Разбудила эльфов заливчатая песнь жаворонка. Глетчер протёр глаза и сел. От костра остались одни угли, солнце давно уже встало, и тень от гор немного отодвинулась. Всё ещё было свежо, на траве блестела роса. Эльф потянулся и энергично зевнул. Карина ещё спала. А вот шусты, по-видимому, поднялись давно: увидев, что он проснулся, они завопили в два голоса, требуя завтрака.

      — Тише, сейчас дам вам что-нибудь.

      Глетчер вытряхнул из волос траву, поднялся и посмотрел на горы, заслонив глаза от солнца ладонью. Сейчас, при свете солнца, горы казались разломленными пополам. «А, так вот где ущелье, — понял юноша, — мы от него в двух шагах. И Эльфрис совсем близко. Отчего же мне не радостно?» Он сел на траву, спрятал лицо в ладонях. Наверное, какая-то часть его осталась там, за морями, в далёких и удивительных странах, по которым он будет скучать в мирном и спокойном Стартоне…

      — Брр! — пробормотала Карина, просыпаясь. — До чего же сыро!

      — Доброе утро, — сказал эльф.

      Эльфийка, ещё не вполне очнувшаяся от сна, с наслаждением потянулась. С её волос покатилась на траву роса. Сейчас она походила на дриаду.

      — Если хочешь, снова разведу костёр, — предложил Глетчер.

      — Нет, солнышко обогреет.

      На её лице юноша приметил какое-то странное выражение.

      — Что случилось?

      — Сон нехороший приснился…

      — О чём?

      — Не хочу вспоминать. Давай лучше позавтракаем.

      Львиную долю завтрака вытребовали шусты, разумеется. Глетчер не переставал дивиться их прожорливости.

      — Я нашёл ущелье, — сообщил эльф. — До него всего несколько шагов.

      Солнце начало входить в силу. Оно расплылось по небу золотой лужицей и полыхало лучами. Денёк обещал выдаться жарким.

      Глетчер присвистнул, но шусты в плащ забираться отказались. Видно, им хотелось размять лапки.

      — Ладно, но только потом не жаловаться! — предупредил эльф. — Надеюсь, не отстанут и не попадутся какому-нибудь хищнику…

      Они пошли по лугу и дошли до края, где собственно луг обрывался и скатывался вниз, в ущелье, лежащее между двумя отвесными стенами гор. Земля в ущелье была кирпичного цвета, трава там не росла. По склону эльфы спустились вниз. Трава под ногами становилась всё реже, потом и вовсе пропала, и теперь они шли по выжженной солнцем земле, усеянной мелкими камешками. Когда спуск окончился, они оказались у самого Входа в ущелье. Юноша прищурился и попытался разглядеть что-нибудь, но проход казался темным и бесконечным. Земля была твёрдой как камень, шаги глухо отдавались, вызывая слабое эхо.

      — Здесь нужно потише, — негромко сказал эльф, — наверняка могут быть обвалы.

      Они неспешно пошли по ущелью, шусты шустро катились следом за ними. От малейшего движения поднималась пыль, так что на зубах скрипело, а во рту был горький привкус сухого дыхания ветра. Никакой живности здесь не было, лишь однажды Глетчеру показалось, что среди камней металлическим блеском сверкнула змея.

      Солнце палило нещадно, а потом вдруг полил дождь. Прямо из ясного неба! Не злой — весёлый дождик, какие обычно и бывали в Эльфрисе. Но эльфийка всё ещё боялась дождей, так что Глетчер отыскал в скалах небольшую пещерку, и они с Кариной забежали туда.

      Глетчер огляделся и вскрикнул: на стенах пещеры виднелись рисунки, судя по всему, очень древние. На одной стене был нарисован эльф (а в том, что это эльф, Глетчер не сомневался: уши были чётко прорисованы) с жезлом и кубком в руках и с короной на голове. Внизу проглядывали выцветшие от времени надписи: ОБ…Р…К…ЛЬ…Э. Буквы были написаны по-эльфийски. Глетчер долго гадал, что эта надпись означает, потом его осенило:

      — Оберон, Король эльфов!

      На другой стене тоже был остроухий эльф, но его волосы были вычернены углем, а надпись совсем стёрлась, осталось лишь одно «В». На этот рисунок Глетчер смотрел очень долго. Кто мог нарисовать такое? Возможно ли, что в этих горах некогда обитали… эльфы? Которые и оставили после себя рисунки. Но этот второй эльф — эльф с чёрными волосами… Глетчер озадачился: не побывай он за морем, он бы никогда и не узнал, что бывают такие эльфы, как в Блэкдейле. В Эльфрисе об этом ни слова не говорили! А какие-то древние, древнее этих гор, эльфы об этом знали? И знание затерялось в веках?

