— Как ты меня назвал, маленький засранец? — хрипло выдавил Вэй Усянь, с большим трудом приподнявшись и уставив на спокойного, даже веселого Сяолуна ненавидящий, пыщущий неутолимой злобой взгляд. Того ничуть не смутило, как на него посмотрели, ему это казалось скорее забавным, чем опасным.

Отложив в сторону книгу, изящный юноша поднялся с богато украшенного какими-то загогулинами низенького кресло и подошел ближе к своему пленнику, пытающемуся разорвать вервие Бессмертных.

Когда Сяолун оказался слишком близко, Вэй Усяню пришлось отвлечься от веревок и переключить все внимание на него, в конце концов, этому придурку может приспичить сделать с ним что похуже, чем обычное связывание. Осознав, чего именно желает наследник главы Ордена Чунь, мужчина всерьез опасался, что его просто сейчас возьмут и возьмут, во всех смыслах. От одной мысли, что к нему будет прикасаться кто-то, кроме Лань Чжаня, Вэй Усянь покрылся мурашками с головы до ног, с похвальным трудом сдержав рвотный позыв, и задергался еще усерднее, так, что пресловутое вервие впилось в покрасневшую кожу, а запястья чуть не кровоточили.

Свысока окинув связанного человека перед собой, юноша присел на кровать и нежно дотронулся до покрасневшей от упражнений щеки, убрав в сторону набившуюся в глаза челку:

— Ну же, А-Ин, не будь таким. Будешь хорошо себя вести, и я освобожу тебя, только сначала поговорим.

— Ну уж нет, сначала ты развяжешь меня, а потом посмотрим, захочу ли я слушать твои бредни, — зло огрызнулся Вэй Усянь, резко отвернувшись от ласкавшей его руки, не оставляя попыток снять веревки. Именно снять, разорвать их было не под силу, возможно, даже Лань Ванцзи с его сильнющими руками. — И вообще, не помню, чтобы разрешал называть себя этим мерзким прозвищем!

— Тебе не нравится свое имя? — как ни в чем не бывало поинтересовался Сяолун, прекрасно зная ответ.

— Мне не нравится, что его говоришь ты!

— Как грубо, А-Ин, я расстроен твоей холодностью ко мне, — по его лицу было видно, что он нагло врет, но Вэй Усянь все равно съязвил:

— Очень рад был тебя расстроить, просто на седьмом небе от счастья, — и ведь не солгал: вид неудовольствия на смазливом личике этого засранца и правда тешил самолюбие. Но Вэй Усяню было не до этого.

Сяолун легонько щелкнул его по носу, будто непослушного ребенка:

— Ну все, успокойся, я не собираюсь с тобой ничего делать. Пока что.

— Что-то последние слова меня вообще не воодушевили!

— Интересно, почему же?

— Действительно!

— Ладно, ладно, — похоже, совесть у этого мальчонки еще функционировала, пусть и через раз, — посиди тихо, и я тебя развяжу. Но поклянись, что не нападешь на меня, а то оставлю как есть.

— И как ты мне предлагаешь клясться, если я связан? — скептически вздернул бровь Вэй Усянь.

Сяолун пожал плечами:

— Необязательно поднимать три пальца, скажи «Клянусь» и все.

— Хорошо, клянусь.

— А, еще поклянись, что не сбежишь.

— Да ни за что! — шутить изволишь? Именно это он и собирается сделать!

Юноша отодвинулся от него и демонстративно встал с кровати, так и не убрав веревки. Вэй Усянь заскрипел зубами в бессильной ярости, провожая удаляющуюся фигуру взглядом, полным недоброжелательства. Впрочем, Сяолун быстро вернулся, и не с пустыми руками: он поставил тарелку с горячим супом на столик возле кровати и с тихим хрустом разломил палочки для еды.

«Ты что, собираешься хорошенько пообедать рядом с извивающимся пленником, на десерт оставив немилосердные пытки последнего?»

Правда оказалось гораздо проще, хоть и в разы ужаснее: Вэй Усяня усадили поудобнее, прислонив тушку к изголовью кровати, и возле его рта оказались те самые палочки, между которыми оказался зажат небольшой кусок курицы. Он брезгливо отвернул голову, игнорируя жалобные завывания из живота:

— Решил снова меня усыпить?

Сяолун спокойно ответил:

— Мне нет нужды это делать. Пока что.

Снова это многозначительное «пока что»! Вэй Усянь задрожал всем телом, но не от страха — станет он бояться таких идиотов, как этот, и не такое видывал — а от бешенства, от осознания того, что им крутят как хотят.

Он решительно сказал:

— Развяжи меня, я, так и быть, клянусь, что не сбегу. Пока что.

Сяолун нахмурился, тыча ему в лицо палочками:

— Мне не нравится это твое: «Пока что».

