учителем истории.

      Кажется, у нас появилась ещё одна общая тайна.