      В углу стена была иссечена так, что образовывала плоскую чашу, внутри которой были вырезаны надписи на староэльфийском. Глетчер стал читать их вслух, и удивление его всё возрастало. Первые две строчки были ему хорошо знакомы, он слышал их в песнях с самого детства, а вот дальше было написано такое… Это была История с самого её начала — легенда об Обероне.

      «Появились на небе Солнце и Луна, и тогда же упала на землю роса. А поутру пришёл Эолец на луг и нашёл двух младенцев в утренней росе».

      — Эолец? — пробормотал Глетчер.

      «Один сиял как само Солнце, а другой был чернее ночи. Взял их Эолец себе и увидел, что один младенец был неразумным дитем, только плакал, а другой же назвал Эольцу своё имя и имя своего брата Эольцу назвал. Назвался он Обероном, а второй был Вернон».

      — Вернон! — воскликнула Карина.

      Глетчер, кажется, начал понимать, что к чему.

      «Странный вид был у младенцев, Эолец таких не видел прежде: уши у них были острые, и красоты они были удивительной. А у того, что Обероном назвался, глаза ещё и светились двумя лунами. И стал их Эолец растить: Оберон скоро вырос, а Вернон был обыкновенным ребёнком. Назвался Оберон эльфом и мог делать разные чудеса, а брат его — не мог. Узнал Эолец ещё, что время над эльфами имело особую силу: жить им было долго, дольше людского, без малого тысячи лет и сотни».

      «Взял тогда себе Оберон в жёны прекрасную дочь Эольца — Льёгу, а Вернон — Фьёну, другую дочь Эольца. И отвоевал Оберон у северцев землю, что вокруг Озера, и создал там королевство, которое назвал Эльфрисом, Страной эльфов. А Вернон, повздорив с братом, кому быть в этой стране королём, ушёл через горы за Море и более не воротился».

      «Оберон же сделал свою страну чудесной: Солнце там и Луна вместе светили, звери говорить умели, в деревьях души ожили и дриадами назвались. Заселил же он страну эльфами: иные от него родились, иные из-за гор пришли и от эльфов потомство родили, которое тоже эльфами назвалось. А род Оберона, как он есть, чистой крови клан, им и править в его королевстве: Оберон — Карайм — Митарил — Ортан — Лестамар — Алландир — Гладиор — Фестиар — и кто за ним будет».

      Глетчер осёкся и замолчал. Фестиаром звали его прадеда. Выходило, что Оберон был его прямым предком? Как-то не очень верилось. В Эльфрисе вот уже несколько веков правил род Ильэйма, который сумел доказать, что именно их род является прямыми предками Первого Короля.

      Дальше было написано: «И оставил Оберон свой меч. Взять же его может лишь тот, в чьих жилах течёт кровь королевская, прочих к себе не подпустит. Под чашей взгляни, возвеличься или пропадом пропади».

      — Ну и ну, — сказала Карина, — получается, что наши предки были братьями?

      — Получается… А вот интересно, меч и вправду тут? — Глетчер положил на чашу ладонь.

      — Ты что, хочешь его достать? Но ведь сказано же, что его сможет взять лишь прямой потомок Оберона?

      — Попробую. Вдруг… — Юноша не договорил, но подумал: «Вот и проверю, правда ли там написана и правда ли Ильэйм…»

      Тут же он оборвал себя, потому что чуть было не усомнился в том, в чём эльфам сомневаться нельзя было: в истинности рода Ильэйма. Немыслимое дело!

      Глетчер взялся за край чаши и легко вывернул её. Тут же пещеру залил яркий свет, похожий на лунный, и из горной породы сам собой поднялся вверх меч, прекраснее которого на свете не было! Это был длинный обоюдоострый меч, клинок которого светился серебром, а рукоять была из чистого золота и украшена странными камнями, похожими на застывшие капли росы. Это и был легендарный меч Оберона. Сердце Глетчера глухо стукнуло, и он протянул руку к мечу.

      — Постой! — Карина остановила его. — А если что-нибудь случится? Там же написано: «Или пропадом пропади»?