— О, поверь, мне эта фраза в твоем исполнении тоже облегчения не принесла, — Вэй Усянь злорадно высунул язык, но, как оказалось, очень и очень зря. В его рту тут же оказался злосчастный кусок уже успевшей остыть курицы, и Сяолун с довольным видом сложил палочки, наблюдая, как корчится в судорогах Вэй Усянь в ожидании скорейшей смерти или хотя бы потери сознания. Но, на удивление, спустя несколько мгновений он все еще был бодр и весел, хотя насчет последнего поспорил бы.

Разогнувшись, он недоверчиво прожевал пищу, пока мальчишка снимал с него вервие. Сяолун хихикнул на его реакцию:

— Мой милый А-Ин, ты правда думаешь, что я способен лишь на зло? Это делает мне больно!

— Сам виноват. И я говорил, чтобы ты не называл меня так!

— Ну не дуйся ты, я не такой уж и злой, — он аккуратно сложил веревки и сунул в руки Вэй Усяню миску с немного остывшей едой, — просто стань моим, и все проблемы исчезнут, правда-правда.

Тот чуть не подавился, услышав такое, и решил просто игнорировать бред, вылетавший из рта этого недоноска, и принялся поглощать вполне неплохой суп.

Между делом Сяолун заметил, перебирая чужие волосы, точнее, пытаясь, ибо Вэй Усянь упрямо отворачивал голову, вертя ей в разные стороны:

— Кстати, твою пропажу уже заметили. Честно говоря, я удивлен, что так быстро, думал, у них есть дела поважнее. Сразу всех на ноги подняли и шныряют теперь по лесу с собаками.

При упоминании четырехногих мужчину пробрала еле заметная дрожь, но он скептически задал вопрос:

— И что дальше? Какую чушь ты им нагородил, скрывая, что это твоих рук дело и что меня держат чуть ли не в сексуальном рабстве?

— О каком рабстве идет речь? — удивился Сяолун. — Самое плохое, что я с тобой сделал, это усыпил и забрал к себе поближе. Неужели ты будешь говорить, что здесь плохие условия для проживания? И я тебя почти не касался.

«Сейчас явно прозвучит «пока что», — подумал Вэй Усянь, но мальчишка замолк, улыбаясь (не очень приятно!) каким-то своим мыслям.

— Ты так и не ответил. Что ты им наговорил? И кто меня ищет?

— Более всех сбивается с ног Орден Гусу Лань, понятное дело.

Глаза Вэй Усяня расширились, и кровь схлынула с его лица, когда он подумал о Лань Ванцзи. Сяолун не обратил на это ни малейшего внимания, продолжая витать у себя в мыслях:

 — А насчет того, что я им сказал… Да ничего такого. Всего-навсего сообщил, что ты не хочешь их видеть, ничего такого.

Тарелка с грохотом оказалась на полу, и на ковре расцвели крупные жирные пятна. Одинокий кусочек родившейся явно под несчастливой звездой птицы укатился под высокую кровать. Вэй Усянь порывисто вскочил с обезумевшим лицом и так, что побелели костяшки, вцепился в ткань одежды у горла опешившего Сяолуна.

— Кому ты это сказал? — уже догадываясь, каков будет ответ на вопрос, Вэй Усянь весь покрылся мурашками, лицо стало белее полотна.

— Ну, Ордену Лань, конечно же.

— Я спросил, кому именно?! Назови их имена! Отвечай! — он схватил Сяолуна за грудки и резко встряхнул, потеряв всякое терпение.

— Да благие боги, зачем ты такой дотошный? Нефритам я это сказал, главе Ордена Лань и его брату! Все, доволен?

Вэй Усянь оцепенел, не веря своим ушам. Медленно высвободив мальчишку из почти смертельной схватки, он с подгибающимися коленями доплелся до кровати и рухнул на нее лицом вниз, не подавая никаких признаков жизни. Тонкие пальцы вцепились в складки шелковых одеял, грозясь порвать их в лоскуты.

Больше всего сейчас Вэй Усянь желал убить сначала этого придурка, а потом и себя в придачу. Он только что (разумеется, со слов Сяолуна) сказал Лань Ванцзи, что не хочет больше его видеть. А зная этого холодного с виду заклинателя, на самом деле такого неуверенного в себе и своем счастье, легко ранимого глубоко внутри, он принял эти слова, прозвучавшие пусть и не из уст самого Вэй Усяня, за чистую монету.

За все время, которое прошло с выяснения отношений этих двоих в храме, Лань Ванцзи так и не смог до конца поверить, что Вэй Усянь принадлежит ему, боясь, что в любой момент может надоесть ему своей холодностью и отчужденностью, и ничего не мог с собой поделать.

Думая об это, Вэй Усянь захотел умереть, не сходя с места, хотя наилучшим вариантом было выбраться из этой «золотой клетки» и упасть в ноженьки мужу, поклявшись всеми богами, что он ничего такого не говорил. Да. Так и должно быть сделано.

План побега стал медленно, но верно зреть у него в голове.