Аль-Хайтам тихо задыхается, отчаянно сжимая в зубах собственное, прислонённое к шершавой стене дома, запястье; Сайно позади него тяжело дышит тоже, давит на поясницу, заставляя прогибаться сильнее, и нежно обводит по кругу свободный ещё со вчерашнего вечера вход, отчего внутри всё сладко сжимается в ярко горящем в венах предвкушении.

Аль-Хайтам жмурится на мгновение, когда чувствует, как внутрь течёт, кажется, минимум половина бутылочки оставшегося у них масла, и старается устоять на дрожащих ногах — Сайно не церемонится, вслед за маслом скользит внутрь сразу тремя пальцами, вызывая рваный, глухой стон, толкается глубже, погружаясь до самых костяшек, и останавливается на короткое мгновение, давая отдышаться, слегка отстраняется, заставляя невольно сжиматься от возникшей пустоты, и без какой-либо пощады врезается внутрь снова — на этот раз намеренно надавливая на простату по пути.

Аль-Хайтам громко вскрикивает, выпуская израненное, кровоточащее запястье из собственных зубов, дёргается всем телом на неустойчивых ногах, прежде чем крупная ладонь зажимает ему рот, а горячее дыхание рвано обжигает шею:

— Тише, Аль-Хайтам. Ты же не хочешь, чтобы нас поймали, не так ли?

Аль-Хайтам глубоко вздыхает, цепляясь ногтями за выступающий щебень, в надежде успокоить собственные сердце и тело хотя бы на необходимую для короткого перерыва секунду, и качает головой в ответ на вопрос — в деревне Аару в этот поздний час спят все, кроме далеко стоящих часовых, и разбудить кого-либо Аль-Хайтам действительно не горит желанием.

Сайно тихо, низко мурлычет ему в шею, легко целует выступающие позвонки и снова продолжает двигаться — масло оглушающе хлюпает между ними, и Аль-Хайтам сжимается всем телом, когда чувствует большее растяжение с четвёртым пальцем внутри него, но Сайно не даёт закрыться, отвлекает от неприятного неудобства многочисленными поцелуями и лёгкими укусами в выпирающие лопатки.

Аль-Хайтам всхлипывает, прислоняясь к держащей его руке ещё больше, вжимаясь в неё лицом, и позволяет отвлечь себя, пока не чувствует уперевшуюся в раскрытое, сжимающееся отверстие горячую крупную головку чужого члена — но Сайно лишь трётся о него, самым кончиком проникая внутрь и тут же отступая обратно, и Аль-Хайтам сжимает зубы от вспыхнувшего внутри негодования, дёргается толкнуться самому, пока Сайно крепко не хватает его за бедро, держит на месте, не давая двигаться, и склоняется ниже, прижимаясь твёрдой, рельефной грудью к влажной, покрытой потом спине, и тихо, хрипло шепчет на ухо, обжигая дыханием:

— Такой нуждающийся... Но нет, Аль-Хайтам. Нет. Ты стоишь и получаешь удовольствие, мой самостоятельный. Это было твоим условием, помнишь?

Аль-Хайтам помнит. Аль-Хайтам прекрасно помнит и готов ударить самого себя из прошлого за такое глупое условие, за свои взыгравшие не к месту принципы.

Он жмурится на мгновение, — Сайно, чёртов садист, так и продолжает дразнить его внизу, — и вцепляется пальцами в чужое предплечье до явно выступивших на завтрашний день синяков, безмолвно выражая своё полное неодобрение, на что Сайно тихо смеётся и отстраняется.

Аль-Хайтам наконец, наконец, чувствует долгожданное, слегка болезненное натяжение головки внутри, и успевает облегчённо выдохнуть, — неужели Сайно нормально трахнет его? — прежде чем Сайно снова выходит.