      — Увидим, что случится…

      Всё же, потянувшись к рукояти меча, эльф ожидал, что случится что-нибудь неприятное, даже морозец пробежал по коже. Но Глетчер всё-таки рискнул и коснулся меча, а тот неожиданно легко скользнул в руку, точно только его и дожидался! Сверкнуло, и свет ярче солнечного объял всего юношу. «Что-то происходит…» — в смятении подумал эльф. А происходило вот что: эльф из чёрного превратился в златокудрого, каким и был раньше. К тому же на нём появилась странная, золотом расшитая одежда, скреплённая драгоценным поясом с пустыми ножнами. Тут виски эльфа что-то сдавило, он протянул руку, и его пальцы ощутили холод золотого обруча. Эльф снял его с головы и увидел, что это корона — точно такая же, в какой был Оберон на наскальном рисунке.

      — Ох! — только и сказала Карина. — Глетчер, а ты ведь, похоже, действительно его наследник!

      — Да уж… Кем я только ни был: и вампиром, и бродягой, а теперь вот королём заделался, которому править негде, — с иронией сказал Глетчер.

      — Почему негде? Если ты докажешь…

      — Ничего я не собираюсь доказывать!

      Эльф попытался вернуть себе прежний облик, но не тут-то было! Так он и остался в своём истинном обличье, даже одежду сменить не смог.

      — Да на тебе и одежда такая же, как и на рисунке, — приметила Карина. — Нет, Глетчер, что и говорить: ты потомок Оберона!

      — Вот только мне от этого не легче… — Юноша повертел в руках золотой обруч. — Куда мне теперь со всем этим?

      И тут приключилась ещё одна удивительная вещь: корона вдруг выскользнула из рук, взвилась вверх и сама собой прочно наделась на золотые кудри эльфа.

      Глетчер сел прямо на камни, закрыл глаза и болезненно поморщился. Он смутно догадывался, чем это всё может обернуться: заявится он в Стартон, в таком-то виде, и не миновать раздоров. Между прочим, кое-кто и прежде поговаривал, что Ильэйм к Оберону никакого отношения не имеет.

      — Не стану я об этом говорить, — решил Глетчер, — и тебе запрещаю. Потомок или нет, никакого значения не имеет. В Эльфрисе уже есть король. Мы придём в Стартон, поженимся и будем жить спокойно и счастливо, как я и жил до этого чёртова путешествия. Я ничего не хочу, кроме этого.

      — Но как же ты объяснишь им свой вид? Может быть, тебе лучше опять переодеться?

      — Не могу, — признался эльф. — Видимо, на этой одежде собственное заклятье, раз мои оказались бессильны. Придётся так идти, хоть мне и не нравится: вырядился…

      Тут, словно услышав его слова, одежда слегка изменилась: пропало с неё золото, попрятались драгоценные камни, однако же пояс и корона остались прежними.

      — Да это волшебная одежда! — с лёгким ужасом сказала девушка.

      Эльф оглядел себя ещё раз:

      — Так-то лучше. Что же с короной делать? Ну да ладно, скажу, что от кеннистонского князя в подарок досталась.

      «Вот ведь, — подумалось ему, — теперь ещё оказалось, что я из рода Оберона. Недаром он мне снился… Ох, никогда бы мне этого не знать! Чувствую: без неприятностей не обойтись!»

      Но про себя эльф твёрдо решил, что в неприятности ввязываться не будет и даже полслова об этом никому не скажет. Ведь ему так хотелось покоя!

      Глетчер взглянул на меч, который всё ещё был в его руке, и увидел, что на клинке эльфийской вязью проступила надпись: Ллайтар.

      — Ллайтар? Значит, так его называют? Странное название…

      С эльфийского это означало: «из плоти росы». И только сейчас Глетчер заметил, что клинок прозрачен как кристалл — будто точно из росы сделан. Не сталь и не железо — неизвестный материал, скорее похожий на стекло или горный хрусталь. Выглядело хрупким, но легенды утверждали, что этот меч что угодно может разрубить. Юноша ударил по одному из камней, лежащих у входа. Меч зазвенел, камень развалился надвое, будто это было яблоко, а не гранит. На клинке — ни царапины! Глетчер убрал меч в ножны:

      — Надеюсь, он мне никогда не пригодится. Очень тебя прошу, Карина, забудь о том, что здесь произошло. Пообещай мне.

      — Обещаю.

      — И дождь, кажется, закончился. Можно и дальше идти.

