Сайно смотрит на неё и не может налюбоваться открывшимся её жадному взгляду видом — Аль-Хайтам прерывисто, тяжело дышит под ней, приоткрыв мягкие, порозовевшие от многочисленных поцелуев губы — в уголках их неизбежно застывает игривая, самодовольная ухмылка; её грудная клетка быстро поднимается и опускается, приковывая взгляд к мягким, полным, — Сайно проверяла; Сайно жадно сжала их в своих ладонях, и больше половины даже не поместилось в её руках, и почти поперхнулась, резко, глубоко вздохнув, — грудям с крупными ареолами стоящих сосков; её живот поджимается и дрожит, а руки бесцельно цепляются за смятую ткань их постельного белья.

Сайно не покрывает белоснежное, гладкое тело Аль-Хайтам пятнами укусов и засосов — негоже портить подобное совершенство следами собственнических порывов, хоть не потерявшие остроты клыки и зудят от с трудом преодолимого желания впиться в нежную кожу плеча; оставить видимое напоминание о себе, об их близости; напоминание о грязной, испачканной в крови и чужих грехах Сайно, решившейся посягнуть на совершенство, идеальность своей прекрасной богини и не получившей за это в ответ праведного наказания.

Аль-Хайтам же абсолютно безразличны её отдающие горечью мысли, жёгшие кончик языка; она вплетает длинные, тонкие пальцы в растрёпанные, спутанные волосы Сайно, и тянет её голову вниз — и Сайно подчиняется, —конечно, подчиняется, как же иначе? — опускается ниже, утыкаясь носом в терпко пахнущую петрикором ложбинку, глубоко втягивает в себя горячий воздух и широко, размашисто лижет от солнечного сплетения до самого горла, оставляя за собой влажную, блестящую в приглушённом свете ламп, дорожку, выбивая из Аль-Хайтам глухой долгий стон — снова она кусает губы, сжимает зубы и отказывается дать Сайно послушать мелодичную глубину своего голоса.

Сайно отпускает это. Сайно знает — чем ниже она будет спускаться, тем меньше у Аль-Хайтам будет контроля над собой и своими действиями, и тем чаще она будет звонко вскрикивать и рвано умолять о подаренном снисхождении.

Сайно бесконечно любит Аль-Хайтам любой, но такую, — раскрепощённую, открытую для неё, распадающуюся на части, — просто обожает до восхищённого благоговения.

Аль-Хайтам хочется поклоняться — за её острый ум, за её яркие, проницательные глаза, за редкую нежную улыбку, за тёплые ладони на напряжённых плечах, и особенно — за её шикарные формы.

Невозможно постоянно быть такой сексуальной — но Аль-Хайтам отрицает эту мысль всем своим видом, и Сайно не может агрессивно не смотреть на каждого, кто оборачивается им вслед, пока Аль-Хайтам холодным взглядом скользит вокруг, совершенно равнодушная к их окружению, как и не может, — вернее, запрещает себе, — сама опускать взгляд ниже чужого подбородка, уверенная, что вид выставленных напоказ налитых грудей и крутых, плотных бёдер уничтожат её на месте.

Сайно знает, — знала с самой первой их встречи, — что Аль-Хайтам — сладкая ловушка, но идёт в неё добровольно, легко путается в чужих сетях подобно беспомощной бабочке, но абсолютно уверенная, что её-то уж точно не съедят на ужин.

Не съедают.

И, честно сказать, Сайно в этих сетях — тоже далеко не беспомощная. И совсем-совсем не бабочка.

Сайно чуть прогибается в спине, прижимается к чужому вздрагивающему телу, и подтягивается выше, коротко лизнув нежную, уязвимую кожу под самым подбородком, коротко выдыхая на неё, с видимым удовольствием наблюдая за пробежавшими по коже мурашками, и чувствуя всем телом резкий вздох.

Грудь под ней невероятная мягкая и упругая, манит, зовёт прикоснуться к себе, и Сайно не отказывает своему желанию — чуть опирается на локти для сохранения баланса, зажимает между руками и собой чужие груди, сжимая в ладонях тренированные, мускулистые, белые предплечья, и трётся сосками о соски, хрипло выдыхая, когда они цепляются за друг друга и шершаво проходятся по коже.

Аль-Хайтам реагирует мгновенно, выгибается в её руках, запрокидывая голову с громким всхлипом, и твёрдо, ощутимо надавливая, скользит по спине Сайно короткими ногтями, медленно спускается ниже, дразняще поглаживая влажную от пота ложбинку между ягодицами, чуть царапает её, заставляя Сайно крупно вздрагивать, и ведёт тёплую, уверенную линию вниз, к её половым губам, слегка надавливая на них подушечками пальцев.

Сайно поднимает голову, внимательно наблюдая за чужим расширенным взглядом, — оранжево-жёлтые зрачки почти полностью скрывают за собой изумрудную радужку и выражают лишь голод и необъятное обожание, — и возится, кусая губы и слегка раздвигая колени, давая Аль-Хайтам немое разрешение на всё, что она хочет сделать.

Аль-Хайтам в ответ слегка наклоняется к ней, несильно потянув за волосы другой рукой, и прикасается к губам в нежном, ласковом поцелуе, глотая рваный стон Сайно, когда пара длинных пальцев медленно и легко погружается во влагалище — и Сайно ощущает, как горят её щеки, когда осознает, насколько она мокрая на самом деле — им даже не нужна всегда лежащая неподалёку смазка, что многое говорит об увлечении Сайно чужим телом.