Аль-Хайтам, вопреки закрывающей его рот ладони, громко скулит и яростно бьёт кулаком песчаной стене перед собой от наполнившего тело разочарования; скольжение крупной, горячей головки внутрь и наружу сводит с ума, тело, кажется, медленно сгорает от ощущения растяжения только в одной точке, сжимается от пустоты в кишках, — которую, Аль-Хайтам познал на собственном незабываемом опыте, может заполнить лишь смехотворно большой член Сайно, — и Аль-Хайтам смаргивает выступившие на глазах слёзы, тянется вниз, обхватывая головку собственного члена ладонью, трёт текущую дырочку уретры кончиками пальцев — и задыхается, задушенно кричит, когда одновременно с этим Сайно плавно, единым толчком входит в него на всю длину, прижимается на пару мгновений бёдрами к его ягодицам — и больше не даёт времени привыкнуть к своему размеру, к внезапному натяжению внутренних стенок, и толкается, толкается, толкается...

Приливная волна оргазма приходит неожиданно, накрывает с головой, ослепляет — и оставляет Аль-Хайтама дрожащим, стоящим ровно только благодаря рукам Сайно, со следами спермы на стене чужого дома и на песке под их ногами — и продолжающим трахать его Сайно.

Ему, кажется, абсолютно всё равно, что Аль-Хайтам уже кончил, он яростно, решительно врезается в него до звонких шлепков кожи о кожу, до разбрызгивающегося во все стороны масла, стекающего мелкими каплями по яичкам и полувозбуждённому члену Аль-Хайтама, капающего на песок вместе с остатками спермы, что Сайно немилосердно выдаивает из него.

Аль-Хайтам скулит, стонет и всхлипывает; слёзы непрерывным потоком текут по лицу и чужой обжигающей кожу ладони; Сайно тяжело дышит в шею, ощутимо кусает её и рвано мычит, пытаясь заглушить себя тоже.

Рука с бедра, — едва ли Аль-Хайтам сейчас сможет взять на себя инициативу, — перемещается на живот, поднимается выше, оглаживая грудь и обводя шершавыми подушечками пальцев соски, сжимает, вызывая мелкую дрожь в теле, слегка трёт, явно наслаждаясь его отзывчивостью на полученную стимуляцию, и опускается ниже.

Аль-Хайтам в лёгкой, едва осознаваемой, растерянности смотрит вниз, когда его ладонь отцепляют от собственного члена, тянут к животу — и давят; давят и давят, пока Аль-Хайтам не чувствует очертания двигающегося в нем большого члена и не застывает на месте.

Сознание, кажется, отключается на некоторое время, потому что приходит в себя Аль-Хайтам не склонившимся, опирающимся руками о стену, а впечатанным в чужие твёрдые мышцы груди, в крепких объятиях — и с гораздо более глубоко, стремительно входящим в него членом.

Сайно, это чувствуется по неровным, рваным толчкам, на грани оргазма, и Аль-Хайтам стонет и опускает взгляд вниз, на свой скрытый ладонью живот, и не может сдержать бегущей по телу крупной дрожи от странного восторга и поднимающегося из глубин души ужаса, когда воочию наблюдает то, что отправило его во второй оргазм за ночь — выпирающую кожу около пупка при каждом толчке члена Сайно внутри него.

Аль-Хайтам даже не знал, что с его конституцией тела подобное вообще возможно... Сайно собирается погубить его, не так ли?

С наконец наступившим оргазмом Сайно, прижавшимся к нему всем телом, с наполнившей его, обжигающей спермой, Аль-Хайтам даже не замечает собственного, трясясь и дёргаясь в стальных объятиях, не дающих полноценно двигаться.

Сайно рвано дышит ему на ухо, прислоняется к стене, скатываясь по ней вниз, утягивая Аль-Хайтама за собой, и он вздрагивает, хрипло стонет, когда сдвинувшийся член внутри давит на простату, посылая проклятые электрические искры по возбуждённым нервам, и моргает, поднимая и чуть поворачивая в сторону голову, пытаясь сквозь мутный, заслонённый каплями слёз, взгляд встретиться с горящими в темноте алым с оттенками янтаря глазами Сайно.

Сайно в ответ чуть хмурится, приоткрывая рот в вопросе, но Аль-Хайтам убирает чужую руку с лица и перебивает его, глухо прошептав:

— Повторим?