      Дождь прибил пыль, но земля не смягчилась, даже луж не осталось: вода ушла вглубь. Солнце уже опять светило в небе, как раньше, заиграло всеми лучами на короне и золотых кудрях эльфа, и по горам побежали во все стороны солнечные зайчики.

      Глетчер больше не тревожился. Он прикинул, что до заката они успеют пройти несколько миль, если дорога будет такой же ровной, а завтра уже будут в Стартоне.

      Шусты, уставшие бежать сами, напросились обратно в карманы и теперь выглядывали оттуда с довольным видом, их розоватые ушки шевелились в такт шагам эльфа.

      Эльф тряхнул золотыми кудрями, движение которых теперь сдерживала золотая корона, и сказал:

      — Пора.

      На кирпичной земле почти не оставалось следов. Кое-где попадались пучки желтоватой травы, на скалах ютились кустарники с узловатыми корнями.

      Где-то вдалеке загрохотали камни. Вероятно, обвал. Эхо раскатилось по горам, и Поднебесные горы загудели все разом, по их склонам покатились вниз мелкие камешки. Эльф остановился, прижал дрожащую девушку к себе и прислушался. Рокот заглох вдали, и горы успокоились.

      — Это впереди?

      — Надеюсь, что нет… — Глетчер ещё какое-то время прислушивался.

      «А если дорогу завалило?» — подумалось ему. Осыпавшиеся с гор камни похрустывали под ногами.

      Грохот повторился, но на этот раз юноша не понял: то ли это камни загремели по склонам, то ли гром вдалеке. Видно, обвалы тут были частыми.

      Кое-где горы были пронизаны блестящими жилками. Судя по играющим в них солнечным лучам, это было золото. «Хорошо, что грулли об этом не знают, — подумал Глетчер, — не то бы всё тут перерыли!» Сами эльфы золото не ценили. Цветы, музыка — вот настоящие сокровища. Как бы ни был теперь эльф далёк от сородичей, в этом он от них до сих пор не отличался. Ему нравился, конечно, холодный блеск золота, но власти оно над ним не имело. Так что он посмотрел на золотую жилу и через пару шагов уже позабыл о ней.

      Солнце спряталось за вершинами, небо сразу начало темнеть. Показалось даже, будто неба тут нет вовсе — одни сплошные горы. В сумерках они казались мрачными, таящими в себе многочисленные опасности или секреты… Зачаровывающее зрелище!

      Вскоре темнота стала такой плотной, что нельзя было разглядеть даже камешков под ногами. Глетчер с размаху налетел на какой-то валун и пребольно ушиб колено. Он потёр ногу и остановился:

      — Всё, привал, не то наставим себе синяков да шишек.

      Он осветил камень наколдованным факелом. Валун, наверное, свалился с гор, поскольку рядом с ним валялось ещё несколько таких же. Да и дорога впереди, кажется, была засыпана камнями разной величины. Глетчер воткнул факел между двумя обломками скал, и тот багрово осветил всё на несколько футов вокруг. Шусты тут же выскочили из плаща и устроились под факелом. Наверное, им нравился свет.

      Эльф поколдовал, и на камнях разгорелся костёр. Ночь, он полагал, должна быть прохладной.

      Ужинали молча, не считая писка шустов.

      Корона с непривычки давила на лоб, Глетчер подправил её и вздохнул. «Возвеличился, ничего не скажешь…» — подумал он, разглядывая меч. Сейчас, в свете костра и факела, прозрачный клинок выглядел удивительно: казалось, это не алый свет падал на него, а кровь струилась по кристальным жилам, а камни, как капли росы, готовы были вытечь из оправы, так в них переливался перламутровый свет. И ещё, судя по ощущениям, Ллайтар в темноте казался тяжелее, чем при солнечном свете. В легендах ещё говорилось, что меч сияет, когда его ждёт сражение, но Глетчер очень надеялся, что возможность это выяснить ему никогда не представится.

      Пояс снять удалось без труда. Пряжка на нём была золотой, с изображенной в центре виноградной лозой, а по бокам сияла каёмка из мелких жемчужин того же цвета, что и глаза самого эльфа. Глетчер подложил пояс под голову вместо подушки, опустил на него голову.

      — Надеюсь, змей тут нет? — спросила эльфийка, укладываясь.

      Глетчер вспомнил, что видел змею, и заговорил их от змей и прочей ползучей нежити.

      Из-за горного хребта выплыла луна и бледно озарила всё вокруг. В её потустороннем свете горы казались ещё таинственнее, чем прежде, словно под луной рождалось какое-то новое колдовство.