Другим пальцем Аль-Хайтам трёт и едва ощутимо щекочет, царапает клитор, и всё это — движения пальцев внутри, движения пальцев снаружи, давление налитой груди с возбужденными сосками под ней, горячий, гибкий язык, облизывающий щеки и скользящий по её языку, влажные, хриплые вдохи и выдохи Аль-Хайтам — сводит Сайно с ума, заставляет выгибаться и корчиться, поджимать пальцы на ногах от прошибаемого тело удовольствия и задушенно стонать в чужой рот, сжимая предплечья до синяков.

Но Сайно ещё помнит — ей необходимо побыть меж чужих шелковистых бёдер, иначе настойчивое желание будет мучить её долгое время, поэтому отстраняется от алых, искусанных, ярко блестящих от слюны, губ и тяжело дышит через открытый рот, чувствуя, как дрожит собственное тело от ставших грубее и быстрее толчков пальцев, настойчиво оглаживающих внутренние стенки — Аль-Хайтам явно хочет довести её до оргазма, и Сайно прикрывает глаза, спускаясь ниже, отпуская чужие предплечья с видимыми отпечатками пальцев, чтобы подхватить наклонившуюся в её ладонь грудь и провести гладкую, мокрую от скопившейся во рту слюны, широкую линию прямо по выпираюшему бугорку соска, — Аль-Хайтам здесь не так чувствительна, как Сайно, но этого хватает, чтобы доставить ей удовольствие, и Сайно не стесняется пользоваться любым преимуществом в её руках, — отчего пальцы внутри заметно вздрагивают, сбиваясь с контролируемого ритма, надавливают на пульсирующий клитор и сжимающиеся стенки влагалища сильнее, до ярко вспыхрувших звезд перед глазами и давящего на горло беззвучного крика.

Сайно кончает и опускает голову вниз, дрожа и пытаясь расслабиться, придавливая Аль-Хайтам всем своим весом, и тихо шипит, когда мокрые пальцы в лёгкой ласке прикасаются к слишком чувствительным местам, прежде чем выйти из неё.

Чуть наклонив голову, прижавшись щекой к упругой груди, Сайно, прищурившись сквозь упавшую на глаза чёлку, пристально следит за тем, как Аль-Хайтам подносит грязные пальцы к губам и, подняв горящий удовлетворением взгляд, демонстративно широкого облизывает их, чуть посасывая кончики.

Сайно сглатывает. Крепко целует кожу над быстро бьющимся сердцем, чуть поддевая её клыками — не совсем засос, не совсем укус, и сползает ниже.

Раздвинуть эти великолепные, шикарные, шелковистые бёдра для Сайно одно удовольствие; тщательно вылизать обжигающе горячее, мокрое от выделяющейся смазки влагалище, надавливая на пухлый, покрасневший клитор кончиком языка и слыша звонкий стон в ответ — ещё большее удовольствие.

Сайно обхватывает тяжёлые бёдра ладонями и прижимает их к голове — и Аль-Хайтам, читающая её с одного полувзгляда, понятливо сжимает ноги крепче, впечатывая лицо Сайно в свою промежность — и она действительно рада, что кончила совсем недавно, иначе неизбежно возбудилась бы снова от реальной возможности задушить себя этими восхитительными ногами.

Аль-Хайтам всхлипывает и дёргается, чтобы потереться о Сайно, и она с радостью открывает рот и высовывает язык — если её богиня хочет использовать Сайно, — её жрицу, её верную верующую, — как сексуальную игрушку, она вовсе не против предоставить свои услуги.

Аль-Хайтам самозабвенно трётся о её язык, стонет, вздрагивает и, возможно, даже плачет, а Сайно прикрывает глаза и пытается дышать в стальной хватке напрягшихся бёдер, чувствуя себя на своём месте, счастливой и абсолютно довольной. Её язык собирает капающую из влагалища смазку и собственную слюну, пока оно катается по нему; Аль-Хайтам же наверху выгибается и дёргает Сайно за пряди волос, прижимая ещё ближе к себе, отчаянно пытаясь кончить.

Наконец, Сайно, насладившись чужой отзывчивостью, перехватывает Аль-Хайтам за бока и прижимается губами к пульсирующему клитору, крепко зажимая его и чуть оттягивая, щекоча щель уретры кончиком языка, и Аль-Хайтам выгибается на постели всем телом и кричит.

Сайно всеми органами чувств ощущает, как она кончает, и улыбается, продолжая вылизывать всё, до чего дотягивается, щёлкает языком по текущему клитору, отчего бёдра вокруг неё на мгновение сжимаются сильнее, и проталкивается в судорожно сжимающийся вход, оглаживая подрагивающие гладкие стенки, пока Аль-Хайтам не освобождает её из плена и не отталкивает голову руками в неудобстве.

Сайно отпускает её и садится на колени, потягивается, вытягивая руки над головой, глубоко, часто дыша и облизывая губы — всё её лицо в соках Аль-Хайтам, и она оглядывается в поисках более чистой части постельного белья, чтобы вытереться, не в силах начинать волноваться об очередном белье на стирку... или в мусорку.

Краем глаза она замечает, как Аль-Хайтам, — в окружении спутанного водопада серебристых волос, с красным лицом и мокрыми ресницами; с ещё стеклянным, рассеянным взглядом после оргазма и искусанными, алыми губами; с проявляющимися отпечатками пальцев Сайно на руках и боках, — внимательно смотрит на неё, и она вопросительно склоняет голову.

— Тебе лучше?

Сайно на мгновение удивлённо моргает, а после нежно улыбается.

Заметила, значит.

— Гораздо.